Текст книги "Дело чести"

– Дьявольски держат строй, – произнес Тэп.

– У них хорошие летчики, – ответил Квейль.

Над ними проходила вторая группа. Большой грек поднял винтовку, прицелился, сделал поправку на отклонение и выстрелил. Квейль и Тэп следили за самолетами и не видели его приготовлений; они услыхали только выстрел.

– Ради бога! – воскликнул Квейль. – Что вы делаете? Хотите, чтобы они все накинулись на нас? Уберите эту проклятую штуку.

Большой грек поглядел на него и опустил винтовку.

Квейль не отрывал глаз от бомбардировщиков. Прошла третья группа.

– Слава богу, не заметили.

– Наверно, заметили, но заняты другим. Сумасшедший дурак.

– Что они могли сделать? – спросила Елена.

– Не знаю, – ответил Тэп. – Могли сбросить фугаску.

– Что?

– Бомбу. Они не любят, когда в них стреляют из винтовок, – пояснил Квейль.

– Прошу прощения, инглизи, – сказал большой грек. – Я не мог спокойно смотреть, как они тут летают.

– Понимаю, – ответил Квейль. – Но хорошо все-таки, что они не обратили внимания.

Они пошли обратно по пшенице.

– Хорошая пшеница, – заметил большой грек по-гречески.

Маленький грек теперь чувствовал, что он не хуже других, и был настроен благодушно.

– Ей не суждено сделаться хлебом, – сказал он.

– Времени еще много, – возразил большой грек. – До жатвы еще далеко.

Он срывал длинные зеленые колосья на ходу.

– И тогда она достанется немцам.

– Да.

– Ты знаешь толк в пшенице?

– У моего отца была земля. Помню, ребенком я видел такую пшеницу.

– Мне никогда не приходилось видеть пшеницу так близко, – сказал маленький грек.

– Это хорошая пшеница. Нынешним летом пшеница хорошо уродилась.

Теперь маленький грек был счастлив; он протянул руку, чтобы помочь большому перебраться через канаву. Большой грек отказался от помощи, но маленький грек не обиделся и спокойно сел в машину.

Они продолжали свой путь под ровный, однообразный гул мотора; и в машине была жара; и была спешка и тревожные мысли о том, хватит ли бензина только до Триккала или и дальше, потому что немцы, наверно, уже подходят туда.

Цель была уже близка; всякий мог это заметить. Вот группа тополей, вот платаны, а частые рощи больше всего говорят о близости города.

– Уже Триккала, – сказал Тэп.

– И опять бомбардировщики.

Квейль увидел их сквозь ветровое стекло. Все вышли из машины и сошли с дороги. Это была новая группа самолетов.

В Триккала тоже не оказалось жителей. Проехав через город, Квейль взял направление на юг.

– Какой следующий город? – спросил Тэп.

– Лариса. Не знаю, как мы туда доберемся, – тихо ответил Квейль. Тэп сидел теперь рядом с ним, на переднем сиденье.

Они переезжали какую-то реку по поврежденному бомбами маленькому мосту, когда Квейль вдруг заметил, что мотор чихает, хотя продолжает работать.

– Долго не протянет, – сказал Тэп.

– Миль тридцать от Триккала мы, наверно, проехали, – ответил Квейль.

– Что мы будем делать, если машина станет?

– Если дотянем до Ларисы, тогда не страшно.

Квейль обтер руками рулевое колесо, скользкое от пота. Он прищурил глаза, чтобы дать им отдых от солнца, испещрявшего взгорье длинными тенями деревьев. Наверно, Лариса уже недалеко. Если бензина хватит хоть не надолго, они скоро будут там. Квейль не хотел верить, что там немцы.

Дорога делала, казалось, ненужные извилины и была совершенно пустынна. Квейль принялся считать про себя от одного до десяти и обратно, что-то неясно бормоча себе под нос. Местность гладко расстилалась по обе стороны дороги, пока тянущаяся с юга возвышенность внезапно не сузила пространство. До сих пор они ехали вдоль берега реки, а теперь пересекли реку и продолжали путь по возвышенности.

– Я припоминаю эти места. Я бывала здесь. Лариса уже близко, – сказала Елена Квейлю.

Небольшой подъем вынуждал их идти на второй скорости. Дорога делала широкие повороты и во многих местах была покрыта жирным слоем грязи. Порою казалось, можно слышать, как цилиндры поглощают бензин. И вот на одном из таких поворотов мотор зашипел, потом опять застучал и наконец, совсем замер.

