Текст книги "Семь колодцев"

66

Весь эпизод категорически изъят издателями по морально-этическим, политическим, порнографическим и нецензурным соображениям.

без номера

Кругом одни клоуны.

Я не говорю о Вовочке.

Он, конечно же, клоун.

Один из главных.

Я говорю обо всех других.

Включаешь телевизор, там одни клоуны.

Вот выступает знаменитый депутат – это главный клоун Госдумы.

Звезда телевизионного рейтинга.

Бессовестный лгунишка.

А вот держит пафосную речь президент одной великой державы.

Как лихо передергивает карту!

Любой катала обзавидуется!

Он с первого дня напоминал мне клоуна.

Он всего-навсего потешная марионетка каких-то таинственных богатейших кланов.

Да и сами ведущие, несомненно, клоуны.

Они держат нас за дураков, втюхивая нам лабуду, мороча нас до потери пульса.

Я на самом деле вижу на их головах дурацкие колпаки с бубенцами.

Солгал раз – звенит один колокольчик.

Чернуху прокачал – другой.

Все подстроил вместо того, чтобы беспристрастно информировать, – третий…

Так что звон стоит – хоть уши затыкай.

Выходишь на улицу – и здесь одни клоуны.

Зачем в цирк ходить?

Вот идет участковый.

У него красная, напряженная морда.

Смеху-то!

Я знаю – его интересует лишь «квартирный вопрос».

Поэтому больше всего на свете он озабочен судьбой одиноких пенсионеров своего участка, в особенности пьющих.

Вот их и находят частенько под утро где-нибудь за рынком…

А вот начальник РЭУ ставит свой новенький джип в двух кварталах от места работы.

У него свой бизнес.

И строится он на субподрядчиках.

Потому что все его субподрядчики (а у него их двенадцать или даже больше) – его братья-близнецы, а яснее выражаясь: он сам.

Еду в машине.

Сколько же клоунов на дороге!

Особенно в фуражках и с полосатыми палками.

Они заняты коллекционированием бумажек со всякими там нулями, и за этим занятием их не так тяжело застать – следует только откровенно превысить скорость или без утайки пересечь сплошную линию.

А вот я в кабинете чиновника.

Из-за какого-то пустяка у меня оказывается масса проблем.

Но он может мне помочь, хотя, конечно, все очень сложно!

А какие ужимки!

А какие гримасы!

А мимика!

Ах, какая незабываемая реприза!

Никулин отдыхает!

Рассказывать про всяких там клоунов могу до бесконечности.

А вот идет Вовочка.

Это король клоунов!

Он не заканчивал цирковых училищ, но его переиграть не сможет даже Чарли Чаплин.

Как у истинного короля, у него есть и своя свита – следом за ним поспешают Лена, Корень, Федорка – лучшие его ученики.

Да и сам я, наверное, клоун.

Всю жизнь я смешил честной народ.

Вот и сейчас пытаюсь рассмешить, но только чаще получается грустновато, со слезинкой.

Наверное, я Плачущий Клоун?

67

Никробрил-продукт долго не давал мне покоя. Я все ходил из угла в угол и думал, думал или что-то быстро-быстро чертил на бумаге, а потом тщательно разрывал этот листок на мелкие кусочки и сжигал клочки в пепельнице. Секретарши шептались за дверью: «Совсем плохой стал!» – но я-то знал, что со мной все в порядке и даже совсем наоборот: я стою на пороге величайшего открытия, и пройдет совсем немного времени, когда я явлю свое детище изумленному миру. Может, это и станет той моей долгожданной победой?

В том, что Никробрил-продукт мне просто приснился, ничего удивительного не было. Приснилась же Менделееву его знаменитая Периодическая таблица химических элементов? Просто когда очень много о чем-то одном думаешь, ищешь и уже близок к открытию, к процессу поиска подключается подсознание, бесконечные глубины которого таят еще столько загадок, и мозг даже во сне, без твоего участия, продолжает работать над проблемой – самостоятельно искать среди бесчисленных возможных вариантов решения один-единственный – верный. Главное – что в этом деле? Ну конечно, проснуться и не забыть. Иначе все зря!

