Текст книги "Колдунья"

Хьюго поймал ее взгляд и незаметно кивнул, показывая, что ему нравится, как она разыгрывает сцену.

– Прекрати тараторить, Хлоя, – сказал он с притворным раздражением, спешившись. – Джаспер, сколько ты хочешь за кобылу?

– Вряд ли она продается, – ответил Джаспер.

– О, но она должна продаваться! – воскликнула Хлоя. – Ты собирался подарить ее мне, так что не можешь утверждать, что хочешь оставить ее себе. Вчера я получила такое наслаждение, катаясь на ней! Я не вынесу расставания. – Она обратила свою ослепительную улыбку на Криспина. – Так жаль, что нам не удалось устроить пикник, Криспин. Но я попала в толпу, которая увлекла меня на митинг реформаторов, и не смогла повернуть обратно.

Криспин взялся рукой за горло. Накрахмаленный шейный платок скрывал следы синяков, но этот невольный жест был замечен и Хьюго, и Джаспером.

Глаза Джаспера сузились до щелок, он переводил взгляд со своего пасынка на Хьюго Латтимера.

– Очень жаль, что ты пропустила пикник, сестричка, – сказал он вкрадчиво. – Криспин так старался, чтобы угодить тебе.

– Да, я почувствовала это и страшно расстроилась, что его усилия пропали даром.

Хьюго решил, что пора вмешаться в эту «дуэль», – Хлоя начала увлекаться.

– Хлоя, я просил тебя перестать тараторить. Джаспер, ты можешь назвать цену кобылы?

– Три тысячи фунтов, – тут же последовал ответ. – Раз уж моя сестра не хочет принять подарок, то с моей стороны было бы просто глупо не запросить хорошую цену.

– Хорошую цену? – пропищала Хлоя. – Три тысячи!

– Придержи язык! – Хьюго опустил тяжелую руку ей на плечо. – Твое нескромное поведение совершенно недопустимо.

– Да, но…

– Замолчи!

Хлоя подчинилась, испепеляя взглядом сводного брата. Его холодные глаза скользнули по ней, и впервые она прочитала в них угрозу и явную неприязнь. Затем Джаспер повернулся к Хьюго и повторил с сардонической улыбкой на тонких губах:

– Три тысячи фунтов. Поскольку теперь я лишен этой суммы…

– Именно так, – подхватил Хьюго, безошибочно понимая его.

Он прекратил выплаты, которые Элизабет делала Джасперу, и сейчас ему приходилось компенсировать потерю Грэшема. Хрупкое плечо Хлои напряглось у него под рукой, и он почувствовал, что ее охватило волнение. Совершенно очевидно, она поняла, чего требует ее брат. Он подумал было, что она тут же разразится гневной тирадой, но ошибся.

– Мы должны посмотреть мать кобылы, – сказала Хлоя спокойно, несмотря на то, что только что вся дрожала от негодования. – Я знаю Шерифа, но я хотела бы осмотреть Рыжую Королеву.

Джаспер наклонил голову в знак согласия:

– Криспин, отведи Хлою на конюшню и покажи ей Королеву. Уверен, что она останется довольна.

Он вновь повернулся к Хьюго:

– Может, закончим это дело в библиотеке?

– Сомневаюсь, что «наше дело» можно уладить так быстро, – откликнулся Хьюго с кривой усмешкой. – Безусловно, стоит обсудить условия сделки. Однако, думаю, ты поймешь меня, если я не воспользуюсь твоим гостеприимством. Поскольку я сам не очень гостеприимен, это было бы похоже на нахальство, ты не находишь?

Он повернулся к своей подопечной, которая пока еще не ушла с Криспином на конюшню:

– Хлоя, если ты намерена посмотреть мать кобылы, предлагаю тебе сейчас же отправиться на конюшню.

Они с Джаспером подождали, пока Криспин и Хлоя скрылись за углом.

– Она всегда была невоспитанной дрянью, – сказал Джаспер с явной злобой.

Хьюго поднял бровь и тихо спросил:

– Слишком невоспитанной, чтобы стать достойной женой твоему пасынку, Джаспер? Или же ее состояние сможет компенсировать недостатки характера?

Джаспер еще больше покраснел, но глаза его стали непроницаемыми, и он отвел их от прямого взгляда Хьюго.