– Точка, – сказал Тэп.

Квейль поставил машину у края дороги.

– Что мы теперь будем делать? – спросил маленький грек у Елены.

Она ответила, что не знает. Она ждала, что сделает Квейль. Он сидел, не отнимая рук от руля и глядя вперед на дорогу; он старался припомнить карту района Ларисы, которой они пользовались, когда стояли здесь. Может быть, напрямик будет ближе. Но это рискованно, так как можно сбиться с пути и прозевать дорогу в Афины.

– В самом деле пусто, – сказал Тэп. Он раскачивал машину, прислушиваясь, не плещет ли в баке.

– Ладно, – промолвил Квейль. – Надо собираться. Пойдем пешком.

Седоки вышли из автомобиля. Квейль обшарил его – нет ли чего-нибудь, что стоило бы взять с собой. Но ни одного предмета, стоящего каких-нибудь хлопот, не оказалось.

Он вышел из машины, захлопнул дверцу и пошел вслед за остальными, уже шагавшими по дороге. Маленький грек, ожидавший Квейля, встретил его радостной улыбкой и широкими шагами пошел в ногу с ним вверх по склону. Елена обернулась, ища глазами Квейля; она увидела машину, аккуратно поставленную на краю дороги, и подумала, что это очень характерно для добросовестной обстоятельности Квейля.

Он нагнал ее, и они пошли втроем. Большой грек и Тэп шли ярдов в двадцати впереди. Они поднимались вверх по склону, не останавливаясь и почти не разговаривая. Только раз Квейль крикнул:

– Не торопись, Тэп. Идти еще долго.

– О'кэй, Джонни! – крикнул Тэп в ответ и продолжал идти прежним шагом.

За подъемом начиналась ровная извилистая дорога, прорезывавшая ту самую возвышенность, на которую они только что поднимались. Они нестройно шагали по грунтовой дороге, и их разгоряченные тела скоро дали им почувствовать, что солнечное тепло превратилось в жару.

– Осталось у нас что-нибудь съестное? – спросил Квейль у Елены.

– Нет.

– Я тоже не прочь закусить. Не отказался бы и от глотка воды, – сказал Тэп.

– Как твоя рука? – спросил Квейль.

– Как камень. А твоя голова?

– В порядке.

– Я переменю тебе повязку, – сказала Елена. Они шли по очень грязному отрезку дороги. Квейль снял куртку.

– Потом. Сперва разберемся, где мы, – ответил он.

– Мне кажется, я слышу разрывы бомб, – обернувшись, сказал большой грек. Он шагал впереди, а Тэп шел теперь сзади вместе с Квейлем, малышом и Еленой.

Квейль, не останавливаясь, прислушался. До него донесся гул разрывов, но для бомб в этом звуке было слишком мало грохота. Звук был тупой и без отзвуков, и потом это были отдельные разрывы, а не слитный глухой гул бомбежки.

Квейль понял, что это артиллерия. Они достигли теперь вершины подъема, и скоро должен был начаться спуск. Когда они прошли широкий поворот, перед их глазами открылись ровная местность, тянущаяся вплоть до Ларисы, и очертания города, широко раскинувшегося по обе стороны реки, и группы высоких деревьев вокруг города и в самом городе, и отчетливо выделяющиеся белые дома.

– Добрались все-таки, – воскликнул Тэп. Он опять шагал впереди.

– Я еще слышу бомбежку, – заметила Елена.

– Я говорил, что уже близко, – сказал маленький грек.

Он ускорил шаг, чтобы догнать Тэпа и большого грека.

– Не видно, чтобы город бомбили, – крикнул Тэп.

– Это артиллерия, – ответил Квейль.

– Вон грузовик на дороге.

Елена показала на северо-восток. Они увидели грузовик, спешивший в сторону Ларисы, и столб белой пыли, который следовал за ним, крутясь и утопая в насыщенном парами воздухе.

– Что это может быть за артиллерия? Где она?

– Где-то слева.

То есть на севере, подумал Квейль. И, по-видимому, в горах. И тут он вспомнил вид этой местности, открывавшийся перед ним во время полетов. Самые близкие к Ларисе горы – те, через которые они сейчас пробираются. А на севере ближайшие – милях в пяти отсюда.

