Текст книги "Три минуты до судного дня"

Глава 14
«Так дальше продолжаться не может»

10 ноября 1989 года

– Если ты потерян… ла-ла-ла.

Стефани пела за столом, напоминая мне о тех днях, когда мы жили в Пуэрто-Рико. Они с Лусианой любили смотреть клипы Синди Лопер по каналу «Ви-Эйч-1». Они пели ее песни снова и снова. В акценте Стефани я слышал отголоски бразильского португальского Лусианы. Так же, как Лусиана, Стефани стучала пальцем по запястью, повторяя припев: «Время идет…».

Я помнил, как Стефани пела эту песню на каком-то конкурсе – громко, бесстрашно, увлеченно, – но вот когда и где это было? Прошло не так уж много времени, ведь ей всего восемь. Но казалось, пролетела целая жизнь.

Приняв душ, я оделся. Спалось мне опять беспокойно. Лусиана подняла над тостером английский маффин, словно спрашивая меня, хочу ли я есть.

– Может, йогурта и фруктов? – спросила она, надеясь, что я хоть раз позавтракаю вместе с ними, и, судя по тону, почти не сомневаясь, что я откажусь. Я заметил, что она смотрит не мне в глаза, а чуть в сторону, словно решила поговорить с моей копией, стоящей немного правее.

– Извини, милая, – сказал я, – не сегодня. Работа не ждет, как всегда.

Кажется, она пробормотала: «А когда?» – но я уже наклонился поцеловать Стефани в макушку и вдохнул ее запах, чтобы забрать его с собой этим прекрасным утром, когда воздух был чист после поздней грозы.

Но так просто ускользнуть мне не удалось. Когда я завел машину, Лусиана постучала мне в окно.

– Это дело, – сказала она, когда я опустил стекло, – что бы там ни было, это прямо obsessão, прямо… – Она замолчала, не в силах подобрать подходящее слово.

– …одержимость, любимая. Понимаю, со стороны так и кажется, но на самом деле все иначе. Это просто служба. Это моя работа. Это дело было сделано плохо. Я должен все исправить, пока преступники не ушли от закона.

– Рамси, – сказала она. – Ты все время повторяешь это имя во сне…

– Забудь его, – велел я. Мы взялись за руки, и это было, пожалуй, самым близким нашим физическим контактом за долгие месяцы. – Я не должен был его называть даже во сне.

– Понимаю, – ответила она, все еще не глядя мне в глаза. – Segredos.

– Нет, нет, – сказал я. – Никаких секретов, просто принцип необходимого знания.

– Джо, мне не нравится, что я ничего не знаю. Мне не нравится то, что это дело делает с тобой.

Мне хотелось ей все объяснить – рассказать, какой серьезный ущерб нанес Род Рамси этой стране, как сильно мы отстали и что стоит на кону. Но я не мог ничего сказать, да и Лусиана это знала. И все же она была не одинока. Мне тоже не нравилось, как это дело влияло на меня и моих домашних. Отъезжая, я подумал, как мало времени я провожу со Стефани, и мои глаза наполнились слезами. Я заставил себя переключиться на мысли о другом.

Наверное, лет тридцать назад бутербродная на Зак-стрит была вполне ничего, подумал я, садясь на свое обычное место у дальнего конца стойки. Но время ее не пощадило. Одна из пружин так и норовила прорваться сквозь красную пластиковую обивку моего стула.

Полгода назад именно это и произошло. Когда я наконец отцепил штаны от проклятой железяки, они оказались, как говорится в Бюро, не подлежащими восстановлению. Я шел обратно в офис, прикрывая руками свою пятую точку, и меня провожало немало взглядов.

– Где твоя лучшая половина? – спросила Линда, ставя передо мной чашку водянистого кофе. В то утро она была даже ершистее обычного: я в жизни не видел такого количества пирсинга, сережек и разномастных татуировок. – Сегодня она паркует машину?

На мгновение я задумался, бывала ли здесь Лусиана. А если и бывала, то какая Линде разница?

– О, – сказала Линда, хлопнув меня по руке, – вот и она.

Обернувшись, я увидел Муди, которая направлялась ко мне.

Тут до меня наконец дошло.

– Муди? Она мне не жена!

– Да ладно! – поразилась Линда. – Вы ведь не разлей вода!

– Вон ее муж – вон тот, рыжий, – сказал я, показывая на Муди, который сидел за дальним столиком с группой агентов по уголовным делам.

