Текст книги "Три минуты до судного дня"

Неудивительно, что и без того беспокойный Род теперь дергался, как уж на сковородке. В какой-то момент мне даже показалось, что он принимает стимуляторы. На правом виске у него исступленно билась тонкая жилка. Но в конце концов я пришел к выводу, что таким его сделала жизнь.

Все его новости я услышал, пока мы с Родом беседовали возле моей машины. Мы жевали «Доритос» со вкусом сметаны и лука и запивали их пивом «Буш» на парковке магазина 7-Eleven неподалеку от трейлерного парка, который Род теперь называл своим домом. Звучит не очень, согласитесь? И правда, это было не очень. Но в то же время место идеально подходило для достижения той цели, которую я поставил перед собой в тот вечер.

Допрос? Забудьте. Допрос проводить сложно. Он требует огромной подготовки, а в случае с Родом лучше взять с собой женщину, чтобы быстрее растопить лед. Мы занимались более простыми и совершенно необходимыми вещами: мы просто говорили по душам прямо под звездами – открыто, примитивно, старомодно. Нет на свете места, где легче понять состояние человека, чем на парковке магазина, в темноте, на задворках цивилизации. Там у каждого есть история – одна печальнее другой. Пока Род перечислял свои проблемы, вокруг ходили другие люди, которым, без сомнения, приходилось еще тяжелее: сутулые, истощенные, даже безрукие. У одного парня торчала такая культя, словно руку ему отрубило в трепальной машине.

Подло? Само собой. Но еще и расчетливо. Я хотел, чтобы Род увидел, где может оказаться, если не постарается выбраться. Разумеется, я хотел стать ключевой фигурой в повороте колеса его судьбы. Однако расчет с моей стороны не был абсолютно хладнокровным. Род всем своим видом так и кричал: «Помогите! Помогите!» А я уже упоминал, что он порой казался трогательным, как ребенок.

Когда я спросил его, не против ли он на следующий день отужинать в отеле «Эмбасси Сьютс» на Интернейшнл-драйв, лицо Рода озарила улыбка – пожалуй, первая за вечер. Я понятия не имел, когда он в последний раз нормально ел. Когда я сказал (скрестив пальцы), что к нам присоединится моя новая напарница, его улыбка стала шире.

– Хорошая? – спросил он.

– Хорошая, – ответил я. – И красивая.

Ну вот: самодовольная улыбка.

– Но Род, – добавил я, когда он сел в машину, – она настоящая леди, как Линн. Приведи себя в порядок, ладно?

– Ладно, – сказал он. – Я не подведу!

На следующий вечер Род сдержал слово. Не знаю, где он принял душ, но выглядел он вполне презентабельно. Я тоже оделся соответствующе. Мы заказали сытный ужин – стейк, печеную картошку, салат и все такое. Род проглотил добрую половину, даже не жуя, пока я давал ему отеческие советы (дай отпор тому сукину сыну, который трахает твою девчонку, и выбрось ее из своего трейлера) и материнские наставления (чисти зубы дважды в день, питайся сбалансировано, мойся не только перед встречей со мной). Но главное обещание Роду сдержать я не смог. Да, у меня появилась напарница – сама Муди-Она, и она была красоткой. Но прийти она не смогла. Она пока занималась другим делом. Правда, нам с Терри пошло на пользу провести вечер порознь, ведь день выдался не из простых.

Утро началось с неприятностей: австрийцы прислали нам очередной отзыв о репортаже «Эй-би-си ньюс». В прошлом сообщении они просто заявляли о своем недовольстве, но в этом уже не стеснялись в выражениях.

Оказалось, они сумели связаться с Золтаном Сабо, который сказал им, что не считает ФБР заслуживающим доверия, а потому не желает с нами работать. В самом деле? Просто потому, что кто-то из верхов слил всю историю прессе? Строго. Очень строго. Но еще и тревожно, ведь я понимал, что на каком-то этапе расследования мне придется посетить австрийцев. Похоже, на теплый прием теперь можно было не рассчитывать.

Первые слова Корнера тоже не подняли мне настроения.

