Текст книги "Три минуты до судного дня"

Как я и ожидал, суд был немало удивлен сообщением о конспиративной квартире. Похоже, это не укладывалось ни у кого в голове. Но больше всего судей интересовало, почему Рамси вообще решил со мной говорить. Ломали голову не только судьи. Адвокат защиты тоже хотел выяснить, не давали ли власти каких-либо обещаний Роду, были ли зачитаны его гражданские права, не платили ли ему за информацию, не заключил ли он сделку со следствием и главное – тут все репортеры, включая русских, достали ручки – почему Рамси не арестован.

Один из судей был особенно этим озадачен.

– Герр Наварро, он ведь находится под стражей? – спросил он. – Как он может оставаться на свободе, когда вы представили столько улик?

Должен заметить, этот вопрос был адресован не только мне. Он нашел отклик в каждом из присутствующих, поскольку в Германии все понимали: Рамси должен быть в тюрьме.

Что я мог сказать? Что бесхребетные бюрократы не хотели действовать, опасаясь за свою карьеру? Что арест Рамси привел к разборкам между Тампой, Вашингтонским региональным отделением и штаб-квартирой ФБР? В итоге я решил дать как можно более тактичный ответ (что бывает со мной довольно редко):

– Ваша честь, в делах о шпионаже решение об аресте может принять только генеральный прокурор США, но он этого пока не сделал.

Когда судьи поблагодарили меня в конце второго дня дачи показаний, Клайд Конрад довольно многозначительно прочистил горло, и я повернулся к нему. За девять часов, которые я провел на свидетельском месте, у него на лице отразилась вся полнота эмоций, характерных для психопатов. Я видел и нарциссическое счастье при признании его «гения»; и ледяной взгляд, который он обращал ко мне, когда возникала пауза или когда я говорил что-то особенно порочащее; и змеиное безразличие – только так можно описать тот тип мышления, который позволяет психопатам совершать ужасные преступления и делать страшные вещи, не чувствуя ни грамма раскаяния. Все это смешалось в том взгляде, который он обратил на меня: я видел и враждебность, и презрение, и уверенность, что он представляет из себя очень многое, а я не стою и ломаного гроша.

Покидая свидетельское место, я оказался в нескольких дюймах от Конрада. Может, мне пора было дать волю своему гневу, презрению и даже триумфу? Я закончил то, что начал Гэри Пеппер, и уже не сомневался, что в ближайшее время Клайду Конраду не суждено выкапывать свои золотые клады. Получай, сукин ты сын! Но на самом деле я не чувствовал ни радости, ни печали. Проходя мимо Клайда Конрада, я не испытывал к нему никаких эмоций, словно он был уже мертв.

В тот вечер мы прекрасно поужинали с ребятами из армии, включая Гэри Пеппера, и несколькими следователями из Федерального ведомства уголовной полиции, немецкого эквивалента ФБР. Игорь купил нам пару бутылок рислинга и вручил мне еще одну, чтобы я отвез ее в Орландо Роду. Когда мы пили уже четвертый литр, Игорь наклонился ко мне и сказал:

– Джо, итог этих двух дней впечатляет. Ты молодец.

Меня много хвалили в тот вечер, но похвала Игоря стала лучшей – и последней. Наутро я должен был отправиться в Австрию, чтобы встретиться с Джейн и начать поиск мест, которые описывал Род. Мне не хотелось, чтобы утром у меня раскалывалась голова, а Игорь с немцами, похоже, собирались сидеть еще долго.

Когда я проходил мимо ночного караульного военной части, он спросил меня, я ли «герр Наварро», а затем протянул мне факс, который, по его словам, пришел из «Тампы, что во Флоридской Америке».

Прежде чем прочитать, я поднялся в комнату, опасаясь, что не смогу сдержать своей реакции. Это было весьма мудро, потому что сдержаться я и правда не смог. В сообщении было всего восемь слов:

«РР не получается обнаружить. Срочно позвони в офис».

Я узнал, что случилось, только когда около полудня приземлился в Вене: агент наблюдения перепутал такси в аэропорту Орландо и последовал не за той машиной. Рода Рамси нашли лишь через двадцать часов; он был неизвестно где, как раз когда новости о моих показаниях расходились по всему миру. Три часа из этих двадцати я лежал на кровати в Кобленце, Западная Германия, уверенный, что у меня сердечный приступ. Я был так взволнован, что утром забыл упаковать купленный для Рода рислинг. Он так и остался на комоде, когда я уехал во Франкфуртский аэропорт.

Глава 22
Все по местам!