– Да чтоб мне провалиться! – воскликнула Линда. – Я в жизни их вместе не видела – он всегда сидит с этими желторотиками.

Каким-то образом Муди поняла, о чем мы разговариваем, и, усевшись рядом, первым делом сказала:

– Поверь мне, Линда, за него я бы в жизни не вышла. В здравом уме за него ни одна женщина не пойдет.

– И на том спасибо, Муди, – бросил я без обиды. Я уже давно не питал иллюзий по поводу своей популярности.

Линда нарушила неловкое молчание:

– Знаете, по вашим разговорам не скажешь, что вы не женаты. Вам как обычно?

– Сегодня с кашей, – ответила Муди, поглаживая живот. – Малыш все утро кувыркается. Нужно покормить этого зверя.

Конечно, мы с Терри проводили вместе чертовски много времени: в бутербродной, где мы разрабатывали стратегию общения с Родом на ближайший день; в офисе, где постоянно ходили из моего кабинета на пятом этаже в ее кабинет на шестом, часто переговариваясь шепотом; в машине, на которой катались туда-сюда между Тампой и Орландо; даже (возвращаясь к романтической теме) в гостиничных номерах, хотя там нам в основном составлял компанию самовлюбленный предатель родины.

Была ли Линда единственной, кто считал, что мы женаты или хотя бы крутим роман? Вероятно, нет. Если вычеркнуть Рода из уравнения, налицо были все характерные признаки. Их заметил бы и ленивый. Я задумался, не рассматривала ли Лусиана такую возможность. А Род?

– Тебе не кажется, что мы многовато времени проводим вместе? – спросил я, когда Линда принесла чай для Муди.

– Кажется? Да я в этом уверена. Как твоя жена вообще терпит такую преданность работе?

– С трудом, – ответил я, вспоминая, что утром она даже в глаза мне не смотрела. – Я ее не виню. В этом году муж и отец из меня был так себе. Сегодня утром Стефани пела свою любимую песню, а я вдруг понял, что уже несколько месяцев не слышал, как она поет. Месяцев, не недель! Дерьмово это.

– Когда вы с Лусианой в последний раз ходили на свидание или в кино? – спросила Муди.

Я задумался, но Муди сама ответила на свой вопрос.

– Держу пари, больше года назад. Джо, ты никогда не берешь отпуск. Ты работаешь вдвое и втрое больше остальных.

– Знаю, знаю.

– Кстати, выглядишь ты сегодня на редкость дерьмово.

– Спасибо. Мне довольно часто это говорят.

– Нет, правда, ты ужасно выглядишь.

Она замолчала и опустила взгляд, пока я наблюдал, как мои коллеги собираются на завтрак. Снова подняв голову, Муди посмотрела мне прямо в глаза.

– Ты ведь это делаешь?

– Что именно?

– Изучаешь меня, пока я говорю. Смотришь на изгиб моих бровей, проверяешь, подношу ли я руку ко рту. Господи, да ты, возможно, надеешься, что я начну курить, чтобы ты мог изучать полет дыма!

– И что, ты тоже скажешь, что язык тела – полный бред?

– Нет, Джо, не бред. Совсем не бред. Он работает. Но, Джо, это же я!

– Сила привычки.

– Джо, я твоя напарница. Ты должен хоть кому-то доверять. Ты должен хоть в кого-то верить.

Доверять? Верить? Эти слова вдруг показались мне реликтами из давно забытого языка древних племен.

– Я не сказал тебе. Два дня назад я съехал с дороги, возвращаясь из Орландо. Я заснул за рулем.

– Джо!

– Это все ты виновата – решила поехать на двух машинах. Будь ты со мной, я бы не задремал до самого дома.

– Ага, конечно. Вероятнее, мы бы оба погибли. Что случилось?

– На I-4 была авария. Я поехал по шестидесятой. Как оказался около Лейкленда или Плэнт-Сити – не помню точно. Потом почувствовал, как меня всего трясет, а зубы стучат друг о друга, словно я фигурка на приборной панели. Я ехал по клубничному полю.

– Ты в порядке? Ты обратился к врачу?

– Нет, я не в порядке, но я выжил. Более того, машина тоже не пострадала. Ночью прошел дождь, так что к утру она была почти чистой.

– Ты сообщишь об этом в отчете?