– Ты что-то пытаешься сказать, Латтимер?

Хьюго покачал головой:

– А что я могу сказать?

Джаспер растянул тонкие губы в улыбке и заметил с тихой издевкой:

– Похоже, что-то заставило тебя протрезветь, Хьюго. Интересно, как долго ты продержишься?

– Достаточно долго, чтобы увидеть, как ты отправишься в ад, – спокойно ответил Хьюго, повернулся и вскочил на коня. – Мне не нужна эта кобыла ни за какие деньги. Я вообще не хочу иметь с тобой никаких дел, Джаспер… Надеюсь, ты не сглупишь и не станешь вновь вторгаться в сферу моей компетенции.

Джаспер провел языком по губам:

– Ты ошибаешься, Хьюго. Это ты вторгаешься в сферу моей компетенции. Ты однажды уже сделал это. Я отомщу вдвойне, можешь не сомневаться.

Хьюго кивнул:

– Значит, мы понимаем друг друга. Всегда хорошо быть уверенным в этом.

Появились Хлоя и Криспин, и Хьюго резко позвал девушку.

Она поспешила к нему.

– Мы уезжаем?

– Да, но без кобылы. – Он протянул ей руку. – Садись. Поставь ногу на мой сапог.

Хлоя не выказала ни удивления, ни разочарования внезапным и неожиданным завершением переговоров. Она ухватилась за его руку, поставила ногу на его сапог и, взлетев вверх, устроилась в седле перед ним.

– Всего доброго, Джаспер… Криспин. – Она улыбнулась им с такой дружелюбностью, что можно было подумать, будто между ними никогда не было ничего неприятного.

– Спасибо, что одолжили мне Подружку Робин Гуда… И за то, что показали Рыжую Королеву… Она прекрасна.

– Подумать только! Какая вежливость! А твой брат назвал тебя невоспитанной дрянью, – сухо сказал Хьюго, когда они отъехали. – Оказывается, когда тебе выгодно, ты можешь быть безупречно вежливой.

Хлоя засмеялась.

– Я ни за что не доставила бы им удовольствия, показав, что расстроена. Мне жаль Подружку Робин Гуда, но я, конечно, не заплатила бы за нее три тысячи фунтов.

– Рад слышать это, поскольку и я не собирался покупать ее.

– Он что – отказался вести переговоры? – В ее голосе появилась нотка сожаления.

– А я и не пытался в них вступить.

– О! Полагаю, у тебя были на это свои причины.

– Да, были, девочка. Но сегодня мы купим тебе лошадь. В Эджкомбе, у сквайра Гиллинхэма есть отличный племенной жеребец. Уверен, что у него найдется кое-что подходящее и для тебя.

Его рука легко поддерживала ее талию, иХлоя откинулась назад, ловко устроившись у его плеча, словно всегда ездила таким образом. Ее близость всколыхнула в нем целую бурю эмоций. Хьюго подозревал, что Хлоя прекрасно понимает, что он сейчас чувствует. Каждый раз, когда ему уже почти удавалось убедить себя в том, что Хлоя – простодушная невинная девочка на пороге зрелости, она обязательно делала или говорила что-то такое, что ясно показывало: она давным-давно перешагнула этот порог.

Самюэль вышел из дома, когда они въехали во двор.

– Я, правда, не ожидал этого, – сказал он ворчливо. – Я не знал, что сэр Хьюго разрешил тебе поехать с ним.

– Я не разрешал, – ответил Хьюго, спешившись и снимая Хлою с седла.

– Он не сказал, что я могу поехать с ним, Самюэль, – заметила Хлоя с сияющей улыбкой, – но он и не говорил, что мне нельзя ехать.

Самюэль уставился на нее в недоумении и потряс головой, как собака, в ухо которой попала блоха. Открыв рот, он пытался найти подходящий ответ.

– Даже и не пытайся что-либо возразить, Самюэль. – Хьюго криво ухмыльнулся. – Когда дело доходит до резонерства, тут ей нет равных.

Вечером того же дня, после обеда, Хьюго играл на пианино, когда Хлоя, поколебавшись, вошла в библиотеку. Хьюго повернулся, услышав звук открывшейся двери, улыбнулся ей и продолжил мелодию. Как давно он не играл просто ради удовольствия… Как давно не чувствовал себя так спокойно!