Представьте себе место действия: старое здание с плохим освещением и едва работающим кондиционером где-то в окрестностях Вашингтона. Безопасное, неприметное место, обставленное всяким старьем, залежавшимся на складах Министерства обороны со времен Второй мировой и раньше. Мы сидели за исцарапанным столом в большом конференц-зале. Стол был рассчитан на двадцать человек, и свободных мест не было. Как в школе, все сидели группами.

Делегация Министерства юстиции? Все держались вместе, до жути напряженные. То же самое относилось к представителям армии, АНБ, штаб-квартиры ФБР и нашего отделения. Мы с Терри Муди, которая наконец вернулась к работе и светилась счастьем материнства, Ричем Лихтом и Марком Ризером сидели слева от Джейн Хейн. Я замыкал нашу цепочку. По левую руку от меня сидел Дейл Уотсон со своей командой по расследованию дел о шпионаже из Вашингтонского регионального отделения. Справа от Джейн расположился Грег Кехо, а рядом с ним сели ребята из отдела национальной безопасности.

Уотсон начал встречу, озвучив информацию, полученную от шведов. Зачем? Это, пожалуй, последнее, что должно было оказаться в нашей повестке дня. Мы не могли использовать в суде никакие шведские данные, потому что все они были получены из вторых рук. Гораздо лучше было посвятить время той мелочи, которую в Германии назвали «процессом века», или поблагодарить военных за идентификацию Конрада. Но Уотсон думал так же медленно, как и говорил.

Когда другие присутствующие прервали его, чтобы перевести разговор на более важные темы, например обсудить расследование против Рондо и Грегори, Уотсон отмахнулся от них, как отмахивался от меня на протяжении всего расследования. Я уже знал, что будет дальше, потому что жил этим больше года. Я знал, кто взорвется, кто будет спокойно сидеть на месте, а кто решит прикрыть собственную задницу. Я знал, кто что скажет, кто о чем спросит, кто на что возразит и кого в итоге ударят ниже пояса – меня.

Так зачем я приехал? Дело в том, что нам необходимо было скоординировать работу над самым громким делом о шпионаже в истории ФБР и произвести арест, пока ничего не сломалось, включая меня самого. Я привез свою рабочую группу (за исключением Сьюзен Лэнгфорд, чтобы кого-то оставить у телефона, на случай если Род снова пропадет или позвонит с крыши высотки), потому что хотел, чтобы среди этого бюрократического дерьма хоть кто-то наконец сказал им чертово спасибо.

Группа Тампы, те самые люди, которые, по-моему, заслуживали благодарности и даже любви, само собой, первыми подверглись атаке.

Начальник Уотсона из ВРО решил, что должен вставить что-нибудь мерзкое. Он вклинился в монолог своего подчиненного, обозначил присутствие «молодых, но явно старательных начинающих агентов Муди и Лихта», а затем заявил, что «это сложное и деликатное дело требует экспертного уровня и тщательной работы сотрудников гораздо более опытного отделения», например ВРО. Его короткая речь прекрасно продемонстрировала, что такое покровительственный тон.

После этого в разговор вступила другая начальница из ВРО.

– Почему здесь присутствует линейный прокурор? – спросила она таким тоном, словно нашла дохлую мышь в своей банке с колой. – Это рабочая встреча подразделения контрразведки.

Джейн сообщила всем собравшимся, что Грег вообще-то занимает должность первого помощника федерального прокурора по Центральной Флориде.

В ответ на это кто-то из Вашингтонского регионального отделения пробурчал, что присутствовать имеет право лишь первый помощник федерального прокурора по округу Колумбия.

Грег пропустил это замечание мимо ушей – он достаточно давно работал прокурором, чтобы подобные оскорбления не вызывали у него обиды. Но тут на стол полетели другие перчатки. Все ополчились против нас, хотя мы сделали всю работу, в том числе и на месте преступления, с которой так и не справилось ВРО. В запале один из начальников из ВРО даже спросил, зачем вообще привлекать прокурора на этом этапе дела.

– Я бы сказал, это преждевременно, – заключил он, для пущего эффекта поправляя свой пастельный накрахмаленный манжет.

Может, он вообще не знал о суде в Кобленце? Может, он не слышал о моих девятичасовых показаниях, непосредственно связанных с Рамси? Представлял ли он, что мы рискуем потерять единственного подозреваемого, которого можно привлечь к суду? Вероятно, нет. Вероятно, это правда – стоит заехать за вашингтонскую кольцевую дорогу, как от здравомыслия не остается и следа.

