Текст книги "Повесть о потерянном времени"

– Да нет. Картой в свое время научили пользоваться. Пришлось остановиться и «измученных нарзаном» регулировщиков погрузить.

– А-а-а, вот в чем оказывается дело! А я и думаю, что-то как-то странно они себя ведут. Рядовой на дороге качается, а прапор в кустах руками зачем-то размахивает. Думаю: может, вводную какую отрабатывают. И не стал останавливаться.

– Да-да, вводную: отравление нервнопаралитическим газом. Вам и не надо нигде останавливаться, – это не Ваша задача. Ваша задача – норматив по совершению марша в позиционный район выполнять, а вы ползете как черепаха!

– А что я могу сделать? Этот урод уже два раза чуть в кювет не улетел. Не видит, видите ли, он ничего в тумане. Какая-то «туманная слепота» у него. Чуть не угробил машину и экипаж. Полный кунг у меня бойцов и аппаратуры!

– Почему это полный кунг? Должно быть три человека.

– Три экипажа у меня там. Транспортный «Газ-66» не завелся, пришлось его в парке оставить, а бойцов всех сюда засунуть.

– Сплошные нарушения у Вас, товарищ лейтенант. Да и сами бесстрашно так вышагиваете перед пятитонным агрегатом, за рулем которого трясется ополоумевший «слепой» водитель. Он ведь сейчас с перепугу «газ» с «тормозом» перепутает и…: «Напрасно старушка ждет сына домой…». Душераздирающая картина: расплющенное тело лейтенанта ракетных войск, подающее световые сигналы заблудшим в тумане автомобилям и самолетам соотечественников. Какая смерть! Какой высокий подвиг! А самому за руль?! Вас же учили, и права, наверное, выдали?

– Права-то есть, но ведь сдавал я на них еще на втором курсе. Сами знаете. А после этого ни разу за рулем не сидел.

– А почему? Вы уже год в части и за вами аж целых четыре автомобильчика числится! И за руль-то надо бы периодически садиться. Садится и по пустому парку хотя бы иногда нет-нет да и по нескольку кругов так про между прочим нарезать. Но нет, Вы выше этого. А все потому, что забыт старый и верный командирский принцип: «Делай как я!», а Вы, видимо, за порочным современным лозунгом: «Делай как я сказал!» решили отсидется? Ладно, потом разберемся. Сейчас надо норматив выполнить. Я сейчас вас подцеплю и до границы тумана дотащу. Дальше сами.

– Хорошо, Сергей Михалыч.

– Не «хорошо Вася», а: «есть, товарищ старший лейтенант!»

– Есть, товарищ старший лейтенант!

– Вот так-то оно будет лучше. Это за столом, за рюмкой чая мы с Вами однокашники. А здесь я и по должности, и по званию старше Вас. Это понятно?

– Понятно.

– Действуйте. Цепляйте буксировочный трос.