– Должно быть, где-то поблизости идет бой, – сказал он Тэпу.

– Поспешим тогда.

Они шли все вместе по дороге и смотрели, как поднимающийся над горами дым низко стелется по залитой солнцем земле. Подъем остался позади, они шли по ровной местности. Им казалось, что до города теперь дальше, чем раньше. Когда они дошли до первого дома, Квейль ждал, что вот-вот выскочит немецкий патруль. Но они без помех продолжали свой путь среди редких домов предместья, и была слышна только артиллерийская пальба с далеко разносящимися долгими раскатами. Был еще черный дым, но не густой, и они видели бесчисленные воронки вдоль дороги. А потом Квейль разглядел на большом мосту, к которому они подходили, человеческую фигуру.

– Ты видишь? – спросил его Тэп.

– Да.

– Ну?

– Ну?

– Черт возьми, неужели немец!

Они направились прямо к мосту. Бородатый грек шел с Квейлем впереди. Тэп неуверенно шагал по обочине. Елена и маленький грек следовали за ним. Все старались всмотреться в человека на противоположном конце моста. Тэп понял первый.

– Посмотри на шляпу, – сказал он Квейлю.

Они были уже у самого моста. Человек направился к ним. На нем была широкополая шляпа австралийских войск.

– Кто такие? – спросил австралиец.

Квейль увидел у него на рукаве буквы «МП» – знак военной полиции.

– Ну и повезло нам! – воскликнул с радостным смехом Тэп.

– Я чуть не умерла от страха, – призналась Елена.

– Нам очень повезло. Это аустралос, – объяснил большой грек маленькому.

Маленький грек сохранял спокойствие.

– Кто такие? – повторил австралиец. Он рассматривал их. Он увидел грязные бинты на голове Квейля, и его черное лицо, его драную куртку, и не имевшие никакого отношения к его синей форме брюки цвета хаки, грязные стоптанные сапоги, и изорванную теплую куртку на руке. Он увидел девушку, Елену, загорелую и улыбающуюся, с теплыми щеками и высокой грудью, в светло-коричневом пальто и стоптанных ботинках, без чулок, глядящую на него в упор радостным взглядом. Увидел большого грека с острой бородой, глазами с поволокой и винтовкой за плечами и другого грека, маленького, стоящего за чернобородым, и Тэпа в застегнутой на все пуговицы синей форме, у которого одна рука безжизненно висела, а другая была, по-видимому, на перевязи, и обе были в грязи после возни с греческим грузовиком. На шее у него был воротничок, но не было галстука.

– Мы страшно рады, что встретили вас, – обратился к нему Тэп.

– Мы из Янины, – прибавил Квейль.

Австралиец смотрел на них, загораживая дорогу. Он держался настороженно.

– Мы англичане, – сказал Квейль и показал на вышитые у него на нагрудном кармане крылья.

– А остальные?

– Греки. Я за них ручаюсь. Девушка – сестра, поехала с нами.

– Покажите ваши документы, – потребовал австралиец.

Он говорил с австралийским акцентом, и Квейль вспомнил Вэйна. Он вынул отсыревшие документы и желтый пропуск, выданный штабом британских вооруженных сил в Греции. Тэп тоже вынул свой пропуск. Елена протянула листок бумаги, на котором было написано что-то по-гречески. Греки предъявили свои солдатские книжки.

– Можете не беспокоиться, все в порядке, – сказал Квейль. – Мы из Янины, из восьмидесятой эскадрильи. Я был сбит, а он находился в госпитале. Нам удалось достать автомобиль, но вон там, на горе, у нас вышел бензин. А что там, дальше?

– По-видимому, у вас все в порядке, – сказал австралиец. Он поглядел на черное, покрытое ссадинами лицо Квейля и окончательно удостоверился в этом. Он протянул документы обратно. – Тут у нас становится жарко, – прибавил он.

– Попадем мы в Афины?

– Иногда туда ходит грузовик связистов. Это все, что осталось.

– А как дела? – спросил Квейль.

– Чертовски скверно. Нас бомбят каждый день.

– Да, но что делается? Мы ведь ничего не знаем.

– Дела плохие. Вы совсем ничего не знаете?

– Ничего.