– Спроси через несколько дней. Посмотрим. Пострадала лишь моя гордость. На поле остался след длиной ярдов двадцать, вот и все – забор я не повалил.

– Почему тогда плечо потираешь? Похоже, оно тебя беспокоит.

– Потянул, наверное. Ключица ходит ходуном. Возможно, я порвал связку. Ремень довольно сильно натянулся.

– Так, понятно, – сказала Муди, когда Линда поставила перед нами тарелки: бублик с плавленым сыром для меня и огромный завтрак для Терри. – Ты сегодня же отправишься к врачу.

– Ага, – сказал я. – И кто же найдет для этого время?

– Джо, так дальше продолжаться не может. Наступит день, когда тебя привезут на «Скорой» и одним растянутым плечом дело не ограничится.

– Да все и так уже трещит по швам, Муди, – сказал я, когда она приступила к яичнице и сосискам.

– Например?

– Не строй из себя психоаналитика. Дома тяжело. Лусиана все твердит, что это несправедливо: что я должен проводить время со Стефани, что ей нужна помощь по дому. Ей нужен муж, а не convivado.

– Что еще за convivado?

– «Сожитель» по-португальски.

– Ой! Джо, тебе бы надо разобраться с домашними делами. Правда. Что Лусиана сказала об инциденте на дороге?

– Я ей не сказал. Как? Она мне даже в глаза не смотрит. Мы несколько месяцев не завтракали и не ужинали вместе. Я начинаю бояться. О чем мне вообще с ней говорить?

– Боже, Наварро, порой ты бываешь эгоистичной свиньей.

– И снова спасибо, Муди. Именно это я и хотел услышать сегодня утром.

– Именно это тебе и нужно услышать сегодня утром. – Муди понизила голос и чуть не выплевывала слова сквозь стиснутые зубы. Парень, сидящий чуть поодаль от нас, навострил уши, стараясь не упустить ни звука из нашей мыльной оперы. – Черт, да ты ведь мог погибнуть! И что тогда?

Я молча смотрел на Муди. Я понимал, что она права, но усталость давала о себе знать, а плечо и правда болело. Мне и самому казалось, что здоровье вот-вот подведет меня.

– Джо, ты ведь можешь скорректировать график. Род подстроится. К тому же тебе не обязательно видеться с ним каждый божий день. Зачем ты ездил к нему вчера? Чтобы подержать за руку?

– Я же говорил: не могу сказать. Я обещал Роду.

– Ты обещал Роду? Это еще что за поворот? Благородство воров? Я твоя напарница.

– Ему будет неловко, если ты узнаешь.

– Колись уже! – воскликнула Муди.

– Ладно, у него венерическое заболевание. Но я тебе об этом не говорил.

– Все понятно: у парней между ног всегда пожар. Но нам ведь не обязательно проводить беседы по вечерам. Ты можешь поехать домой, к Лусиане…

– Нет, – отрезал я. – Я думал, ты понимаешь. Вечером подозреваемый меньше сопротивляется, потому что у него падает уровень сахара в крови. К тому же днем у него больше шансов найти клиентов в аэропорту.

– Ладно, Джо, но что насчет планирования? О чем говорить. Где сидеть. Что надевать. В каком порядке задавать вопросы. Где делать «важные» паузы и в какую сторону подталкивать разговор. Может, хоть иногда позволим себе импровизировать? У нас ведь целые дни на это уходят.

– Вовсе нет, – возразил я.

– Точно, Наварро, целые недели.

– Но мы не можем отдаться на волю случая. Каждая встреча с ним особенная. Ты разве не заметила? Одинаковых бесед еще не бывало. Нам всегда приходится решать какие-то проблемы и вытаскивать из него новые сведения. У меня в голове длиннющий список того, что нам нужно выяснить, чтобы не только удовлетворить интересы контрразведки, но и чтобы обеспечить победу в суде.

– Как насчет отчетов? – продолжила Терри, не обращая внимания, что я говорю все громче, а парень, сидящий поодаль, снова наклоняется в нашу сторону. – Не обязательно описывать все так подробно и каждый день ровно к одиннадцати класть их на стол Корнеру.

– Ошибаешься! Муди, если запороть отчет по уголовному делу, ничего не случится – всем на это плевать. Подумаешь, поймаем их в другой раз. Но это контрразведка. Это шпионаж. Ты хоть представляешь, куда идут эти отчеты? Я тебе разве не объяснял?

