Текст книги "Семь колодцев"

34

Приближался тот счастливый день, когда я должен был взойти на борт самолета и улететь далеко-далеко, за тысячи километров, в чудесную страну романтических помыслов своей юности. Меня ожидает блаженство тела и успокоение души, я смогу хотя бы на некоторое время отделить себя от всего остального человечества, слиться с природой, стать ее частью…

Пошли все к черту!

Я воспарю над бесполезной суетой, я стану одним из богов, которым чужда меркантильная бытовуха, которыми движут высшие философские категории. Материя разверзнется, откроется портал в неописуемой красоты потусторонний мир, и я шагну навстречу голубому свету, подгоняемый в спину серостью будней и зловонием толпы. Это будет моим личным торжеством! Триумфом всей моей жизни!

Впрочем, неожиданно мои планы несколько поменялись. Теперь меня должна была сопровождать Вера. Моя проказница Вера – предмет моего беспрестанного вожделения. Пусть эта поездка станет не только моим личным триумфом. Я добр, щедр и преисполнен благодарности, я разделю его с ней – моей послушной сексуальной игрушкой, моей злой насмешницей, моей грязной сучкой, моей счастливой обладательницей жаркой попки, которую невозможно не вожделеть. Ведь она, Вера, этого достойна!

И я уже с нетерпением фантазировал, купаясь в гавайских волнах удовольствия и сладкой сексуальной неге. Часто, засыпая в своей холостяцкой кровати, я, как в старые добрые времена, пахнущие в воспоминаниях лавандой простеньких духов одноклассницы Светы и собственной спермой, брался за своего нервного приятеля (для непонятливых: детородный орган) и, наслаждаясь покорным присутствием в своих видениях Веры и легко управляя ее недвусмысленными действиями, помогал ему освободиться от накопившейся горечи одиночества.

Я уже жил предстоящей поездкой. Я не мог ни о чем другом думать. Однако вместе с приближением времени, оставшегося до отлета на необитаемый остров, испарялся Верин азарт – ее легкость, ее искрометная открытость, ее развратная страсть ко мне. Она, словно Снегурочка, попавшая на солнечный пляж, таяла на глазах, превращаясь в мокрый и угловатый кусок льда.

Что случилось?

Я решил, что дело во мне и, не придумав ничего более убедительного, неожиданно подарил ей золотые часы. Подарок она благодарно приняла, искренне радуясь не столько золотому блеску на своей руке, сколько высокой оценке ее женских достоинств, и даже вся засветилась, будто ребенок, нашедший утром тридцать первого декабря под елкой восхитительную игрушку. Но довольно скоро на смену счастливому трепету и лучистому влажному взгляду вновь пришло уныние.

Она теперь все больше молчала. В постели позволяла делать с собой все, что угодно, но сама перестала проявлять инициативу, а в ходе соития или особых ласк кончала все реже и реже.

Некоторые ее выходки были совершенно необъяснимы. То она ни с того ни с сего напивалась и ее долго рвало, то на вечеринке, устроенной моими партнерами, она флиртовала на моих глазах со всеми подряд, даже с женщинами. Однажды в субботу мы отправились в Санкт-Петербург – я пригласил ее в Мариинский театр на премьеру оперы. В аэропорту, пока я ходил в туалет, она бросила меня, а потом объяснила свой странный поступок тем, что ей срочно позвонили, якобы у кого-то произошло какое-то несчастье. Чушь!

Казалось, она добивается только одного: чтобы я оставил ее в покое и сделал это как можно скорее. Кое-что в этом направлении ей удавалось – я целыми днями ходил обиженный, мог неделями ей не звонить.

Она дурнела на глазах. Это было очевидно. Нет, я по-прежнему находился в орбите ее мощной сексуальной ауры, но вся ее внешняя, неэротическая красота, заключалась в светлом оптимизме ее лица, в сумасшедшей энергии, которая струилась из ее глаз, а без этого она была лишь сексуальным техническим объектом, пусть совершенной, но всего лишь надувной куклой.

