Текст книги "Три минуты до судного дня"

– Галлия по всей своей совокупности, – торжественно начал он, – разделяется на три части.

– Правда? – ответила Муди, но ее голос прозвучал немного фальшиво. Род этого не заметил, потому что был слишком занят своими профессорскими рассуждениями, а я понял сразу. Она хотела, чтобы я вернулся в игру.

– Вот видишь? – вмешался я. – Роду впору преподавать в университете.

Род снисходительно улыбнулся, словно я бросил ему подаяние. Казалось, Муди тоже была благодарна – возможно, потому что я спас ее от необходимости записывать все, что Рамси рассказал бы о галльской истории. Но у меня был и другой повод вмешаться. Прошло два часа, и Род уже заметно дергался.

– Тебе не нужно в туалет? – спросил я. – Он прямо возле спальни, слева.

Я показал направление раскрытой ладонью, как уличный регулировщик, и удостоверился, что Род следит за моими жестами.

– Ну, – сказал он, – раз уж ты об этом упомянул…

Однако ноги уже несли его в ту сторону, куда я указал. Род бессознательно подчинялся моим приказам.

Когда мы услышали, как щелкнул замок, Муди одними губами произнесла: «Интересно». В ответ я изобразил пальцами подъем по лестнице, и она согласно кивнула. Об этом мы тоже поговорили по дороге в Орландо. Я сказал, что Роду будет комфортнее всего обсуждать темы, которые не представляют для него угрозы. Это вполне естественно. Пока что все попадало в эту категорию. Мы могли использовать всю информацию о Конраде и признание в чтении копируемых ими документов, представляя дело в суде. Даже его хвастовство помогло бы нам продемонстрировать: (а) что он обладает хорошей памятью и (б) что он представляет очевидную угрозу для безопасности Соединенных Штатов. Но я сказал Муди, что в какой-то момент нужно перейти к обсуждению более важной темы – а именно отдела 794 раздела 18 Кодекса Соединенных Штатов Америки, то есть положения о шпионаже. И теперь я молча показал на часы, потому что это время настало.

Терри кивнула, а Род тем временем вышел из туалета, торжественно вернулся на свое место на диване и снова принялся пожирать глазами агента Муди. Пока он устраивался, я стоял у окна, якобы наблюдая за ссорой на парковке, но на самом деле ожидая, пока он сядет, чтобы только потом занять свое место. Когда я уселся в кресло и повернулся к Рамси, Муди поняла намек.

– Род, – осторожно начала она, – по-моему, агент Наварро хочет что-то сказать.

– Да? – ответил Род, повернувшись ко мне и, насколько я мог судить, впервые за вечер насторожившись.

– Род, мне совсем не хочется тебя смущать, но при подготовке к этому разговору агент Муди…

Он хотел меня поправить, но передумал.

– Агент Муди заметила в твоем военном билете, что тебя уволили по статье. Можешь объяснить ей, что случилось? Уверен, у тебя получится лучше, чем у меня.

Закончив, я заметил на лице у Рода облегчение.

– Ох, – сказал он, снова источая добродушие и любезность, – это все анализ мочи! Что ж…

И мы снова выслушали залихватский рассказ о наркотиках, сексе, рок-н-ролле и делишках на черном рынке, которые проворачивали ребята из Восьмой пехотной дивизии. Я уже столько раз слышал эту историю, что поставил свой разум на автопилот.

Слушая Рода вполуха, я по-прежнему поражался, что он говорит о наркотиках в армии так, словно они не страшнее стакана молока. И это, напоминал я себе, парень с доступом к совершенно секретным документам – такой же уровень доступа к секретной информации имеет большинство военачальников НАТО. Какого черта там творилось? Эта история была классическим примером того, какой ущерб может нанести по-настоящему умный человек важнейшим организационным структурам, – вот только мы находились не в классе и беседа шла не о теоретических возможностях. Мы были в номере «Эмбасси Сьютс», и главный экспонат сидел прямо передо мной, снова положив на диван свои чертовы ноги в носках.

