Текст книги "Три минуты до судного дня"

– Когда они работали в ночную смену, я заходил к ним утром по дороге на работу и приносил сладкие булочки. Когда их смена была с 16.00 до полуночи, я приносил кофе. В конце концов, у всех нас был одинаковый уровень доступа. Если ты работаешь хранителем, тебе хочется, чтобы работа была как можно более скучной. Мне не положено было там находиться, но я приходил и уходил в любое время.

Само собой, Род не просто так демонстрировал неслыханную щедрость. Вскоре два его приятеля начали удовлетворять его ненасытное любопытство, объясняя, какие процедуры приняты в центре управления: они рассказали о сейфе, который могли открыть только двое, и о том кладе, что лежал внутри.

Вся информация по ядерному вооружению должна была извлекаться моментально. Когда тебе велят активировать ядерные ранцы, ты готов выполнить приказ сейчас же, а не через пять минут и даже не через одну. Поэтому, чтобы сократить время между приказом и исполнением, оба хранителя использовали в качестве кода одну цифру – для открытия каждого замка достаточно было движения руки.

– Как ты это выяснил? – спросил я.

– Я с ними поспорил.

– На что?

– Ни на что. Я просто сказал: «Давайте проверим, кто шустрее». Типичная мужская бравада – они тут же подскочили к замкам, чтобы выяснить, кто откроет свой быстрее. Как оказалось, они использовали один и тот же трюк – ограничивались одной цифрой.

– Ого!

– Представляешь? Какие же они идиоты, что показали мне это.

– Еще бы, – бросил я.

– Через два дня я пришел снова и болтал с ними, пока они не захотели покурить. Я сказал: «Я вас прикрою». На перекур у них уходило не больше семи минут.

Я не сомневался, что он точно знал весь их распорядок дня.

– Как только они вышли, я пощелкал замками и получил ПУЯБ. Он похож на кредитную карту. Я сунул его в бумажник. Клайд пришел в восторг. Венгры были вне себя от радости. В Кремле, наверное, и вовсе пустились в пляс.

Он сказал, что таким же образом сумел стащить даже не один, а целых два указателя подлинности – про запас. Клайд снова его похвалил. В Будапеште вручили новые медали. На Красной площади водили хоровод.

Мне не хотелось прерывать рассказ Рода, но в конце концов я не сдержался.

– Род, – сказал я, – ты ведь там служил. Ты не боялся за свою безопасность, продавая эту информацию Советам? Ведь эти ракеты и ранцы защищали тебя тоже.

– Ты не понимаешь, Джо, – ответил он. – Дело было не в ПУЯБах и не в «вафлях». Для нас с Клайдом война не имела значения. Важна была только алхимия – мы хотели превратить ПУЯБы в золото. Советы платили целое состояние за любые сведения о ядерном вооружении. Все было точно так, как говорил Клайд: мы продавали самое ценное – информацию. Это был наш товар.

Он сделал минутную паузу, чтобы мы осознали его слова, а затем повернулся к Муди и вручил ей еще один подарок.

– Но я не сказал Клайду, что у меня была еще одна «вафля», которую я оставил себе.

– Ну, разумеется, – сказала Терри тоном матери, которая прекрасно знает своего сына.

– Я не сказал Клайду о второй «вафле», потому что хотел сохранить ее на черный день.

– Она и сейчас у тебя? – спросил я.

– Нет, – ответил Род. – Я сломал ее и сжег обломки за маминым трейлером после второй беседы с тобой и Линн. Я подумал, что вы вернетесь с ордером на обыск.

Тут я вспомнил, как Вашингтонское региональное отделение приказало приостановить дело на целый год. Что еще продал или уничтожил Рамси, пока в Вашингтоне воротили носы от наших донесений?

Затем Род снова обратился к своей дьявольской памяти и в мельчайших подробностях описал нам тот костер на заднем дворе – какие были запахи, как поднимался дым, как плавился материал под действием пламени. Слушая его, я повторял себе: «Запоминай, Наварро, запоминай каждое слово».

В час ночи я отправил Муди в постель, закрыл дверь в спальню и позвонил другому Муди, который, должно быть, уже потерял жену. (Не так давно Лусиана тоже ждала ночами у телефона. Теперь она знала, что он все равно не зазвонит.) Мы с Терри приехали на двух машинах, думая, что она сможет уехать пораньше. Вместо этого я сказал другому Терри, что она переночует здесь и вернется утром. Все равно номер был уже оплачен. Когда Род снова отлучился в туалет, я сварил ему кофе в маленькой гостиничной кофеварке.