– Муди-Она предпочла бы с тобой не работать, – сказал он, прислоняясь к косяку с чашкой утреннего кофе в руках. – Она даже сказала, что готова работать с кем угодно, только не с тобой.

– Правда? С кем угодно? – Меня это даже задело. У нас в отделении была парочка настоящих козлов.

– Почти.

– В чем проблема?

– Она знает тебя и не хочет сойти с ума от твоей требовательности. Но… – Корнер помедлил.

– Но?

– Но она пойдет на это, потому что понимает, что нам без нее никак.

– Ладно, не переживай, – сказал я. – Мы сработаемся.

– Серьезно, Наварро, не перегибай палку. Пусть иногда переводит дух. Не всем комфортно работать на безумной скорости.

– Приму к сведению.

Может, я и ошибался, но мне показалось, что Корнер совершенно необоснованно пронзил меня ледяным взглядом.

Через несколько часов я встретился с Муди. Она спустилась из своего кабинета, находившегося этажом выше, и направилась ко мне. Ее улыбка говорила: «Я справлюсь». Все остальное кричало: «Куда я только вляпалась?» Я привел ее в одну из небольших переговорных комнат, чтобы ввести в курс дела и обсудить условия нашей совместной работы. Пока я не перешел к этим условиям, она почти ни слова не сказала.

– Я хочу, чтобы ты сразу уяснил две вещи, – заявила она, поднимая руку, как постовой на перекрестке. – Во-первых, я не собираюсь разбиваться в лепешку, даже если ты этого потребуешь. Если ты не сумеешь сдерживаться, я уйду.

– Ладно, сумею. А во-вторых?

– Я беременна.

– Хорошо.

– Хорошо? Я говорю, что беременной приступаю к крупному делу, а ты в ответ: «хорошо»?

– Что мне еще сказать? Я не могу этого изменить, хотя и боюсь, что вы назовете ребенка Терри. Тогда у нас будет Муди-Он, Муди-Она и Муди-Малыш.

После этих слов она хотя бы улыбнулась – по-настоящему.

– Послушай, я буду сам вести допросы и заполнять все формы FD-302, по крайней мере поначалу. Линн с этим мучилась.

– Я знаю.

– Она рассказывала?

– И не раз. Она и другое рассказывала. Твоя репутация, Наварро, опережает тебя, – Терри понимающе улыбнулась.

Затем, словно чтобы доказать ее правоту, я приступил к описанию нашей совместной работы. Пока я говорил, ее искренняя, теплая улыбка становилась все более неуверенной, и это от меня не укрылось.

– Когда мы в первый раз встретимся с Рамси, я хочу держать его справа, так что стой слева от меня. Чтобы разглядеть тебя, он должен смотреть через меня.

Справа? Слева? В ее бледно-голубых глазах я видел невысказанный вопрос: «Что-что?»

– Второе – мы с тобой всегда должны действовать согласованно, кроме тех моментов, когда в дело вступает юмор. Если смешно, смейся. Я решу, что делать, в зависимости от ситуации.

Третье – Род попытается нас разделить. Он делал так с Линн. Мы не можем этого позволить. Если я возьму его за горло, значит, он отбивается от рук.

Четвертое. Не надевай одежду, по которой понятно, что ты агент. Джинсы подойдут, но юбок не надо. И никаких деловых костюмов. Сам я обычно ношу брюки хаки и рубашку поло. И пистолет я буду прятать, как и ты.

Терри закатила глаза – слушала она внимательно.

– Пятое. Никаких заметок. Придется запоминать все, что скажет Рамси, и запоминать как можно точнее. Не знаю, сколько будут продолжаться наши беседы, но пока самая короткая длилась два часа.

Вопрос Муди:

– О чем вы говорите?

Ответ Наварро:

– Обо всем. Род будет рассказывать о женщинах, об армии, о матери, об истории, о Пелопоннесской войне, о физике.

– Что мне отвечать?

– Поощряй его. Позволяй ему себя учить. Прислушивайся к каждому его слову, словно он великий профессор, не затыкай его и ни в коем случае не критикуй.

– А если он будет гнать пургу?

– Это вряд ли. Парень невероятно умен. Но даже если он понесет полнейшую ахинею, ничего не говори… пока мы не будем готовы. Я дам знак, когда настанет этот момент.