За пять дней до отлета на Гавайи, в воскресный день я отвез Веру в развлекательный центр и преподал ей урок щедрости, галантности и слюнявой влюбленности. Этого она не смогла перенести и вновь, как в прежние времена, засверкала всеми гранями своей роскошной похотливой сущности, распустилась, как, наверное, умела в ранней молодости, утренним розовым цветком с каплей хрустальной росы на девственном лепестке.

Вечером после сытного ужина в итальянском ресторане я заманил ее в свои хоромы, одурманил коктейлями и нежностью, и мы оказались в спальне. Там она сразу же ухватила мой член и с жадностью воткнула себе в рот.

В эту ночь я поставил личный рекорд сексуальной неутомимости. Но дело было не во мне, а в ней. Она обладала редчайшими способностями. Она – эта шикарная блудница, эта высококлассная блядь, эта шпанская мушка наивысшей концентрации, эта вдохновенная фея моих ночных поллюций, могла бесконечно долго надо мной измываться, задействовав все участки и секретные закоулки своего и моего тела, все нервные окончания, которые хотя бы отдаленно были связаны с получением наслаждения. Это горячее сверхпорочное существо, это исчадие рая устроило невообразимую вакханалию на обломках моей невинности и сдержанности.

Уже под утро я сказал сквозь полузабытье сна:

– Ты себя ведешь, будто мы трахаемся последний раз!

Она долго молчала. Очень долго. Я даже решил, что она заснула.

– Кто знает! – вздохнула она.

Ее ответ был в высшей степени подозрительным. Я мгновенно пришел в себя и приподнялся на локте.

– Что ты имеешь в виду?

Она отодвинулась от меня и села на кровати, прикрыв обнажившуюся грудь одеялом.

– Я должна кое-что тебе сказать…

Я предположил, что речь пойдет о каких-нибудь мужчинах из ее прошлой жизни, которые до сих пор не дают ей покоя или с которыми у нее что-то связано, и уже приготовился было убедить ее в том, что ее проблемы разрешимы и что, если понадобится, я всегда ее поддержу, о чем бы ни шла речь. Но Вера с первых же слов дала понять, что проблема совершенно в другом. В чем же?

– Я не должна тебе этого говорить… Я могу серьезно пожалеть об этом… Но я не могу поступить иначе! Я еще никогда не встречала таких мужчин, как ты, и не в силах ответить тебе черной неблагодарностью!

Я протянул руку за сигаретой.

– О чем ты можешь пожалеть? О какой черной неблагодарности ты говоришь?

– Знаешь… – Вера вытянула из моих пальцев зажженную сигарету и несколько раз глубоко затянулась. – Я хотела… Давай… давай завтра на эту тему поговорим!

Я с удивлением наблюдал за тем, как она курит, поскольку ранее предполагал, что она не знакома с этой пагубной привычкой.

– Нет уж, договаривай! Не я поднял эту тему!

Я схватил ее одной рукой за горло, изображая, что сейчас задушу. От неожиданности она подавилась табаком, и я отобрал у нее сигарету.

– Какие претензии, Отелло? Я молилась на ночь! – не очень весело пошутила она.

– Давай, Дездемона, колись!

– Хорошо, извини. Дело в том…

Она вдруг сделалась совсем серьезной, и ее напряжение передалось мне.

– В чем?

– В том, что… В общем я насчет нашей поездки на необитаемый остров…

– Ты передумала ехать?

– Нет, я не передумала… Вернее, я и не собиралась.

– Это как это? – Моему изумлению не было предела.

– Послушай! Я тебе должна рассказать одну страшную тайну. Только это тайна не моя, и ты должен мне поклясться, что не сделаешь ничего такого, что могло бы повредить мне или тем людям, которые в этом деле замешаны. Иначе я тебе ничего не скажу.

Я не мог и представить, о чем пойдет речь, но все же, стремясь как можно скорее услышать Верино признание, поспешил уверить, что ничего без ее ведома и согласия предпринимать не буду и что она может быть во мне уверена, как в себе самой.

– Хорошо же! – сказала она, спустив ноги на пол. – Я тебе верю. Но крепко запомни свое обещание! Если ты меня предашь, мне грозить опасность! Возможно, меня убьют.

Боже! Я был взволнован, и заинтригован, и не мог больше терпеть:

– Говори же, Вера, не медли! Ты забыла, что я предприниматель и меня вряд ли чем-то можно удивить. У меня множество проблем, и то, о чем ты хочешь мне рассказать, вряд ли весомее самой простой моей озабоченности.