Далее, как по плану, посыпались более личные атаки в мой адрес. Да, Муди, Лихт и даже Марк Ризер (который в целом нравился штаб-квартире) были новичками в деле, где нужны опытные специалисты. Но почему, агент Наварро, вы настаивали на контроле над этим делом, когда: (а) ВРО стоит выше остальных отделений Бюро, (б) все крупные игроки (АНБ, ЦРУ, СНБ и другие аббревиатуры) находятся в районе Вашингтона и (в) отделение в Тампе имеет мало опыта работы с такими крупными делами о шпионаже?

И снова, играя свою роль, я просто сидел и слушал, хотя знал, что обработал гораздо больше дел о шпионаже, чем любой агент из команды Уотсона.

Затем пошли другие обвинения: я проявил нахальство, когда занялся делом, которое было не в моей компетенции. Я принялся обращаться с просьбами в другие отделения, отправлять запросы нашему атташе по правовым вопросам в Бонне и подключать другие европейские структуры.

Когда меня обвинили в «деспотизме», я решил, что с меня хватит. Я поднялся с места и прежде чем говорить, подвинул настольную кафедру, которая стояла перед Уотсоном. В результате и кафедра, и я сам нависли над ним. После этого я начал свою речь.

– Виновен по всем пунктам, – сказал я, поднимая руки. – Я вел это расследование, потому что мне за это платят и потому что за это платят также агенту Муди и агенту Лихту. Мы работали при поддержке начальника нашего отделения. Если у вас есть замечания к нашей работе, предлагаю вам обсудить все с ним, а не со мной. Как уже не раз упоминалось, я не начальник, а лишь рядовой агент ФБР.

Теперь, когда с этим покончено, позвольте мне пояснить, почему сегодня я привез с собой агентов Лихта и Муди и попросил Марка Ризера присоединиться к нам. Я решил, что вы воспользуетесь этой возможностью, чтобы поблагодарить их за чертовски хорошую работу. За то, что они смогли сделать все, не сделанное в этом расследовании раньше.

Признаю, тут мой голос начал повышаться.

– Поблагодарите, к примеру, агента Муди за бесконечные часы, которые она посвятила допросам Рода Рамси и многочисленным поездкам из Тампы в Орландо и из Орландо в Тампу. За ее потрясающее умение заставить Рода расслабиться и раскрыться и за то, что она занималась всем этим, не только исполняя другие обязанности начинающего агента, но и ожидая своего второго ребенка.

Здесь я сделал краткую паузу, на случай если бы кто-то решил буркнуть жалкое спасибо. Но такого не было в сценарии этой встречи, поэтому я не услышал ни шепотка.

– Поблагодарите агента Лихта за сотни зацепок, которые он обнаружил и отследил, хотя ни один другой следственный орган, участвующий в этом деле, не удосужился проверить ни одну из них.

И снова ответом мне была тишина.

– Поблагодарите Марка Ризера за его выдающиеся способности к сбору огромного количества материалов и обнаружению связей между ними. Надеюсь, никто не станет отрицать его талант. Поблагодарите его за то, что он помог нам найти информацию и следы, которыми никто не интересовался с самого 1986 года.

Тут я хотя бы увидел сдержанные кивки со стороны делегации штаб-квартиры ФБР.

– Если уж на то пошло, поблагодарите агентов наблюдения, которые многим пожертвовали и тратили собственные деньги, ожидая компенсации. Они усердно работали, месяцами не появлялись дома и ни разу не упустили Рода Рамси…

– Поправка, – сказал один из шестерок ВРО. – Насколько мне известно, ваша хваленая команда наблюдения потеряла Рамси всего пару дней назад. Чудо, что…

– Вы правы, однажды мы действительно потеряли его на двадцать часов. Кто-нибудь из вас хоть раз пытался установить наблюдение за желтым такси, стоящим в очереди в аэропорту? А? – спросил я, смотря на представителей ВРО. – Счастье, что мы потеряли его лишь однажды. Учитывая количество утечек из Вашингтона, я вообще удивлен, что Рамси еще не встречают в Москве с цветами.

Неужели я все же отклонился от сценария? Возможно. Но я быстро исправился и решил подать пример благодарности, сказав спасибо всем отделениям и юридическим советникам, собравшимся в этом зале, работавшим с нами военным, не присутствующим на встрече шведам и даже ВРО, которое организовало это совещание, хотя провести его следовало в Тампе.