– Шестое?

Я уже сбился со счета, но Терри, очевидно, считала за меня.

– Шестое – используй улыбку.

– Использовать улыбку? Надеюсь, вы с Джеем не думаете, что я буду сидеть, как кукла, на потеху этому парню?

– Муди, это театр, и ты играешь важную роль. Играй по правилам комедии и импровизации: никогда не говори нет. Соглашайся, вноси позитивный вклад, подмечай полезные детали, но не говори нет и не возражай. Это нерушимое правило – оно определяет ход беседы. Не строй из себя Джо Фрайди. Забудь все, чему тебя учили о допросах в Куантико. Нам нужно проникнуть к нему в голову. Прямо сейчас. И наконец…

– …седьмое, – подсказала Муди. – Шестым была моя улыбка.

– Ладно, седьмое. Каждый день мы будем встречаться за завтраком и обсуждать, как нам сидеть, о чем говорить, какие свидетельства представлять и за какие ниточки тянуть, а потом постараемся всеми силами не отклоняться от нашего плана. Я хочу добиться признания за неделю. Это крайне важно.

– Ты многого требуешь.

– Как от себя, так и от всех остальных.

– Еще что-нибудь? – спросила она тоном, который предполагал, что ничего больше быть не может.

– Да. Рамси не должен сидеть выше любого из нас, даже если нам придется менять мебель или пилить ножки, что угодно. Мы входим в комнату первыми, потом он. Мы спрашиваем, хочет ли он выпить, и мы определяем, когда он ходит в туалет и что и когда ест. Мы с тобой становимся его родителями, понимаешь? Он просит нашего совета, мы помогаем ему, но инициатива всегда должна исходить от него.

– Есть ли вероятность, что у Рамси будет пистолет?

– Как знать? Пока не было, но я всегда его проверяю – приобнимаю его по-мужски. Если захочешь обнять его – пожалуйста, но всегда ощупывай его поясницу. Скорее всего, пистолет будет там. И ради бога, если он выхватит пистолет и мы начнем бороться, не раздумывай, не целься, просто стреляй ему в голову. Ясно?

– Как божий день. Скажи, Наварро, ты дома такой же?

– Нет, дома я заставляю всех повторять то, что я говорю.

Муди взглянула на меня, не зная, то ли я шучу, то ли говорю правду. Доля правды в моей шутке действительно была. По лицу Терри я видел, что ее испугала реальность этого нового задания.

– Давай прервемся на десять минут, – сказал я.

– Отлично. Мне как раз пора припудрить носик и спросить себя, зачем я вообще согласилась с тобой работать.

Через девять минут и пятьдесят секунд Муди-Она появилась на пороге моего офиса. Казалось, она не только успокоилась, но и удивительным образом посвежела. Ее растрепавшиеся в переговорной комнате волосы теперь были аккуратно собраны. Румяное лицо так и светилось. В одной руке она держала блокнот и ручку, а в другой – бутылку воды. Я был впечатлен – она все же вернулась.

– Так с чего мне начать? – спросила она, очевидно полагая, что я передам ей папку с делом.

– Видишь в углу тот шкаф с четырьмя ящиками, подписанный «Только для Наварро»?

– Ага, – ответила она, проследив за моим взглядом. – Есть такой.

– Начни с тома первого, части первой. Это поможет втянуться. И продолжай.

– Весь шкаф?

– Весь, – кивнул я, когда мы подошли ближе.

– Включая…

– Все части, – кивнул я, выдвигая верхний ящик. – Сначала будет мало понятно. – Я принялся листать одну из папок, полную сообщений, посланий, фотографий, клочков и обрывков бумаги. – В контрразведке все иначе, чем в криминале. Тебе предстоит освоить новый язык: «контакты», «операции под ложным флагом».

– Это выполнимо.

– Что такое рогаторий?

– Что?

– Рогаториями, или судебными поручениями, называются официальные письма, посредством которых одно суверенное государство обращается к другому государству, а именно к его министерству юстиции, за помощью в криминальных делах. Это просьба разрешить беседу с конкретным человеком, снятие показаний или допрос.