– Дело в том, – настроилась Вера на признание, и я затаил дыхание, боясь повредить ходу ее мыслей или что-то пропустить из того, что она сейчас скажет…

без номера

Был у меня один партнер.

Бывший дипломат.

Он был неисправимый оптимист и любил отвечать с улыбкой по всякому поводу: «Говно вопрос!»

То есть задача легко разрешается.

Только я к нему в кабинет – он сразу: «Говно вопрос!»

И по телефону: «Говно вопрос!»

И в ресторане: «Да говно вопрос!»

И так сотрудничали мы с ним, не зная проблем.

Но вот настали лихие времена.

Задули злые северные ветра.

Дела встали.

И тогда он стал говорить: «Этот вопрос – говно!»

То есть задача почти не решаемая.

Только я к нему в кабинет, он сразу: «Этот вопрос – говно!»

И по телефону: «Этот вопрос – говно!»

И в ресторане: «Этот вопрос – говно!»

Наконец он обанкротился.

Я поспешил дистанцироваться от него, чтобы он не затащил меня в болото, в котором сам завяз по уши.

Но он продолжал цепляться за меня, звонил и кричал в трубку: «Говно!»

По любому поводу: «Говно!»

Вскоре он куда-то делся.

Прошло два года.

Я встретил его на престижном семинаре.

Он был в костюме за три тысячи долларов, с прежней беззаботной улыбкой на лице.

Он выступал.

У него что-то спросили из зала.

Как решить такую-то проблему.

Он начал дружелюбно: «Говно вопрос!»

И подробно раскрыл тему.

35

– Дело в том, что… на самом деле, никакого турагентства нет…

– Что значит, «нет»?

– Очень просто! – Вера отодвинулась на другой край кровати, будто опасаясь меня. – Нас в природе не существует. У нас нет лицензии, и мы нигде не зарегистрированы.

– Но я же видел все ваши уставные документы и бумаги. Это что, фальшивка?

Я поспешил закурить новую сигарету.

– Конечно. Это как раз самое простое. У Мозгоправа, как ты его называешь, все ящики стола забиты поддельными бланками и печатями. На это он мастак.

Я почесал затылок, но неожиданно улыбнулся.

– И ты хотела меня этим удивить? Да сейчас каждый второй вынужден химичить. Я и сам не святой, чего греха таить, хотя документы предпочитаю не подделывать. Ведь налоги разорительные, чиновники окончательно оборзели, и, чтобы получить лицензию, надо ох как побегать! Так что успокойся, моя девочка, меня этим не напугаешь. Государство ведет себя бесчестно по отношению к предпринимателям, и, чтобы выжить, мы вынуждены все время прибегать к кое-каким ухищрениям. И нас сложно за это укорять…

– Ты не так меня понял! – пыталась объяснить Вера.

– И твой Мозгоправ, разумеется, не исключение. Чем он лучше других? К твоему сведению, да ты и сама должна об этом знать, в туристическом бизнесе сейчас такая большая конкуренция, что если бы он хоть раз попробовал заплатить налоги, то сейчас же вылетел бы в трубу. Так-то! Конечно, услугами такого несуществующего турагентства пользоваться небезопасно, но если вы честны по отношению к своим клиентам, если они довольны поездками…

– В том-то и дело, Саша, что никаких поездок нет! – раздраженно перебила Вера.

– Как это? Я же сам видел у вас в офисе довольных клиентов, которые благодарили вас за замечательный отдых? А тот мужик, который скандалил по поводу того, что его в Риме вовремя не отвезли в аэропорт?

– Это были не клиенты. Это наши э-э… сотрудники.

– Да?!

– Да.

– И та пожилая пара, с которой я каждый раз сталкиваюсь в вашем офисе?

– И они тоже. Это какие-то заслуженные артисты на пенсии. Раньше в детском театре играли.

– Получается, что вы передо мной просто ломали комедию? – Я вскочил и стал нервно метаться из угла в угол, каждый раз огибая просторную кровать.

– Ну да, и перед тобой тоже.

– Но для чего это все?