В Рязанской области, в глухой, плохо обжитой местности я выкупил давно обанкротившийся заводик, оплатил все его долги и поспешил уволить числившихся по штату работников, которых было с избытком и которые давно уже ничего не делали, а лишь были заняты тем, что с утра до вечера требовали зарплату, сплетничали, пили дешевую водку разлива местной администрации и воровали, хотя выносить давно уже было нечего. Я занялся реконструкцией зданий и цехов, проблемами коммуникаций и дорог, одно только восстановление подъездного пути обошлось мне в двенадцать миллионов рублей. Через полгода я привез из Москвы инженеров, опытных производственников, компьютерщиков – весь штат, включая уборщиц и охрану, разместил в красивых финских домиках, которые поставил прямо на территории завода, и принялся налаживать производство. Поскольку оснастку завода растащили (в близлежащей деревне у каждого жителя в хозяйстве можно было обнаружить какую-нибудь украденную железку или механизм, вплоть до токарного станка – и все это использовалось как угодно, только не по назначению), впрочем, черт с ней, зачем мне оборудование тридцатых годов? Мне пришлось приобрести за границей целый железнодорожный состав всевозможного оборудования и еще два десятка станков последнего поколения. Кроме этого, поскольку все местное население уже на уровне идеологии испытывало стойкое отвращение к труду, я вынужден был импортировать еще и четыре десятка трудолюбивых и неприхотливых китайцев. Они принялись за работу с таким совершенно непонятным русскому человеку азартом, что деревенские мужики, оставшиеся без работы – ранее все они числились на моем заводе, – в злобе придумали новую русскую забаву: отлавливать вышедших за территорию завода китайцев и крепко их дубасить. Даже китайское кунг-фу не помогало, потому что против лома – нет приема. Пришлось приставить к узкоглазым охрану.

В целом завод и подготовительный этап к производству и последующей реализации Никробрил-продукта обошелся мне в четыре с половиной миллиона долларов, а еще мною намечалась крупная рекламная кампания. Надо же будет с НИМ и население познакомить! Старую свою деятельность я постепенно сворачивал, не заботясь о мелких потерях и безжалостно прощаясь со «старой гвардией» – людьми, которые в своем большинстве не в состоянии были перестроиться и понять мои боли и чаяния.

Валентин Федорович заметно нервничал:

– Какой такой Никробрил-продукт? Уж не морочишь ли ты мне голову? Смотри!

– Никробрил-продукт – это будущее России! – заносчиво отвечал я. – Он принесет баснословные дивиденды!

– Что-то все это мне не нравится. Не лучше ли синица в руках, чем журавль в небе? А вдруг твой этот, как его, не пойдет?

У меня-то лично не было никаких сомнений, и все же я представил Валентину Федоровичу один очень простой аргумент:

– На этом оборудовании можно производить все что угодно. В крайнем случае, если Никробрил-продукт не пойдет, будем производить… ну я не знаю… тренажеры, какие-нибудь строительные материалы, компьютеры, в конце концов.

На этот раз мои доводы показались Валентину Федоровичу вескими, и он несколько успокоился. Только буркнул, уходя:

– Не пойму, почему бы сразу не начать с компьютеров? Это же так надежно!

Чуть позже я свозил его на завод и познакомил с Никробрил-продуктом, первые опытные образцы которого только что были изготовлены и сразу опробованы. Многое еще нужно было доводить до ума, и над этим бились мои инженеры, но в целом Никробрил-продукт представлял собой именно то, что я и увидел тогда во сне, и этого было уже достаточно, чтобы не сомневаться в победе. Валентин Федорович увидел ЕГО и открыл рот от изумления. Прошел день, другой, постепенно он осмыслил происшедшее, прикинул возможные расклады и с тех пор больше не хотел слышать ни о чем другом.

– Надо обязательно застолбить изобретение, получить авторское свидетельство! – стал приставать он ко мне. – А то обязательно какая-нибудь сука попробует украсть идею!