Хлоя свернулась клубочком в большом кресле у окна и, слушая его игру, наблюдала за Хьюго. Она была зачарована сменой чувств, отражавшихся на его лице, пока длинные изящные пальцы, касаясь клавиш, наполняли комнату дивной музыкой. Последние лучи солнца покинули библиотеку, и с наступлением сумерек его лицо оказалось вплотной тени. Но она все еще различала подвижный рот, сейчас мягкий и слегка улыбающийся, видела длинную прядь волос, упавшую ему на лоб.

Она уже понимала, что Хьюго многолик. Хлоя наслаждалась обществом легкого и веселого спутника, испытала на себе его жесткий командирский нрав, а однажды он предстал перед ней как страстный мужчина. Сейчас же в библиотеке она наблюдала за музыкантом. Возможно, именно в этом качестве он наиболее полно умел выразить себя.

Хьюго перестал играть и повернулся к ней, опираясь одной рукой на инструмент:

– Тебя учили играть на фортепиано в семинарии?

– О да. Меня научили всему, – честно ответила она. Хьюго подавил улыбку:

– Ну, так давай я послушаю тебя. – Он встал и жестом указал на скамейку.

– Но я не смогла бы сыграть эту вещь, – сказала она, вставая очень неохотно.

– А я этого и не ожидал. Это мое сочинение. – Он зажег свечу, затем подвинул ее, чтобы свет падал на клавиши. – Я найду тебе что-нибудь попроще. – Он полистал стопку нот и выбрал народную песню с приятным мотивом. – Попробуй вот это.

Хлоя села, чувствуя себя так, как будто ей предстоял экзамен. Пока Хьюго ставил ноты на подставку, она размяла пальцы, а потом сказала:

– Я не играла целую вечность.

– Это не важно. Успокойся и покажи все, на что ты способна.

Он сел в кресло, которое она освободила, закрыл глаза и приготовился слушать. После первых аккордов он быстро открыл глаза, и лицо его стало непроницаемым.

Хлоя бравурно закончила игру и повернулась к нему с торжествующей улыбкой. Все оказалось легче, чем она ожидала.

– М-м-м, – сказал он, – это была небрежная игра, девочка.

– Я играла абсолютно правильно, – возразила она. – Я нигде не сфальшивила.

– О да, что касается нот, ты была совершенно точна, – согласился он. – Но речь идет не о твоем умении играть с листа.

– А что же тогда я сделала не так? – Она выглядела одновременно обиженной и расстроенной.

– Разве ты не почувствовала? Ты взяла такой темп, как будто твоей единственной мыслью было как можно скорее покончить с этим.

Хлоя прикусила губу. Замечание Хьюго задело ее, но честность требовала признать критику.

– Наверно, так и было. В семинарии мы должны были заниматься до тех пор, пока как следует не выучим какую-то мелодию. Только тогда мы могли остановиться.

Хьюго сморщился от возмущения:

– Значит, долгие часы за фортепиано были наказанием за ошибки? Боже, какой варварский способ обучения! – Он встал. – Твоя мать была превосходным музыкантом… Подвинься.

– Правда? – Хлоя подвинулась, чтобы он мог сесть на скамейку рядом с ней. – Я никогда не слышала, как она играла.

Через тонкий муслин платья она почувствовала упругость его бедра и замерла, догадываясь, что, как только он ощутит их близость, непременно отодвинется. А этого она хотела меньше всего.

Опиум, очевидно, убил и саму Элизабет, и музыканта в ней, подумал Хьюго грустно. Он полностью погрузился в музыку и свои мысли и не заметил изящное, восхитительное тело девушки.

– Она играла на арфе и на фортепиано, а пела, как ангел.

– Я тоже умею петь, – сказала Хлоя, как будто стараясь компенсировать жалкое впечатление от ее игры на фортепиано.

– Умеешь? – Он не мог не улыбнуться, услышав ее взволнованное восклицание. – Через несколько минут ты споешь мне, но пока мы немного поработаем над твоим исполнением «Ласточки». Послушай. – Он сыграл вступление. – Здесь речь идет о птице, а не о стаде буйных слонов. Попробуй.

Хлоя старательно повторила все его паузы и акценты до самого конца, октава за октавой. Когда она закончила, он сказал:

– Со слухом у тебя все в порядке. Нам нужно будет только вылечить тебя от лени.

