Текст книги "Семь колодцев"

31

Мне опять снится этот кошмар про армию. Это один из самых неприятных снов, которые я когда-либо видел. Он преследует меня уже много лет. Сон, будто меня во второй раз забирают в армию.

Это не мистический триллер и не кровавый ужастик. Вряд ли подобные сюжеты смогли бы произвести на меня большее впечатление. Нет там ни живых мертвецов, ни Фреди Крюггера, ни пожирателей душ. Просто опять несвобода.

Да, для меня самое страшное в жизни – несвобода!

Где-то за забором, там, где кончается военная власть и начинается свободолюбивая гражданская жизнь, все свободны и вольны делать все, что заблагорассудится. Но ты теперь раб, ты подчиняешься всеобъемлющей силе, которая, будучи изначально античеловечной, выворачивает тебя наизнанку, пытается подавить твою волю, уничтожить твою самобытность, вылепить из тебя нечто себеподобное.

Ты как куриная тушка на конвейере птицефабрики. В начале пути ты еще нахохлившийся петушок, который, не считаясь с правилами игры и жизненными устоями, собирается всем показать, ху из ху, но на последнем этапе ты всего лишь содержимое консервной банки, которую в ближайшее время употребят по назначению.

Тебя берут пинцетом за холку, приподнимают и одним точным движением скальпеля вспарывают твое нутро. Содержимое твоих мозгов и души вываливается на специальный стол и подвергается тщательному осмотру и выборочному анализу. Ненужное тут же изымается и мгновенно на твоих глазах уничтожается, а к остаткам добавляют новое. После этого тебя вновь, словно куклу, набивают новой субстанцией и зашивают.

Этакая машина по клонированию бездушных и подлых существ.

Теперь ты один из них. Твоя роль в этом сверхмощном громадном механизме быть маленьким винтиком, песчинкой. День и ночь ты тихо скрипишь, в отчаянии кусая губы, но, переделанный и к тому ж намертво вкрученный в резьбу, ничего не можешь.

Изо дня в день продолжается одно и то же. Тебя давят, давят, давят. Кто-то сдается, кто-то ударяется в бега или сходит с ума, но ты держишься, всех обманываешь, прикидываясь в доску своим. Ты в одиночку борешься с системой и иногда даже побеждаешь в небольших тактических схватках…

В общем, очень неприятно.

И что характерно! Всегда одни и те же рожы. Полковник Куц по кличке Нацист, майор Веремеев по прозвищу Доберман…

Единственная отдушина – капитан Сабитов, которого лишили очередного воинского звания только за то, что в его портфеле обнаружили книгу Булгакова «Собачье сердце». Встречая его на боевом посту, я по ошибке всегда называю его вместо капитана товарищем майором, а он каждый раз с доброжелательной ухмылкой меня поправляет…

32

Недалеко от моей новой квартиры – этого роскошного замка с мраморными колоннами, статуями и лепниной на потолке – возвели шикарный торговый центр, где на первом этаже располагался огромный продуктовый супермаркет. Построили его достаточно быстро – почти за год, на том самом месте, где раньше, распространяя по округе стойкий смрад, располагалась известная всем забулдыгам Москвы пивнушка, в которой я еще студентом провел немало счастливых часов в компании своих бесшабашных сокурсников.

Однажды я решил посетить этот магазин, и на то у меня появились весьма веские причины. Дело в том, что моя домработница почти всегда сама закупала продукты и сама готовила. Поначалу я составлял ей список продуктов, которые требуется купить, и перечень блюд, которые необходимо приготовить, а также проверял все расходы, заставляя ее составлять подробные отчеты. Однако через полгода мне это надоело, и я пустил дело на самотек. Женщина оказалась не очень изобретательной и чаще отдавала предпочтение привычным с советского времени комбинациям блюд, а также, по моим прикидкам, слегка подворовывала, а на такие дела у меня давно выработалось особое, почти мистическое чутье. Но меня все устраивало, тем более что появились хорошие рестораны, клубы и я часто в них зависал в компании деловых партнеров. И все же иногда мной овладевал некий поварской зуд, когда хотелось собственноручно приготовить что-нибудь вкусненькое. И тогда я намечал, что буду готовить, потом штудировал рецепты в поваренной книге и затем отправлялся за продуктами.