– Где Терри? – спросил Род.

– Ушла спать, – ответил я, кивая на закрытую дверь в спальню. – Она слишком устала.

– Пойми, Джо, это была игра. Наш бизнес. Мы с Клайдом не планировали поджарить все эти немецкие деревни.

– Игры не обходятся без последствий, Род.

Он молча обдумывал эту фразу минут пять, потягивая кофе. В пепельнице тлела сигарета, Род снова уткнулся взглядом в колени. Затем он поднял глаза и сказал слово, которое потрясло меня до глубины души.

– Шифры.

– Шифры? – переспросил я, хотя уже догадывался, к чему он клонит.

– Эти ребята охраняли ПУЯБы и ядерные «вафли». Они должны были знать, как расшифровывать тонны совершенно секретных документов особой важности, причем чертовски быстро. Так в армии устроены коммуникации по этим вопросам. Я уговорил их научить меня всяким приемчикам криптографии. Это было потрясающе. А потом…

– Потом?

– Я выудил у них всю возможную информацию о криптографии и в конце концов достаточно вошел в доверие, чтобы мне передали списки ключей, которые подлежали уничтожению. Сами они не хотели по холоду идти к сжигательной установке, где мы уничтожали все документы.

– И вы с Клайдом продали эти шифры…

– Конечно. Русские были в восторге.

В восторге? В восторге, черт возьми. Ну все, больше терпеть я не мог. Пожалуй, еще немного – и Муди проснулась бы от шума и увидела на ковре кровавое месиво.

До этого момента я лишь однажды так сильно хотел избить Рода. Это произошло за одним из наших плотных ужинов со стейками. В тот день я велел Ричу Лихту и Марку Ризеру следовать за нами в Орландо и сесть за столик неподалеку, чтобы увидеть нашего подозреваемого во плоти. Род вел себя ужасно – свысока общался с Муди, чуть не поглаживая ее по голове, пока бубнил свою лекцию, и отмахивался от меня всякий раз, когда я пытался прервать его бесконечный монолог. Не знаю, что меня так разозлило, но в какой-то момент я взглянул на Рича и Марка и заметил, что они оба привстали и во все глаза смотрят на нас. Только тут я осознал, что сжимаю в правой руке нож для стейка.

Тогда я сдержался, сдержался и на этот раз – и слава богу, ведь Род еще не закончил.

– Должен сказать, в конспиративной квартире были шифры, которые приносил не я. Видимо, у Клайда был и другой источник, потому что я точно видел там криптографические материалы не из нашего центра управления.

«Господи, – подумал я, – что еще?» Но к этому моменту мне уже хотелось врезать кулаком по стене, а Род как будто потерял желание говорить.

– Уже начало третьего, Род, – сказал я. – Тебе пора спать.

Но я не мог смолчать, когда он положил руку на дверную ручку, ведь привычка – вторая натура.

– Еще что-нибудь? – спросил я.

– Как я и сказал, Джо, мы просто воровали документы. Все это было ради денег. Я хочу, чтобы ты это знал.

Хотя я ужасно устал, мне сложно было устоять и не врезать Роду. Я не хотел оставаться с ним в одной комнате. Я не хотел к нему прикасаться. Когда он повернулся, чтобы обнять меня на прощание, мне пришлось подавить отвращение, которое я не мог себе позволить. Во мне так и бурлила желчь.

Я закончил с заметками около трех часов ночи. Откинувшись в кресле, я решил обдумать, что все это значит. Если я не ошибался, Рамси и Конрад сделали бесполезными все системы, разработанные для безопасности коммуникаций и ядерного командования. Разрядку в ходе «холодной войны» обеспечивала угроза взаимного уничтожения. Она строилась на принципах неожиданности и секретности, которых больше не было. Но это допущение, а агенты ФБР знают, что на допущения полагаться нельзя.

Я написал Муди записку, сообщая, что звонил ее мужу, и хотел было выехать обратно в Тампу, но на меня навалилась вся тяжесть этой ночи. Я понял, что мне ни в коем случае нельзя еще раз отключиться за рулем и унести все секреты в могилу. С этой мыслью я растянулся на диване, накрылся парой полотенец вместо одеяла и выключил свет.