– Объяснял. Сначала Корнеру, потом начальнику отделения, потом в штаб-квартиру.

– И это только начало, Терри. Самое начало. Они идут в ЦРУ, в Госдепартамент, в Министерство обороны и в Министерство юстиции. Хуже некуда? Вот и нет, ведь это ФБР! Теперь мы отправляем их в АНБ, а еще в Совет национальной безопасности. По запросу конспект этих отчетов предоставляется в Белый дом. Поэтому мы посылаем все в десяти копиях. Это важно. Поэтому нам нужно сдавать их до одиннадцати каждое утро. Поэтому я буду заполнять их до одиннадцати каждое утро, пока мы не покончим с этим делом, если мы вообще с ним покончим, пускай даже это меня в гроб загонит.

– Наварро, – теперь я услышал в ее голосе тревогу, словно я сам подписал себе смертный приговор. – Может, ты и прав – вообще-то ты всегда прав, когда дело касается работы, – но я кое-что знаю о жизни, мистер ФБР. Поверь, такая жизнь тебя уничтожит.

– Ты не понимаешь. Ты хоть представляешь, как я себя чувствую? – спросил я.

– Нет. Расскажи.

– Мне кажется, что играю в футбол, не зная, сколько длится матч и где ворота. Я знаю только, что мне нужно бежать без остановки, пока не прозвучит свисток. Когда это случится? Когда мы спустим курок и арестуем Рода? Пойми, все это не в моей власти, но мы имеем дело с вопросами жизни и смерти, а не с рядовым ограблением банка. Мне приказывают говорить с Родом люди, которые зачастую не верят в то, что он мне сообщает, и не одобряют мои методы. И вот еще что: каждое новое признание Рода добавляет уверенности, что остаток жизни он проведет за решеткой. Это правильно – тюрьма по нему давно плачет, но я вынужден изо дня в день врать ему и его матери. И при этом надо все делать идеально, потому что я расхлебываю последствия бездействия ВРО. Может, это дело и поглощает меня с головой, но я, черт возьми, уверен, что сейчас соскочить не могу, ведь никто больше с этим не справится. А еще…

– Что еще?

– А еще я не один, Терри. Ты тоже работаешь над этим делом. И тоже почти не видишься ни с мужем, ни с сыном. Как знать, что случится, когда родится ребенок? Я и в этом чувствую себя виноватым.

Терри как раз макала кусочек тоста, подцепленный вилкой, в желток своей глазуньи, но тут отложила приборы, промокнула губы салфеткой и повернулась ко мне.

– Как зовут моего сына? – спросила она.

Я не мог ей ответить. Его имя хранилось где-то в глубинах моей памяти, но на поверхность никак не всплывало.

– Сколько ему лет?

– Не знаю, – сказал я. – Он маленький. Лет десять.

– Его зовут Кайл. Ему четырнадцать, Джо, и он растет не по дням, а по часам. Скоро будет мне по плечо. Хочешь посчитать?

– Посчитать?

– Да, посчитать. Я тебе помогу. Мне тридцать три. Мы с Терри поженились два года назад.

– То есть он не сын Муди?

– Отлично, вычитать ты умеешь. Когда родился Кайл, мне было девятнадцать. Не то чтобы я была к этому готова, но все случилось именно так, как предупреждают родители. Его отец был дьявольски красив, но не собирался со мной оставаться. Я окончила колледж, Джо. Мне никто не помогал. Я работала и ходила на занятия, таская с собой Кайла. Мораль в том…

– Мораль?

– Да, Джо, мораль. Я не просто так все это рассказываю. Все в нашем офисе это знают. Даже Ширли – пожалуй, она знает больше всех. Мы ходим на общественные мероприятия. Мы расспрашиваем друг друга о семьях. В наших кабинетах висят фотографии наших детей на коленях у Санты. Если бы Кайл сейчас вошел сюда, все за столиком мистера Муди – и да, я считаю, что он его отец, – тотчас бы его узнали.

– И что?

– И то, что мы проводим вместе кучу времени, но ты вообще ничего не знаешь о моей семье. Ты не приходишь на неформальные встречи. Ты не заглядываешь в кабинеты к коллегам и не спрашиваешь, как их дети в выходные сыграли в футбол. Ты не бываешь на офисных праздниках и даже не состоишь в спортивном клубе ФБР. Тот снимок с дочерью…

– Ей тогда было полтора года. Это еще в Пуэрто-Рико…

– Я знаю. Дело в том, Джо, что этот снимок стоит у тебя на столе среди папок с делами, где его почти никто не видит. Ты просто образец затворничества и неприступности.

