Текст книги "Обещание"

– Поболтать? – фыркнула Эмили, как будто само предложение поговорить перед сексом казалось немыслимым. – И о чем же мы будем болтать?

– Не знаю. Помнишь, как мы видели, как этим занимались собаки?

Эмили захихикала.

– Я уже и забыла, – призналась она. – Пудель миссис Мортон и спаниель с Филдкрестлейн. – Она почувствовала, как его пальцы сжали ее пальцы, и внезапно разговаривать стало намного легче. – Я и подумать не могла, что пудель сумеет запрыгнуть на спаниелиху.

Крис улыбнулся.

– Смешно выглядело, правда?

Потом он засмеялся в голос.

– Ты чего?

– Я подумал: если по-честному, мы должны найти этих собак и разрешить им наблюдать за нами.

Эмили вспомнила длинный, мускулистый пенис пуделя, который выскальзывал из большей по размеру спаниелихи и болтался между его взбрыкивающих лап. Чем бы они с Крисом не собирались заняться, это не могло быть более неуклюже, чем собачья случка. Рука Криса змеей заползла ей на плечо.

– Лучше?

– Да, – призналась она, поворачиваясь лицом к его подмышке. От него пахло сладким дезодорантом, потом и возбуждением.

– А что, если, – сказал он, приподнимая ее лицо, – я тебя сначала поцелую?

– Просто поцелуешь, – позволила она.

– Пока всего лишь поцелуй. Об остальном не думай.

Эмили улыбнулась ему в губы.

– Ладно.

Губы Криса впились в ее губы.

– Приласкай меня.

Он провел языком по контуру ее губ, потом стал целовать ей шею. Эмили чувствовала, как дрожат его руки, когда Крис залез ей под рубашку, и ей тут же стало легче – от осознания того, что Крис, как и она, нервничает.

Потом время, как всегда в подростковом возрасте, стало одновременно и тянуться невообразимо медленно, и лететь слишком быстро, Эмили осознала, что она уже без одежды, а ее кожа покрылась мурашками. Она видела, как Крис натянул презерватив, и с удивлением обнаружила, что находит его член красивым, а не незнакомым или уродливым. Она позволила Крису устроиться сверху, его грудь обжигала ее грудь, его тело уютно устроилось у нее между ногами.

– Как думаешь, будет больно? – в панике прошептала она. Эти слова остановили Криса.

– Не знаю, – ответил он. – Думаю, что должно быть больно. Но чуть-чуть.

Он лег сбоку от Эмили и, поглощенный собственными мыслями, погладил ее бедро.

– В чем дело? – спросила Эмили.

– Ни в чем. – Он встретился с ней взглядом. – Дело в том, что я совсем об этом забыл.

– Уверена, что все не так плохо, – подбодрила Эмили. – От секса еще никто не умирал.

«Что я говорю? – тут же подумала она. – Зачем его подстегиваю?»

Крис улыбнулся и убрал волосы у нее со лба.

– Если бы я мог не причинять тебе боль, никогда бы не причинил, – пообещал он. – Лучше уж пусть больно будет мне!

Эмили коснулась его плеча.

– Как мило, – произнесла она.

– Нет в этом ничего милого, – возразил Крис, – обычный эгоизм. Я знаю, что могу вытерпеть свою боль, но не уверен, что смогу пережить, если больно будет тебе.

Эмили протянула руку и обхватила пальцами член Криса, отчего у того сперло дыхание. Он взобрался на нее, перенеся груз своего тела на локти.

– Если будет больно, ущипни меня, – сказал он. – Чтобы больно было нам обоим.

Она почувствовала его прикосновение, почувствовала что-то влажное и поняла, что эта влага из нее, потом он раздвинул ей ноги и остановился. В голове у Эмили пронеслось воспоминание о том, как они в детстве собирали картинки-пазлы из тысячи частей, как Крис пытался вставлять кусочки головоломки туда, куда они совершенно не подходили.