– Мы оставили Флорину. Потом Элассон. Там было черт знает что. У них слишком много самолетов и танков. Они зверски бомбили нас. Мы ничего не могли поделать. У нас в воздухе ничего не было. Ребята сдерживали их, но сила солому ломит.

– Что же теперь будет?

– Думаю, отойдем к следующему проходу в горах. Я получил приказ вернуться в Фарсалу. Саперы взорвут этот мост, как только пройдет связной грузовик. Немцы всего в нескольких милях. Вы слышите пальбу?

– А когда пройдет грузовик?

– Может показаться каждую минуту. Слышите? Эти опять тут, – сказал австралиец.

Издали донесся протяжный гул многочисленных самолетов.

– Они летают тут весь день. Лучше сойдите с моста.

Австралиец снял широкополую шляпу и надел стальной шлем. Потом поглядел на Елену и предложил шлем ей, но она улыбнулась, отрицательно покачала головой, сказала: «Нет, спасибо», – и пошла рядом с ним по травянистому лугу в сторону от моста.

Квейль шел сзади. Прямо впереди виднелись очертания Ларисы. Сейчас они уже расплывались, так как наступали сумерки – солнце зашло за гору. Он видел силуэты тополей и белых платанов в освещенной последними лучами солнца светло-розовой пыли, наполнявшей воздух. Он взглянул на небо, ища самолеты. Они шли с севера из-за горной гряды.

– Надеюсь, мы успеем вовремя выбраться отсюда, – сказал Квейлю Тэп.

Они подошли к месту, где уселась Елена, оба грека и австралиец.

– Времени у нас немного, – сказал австралиец. – Если связной грузовик не вернется, значит, немцы скоро придут сюда по этой дороге. Поэтому они и бомбят Ларису, надо думать.

Теперь самолеты были хорошо видны. Они летели четырьмя группами в неровном строю в сопровождении небольшого числа истребителей над ними и под ними. Когда они приблизились к городу, первая группа повернула к Ларисе, и солнце осветило падающие с самолетов серии бомб. Когда первая группа набрала высоту и стала развертываться для второго захода, ее место заняла вторая группа. Раздались новые взрывы, и черный дым поднялся столбом; он расходился веером, как дым от паровоза, и просачивался между тополями в покой, тишину и тепло багрового неба.

Третья группа, пролетая над городом, слегка отклонилась к югу. Квейль видел, как пикировал каждый самолет и как подымался высоко вверх черный дым.

– Метят в аэродром, – сказал австралиец. – Похоже, будто попали. Там были истребители, «Харрикейны».

– Нам надо пойти туда, – сказал Тэп Квейлю.

Квейль кивнул и продолжал смотреть, как пикируют бомбардировщики и растет черный дым. Он знал, что это загорелся самолет или цистерна с бензином. Они пошли обратно к дороге.

– Послушайте, – сказал Квейль австралийцу. – Если мы пойдем дальше, вы скажете, чтобы грузовик подобрал нас? Мы будем идти по дороге. Попробуем пройти на аэродром.

– Скажу, – ответил австралиец.

– Приведет нас эта дорога на аэродром?

– Да. Ступайте прямо через город. Когда выйдете из города, будет поворот. Вы увидите оттуда палатки. Если грузовика долго не будет, я сам пойду туда. На этой дороге каждую минуту могут появиться немцы.

– Спасибо, – сказал Тэп.

– Скверно, правда? – заметил австралиец.

– Хуже быть не может, – согласился Тэп.

– Идем, – сказал Квейль Елене.

– Всех благ, – кивнул Тэп австралийцу.

Австралиец смотрел, как пятеро путников медленно и вяло брели по дороге. Их дело тоже дрянь, думал он. Видно, чертов грузовик где-нибудь сковырнулся. Здесь похоже на окрестности Роз-бэй, вот занятно. Но какого дьявола застрял этот грузовик? Подожду, пока они отойдут немного, и, если не будет грузовика, пойду на своих на двоих, – дело дрянь, дрянь дело, факт.

И он смотрел на путников, исчезающих в пурпуре заката, на черную пелену дыма, на тополя; он был теперь один в самом центре всего этого мира тепла и покоя, а впереди – только широкая речная гладь с ее милой зеленью и тополями. И абсолютно ничего вокруг. И скоро тут будут немцы. Эта местность похожа на Роз-бэй. Кажется, пора выбираться отсюда.

И он зашагал по дороге.