Линда была с ней согласна.

– Ты пугаешь людей, – сказала она, выкладывая на стойку наши счета.

Тарелка Терри, как обычно, осталась чистой: она съела и два яйца, и тосты, и кашу, и сосиски. Я же так и не дожевал половину своего бублика с плавленым сыром.

На полпути к кассе, среди высоких стульев, Терри наклонилась ко мне, что со стороны, должно быть, казалось проявлением близости, и прошептала:

– Помнишь, я сказала, что тебе не обязательно постоянно быть козлом?

– Помню ли? – прошептал я в ответ. – Да как такое забыть?

– Пойми, работать на износ тоже не обязательно, – сказала она мне на ухо. – И не обязательно быть столь холодным и отстраненным.

Правда? Мне бы ее уверенность.

Глава 15
Первое свидание

12 февраля 1990 года

Когда речь шла о шпионаже, во всем ФБР не найти было аналитика лучше Марка Ризера. Кроме того, он меньше всех знакомых мне сотрудников ФБР походил на агента.

Агенты выглядят довольно типично – подтянуты, широкоплечи и чересчур опрятны. Но не Марк. Он всегда казался расхристанным – мятая одежда, слишком большие рубашки, ослабленный галстук. Марк служил в армии, но военной выправки у него не было. Зато он умел то, чего терпеть не может большинство агентов (включая меня), – копаться в базах данных и часами изучать бесконечные списки.

Он находил закономерности в набираемых подозреваемыми телефонных номерах и благодаря своей потрясающей памяти узнавал адреса, которые уже использовались другими шпионами.

Несмотря на свою гениальность, Марк был отличным парнем, обожал хоккей и никогда не терял оптимизма. Я узнал все это в начале декабря, в тот день, когда встретил его в международном аэропорту Тампы. Не прошло и недели с момента его назначения на дело Рамси.

Сначала он забрал с багажной карусели обычный чемодан с одеждой и другими вещами. За чемоданом последовала огромная, набитая до отказа брезентовая сумка – размером чуть не с Марка, который был невысок.

– Что там? – спросил я.

– Коньки, защита и шайбы.

Не успел он рассказать больше, как из багажного отделения выкатилась третья вещь – полдюжины хоккейных клюшек, связанных изолентой.

По дороге на парковку я спросил:

– Зачем тебе вся эта фигня? Будешь играть в хоккей на песке на пляже?

– Я все разузнал. Неподалеку от съезда с шоссе I-4 на I-75 есть ледовая арена.

Правда? Это было недалеко от моего дома.

– К тому же, – продолжил Марк, ловко подхватывая все сумки, – в Тампе скоро будет своя команда.

– Чего?

– Будет называться «Молния», если ничего другого не придумают. Вот увидишь, Джо, хоккей здесь скоро станет популярнее кубинских сигар!

– Хоккей в Тампе? Ага, прямо. Скажи еще, что они Кубок Стэнли выиграют!

– О, маловерные… Как бы то ни было, я уже связался с местной любительской командой и меня пригласили играть.

– Правда?

– Ага, сегодня же.

– Сегодня? Ты ведь только прилетел.

– Знаю! Поэтому надо поторапливаться.

– А как же дело?

– Как думаешь, кто читает все отчеты, которые ты посылаешь? Агенты на них и не смотрят. Следит за делом одна Джейн. Я единственный во всей штаб-квартире изучал отчеты с самого первого дня. Я не так много знаю о Рамси, как ты, но в деле понимаю больше остальных. Тебе все равно придется работать со мной, а сегодня вечером я играю в хоккей.

Мораль: Марк был сам себе хозяин. За два с половиной месяца, которые он провел с нами в Тампе, он стал практически незаменимым. У него был опыт службы в армии – в основном в военной полиции, – и он помогал мне разбираться с тем, чего я сам об армии не знал. Более того, он знал все имена, всплывавшие в деле, все стороны, все даты и все ключевые факты. В Бюро обычно считают аналитиков вспомогательным персоналом, но для меня Марк стал ценнее любого агента. Я относился к нему с пиететом, и Корнер тоже высоко его ценил.