– Поняла. Рогатории. Судебные поручения, – сказала Терри, делая заметки. Может, ей и не нравились мои наставления, но она хотя бы не ленилась учиться.

– Обычно дознание проводит государство – получатель рогатории, как правило, на средненьком уровне, а то и вовсе плохо, ведь они не заинтересованы в деле. Если не обозначить конкретные вопросы, их не зададут. Кроме того, если подозреваемый говорит нет, никаких дальнейших действий не следует. Это самый дерьмовый способ проведения допросов…

– Дерьмовый с большой буквы «Д»?

Смешно! Но я был не в том настроении.

– Судебные поручения нам передают дипломаты. Тебе выделяют местного дознавателя. Обычно это прокурор, который нас не особенно любит, потому что его семья слишком долго получала визу в США. И этот прокурор либо ни хрена не делает, либо делает все так поздно, что от его помощи уже никакого толку. Поэтому ФБР держит в заграничных посольствах атташе по правовым вопросам – они работали даже до создания ЦРУ. Именно они осуществляют контакты и добиваются исполнения всех запросов, порой даже нетрадиционными методами – посредством убеждения или за выпивкой.

– Поняла.

– Правда? Что насчет фоторазведки? Агентурной разведки? РЭР?

– Слышала такое.

– Что такое «бариевая каша»?

– Ладно, тут ты меня подловил, – сказала Терри, пожав плечами.

– Ты должна это знать!

Бум, бум, бум – я слышал, как стремительно подскакивает мое кровяное давление. У меня не было времени на эти уроки, но и выбора не было.

– Бариевой кашей называют все, что можно отследить по уникальному микроследу – зазубринам, царапинам, отметинам, микроскопическим разрывам, конкретным словам в любом из документов или нарочно сделанной опечатке в теле документа. Зачем? Опираясь на это, мы можем установить происхождение документа, его назначение и/или проделанный им путь. Например: если тебя и твоего мужа в равной степени, но отдельно друг от друга подозревают в шпионаже, я выдам каждому из вас по одинаковому письму или документу для передачи далее, но в твоем в восьмой строке поставлю запятую, а в его – точку с запятой. Большинство людей этого и не заметит. Если документ появится там, где появиться не должен, мы попросим агента проверить, что стоит в восьмой строке – запятая или точка с запятой. Риск минимален, а вероятность отследить преступника высока. Мы постоянно используем бариевую кашу.

– Ладно, – сказала Муди. – Это я поняла. Но когда мне нужно прочитать весь этот шкаф?

– Ну, – ответил я, посмотрев на часы, – сейчас почти полдень. Я иду на обед. Затем я хочу пробежаться вдоль залива. Днем мне нужно поработать с агентом, которого я тренирую, чтобы он смог выдать себя за разочарованного шпиона. Мы собираемся отправить его во враждебную разведслужбу советского блока и проверить, заинтересованы ли они в информации в такое нестабильное время. Полагаю, я вернусь с пяти до шести. Успеешь запомнить содержимое этого шкафа?

– Наварро? – Голос Муди надломился.

– Что?

– Где это говорится в должностной инструкции?

– Что именно?

– Что ты обязан постоянно быть козлом.

Глава 10
Образование Наварро

Поездка по четвертой автомагистрали из центра Тампы до Интернейшнл-драйв в Орландо занимает восемьдесят пять минут – это не так много, но время сейчас особенно ценно. Мы с Муди были напарниками уже две недели, но ей приходилось заканчивать старые дела. Так что мы работали бок о бок только два дня, и это был мой последний шанс подготовить ее к встрече с Родом Рамси. Я не собирался терять ни минуты по дороге.

– Как ты пожмешь ему руку? – спросил я, когда из-под колес грузовика прямо перед нами вылетел кусок резины.

– Наварро!

– Я серьезно. Как ты это сделаешь?

– Что ж, – начала она, – раз уж ты не говорил, что у него нет правой руки, вероятно, я крепко пожму эту самую руку и посмотрю ему в глаза. Затем, возможно, я ненадолго накрою его руку своей левой рукой, чтобы подчеркнуть, как я рада нашей встрече.