Лейтенант Паша, уныло опустив свой нос-«вопрос», засеменил к своей перегруженной машине, и вскоре туманная округа огласилась его возмущенными воплями. Не вслушиваясь в смысл Пашиных воплей Сергей описанными в Уставе жестами подогнал и поставил перед «ползуном» свой могучий «КРАЗ». Пашины крики все не умолкали, и Сергей вынужден был продолжить свое общение с рассеянным лейтенантом. Подойдя к месту Пашиных возмущений и вникнув в их суть, Сергей едва не лопнул от сдерживаемых приступов смеха. Оказывается, пока Паша уныло брел по туманной дороге с фонариком, простой парень Заболонник, видимо, борясь с никак не отступающим от него стрессом, умудрился «умять» все Пашины пирожки, заботливо испеченные женой и упакованные им в свой «тревожный» чемоданчик. Пирожки были Пашиной страстью и он уминал их с поразительной быстротой, как только для этого выпадала хоть малейшая возможность. Он постоянно таскал их с собой, завернутые в промасленную бумагу и тщательно упаковыванные в то, что хоть как-то приличествовало обстановке. В кожаную папку – если шел на партийное собрание, в брезентовую сумку из под эксплуатационной документации – если шел в парк руководить регламентным обслуживанием техники и т. д. И все всегда было нормально. Хотя окружающим Пашу офицерам не всегда нравились эти его странности. Особенно когда эти окружающие были голодны. Делиться-то Паша никогда не торопился. Только под градом грубых военных насмешек. Но, в любом случае, Паше доставалась львиная доля предметов его обожания. А вот сейчас этого не произошло. Хотя, казалось бы, надежно все упаковал он в «тревожный» свой чемоданчик, защищенный двойной молнией, а трагедия все равно неприминула случиться. Туловище лейтенанта едва не выпрыгивало из сапог: «Вы подлец, Заболонник! Вы вор! Я отдам Вас под суд военного трибунала!» «Да я это… Товарыщ, лытынант… Так пахныт… Думал, чуточки отломаю… А воны кончылысь… Можэ, нэ надо зараз в турму-то? Я вед вирну, мамке зараз напишу она прышлэ». – ковыряя носком сапога асфальт виновато гнусавил еще больше испуганный Заболонник. «Все, хватит! Позже разберемся! – рявкнул справившийся с приступами душившего его смеха Сергей, – Заболонник, цепляйте трос. Куда же ты, балбес? Шпильку в фаркоп вставь. И чтобы держал дистанцию, Заболонник! Иначе ты у меня не в тюрьму попадешь. Убью я тебя, лично убью. Вот этой монтировкой убью. Понял меня? По машинам!» Движение наконец-то было возобновлено. «Скорей бы уже доехать, – думал Серега, – развернуться бы поскорее, войти в связь, да и поспать хоть пару часиков где-нибудь. Кстати, а как у этих «стратегов» организован отдых личного состава в полевых условиях?». Голова его почти бессильно болталась в нахлынувшей полудреме, а полупотухшее сознание подсчитало, что за прошедшие двое суток поспать ему пришлось от силы часа три. «Суточному наряду разрешается спать (отдыхать лежа) не более четырех часов, – пришли на память спутанные строки из Устава, – не более четыре часов… Три часа – это не больше четырех. Так это же за сутки… А у меня третьи уже пошли. Да и не в наряде, вроде как, я…».