– Я вовсе не ленива, – запротестовала Хлоя. – Просто никто не учил меня как следует, ты же сам сказал.

Она повернулась к нему, выражение ее лица было и негодующим, и насмешливым:

– Ты можешь научить меня.

У него перехватило дыхание: просто не верилось, что может существовать такая неземная красота. Она шевельнулась, ее бедро прижалось к его ноге, и он мгновенно почувствовал возбуждение.

– Встань, – резко сказал он. – Нельзя петь сидя.

Какое-то мгновение Хлоя не двигалась, и в ее глазах, внимательно следивших за выражением его лица, появилось понимание. Чувственная улыбка задрожала у нее на губах…

– Встань, Хлоя, – повторил он, на этот раз спокойно. Она медленно подчинилась, все еще улыбаясь. Ее юбка касалась его колен, рука слегка опиралась на плечо.

– Что мне спеть?

– «Ласточку», – сказал он, откашлявшись. – Мелодия тебе уже знакома, а слова ты можешь читать, пока я играю.

Она пела чисто, но неумело и по-прежнему торопилась. В ее исполнении не было силы и чувства, присущих пению Элизабет.

Когда она закончила, Хьюго подумал, что интересно будет попробовать улучшить то, чем одарила ее природа.

– Ну, я же говорила тебе, что умею петь, – заявила она. – Тебе понравилось?

– Дитя мое, ты просто ничего не понимаешь в пении, – сказал он, с облегчением перейдя к роли наставника и ментора, поскольку только так ему удавалось соблюдать дистанцию между ними. – Со слухом у тебя все нормально, но голос звучит очень слабо, потому что ты неправильно дышишь. И почему ты опять спешила?

Хлоя выглядела несколько удрученной, и чувственный призыв, который только что был замечен им, больше не проявлялся ни в выражении ее лица, ни в позе.

– Я не думала о том, что спешу.

– И все-таки спешила. Но мы можем это поправить, если хочешь.

– Ты научишь меня? – В ее глазах промелькнула заинтересованность, но, поскольку она смотрела вниз, на ноты, он ничего не заметил. Она же, услышав его предложение, обрадовалась: уроки музыки неизбежно сблизят их, а чем ближе они станут, тем скорее ей удастся преодолеть его неуместную сдержанность.

– Если ты захочешь, – повторил он. – Важно иметь желание. Ты должна заниматься потому, что сама хочешь этого, а не потому, что я тебе велел.

– И долго мне придется заниматься каждый день? – спросила она осторожно.

Хьюго развел руками.

– Столько, сколько ты сочтешь необходимым, чтобы достичь своей цели.

– А что, если я не смогу добиться того, чего ты от меня хочешь?

– Уроки прекратятся, если ты сама больше не захочешь заниматься.

– О! – Она нахмурилась. – А ты хорошо знал мою мать?

Это был вопрос, которого он уже давно ожидал, и он спокойно ответил:

– Очень хорошо, но это было давно.

– А почему вы не встречались с ней в последние годы? Ты жил так близко, а у нее совсем не было друзей. Она, должно быть, считала тебя своим другом, иначе не сделала бы тебя моим опекуном.

Он подготовил ответ на этот вопрос, когда страдал длинными бессонными ночами:

– После смерти твоего отца она жила в уединении. Ты сама знаешь это.

– А почему все-таки она не желала видеть тебя?

– Думаю, она вообще никого не хотела видеть. Но она всегда знала, что я ее друг, несмотря ни на что.

– Понятно.

Все еще хмурясь, Хлоя прошла к окну. Первые вечерние звезды освещали долину.

– Тогда ты знал и моего отца.

Хьюго замер. Как бы он ни готовился заранее, от этого вопроса у него внезапно кровь застучала в висках, а ладони вспотели.

– Да, я знал его.

– Хорошо?

В данной ситуации возможен был лишь честный ответ.

– Очень хорошо.

– Я его совсем не помню. Мне было три года, когда он умер. Наверное, у меня должны были бы остаться какие-то смутные воспоминания… запах или какое-то ощущение. Разве нет?