На этот раз я возмечтал о харчо из баранины. Благоуханные соки нежной бараньей грудинки смешиваются с густым простодушием лука, тугим дурманом чеснока, прелестной вкусовой ноткой кислой сливы; потом еще рис, томатная паста, всякие приправы… Добавить к этому триста граммов труда, щепоть врожденного чутья, каплю экспромта, настоянного на чувстве меры, еще на кончике чайной ложки толику волшебства, без которого не обойдется ни одно заслуживающее внимание кушанье, и получаешь чудесную композицию манящего запаха и задушевного вкуса…

Итак, я оказался в новом торговом центре и, побродив по этажам, кишащим магазинами, закусочными и мини-кинотеатрами, спустился в супермаркет и обзавелся на входе внушительной продуктовой тележкой.

Торговый зал был огромным, мне показалось, что и за час его невозможно обойти. Продуктов же было столько, что оставалось лишь догадываться, какой нужен сверхмощный механизм, чтобы обеспечить все эти бесконечные нагромождения на полках.

Я никогда не любил магазины. Вот и теперь перспектива поисков необходимого в этом океане деликатесов меня так напугала, что некоторое время я в нерешительности стоял у входа, борясь с желанием все бросить и бежать. Ну его к лешему, это харчо! Но тут в зал хлынула новая волна покупателей, почти насильно подхватила меня, понесла в глубь торгового зала, затянула в самый омут продуктовой вакханалии и вскоре выплюнула на отмель, посреди душистых фруктовых пирамид, возведенных на широких прилавках.

Я пришел в себя и осмотрелся. Вокруг громоздились непролазные продуктовые джунгли, пестрота и разнообразие которых потрясали. Везде, не поднимая глаз, копошились маленькие работящие обезьянки – весь персонал был явно завезен из какой-то далекой и необычайно трудолюбивой страны.

Боже! Прямо холестериновый рай! Тут есть все для самого разнузданного чревоугодия! Вот где истинный гурман мечтал бы провести последние дни своей жизни!

Я успокоился, любопытство пересилило. Я тараном двинул свою тележку вперед и не успел опомниться, как наполнил ее до краев. Я безвольно, без разбора хватал все подряд, хаотично бросаясь из стороны в сторону, и, только пройдя с километр полок, остановился и тяжело задумался. Я еще ничего не нашел из того, что мне нужно, а уже набрал продуктов долларов на двести. К тому же кто это все будет есть? Сам я после того, как стал ходить в спортивный зал, старался не переедать, а если и ел, то нежирные, низкокалорийные продукты. Да и свое харчо я собирался лишь попробовать полтарелочки, а остальное отдать голодающим Поволжья – несчастному Вовочке, которого уже зазвал в гости, наказав ему не приезжать без самой большой кастрюли, которую он у себя дома найдет.

Поразмыслив, я решил разгрузиться, но советский хапательный рефлекс оказался во мне сильнее, и я выложил на полку всего пару маленьких баночек.

Наконец мясной отдел. Я напихал в тележку расфасованной баранины, уже было направился к кассе, но тут увлекся живой рыбой в аквариумах и вкуснейшими производными рыбной продукции. Потом заинтересовался алкоголем, специями, сладостями и далее меня, ошалевшего от невиданного изобилия и голода, занесло в хлебную зону магазина. И я понял, что никогда еще не видел такого вкусного хлеба и такого мучного разнообразия, тем более что при супермаркете была своя хлебопекарня.

– Мне, пожалуйста, вот этот батон и вот этот, а еще вон тот… – озадачил я служащую на раздаче хлеба, жадно поедая глазами пышные булки и против воли желая непременно попробовать каждую из них.

И тут я увидел нечто, что заставило меня забыть и о хлебе, и о своей продуктовой тележке, и вообще обо всем на свете. Из сладковато-пьянящих ароматов выпечки выплыла знакомая восхитительная головка классической древнеримской формы, с пучком прихваченных на затылке черных волос.

Я сразу ее узнал. Это лицо с красивым чистым лбом, правильным носиком и идеальным овалом подбородка я не мог не запомнить. Да, это была та самая девушка из районной библиотеки, которая некоторое время назад помогла мне приобрести нужную книгу.

Она тоже была с тележкой, но, в отличие от моей, в ней лежало всего два пакета молока, брикет масла и пакетик с несколькими мандаринами.

Я необъяснимо разволновался, и только голос работницы супермаркета привел меня в чувство:

– Так хлеб будете брать?

Я машинально протянул руку и принял большой полиэтиленовый пакет с горячими батонами.

– Спасибо…

Хлеб уже не помещался. Я неловко повесил пакет на ручку тележки, но вскоре он соскользнул вниз, упал и я вынужден был наклониться, чтобы его поднять.