Муди тем временем прекрасно отыгрывала роль моей противоположности… а может, «отыгрывала» и неподходящее слово. Возможно, она просто вела себя так, как все матери ведут себя с непутевыми сыновьями. Она спрашивала: «Ты не боялся, что тебя поймают?» Или: «Род, ты ведь этого вообще-то не делал?» Обычному человеку это могло показаться банальной материнской заботой, но на самом деле (с неохотой признавал я) Муди помогала нам установить, что Роду плевать на законы и правила. Для него эти нарушения были поводом для гордости, а не для стыда. Как любой хороший хищник, он был счастлив работать в среде, полной добычи.

Честно говоря, как и я.

Времени было мало, поэтому, дав Роду поболтать еще пару минут, я решил вступить в разговор.

– Род, – сказал я, – мы с агентом Муди, а также INSCOM, ФБР, Эл Юэйс – словом, все очень благодарны тебе за помощь, но мы с тобой и агентом… Терри… просто не можем обойти стороной сюжет «Эй-би-си», который вышел четыре дня назад. Его видела твоя мама. Уверен, его видел и ты. [Род утвердительно кивнул.] Его видела и агент Муди. [Она тоже кивнула.] Черт, да его видел чуть ли не весь Вашингтон.

– Компьютерные чипы? – спросил Род, свешивая ноги с дивана и доставая очередную сигарету из пачки «Кэмела».

– Да, Род, – подтвердил я, поворачиваясь к нему на стуле и наклоняясь вперед. – Компьютерные чипы. Я все прокручиваю этот сюжет у себя в голове. Может, цитата неточная, но там вроде говорилось: «Как стало известно “Эй-би-си ньюс”, один из рекрутов Конрада продолжил работать на него по возвращении в Соединенные Штаты и незаконно экспортировал сотни тысяч высокотехнологичных компьютерных чипов в страны Восточного блока через подставную компанию в Канаде. По словам самого рекрута, который попросил не называть его имя, покупки оплачивал Конрад».

– На самом деле, – сказал Род, – цитата идеально точна. Я впечатлен.

– Спасибо. Но меня интересует другое. Я могу подумать только об одном человеке, который в состоянии предоставить «Эй-би-си» такую информацию, и этот человек… – Я сделал паузу, чтобы он закончил фразу за меня.

– …я?

– Ты, Род? – вступила Муди, как раз в тот момент, когда было не обойтись без небольшого проявления сочувствия. – Но зачем тебе…

– Да все один продюсер, Джим Бэмфорд. Он постоянно беспокоил мою маму. Ее это очень тревожило. Я решил, что расскажу ему какую-нибудь историю, навру с три короба, и он отстанет.

Такому даже я был готов посочувствовать. Конечно, Дороти уже сообщила мне, как сильно она тревожилась. Но ни она, ни Род понятия не имели, что кто-то из штаб-квартиры явно сливает Бэмфорду информацию, на фоне которой история о компьютерных чипах казалась лишь маленьким эпизодом.

– Кроме того, – продолжил Род, – все это было гипотетически.

Мне совсем не хотелось отправляться в огромный гипотетический мир, но Род, похоже, собирался раскрыться, и я решил ему подыграть.

– Гипотетически? Что ты имеешь в виду?

– Ну, – сказал Род, – в разговорах ведь нет ничего криминального? Правда, Терри?

Однако Муди благоразумно предпочла не вмешиваться и лишь молча кивнула в мою сторону.

– Джо?

– Боюсь, Род, тебе придется дать нам больше конкретики. Слишком уж неопределенно ты говоришь.

– К примеру, – сказал он, – что, если гипотетически два парня за границей обсудили возможность покупки компьютерных чипов и продажи их другой стране? Их могут привлечь к суду?

– Являются ли эти гипотетические лица американскими гражданами? – спросил я.

– Положим, – ответил Род. – Это важно?

– Возможно. В зависимости от ряда других факторов.

– Каких?

– Они просто обсуждают возможность или намереваются предпринять дальнейшие шаги к ее осуществлению?

– Гипотетически [воздушные кавычки] это только разговор.

– Гипотетически [мои воздушные кавычки] они бы нарушили закон своими действиями?

– Гипотетически, думаю, да, – сказал Род с озорной улыбкой, которая всегда появлялась на его лице, когда он говорил о своих проступках. – Но не забывай, это просто гипотетический разговор о гипотетических компьютерных чипах.