– Как? Разве ты не понял? Мы собираем с клиентов деньги, продавая им несуществующие туры: визы, авиабилеты, места в отелях, страховки. А потом исчезаем.

– Постой! – Мне в голову пришла ужасная мысль, и в моей груди сразу неприятно похолодело. – А как же наш перелет на необитаемый остров?

– Ну, так я тебе об этом и толкую!

– То есть никакой поездки на Гавайи и не планировалось?

Вера кивнула.

– Значит, все это время вы меня просто раскручивали на бабки? И мои тридцать тысяч зеленых Мозгоправ собрался элементарно присвоить?

– Да, все так…

Я сжал кулаки. Вера заметно испугалась, она еще ни разу не видела меня таким злым, и на всякий случай поспешила надеть трусы и лифчик, будто эти невесомые тряпочки могли спасти ее от моего праведного гнева.

– Получается, что вы просто наглая шайка аферистов? Начинали небось с наперстков? И ты с ними?

– Как видишь…

– Ну я вам всем дам просраться! Вы меня надолго запомните!

– Но ты же мне обещал?!

– Что я, бля, обещал?.. – Я был почти невменяем. – Послушай, получается, что все, что между нами было, лишь ловкая игра с твоей стороны? Так ведь?

Вера посмотрела на межкомнатную дверь, будто приготовившись к бегству. Я подошел к двери и повернул защелку, отрезав ей путь к отступлению.

– Меня заставили! – слабым голосом призналась она.

– Но с чего вы решили, что я на тебя клюну?

– На меня все клюют, без исключения.

– Значит, тебя они используют как главную приманку?

– Так и есть.

– А кем тебе приходится Мозгоправ?

– Он… он мой любовник. Почти муж. Его на самом деле зовут Вениамин Маркович.

Разговор давно превратился в допрос, но Вера, видимо, ничего другого и не ожидала и покорно отвечала на мои вопросы. Я задал их еще десятка два и на все получил исчерпывающие ответы. Я захлебывался бешенством, ведь мои светлые мечты, мои грезы были этой подлой шайкой немилосердно втоптаны в грязь. Мне вдруг захотелось ударить Веру, ударить сильно, по-мужски, и она это почувствовала.

– Если будешь бить, пожалуйста, не по лицу! – попросила она со слезой в голосе.

– Тебя уже били?

– Было один раз…

– За что?

– Примерно за то же, – тоскливо призналась она.

Я подошел к Вере и завис над ней карающим мечом, а она вся сжалась и беззащитным ребенком посмотрела мне в глаза. Тут я вспомнил, что не сам вывел ее на чистую воду, о чем совершенно позабыл, а что она по собственной инициативе все мне рассказала и тем справедливо заслужила некоторое снисхождение. Однако я уже был не в силах с собой совладать и с размаху, правда открытой ладонью, вмазал ей по щеке. Она отлетела на середину кровати, слезы брызнули из ее глаз, и она испуганно забилась в угол, глядя на меня исподлобья, словно забитый кролик. Это зрелище почему-то страшно меня подзадорило, и я, окончательно обезумев, набросился на нее, распял поперек постели вниз животом, сорвал тонкие веревочки, которые еще прикрывали ее тело, и после целой череды довольно грубых нападок жестко «взял» ее в попу. Этот вид совокупления не был для нее в новинку, поэтому она безмолвно все стерпела, а возможно, при этом и получила некоторое удовольствие.

– Прости меня! – с трудом выдавил я некоторое время спустя. Мне было стыдно за свой поступок.

– На самом деле это было очень даже ничего… Что-то в этом есть…

– В чем?

– В насилии с побоями и содомией…

Уже рассвело, и я разглядел на ее скуле пылающее пятно от моей пощечины.

– Ах ты, извращенка! – умилился я и даже поцеловал ее в глаз. – Лучше признайся, зачем ты мне все это рассказала?

– Да не знаю я… Сама удивляюсь… Такого никогда со мной не было… Просто я не могла так с тобой поступить!

– Но ты уже так, наверное, поступала?

– Конечно.

– И у тебя не было угрызений совести?

– Ты знаешь, можешь мне не верить, но – никогда. Наоборот, мне даже нравилось мстить мужчинам…

– За что?