23

Они шли по краю луга, превращенного в аэродром, и смотрели на горящий «Харрикейн». В конце поля стояли два высоких грузовика и на таком же расстоянии друг от друга еще «Харрикейны». Верно, сейчас снимутся, подумал Квейль. Постараемся устроиться на одном из грузовиков.

Они подошли к людям, занятым погрузкой на грузовик больших ящиков.

– Есть здесь кто-нибудь из офицеров? – спросил Тэп.

– Вон там, – ответил один из солдат. Все с интересом глядели на пятерых пришельцев.

Елена осталась ждать, а Квейль и Тэп поспешно направились к группе, стоявшей у горящего самолета.

– Вы эвакуируетесь? – спросил Квейль у лейтенанта авиаотряда, не отрывавшего глаз от самолета.

– Откуда вы взялись?

– Из Янины. Просим принять нас на грузовик.

– Мы из восьмидесятой эскадрильи, – добавил Тэп. – А ваша семьдесят третья?

– Да, – ответил лейтенант. – Что же вы делали?

– Это Джон Квейль, – объяснил Тэп.

– Вы! Значит, вы живы и здоровы? – воскликнул лейтенант. – А все считают вас погибшим. Вы настоящий герой. Что с вами было?

– Я был сбит. Как насчет грузовика?

– Они сейчас тронутся.

– Вы можете дать знать в штаб, что мы едем? – спросил Тэп.

– Связи больше нет. Но я сообщу. Я лечу туда. Эти негодяи только что разбомбили нас. Вы видели?

– Да.

– Мы потеряли самолет. Пойдемте, я скажу сержанту, чтобы он взял вас с собой.

Они пошли обратно к грузовику. Лейтенант сказал сержанту, что с ним поедут эти двое.

– С нами два грека и девушка-гречанка, моя невеста, – сказал Квейль. Ему было неловко, но он знал, что лучше сказать сразу, чтобы не было необходимости объясняться потом.

– Уж не знаю, как быть с греками. Мы и так перегружены, – ответил лейтенант.

– Нам пора двигаться, – сказал сержант. – Вы сейчас летите?

– Да. Вот что, сержант. Захватите и греков. Они помогли этим офицерам выбраться из Янины. Придется довезти их. Скиньте что-нибудь, если перегрузка слишком большая. Ладно?

– Да, сэр.

– Ну, меня ждут, – сказал лейтенант. – На первом грузовике едет пилот-офицер. Это его «Харрикейн» горит. Он позаботится о вас. Даст вам что-нибудь поесть. И вы позаботьтесь о них, сержант.

– Да, сэр.

– Всего хорошего. Рад, что вы целы, Квейль.

– Всего хорошего, – ответил Квейль и пожал ему руку. – Спасибо за все.

– Я сообщу, когда буду в Афинах, – сказал лейтенант и поспешил к своему самолету.

Они стояли и смотрели, как он садился. Механик был уже на месте и запустил мотор. Когда лейтенант стал рулить к краю площадки, где самолеты должны были построиться клином, механик направился к грузовику. «Харрикейны» уже вырулили и построились, когда до слуха Квейля донесся ровный гул. Он быстро обернулся на звук и увидел, что из-за гор выходит большая группа самолетов. Ему бросились в глаза их обрубленные, угловатые крылья, и он сразу узнал: «Мессершмитты». Он бросился было к «Харрикейнам», чтобы предупредить их, ко они уже рулили на взлет.

– Смотрите! – воскликнул Тэп. И он указал на «Мессершмитты», перешедшие в крутое пике.

– Господи! – вырвалось у механика.

Квейль молчал. Он чувствовал, понимал, знал, что сейчас произойдет.

– Ложись! – крикнул Тэп.

Они растянулись на траве и стали ждать, что будет.

Только Квейль остался на ногах. Он следил за происходящим. «Мессершмитты» обрушились на «Харрикейны» как раз в тот момент, когда те отрывались от земли и шасси их еще касались ее.

– Ублюдки! – завопил во все горло Квейль.

Немцы шли тройками. И тут началось. Квейль слышал рев «Харрикейнов» и знал: они и не подозревают о том, что «Мессершмитты» чуть не сидят на них. Все превратилось в сплошной рев. «Харрикейны» были почти прямо над Квейлем, когда первые три «Мессершмитта» вышли из пике и открыли огонь. Послышалась короткая очередь, потом длинная, потом опять короткая, и снова рев. «Мессершмитты» взмыли вверх. Квейль видел, как пули бороздят землю вокруг него. Он не двигался и смотрел на смерть.