В 10.59 утра я вошел в кабинет Корнера, бросил ему на стол форму FD-302 и сказал:

– Охренеть!

– Охренеть? – переспросил Корнер, инстинктивно потянувшись к пузырьку с «Ролейдом».

– Я просто реагирую за тебя, – объяснил я и вышел.

Полчаса спустя я сидел в своем кабинете. Дверь была открыта, и я издалека услышал тяжелые шаги Корнера. Когда он заглянул ко мне, я приготовился услышать что угодно.

– Охренеть, Наварро. Ну и сукин сын!

Новая информация сводила всех с ума, хотя далеко не все верили словам Рода – в определенных кругах сопротивление все еще было грандиозным. Однако все, что касалось командования ядерными силами, сообщалось в Объединенный комитет начальников штабов, поэтому теперь и они хотели знать, какого черта происходит.

Мы с Терри еще несколько раз встретились с Родом, пытаясь найти подтверждение его «воровству» и выяснить, действительно ли персонал центра управления помогал ему намеренно и были ли другие люди вовлечены в сговор. Тем временем Рич Лихт обратился к своим юридическим познаниям, чтобы найти способ убедить Рода выдать нам имена других подельников – созвав большое жюри, гарантировав ему «ограниченную неприкосновенность» или прибегнув к еще какому-нибудь правовому трюку.

Однажды утром он описал нам несколько схем, но я сказал: нет.

– Почему? – спросил он, немного рассердившись.

– Потому что, даже если это сработает, потребуется слишком много времени и деталей.

Следующей высказалась Терри Муди, которая по-прежнему помогала нам с делом, но уже не покидала офис.

– Род не станет называть имена, – заметила она. – Уверена, в какой-то степени он понимает, что отправится в тюрьму, но не хочет никого за собой тянуть, по крайней мере во время дачи показаний. Всякий раз, когда мы с Джо спрашиваем его о подельниках, он говорит о стиле их жизни – они баловались наркотиками, Клайд называл их игроками в покер-покер и все такое. Но он почти никогда не называет имен, если только речь не идет о давнишнем мелком нарушении вроде продажи купонов на топливо. Может, он неважно соображает, что такое хорошо и что такое плохо, но друзьям своим он предан.

– Муди права, – вставил Ризер. – Если бы Род хотел назвать других, он бы уже раскололся.

– И что? – нетерпеливо спросил я. – Мы топчемся на месте.

– И то, – ответил Марк, – что он нам ничего не скажет, но, может, ты применишь свое вуду и прочтешь все по языку его тела?

Рич подавил улыбку при мысли об этом. Марк, насколько я понимал, предложил воспользоваться языком тела, только чтобы скорее закончить встречу и успеть на хоккейный матч в половине пятого. Однако после окончания Полицейской академии Юты в 1975 году я не раз убеждался, что эти техники действительно работают. Если мог быть идеальный момент для их применения, то он наступил.

– Марк, – сказал я, – свяжись с военными. Сейчас же. Немедленно. Мне нужен список всех, кто работал в центре управления в период службы Рода в Восьмой пехотной дивизии в Бад-Кройцнахе, и список всех известных контактов Рамси.

– Джо, что ты собираешься делать? – спросила Муди. – Он никого не выдаст.

– Согласен, – ответил я. – Намеренно он на это не пойдет.

– И?

– Он выдаст их бессознательно.

С помощью военных и энциклопедиста Марка Ризера мы составили список из тридцати двух имен. Я взял стопку карточек размером три на пять дюймов и написал на каждой по имени – крупными буквами, чтобы было удобно читать. Перед ужином я предложил Роду сыграть со мной в игру.

Привычная схема оказалась нарушена – обычно мы сначала ели, потом говорили. Но я хотел, чтобы Род почувствовал себя не в своей тарелке, и рассчитывал, что его интеллектуальные способности облегчат мне работу.

– Что за игра? – спросил он по телефону, заранее радуясь этой идее.

– Поверь, тебе понравится.

Когда Род приехал на встречу, я уже поставил журнальный столик возле его места на диване, а свое крутящееся кресло подкатил к нему ближе обычного.

– Вот как это работает, – сказал я. – Я буду быстро показывать тебе карточки, а тебе нужно одним-двумя словами описать характер этого человека. Я о них немного знаю и просто хочу проверить твою память. Не задумывайся над ответами, называй первое, что приходит в голову: классный парень, козел, зануда, сноб, гопник – что угодно, но только одно-два слова. Описывай личные качества, а не участие. Понял?