– За их наглую самоуверенность! За то, что все женщины для них просто шлюхи!..

– Ну да, это старая песня. А мне ты не захотела мстить?

– Тебе не за что. Я впервые почувствовала себя человеком в твоем обществе…

Я криво усмехнулся, хотя мне не могли не понравиться ее слова.

– Вряд ли стоит меня обожествлять. Ты же видишь, что я совсем не ангел. Скорее грязный насильник…

– Напротив. Ты бы никогда этого не сделал, если бы не был уверен, что я тебе это позволю. Ведь так? И потом, ты бы тут же остановился, если бы я тебя об этом попросила. Правда?

– Что-то мне не по себе, – сказал я чуть погодя. – Пойдем, выпьем, что ли?

Мы накинули халаты и спустились в столовую. Там было темно и до дурноты пахло сигаретным дымом. Я раздвинул жалюзи и распахнул окно. Комната залилась светом, в лицо ударило свежее дыхание утра.

Я сделал Вере коктейль, а себе налил полный стакан сухого вина. Выпили.

– Кстати! – Вера порылась у себя в сумочке и выудила на свет золотые часы – мой недавний подарок. Она положила их передо мной. Золотой браслет заискрился, окунувшись в тонкий солнечный луч. – Забери!

Я взял часы, покрутил их в руках и вернул Вере.

– Оставь себе.

– Я не заслужила этот подарок. Тем более он стоит безумных денег. Да и Вениамин все равно их отнимет в общак.

– Общак?

– Да. Все, что нам удается заработать, поступает в общий котел, а потом делится в определенной пропорции между всеми участниками.

– И много у вас участников?

– По-разному. Сейчас человек десять.

– И какова доля Мозгоправа?

– Не знаю. Но он главный идеолог и финансовыми вопросами всегда занимается сам. Остальные, по сути, исполнители и ни на что не претендуют.

– А твоя?

– Как получится…

Тут Вера, ничего не скрывая, рассказала мне о проделках группы мошенников под руководством хитроумного Мозгоправа-Вениамина.

Она знакома с ним два года. Он блестящий аферист, великолепный актер, невероятно обаятельный человек. Всегда необыкновенно убедителен. Начинал с герболайфа, работал в разных финансовых пирамидах…

36

– Ну, чего, козлина, попался?..

Это был бандит Олег и его друзья.

Они все-таки вычислили меня в одном из московских ресторанов, где я вел переговоры с двумя оптовыми покупателями из Твери, качок с квадратной головой взял мой бокал, плюнул в него и поставил на место.

Они без приглашения подсели к нам. Персонал ресторана как сквозь землю провалился. Посетители смолкли и уткнулись в тарелки.

– В чем дело? – возмутился один из провинциальных коммерсантов.

– Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе, в чем дело? – надвинулся квадратноголовый. – А ты не боишься за свое очко, пупсик?

Тот был отнюдь не пупсиком, а человеком сильным и достаточно отважным, насколько я его воспринимал, но его тверской приятель одернул: «Молчи!» и заговорил сам, проявляя глубочайшее уважение к незваным сотрапезникам.

– Мы тут совершенно ни при чем. Мы его почти не знаем! – произнес он подобострастно, имея в виду меня. – Он нам предложил сделку, но мы хотели отказаться.

Олег ухмыльнулся.

– Ну а чего вы тогда тут сидите? Брысь отсюда!

Мои клиенты, немного помявшись – все-таки им было чуть-чуть стыдно передо мной за свое слабодушие, – поспешили схватить свои сумки и быстрым шагом ретировались.

– Послушайте! – обратился я к ребятам. – Я не хочу с вами ссориться! Но вам не удастся со мной договориться. Откажитесь от своей затеи. Что, у вас мало работы?

Мои ноги онемели, руки дрожали, в груди все трепыхалось, но я изо всех сил старался выглядеть уверенным, и, кажется, мне удалось ввести их в заблуждение.

– Ты не хочешь поделиться малым и останешься без всего, – спокойно сказал Олег, прикурив от ценной зажигалки.

– Я тебе лично голову отверну! – поклялся квадратноголовый и обратился к приятелю: – Чего с ним говорить? Дай я ему носяру для начала сломаю!