– Эм, – прошептал он, на лбу у него выступили бисеринки пота» – ты этого хочешь?

Она поняла, что если бы покачала головой, то Крис остановился бы. Но она решила, что ее желания и желания Криса неразрывно переплелись, а Крис хотел этого больше всего на свете.

Заметив ее легкий кивок, Крис нежно вошел внутрь.

На секунду стало больно, и она впилась ногтями ему в спину. Потом боль отпустила. Было необычно чувствовать, как тебя растягивают изнутри, но не больно. Она почувствовала, как бедра ее задрожали, когда Крис начал толкать и стонать, быстрее и быстрее. Ее спина скользила взад-вперед по дощатому полу карусели.

Когда он закричал, она широко распахнутыми глазами смотрела в брюхо лошадки, впервые заметив, что карусель местами не покрашена.

Крис скатился с нее, его грудь тяжело вздымалась.

– Господи! – воскликнул он, распластавшись на спине. – Мне кажется, я умер. – Через секунду он прижал ее к себе. – Я люблю тебя, – прошептал он, касаясь пальцем ее виска. – Но я заставил тебя плакать.

Она покачала головой, лишь сейчас осознав, что слезы струятся по щекам.

– Ты заставил меня… – Ее голос замер, она не закончила фразу.

«Это всего лишь игра», – убеждала она себя, открывая дверь в мужской туалет в Макдоналдсе. К ее удивлению, здесь было точно, как в женском туалете, за исключением двух писсуаров на стене. И воняло тут больше. Одна из кабинок была занята, Эмили видела мужские ноги. Парализованная от стыда (а что, если он заметит, что ее туфли – обувь девятилетней девочки?) она застыла у раковины. Спустили воду, дверь кабинки распахнулась. Там стоял Отморозок, его одежда воняла жиром и дезинфицирующим средством.

– Ну-ка, кто тут у нас? – усмехнулся он.

Эмили почувствовала, как дрожат ее ноги.

– Я просто… должно быть, ошиблась дверью, – запинаясь, произнесла она.

Повернулась и направилась к двери, но он схватил ее за руку.

– Правда? – Его голос обволакивал, словно дым. Он притянул ее к себе. – А с чего ты взяла, что ошиблась?

Он прижал ее к двери, не давая возможности никому войти. Поднял ее руки над головой и залез рукой ей под рубашку.

– Сисек нет, – констатировал он. – Наверное, мужчина. – Потом он засунул руку под ее эластичные трусики и потер пальцами между сжатых ног. – Хотя и члена тоже нет.

Он наклонился ближе, настолько близко, что она почувствовала его дыхание.

– Нужно удостовериться, – сказал он и засунул палец ей внутрь.

Ее охватила паника, все тело напряглось, а изо рта, хотя она мысленно и кричала, не доносилось ни звука. Так же быстро, как и схватил, Отморозок отпустил ее. Когда он ушел, Эмили упала на коричневый кафельный пол, ощущая, как внутри все горит от его вонючих рук. Ее вырвало прямо на пол, потом она встала и сполоснула рот. Поправила одежду и вернулась за стол, где ее ждал Крис.

– Тс-с, – успокоил Крис, прижимая ее к груди, – ты кричала.

Она все еще лежала раздетой, как и Крис, и его возбужденная плоть опять упиралась ей в бедро. Она оттолкнула его и свернулась в клубочек.

– Я заснула, – дрожащим голосом сказала она.

– Ой, – Крис мягко улыбнулся» – извини, что было так скучно.

– Не в этом дело, – попыталась объяснить Эмили.

– Знаю. Просто иди сюда, посиди со мной.

Он протянул руку. В жесте не было никакой угрозы, и Эмили заползла к нему на колени, пытаясь уверить себя, будто это совершенно нормально, что они полностью раздеты.

Она почувствовала руки Криса, он опять укладывал ее на прохладные деревянные доски. Когда она попыталась отпрянуть, он удержал ее, и она всхлипнула.