– Нет.

– Нет?

– Нет! – чересчур категорично ответил я. – Не делай этого. Ты не должна накрывать чужую руку своей. Так делают политики, потому что они идиоты, но все остальные это терпеть не могут. Ты можешь пожать Роду руку и коснуться его локтя, но не делай этого сегодня.

– Почему?

– Потому что Род еще не заслужил твоего дополнительного прикосновения.

– О господи…

– Первое рукопожатие должно быть чистым, понимаешь? Смотри ему в глаза. Крепко пожимай руку. Как в ФБР. Но не более. Если он пойдет на контакт и даст нам информацию, сможешь прикоснуться к нему снова.

– Где?

Последовавшая пауза была немного тревожной. Судя по выражению лица Муди, она уже сомневалась в своем выборе профессии – или даже обдумывала возможность выпрыгнуть из машины, если мы встанем в пробку. Наконец она вздохнула, сделала глубокий вдох и посмотрела на часы.

– Мы встречаемся с Рамси в шесть, верно?

– Верно. В отеле «Эмбасси Сьютс» на Интернейшнл-драйв.

– Но мы ведь будем там минут через пятнадцать?

– Ага, – кивнул я, взглянув на часы. – Приедем около четырех сорока пяти.

– И что нам делать целый час и пятнадцать минут, пока он не придет? – спросила она таким тоном, что я усомнился, хочет ли она услышать ответ.

– Переставлять мебель. А если повезет, успеем устроить еще одну репетицию.

На этот раз Муди просто вздохнула. Я же решил, что в сложившихся обстоятельствах нам не помешает немного помолчать.

Номер 316 оказался, как я и предполагал, среднего размера, с просторной гостиной. В центре комнаты стояло заказанное мною вращающееся кресло на колесиках. Мы передвинули диван таким образом, чтобы Род сидел в нескольких шагах от двери, и переставили тумбочку и лампу от него подальше. Нам предстояло провести там три-четыре часа, а то и больше. Свет бы его отвлекал. Затем я подвинул единственное кресло в номере так, чтобы Муди сидела наискосок от Рамси.

– Садись, – сказал я и сам плюхнулся на будущее место Рамси.

– Зачем?

– Я хочу убедиться, что твои глаза будут выше его. Так и есть, – заключил я, снова вставая, – если ты не сутулишься.

Я отрегулировал высоту своего вращающегося кресла, а Муди подтащила журнальный столик прямо к дивану.

– Нет, отодвинь его подальше, – велел я.

– Это же журнальный столик. Он нужен, чтобы что-то на него класть.

– Только не этот. В какой-то момент я спрошу Рода: «Хочешь чего-нибудь выпить?» И он ответит – да, потому что к тому времени уже захочет пить. Тогда я скажу: «Встань, возьми со стола».

– Но если мы передвинем журнальный столик, ты окажешься к ближе к столу, чем он, – заметила Муди. – Почему бы тебе не подать ему напиток хотя бы из вежливости?

– Потому что я налаживаю отношения отца с сыном. Когда он захочет в туалет, ему придется спросить у меня разрешения. Если он захочет пить, он будет ждать, пока я предложу, после чего возьмет напиток сам. То же самое – с тобой. Никакой свободы. Никакой простоты. Поэтому он будет сидеть ниже всех в этой комнате и смотреть на нас снизу вверх. Я отец. Ты мать. Не забудь.

– Судя по тому, что ты мне рассказал об этом Рамси, быть его матерью мне не хочется.

– Муди, – сказал я, – контрразведка – это театр на сцене мира. Мы должны все делать правильно – не ради тебя, не ради меня, не ради Бюро, не ради немцев и уж точно не ради Вашингтонского регионального отделения. Мы делаем это, потому что это наша работа – и она не каждому по плечу. Если бы это было дело об ущербе государственной собственности, вопросов бы не возникало. Но это дело о шпионаже. За ним наблюдают все: от наших непосредственных начальников до директора ЦРУ. Я разве не упоминал, что за этим делом следит сам Дэвид Мэйджор из Совета национальной безопасности в Белом доме, а также весь Государственный департамент?