– Успеешь, – ответил Олег, – по крайней мере, не здесь. Это ресторан Веселого – не будем ему бизнес портить. А то наш новый друг еще и здесь на бабки попадет.

– Да он уже попал по вышаку! Век не расплатиться! – Еще один парень, который сидел ближе ко мне, положил мне мясистую лапу на плечи, чтобы наш разговор со стороны выглядел дружеской беседой.

– Руки убери! – вскочил я.

Бандиты покраснели от злости.

– Не связывайтесь со мной! – предупредил я, не обращая внимания на угрожающие взгляды и движения. – У меня много друзей. На самых разных уровнях. Думаете, вы круче всех?

Олег выглядел внешне более-менее спокойным.

– Ну давай забьем стрелку с твоими друзьями, – сказал он. – Если они такие крутые, пусть приезжают завтра в двенадцать ноль-ноль к ресторану «Кукушка». Вот и поговорим. Согласен?

– Нет! – после напряженной паузы подумал я. – Нам с вами разговаривать не о чем!

Олег усмехнулся и пробормотал несколько наигрязнейших ругательств. Потом заговорил:

– Значит, гонишь ты все! Нет у тебя никаких друзей… Послушай, лучше не пудри нам мозги. Тебе не открутиться. А если в милицию пойдешь, можешь сразу с жизнью попрощаться. Да и не помогут они тебе. У нас была пара таких лохов несговорчивых. Могу назвать кладбище – сходишь к ним на могилку… Давай, решайся. Так и быть, мы тебе за храбрость скидку сделаем. Будешь платить не двадцать пять, а двадцать процентов от дохода…

– Ты меня, блядь, уже достал, петушило! – встрял квадратноголовый, видя, что я по-прежнему не горю желанием подчиниться грубой силе.

В зале появились плечистые ребята в добротных костюмах. Олег дружелюбно вышел им навстречу и затеял переговоры. Они вместе позвонили куда-то, наверное некоему Веселому, и затем ребята в костюмах ушли, глянув на меня холодными рыбьими глазами. Тем временем все посетители уже ретировались, а новые не появлялись.

– Веселый просил здесь ничего не кровянить! – объяснил Олег своим подельникам. – Пошли на улицу!

Затем он обратился ко мне:

– Расплатись быстро да не забудь чаевых девкам оставить побольше!

– Я никуда с вами не пойду! – сказал я. – Если вы хоть пальцем до меня дотронетесь, вам несдобровать! Ваше зло вам же бумерангом и вернется! Клянусь!

– Во бля! Он нам еще и угрожает! – Квадратноголовый почернел от злобы.

– Типа око за око? – ехидно переспросил третий парень.

Внутри меня творилось что-то странное. Я был как во сне. Я трясся от страха, я чувствовал всю свою беззащитность перед этими монстрами. Мне хотелось немедленно сдаться. Но одновременно я каким-то невероятным усилием заставлял себя оставаться твердым. «Я должен через это пройти!» – твердил я себе. И я видел, что моя решимость несколько пугает их, удерживает от решительных шагов. Я чувствовал, что они сами не знают, как поступить.

– Я вам обещаю: я верну вам сторицей все неприятности, которые вы мне доставите. Вы уже много чего натворили… Но я это забуду, если мы разойдемся миром…

– Давай его грохнем прямо здесь? – взревел квадратноголовый, выхватил пистолет и направил мне в лоб.

Девушка-официантка, убиравшая стол неподалеку от нас, взвизгнула и убежала.

– Убери! – приказал Олег, оглядываясь по сторонам, но квадратноголовый не подчинился.

Я впервые смотрел смерти в лицо. Самый ужасный миг в моей жизни… Что делать? Молить о пощаде? Соглашаться, дабы покончить с этим безумием? Но разве можно идти против них в лобовую атаку? Нужно действовать хитрее! Главное, сейчас от них ускользнуть, а потом я что-нибудь обязательно придумаю!

И все же вместе со страхом и отчаянием я испытывал почти звериную ненависть к этим ублюдкам. Я не мог больше терпеть их оскорблений.

Я смотрел на дуло пистолета, и на глазах невольно выступили слезы.