Стивен никогда не интересовался дочерью. Хьюго не был уверен в том, что тот видел ее больше двух раз за три года. У Стивена был сын, а у сына – пасынок, и только они имели значение для осуществления его планов. Если бы Элизабет родила ему сына, все было бы иначе. Ребенок подпал бы под влияние отца с самого рождения. А девочка интересовала его гораздо меньше, чем лошади для охоты.

– Он проводил много времени в Лондоне, – сказал Хьюго.

– А какой он был?

«Порочный… непостижимо жестокий… развращавший любого, кто попадал под влияние его дьявольских соблазнов», – пронеслось в голове у Хьюго. Но вместо этого ему пришлось сказать ей в ответ:

– Он был чем-то похож на Джаспера. Великолепный наездник, умный человек, очень популярный в обществе. Вероятно, поэтому он так часто пропадал в Лондоне. По-моему, они с твоей матерью не были особенно близки в последние годы.

– А потом он погиб в результате несчастного случая, – констатировала она. – И все же странно, что опытный наездник сломал шею во время охоты.

Таково было официальное объяснение смерти Стивена. Чтобы скрыть от света секреты Конгрегации, Стивен Грэшем был похоронен в фамильном склепе как жертва охоты.

– Ужин готов, – сказал Самюэль, появившись в дверях.

С облегчением Хьюго выпроводил тут же заинтересовавшуюся этим сообщением подопечную из библиотеки.

Глава 13

Во время обеда Криспин внимательно наблюдал за отчимом. Было ясно, что тот пребывал в страшном раздражении. Утренний визит Хьюго Латтимера и Хлои раздул тлеющие угли его гнева, вспыхнувшего после очередной неудачи накануне. Когда Криспин вернулся с пустыми руками и со следами пальцев Хьюго на горле, Джаспер струдом сдержался от того, чтобы сорвать злость на пасынке. Сейчас же Криспин опасался, что после вчерашнего передышка оказалась слишком короткой. Кому-то явно придется заплатить за то, что произошло между Латтимером и Джаспером этим утром.

Луиза тоже поняла, какие чувства одолевают ее мужа. Она тряслась от страха, пока продолжался обед, боясь, что замешкается слуга, или что блюдо будет недостаточно горячим, или что бокал для вина не будет сменен вовремя. Любое упущение в домашнем хозяйстве будет поставлено в вину именно ей. Сначала ледяным тоном будет высказана просьба немедленно исправить оплошность. А позднее, ночью, последует наказание. Он будет унижать ее в постели физически, насмехаясь и бросая упреки, пока ему не наскучат ее слезы. Только после этого он отправится в свою постель.

Слуги тоже понимали, что надвигается гроза, и на цыпочках ходили по мрачному обеденному залу, не поднимая глаз от пола и держась от хозяина как можно дальше, когда подавали ему блюда.

Джаспер вдруг поднял голову:

– Что это с тобой, моя дорогая жена? Ты выглядишь так же уныло, как сазан, которого выловили багром.

Луиза вздрогнула и попыталась что-то ответить:

– О, ничего… ничего, Джаспер. Ничего не случилось… совершенно… совершенно.

– Я понял, – прервал ее Джаспер с убийственным сарказмом. – Нет необходимости твердить одно и то же, моя дорогая. Однако ты все же могла бы оживить обед какой-нибудь беседой. Может быть, сообщишь какие-нибудь пустяки о домашних делах… или расскажешь новости о друзьях? Ах да, я и забыл: у тебя ведь нет друзей, моя дорогая, не так ли?

Глаза женщины наполнились слезами. В отчаянии она пыталась сдержать их, зная, что любой признак слабости лишь раззадорит его.

Криспин заерзал на стуле, негодуя, что его мать выглядит столь жалко. Ему казалось, что она только усиливает гнев отца тем, что нервничает и заикается.

– Ты даже не дружишь с женой викария, – продолжал Джаспер, и его бесцветные глаза скользнули по бледному лицу жены. – Мне кажется очень странным, что жена викария не посещает жену главного землевладельца. Может быть, ты каким-нибудь образом обидела наших соседей, дорогая?

Луиза сильно сжала руки, лежавшие на коленях. Это сам Джаспер их обидел и прекрасно знал это. Ужасные события в часовне, хотя и не известные посторонним в деталях, давно были предметом слухов и пересудов в округе. И все кругом знали, как сэр Джаспер жесток, и боялись ему перечить. Ни один человек добровольно не переступил бы границ его владений.