«Харрикейны» уже заметили опасность. Вторая тройка «Мессершмиттов» обрушилась на них, и протрещали новые очереди. «Харрикейны» уходили по горизонтали и пытались набрать высоту, но из каждого немецкого самолета протрещала очередь, из каждого метнулось пламя, и воздух прочертили трассирующие пули, и можно было оглохнуть от шума, и Квейль стоял и кричал, и в одну неуловимую долю секунды ведущий «Харрикейн», охваченный пламенем, рухнул на землю и с глухим шлепающим звуком разорвался на десять тысяч частей, и послышался запах гари, и рев моторов не умолкал, и остальные два «Харрикейна» продолжали свой бреющий полет и пробовали набрать высоту, и третья тройка «Мессершмиттов» налетела на них, и Квейль по-прежнему стоял и кричал и не спускал глаз с «Харрикейнов», потому что они немного набрали высоту и делали то, что надо, – не вступали в бой, а уклонялись и набирали высоту, – и Квейль знал, что они вывернутся, так как, выходя из пике, «Мессершмитты» потеряли слишком много скорости, и вот «Харрикейны» уже уходят за горную цепь. А в воздухе остался запах гари от охваченного пламенем «Харрикейна».

– Это наш лейтенант, – сказал механик сержанту.

– Прикончили… Ублюдки… Сукины дети…

– Пойдем посмотрим.

– Бесполезно, – возразил сержант. – Тут дело копчено.

Он сохранял невозмутимость.

– Суки. Подлые ублюдки. Что делают!

– А чего вы от них ждали? Что они будут нас спрашивать? – вмешался Тэп.

Разозленный, он стоял рядом с Квейлем и смотрел на высокий столб белого дыма, который смешивался с дымом, тянувшимся от Ларисы и от первого «Харрикейна», уничтоженного на земле.

Елена подошла к Квейлю; он ответил медленным взглядом на ее прикосновение и увидел, что она беззвучно плачет.

– Какой ужас! – она произнесла это, обращаясь к земле, а не к окружающим.

– Пойти посмотреть? – спросил Квейля сержант, глядя на дым, поднимающийся от машины лейтенанта.

– Пошлите кого-нибудь. Может быть, что-нибудь можно сделать, – ответил Квейль. Он сам не верил в это.

Сержант сказал механику. Тот не побежал, как казалось бы естественным, так как ясно было, что надежды нет. Квейль пошел с механиком, Тэп за ними. Обломки «Харрикейна» разлетелись во все стороны, а посреди был пылающий костер. Высокий столб дыма стоял над местом смерти «Харрикейна», а на самом месте ничего не было. Только черное пятно, и дым, и ничего больше. Квейль стоял в недоумении: абсолютно ничего.

Он повернулся и пошел обратно, по-прежнему чувствуя запах горящего бензина и различая в нем еще другой запах, – хоть не был уверен, действительно ли это так. Но не осталось ничего. Абсолютно ничего.

– Экая чертовщина, – произнес Тэп, когда пришел в себя.

Квейль ничего не ответил.

– Мне было бы легче участвовать в этом, чем смотреть, – продолжал Тэп, разговаривая больше сам с собой. Квейль кивнул и направился к грузовику.

– Давайте трогаться, сержант, – сказал он. Тут он увидел остальных. Они лежали на земле. Среди них был и молодой пилот-офицер, который побежал к самолету лейтенанта в момент катастрофы. Тогда Квейль не заметил его, но теперь увидел. Он поглядел на его удаляющуюся фигуру, когда тот пошел к своему грузовику. Все молча расселись, взобравшись в кабины и кузовы больших грузовиков, и машины тронулись.

Механик, который ходил к погибшему самолету, сел за руль в той машине, где находились Квейль и Елена. Тэп сел в переднюю, на которой ехал пилот-офицер. Греки тоже поместились в ней.

Подъехав к дороге, они увидели, что к ним мчится в облаке пыли грузовик без верха, с квадратным передком. Он остановился, чтобы дать их грузовику выбраться с поля на дорогу. Шофер поднялся с места и стоял. На нем была широкополая австралийская шляпа.

– Вам надо поторапливаться, – сказал он.

– Это не связисты? – спросил Тэп.