– Я знаю, что тебе больно, – сказал он. – Я просто хотел полюбоваться тобой. Раньше мне было не до этого.

Он коснулся ее груди сперва взглядом, потом пальцами. Провел пальцем вокруг сосков, куснул за ключицу. Его руки заскользили по ее животу, бедрам, потом он раздвинул ее ноги. Она вздрогнула и попыталась вырваться, но он удержал ее за щиколотку.

– Нет, – попросил он. – Позволь на тебя посмотреть.

Она почувствовала, как его рот оставил влажный круг вокруг ее пупка, потом переместился ниже.

– Ты само совершенство, – произнес он.

Эмили побледнела, понимая, насколько он далек от правды.

– Не двигайся, – велел он.

Его слова завибрировали у нее между ногами, и Эмили разрыдалась.

Встревоженный Крис тут же отпрянул.

– Что случилось? Я тебя обидел?

Она покачала головой, давая волю слезам.

– Я не хочу лежать спокойно. Не хочу лежать спокойно.

Она обхватила Криса руками и ногами и, сама того не желая, почувствовала, как его напряженный член снова вошел в нее.

– Я тебя люблю, – одними губами прошептал Крис невпопад.

Эмили отвернулась.

– Не стоит, – ответила она.

Настоящее
Декабрь 1997 года

Гас размышляла над тем, не надоело ли Крису, что все решают за него.

Стоя в супермаркете перед изобилием фруктов, разложенных, словно разноцветные солдатики, Гас сравнивала полезные красные яблоки, которые носила в окружную тюрьму Графтона, с этой яркой красотой. Что же ей взять? Мандарины? Крупные зеленые яблоки сорта «бабушка Смит»? Или томаты с гладкими боками? Постоянно необходимо было делать выбор – полная противоположность тому, что тебе указывают, что есть, куда идти, когда принимать душ.

Она дошла до клементинов. Любимых фруктов Криса. Она бы с радостью принесла их ему во вторник… Но можно ли приносить клементины? Она представила, как эти дюжие молодцы в синей форме станут разрезать фрукты, проверяя, нет ли в середине лезвий для бритвы, – Гас сама разрезала конфеты, которые Крис получил на Хэллоуин, на маленькие кусочки, когда тот был еще маленьким, чтобы удостовериться, нет ли внутри булавок. С той лишь разницей, что Гас делала это из любви. А надзиратели станут заниматься этим по долгу службы.

Гас раскрыла сумку и выложила клементины.

«Ты можешь представить?»

«В такой семье?»

Гас уже толкала тележку к лотку с салатом, но обернулась и увидела бейнбриджских кумушек, которые делали еженедельные закупки.

«А я верю. Однажды я видела этого паренька, он…»

«А ты слышала, что его отец завоевал какую-то медицинскую награду?»

Гас вцепилась в ручку тележки и, исполненная решимости направилась к женщинам, которые были заняты тем, что нюхали дыни.

– Прошу прощения, – выдавила Гас натянутую улыбку. – Вы хотели мне что-то сказать, прямо в глаза?

– Нет, – покачала головой одна из женщин.

– Нет? А я скажу, – заявила другая. – Я считаю, что если ребенок, совсем еще юный, совершает такое ужасное преступление, винить во всем нужно его родителей. В конце концов, где-то же он этого нахватался.

– Если только он не паршивая овца, – пробормотала первая. Гас в изумлении уставилась на них.

– А не скажите, – негромко произнесла она, – какое вам до этого дело?

– Все, что происходит в нашем городе, становится нашей проблемой. Идем, Энн, – ответила вторая, и обе поплыли в соседний ряд.

С горящими щеками Гас бросила полупустую тележку и поспешила из магазина. Только из-за того, что на кассе ей пришлось протискиваться мимо мамаши с близнецами, она заметила на витрине газету. «Графтон каунти газетт» была сложена таким образом, что виднелся кричащий заголовок «Убийство в тихом городке. Часть II». Более мелким шрифтом: «Собраны веские улики против старшеклассника-спортсмена, которого упекли в тюрьму за убийство своей девушки».