– Я жду ответа, – сказал он вкрадчиво, наслаждаясь муками женщины, сидевшей на другом конце стола. Он поднял бокал с вином и сделал глоток; глаза его зло поблескивали.

Луиза глубоко вздохнула. Ее губы задрожали, и она поднесла к лицу платок.

– Я так не считаю, Джаспер, – сказала она голосом, полным страха.

– Ты так не считаешь? Интересно, чем же тогда можно это объяснить? Просто загадка.

Луиза встала и оттолкнула стул.

– Прошу меня извинить, я оставлю вас, пока вы пьете портвейн. – Она кинулась из комнаты, и вид ее был настолько жалок, что даже слуги не могли не заметить этого.

– Поставь графин на стол и убирайся, – рявкнул Джаспер дворецкому. Тот немедленно подчинился, удалившись с куда большим хладнокровием, нежели его хозяйка.

Криспин пытался скрыть страх, ожидая, что теперь кара падет на него. Он знал, что единственное спасение – казаться спокойным. Небрежно он налил в бокал портвейн, когда отчим подвинул к нему графин.

– Итак, что вы намерены делать, сэр? – спросил Криспин как бы между прочим; он сидел, откинувшись на спинку стула и положив ногу на ногу. Он очень надеялся, что, поставив вопрос откровенно, сможет избежать взрыва. Джаспер резко хохотнул:

– Может быть, на этот раз у тебя есть предложение, дорогой мальчик, поскольку мое ты с треском провалил.

– Едва ли в этом была моя вина, сэр. – Криспин понимал, что необходимо защищаться. – Хлоя кинулась вперед еще до того, как я понял, что происходит. Если бы там не было столько народу, я бы не потерял ее. И если бы не резвость Подружки Робин Гуда, то я смог бы ее догнать.

– Выходит, это была моя вина, да? – Джаспер мрачно уставился на рубиновую влагу бокала. – Я думаю, от меня она бы не скрылась, даже верхом на Подружке Робин Гуда.

– Но вас там не было. – Криспин рисковал, надеясь, что если что-то и выручит его, так это смелость.

– Да. – Джаспер откинулся назад. – По той простой причине, мой упрямый пасынок, что со мной Хлоя никуда бы не отправилась по доброй воле. Бог знает, почему она так не любит меня… Насколько мне помнится, я всегда обращался с ней мягко.

– Она не боится вас.

– Да… пока не боится, – согласился Джаспер. – Но это еще впереди, можешь не сомневаться. – Он покрутил пальцами ножку фужера, и его рот превратился в жесткую тонкую линию.

– Итак, каковы наши дальнейшие действия? – Криспин почувствовал, что на сей раз, опасность миновала.

– Запугивание, – ответил Джаспер. – Я отомщу Латтимеру, и моя сестричка наконец испытает страх.

– Как? – Криспин подался вперед, отсвет свечи упал на его резкие черты, маленькие карие глаза на бледном лице оживились.

– Мы организуем небольшой поджог, – вкрадчиво сказал Джаспер. – И думаю, что одно из нелепых созданий, которых так любит моя сестра, немного пострадает.

– А-а. – Криспин вновь откинулся назад. Он помнил жесткий отпор Хлои, полученный после того, как он небрежно отозвался о ее кляче. Приятно будет отомстить за оскорбление столь эффектно.

Хлоя упорно продолжала претворять свой план в жизнь в течение следующих двух дней. Она с энтузиазмом занялась музыкой, но на уроках воздерживалась от обольстительных улыбок и каждый раз, оказываясь рядом с Хьюго, вела себя так, как будто не замечала его близости. Касаясь его, она делала вид, что это произошло случайно. Но она отлично чувствовала, что Хьюго реагирует на каждое ее прикосновение, каждое движение. Она знала, что он постоянно наблюдает за ней, думая, что она слишком поглощена музыкой, чтобы заметить это. Хлоя была уверена, что, когда она отводила глаза, он смотрел на нее совсем не как наставник или опекун. Но она продолжала вести себя так, как будто не понимала этого и совершенно забыла о том, как они предавались любви на бархатных подушках старой софы. Он же, поверив, что она изменилась, становился все раскованнее.