– Гипотетически, – вступила Муди, – я потеряла нить разговора.

– Ха! Ха! – воскликнули мы с Родом.

И я продолжил:

– Значит, гипотетически [снова воздушные кавычки] ничего не покупалось в Соединенных Штатах с целью перепродажи в страну под действием эмбарго?

– Гипотетически нет, – с огромным удовлетворением сказал Род, хотя на самом деле мы ходили вокруг да около весьма опасного юридического минного поля.

Правда в том, что дело о сговоре можно передать в суд, если хотя бы одна из сторон сделала шаг к совершению преступления, даже когда в итоге преступление не состоялось. Чтобы преодолеть порог преследования, сторонам достаточно договориться о совершении преступления и обсудить механизм его исполнения. Но если бы я сказал об этом Роду, он забрался бы обратно в свою раковину, из которой только начал вылезать. С другой стороны, если бы я заверил его, что его невозможно отдать под суд (а именно это ему хотелось услышать), я бы фактически освободил его от ответственности, хотя не имел на это ни права, ни полномочий. В итоге я выбрал средний путь, более удовлетворяющий нуждам момента, чем придирчивой оценке Корнера на следующее утро.

– Что ж, Род, – сказал я, – я не юрист, но я не вижу способа гипотетически привлечь человека к суду, если ничего не покупалось и не переправлялось в страну, находящуюся под действием эмбарго.

Рамси внимательно слушал меня, так что я продолжил:

– Слушай, гипотетически одно из замешанных лиц в таком случае должно было бы свидетельствовать против другого или иметь запись их разговора. Кроме того, кому-то нужно было хотя бы купить компьютерные чипы с целью перепродажи или передачи их в страну под действием эмбарго. Согласно данным «Эй-би-си ньюс», они только собирались это сделать.

На этот раз повисла более долгая пауза – она так затянулась, что встревожилась даже Муди, но в конце концов Род решил вернуться в реальный мир.

– Я расскажу вам о компьютерных чипах, – сказал он, – если вы гарантируете, что меня не арестуют за такие разговоры.

К этому моменту гипотетические рассуждения велись уже тридцать мучительных минут. Для меня этого было более чем достаточно.

– Род, – сказал я, – гарантированы в жизни только смерть и налоги. Ради бога, просто расскажи, что случилось. Хватит гипотетических построений – давай вернемся к реальности, а то у меня уже голова кругом идет. Мой шеф хочет знать, было ли что-то на самом деле и продавали ли компьютерные чипы странам Варшавского договора. Так что прошу тебя. – Сказав это, я подался вперед и молитвенно сложил руки. – Но для начала, – продолжил я, откатываясь на стуле к журнальному столику и поднимая крышку маленькой сумки-холодильника, которая с самого начала стояла в номере, – может, что-нибудь выпьем? Не стесняйся, выбирай что хочешь.

Первый глоток «Пепси» у Рода получился неудачным – видимо, от волнения у него сжалось горло. Он слишком сильно наклонил бутылку, из-за чего половина жидкости попала ему в нос. Он закашлялся как безумный и принялся рукой вытирать сопли. Слава богу, Муди тотчас подскочила к нему, вытащила из сумочки пачку салфеток, промокнула воротник его рубашки и осторожно похлопала промеж лопаток. Наблюдая за ней, я ужаснулся, как редко бываю рядом, чтобы вытереть нос своей дочке и помочь ей откашляться.

Род только пришел в себя, когда Муди вернулась из ванной с влажным полотенцем, чтобы вытереть ему руки, и принесла стакан, в который вылила остаток «Пепси». «Так пить удобнее», – объяснила она. Род между тем приступил к рассказу.

Он сказал, что впервые услышал о компьютерных чипах в 1986 году, когда Конрад навестил его в Бостоне по дороге в Огайо (или куда он на самом деле направлялся).

– То есть это был не просто визит вежливости? – спросил я.

Род покачал головой и нарочито смущенно опустил глаза.

– Нет, не просто. Я тогда почти не работал, а Клайд считал, что так мы оба сможем сделать неплохие деньги.