С самого начала января мы с Марком и с Терри, если у нее не было других заданий, ежедневно встречались чуть раньше полудня, чтобы определить, куда нам двигаться дальше. Тот день не был исключением. Марк первым делом протянул мне какую-то схему. Я взглянул на нее, но был слишком занят другими вопросами, чтобы заметить, что там написано.

– Видишь, чего не хватает? – спросил Марк, поднося бумагу ближе к моему лицу.

– Да, стопроцентного зрения и работающей головы. Ради бога, объясни все сам. У меня нет времени гадать.

– Документы, о которых нам рассказал Род, – сказал он, проводя пальцем по одной из колонок. – Это те, пропажу которых мы подтвердили, вот те, о которых знали военные, а здесь – те, что видели шведы.

– И чего же не хватает?

– Список кажется внушительным, правда?

– Согласен. Проделана огромная работа.

– Но он не полный.

– Не полный? – переспросил я, забирая схему у него из рук.

– Джо, ты и правда немало выудил у Рамси. Этого более чем достаточно, чтобы его осудить.

– Но?

– Я вижу, что документов не хватает.

– Как?

– Ребята-армейцы помогли мне свериться с подобной базой данных в Германии, а затем я навел справки. Через отдел планирования Восьмой ПД проходило гораздо больше документов – и уровень секретности у них был выше. Род об этом не упоминал.

– Вот черт.

– Как я и сказал, мы немало накопали, но полный список нам может дать лишь сам Рамси. Сейчас у нас нет точных данных – мы можем лишь строить догадки.

Не успел он закончить, как я встал из-за стола и пошел к двери.

– Ты куда?

– А ты как думаешь? Позвоню Роду, узнаю, согласен ли он со мной повидаться.

– Я думал, вы завтра встречаетесь.

– Нет, благодаря тебе уже сегодня.

– Джо, не ходи неподготовленным.

– Я готов. Мне просто не нравится думать, что я еще многого не знаю.

– Как насчет Муди? Она уже едет сюда.

– Скажи, пусть возьмет отгул – ей не помешает.

Род сказал мне, что хочет еще поработать. Он был на мели и сильно просрочил плату за аренду такси. Начальник велел ему кататься весь вечер или искать другую работу. История была стара как мир: я думал, что избавление от триппера и той язвы, что жила с ним в одном трейлере, поможет Роду вернуться на путь истинный. Но он бы нашел способ все испоганить, даже если бы ему дали миллион баксов в год и огромный люкс в отеле «Плаза».

– Давай так, – сказал я, – подбери меня на своем такси в обычном месте, возле «Эмбасси Сьютс», в половине седьмого. И не опаздывай.

– Ты меня не слушаешь, Джо. Я должен сегодня работать. Мне нужны деньги.

– Я слушаю, Род, – ответил я, – и даже лучше, чем тебе кажется. Сегодня я нанимаю твое такси на три часа, прямо как японские туристы, которых ты возишь раз в сто лет. Я привезу поесть, а пока мы ужинаем, счетчик будет крутиться.

– Из «Перреры»? Там дают такую вкуснятину.

– Как скажешь.

– Можно мне ропа-вьеха и плантаны[29]29
  Национальная кубинская еда. Ропа-вьеха (буквально: старая одежда) – тушеное мясо с овощами, плантаны (от plantar – «сажать») – овощные бананы, требующие термической обработки.


[Закрыть] двойной обжарки?

– Да ради бога. Привезу ропа-вьеха и плантаны. Суп из черной фасоли не желаете, сэр?

– Por supuesto, – ответил Род почти без акцента, – и холодный чай, sin azúcar[30]30
  (исп.) Конечно… без сахара.


[Закрыть].

– Принято, – сказал я, чувствуя себя почти как повар из забегаловки в Буш-Гарденс, каким я всегда боялся стать. – И вот еще, Род…

– Да?

– Почисти свою тачку перед встречей. Не хочется мне ужинать по колено в страницах из «Маятника Фуко».

Как ни удивительно – впрочем, стоило ли удивляться, учитывая обстоятельства? – Род приехал в 18.29. Меня ждал приятный сюрприз: за исключением небольшой пачки листов, зажатых между пассажирским сиденьем и центральной консолью, в такси Рода было чисто. Сам он тоже привел себя в порядок – должно быть, по пути заглянул в туалет «Макдоналдса».

– Хорошо выглядишь, – сказал я.

– Спасибо. Ты тоже. Но ты всегда сама строгость, агент Наварро.