Гас сосредоточилась на заголовке. «Часть II». А что же было в первой части?

Харты получали «Графтон каунти газетт», как и большинство жителей городка. Слащавая газетенка, в которой на первой полосе печатались статьи о том, что на молочной ферме сгорел амбар или рассказывалось о затруднительном финансовом положении местной школы, но единственная, которая освещала события в городке Бейнбридж. Многие жители получали также «Бостон глоуб», но только для того, чтобы сравнивать статистику преступлений и следить за политическими событиями, – а по сути, чтобы напомнить самим себе, насколько идиллическая жизнь у них в Нью-Гемпшире. По вечерам жители были слишком заняты, чтобы читать «Глоуб». «Газетт» – максимум тридцать две страницы, и на это у них времени хватало.

Гас вспомнила, что она не читала газет только в те дни, когда было назначено предъявление обвинения, когда у нее настолько болело сердце, что она с трудом жила в собственном мире, не говоря уже о том, чтобы читать об окружающем.

Гас сделала несколько глубоких вдохов и прочла статью. Потом она перелистнула на первую страницу, нашла то, что искала, и, скрутив газету, засунула ее под мышку. Полиция нашла доказательство того, что Крис был на карусели? Но никто и никогда не сомневался в том, что он находился на месте преступления.

Пока не подошла к машине, Гас и не заметила, что взяла газету, не заплатив. Секунду она подумывала, чтобы вернуться и оставить тридцать пять центов, но потом передумала. «Черт с ними! – решила она. – Пусть думают, что у нас вся семья – преступники».

Кабинеты в редакции «Графтон каунти газетт» были почти такими же мрачными, как и в тюрьме. Эта приятная мысль подтолкнула Гас к тому, что она направилась прямо к секретарше с выкрашенными в два цвета волосами и потребовала встречи с Саймоном Фавром, главным редактором.

– Простите, – заученно ответила секретарша, – у мистера Фавра…

– Большие неприятности, – закончила за нее Гас и толкнула двойные двери, ведущие в кабинет редакторов.

Мигали и пищали зеленые экраны компьютеров, где-то слышалось гудение принтера.

– Прошу прощения, – обратилась Гас к женщине, сидящей за одним из письменных столов, которая склонилась с лупой над негативами. – Вы не могли бы подсказать мне, где мистер Фавр?

– Вам туда, – ответила женщина, указывая на дверь в дальнем конце комнаты. Гас кивнула и направилась к двери, постучала один раз, потом распахнула двери и увидела невысокого Мужчину с телефонной трубкой у уха.

– А мне плевать! – кричал он. – Я уже вам говорил. Хорошо. До свидания.

Он поднял глаза на Гас и прищурился.

– Чем я могу вам помочь?

– Сомневаюсь, что поможете, – резко ответила Гас и швырнула свой экземпляр «Газетт» ему на стол, чтобы был виден кричащей заголовок. – Я хотела бы знать, когда это газета стала печатать небылицы?

Фавр закашлялся и перевернул газету, чтобы прочитать заголовок.

– А вы…

– Гас Харт, – представилась она. – Мать мальчика, которого обвиняют в предполагаемом убийстве.

Фавр ухватился за ее слова.

– А здесь мы так и пишем: предполагается, что девушка была убита, – возразил он. – Я не понимаю…

– Где уж вам! – отрезала Гас. – Где уж вам понять, у вас же нет сына, которого бросили в тюрьму, где он должен провести девять месяцев, пока у него появится шанс доказать свою невиновность. Где вам понять, раз вы позволили журналисту ради эпатажа воспользоваться обрывками информации из полицейского отчета. Мой сын никогда не скрывал того, что был с Эмили Голд, когда она умерла, так почему его присутствие на месте преступления превратилось в решающую улику?