– Рассказывай подробнее, Род. Нам с Муди нужно это понять.

– Что ж, – начал он, переходя к профессорскому тону, – чипы чипам рознь. Советскому Союзу и странам советского блока не позволялось продавать сложные чипы. Клайд сказал, что, если мы сможем достать много таких чипов, он найдет страну, которая приобретет их за семизначную сумму.

Говоря это, Род поднял глаза и посмотрел на нас, показывая, насколько умной и жизнеспособной была эта идея, пусть и незаконная. Впрочем, законность никогда не возглавляла список приоритетов Рамси.

– И какая страна могла бы их купить, Род? – спросил я.

– Не Советский Союз, – ответил он. – Там играют грубо. Возможно, какие-нибудь венгры. Они гораздо цивилизованнее.

«И как ты об этом узнал?» – подумал я, но вслух сказал другое:

– Пожалуй, я бы тоже на них поставил. В конце концов, в Венгрию несложно проникнуть через третью страну – Австрию, например.

Услышав это, Рамси просиял: его явно обрадовало, что я понял логику выбора страны вроде Венгрии. Может, он решил, что я не так уж туп. Но, скорее всего, он думал, насколько он сам крут, раз может понятно объяснить такие сложные вещи.

– И что случилось? – спросил я, готовясь завершать нашу встречу.

– Ничего.

– Ничего, Род?

– Как выяснилось, – сказал он, – провернуть это оказалось гораздо сложнее, чем может показаться. Один компьютерный чип переправить не проблема – как и дюжину, и даже две. Сложные чипы размером с половину кредитной карты. Их можно спрятать в плюшевой игрушке и провезти куда угодно. Но сотни? При покупке придется отвечать на кучу вопросов: кто ты, зачем тебе так много. Как называется твоя компания? Где она зарегистрирована? Какой у тебя ИНН? Собираешься ли ты использовать их за границей? Все это – тот еще геморрой, даже без учета упаковки и высоких предварительных расходов.

– Род, последний на сегодня вопрос: откуда ты так много об этом знаешь?

– Я знаю все это, потому что гипотетически [воздушные кавычки, воздушные кавычки, воздушные кавычки] сам этим интересовался.

– Значит, «Эй-би-си ньюс» все переврали?

– Ничего не было. Это просто невозможно осуществить.

– Что ж, – сказал я, глубоко вздохнув и уже предвкушая новую встречу с Корнером, – я рад это слышать. Я боялся, что нам придется расследовать какую-то действующую схему. Наш шеф будет рад узнать, что все это пустая болтовня.

– А ты, Терри? – спросил Рамси, поворачиваясь к ней.

– О, Род, – ответила она, – я ни на миг в тебе не усомнилась.

«Какой прекрасный ответ», – подумал я.

Полагаю, к тому времени, как мы расставили всю мебель по местам, Род успел вернуться в трейлер и улечься рядом со своей любовницей [воздушные кавычки], предаваясь мечтам об агенте Муди.

Я уже представлял, как офисный цербер Ширли примется расспрашивать меня, почему я устроил встречу в отеле. Она и так без конца повторяла: «Комната для допросов у нас в офисе абсолютно свободна. Почему ты вечно проводишь встречи в гранд-отеле?» – будто «Эмбасси Сьютс» тянул на звание гранд-отеля.

Я мог бы рассказать Ширли, что офис ФБР пугает подозреваемых и заставляет их задуматься о визите к адвокату, но вспомнил мудрые слова Марка Твена: «Не учите свинью петь. Свинья разозлится, а вы зря потратите время».

Пока мы ждали лифт, Муди вернула меня к действительности.

– Что думаешь, Наварро?

– О чем?

– Как все прошло? О чем же еще?

Я знаком показал ей: подожди.

– И?.. – спросила Муди, когда к стоящему за углом автомату со льдом прошли двое туристов в гавайских рубахах.

Я не стал отвечать, пока не раскрылись двери лифта, а кубики льда не посыпались в пластиковое ведерко.