Затем я перешел к главным темам своего выступления: (а) я обозначил необходимость продолжения расследования в Тампе, где находятся главный подозреваемый, вещественные доказательства и тысячи страниц следственных материалов и где обеспечены лучшие условия для суда (в отличие от ВРО, которое могло добавить в это дело разве что мелочную ревность да желчь); (б) я передал подробности моих показаний в Германии, чтобы все собравшиеся знали, что именно мне пришлось озвучить в суде; (в) я сообщил, что после дачи показаний мы с Джейн Хейн [тут я кивнул в ее сторону, и она кивнула мне в ответ] смогли подтвердить данные Родом описания многочисленных мест встреч на территории Австрии, тем самым значительно укрепив доказательную базу против него; и (г) я озвучил окончательный и неопровержимый факт, что Род Рамси может сбежать в любую минуту, а потому его необходимо арестовать, «пока он не скрылся, не исчез, не пропал и/или не уничтожил улики».

– У нас осталось всего несколько дней, – заключил я, – может, даже несколько часов. Нам нужно принять решение. Сегодня. Здесь. Сейчас.

Не стоило удивляться, что один из прокуроров отдела национальной безопасности тут же возразил, что никакого решения «сегодня, здесь и сейчас» принято не будет, и поставил меня на место. Представитель ВРО заметил, что они по-прежнему считают это дело делом ВРО, а не Тампы. Само собой, к тому и вел наш сценарий, но, вместо того чтобы ощутить, как мне со всей силы врезали промеж ног, я чувствовал, словно какой-то гигант положил ладонь мне на грудь и надавил со всей силы.

Я попил воды, но это не помогло. Когда мое волнение сменилось настоящим головокружением, Грег Кехо подошел ко мне, тихо предложил занять свое место и прочистил горло, прежде чем обратиться к собравшимся. Грег был настоящим джентльменом – красивым, полным жизни, но он не выносил подобного дерьма, а на этой встрече от дерьма было не скрыться. Ему пора было прервать молчание.

– Джентльмены, леди, это дело не о контрразведке, не о тайных встречах и не о системах безопасности. Это дело о преступном предприятии. – Он сказал это с улыбкой, надеясь спустить людей с небес на землю, однако его тон не допускал пренебрежения даже со стороны накрахмаленных манжетов, а возможно, и особенно с их стороны. – Это очень простое дело – дело о преступниках, которые нарушили закон, украли документы, продали их за границу и поставили под угрозу нашу страну и другие страны. Честно говоря, нам повезло, что хотя бы одного человека, а если повезет, и больше, мы сможем осудить здесь, на территории Соединенных Штатов. Capisce?[35]35
  Понимаете? (итал.)


[Закрыть]

Я сотни раз слышал, как Грег использует это слово, но в тот момент он произнес его особенно, с явным акцентом выходца из Квинса, и приковал к себе всеобщее внимание. Мне даже показалось, будто собравшиеся навострили уши, как собаки, услышавшие подозрительный шум.

– Вы говорите так, словно эта чаша секретов никогда не разольется. Словно мы просто сможем пересидеть тревожные времена, а потом все само собой вернется на круги своя. Но у меня есть новости: этот поезд уже отошел от станции. Дерьмо попало на вентилятор очень давно, еще когда завербовали Золтана Сабо, который передал это дело Конраду. Мало того, в деле оказался замешан Рамси, который быстро поставил этот бизнес на поток.

Пока Грег говорил, я не мог не заметить, что многие присутствующие были очень удивлены глубиной его познаний о деле.

– Считайте меня сумасшедшим, – сказал Грег, – но кто-то должен отправиться в тюрьму. Вот и все. Люди будут смотреть и спрашивать: что вы сделали? Вы же обязаны нас защищать! Что вы им ответите? Скажете, что по доброте душевной передали это дело немцам? И пусть суд проводят законники других государств? Вы, черт возьми, издеваетесь? Такой номер не пройдет даже в цирке, а там вообще-то выступают клоуны.

Грег улыбнулся при этих словах, но можете мне поверить, ни один из тех, к кому он обращался, не улыбнулся ему в ответ.

– Мальчишки и девчонки, это мы должны сажать преступников в тюрьму. С каких это пор мы отдаем свои дела, особенно когда речь идет о шпионах? Скажите, неужели мы решили отдать это дело немцам? Может, мы решили отдать его шведам, у которых тюрьмы как пятизвездочные отели?

Я не хочу становиться занозой в заднице, но вы только и пытаетесь сделать из говна конфетку – уж простите меня за грубость, миссис Муди и Джейн. А из говна конфетки не получаются, как ни трудись. Совершено преступление – и весьма серьезное. Будь мы в состоянии войны, я бы требовал вынесения смертного приговора.