– Спасибо.

– Сегодня без Муди? – спросил Род, надув губы.

– Ей нужно отдохнуть.

– Куда поедем? – спросил он, когда я нарушил негласное правило такси и сел на переднее сиденье рядом с ним. Аромат всех кушаний из «Перреры» уже наполнил машину.

– В «Си-Уорлд». Включай счетчик.

– Уверен?

– Запускай.

Род завел машину, и счетчик затикал.

– Будем смотреть на косаток за ужином?

– Нет, черт возьми, на парковке будем сидеть.

Но именно так мы и поступили, потому что для такси въезд на парковку бесплатный. Я велел Роду припарковаться в стороне от скопления машин возле главного входа, но не забираться в самый дальний угол. Возможно, нам предстоял лишь ужин да разговор, но я хотел, чтобы просматривались все направления. (Поэтому я и не выбрал «Дисней Уорлд». Там на парковке всегда слишком много машин.)

– Прямо как свидание, – заметил Род, пока я вытаскивал контейнеры с едой и передавал ему его ужин. – Лапать друг друга будем?

– Еще как, – ответил я. – Как только ты поешь, я тебя так облапаю, что мало не покажется. Из-за тебя мне чуть не каждый день приходится мотаться в Орландо.

Мы оба рассмеялись, хотя Род понимал, что мне уже не в первый раз хочется его придушить.

Ужин много времени не занял. Род проглотил еду, почти не жуя, пока я доедал чичарроны – жареные свиные шкурки, от которых никакой пользы, кроме лишнего веса. Потом я сложил весь мусор в пакет и поставил его себе под ноги.

Род слушал новости по радио.

– Род, – сказал я, – мы уже неплохо знаем друг друга. Мы беседуем чаще, чем большинство коллег по работе.

– Это точно. Никто больше не знает о моей проблеме, – ответил Род, глядя на свои гениталии.

– Да, мы обсуждаем такие темы, которые мало кто поднимает. Не беспокойся, Муди ни о чем не знает.

И снова мне пришлось ему соврать.

– Но, честно говоря, чем больше мы говорим, тем острее я чувствую, что ты чего-то недоговариваешь; тебе еще есть что рассказать.

Род молча смотрел прямо перед собой. Он попытался улыбнуться, но ничего не вышло.

– Думаю, я знаю почему, но хочу услышать от тебя. – Это я называю допущением: «я уже знаю, что ты это делаешь, но мне нужно выяснить почему». Так подозреваемому гораздо проще сознаться. – Я умею принимать объяснения. Принимал же раньше, правда?

– Умеешь, не спорю.

– Подумай об этом. Если я это чувствую, чувствует и Корнер.

– Корнер тебя достает?

Вместо ответа я глубоко вздохнул.

Род смотрел в окно на туристов, которые возвращались к своим машинам после долгого дня, проведенного в парке: дети были как зомби, а родители валились с ног. У всех тематических парков есть нечто общее: они способны измотать любого.

– Может, выйдем? – спросил Род. – Мне бы покурить.

– Давай.

Я внимательно следил за его рукой, пока он доставал из бардачка сигареты и покоцанную пластиковую зажигалку, которую явно подобрал на улице. Мы с Родом общались уже не первый месяц, но я ни на минуту не позволял себе расслабиться. Я всегда проверял, нет ли у него оружия, на случай если он решит свести счеты с жизнью или отправить меня на тот свет.

Род посмотрел на небольшой самолет, который нарезал круги в ночном небе – возможно, один из тех, что нанимают в аэропорту Киссимми, чтобы посмотреть достопримечательности. Проблесковые огни мелькали каждую секунду. Мы оба прислонились к капоту такси. Я чувствовал его замкнутость, но напряжения не было: может быть, потому что мы оба наслаждались легким вечерним ветерком.

– Ты знаешь, что я играю в шахматы? – начал Род.

– Конечно, ты ведь в самый первый день сказал об этом агенту Юэйсу.

– Но больше всего я люблю «Подземелья и драконы». Я давал тебе книгу…

– Она и сейчас у меня, – сказал я. – Вернуть?

Он отрицательно покачал головой.

– Клайду эта игра не нравилась. Он предпочитал шахматы. Но игры учат тому, о чем всегда твердил Клайд: что бы ты ни делал, нужна стратегия. Нужен план, отправная точка, варианты.