Но не надолго сегодня выпало чуть полувздремнуть расслабившемуся было старлею. Не до конца угасшее сознание внезапно просигнализировало о какой-то угрозе. Туловище старлея встрепенулось и привело расслабившееся было сознание в состояние полной боевой готовности. Боеготовое состояние позволило выявить прямо по курсу наступательного передвижения арьергарда двигающейся на учения колонны лениво перебегающего дорогу лося. Лось был едва заметен в рассеивающихся клубах низинного тумана и перебегал он дорогу, скорее всего, не так уж и лениво – шел знакомый всем живым весенний гон и он, как только мог стремился широким шагом куда-то в лесную чащу к призывно голосившей где-то подруге и ничего в округе не замечал. Но этой скорости оказалось недостаточно. Очевидно, не так быстро передвигался он, романтически задрав рогатую свою голову, для того чтобы избежать травмы не совместимой с самоей его жизнью. «Тормози!» – вскинулся старлей. «Вижу!» – коротко бросил за мгновение до команды начавший тормозить водитель. Но было уже поздно. Уйти влево нельзя – по встречной полосе кочегарил клубами солярки такой же «КРАЗ». А справа глубокий кювет и лес с его жесткими даже для тяжелой машины стволами. Резкое торможение, мягкий тычок лосинного тела о бампер (что для многотонного «КРАЗа» два центнера увенчанного рогами лосинного мяса?), и по-предательски жесткий удар сзади заболонниковского «Урала»! «Вот сволочь, – думал Сергей, рассматривая помятый бампер «Урала» и разбитые задние фонари «КРАЗа», – опять все проспал и просрал этот Паша. Недалеко ушел от своего вороватого горе-водителя. Сидят теперь и трясутся оба за потрескавшимся стеклом кабины. Боятся выходить-то гады, но сейчас придется». Сергей уже направился было к кабине, когда заметил испуганное исчезновение в ней двух голов. Головы стремительно обрушились куда-то вниз. «Ну все, обосрались оба окончательно, как вот с такими можно будет воевать и еще побеждать кого-то? – подумал Сергей и только сейчас обнаружил зажатую в ладони большую заводную ручку. – А-а-а, вот в чем дело… Грозился ведь «в случае чего» убить. «В случае чего» наступило. Вот поэтому и трясутся. Они ведь все, не нюхавшие пороху, считают «афганцев» такими чокнутыми «дураками», для которых убить человека – это как, иногда говорится, два пальца под струю. Наверное, так оно и есть. Во всяком случае, пусть боятся дальше. Боятся – значит уважают». Сергей забросил (от греха подальше) заводную ручку в кабину «КРАЗа» и направился к дрожащим на полу кабины трусам. Те, видимо, за ним наблюдали. Отметив отсутствие в руках старлея грозного оружия, головы вновь вынырнули из своего позора и замаячили за треснувшим стеклом «УРАЛа». При этом голова «старшего машины» совершала наступательно клюющие движения уныло повисшим носом в сторону оправдательно кивающей головы «слепого» водителя. «Да-да, Паша, теперь самое время как следует заняться воспитательной работой, – с презрением подумал Сергей и стал внимательно осматривать дорожное полотно. – А где же лось? Что-то нигде его не видно. Может, все-таки выжил, сластолюбец эдакий, и скрылся? Надо как можно быстрее в этом убедиться, либо срочно прятать куда-то его тушу. Иначе от егерей потом не отобьешься. Все денежное содержание уйдет на штрафы». Тушу лося Сергей обнаружил в кювете метрах в сорока от последней машины. Следы внешних повреждений на туше отсутствовали, за исключением обломанного рога. «Видимо, от сотрясения мозга, – подумал Сергей, – надо же, зверь ведь вроде. Зачем, казалось бы, ему мозг? Кору глодать и лосих драть можно, наверное, и без мозгов. Но вот, поди ж ты, тоже без них никак. Сотряслись и – амба». Кусок лосинного рога, напоминающий кусок коры застарелого дерева валялся неподалеку. Дабы замести следы невольного преступления, его пришлось отбросить ударом сапога в глубокий болотистый кювет. В сожалении о незавидной лосинной участи, Сергей дошел до дверей кабины «УРАЛа» и, открыв дверь, приказал растерянно хлопающему веками враз поглупевших глаз Захаруку: «Лейтенант, возьми пару-тройку бойцов из своего преступно переполненного кунга и быстрее тащите лося в мою машину. Лось вон там, в сорока метрах отсюда. Подъезжать не будем, маневрировать уже некогда. Если появится какая машина – лося в кювет и всем изображать коллективное справление малой нужды. И по краю тащите, а то еще бойцов твоих, как лосей, здесь понасшибают. Живо!» Лейтенант Паша суетливо принялся за исполнение приказания, а Сергей пошел к своему «КРАЗу», сметливый водитель которого уже растворил двери кунга для приема очередного «гостя». Уставшие регулировщики отдыхали в тех же позах, в которых их недавно складировали. И ничто не могло нарушить покоя этих беззаветных тружеников автомагистралей. Ни бегающие по проезжей части любвеобильные лоси, ни коварство подлых в подслеповатости своей «заболонников». Свежую тушу остывающего лося быстро уложили рядом со спящими и сразу же тронулись в путь. Нормативы свершения марша трещали по всем швам. До позиционного района по Серегиным подсчетам оставалось километров двадцать, а контрольное время заканчивалось через тридцать минут. Успеть еще было вполне возможно, но с этими «заболонниками»…

Ревущий «КРАЗ» с болтающимся за ним на высоких ухабах «Уралом» ворвался в полевой район за две минуты до окончания нормативного времени. На лице зафиксировавшего этот факт посредника отразилось сожаление, но, заметив мятый бампер и разбитые фонари, штабной чистоплюй разом просветлел и принялся что-то агрессивно черкать в свой погрязший в бюрократизме блокнотик.

В полевом районе полным ходом шло разворачивание боевой техники. Угрожающе раскачиваясь на растяжках, устанавливались мачты антенн, раскидывались лоскутные полотна массетей, повсюду разносились кузнечные звуки многоголосого вбивания кольев заземления, и поначалу на прибывших никто не обратил внимание. Но как только запоздавшая аппаратная снова заняла место в развернутом боевом строю и экипаж приступил к ее разворачиванию, как гриб из под земли перед Сергеем вдруг неожиданно вырос воинственный Пчелкин в съехавшей на бок фуражке-аэродроме, на этот раз полевого фасона:

– Где вас черт носит, Просвиров? Захарук с десятком бойцов исчез куда-то, Вас нет, целый пост регулировщиков – как слизало с дороги! Комбат тут бегает. весь на говно постепенно исходит, а я ни бе, ни ме, ни кукареку ему ответить не могу!