Они объехали вместе поместье, и Хлоя впервые испытала своего коня – бойкого гнедого мерина, который почти заставил ее забыть о потере Подружки Робин Гуда.

Хьюго обнаружил, что она внимательный и умный собеседник, когда ему пришлось посвятить себя скучным и утомительным занятиям – выслушиванию жалоб фермеров, изучению их разрушавшихся домиков, протекавших крыш сараев, сломанных заборов, отчаянному поиску денег для срочного ремонта.

Он допоздна засиделся на кухне после их поездки; спавший дом тихо поскрипывал в ночной тишине. Хьюго очень устал, но сознание его, как всегда, отказывалось дать ему передышку. Он впервые осматривал имение в трезвом состоянии, и результат потряс его до глубины души. Запущенное хозяйство пришло за последние годы в полный упадок, и виной тому было его беспробудное пьянство. Эта мысль причиняла боль и гнала сон прочь.

Несколько раз его мысли и взор обращались к винному погребу. Он явственно представлял себе полки с запыленными бутылками бургундского и бордо, мадеры, хереса и бренди. Эту великолепную коллекцию собрали его отец и дед. Сам он добавил к этой коллекции очень мало… слишком занят был опустошением бутылок.

Приступ презрения к себе не давал ему приблизиться к погребу в течение получаса. Затем он оказался на ногах, пересек кухню, как бы против своей воли снял тяжелый медный ключ с крючка у двери погреба. Он вставил ключ в замок и повернул его. Замок заскрежетал, и дверь распахнулась с жалобным скрипом. Темный пролет каменных ступеней простирался перед ним. Прохладный земляной запах подвала влек его. Он сделал шаг вниз, но вспомнил, что у него нет лампы.

Хьюго повернул назад. Внезапно он захлопнул дверь погреба. Резкий звук нарушил ночную тишину… Он повернул ключ, снова повесил его на крючок, задул лампы в кухне, зажег свечу и отправился с ней в спальню.

Стук тяжелой двери разбудил Данте, который с рычанием вскочил с постели. Проснулась и Хлоя:

– Что такое? – Данте стоял у двери, принюхиваясь, и хвост его весело крутился, пес почуял знакомый запах.

Должно быть, это Хьюго идет ложиться спать. Хлоя не представляла, сколько было времени. Казалось, она проспала много часов, но за окном по-прежнему была глубокая ночь. Неужели он опять не может уснуть?

Она выскользнула из постели и тихо открыла дверь в коридор. Апартаменты Хьюго были в дальнем конце центрального коридора. Она увидела желтую полоску света под его дверью. Хлоя ждала, слегка дрожа, пока погаснет свет, но он все продолжал гореть – гораздо дольше, чем требуется человеку, чтобы подготовиться ко сну. В задумчивости она вернулась в постель. Данте опять устроился у нее в ногах, обрадовавшись тому, что странные ночные хождения наконец закончились.

Но сон никак не шел к ней. Она лежала, глядя в темноту. Не в первый раз она подумала, что, должно быть, тяжело знать, что, когда наступит ночь, ты не заснешь и, значит, не отдохнешь. Она отчетливо представляла лицо Хьюго в состоянии покоя, когда более всего были заметны следы усталости – ранние морщинки и темные тени под глазами.

Она думала, что он стал лучше спать с тех пор, как миновали дни затворничества в библиотеке. Он выглядел менее истощенным, глаза стали яснее, а кожа светлее. Но что она знала о том, как он проводит долгие ночные часы?

Хлоя вскочила с постели и вновь подошла к двери. Свет все еще горел под дверью в дальнем конце коридора. Внезапно она ощутила боль и тревогу. Вдруг он опять пьет? Нет, только не это!

Ее руки тряслись, пока она зажигала свечу, затем она кинулась, как вихрь, по коридору, а оттуда – вниз по лестнице к библиотеке. Хлоя действовала по наитию, оказавшись в комнате, где слабое пламя ее свечи отбрасывало тень на темную массивную мебель и тяжелые настенные панели.

Она знала, что ищет: доску для игры в триктрак, которую, как ей казалось, она заметила, когда в первый раз попала в эту комнату. Складная доска оказалась на инкрустированном комоде у стены, а рядом, в резной коробочке, находились фигурки и игральные кости.