Я чувствовал, что ОНА где-то рядом и, возможно, уже заметила меня и, конечно же, вспомнила. Я даже покраснел.

Наконец я разобрался с хлебом и метнулся цепким взглядом туда, где мгновение назад находилась девушка. Увы, моим надеждам не суждено было сбыться. Милая фея уже растворилась в перекрестных потоках слоняющейся публики.

Я рассеянно встал посреди дороги.

Удивительно все это. Я часто ее вспоминал. Несколько раз порывался наведаться в библиотеку, может быть, даже записаться и взять пару книг. А что? Я давно ничего приличного не читал. Взял бы, к примеру, «Витязя в тигровой шубе», как сказал тогда тот парнишка. Или, гулять так гулять, замахнулся бы на «Анну Каренину». Заодно понты перед ней проколотил бы. Надо же не только, блин, думать о деньгах, но и к культуре, ёксель-моксель, потихоньку приобщаться! А то тогда выступал на Съезде предпринимателей России, два слова связать не мог. Хорошо еще, что там все такие были несвязные… Но невероятная для такого ухаря, как я, застенчивость настолько ограничила мои поступки, что несколько раз, уже подъезжая к библиотеке, я разворачивался и с облегчением газовал в противоположную сторону.

Вскоре я уже не мог вспомнить ее лица. Прошло слишком много времени. Но я отчетливо помнил то впечатление, которое она на меня произвела. Ее чудесная улыбка, легкий пушок на ее скулах, ее голос, взгляд… И сейчас, лишь только я ее увидел, это старое впечатление вернулось, стало ярче, острее, больнее.

Наконец я ее обнаружил. Она выбирала булочки с начинкой у соседнего стеллажа. Она была одета неброско, но очень приятно, с этакой интеллигентной утонченностью, и я получил возможность дополнительно отметить, что она стройна, что прямая ее спина придает ее фигуре этакою волнующую ноту, что у нее твердая выпуклая попка и хорошей формы средних размеров грудь. Момент, и я со своей грузной тележкой был уже рядом и с острейшим любопытством осматривал пироги, слоечки и всякие марципаны, делая вид, что сейчас что-нибудь возьму.

– Мне, пожалуйста, один пирожок с капустой и один с грибами, – сказала моя библиотекарша работнице супермаркета.

Я сосредоточенно соображал, как «подъехать», с чего бы начать, но в голову ничего связного не приходило, кроме самого дурацкого: «Девушка, вы меня не помните?» Но такой дешевый заход претил моему самолюбию, к тому же вряд ли произвел бы впечатление на столь начитанную особу.

Я заметил родинку на ее щеке и стал рассматривать ее, не в силах оторвать взгляд. Эта родинка на грациозном изгибе ее скулы оказалась столь притягательной, что прошло довольно много времени, прежде чем я опомнился. Она заметила, повернула голову, и наши взгляды встретились. Ах, ее глаза! Необыкновенны! Сколько в них глубины, блеска, смысла, интриги! Как чудесно их бодрое выражение! Я был в восторге!

Что-то дрогнуло в ее взгляде, вроде бы она меня узнала, но лишь легкая улыбка вежливости на ее лице отметила наш вроде бы случайный визуальный контакт. А я, скованный по рукам и ногам почти детским смущением, только что-то промычал почти про себя, потом ужасно покраснел, мое лицо, наверное, исказила глупейшая гримаса, и далее я неуклюже повернулся и задел свою тележку. Пакет с хлебом вновь очутился на полу. Я со злости едва не пнул его ногой. Наверное, со стороны я выглядел последним идиотом.

Она получила свои пирожки и устремилась к кассам. Пока я собирался с мыслями, она бесследно исчезла.

Весь оставшийся день я находился под впечатлением этой встречи. Я варил харчо, но восхитительные запахи теперь меня мало волновали. Я думал о НЕЙ, о ее глазах, и не уставал проклинать свое безволие. «Ты должен был, бестолочь, заговорить с ней, подвезти до дома! – внушал я себе. – Хотя бы, дурачок, выяснил, замужем ли она? Стоит ли о ней вообще думать?»

Вскоре приперся Вовочка. Вместо кастрюли он предъявил две трехлитровые банки. Еще с порога он радостно повел носом в сторону мясной струи, пришедшей с кухни, в экстазе прикрыл глаза и цокнул языком: «Хар-чо-о-о!»

Я угостил его только что приготовленным яством, густо посыпав оное свежей зеленью. Он съел четыре тарелки. Я так порадовался такому отношению к своей стряпне, что даже выставил на стол бутылку водки.