– Понял, – ответил он. – Поехали.

Казалось, речь шла об игре в догонялки на школьном дворе.

Мне хотелось выиграть, но не из тщеславия. Я осторожно выбирал слова, помня, что Род всегда заменяет термином «участие» слово «шпионаж». Я сказал ему не думать об участии, но на самом деле, озвучив это, натолкнул его на верную мысль. Наш разум гораздо легче концентрируется на том, что ему запрещают, чем на том, что разрешают.

– Ладно, – сказал я. – Начнем.

Я показывал каждую карточку не больше секунды, только чтобы Род успел прочитать имя. Сидя в полуметре от него, я прекрасно видел его лицо – и особенно глаза.

Для Рода это была просто очередная игра: он проверял, насколько хороша его память, насколько точны его ассоциации, поэтому он думал главным образом о скорости. Но не я.

Я думал о первых гоминидах, которые 3,5 миллиона лет назад бродили по равнинам Африки. Когда наши предки замечали вдали опасность – льва или стаю гиен, что угодно, – их зрачки сужались. Мы и сегодня неосознанно реагируем на опасность таким образом, как и остальные млекопитающие.

Причина проста: чем меньше зрачок, тем четче наше зрение. Поэтому люди, которым для чтения нужны очки, при необходимости могут проколоть лист бумаги иголкой и смотреть сквозь получившееся отверстие. Попробуйте – и вы увидите все так же четко, как в очках. Фотографы прибегают к той же технике, чтобы повысить глубину резкости своих камер.

Однако большинство людей не знают, что опасность может быть написана на бумаге. Мозг пользуется ярлыками – эвристическими алгоритмами – и не проводит различий между самой вещью и ее образом, то есть словом, которое ее описывает.

Опасность есть опасность: даже если тревога окажется ложной, чем быстрее ты разберешься с проблемой, тем больше у тебя шансов выжить и передать свои гены. Если хоть одно из этих имен представляло опасность для Рода – потому что эти люди состояли с ним в сговоре, могли дать против него показания, что-то видели или каким-либо образом были связаны с его делами, – его зрачки должны были это выдать.

Глаза Рода никак не среагировали на тридцать имен из моей стопки. Похоже, он действительно знал всех перечисленных людей и давал им характеристики вроде «крутой парень», «тот еще дятел» и даже «тупой как пробка». Однако при взгляде на два имени – Джеффри Грегори и Джеффри Рондо – Род прищурился. Его расширенные зрачки сузились так, что я смог заметить изменение. Я даже не слушал, что он сказал об этих людях, – мне было достаточно этой реакции.

Вернувшись в Тампу, я попросил военных поднять дела Рондо и Грегори и прислать мне их фотографии. Через несколько дней в номере 316, где все это и началось, я вызвал Рода на бой.

– Думаешь, ты единственный нам помогаешь? – спросил я, выкладывая на стол фотографии Грегори и Рондо.

Род взглянул на фотографии, презрительно прищурился, прямо как Клинт Иствуд в спагетти-вестерне, а затем взорвался, словно пожарный рукав под максимальным давлением.

– Вот же сукины дети! – выкрикнул он и рассказал мне все: как он использовал их, чтобы добывать секретные документы; как заставлял их расписываться в журнале регистрации, чтобы там появлялась не только его подпись; как он выставлял их в караул и просил помочь донести или спрятать бумаги.

– Эти двое, – сказал он, – помогли мне вынести целую тонну документов, потому что их было тяжело таскать одному в брезентовых мешках.

На следующий день, когда Марк Ризер пришел на работу, я выложил ему все новости – Грегори и Рондо были у нас на блюдечке.

– Спасибо, кстати, – добавил я.

– За что?

– За то, что предложил мне применить «свое вуду». Надеюсь, больше ты не будешь это так называть.

– Разве что у тебя за спиной, Наварро.

Глава 18
Манжеты и подтяжки

Когда мы вчетвером вошли в штаб-квартиру ФБР в здании имени Эдгара Гувера на Пенсильвания-авеню, я вдруг подумал о старых вестернах, где хорошие парни (то есть мы, естественно, в белых шляпах) выходят на пыльную улицу, чтобы навести порядок в порочном городе. Разве не похоже? Мы все имели при себе оружие, как и полагается путешествующим агентам ФБР. Вот только пришли мы с миром.