– Это невозможно! – отвечал я с улыбкой. – Есть одна тайна, не зная которую невозможно ЕГО воспроизвести. Впрочем, я уже подал заявку и даже доплатил за срочность. И вдобавок зарегистрировал само слово «Никробрил-продукт», по всем позициям и по всем классам.

– Молодец! А что за тайна? Может, поделишься?

У меня было хорошее настроение, Валентин Федорович виделся мне близким другом и соратником, который всецело на моей стороне, и я в общих чертах ему рассказал…

– У-у, как все тонко! – восхищенно замотал он головой. – Ни в жизнь бы не догадался!

Наконец конвейер заработал на полную мощность. Я дал отмашку рекламщикам, чтобы они немедленно начинали. Невероятные выдумщики и отчаянные авантюристы, бессовестные, беспринципные, фантастически наглые, в общем, высочайшие профессионалы своего дела, они так лихо всё закрутили, особенно на телевидении, что вскоре вся Россия только и говорила о Никробрил-продукте.

На завод приехали первые, самые рисковые оптовики. Взяли по небольшой партии – на пробу. 999 долларов за единицу товара казалось всем дороговато, на что я каждый раз сурово говорил: «Идите и найдите дешевле!» Этот довод всегда действовал безотказно, ведь производитель-то Никробрил-продукта один-единственный, и они немедленно бежали в бухгалтерию выписывать платежные документы.

За первый месяц было продано триста штук Никробрил-продукта, за второй уже тысячу, а в третьем месяце отгрузили все, что смогли произвести, хотя потребность рынка была значительно выше.

Дело пахло баснословными доходами, даже если выплачивать с продаж все налоги, какими бы разорительными и абсурдными они ни были. Я немедленно вложил всю прибыль в расширение производства, а также закупил побольше сырья и комплектующих, чтобы конвейер ни на секунду не останавливался (более половины всех поставок шли из-за рубежа, и малейший сбой приводил к долгому обидному простою).

В то время я достиг высшего вдохновения в труде, я просто летал. Я чувствовал себя разрывающейся атомной бомбой. С высоты такой невероятной удачи, как изобретение Никробрил-продукта, смешно было и вспоминать, что совсем недавно я был самым отчаявшимся человеком на свете и даже подумывал о самоубийстве.

И совсем не деньги меня окрыляли – что деньги?! – деньги я ценил лишь как неоспоримый и абсолютно точный показатель своих достижений, раз уж речь идет о бизнесе – я, словно художник, словно писатель творил, и творил не какой-нибудь «черный квадрат» и не бабский детектив-однодневку, а принципиально новое, нечто фантастически нужное, безумно интересное. Я своими руками творил доброту, мир, любовь, я, словно скульптор, ваял само совершенство! И это был весомый вклад в светлое будущее моей нации, в ее быт, науку и культуру, во всемирный прогресс.

Вот этому можно посвятить всю жизнь! Теперь мне не будет больно и обидно за бесцельно прожитые годы!

О мой любимый Никробрил-продукт! Как я тебе благодарен!

68

– Мы сделали это! Понимаешь? Мы взяли и сделали! – возбужденно размахивая руками, говорил Алексей.

– Да, ты прав, – отвечал я ему, с любопытством разглядывая здания и лица встречных девушек. – Я, честно говоря, не ожидал, что в Ленингр… Питере Никробрил-продукт будет продаваться лучше, чем в Москве. Парадокс!

Мы гуляли по Невскому – главной улице Петербурга, я, Алексей и чуть сзади его немного скучающая жена Лола.

– Никакого парадокса тут нет! – взволнованно брызгал слюной Алексей. – Никробрил-продукт можно продавать в любом количестве, просто надо его понять, и понять не только на бытовом уровне, но и на философском, заглянуть в его душу…

– Ты считаешь, что у него есть душа?

– Конечно! Это же не просто глупый предмет, при помощи которого… Никробрил – целая вселенная, только сжатая до микроскопических размеров, вселенная духовной истины, вселенная духовного совершенства. Я, клянусь, не верю, что ты его сам придумал. Тебе наверняка помогали!