– Как в ресторане! – облизал Вовочка ложку и опрокинул одну за другой три рюмки подряд.

– Круче! – обиделся я. – Им и не снился такой навар… Водку-то мечи пореже!

– Да под такое харчо можно целый ящик выпить и не опьянеть.

– Спасибо, братан, хоть ты меня утешил!

– А что сам не ешь? – опомнился наконец Вовочка, заметив, что я не составил ему компанию.

– Не хочу. Пока готовил, нанюхался. Вот весь аппетит и отбило…

– Но ты же не клей нюхал?.. Что-то ты какой-то грустный?

– Да тут девушку одну встретил – библиотекаршу…

– Библиотекаршу? – Вовочка уже насытился и теперь лениво ковырял вилкой в зубах. – Хм, да что тебе какая-то девушка? Чего циклиться на одной? У тебя внешность, опыт, деньги! Возможности, как у султана! Выбирай любую красавицу – не хочу! Эх, если б был я султан, я б имел трех жен!..

«И то правда!» – одиноко подумал я.

33

Одним весенним похмельным утром Вовочка со стоном сполз с дивана на пол, ударившись головой о ножку старого шкафа, продрал глаза, пришел в кое-какое сознание, прошипел положенные в таких случаях ругательства и, схватившись за спинку стула, так, что пальцы побелели от усилия, тяжело поднялся на непослушные ноги. Ступая широко, словно моряк на качающейся палубе корабля, он на автопилоте проследовал на кухню. Там сразу открутил кран с холодной водой и жадно к нему присосался. Вскоре он почувствовал, что пьет отнюдь не водопроводную воду.

«Водка! – догадался он. – Но как же это может быть?!»

Вовочка постоял, подумал. На языке чувствовался привкус качества и отменного градуса.

В груди от страха похолодело. Сон как рукой сняло.

Наконец Вовочка взял стакан и подставил его под шумящую струю. Налил половину и медленно, как бы ополаскивая рот, продегустировал.

Нет никаких сомнений – водка, твою бога душу за ногу!

Он закрутил кран, постоял, опять открыл. В раковину ударила тугая струя, и тут же в нос пахнуло до боли знакомой дурью.

…Вместо горячей воды тоже текла водка.

Вовочка пошел в ванную, но там из кранов бежала обычная вода.

Он вернулся на кухню. Налил себе еще полстакана. Выпил. И осел на пол.

– Батя! Батя! Умираю!

На шум выбежал пожилой мужчина.

– Что случилось?

– Батя! У меня что-то с головой! Может быть, это белая горячка? Мне кажется, что из крана течет настоящая водка!

Вовочка схватил с пола валявшуюся вчерашнюю пустую бутылку из-под вина, машинально посмотрел на просвет, не осталось ли там чего, хоть на донышке, и приложил ее ко лбу.

– Допился, свинья! – затрещал Вовочкин отец, бывший колхозник, человек, проживший тяжелую послевоенную жизнь. – Я врачам платить не буду! У меня денег на это нет! Не знаю, как и прокормиться… Вон, хлеб как подорожал!

– Да закрой ты пасть! Слышишь, чего тебе толкую? Из крана течет водка! Попробуй!

– Только психушки нам и не хватало! – Батя продолжал бубнить, однако вскоре включил воду и осторожно попробовал ее на вкус.

Отскочил, как ужаленный, и выдохнул в ужасе:

– Водка, блядь!

– Что я тебе говорил!

Вовочка понял, что его мозги здесь ни при чем, что он в порядке, отшвырнул пустую бутылку и быстро поднялся.

– Как же это может быть? – развел руки батя. – Я многое в жизни видел, но чтобы водка из крана?

– Как-как? Барабашка, ё-моё! Чего еще? А ну, от-зынь!

Вовочка грубо оттолкнул отца от раковины и смело присосался. Он никогда еще не сталкивался с такой откровенной мистикой, но теперь, когда волшебство в его жизни наконец произошло, воспринял случившееся, как довольно идиотское, необъяснимое, но, в принципе, вполне обыкновенное по нынешним временам событие.

– Чё тут такого? Подумаешь, водка вместо водопроводной воды течет! Вот Гарик из пятого дома рассказывал…

Напившись досыта, Вовочка опять пропустил вперед своего отца:

– Пей, батяня, пока не кончилась!

Тот ни в какую:

– Мало ли какая это зараза!

– Пей, дурак! Не бойся – не паленая!

Наконец батя приложился и вскоре с непривычки немного захмелел.