– Потому, миссис Харт, – ответил Фавр, – что это отличная наживка. А в нашей глуши не так уж много сенсаций.

– Вы эксплуатируете нашу фамилию, – заявила она. – Я могла бы подать на вас в суд.

– Могли бы, – согласился главный редактор. – Но, кажется, вы и так уже немало заплатили адвокату. – Он пристально смотрел на Гас, пока она не отвернулась. – Разумеется, нам было бы интересно выслушать вашу версию произошедшего. Как вы, наверное, знаете, мать девочки дала Луи эксклюзивное интервью. Он с радостью возьмет интервью и у вас.

– Это исключено! – отрезала Гас. – Почему я должна искать объяснения случившемуся, если Крис не сделал ничего плохого.

Фавр моргнул.

– Это вы мне скажите.

– Послушайте, – продолжала Гас, – мой сын невиновен. Он любил эту девушку. Я любила эту девушку. Вот наша правда. – Она хлопнула ладонью по газете. – Я требую, чтобы напечатали опровержение.

Фавр засмеялся.

– Опровержение чего? Случившегося?

– Тона повествования. Статью, где яснее, чем в этом чтиве, будет говориться о том, что Кристофер Харт невиновен, пока суд не признал его таковым.

– Хорошо, – согласился Февр.

Он слишком легко сдался.

– Хорошо?

– Хорошо, – повторил главный редактор. – Но только статья не будет иметь значения.

Гас скрестила руки на груди.

– Это почему же?

– Потому что читатели уже пронюхали о произошедшем, – пояснил Фавр. – Возможно, этим делом заинтересуется даже «Ассошиэйтед пресс». – Он смял газету в комок и бросил в корзину для мусора. – Я мог бы написать, что ваш мальчик – сам ангел, отрастил крылья и вознесся к небесам, миссис Харт. И это могла бы быть чистая правда. Но люди уже вцепились зубами в эту историю и больше ее не отпустят.

Селена вошла в дом Джордана, сбросила куртку и вытянулась на диване. Томас, который слышал, как хлопнула дверь, выбежал из спальни.

– Ой, привет, – поздоровался он. – Что случилось?

– Посмотрите на него, – зевнула Селена. – Ты хорошеешь с каждым днем.

– Хочешь пригласить меня на свидание?

Селена засмеялась.

– Я уже тебе говорила. Когда закончишь школу иди вымахаешь до двух метров – что произойдет раньше. – Она взяла полупустую банку пепси, понюхала и отпила. Потом оглядела валяющиеся на полу гостиной бумаги. – Где отец?

– Вот он, – ответил Джордан, выходя из своей спальни в мешковатых тренировочных брюках и футболке «Найк». – Кто, черт возьми, дал тебе ключ от моего дома?

– Я, – невозмутимо ответила Селена. – Сделала дубликат несколько месяцев назад.

– В любом случае, – сказал Джордан, – следовало спросить у меня разрешение.

– Не выступай! – Селена повернулась к Томасу. – Что на него нашло?

– Он сегодня получил у прокурора дело. – Томас уныло покачал головой. – Ему просто необходима жилетка, чтобы поплакаться.

– У меня нет жилетки и нет привычки быть жилеткой для тех, кто платит мне деньги, – ответила Селена.

– Я лично ничего тебе не плачу, – заметил Томас.

– До свидания, Томас! – в унисон воскликнули Селена и Джордан.

Томас засмеялся, вернулся в свою комнату и закрыл дверь.

Селена уселась, а Джордан опустился на кипу бумаг на полу.

– Настолько плохо?

Джордан постучал пальцем по губам.

– Я бы не стал утверждать, что все настолько плохо. Я бы сказал, что все не очень хорошо. Многие улики можно трактовать по-разному, в зависимости от точки зрения.