– Нет, мы саперы. Мы только что взорвали мост там, позади. Вам надо поторапливаться. Немцы уже на дороге, в нескольких милях.

– Черт побери, где же армия? – спросил один из солдат.

– А где бы ты думал? В горах, сдерживает немцев, чтобы вы, черти, могли удрать.

– Ну и дела, – заметил англичанин.

– Убирайся ты, знаешь куда… Скажи-ка лучше, где ваша авиация? Да двигайтесь же, – оборвал австралиец.

Механик дал ход, и тяжелая машина двинулась вперед. Грузовик саперов обогнал ее и вскоре исчез из виду. Понемногу машина набрала скорость, но все-таки шла медленно, а передний грузовик, в котором ехал Тэп, подвигался еще медленней.

Квейль заметил, что шофер все время смотрит в зеркало сбоку кабины, словно ожидая каждую минуту увидеть немцев. Квейль и сам ждал этого… Здесь, на земле, это чувство, что немцы следуют по пятам, похоже на такое же ощущение в воздухе. Но движемся мы медленно, и становится уже темно. Пожалуй, мы остались здесь одни во всем районе…

– Куда вы хотите добраться? – спросил он механика, шотландца по национальности.

– В Афины, – ответил шотландец.

– Нет, – сегодня.

– Куда удастся. Все едут в Ферсалу. Там, наверно, штаб. Если фрицы нас не догонят…

– Эти три самолета были последние в эскадрилье?

– Да.

Шотландец лавировал, ведя тяжелый грузовик по крутым извилинам дороги.

– Кто был этот лейтенант?

– Это был Кросби. Тот самый Кросби. Он имел крест за летные боевые заслуги.

Шотландец говорил сдержанно, сжав губы, но рот его помимо его волн расплывался в широкой улыбке. Рыжие волосы торчали щеткой из-под пилотки, сдвинутой почти на самое ухо. Он говорил с Квейлем, как с равным, – ему было не важно, имеет ли он дело с командиром звена или авиаполка. Квейль заметил, и это ему понравилось. Он смотрел, как неясная в сумерках дорога бежит под колеса, и по временам помогал шотландцу поворачивать огромный руль машины.

Один раз Елена засмеялась, когда шотландец переключил скорость и послышался громкий стонущий звук. Шотландец поглядел на Елену и тоже радостно засмеялся, и они почувствовали симпатию друг к Другу.

– Вы гречанка, мисс? – спросил он, улыбаясь и не замечая того, что улыбается.

– Да, – ответила она, невольно улыбаясь сама.

– У меня есть знакомая гречанка в Афинах. Я женюсь на ней, когда вернусь.

Он произносил «р» твердо и раскатисто, и Елена с трудом разобрала, что он сказал.

– Вы женитесь на гречанке? – переспросила она наклонившись вперед.

– Девушка хоть куда, – ответил шотландец, обращаясь к Квейлю, и тот улыбнулся в ответ.

– Капрал, – сказал он, – это моя невеста.

При этих словах на губах его заиграла сдержанная улыбка. Елена быстро взглянула на Квейля и тоже улыбнулась.

– Вот как? Славно, – сказал шотландец.

Он засмеялся и еще больше сдвинул пилотку на ухо, и они все засмеялись.

– Моя фамилия Макферсон.

Он произнес: Макфейрсун.

– Вы из Глазго?

– Нет. Из Эбердина.

– Как это поется? «Эбердин кружится, кружится»…

– Это Глазго, – объяснил шотландец. И запел: – «Еду я в Глазго, а Глазго кружится, кружится». Это о Вилле Файфе. С ним случилось нечистое дело.

– Как дальше? – спросил Квейль.

Шотландец помолчал, следя за дорогой, потом запел на родном диалекте, певучем и улыбчивом, как его лицо, и по временам Квейль подтягивал, когда вспоминал слова. Когда Квейль начинал подтягивать, Макферсон пел громче, и оба совсем увлеклись. Елена довольно засмеялась и протянула руку, чтобы погладить Квейля.

– Спойте греческую, – попросил шотландец.

– Вы не поймете.

– А ты разве поняла, что пел Макферсон?

– Кое-что. А на каком это языке? – серьезно спросила она.

– Это разновидность английского, шотландский диалект, – объяснил Квейль.

– Попросту эбердинский, – вставил Макферсон. – Как эта песня насчет Муссолини?