Тут Грег посмотрел на представителей отдела национальной безопасности Министерства юстиции и чуть ли не зарычал:

– Что вы расскажете американской общественности? Как вы собрались в этой комнате и решили, что несчастное расследование должно идти своим чередом? Как вы не смогли отдать приказа об аресте, который следовало произвести много месяцев назад? Нет, мы в ответе перед американским народом, хотя все вы, шпионы и разведчики, совершенно забыли об этом.

Грег подошел к своему портфелю.

– Господа, – сказал он, понижая голос и прибегая к той технике, которую он довел до совершенства в суде, – я скоро вынужден вас покинуть. Но скажу вам одно. Мы отправим Рода под суд, как отправим и всех остальных, до кого еще сможем добраться по этому делу. Мы соберем большое жюри в Тампе, в старой доброй Центральной Флориде. Мы начнем рассылать повестки по всему миру, – он взглянул на нас с Ричем Лихтом, который должен был помочь с их подготовкой, – и зафиксируем показания, потому что пока, насколько нам с Джо Наварро известно, никто об этом не позаботился.

Многие присутствующие заерзали в своих креслах – в буквальном, а не в переносном смысле.

– Да, почему-то вы, ребята, забыли, что нужно фиксировать показания. Думаете, если кто-то что-то сказал, он все повторит и на суде? Кто вас учил процессу судопроизводства? Перри Мейсон?[36]36
  Перри Мейсон – главный герой одноименного американского сериала об адвокатах.


[Закрыть] Вы вообще когда-нибудь готовили дело к передаче в суд? Показаний, считайте, нет, пока мы не зафиксируем их, собрав федеральное большое жюри. У нас есть только свидетельства о том, кто и что сказал. Но в суде они ни черта не значат, если мы не вызовем свидетелей, не приведем их к присяге и не зафиксируем их показания для использования в суде.

Грег уже собирал вещи, но продолжал говорить. Никто уже не решался его перебивать. Молчали даже начальники из ВРО, ведь Грегу было мало равных – и никто из них уж точно не сидел в этом зале.

– Позвольте, я все окончательно проясню, – сказал он. – Ни я, ни федеральный прокурор в Центральной Флориде не собираемся слагать полномочия. Я прямо говорю вам: пора положить этому конец. Я лично растопчу любого, кто будет препятствовать осуществлению правосудия или создавать помехи в этом деле. Похоже, вы забыли, что американский народ доверяет нам отправлять правосудие и отправлять людей в тюрьму, как бы нам ни было тяжело при этом и какими бы несовершенными ни были наши дела. Мы стоим на службе у американского народа, и, честно говоря, у нас нет адекватного объяснения тому, что мы делали до сих пор.

К этому времени представители Министерства юстиции замерли, глядя прямо перед собой. Я видел, как пульсируют вены у них на лбу.

– Довольно, – завершил Грег. – Поднимайте задницы и принимайте решение. Мы соберем в Тампе большое жюри и предъявим обвинение. Даю вам слово. До свидания, леди и джентльмены.

С этими словами Грег улыбнулся Муди, Лихту и Ризеру, пожал мне руку и шепнул мне на ухо достаточно громко, чтобы его услышали сидящие вокруг:

– Больше не терпи дерьма от этого планктона. Созови другую встречу. Увидимся в аэропорту.

Грег уже подошел к двери, унося с собой весь свежий воздух, когда Джейн встала, догнала его, пожала ему руку и поблагодарила за то, что он приехал издалека. Обращенные к ней взгляды говорили, что Джейн Хейн только что предала все идеалы своего круга.

Грег чуть не опоздал на рейс. Когда мы пристегнули ремни и приготовились к взлету, он сказал, что после нашей встречи отправился в Министерство юстиции, чтобы переговорить с Бобом Мюллером, который имел влияние на генерального прокурора.

– Всему конец, – сказал он.

– Конец?

– Конец спорам. Конец задержкам. Всему этому дерьму. Насколько мне известно, генеральный прокурор позвонил в отдел национальной безопасности и велел им убраться у нас с дороги.

– Охренеть, – только и сказал я. Бесконечное дело наконец отправлялось в суд.

– Знаешь, что будет дальше? – спросил Грег.

– Конечно, ордер на арест, предъявление обвинений…

– Нет, Джоуи, – перебил меня Грег, вдруг заговоривший тоном актера массовки из «Крестного отца», – это совсем дальше. А я имею в виду просто дальше.

– Ладно, сдаюсь. Что будет дальше?

– Дальше, – объяснил Грег, – тебе нужно будет беречь свою шкуру. Ножи вонзают в спину в самый неожиданный момент.