– Ты же не станешь вызывать его для дачи показаний, – сказала Селена скорее утвердительно, потому что прекрасно знала, что таковы были намерения Джордана.

– Нет. – Джордан взглянул на помощницу, устроившуюся на подушках с банкой пепси в руках. – Думаю, так наша позиция будет крепче.

Крис признался, что не пытался покончить с собой, – и это его выбор. И точка. Если вызвать его для дачи показаний, Джордану из этических соображений придется заставить Криса в этом признаться. С другой стороны, если Криса не вызывать, Джордан может говорить, черт возьми, все, что угодно, чтобы вытащить своего подзащитного. Пока Крис не лжесвидетельствовал против себя, Джордан может строить чертову защиту так, как ему нравится.

– Предположим, ты присяжная, – размышлял Джордан, – В какую из двух версий ты скорее поверишь: что Крис, который на двадцать килограммов тяжелее Эмили, отправился в ту ночь с Эмили, чтобы отговорить ее от самоубийства, но не смог вырвать у нее пистолет? Или что они вместе собирались свести счеты с жизнью как прекрасное доказательство любви… но когда Эмили выбила себе мозги и они оказались у Криса на рубашке, это доказательство уже не казалось таким красивым. И он потерял сознание, прежде чем смог застрелиться.

– Я понимаю, к чему ты клонишь, – сказала Селена и махнула рукой в сторону разбросанных бумаг. – С чего мне начать?

Джордан потер лицо руками.

– Не знаю. Мне понадобится несколько дней, чтобы все изучить. Для начала расспроси его родителей. Нам необходимы один-два безупречных свидетеля.

Селена потянулась за листом бумаги, перевернула его – квитанция из прачечной – и стала составлять список. Пока Джордан изучал результаты экспертизы, Селена подняла ближайший лист. Протокол допроса Голдов после смерти дочери. Ничего неожиданного со стороны матери Эмили – много истерики, значительная доля скорби, решительное отрицание того, что ее дорогая доченька была склонна к суициду.

– А-a, это… – сказал Джордан, взглянув на документ. – Я бегло просматривал его сегодня. Ты должна прощупать эту женщину. Она дала эксклюзивное интервью «Газетт». – Джордан скорчил гримасу. – Ничего общего с беспристрастным свидетелем, желающим помочь скорейшему торжеству правосудия.

Селена промолчала. Она перевернула страницу и погрузилась в изучение протокола второго допроса.

– Мэлани Голд – проигрышный вариант, – согласилась она. Потом улыбнулась Джордану: – Но Майкл Голд может стать твоим единственным спасением.

Матери обладают уникальным видением. Мать все воспринимает сквозь призму, в которой видит свое дитя в различных ипостасях одновременно. Именно поэтому мать видит, что ее ребенок разбил вдребезги керамическую лампу, но продолжает считать его настоящим ангелом. Или мать станет успокаивать ребенка, если он плачет, и представлять себе его улыбку. Или, видя перед собой уже взрослого мужчину, замечать прыщавое лицо подростка.

Гас откашлялась, хотя Крис никак не мог бы услышать ее в толпе других посетителей и на таком значительном расстоянии. Она скрестила руки на груди, словно пытаясь доказать всем, что вид своего первенца в тюремной одежде ничуть ее не задевает, что тусклый отблеск флуоресцентных ламп на его волосах кажется ей совершенно естественным. Когда он подошел ближе она нацепила на лицо широкую улыбку, ощущая, что эта натянутая улыбка расколет ее пополам.

– Привет! – весело сказала она, обнимая Криса, как только конвоир отступил в сторону. – Как дела?

Крис пожал плечами.

– Нормально, – ответил он. – Размышляю.

Он опустил глаза на застежки на своей застиранной рубашке. Он уже не в том линялом комбинезоне, в котором приходил раньше, отметила Гас. Рубашка и такого же цвета штаны на резинке напоминали форменный костюм хирурга. Короткий рукав даже в декабре.

– Тебе не холодно?