Елена опять рассмеялась:

– Это неприличная песня. Слова неприличные.

– Ничего. Мы ведь не понимаем, – ответил Макферсон.

Квейль подумал о том, что у Макферсона нет неприятной развязности в разговоре и держится он без фамильярности, и сам удивился своим размышлениям.

– Нет, нет. Я спою вам другую.

– Нет. Мы хотим о Муссолини, – настаивал Макферсон.

– Ну, ладно, – согласилась Елена.

Она помолчала, потом начала напевать песенку о Муссолини; когда она дошла до припева, Макферсон стал подпевать, и Квейль засмеялся над странностью положения, когда позади немцы, а этот шотландец заставляет Елену петь двусмысленную песенку.

Они все смеялись, когда передний автомобиль остановился и заставил остановиться Макферсона.

– Что там такое? – проворчал он и вышел.

– Мак, – послышался голос офицера.

– Да, сэр.

– Как насчет чая? У вас ведь есть? Где сержант?

– Здесь, – ответил сержант.

– Достаньте, пожалуйста, примус. Попьем чаю.

Тэп тоже вышел из машины, а солдаты стали топать в кузовах, чтобы размять ноги. Квейль плохо видел в темноте, но заметил, что офицер направляется к нему.

– Финли сказал мне, что вы здесь. Я не знал, – обратился он к Квейлю. – Сделаем остановку, чтобы подкрепиться. Финли говорит, что вы все проголодались.

– Я не откажусь от чая, – ответил Квейль.

– Мистер Квейль, – обратился к нему сержант, сидевший в кузове первого грузовика. – Что делать с греками? Всю дорогу ругаются, как черти.

– Сейчас узнаю, – сказал Квейль и отправился на поиски большого грека. Его нигде не было. Квейль не стал над этим задумываться; но в темноте он заметил маленького грека, разговаривающего с Еленой у первой машины. Квейль направился к ним.

– Скажи им, чтобы они перестали, Елена.

– Они оба очень нервничают.

– Из-за чего? Скажи им, что это начинает надоедать.

– Это мало поможет.

Квейль направился в темноте к тому месту, где стоял Тэп с пилотом-офицером.

– Познакомьтесь, – сказал Тэп. – Пит Мартин, Джон Квейль.

– Мы уже познакомились, – ответил Квейль.

Он заметил, что большой грек делает ему знаки, и пошел к нему. Грек стал удаляться от машины, и Квейлю пришлось идти за ним в темноте.

– Инглизи, – сказал грек. – Мне очень жаль, но я хочу проститься. Довольно отступать. Я возвращаюсь.

– Зачем?

– Я не могу так. Вы можете, потому что это не ваша родина. А я не могу.

– Не сходите с ума. Что вы будете делать? Драться со всей немецкой армией?

– Нет. Уйду в горы.

– Зачем?

– Тут все скоро будет кончено. Мы будем драться в горах.

Квейль вспомнил Мелласа. Он помолчал, глядя в темноту.

– Куда же вы хотите теперь?

– Мои родные места – к северу от Ларисы, возле Олимпа. Там я уйду в горы.

– Хорошо, – сдержанно произнес Квейль. – Вы, конечно, лучше знаете, что вам делать.

– Благодарю вас. Благодарю за то, что вы доставили меня сюда. Вы хороший инглизи. Сожалею, что вас здесь побьют. Инглизи здесь не смогут воевать.

– Нас еще не разбили, – заметил Квейль.

– Может быть, но скоро разобьют. Теперь пойду. Желаю вам счастья с этой девушкой. Она очень хороший человек, и другой инглизи тоже. Ну, иду.

– Одну минуту. У вас есть провизия?

– Нет, мне не надо.

– Подождите, – возразил Квейль. – Я вам достану. Подождите здесь.

Он подошел к грузовику, отыскал сержанта и попросил у него чего-нибудь съестного. Тот дал ему хлеба и чая. Квейль вернулся на то место, где оставил грека. Он стал смотреть по сторонам, но грека нигде не было видно.

– Вы здесь? – тихо спросил Квейль по-немецки. Ответа не было. Он всмотрелся в темноту. Даже шагов не было слышно.

Был только мрак и шум, доносившийся оттуда, где располагались остальные. Квейль крепче сжал хлеб в руке, повернулся и пошел к грузовикам.