– Во-первых, мы собрали немало свидетельств о сговоре. Рамси фактически сообщил нам, что они с Конрадом обсуждали возможные нарушения закона, за которые их могли привлечь к ответственности. Более того, они оба были готовы на это. Мы также узнали, что либо у Рамси, либо у Конрада была возможность передать компьютерные чипы покупателю из страны, которая находится под действием эмбарго. Такую связь установить непросто – скорее всего, у них был контакт, который мог инициировать процесс.

– Точно. Я подумала так же. Во-вторых?

– Во-вторых, завтра мне точно надерут задницу.

– За гипотетическое привлечение к ответственности?

– Ты тоже заметила?

– Я не поняла точно, к чему ты клонишь или к чему клонит он, но думаю, ты прав. Возникнет вопрос формулировки, но…

– Но?

– Знай, здесь я на твоей стороне. Не думаю, что ты переступил черту. К тому же мы бы не выяснили столько всего, если бы ты не пошел на риск. Он спросил, и ты попытался ему ответить, к тому же сделал оговорку, что ты не юрист.

– Спасибо. Рад это слышать.

Я поступил правильно, признавшись в своей юридической неграмотности: оставалось лишь надеяться, что это меня спасет. Кроме того, я все выше ценил работу Муди.

– А в-третьих?

– В-третьих, мы только начали общение с этим мерзавцем. Он еще кучу всего может нам рассказать, и мне кажется, он готов…

– …облегчить душу?

– Можно сказать и так, – ответил я.

– А как можно иначе?

– Произвести на тебя впечатление.

Мы уже пересекли парковку и как раз выезжали на Интернейшнл-драйв, когда я тоже решил облегчить душу.

– И четвертое.

– Четвертое? – делано удивилась Муди. – Это еще не все?

– Да, есть четвертое. Ты была права. В должностной инструкции не прописано, что я должен быть козлом.

– Постоянно?

– Да, – ответил я, – постоянно.

– Что ж, – сказала Муди, откинувшись на спинку сиденья и положив руки на чуть округлившийся животик, – чертовски рада это слышать.

Глава 11
Кто здесь самый умный

6 ноября 1989 года

Джей Корнер отнесся к моей авантюре с гипотетическим отказом от привлечения к ответственности лучше, чем я ожидал: он не вскочил из-за стола и не набросился на меня с кулаками. Он имел право сердиться, но теперь разбираться с этим предстояло юристам.

Муди тоже находилась в кабинете, когда я сообщил новости, а Джей был слишком старомоден, чтобы вести себя не по-джентльменски в присутствии дамы. Кроме того, Муди вступилась за меня, хотя могла бы бросить на растерзание.

– Все звучало чисто гипотетически, – повторяла она Корнеру. – Ничего конкретного мы ему не обещали. Джо отвечал на его вопросы и сделал оговорку, что он не юрист.

Я был благодарен ей за поддержку – мало кто из моих коллег пошел бы на это в подобной ситуации.

В конце концов мы разработали план действий и решили в тот же вечер провести новую беседу. Если меня снова увлекут в гипотетическую сферу или всплывет вопрос об ответственности – Муди явно не терпелось снова спровоцировать такой разговор, – я пообещал держать рот на замке. На следующий день я собирался встретиться со своим приятелем Грегом Кехо, первым помощником федерального прокурора США по Центральной Флориде. Грег должен был выступить обвинителем по делу Рамси, если оно дойдет до суда. «А до суда оно, скорее всего, дойдет, если, конечно, агент Наварро не запорет все к чертям собачьим, – напомнил нам Корнер и тут же виновато посмотрел на Муди: – Прошу меня извинить».

Теперь мы с Муди сидели у стойки бутербродной на Зак-стрит в квартале от офиса. Это место мне не нравилось. Там было полно других агентов, и единственный, кто не удивлялся нашим посиделкам, был другой Муди – Муди-Он, который радостно помахал нам из-за столика, где он сидел со своими отутюженными приятелями из криминального отдела. Мало того, кофе был непростительно слабым. Я пытался уговорить Муди перенести наши утренние встречи в «Перреру», но она заявила, что тамошний кубинский кофе так крепок, что после него ее ребенок будет целый день пинаться в животе, а потом приобретет сразу три синдрома дефицита внимания.