Прижав тяжелую доску и коробку к груди, она вновь вышла в холл, держа свечу как можно выше. Данте, смирившись с несвоевременными прогулками, шел за ней по пятам, пока она осторожно поднималась по ступеням, а затем повернула к спальне Хьюго. С замирающим сердцем Хлоя постучала в его дверь.

Хьюго в это время сидел на подоконнике, глубоко вдыхая прохладный ночной воздух.

Когда раздался стук в дверь, он вздрогнул и какое-то время не мог сориентироваться. Затем, решив, что это Самюэль, он сказал устало:

– Входи.

Хлоя стояла у двери, прижимая что-то к груди; в другой руке у нее была свеча. Ее волосы, спутавшиеся после сна, локонами обрамляли лицо. Она взволнованно смотрела на него.

– Я подумала, что, может, тебе опять не спится, – сказала она, переступая порог и закрывая за собой дверь. – Я подумала, может, ты захочешь сыграть в триктрак.

– Триктрак! Ради Бога, Хлоя, сейчас три часа утра!

– Разве? Я не знала. – Она сделала еще один шаг. – Ты ведь еще не ложился. – Сама не зная почему, она чувствовала, что сегодня Хьюго особенно тяжело, и была полна решимости помочь ему.

– Иди спать, Хлоя, – сказал он, проведя рукой по волосам.

– Нет, я совершенно не хочу спать. – Она поставила свечу и раскрыла доску на кровати. – Уверена, что тебе не помешает компания. Я расставлю фигуры?

– Почему это ты всегда так хорошо знаешь, что мне надо? – спросил Хьюго. – По какой-то причине ты все время оказываешься рядом со мной, сообщая, что мне, должно быть, одиноко и что я нуждаюсь в твоей компании.

– Но это же правда, – сказала Хлоя с характерным упрямым движением ее прелестного ротика. – Я знаю, что это так. – Она уселась на постели и начала расставлять фигуры. Хьюго понимал, что ему нужен всего час общения с ней, и он будет спасен. Он не представлял, как Хлоя почувствовала это, но так оно и было. Он подошел к кровати и сел на противоположный край, сказав со вздохом:

– Это просто безумие.

У двери послышался шорох, а затем Данте подал голос.

– Ах, Боже! – Хлоя спрыгнула с постели. – Я бросила его. Ты ведь не возражаешь, если он войдет?

Хьюго покачал головой, молча уступая упорному натиску.

Хлоя опять была без халата, и ее гибкая фигурка плавно двигалась под тонкой материей ночной рубашки, когда она спешила к двери.

Вот тут он мог отыграться! Хьюго подошел к шкафу и достал коричневый бархатный халат.

– Поди сюда. – Он помог ей просунуть руки в длинные рукава и, обернув широкие полы вокруг, завязал пояс на ее талии. – Сколько можно говорить, Хлоя? – спросил он с почти искренним отчаянием.

– Совсем не холодно, поэтому я не подумала одеться, – сказала она.

– Ну, так я предлагаю, чтобы ты задумалась об этом, если планируешь и дальше разгуливать по ночам. – Он повернулся к доске на постели.

Хлоя села на кровать, скрестив ноги, и расправила складки одолженного халата.

– А почему это тебя беспокоит?

Хьюго резко поднял голову и встретил ее озорной взгляд. Его мир вновь покачнулся: желание выпить усугубилось другим, более сильным желанием, осуществление которого могло привести к серьезным осложнениям. Но если он позволит ей увидеть, что дрогнул, то она может посчитать, что он согласился играть по ее правилам.

– Давай-ка без ложной наивности, девочка, – сказал он спокойно и бросил кости. – Меня это вовсе не заботит. Но ты прекрасно знаешь, что молодой девушке не подобает разгуливать полуодетой.

Его спокойствие не ввело Хлою в заблуждение. В это время неожиданно они услышали мяуканье, и в дверном проеме появилась Беатриче, держа в зубах крошечный пушистый комочек.

– О, она вынесла котят на первую прогулку, – воскликнула Хлоя, призывно протягивая руку к приближавшейся кошке. Беатриче вскочила на постель, положила котенка на колени Хлои и снова ушла. Она приходила и уходила еще пять раз, пока Хьюго потрясенно наблюдал за происходившим. Когда все шесть котят устроились на коленях у Хлои, Беатриче свернулась рядом на покрывале и уставилась на них не мигая.