– Это очень плохо, Пчелкин, если Вы до сих пор с ходу правдиво звиздеть начальству не научились. А по поводу того, что меня где-то носит, Вы бы лучше об уровне водительского мастерства своих водителей и старших загодя побеспокоились бы.

– Теперь уже и Ваших, товарищ старший лейтенант!

– Вот я уже и приступил к исправлению пока еще Ваших недоработок. Прошу обратить внимание на результаты выработки у личного состава навыков езды на гибкой сцепке.

– Да-а-а, бампер-то – черт с ним. Пока здесь стоим Заболонник снимет его и отрихтует, он, кроме того что болты крутить и молотком стучать, больше ни на что и не способен. А фонари-то где я Вам тут в лесу достану?

– А где же Ваш запас? ЗИП-то Ваш где?

– Какой еще ЗИП? Вы в своем уме? Тут только и успеваешь, что дыры латать!

– Ну, дыры – это уж совсем… Это уже признак бессилия.

– Ловлю Вас на слове. Как вернемся, так Вы этим бессильем и займетесь. А сейчас ознакомьтесь со схемой организации связи и приступайте к контролю нормативов установления связи.

– Не так быстро, у нас с Вами еще два незавершенных мероприятия.

– ?????

– Извольте пройтись к моему «КРАЗику».

Когда Сергей с «Буонапартом» были уже почти у цели, на них из-за толстого соснового ствола набежал, свирепо вращая глазами, неистовый подполковник Шахрайчук. И без того высокий уровень свирепости которого был существенно повышен тем обстоятельством, что его воинской беззащитностью только что в очередной раз воспользовались в конференцзале командно-штабной машины (КШМ). И воспользовался не кто иной, как какой-то заместитель командира пусть даже и вышестоящей части. А поскольку часть была вышестоящей, этот заместитель являлся для Шахрайчука прямым начальником. Нет-нет, этот заместитель ничего противоправного не совершал, пользуясь своим более высоким положением. Он, всего-то навсего, имел неосторожность предложить бывшему танкисту доложить схему организации связи на предстоящие учения.

– Ну, мы тут это…, – уныло начал, переминаясь с ноги на ногу у расстеленной на большом столе схемы, Шахрайчук (замовлявший преимущественно на всеми понимаемой мове, а в моменты лишения воинской невинности всегда переходивший на не всегда понимаемую окружающими смесь русско-украинского языков), – сначала поихалы значыт, а потом приихалы и тэперь разворачываемся.

– А дальше-то что? Развернетесь сейчас, подадите питание, включите станции и чего? В скольких радиосетях и радионаправлениях будет осуществляться информационный обмен? Какой ресурс орбитальной группировки предполагается задействовать для организации спутниковой связи? Сколько радиорелейных и тропосферных каналов будет организовано?

– Ну, в общем, это…, что тут нарисовано, что Вам завготно, то мы и зробым. Мы людины исполнительные.

– А выделенного частотного ресурса хватит Вам?

– Рэсурса?! – лицо Шахрайчука расплывается в суровой улыбке пещерного человека, – тю, та этого добра у нас нэ мэрэно. Зараз народу у нас дюже богато. Ежели надо, то мы и шисть смэн на дэжурство зробым.

– Ну и дуб же Вы, извините, Андрей Петрович!

– Так, тощно, товарыщ полковник, зато командыр части, – мстительно шипит подполковник, украдкой с завистью поглядывая на полковничьи погоны пусть заместителя командира, но все же вышестоящей части.

– Идите и позовите ко мне начальника Вашего штаба. Может хоть от него чего-то удастся добиться.

– Есть, товарыщ полковник. Пойду соби зараз.