Джей Корнер, который привел нас в штаб-квартиру, отправился наверх, чтобы потянуть за свои ниточки и помочь нам продвинуть дело Рамси. Я ожидал положительного результата и был особенно рад, что Джей решил внести свою лепту в это расследование. Он был уникальным человеком: в штаб-квартире его уважали, но он не имел ни малейшего желания когда-нибудь занять один из кабинетов в этом солидном здании. В Вашингтоне можно добиться многого, когда люди понимают, что ты не нацелился на их место.

Сьюзен Лэнгфорд и Рич Лихт приехали с нами по моему настоянию. Для Сьюзен это было первое крупное дело, она работала не покладая рук и нервничала из-за того, что еще многого не знала. Я надеялся, что этот визит в королевский лабиринт немного успокоит ее и подготовит к испытаниям, которые ждали нас впереди. Рич тоже был новичком, но держался, как скала, и ни на секунду в себе не сомневался. Я рассказал ему немало страшилок о работе со штаб-квартирой, и ему пора было увидеть ее своими глазами – особенно отдел контрразведки, где вершилось правосудие над многими из наших клиентов.

А я? Я больше всего ждал нашей дневной поездки в Форт-Мид в Мэриленде, где мы должны были встретиться с сотрудниками Агентства национальной безопасности. До тех пор я намеревался быть тише воды, ниже травы, не впутываться в неприятности, но все же разузнать, какого черта штаб-квартира задерживает это дело. В последнем я рассчитывал на помощь Джейн.

Но сперва нам нужно было взять временные пропуска в службе безопасности. Впрочем, они нас уже ждали. Сложнее оказалось найти правый лифтовый холл. Хотя я не раз бывал в здании Гувера, я все равно свернул не в тот коридор, из-за чего мы оказались рядом с лифтами, которые поднимались неизвестно куда.

В конце концов мы поняли, где ошиблись. Я свернул налево там, где должен был свернуть направо, а может, сделал два правых поворота, вместо того чтобы пройти прямо. Здание Гувера построено в стиле брутализма – снаружи оно специально сделано довольно уродливым. Но внутри это здание похоже на ящик Скиннера, разработанный, чтобы установить, как крысы смогут ориентироваться в бесконечных коридорах в поисках награды.

Мы вчетвером едва поместились в небольшой кабинет, который занимала Джейн, но она радушно приняла Рича и Сьюзен и не забыла, что агенты ФБР всегда путешествуют на голодный желудок.

– Пойдемте выпьем кофе с булочками, – предложила она и повела нас в кафетерий на одиннадцатом этаже.

По дороге она устроила небольшую экскурсию Ричу и Сьюзен, рассказав, чем занимаются в каждом из коридоров, включая секретные зоны, куда путь был заказан даже агентам. Кафетерий в этот утренний час был заполнен ухоженными мужчинами в безупречных костюмах с яркими подтяжками. Накрахмаленные манжеты аккуратно выглядывали из рукавов их пиджаков.

– Что это за парад мод? – спросил Рич.

– Момент обучения, – сказал я, взяв Рича и Сьюзен за локти. – Чего эти франты не носят?

Рич на секунду задумался, а потом понял, на что я намекаю.

– Ремней. Кобуры. Здесь вообще никто не носит пистолет.

– Колеса сам себе тоже никто не меняет, – добавила Сьюзен, изучая белоснежные рубашки с запонками.

– Добро пожаловать в мир, где нет полевой работы и ручного труда, – сказал я, когда Марк Ризер подскочил к нам, как хоккеист в овертайме.

Это была еще одна цель нашего визита – воссоединить команду. Марка на время вызвали в штаб-квартиру, чтобы помочь свести бюджет нашего расследования. Мы все чертовски скучали по нему.

Я оставил их в очереди, а сам подсел к Джейн возле высоченных окон, выходящих на Девятую улицу. Мы принялись наблюдать за людьми, обсуждая рабочие темы.

– В Гнезде Антенн вас ждут в час дня, – сказала Джейн, имея в виду штаб-квартиру АНБ, которая была напичкана телекоммуникационным оборудованием.

– Отлично. Ты с нами?

– Нет, вы поедете одни. У меня и здесь полно дел. К тому же Джей все утро будет занят, а он тоже хотел со мной пообщаться.