– То же и для меня, Род, – согласился я. – И для тебя. Отсутствие плана – путь к провалу.

– Мы с Конрадом строили множество планов. Меня должны были повысить и отправить в Гейдельберг. Там я бы получил доступ к большему количеству информации, а моя зона ответственности расширилась бы. Ведь в Гейдельберге находится штаб по всей Центральной Европе. Но я в буквальном смысле обоссался.

Я пытался понять, куда клонит Род, но тут он резко сменил тему.

– Джо, скажи честно. Теперь стена упала – так есть ли в этом смысл? Вся моя помощь, все эти донесения – они хоть гроша ломаного стоят?

– Род, ты можешь хоть на секунду представить, что русские стали нам друзьями? Не считая Северной Кореи, это самая подозрительная военная держава на земле. Они в жизни не поверят Западу. Думаешь, Евгений Шпионов из штаба КГБ вдруг станет яростным поборником демократии? Они не изменятся. И, позволь заметить, конец еще не настал. КГБ и военным выгодно не доверять Западу. Они могут быстро покончить с этим экспериментом по перестройке. Они питаются страхом, а вовсе не дружественными рукопожатиями. Когда новизна пройдет, покажутся ножи.

– Наверное, ты прав, – сказал Род, затягиваясь сигаретой.

– Не думай лишнего, ладно? Змеи не перестанут быть змеями, даже если с ними обращаться по-человечески.

Род снова ничего не ответил, и я насторожился. Обычно молчание входило в мой арсенал.

– Ты скучаешь по полетам, Джо? – спросил Род, наблюдая за самолетом, летящим высоко над парком.

– Скучаю, но мне есть чем заняться.

– Ты больше не говоришь о дочери.

– Знаю. Довольно тяжело проводить столько времени в дороге.

Род все смотрел на небо, разглядывая струйку дыма от своей сигареты. Он задавал темп разговора, готовился к чему-то важному. Я еще ни разу не видел, чтобы он был так задумчив во время наших бесед.

Вдруг его голова упала на грудь, словно он больше не мог ее держать. Он достал еще одну сигарету, поднял голову и сказал:

– Надеюсь, ты захватил с собой ручку. Она тебе пригодится. «Красавица горилла», «Львиное сердце», список ядерных фугасов, «Проблеск», правила применения оружия в мирное время, «Холодный огонь», «Винтекс-Цимекс», «Опытный лучник», порядок действий в чрезвычайной обстановке Европейского командования вооруженных сил США, «Изысканное шампанское», CONPLAN 4200 Седьмой моторизованной пехотной дивизии, «Искреннее благородство», оперативный план 12-й танковой дивизии немцев, – затараторил Род. – Ой, прости. Давай я повторю.

Я уже записывал все это на полях страниц, вырванных из книги Рода. Он любезно повторил мне весь список – насколько я мог судить, слово в слово.

– Мы с Клайдом стянули их все. Мы скопировали планы и продали их венграм. О каком ты хочешь узнать подробнее?

Первым в памяти всплыл «Опытный лучник».

– «Опытный лучник», – сказал Род. – Отличный выбор.

После этого тон и темп его речи изменились. Он заговорил голосом Уолтера Кронкайта[31]31
  Американский тележурналист и телеведущий; в 1962–1981 гг. бессменный ведущий вечернего выпуска новостей на канале CBS.


[Закрыть], озвучивающего документальный фильм:

– 1983 год стал опасным годом в истории «холодной войны». В апреле ВМС США отправили в северную часть Тихого океана сорок кораблей, триста самолетов и двадцать три тысячи моряков. Они сформировали, возможно, самый крупный и мощный флот в истории, чтобы проверить советскую боеготовность в этом регионе. Пять месяцев спустя, 1 сентября, рейс 007 авиакомпании Korean Air Lines был сбит над островом Сахалин, в закрытом советском воздушном пространстве. Среди 269 погибших пассажиров и членов экипажа находился член Палаты представителей Ларри МакДональд, демократ от Джорджии. Напряжение и без того нарастало, когда 26 сентября советская орбитальная система обнаружения ракетных ударов некорректно засекла запуск одной МБР с территории Соединенных Штатов. За ним последовало еще четыре некорректных оповещения о запусках МБР. Похоже, Советы воздержались от ответного запуска лишь по счастливому стечению обстоятельств, поскольку дежуривший в тот день советский подполковник не сообщил командованию о полученных сигналах.