Вот после такого диалога и произошла знаменательная встреча обоих старлеев с вочередной раз лишенным воинской невинности Шахрайчуком. В жизни его было много подобных лишений, и каждое из них приводило его в скрытую ярость. Ярость постоянно искала выхода и ждала подходящего случая. Иногда случай представлялся очень быстро. Как, например, сейчас. Кубарем скатившись со ступенек КШМ-ки и завидев пробирающихся на лесную поляну старлеев, Шахрайчук устремился к ним лавируя между деревьев. Достигнув цели, он немедленно приступил к разрядке, решив начать с Сергея:

– Вы шо?! Вы мнэ усе норматывы чут нэ угробылы!

– Так уложились же.

– Уложылыс вони… Рэгулыровщики куды-то пропалы, лэсныки приихалы, что-то про лосив гутарят, щэ Вы гдэ-то шастаэтэ! Бардак!

– Да нет никакого бардака, товарищ подполковник, все на месте. Все четыре трупа в сборе, – спокойно возразил комбату Сергей, открывая массивную дверь «КРАЗовского кунга».

– Вы шо?! Якые такые трупы? Мэнэ тильки этого ще нэ хватало! – испуганно взвопил Шахрайчук, с опаской подходя к машине и заглядывая внутрь кунга.

– Извольте убедиться. Нормальные такие трупешники. Три временных (это которые румяные) и один постоянный (тот, который волосатый). Очень жаль, но он уже неисправим.

– Фу, нэможно дыхати. Самогон, чи шо? А-а-а, знова Окрошкин. Сволочь. Уволю на хер! Гдэ начальнык штабу? Бчелкин, нэмедленно разыскаты его и до мэнэ. Дэ ж вы этих пьянычек знайшлы?

– Как где? На посту. Эти двое, видимо, по очереди регулировали движение колонны. Когда я подъехал, один из них отдыхал на травке, а прапор как мог контролировал их службу, скрываясь в кустах.

– Так зачэм жэ Вы их в кунг поховали?

– Слишком рьяно несли службу. Еще чуть-чуть, и их либо оскорбили бы множественными действиями, либо просто тупо так раздавили. Нам это надо?

– Добрэ. А дэ жэ Вы, Просвиров, лосика затрэмали?

– Нашел на дороге, товарищ подполковник. Кто-то сбил его, горемычного и скрылся с места преступления. А я остановился, пощупал – теплый еще. Чего же добру-то пропадать?

– Добрэ. Отвэзытэ его у едальню. Старшинэ пэрэдайтэ, хай менэ сэрдцэ зажаркует. И щоб нэхто нэ бачив!

– А с этими алкоголиками что делать?

– Та вырахайтэ их на зимлю. Нихай охолонут. Вон якы румяны, свыньи.

Подозванные Сергеем солдаты аккуратно стащили не подающие признаков жизни тела опальных регулировщиков наземь, но, когда дело дошло до тела Окрошкина, возникли некоторые трудности. Пальцы прапорщика, реализуя профессиональный инстинкт, мертвой хваткой вцепились в лосинную шерсть и выудить его из кунга в одиночку оказалось делом очень не простым. Если не сказать больше – было это дело попросту не реальным. Людям, знакомым с особой хваткой прапорщиков, это вполне понятно. Есть даже такая народная загадка: «Кто может унести на себе больше: прапорщик или слон?» Сразу предлагаем отгадку: «Если на склад, то слон. Если со склада, то прапорщик». И ладно бы, прапорщик был еще в сознании, тогда еще иногда можно было убедить его проникающей силой командирской мысли. Но прапорщик-то был абсолютно без сознания. Поэтому пришлось стаскивать его тушу вместе с лосинной. Сознание неожиданно посетило Окрошкина, едва тело приняло положение близкое к вертикальному, а ноги коснулись земли. Очнувшись, он некоторое время дико озирался то на однорогое чудовище, то на Шахрайчука, а затем, стыдливо прикрываясь лосинной тушей, прапорщик попытался как-то боком, по-крабьи спрятаться за машиной.

– Куды Ви, Окрошкин? – дико взвизгнул Шахрайчук, – Куды ж Ви зараз ховаетесь, негодяй? Лосика-то положьте! Шо случилось с Вашими бойцами? Воны ще, вбыты?