Я насторожился:

– Ты это о чем? Ты же знаешь, что…

– Тебе помогал сам Бог!

– Ну приехали! – не без удовольствия воскликнул я.

– А разве нет? Только Бог мог помочь тебе вдохнуть в него душу, сделать его, несмотря на железо, пластмассу и микросхемы, существом одушевленным, таким же живым, как мы с тобой или Лола…

Лола мало интересовалась Никробрил-продуктом и вообще делами мужа, ее больше привлекал конечный продукт его деятельности, то есть деньги, вложенные в домашний общак, поэтому она не вникала в этот заумный разговор и даже не пыталась к нему присоединиться. И все же, услышав, что ее сравнили с какой-то железкой, набитой микросхемами, она решила вмешаться:

– Спасибо, дорогой муженек! Ты меня так любишь, так любишь!

Мы рассмеялись.

Меж тем Алексей продолжил расточать в мой адрес всякие комплименты и с лихвой вернул мне все мои похвалы, которыми я с утра осыпал его в честь невероятных торговых вершин, которых он сумел достичь. И действительно, Санкт-Петербург вот уже два месяца не выпускал из рук пальму первенства в области продаж Никробрил-продукта, и даже Москва, в которой реализацией занимался я лично, не сумела добраться до петербургских показателей. Что это? Действительно, таланты Алеши? Или просто фишка так выпала?

Честно говоря, гулять втроем с Алексеем и его женой по Невскому мне было не совсем удобно. Как только я увидел Лолу, я с телевизионной подробностью вспомнил ту гулянку, когда Лола сначала сношалась в ванной комнате с Петрухой в собачьей позе, потом переспала с моей развратной Верой и под конец, утром, отдалась мне. Вспомнил ее лицо в тот момент, когда я… вспомнил, как выглядят ее полные груди с чувственными сосками, широкие бедра, даже вспомнил полоску на ее лобке – «блядскую дорожку». Испугавшись, что мой взгляд слишком откровенен, я поспешил отвернуться и заговорил с Алексеем, с трудом настроившись на нужный лад, но вскоре почувствовал, что меня смущает одно лишь присутствие молодой женщины, будто я нахожусь под воздействием невидимых волн, которые она мне посылает. Я даже обернулся. Лола держалась так непринужденно, будто, ну, совсем, совсем ничего и никогда между нами не было, однако я увидел, да-да – именно увидел, как вся ее сексуальная энергия, заключенная в голубизне глаз, в изгибе губ, в форме ягодиц, в проступающих сквозь лифчик и рубашку очертаниях крупных сосков, концентрируется где-то посередине ее груди и ослепительным болезненным лучом посылается мне, вплескивается мне в лицо. Вот сука! Она хочет меня опять соблазнить? Или меня глючит?

На следующий день мы посетили втроем Петродворец, потом путешествовали на моторной лодке по питерским каналам, потом ели в ресторане на Невском лягушек и акульи плавники. Лола сильно меня отвлекала – я то и дело ловил многозначительную голубую искру в ее глазах, а ее жаркие груди, стесненные одеждой, или ее аппетитная задница все время попадались мне на глаза. Я, разнесчастный, постоянно ловил себя на том, что испытываю к ней сексуальное влечение, и, стыдясь своих чувств, стыдясь, прежде всего того, что желаю жену своего лучшего друга, по мере сил боролся с наваждением, старался отвлечься едой, веселыми разговорами, дискуссиями о Никробрил-продукте. Я очень жалел, что не взял с собой Веру, например, под предлогом какой-нибудь бухгалтерской проверки. Она легко разрушила бы все Лолины чары, лишь пару раз взглянув на меня, или невзначай наклонившись, или закинув ногу на ногу. Тогда, уж наверное, страдал бы не я, а Алеша…

Вечером того же дня я уединился в своем номере – а остановился я в лучшем отеле города, – плеснул на донышко коньяку и уселся в кресло перед телевизором – начинался футбольный матч, в котором решалась судьба российской сборной. Внезапно в дверь постучали.