Стоя в очереди, Марк, казалось, демонстрировал плоские броски. Как бы то ни было, Рич и Сьюзен хохотали до слез. Стоявшие вокруг люди смотрели на них так, словно все они только что очень-очень громко пустили газы. Да, в этом здании было не принято шалить.

– Джо, – сказала Джейн, повернувшись ко мне, – я не могу тебе всего сказать, но среди моего начальства и в ВРО немало людей, которые точат на тебя зуб. Им не нравится, что ты забрал их расследование и выставил их в плохом свете. Это должно было стать их золотой жилой, но ты прибрал все к рукам. Ты ведь знаешь, здесь на таких делах выстраиваются карьеры.

– Черт, ты серьезно? Они из-за этого злятся?

Джейн кивнула.

– Спасибо, – сказал я, – наверное. Как бы то ни было, я хочу, чтобы ты знала, что мы очень высоко ценим твою поддержку. Я сказал начальнику нашего отделения, что ты наш единственный друг в штаб-квартире, не считая Ризера, и сейчас ты находишься между двух огней. Ты не заслужила всего этого дерьма.

– За меня не волнуйся. Я справлюсь. А вот ты как будто еще больше похудел. У тебя все хорошо?

– Ты же знаешь – большие дела, большие проблемы. Я мало сплю. Потерял аппетит. Еще и ВРО в печенках сидит…

– Не перетруждайся. От тебя зависит вся команда. Как миссис Муди? Всего несколько недель осталось?

Я кивнул, хотя Терри могла родить со дня на день.

– Ты по ней скучаешь? – спросила Джейн, наклоняясь к моему уху.

– Невыносимо. Она, пожалуй, одна из немногих друзей, которые у меня еще остались, и работать с ней – одно удовольствие. – У меня на глаза навернулись слезы, и я поспешно отвернулся.

– Она молодец, – сказала Джейн, положив руку мне на плечо. – Давай соберем войска.

По возвращении в кабинет Джейн я велел Ричу, Сьюзен и Марку перечислить все, что мы узнали от Рамси и что смогли подтвердить.

Рич начал с описания тысяч зацепок по всем Соединенным Штатам и как минимум семи европейским государствам.

Он назвал все места жизни Рамси, от Бостона до Японии, Гавайев и Германии, и упомянул о подтвержденном ограблении банка, которое произошло незадолго до переезда Рода на Гавайи. Мы также подняли таможенные и иммиграционные формуляры, свидетельствовавшие о прибытии Рамси и Конрада в США, хотя ни штаб-квартира, ни ВРО так и не потрудились этого сделать.

Сьюзен рассказала о документах, которые Рамси упоминал в беседах с нами, а также о других материалах, которые он сам не воровал, но видел на конспиративной квартире в Германии. Марк подтвердил, что список документов оказался больше, чем кто-либо мог предположить, и Рамси точно описал каждый.

Мы получили дубликаты от военных и удостоверились, что воспоминания Рамси, как выразился Рич, «пугающе точны даже в самых незначительных деталях».

Рич и Марк подтвердили, что описанная Рамси схема шпионажа полностью соответствовала сведениям, полученным от военных, немцев и шведов.

Мы не без удовольствия выяснили, что Конрад полагался на Рамси и после своей отставки и что они точно встречались на территории Австрии и других стран. Более того, как и сказал Рамси, Конрад использовал видеозаписывающее и фотографическое оборудование, которое тоже описал Род.

Со своей стороны, венгры – нового, посткоммунистического толка – смогли установить, что Конрад и Рамси поставляли документы напрямую венгерской разведке.

Конрад также использовал порванные пополам долларовые купюры и маленькие сувенирные колокольчики как опознавательные знаки агентов, что было весьма полезно для будущего суда, ведь Род любезно подарил мне один из таких колокольчиков. Само собой, был упомянут знаменитый телефонный номер, который Род счел абсолютно бесполезным для нас и который теперь должен был появиться в качестве улики на суде.

Когда Марк, Сьюзен и Рич закончили, даже я был сражен тяжестью добытых нами улик.

– Ты видела все мои формы FD-302, – сказал я Джейн. – Несомненно, Рамси понимал, что делает, и был готов участвовать в шпионаже, несмотря на потенциальную угрозу Соединенным Штатам. Нам нужно арестовать этого парня, подумать о будущем суде и подключить к работе офис федерального прокурора США в Тампе.