– Да я-то откуда знаю, товарищ подполковник? Я-то абсолютно тут ни при чем, и совсем ни в чем не виноват. Стоял себе, регулировал как положено, а тут этот зверюга, – скороговоркой залепетал неожиданно тоненьким голоском, мгновенно сориентировавшийся в обстановке Окрошкин и продолжил, приподнимая для убедительности лосиную голову, – бац меня рогом, видите – обломал даже. И все. Больше ничего не помню. И что с бойцами потом случилось – не знаю. Может их лось оставшимся рогом забодал?

– А чому же от Вас разит, як от бочонка с бражкой? Фу, дюже погано дыхаты.

– От стрессу, товарищ подполковник. Исключительно от пережитого стрессу! У меня всю жизнь так, с самого малолетства. Как только стресс, так сразу начинает спиртом пахнуть. Двойку в школе получишь, бывало, – и сразу запах. Сколько после этого родителей в школу вызывали. А раз было, товарищ подполковник, – вдруг доверительно зашептал лепетавший до этого полупьяной скороговоркой испуганный прапорщик, – из школы даже исключили. Вот Вам крест.

– Та заткнытэсь Ви вже! Трэба вже закусыты от Вас. За бойцыв под трыбунал пийдетэ. А за пьянычство – Вам строгий выговор, товарыщу прапорщыку.

– Зачем он мне? Он мне не нужен, – от видимого огорчения силы стали покидать неисправимого нарушителя спортивного режима, и он попытался положить лосинную тушу на земь. Но пальцы прапорщика при этом по-прежнему отказывались разжиматься и поэтому тело Окрошкина приняло устойчивое положение буквы «Г».

Именно в таком положении его и застал прибывший начальник штаба (НШ). Доложив о прибытии командиру, НШ удивленно взглянул на икающего ракообразного прапорщика и заметил:

– Глядите-ка, Окрошкин-то у нас начал исправляться. Мы думаем, что он с поста дезертировал, а он-то, оказывается, лосей для кухни по всему лесу ловит. Заготовкой свежего мяса, стало быть, занимается. Вносит, так сказать, разнообразие в строгий солдатский консервный рацион. А я-то и думаю, что это сюда егеря зачастили? Только-только вокруг кухни крутились, принюхивались. Пришлось их под предлогом борьбы с диверсантами выпроводить из тылового района.

«Ну, Захарук, сволочь. Все-таки засветился. Видимо, кто-то засек все же отдыхающего на обочине лося с проезжающей мимо машины и «стукнул» егерям. Ну что это за лейтенант? Что ему можно доверить, если он даже имитацию группового оправления малой нужды не может организовать?» – начал было зло размышлять Сергей, но его мысли прервал близкий к истеричному выкрик Шахрайчука: «Да пустытэ Ви зараз лосика, сволота!» Пальцы взрогнувшего прапорюги наконец испуганно разжались, и он расслаблено, неполным мешком свежей рыбы повалился на землю. «Мешок» ртутью растекся по свежей траве и тут же, облегченно дрожа, сотрясся в громком музыкальном храпе.

– Вот гад! Стальные нервы. Или старые дрожжи? Он ведь от тех своих похождений еще не отошел, но уже умудрился еще раз нажраться. Что прикажете делать со всем этим безобразием? – обращаясь к командиру удрученно спросил НШ.

– Шо– шо, ни шо! – пьянычек поховать по дэзотсекам аппаратных и зачинить до утра. Утром трэмайтэ мой «УАЗик» и на «губу» всю эту сволоту. Прапора на пьятнадцать суток, бойцив на дьесять, – начал успокаиваться и постепенно отдалятся от «ридной мовы» Шахрайчук, – вси по местам, а лосика на кухню. А Вы, товарыщу майор, сходите до КШМ и доложите как начальник штаба этим умникам про какую-то схему. Схемы и бумаги – это по Вашей части. Они там по схеме какими-то ресурсами очень интересуются. Прислать бы им сейчас Окрошкина с докладом, мы бы посмотрели на их ресурсы.

Сергей проконтролировал начало транспортировки оживающих тел регулировщиков и храпящего тела прапорщика по указанным командиром местам и, поправив водруженную обратно в кунг тушу лося, тщательно закрыл тяжелые двери. Впрыгнув в кабину «КРАЗа», он отдал команду водителю о следовании в тыловой район, и они запрыгали на громадных колесах карьерного грузовика через пеньки ведущей туда просеки.