Я не понял, среагировала ли Муди на имя Дэвида Мэйджора, представителя ФБР в Совете национальной безопасности, но привлечь ее внимание мне явно удалось.

– Так что, хоть ты и не хочешь изображать мать, а я – отца человека, который не разделяет моих ценностей, именно эти роли мы и сыграем. И мне до лампочки, чему тебя учили. Нам нужно проникнуть в голову к этому парню и установить там свой контроль. Для этого ты должна слушаться меня и не подвергать сомнению мои методы, когда у нас осталась двадцать одна минута до встречи.

Возможно, Муди молчала потому, что обдумывала мои слова, а может, она просто ненавидела меня все сильнее. Я надеялся на первый вариант.

– И последнее: нам с тобой подсунули дерьмо. Конрад никогда не заговорит, братьям Керцик нельзя доверять, а использовать их показания мы не можем. Кроме того, штаб-квартира отчаянно вставляет палки в колеса этого расследования. Получается, что мы с тобой – ты и я, Муди-Она и Наварро – единственный и оптимальный вариант.

Следующие десять минут прошли в тишине – если не считать оглушительной пульсации вен на наших висках.

Когда Муди наконец заговорила, я как раз думал о монахах-траппистах[22]22
  Трапписты – католический монашеский орден строгого соблюдения, основанный на дисциплине и следовании уставу.


[Закрыть].

– Можно спросить, что дальше?

– Нам нужно отрепетировать, как мы будем входить в номер.

– Входить в номер? Это ведь допрос, Наварро. Не свадьба.

Она все еще сопротивлялась, но уже не так сильно.

– И то и другое – ритуалы. Их можно исполнить правильно и неправильно. Мы должны установить психологическое доминирование и четкую иерархию, и начать надо в тот момент, когда мы войдем в номер.

Муди закатила глаза. Должно быть, когда-то это сводило с ума всех ее одноклассников с бескрайних равнин Среднего Запада, но для меня это был очередной повод насторожиться.

– У тебя ведь нет собаки? – спросил я.

– Нет.

– Я спрашиваю не просто так. Нельзя позволять собаке первой входить и выходить из двери. Пес должен сидеть, пока ты не решишь, что допустимо. Иначе он сочтет, что он главный. С людьми все более запутанно, но в целом так же.

– Наварро, мне говорили, что ты любишь играть в психологические игры, но – богом клянусь! – я понятия не имела, насколько это серьезно.

– Хотел бы я, чтобы это было игрой. Из-за игры не теряешь покой и сон.

Следующие семь минут я посвящал Муди в методику Наварро по входу в комнату – она первая, я второй, Рамси последний – и рассадки внутри: Рамси садится первым, но только когда мы предложим ему сесть и именно там, где мы скажем. Затем Муди садится в кресло; затем я усаживаюсь на вращающийся стул. Четырнадцать месяцев назад я уже обговаривал все это с Линн Тремейн, но Линн контрразведка была не в новинку. Муди же была наивна и в любой момент могла оступиться.

Двенадцать минут спустя, в 18.09, мы с Терри Муди стояли в фойе отеля «Эмбасси Сьютс», слева от главного входа, и изучали углы наблюдения. Когда я в очередной раз напомнил ей, что мы проведем Рода прямо наверх и она должна во всем ориентироваться на меня, Рамси вошел и посмотрел на площадку, где я ждал его два дня назад.

– Это он? – спросила Муди.

– Да. Но пусть найдет нас сам.

Однако Муди уже направилась к нему.

– Вы, должно быть, Род Рамси, – она протянула руку, крепко пожала руку Рамси, заглянула ему в глаза. – Я агент Муди, новая напарница агента Наварро.

Род был искренне поражен, но в хорошем смысле.

– Можете называть меня Терри. «Агент» звучит слишком…

– …официально?

– Точно, официально.

Изумление на лице Рода сменилось широкой улыбкой.

– Род, – сказал я, вставая между ними, – спасибо, что…

– Агент Наварро, – прервала меня Муди, отодвигая меня в сторону на удивление сильным толчком в бедро, – мне бы еще секунду.

Глядя Роду прямо в глаза, она спросила:

– Род, вы уж простите мой материнский инстинкт, но вы сегодня ели?