– Попридержи коней, – ответила Джейн, поднимая руку. – Поверь мне, Джо, я пытаюсь заставить людей заняться этим, но они сопротивляются. Самые большие проблемы вызывают ВРО и отдел национальной безопасности. Ты не представляешь, как отчаянно они противятся развитию этого дела и стараются ему помешать.

– Но почему? – только и смог спросить я. – Я не могу этого понять. Столько компромата, как на Рамси, мы ни на одного шпиона не собирали. Родно и Грегори до сих пор на свободе. Чего мы ждем? Идеалы недостижимы. Лучше это дело не станет. Ждать… больше… нельзя.

– Ради бога, Джо, меня-то ты зачем убеждаешь?

– Ладно, извини, – ответил я. – Я все понимаю. Но что насчет утечек? «Нью-Йорк таймс», «Эй-би-си ньюс», Бэмфорд – они узнают обо всем раньше Тампы.

– Эти утечки начались в штаб-квартире задолго до моего прихода, – сказала Джейн. – Я поражаюсь, сколько всего утекает из этого места – всегда любимчикам, всегда намеренно. И никто, черт возьми, ничего с этим не делает.

– Кто-то должен положить конец этим утечкам, – рявкнул я, чересчур распаляясь. – Нам чертовски повезло, что Род Рамси еще не сбежал куда-нибудь в Москву. Русские бы целое состояние отдали за то, что хранится у него в голове. Господи, да он владеет той же информацией на случай войны и чрезвычайных ситуаций, что и все генералы в Европе! И после каждой новой утечки нам приходится в лепешку разбиваться, лишь бы он не удрал. Я звоню его матери, а Род… Боже, Джейн, мы должны арестовать этого парня.

– Джо, я пытаюсь протолкнуть эту идею на каждой встрече.

– Но ты ведь не пылесосы продаешь! Нам не нужно ничего проталкивать. Поразительно, что Джею пришлось все утро сидеть в отделе национальной безопасности и пытаться убедить Джона Дайона – между прочим, первого человека в ОНБ! – что нужно хотя бы ввести Грега Кехо в курс этого дела. Это очень серьезно. Почему ОНБ пытается скрыть от первого помощника федерального прокурора по Центральной Флориде, что происходит в его юрисдикции? Это же безумие!

Джейн лишь пожала плечами в ответ на мою вспышку, но Рич и Сьюзен поняли, что мы завязли по уши.

– И еще, – продолжил я. – Наши зацепки в Австрии. Мы просили проверить рестораны, где согласно Рамси проходили встречи с венграми. Он в деталях описал эти рестораны, но названия вспомнить не смог, поэтому для суда нам нужно доказать, что эти места существуют.

– Кстати, об Австрии, – подхватила Джейн. – Из Германии пришли судебные поручения, и директор, и отдел национальной безопасности сошлись…

– На чем?

– На том, что через месяц ты полетишь давать показания в Германию.

– Черт возьми, Джейн, нет! НЕТ! Если я полечу туда, это сразу покажут в новостях. Мои источники в военных кругах говорят, что суд будет открытым. Как только я войду в зал суда, Рамси узнает об этом, как и его мать. Думаешь, защита не спросит, допрашивал ли я Рамси, под арестом ли он и собираемся ли мы его арестовать? Что прикажешь ответить? Я не буду давать показания. Вам придется мне приказать.

– Это несложно. Агент Наварро, вам приказано дать показания в Германии на неделе после 6 мая. Устраивает?

– Боже, Джейн…

– Джо, когда директор отдает распоряжения, мы подчиняемся. Мы не обсуждаем приказы.

– Я просто хочу сообщить, что я категорически против этого, потому что так мы рискуем потерять подозреваемого.

– Я учту это. Джо, решать все равно не тебе, – сказала Джейн, а затем, улыбаясь, добавила: – Когда ты дашь показания, я присоединюсь к тебе и мы вместе отправимся в Австрию, чтобы найти все места встреч.

Мы оставили Марка на его этаже, а сами заглянули в магазин спортклуба ФБР возле Федерального кредитного кооператива, чтобы Рич и Сьюзен купили себе сувениры: футболки, кружки, мячики для гольфа, полотенца – что угодно с логотипом ФБР. Я подумал было купить футболку Стефани, но потом решил, что Лусиана сочтет это плевком в душу. Им достается футболка, а ФБР – я сам. Вместо этого я купил ползунки с надписью «Младший агент ФБР» на 0–2 месяца. Муди должна была через неделю родить.