Найдя, средь наспех натянутых палаток, старшину Сергей отдал ему распоряжение по поводу лося и его безвременно остановившегося сердца. Пожилой прапорщик выслушал его и взмолился:

– Какой еще лось, товарищ старший лейтенант, тут с нашими консервами-то не разобраться никак. Повара нормального уже который призыв не присылают. И дизель уже третий час завести не можем, а как заведем, кухня током начнет дубасить.

– С дизелем и кухней разберемся, а повара с консервами – это, извините, ваши проблемы. Формируйте «лосинную» команду и освободите мне кунг от падшего скота. Надеюсь, понимаете, что все должно быть сделано скрытно. Без лишней огласки и выпуска «Боевого листка»?

– Постараемся.

– Вот и хорошо. Дайте соответствующие команды и пойдемте вначале к дизелю.

Оценив степень плачевности состояния аккумуляторов пускового механизма дизеля, Сергей быстро организовал его запуск от «КРАЗа» и перешел к осмотру полевой кухни, состоявшей из четырех электрокотлов. Тэны котлов выглядели не лучше дизельных аккумуляторов, но тут уже ничего поделать было нельзя – запасных не было.

– Да-а-а, как у вас тут все запущено, старшина. Трупов ждете? – с надеждой спросил Сергей, – трупы скоро придут. Не замедлят вскоре они появиться – изоляции нет на половине тэнов. Вот потому и шьет постоянно на корпус.

– И что же делать? Людей-то кормить надо?

– Одних людей нельзя кормить ценой жизни других, старшина. Мы же не каннибалы. Самые опасные места я замотал изолентой. Слабое утешение, конечно, но пока – хотя бы так. И заземлить надо получше. Сделайте три контура и подсоедините их сюда, сюда и вот сюда. А своих кухонных бойцов заставляйте непрерывно мочиться под колья, дабы улучшить проводимость местной почвы.

– Это же антисанитария! А тут еще эти посредники везде крутятся в поиске недостатков.

– Шучу. Воду лейте под колья после мытья посуды. Этого будет вполне достаточно. Кстати, а как у вас организуется отдых командного состава?

– Никак. Места в палатках у нас только для личного состава, а офицеры сами где-то пристраиваются. Кто как. Кто в кабине, кто в аппаратной, а кто и в дезотсеке аппаратной.

– Великолепно.

– Да Вы и сами не сможете в этих палатках уснуть. Галдеж постоянный. Одна смена ушла, другая пришла, освещение слабое – все толкаются, и вещи путают. А дух…! Такой дух там стоит, хоть топор вешай.

– Ладно, как-нибудь определимся. Поехал я связи пробивать. Про лося не забудьте.

– Будет готов – дам знать.

– Мне не надо. Я и так себя невольным соучастником убийства чувствую. Комбата известите. Он как увидел эту гору мяса, аж затрясся весь бедный. Дома, наверное, мяса не доедает. Денежного содержания подполковника, видимо, маловато для удовлетворения его потребностей. А тут такая вдруг халява образовалась. Пусть повеселится. Может орать меньше будет.

– А вот хрен ему. Он и так в «УАЗик» свой еле влезает. Отщипнуть, конечно же, отщипнем, но и себя не забудем. Желаем здравствовать, товарищ старший лейтенант. А то заходите… Мы и к лосику чего-нибудь сыщем.

– Спасибо. И Вам – не хворать.

Вернувшись в позиционный район, Сергей определил место стоянки своего «КРАЗа» и, наказав водителю и аварийной команде заняться маскировкой большегрузного автомобиля, направился осматривать аппаратные.

Везде царила рабочая обстановка, в аппаратных весело помигивали желтыми и зелеными огоньками контрольные лампочки радиоприемников, тревожно звучала морзянка, и в испуге метались за ней стрелки встроенных в передатчики приборов. Словом, шло вхождение в связь, и постепенно открывалась работа в радиосетях и радионаправлениях. «Буонапарте» уже час где-то «совещался» с Шахрайчуком, и его руководящая и направляющая роль временно тоже где-то отсутствовала. Благодаря усилиям опытных взводных Затыгулина, Блануты и Замутянского, процесс шел даже с некоторым перевыполнением плана. Сильно отставал от передовиков вечно сонный лейтенант Николаев, а у приснопамятного Захарука уже и вовсе наметилась полная катастрофа. Сергей застал его у темной аппаратной, вокруг которой уныло бродили, дрожа и пытаясь согреться, уже успевшие основательно промерзнуть в еще холодных весенних сумерках горемыки-бойцы.