– Войдите! – крикнул я, ожидая какого-нибудь служителя отеля.

На пороге стояла Лола.

– Что случилось? – удивился я.

Ее внезапный приход что-то мне напомнил… А, ну конечно! Маленький таежный городок, бывшая жена Алексея Юля, которая приперлась в номер, чтобы меня соблазнить…

– Ничего не случилось. Можно войти?

– Конечно!

Я усадил ее в кресло, вынул из бара маленькую бутылочку шампанского «Мадам Клико» и наполнил бокал.

Некоторое время мы молчали. Пили потихоньку. Я понимал: она должна объясниться.

– Ты сегодня целый день пожирал меня глазами. Прямо съел всю, – сказала Лола.

– Я?! Разве?!

– Ну конечно! Удивляюсь, как Алеша ничего не заметил. Впрочем, ему по барабану. Его теперь ничего не интересует, кроме Никробрил-продукта…

О муже она и до этого отзывалась не очень-то лестно, даже в его присутствии, так что ее слова меня нисколько не удивили.

– И ты решила… – Я был в полном замешательстве.

– Да, я решила сама к тебе прийти. Ты бы вряд ли отважился. Наверное, вызвал бы проституток, кучу денег на них потратил…

– И ты решила помочь мне сэкономить? – улыбнулся я. – Но я проституток не выношу, они мне противны…

– Но ты же хочешь меня? Ведь так?

Опять этот изгиб губ, опять эта голубая искра в глазах.

Я почесал подбородок:

– Ну, допустим, хочу. Но это не значит, что…

– Постой! Больше ничего не говори! Все остальное не имеет значения. Достаточно того, что мы здесь вдвоем, что ты меня хочешь и я тебя хочу…

– Ты меня?.. – Я заметил, что начинаю возбуждаться. – А как же Алексей?

– Да пошел он на три буквы! Нет, я, конечно, его люблю, он такой хороший, и все такое… Но… но в сексуальном плане он давно меня не интересует.

«Что ж, – подумал я, – раз уж так все вышло, расслабься, Сашок, и получи удовольствие!»

– А где Алексей?

– Алексей дома. А я уехала к маме.

– Но тебя же не будет у мамы?

– Почему это? Будет… только немного попозже…

Да что тут говорить?! Надо действовать!

Я выключил телевизор, увлек Лолу за руку в спальню и набросился на нее с такой животной яростью, которую она от меня вряд ли ожидала. Я упивался голубизной ее глаз, я целовал, всасывал этот изгиб губ, я терзал ее сдобные груди, я покусывал ее крупные соски, я готов был изорвать в клочья ее изнеженную попку.

Она завелась так сильно, как ни одна девушка со мною не заводилась. Она стонала, визжала, она радовалась боли и просила еще сильнее, она ответно царапалась, и кусалась, и даже несильно прокусила мне шею, словно вампир. Она вся истекала, а когда я чуть прикоснулся языком к главному источнику ее наслаждений, она вообще потеряла всякую ориентацию во времени и пространстве, только придержала меня за затылок и мычала нечленораздельно.

Мы забыли про душ, в который собирались, про презервативы. Даже дверь в номер осталась незапертой.

Потом Лола умоляла, заклинала меня скорее начать, даже матом один раз ругнулась в горячке, но я все медлил и медлил, приученный Верой к длительным предварительным импровизациям, и наконец она не выдержала и попыталась сама насадиться…

Войдя, я кончил мгновенно, но она при первых моих конвульсиях тут же бурно последовала за мной.

– Что это было?! – спросила она, едва придя в сознание.

– Это был я… – философски ответил ваш покорный слуга…

Лоле было уже пора. Худо-бедно, но, оказывается, прошло полтора часа. Она оделась, допила свое шампанское и с опаской скользнула в бесконечность коридорных лабиринтов отеля.

Я опять взялся за коньяк. На душе было пусто. Я был себе омерзителен.

Через две минуты в дверь опять постучали.