Я и сам заметил, что лицо Рода осунулось сильнее, чем два дня назад.

– Только «Кит-Кат», – ответил Род и вдруг уставился себе под ноги.

– «Кит-Кат»? – Муди коснулась пальцем подбородка Рода и подняла его голову, чтобы снова установить зрительный контакт.

– Даже два, – сказал он, – и «Пепси».

– И все? – спросила Муди.

Род смущенно кивнул, а Муди развернулась и посмотрела на меня.

– Что ж, агент Наварро, – сказала она, – решено!

– Что именно?

– Прежде чем говорить о чем-то, мы должны угостить этого молодого человека ужином. Род…

Самодовольная улыбка вернулась на его лицо.

– Да, Терри?

– Ты съешь все овощи, даже если мне придется порезать их для тебя на кусочки.

Описать состояние Рода Рамси можно было одним словом: «блаженство» – и это из-за овощей!

Когда мы наконец поднялись в номер, я готов был придушить Муди: каким-то образом слова «во всем ориентируйся на меня» пролетели у нее мимо ушей. Если бы она запорола процесс входа в номер, я бы точно потребовал снять ее с этого дела. Но она все сделала как по нотам, а внутри помедлила, притворившись, что ищет сумочку (которая висела у нее на плече), пока Род не занял свое место. Затем она опустилась в кресло. Я заметил, что ее глаза оказались на добрые пять сантиметров выше, чем у Рамси, что было правильно, и она сидела прямо. Род же сбросил ботинки и уселся в углу дивана. (Если бы мы не передвинули журнальный столик, он бы уже забросил на него ноги.)

Кроме того, мне пришлось признать, что начать с ужина было довольно разумно. Я планировал заказать бургеры и картошку фри прямо в номер, если Род вообще пойдет на контакт. Но ужин внизу дал ему возможность в расслабленной атмосфере пообщаться с Муди, которая времени зря не теряла. Она даже убедила его заказать салат, причем с полезной заправкой – «Нет, Род, масло и уксус; это гораздо полезнее французской тянучки», – а затем каким-то чудом заставила его съесть все до конца. Когда мы поднялись в номер 316 и Род прикурил первую за вечер сигарету, он уже казался полностью уверенным в себе. Я заметил, что Муди собирается пожурить его за курение, и решил ей помешать. Не стоило в один присест искоренять все его дурные привычки.

– Род, – сказал я, – знаю, мы с тобой уже обсуждали все немецкие дела.

– Мы с тобой и с Линн, – поправил он меня, всем видом говоря Муди: «Ну что мне с ним делать?»

– Да, конечно, и с Линн. Но агент Муди…

– Терри?

– Верно, Терри, в этом деле новенькая…

– Очевидно.

– Да, очевидно, – согласился я как можно вежливее, потому что мне вдруг ужасно захотелось сбросить Рода с балкона третьего этажа. – Раз уж ты в таком хорошем настроении, может, порадуешь меня и введешь агента Муди…

– Хм…

– Ладно, Терри. Так может, введешь Терри в курс дела? Расскажи ей в двух словах о своих отношениях с Клайдом, о порядках в Германии и обо всем таком, чтобы мы все были в теме.

– Да без проблем! – ответил Род, улыбаясь Муди. – С удовольствием.

Сказав это, он прикурил еще одну сигарету, закинул ноги на диван и приступил к монологу, поразительному по своей глубине, изобилующему мельчайшими подробностями и пронизанному бесконечным нарциссизмом. И в этом был весь Род Рамси.

Сначала он сообщил Муди, что Конрад был его наставником и даже заменил ему отца. Отмахнувшись от вопроса, он сказал, что своего настоящего отца он «на самом деле и не знал… я не мог с ним говорить». Клайд, по его словам, был другим. Они работали «бок о бок весь день напролет» и разделяли обязанности. Они даже свободное время проводили вместе. Род сказал, как он ходил в гости к Конраду, чтобы поужинать или просто перекусить с его семьей.