– И у нас стволы найдутся! – вдруг сказал я каким-то чужим голосом, будто эти слова принадлежали вовсе не мне, а какому-то другому человеку, настоящему самураю, поселившемуся внутри меня. – Убери свою пукалку, тем более что она не заряжена.

Немая пауза. Они ожидали все что угодно, но только не это.

Квадратноголовый покраснел и убрал пистолет во внутренний карман куртки.

И тут меня прорвало. Я заговорил, и заговорил яростно. О справедливости, о том, что не желаю жить по воровским законам, которые такие, как они, везде насаждают, и в моих словах было столько решимости противостоять всем попыткам подмять мой бизнес, не говоря уже о встречных угрозах, что обалдевшие бандиты хмуро переглядывались, видимо впервые столкнувшись с подобной наглостью.

Наконец я закончил и незаметно вытер салфеткой мокрые от пота ладони.

– Все это галимая хуйня! – заревел квадратноголовый и резким движением двинул мне кулаком в скулу. Я вместе со стулом полетел на пол спиной вниз и потерял сознание…

Когда я очнулся, в зале ресторана было полно народу. Я увидел бандитов с побелевшими лицами и стволы автоматов, направленные им в грудь. Кто-то протянул мне руку, и я поднялся на ноги. Передо мной стоял в гражданской одежде мой старый знакомый, майор Еременко, огромный, круглолицый, со светлым добрым лицом. Всегда слегка нетрезвый и поэтому ежесекундно искрящийся бесшабашным, иногда грубоватым милицейским юмором, сегодня он выглядел похудевшим, осунувшимся, был трезв и необычайно встревожен. Его сопровождали автоматчики в милицейской форме, человек десять, трое из них в данный момент держали под прицелом бледного от страха Олега и его изрядно струхнувших товарищей.

– Ты как? – спросил майор.

Я потрогал ноющий тупой болью затылок и нащупал большую болезненную шишку.

– Нормально… Откуда вы узнали?

– Позвонила твоя секретарша, – отвечал тот. – Едва не плачет. Рассказала, что на тебя в ресторане наехали бандиты. Ей сообщили об этом какие-то твои партнеры из Твери.

«И на том спасибо!» – подумал я о своих трусливо сбежавших из ресторана покупателях.

– Я сегодня выходной, дома стиральную машину чинил, – продолжал Еременко. – Ну, думаю, надо тебя спасать. Позвонил в управление, попросил людей…

– Спасибо! За мной не заржавеет! – отвечал я.

– Да брось ты. Была б моя воля, я всю эту мразь лично бы перестрелял…

Тут он заметил валяющийся под столом пистолет.

– Ёпрст! Они еще и со стволами!

Тем временем бандиты немного пообвыклись и перешли в наступление. Олег требовал позвонить какому-то генералу, квадратноголовый что-то говорил про адвоката, а третий их товарищ, в свою очередь, довольно нагло пререкался с автоматчиком, который его контролировал.

– Че пасть разеваете?! – прикрикнул на них Еременко. – Сейчас отвезем вас в управление, раздолбай, таких вломим, будете всю жизнь на стоматолога мудохаться! И никакой генерал вам не поможет.

Бандиты притихли.

– Кто из них тебя ударил? – спросил майор.

– Вот этот! – указал я на квадратноголового.

Еременко подошел к нему. Тот смотрел нагло, с вызовом.

– Твой «Макаров» под столом?

– Какой еще «Макаров»? Чужой ствол хотите на нас повесить? Не получится!

– Это пистолет вашего дружка! – сказал Олег, показав на меня. – Он нам им угрожал.

– Да, точно! – подтвердил третий.

– Понятно, – спокойно согласился Еременко и вдруг с разворота вогнал свой мощный кулак в грудь квадратноголового.

Тот упал на колени, скорчился и тут же получил коленкой в лицо. Брызнула кровь, бандит упал на пол.

Друзья квадратноголового было дернулись на помощь, но были мгновенно схвачены крепкими руками и получили в бока несколько чувствительных тычков.

Еременко зло попинал квадратноголового ногами, отошел ко мне и тихо спросил:

– Что будем с ними делать? Если хочешь, мы их оформим, конечно, но, честно говоря, вся эта возня ни к чему не приведет. К вечеру они все равно выйдут.

– А пистолет?