Я решил, что Лола зачем-то вернулась, даже мелькнула дерзкая мысль все повторить, но на пороге стоял улыбающийся и чуть поддатый Алексей с шампанским в руке, а по обе его стороны нежились в тугих складках одежды два совершенных фотомодельных тела, две высоких умопомрачительных мартышки, причем обе блондинки.

– Сюрприз! – закричали мне в лицо все трое.

Я с трудом изобразил дружескую улыбку.

– Ты никого сейчас не встретил? – спросил я Алексея.

– Нет. А кого я должен был встретить?

– Да так, ко мне парень один заходил, ты тоже его должен знать…

Мы сели, разлили, блондинки устроились на наших коленях. Девушки были глупы, манерны, но дружелюбны и покладисты. Я рассказал пару анекдотов про блондинок:

Вопрос. Как определить, что факс отправила блондинка?

Ответ. На нем будет почтовая марка.

Вопрос. Как блондинка будет убивать рыбу?

Ответ. Утопит.

Вопрос. Сколько блондинок нужно, чтобы вкрутить лампочку?

Ответ. Одна. Она держит лампочку, а мир вращается вокруг нее.

Вопрос. Почему блондинки работают без обеденного перерыва?

Ответ. Слишком долго учить заново.

Вопрос. Как называется, когда блондинка красится под брюнетку?

Ответ. Искусственный интеллект.

Вопрос. Что говорит правая нога блондинки, встречая левую?

Ответ. О, сколько лет, сколько зим!

Вопрос. Что говорит блондинка после одиннадцатого оргазма?

Ответ. Ребята, а вы правда играете в одной команде?

Какая разница между проституткой, нимфоманкой и блондинкой?

Проститутка: «Что, ты еще не кончил?!»

Нимфоманка: «Как, ты уже кончил?!»

Блондинка: «Бежевый… Я покрашу потолок в бежевый!»

Больше всех смеялись блондинки. Они совершенно не обиделись.

– С чего ты вдруг решил оторваться? – поинтересовался я у Алексея. – Я от тебя такого не ожидал!

– Я сам от себя не ожидал. Но не все же время быть праведником. Лолка к матери уехала, думаю, да черт с ним!

«Вот блядская семейка!» – подумал я.

– А откуда девушки?

– Как откуда? Из лесу, вестимо. Взял самых дорогих в Питере, каких нашел.

– Ну что ж, вполне-вполне…

Алексей торопился домой, чтобы успеть ответить на телефонный звонок, если Лола решит ему позвонить от матери. Поэтому после часа общения, стихов, анекдотов и тостов он поспешил уединиться с одной из девушек, быстро сделал свое дело и был таков.

Странно, но секс с женой Алексея совсем меня не успокоил, а, наоборот, только раззадорил. Поэтому девушки покинули мои апартаменты только утром, изрядно уставшие, но дополнительно вознагражденные.

«Лола… Лола… – крутилось в голове, когда я засыпал. – Откуда ты взялась? А, помню, это я ее с Алешей познакомил, когда он только развелся и переехал в Ленинград. Как же я ее узнал? М-м, чего-то не припоминаю… Стоп! Я познакомился с нею на дискотеке, а на следующий день угощал мороженным, хотел трахнуть, но какие-то проблемы, месячные вроде… Потом… потом я вернулся в Москву, увлекся другой и о Лоле на некоторое время забыл. А далее Алексей переехал в Питер, а я ей опять позвонил и пригласил в ресторан. А потом оставил их вдвоем в этом ресторане, намекнув, когда Алеша выходил мыть руки, что его другу сейчас как никогда нужна женская поддержка, что он разведен и при этом обеспечен и что он может и замуж позвать. Лола оказалась не из тех, кому нужно повторять дважды. Она в него вцепилась мертвой хваткой и немного успокоилась только тогда, когда они расписались и она забеременела, а бывшая Лешкина жена была послана далеко и надолго… Это все хорошо, конечно… Однако что она тогда делала на дискотеке? Так, сейчас подумаю… Давно это было… Боже, не может быть! Она же там снималась! Точно-точно! Снималась, и, может быть, даже за деньги!»