– Чепуха, – сказал я. – Кубинцы самые спокойные, расслабленные и беспроблемные люди на земле. У них на все один ответ – маньяна.

– И у Фиделя тоже? Он не прочь задвинуть речь часа на четыре, – заметила Муди.

– Это исключение, которое подтверждает Эй-би-си правило.

– А как же Рикки Рикардо?[23]23
  Рикки Рикардо – персонаж американского сериала «Я люблю Люси», по сюжету – уроженец Кубы.


[Закрыть]

– Муди, это удар ниже пояса – такого я не ожидал даже от убойного отдела.

– Ну а ты, Наварро? – спросила она, широко улыбаясь и понимая, что действует мне на нервы.

– Да я само спокойствие. Разве ты не заметила?

– Спокойной можно назвать разве что фотографию у тебя в кабинете. – Ей не нужно было уточнять, какую именно. Фотография там была одна: на ней моя полуторагодовалая дочь только что выбралась из бассейна, а я наклонился и прижал ее к груди, укрыв пляжным полотенцем. Этот снимок всегда стоял на моем столе. – В остальном, Наварро, ты просто ураган, и это я еще приуменьшаю, потому что у меня гормоны играют.

– Да ладно, я совсем не такой.

– Просто зеркала не выдерживают ураганных ветров.

– Ясно. Может, поговорим о важном?

– А это разве не важно?

– О том, что я считаю важным. О деле.

Я выпалил это, не подумав, и Муди это так задело, что мне тут же захотелось взять свои слова обратно.

– Ладно, Джо, – сказала она после долгой паузы, не в силах совладать с любопытством. – О чем же ты хочешь поговорить? Что такого важного в нашем деле?

– Надо обсудить язык беседы. Решить, какие слова использовать, а каких лучше избегать сегодня вечером.

– Ах, – произнесла она, и я услышал в ее голосе искреннюю радость.

Я не мастак болтать с коллегами – думаю, это очевидно, – но лекции могу читать хоть весь день напролет, а Муди, похоже, была не против моих уроков. В этом отношении она напоминала мне Линн. Она понимала, что ей многому нужно научиться. В Бюро в то время работали в основном мужчины и все еще бытовали предубеждения по отношению к женщинам. Поэтому ей казалось, что она должна работать старательнее своих коллег-мужчин, чтобы доказать, на что способна. Но мне ей не нужно было ничего доказывать. У меня часто были напарники-женщины, и ни одна из них меня не подводила, поэтому я не боялся, что Терри станет первой.

– Шпионаж, – сказал я.

– Шпионаж?

– Это слово нельзя использовать ни в одной беседе с Рамси.

– Почему? – спросила она, но без вызова. – Если я допрашиваю подозреваемого в ограблении банка, в какой-то момент мне приходится упомянуть, что банк ограбили и забрали деньги. То же самое и с убийством, и с любым другим преступлением.

– Это другое, – сказал я, когда наша официантка Линда поставила перед нами тарелку с яичницей-глазуньей и четырьмя намазанными маслом пшеничными тостами, на вид холодными и унылыми. – Когда расследуешь ограбление банка, нужно выяснить, кто это сделал, и получить признание – или хотя бы найти достаточно улик, чтобы выстроить дело. То же самое и с убийством: находишь тело или улики, чтобы установить личность жертвы и определить причину смерти и орудие убийства. Так ты создаешь прочную связь между подозреваемым, способом совершения преступления и жертвой, после чего предъявляешь обвинение.

В случае со шпионажем само преступление – лишь верхушка айсберга, к которому мы хотим подступиться. Даже если мы доказываем, что шпионаж имел место, нам не найти то, что Конрад (и Рамси, если он тоже в этом участвовал) продал венграм или Советам. Здесь нет разлагающегося тела, да и мешок с деньгами вряд ли припрятан за фальшивой стеной. Вместо этого мы имеем дело с совершенно секретной информацией, которой располагают наши противники. Пока мы не выясним, какие именно секреты были украдены, скопированы и проданы, мы не сможем понять, насколько сильно пострадала наша национальная безопасность или безопасность наших союзников.

– И как это связано с запретом на слово «шпионаж»? – спросила Муди. Она до сих пор не притронулась к фруктам и йогурту, а моя яичница уже выглядела окаменевшей.