Конечно, я кое-что из этого слышал и год назад, когда мы с Линн только узнавали Рода. Но теперь я был не только следователем, но и обвинителем и видел, что Род делает за нас всю работу. Он давал нам все на блюдечке. Если все пойдет как надо, в итоге нам нужно будет представить жюри убедительную историю о том, как Рамси ввязался в шпионскую сеть. Беседуя с нами, Род неосознанно – а может, и осознанно, ведь с Родом Рамси было сложно сказать наверняка, – объяснял нам фабулу, предоставлял контекст и описывал всех героев. Воображаемая авторучка у меня в голове как бешеная записывала все детали.

Без какого-либо участия с моей стороны Род перешел именно к тому, на что я рассчитывал. Он принялся описывать, как они с Конрадом работали в отделе планирования Восьмой ПД и что входило в их обязанности. Он сказал, что офицеры были «срочниками». Клайд оставался нерушимой (пусть и вороватой) скалой отдела документации. Генералитет уважал его и полагался на его знание военных планов. Я уже слышал это, но повторение – мать учения. Род раскрывал не только свое близкое знакомство с военными планами, которые проходили через его отдел документации, но и поразительную способность к запоминанию этой информации.

Похоже, Муди усвоила мои наставления лучше, чем мне казалось. Она внимательно слушала Рода, глядя ему прямо в глаза, благодаря чему я получал возможность изучать язык его тела, замечая все акценты, которые не под силу контролировать лжецам. Мы изгибаем брови, поднимаем большие пальцы, держа руки в замке, и чуть приподнимаем колени только тогда, когда полностью уверены в своих словах.

Все происходило так быстро, что я сомневался, понимает ли Муди, куда мы ведем. Она увлеченно слушала рассказ Рода, и я даже испугался, как бы она не заинтересовалась им на самом деле и не превратилась в приспешника Рамси всего за несколько часов. Возможно, Муди догадалась о моих опасениях, потому что она вдруг выпрямилась, тепло улыбнулась Роду и осторожно вставила свою реплику в его поток слов.

– Но, Род, – сказала она, – похоже, ты много знаешь об этих – как их? – стратегических планах. Я думала, вы с Клайдом были просто контролерами хранения документов – отвечали за их защиту и сохранность?

– Это, конечно, так, – ответил он. – Но еще мы снимали с них копии по запросу.

– Копии? Но как это объясняет твои знания? Ты ведь видел текст всего секунду?

– Я быстро читаю, – с неприкрытой гордостью заявил Род.

– И сколько запоминаешь?

– Я запоминаю все.

– Да ладно тебе, – бросила Муди.

Тут я не мог с ней не согласиться. Одно дело копировать или фотографировать документы для вражеской разведки и совсем другое – обладать тем, на чем настаивал Род: фотографической памятью. Копии нужно кому-то передавать. Обладая фотографической памятью, ты сам становишься копией, а это гораздо опаснее. При таком раскладе можно поехать за границу и сказать: «Привет, ребята, вот и я. Включайте диктофоны, переводите деньги на мой счет в швейцарском банке, и я сообщу вам информацию, от которой вам снесет крышу».

Верил ли я Роду? Нет, конечно нет. Но в тот момент у меня был лишь один способ проверить – сопоставить его слова с языком тела. Язык тела говорил, что Род не врет. Однако все должно подкрепляться фактами.

Честно говоря, я даже не был уверен, что «фотографическая память» вообще существует. Может, это один из мифов, в которые нам хочется верить, как в легенды о снежном человеке. Но я точно знал, что для парня с таким скудным образованием Род чертовски много знал и имел огромный словарный запас. Я уже дважды, с двумя разными напарниками, замечал, что он любит покрасоваться, причем чем привлекательнее зрители, тем больше он выкладывается. Это я наблюдал прямо сейчас.

От стратегических планов Род перешел – должен заметить, довольно изящно – к всеобщей истории военного планирования. Он уже упомянул о Фукидиде и Сунь-цзы. Всплыло и имя Ганнибала. «Слоны!» – воскликнула Муди. «Это только часть истории, – ответил Род, – причем не самая важная». О Клаузевице Род упомянул лишь вскользь. «Обычная война!» Вместо этого он перешел к «Запискам о Галльской войне» Юлия Цезаря.