– В чем дело, Захарук? – как можно спокойнее спросил старлей у что-то внимательно рассматривающего при свете фонаря в наружном разъеме аппаратной Захарука.

– Да вот, питание на новую станцию не можем подать, за неделю до учений пригнали ее, не успели еще разобраться, – уныло отвечал лейтенант, покачивая еще более унылым носом.

– Что-то про питание бормочете, а изучаете зачем-то информационный разъем. Вы так до утра тут проторчите, а бойцов ваших придется скоро в лесу закопать по правилам военного времени. Вы хотя бы в парке пробовали станцию развернуть?

– Разворачивали раз «всухую», без питания то есть. А потом всех замполит на занятия погнал. Кое как все свернули. Оттяжки и кабелюки все перепутали и убежали. А теперь вот по темноте не разобраться никак…

– А вы позовите сюда замполита. пусть он теперь вам тут все распутает и подключит. Или пусть какую речь зажигательную произнесет. Может сразу все само собой и образуется.

– Так ведь замполит же…

– Причем здесь замполит? Кто отвечает за боеготовность вашего взвода? Замполит, он только за нашу веру в праведность КПСС отвечает. И мы верим, что у КПСС все хорошо. А вот конкретно у Вас – все плохо. Ладно, заканчиваем сотрясать воздух словесами. У Вас хотя бы эксплутационная документация с собой?

– Сейчас разыщем.

– Правильно, как у каждого русского человека. А у него ведь всегда как? Правильно, сначала руками надо все пощупать и собрать что-нибудь «методом научного тыка», а уж только потом, ежели чего совсем не выходит, вдруг посещает удивительная по своей глубине мысль о том, что надо бы все же достать инструкцию и почитать о том, как же надо было делать правильно. Первую стадию Вы уже, как я понял, прошли. Предлагаю приступить ко второй. Вот и давайте для начала посмотрим схему электропитания.

При помощи двух фонарей, старательно поддерживаемых дрожащими руками захолонувших бойцов, схем и инструкций двум военным инженерам вскоре удалось разобраться и подсоединить безжизненную аппаратную к полевой электропитающей установке, а еще через некоторое время сделать ее полноценным элементом полевого узла связи. При выполнении всех этих манипуляций Захарук впервые показал себя с положительной стороны. «Голова-то у него соображает, – думал Сергей, – и это не удивительно. Дураков-«сынков» в нашу бурсу брали очень редко. А этот на «борзого» сынка, вроде бы, никак не похож. Но командир из него никакой. Ему бы куда-нибудь в сменные инженеры или в НИИ какой-нибудь, но мудрые «кадры», видимо, думают иначе».

Наконец, в расположении роты появился прозаседавшийся «Буонапарте». Сергей коротко доложил ему о состоянии дел. Слушая его, «император» важно и снисходительно кивал, видимо, переполненный более высшими знаниями. Частичкой этих глубинных знаний «великий» поделился с офицерами роты во время наспех собранного совещания: «Комбат нами не доволен. Слишком много проколов. Часть вспомогательной автомобильной техники не завелась и так и осталась в парке. Во время марша вышло из строя еще три аппаратных, которые пришлось тащить на сцепке. Это все зафиксировали пронырливые посредники. Тут еще подсуропили пьяные регулировщики, да и лось этот, будь он неладен, не вовремя на дорогу выпрыгнул. Но это, за исключением мятого бампера и разбитых фонарей пока еще не попало в блокнотики наших сторонних наблюдателей. Действия старшего лейтенанта Просвирова расценены «сверху» как правильные, но предлагается провести дополнительные беседы с бойцами с целью недопущения утечки информации. А сейчас предлагается проверить правильность организации боевого дежурства, еще раз уточнить составы боевых расчетов и организовать отдых свободных смен. Быть готовым к выполнению вводных. С утра продолжить работы по маскировке района расположения роты».