– Это связано с тем, – продолжил я, – что, как только мы назовем преступление и заставим его осознать, какая дерьмовая его ждет кара, включая даже возможность казни (вспомни Розенбергов), Род Рамси позвонит адвокату или просто замолчит. И мы никогда не узнаем, какой ущерб причинили они с Конрадом.

Муди заказала еще чашку чая и принялась за свой завтрак будущей мамочки, а я осторожно откусил кусочек тоста. Я подумал, что снова перегнул палку, когда моя напарница доела последнюю клубнику, выжала ложкой чайный пакетик и повернулась ко мне, явно намереваясь перейти к делу – о большем ее наставник не мог и мечтать.

– И как мы это разыграем? – спросила она.

– Мы снова поведем его за собой и пойдем дальше, чем вчера. Пока он без наших подсказок не скажет, что участвовал в шпионаже, и не объяснит, как именно он это делал и с кем сотрудничал. Затем этот сукин сын в мельчайших подробностях расскажет нам, что именно он украл.

– И как же, агент Наварро, – с озорной улыбкой спросила Муди, – мы добьемся этих чудесных результатов?

– Мы заставим Рода почувствовать себя тем, кем ему хочется быть: самым умным из присутствующих.

Мы встретились с Рамси в том же месте, но на этот раз заранее знали о его появлении. Признание Рода, что они с Конрадом обсуждали продажу компьютерных чипов за границу, дало мне основание установить за ним минимальное наблюдение. Я отправил на парковку «Эмбасси Сьютс» надежного парня, выдав ему фотографию Рода и описание ржавого «Доджа Эриз», на котором тот ездил, когда не сидел за рулем сверкающего желтого такси. На этом этапе Род вряд ли планировал побег – да и единственный агент наблюдения не мог бы ему помешать, – но мне хотелось знать, куда наш подозреваемый отправляется после вечерних разговоров. Обратно в трейлер, терпеть унижения? Куда-нибудь еще, чтобы заправиться любимым каннабисом? Или у него по-прежнему сохранились шпионские связи? Если да, то никакой выгоды Рамси от них не имел, ведь его образ жизни явно оставлял желать лучшего. Как бы то ни было, всегда приятно знать, что человек, которого ты ждешь, уже у входа в отель – об этом возвестил тонкий писк моего пейджера.

Как и накануне, Муди тотчас озаботилась весом, питанием и здоровьем одного из своих спутников, но на этот раз, к моему огромному удивлению, обратила внимание на меня, а не на Рода.

– Ты видишь то же, что и я? – спросила она Рода, придерживая его за локоть.

– Само собой, – ответил он, понятия не имея, о чем она говорит, но радуясь, что оказался в руках сильной женщины.

– Когда ты впервые встретился с агентом Наварро? Год назад?

– Больше четырнадцати месяцев назад, – поправил ее Род. – Он был с агентом Юэйсом.

– Точно, – как ни в чем не бывало кивнула Муди. – Как думаешь, сколько он тогда весил?

Они оба оглядели меня с головы до ног, словно я был говяжьей тушей, висящей на крюке на бойне.

– Я бы сказал, килограммов на семь больше, – предположил Род. – Он чахнет.

– Именно, – ослепительно улыбнувшись Роду, сказала Муди. – А что мы делаем с людьми, которые плохо едят?

– Мы угощаем их ужином…

– И?

– …и заставляем их съесть салат.

– Даже если…

– …даже если нам придется сидеть здесь всю ночь и кормить их с ложечки.

Пятнадцать минут спустя мы уже сидели за тем же столом, что и накануне. Я наслаждался здоровенным бифштексом на косточке с печеной картошкой (без сметаны) и салатом, приправленным такой легкой смесью масла и бальзамического уксуса, что он понравился бы и кролику. Род ел то же самое, но на этот раз без всяких уговоров Мамаши Муди.

Я решил, что она хороший человек и не так уж далека от истины. За модой я не гнался, но старался одеваться стильно, а в последнее время все вещи висели на мне мешком. Честно говоря, на моем ремне уже не было дырки, чтобы затянуть его вокруг талии. В то утро яичница и три тоста так и остались лежать на тарелке – почему-то в последнее время я не съедал и половины своих порций, пока мысли бежали вперед, к работе, а тело упрямо требовало хорошего сна.