Испугавшись, что чудотворный поток действительно иссякнет, счастливые владельцы суетливо наполнили водкой все бутылки, банки и кастрюли, все емкости, которые нашлись в хозяйстве. Только после этого успокоились и накрепко закрутили кран.

– Слышь, батя! – пролепетал уже готовый Вовочка. – Ты никому не говори!

– Да чего я, дурак, что ли, кому-то рассказывать? Да никто и не поверит!

Пару дней спустя заявился я. У лифта было наблевано. На лестнице сидели какие-то в доску пьяные прошмандовки.

– Молодой человек, – сказала одна из них, еле ворочая языком. – У вас не найдется сигаретки?

– Бог подаст!

Дверь в квартиру была гостеприимно приоткрыта. В прихожей топтались две темных личности, которые, завидев меня – крепкого трезвого парня, поспешили, подталкивая друг друга, ретироваться.

Вовочка был в отрубоне, но его отец, хотя и смотрел осоловелым взглядом, меня узнал, обрадовался и сразу провел на кухню. Он меня уважал, потому что я часто от щедрот душевных подкидывал ему деньжат.

– Александр Владимирович… Александр… Не знаю, как вам и сказать… Посмотрите, что тут происходит… Прямо мистика какая-то!

Он открыл кран. Я под струей промокнул пальцы и понюхал их.

– Водка!

Я поспешил закрутить кран.

– Представляете, Саша! Водка течет вместо воды! Уже третий день…

Я в недоумении потер лоб.

– Кому-нибудь говорили?

– Нет.

– А откуда вся эта пьянь?

– Володя друзей зазывает, всех угощает! Уже полрайона здесь перебывало. Я так с ними измучился, хоть милицию вызывай!

– Милицию не надо. Вас с Вовочкой арестовать могут. Они же ни черта не понимают в паранормальных явлениях.

– А что это… паранормальные явления?

– Это касается всего необъяснимого, сверхъестественного. Кстати, есть специальные институты, которые изучают подобные аномалии. Ведь человека повсюду подстерегает неизведанное, куда не ступи… Вот ваш случай… По сути, это рядовое паранормальное явление. Я помню даже в каком-то научном журнале читал о точно таком же происшествии…

– Да? А может, нам обратиться в какой-нибудь такой институт…

– Можно, конечно… Только я бы не советовал вам вообще куда-либо обращаться.

– Почему?

– Но ведь в отличие от многих других случаев, с барабашками, которые зло подшучивают над жильцами квартир, ваш случай – благо. Разве это плохо, когда водка течет из крана? Вас сразу же лишат этого изысканного удовольствия! И вообще выселят из квартиры куда-нибудь в общежитие! Потом ходи ищи правды…

– Да, верно…

Вовочкин папашка в волнении наморщил лоб.

Я заглянул в комнату Вовочки. Он, мертвецки пьяный, валялся на диване, свесив синий кулак до пола. Спертый воздух был пресыщен миазмами его отравленной жизнедеятельности. Я брезгливо приблизился и пощупал его пульс – вроде пока жив.

Попрощавшись с батей, я покинул аномальную квартиру. Подошел к лифту, нажал на кнопку.

– Молодой человек, у вас не найдется сигаретки…

– Найдется, такая большая и красная!

– Ой, а можно ее попробовать?

– Справку принеси из вендиспансера, тогда посмотрим…

– Мудак!

Я вошел в лифт и поднялся на один этаж вверх.

Дверь открыла старая бабка.

– Как дела, Мария Семеновна?

– Все хорошо. – Она посторонилась, пропуская меня на кухню. – Только больно шумит эта ваша бандура!

– Ничего, потерпите…

Посреди кухни стоял огромный бак из нержавеющей стали, с приборами на панели управления. От него извивались по полу несколько толстых пластиковых трубок и уходили куда-то в стену.

Я изучил показания приборов:

– Мало осталось. Сто литров всего. Завтра будем опять заливать.

– Александр Владимирович! Не скажете, когда ваш эксперимент закончится?

– Притомились уже немножко, Мария Семеновна? Ничего, скоро… Я добавлю вам еще сто долларов. Устраивает?

– А вот ваши сантехники мне дырку в стене сделали.

– Это восстановим, не беспокойтесь… Пожалуй, мы добавим вам еще сто долларов. Всего двести, о кей?

– Большое спасибо, Александр Владимирович! Я так вам благодарна! Буду молиться за вас, свечку поставлю в церкви!

– Не рано ли свечку?

– Так это ж не за упокой, а за здравие!