– Вряд ли. Набегут адвокаты, звонки пойдут. А потом, по правде говоря, мы действуем не совсем официально… Могут возникнуть сложности…

Я пожал плечами:

– Отпустите…

Майор кивнул и коротко распорядился. Автоматы были опущены, Олег и его друзья освобождены.

– Хана вам обоим! – прошипел квадратноголовый, глядя на нас с Еременко.

Его лицо было в крови, глаз заплыл, ему помогал передвигаться Олег, и сам несколько пострадавший.

– Вам пять секунд свинтить отсюда, отморозки обоссанные! – огрызнулся майор. – Время пошло!

Бандиты с самым жалким видом, почти бегом, покинули ресторан.

– Эй, кофейку-то налейте! – уже успокоившись, даже с некоторой шутливостью в голосе, крикнул Еременко в сторону открытой двери, ведущей на кухню ресторана.

Мы с майором пили кофе. Правда, до кофе майор опрокинул две стопки водки. За соседними столиками расположились его бойцы – бравые молодцы, с лицами, едва отмеченными интеллектом. Перед каждым стояла внушительная тарелка с жареным картофелем и мясом и еще по бутылке трехлитровой кока-колы на каждый стол. Ресторан, естественно, угощал.

Я рассказал своему спасителю, что произошло, всю историю наезда на меня известной преступной группировки – Олега и его помощников. Еременко подробно расспрашивал, все время грязно матерился.

– Знаешь чего! – вдруг сказал он. – Сейчас такое безвременье, что без крыши действительно не обойтись.

Я посмотрел на майора в высшей степени удивленно.

– А чего ты смотришь? – развел он руками. – У таких вот «быков» сейчас возможностей в сто раз больше, чем у меня или у кого бы то ни было. Сегодня я тебя выручил, а завтра? Меня уволят или грохнут такие, как они. И что ты будешь делать? Да и стар я уже такими делами заниматься. У меня двести пятьдесят болезней, и все неизлечимые… Страна в жопе, ментам платят – на хлеб не хватает. Половина наших у кого-то подрабатывает, в том числе и в криминальных структурах. Стукачей море, телефоны на прослушке, и неизвестно, кто слушает, старые кадры поувольнялись. А еще эти адвокаты появились. Не успеешь оглянуться, как все в несознанку уходят. Доказать вообще ничего нельзя. Прокуроры непонятно у кого на зарплате сидят, судьи все продаются и покупаются, как на аукционе. Блядь, куда же государство смотрит?! Надо же что-то делать! Надо их всех хватать, этих подмосковных качков, и казнить у Кремлевской стены! Из автоматов, очередью. За неделю можно в стране порядок навести. Иначе хана всему!

Еременко попросил у администратора еще водки. Тот кисло кивнул и дал указание бармену.

– Так что ж мне теперь делать? – уныло спросил я. – С уголовниками общаться?

– Зачем? Упаси тебя бог! – замахал руками майор. – Толку в этом нет никакого. Им платить бесполезно. Если большая беда придет, они все равно не помогут. А вот если случай представится, бизнес твой захавают. И на себя работать заставят. У них не так все просто, как кажется на первый взгляд…

Ему поднесли, он выпил.

– Надо домой ехать, стиральную машинку ремонтировать… – вздохнул он. – Послушай, я дам тебе телефончик один. Это мой старый приятель. Мы с ним вместе академию заканчивали. Классный мужик, крепкий, в обиду не даст. Его пригласили в ФСК – Федеральную службу контрразведки, и за пару лет он так поднялся, мало не покажется! Скажешь, что ты мой друг. Мол, Еременко дал телефон, просил помочь…

Майор отставил недопитый кофе, пожал мне руку и что-то гаркнул своим подчиненным. Те уже выскребли тарелки, опустошили бутылки с колой и теперь травили похабные анекдоты, заливаясь на весь ресторан отвязным циничным гоготом. Я почему-то подумал, что они мало чем отличаются от бандитов и только благодаря случаю оказались по другую сторону барьера.

Майору Еременко я преподнес на день рождения новенький «жигуль», с трудом убедив милиционера принять мой от чистого сердца подарок. Но через два месяца его командировали в Чечню, и с тех пор я его больше никогда не видел…