На этот раз мы расположились в номере 416, этажом выше. Мы с Муди передвинули диван, ее кресло, журнальный столик, тумбочки и лампы туда, где они стояли накануне (теперь обошлось без споров по поводу журнального столика). В центре номера оказалось то же самое вращающееся кресло.

Поехали, подумал я, когда Род нервно вытащил сигарету из пачки, прикурил и сделал первую высокую подачу.

– Кстати, – многозначительно бросил он, – мне снова звонил Бэмфорд.

– Ты с ним поговорил?

– Нет, – ответил Род, но это прозвучало так неубедительно, что Муди тут же поймала его на лжи.

– Род?

– Ну, – протянул он, делая вдох, – разве что немножко.

– Это как немножко беременна? – спросил я, и мы с Родом одновременно взглянули на живот Муди.

– Но я ничего ему не сказал, – объяснил Род тем же тоном, каким четырехлетний ребенок уверяет родителей, что ваза разбилась сама, а он просто оказался рядом.

– Позволь задать тебе один вопрос, Род, – начал я, – а потом мы больше не будем к этому возвращаться. Ты сказал ему, что говорил со мной и Муди?

– Ну, – ответил он, – не мог же я солгать.

«Боже, Род, – чуть не вскричал я, – да ты же врешь как дышишь! Врешь, изворачиваешься, крадешь государственные тайны, куришь травку и день ото дня страдаешь в своем жалком трейлере, припаркованном где-то на краю мира». Вместо этого я глубоко вздохнул, сосчитал до пяти, как привык делать в подобных обстоятельствах (не всегда успешно), и сказал как можно спокойнее:

– Род, не усложняй мне жизнь. Договорились? – Затем я добавил: – Жизнь миссис Муди тоже усложнять не стоит.

Наверное, именно упоминание о Муди сделало свое дело, потому что я заметил решимость на лице у Рода.

– Не буду, – сказал он, виновато улыбаясь. – Обещаю.

Но как поверить лжецу?

Нам пора было двигаться дальше – и давно. Если Бэмфорд звонил Роду, значит, «Эй-би-си ньюс» до сих пор интересовались его историей, а следовательно, дело нужно было состряпать как можно быстрее, пока Род не посмотрел очередной вечерний выпуск новостей.

– Род, – сказал я, возвращаясь к тому, с чего хотел начать разговор, – вчера ты прекрасно помог нам, рассказав о Клайде и компьютерных чипах. Мы очень тебе благодарны – и наш начальник тоже.

Род польщенно улыбнулся.

– Но мы все еще пытаемся помочь немецким коллегам понять Клайда – объяснить его мотивы и все такое. Теперь они спрашивают, сможешь ли ты рассказать что-нибудь об отношении Конрада к деньгам.

– То есть?

– К примеру, о золоте. Немцы говорят, что есть свидетельства, будто Клайд любил золотые монеты.

– И не без причины, – заметил Род, подхватывая тему и радуясь (в чем я не сомневался), что можно поговорить о ком-то, кроме него самого. – У Клайда проблем с деньгами никогда не было. Однажды у себя дома в Бозенхайме он показал мне большую, реально большую коробку с коллекцией золотых монет.

– Сколько их было?

– Как знать? – сказал Род. – Но монеты были со всего света. Особенно много южноафриканских крюгеррандов. И он держал их в коробке, как обычно хранят мелочь для паркоматов.

– Клайд называл их общую стоимость? – спросил я.

– Нет, – поспешно ответил Род, – но там монет на десятки тысяч долларов. И коробка у него была не одна.

– Да?

– Конечно. Слушайте, не хочу показаться грубым, но вы с Терри – государственные служащие и живете, скорее всего, от зарплаты до зарплаты. – Будто он жил иначе, подумал я, когда Род сочувственно взглянул на нас. – У Клайда был другой стиль жизни. Он стремился хранить деньги в валюте, которая не обесценивается даже в тяжелые времена и везде конвертируется.