– Честно признаться, нет. В камере больше двадцати градусов, – сообщил Крис. – Чаще всего мне даже жарко.

– Нужно попросить надзирателей, чтобы прикрутили отопление, – посоветовала Гас.

Крис удивленно посмотрел на нее.

– И как я раньше до этого не додумался?

Повисло гнетущее молчание.

– Я встречался с Макфи, – наконец сказал Крис. – И еще какой-то дамочкой, его помощницей по этому делу.

– Селеной, – подсказала Гас. – Я тоже с ней познакомилась. Поразительная красавица, правда?

Крис кивнул.

– Мы мало пообщались, – признался он и опустил глаза. – Адвокат велел мне никому не рассказывать о том, что произошло.

– Ты имеешь в виду, о твоем деле? – медленно переспросила Гас. – Чему тут удивляться?

– М-да… – согласился Крис. – Но я все не могу решить, касается ли это и тебя тоже.

Вот и все. Как бы Гас ни стремилась вести себя как обычно – улыбка, объятия, ничего не значащие разговоры, все разбилось о простой факт: как ни старайся, отношения между матерью и сыном безвозвратно изменились, если один из них оказался в тюрьме.

– Не знаю, – ответила она, пытаясь придать диалогу непринужденность. – Думаю, все зависит от того, что именно ты хочешь мне сказать. – Она подалась вперед и прошептала: – Профессор Плам, в библиотеке, гаечным ключом?[8]8
  Здесь Гас имеет в виду одного из персонажей (подозреваемых) настольной игры детективного жанра «Улика». Цель игры – с помощью дедукции получить ответы на три вопроса: кто, где и чем убил мистера Бодди?


[Закрыть]

От удивления Крис засмеялся, и это была лучшая минута с тех пор, как начался весь этот кошмар.

– Я не стал бы говорить так открыто, – продолжая улыбаться, ответил он. – Но мне кажется, ты все равно расстроишься.

Гас попыталась не обращать внимания на пробежавший по спине холодок.

– Я не из робкого десятка.

– Это точно, – заметил Крис, – иначе от кого бы я это унаследовал?

Мысль о Джеймсе с его предками-колонистами – как обухом по голове.

– Дело в том, – продолжал Крис, – что я уже рассказал Джордану о том, в чем ранее признался доктору Фейнштейну. Но пока утаил от тебя.

Гас откинулась назад, пытаясь не думать о плохом. Она ободряюще улыбнулась.

– Я не склонен к самоубийству, – прошептал Крис – Ни тогда, ни сейчас.

Он не сказал прямо «Я виновен», и Гас как идиотка заулыбалась.

– Это же прекрасно! – воскликнула она, прежде чем успела обдумать услышанное.

Крис терпеливо смотрел на мать, ожидая, пока до нее дойдет смысл его слов. Когда она округлила глаза и прижала ладонь ко рту, он кивнул.

– Я испугался, – признался он. – Поэтому и сказал, что хотел покончить с собой. Это Эм… хотела, она хотела свести счеты с жизнью. Я подыграл ей, чтобы иметь возможность отговорить ее от этого поступка.

У Гас закружилась голова, когда она осознала, что означает признание сына. Это значит, что ее сын и не думал сводить счеты с жизнью – было чему радоваться. А это означает, что они с Джеймсом до того вечера не заметили у сына склонности к суициду не из-за собственной близорукости, а лишь потому, что не было никаких суицидальных склонностей.

Но это также значит, что Крис – начнем с того, что несправедливо обвиненный! – будет осужден за то, что повел себя как герой. И если бы он обратился к кому-нибудь, чтобы ему помогли спасти Эмили, всего этого ужаса никогда бы не произошло.

Внезапно вспомнив, что они не одни, Гас едва заметно покачала головой.

– Может быть, ты все это напишешь, – предложила она, – и отправишь мне письмом.

Она кивнула на сидящего рядом с Крисом заключенного.

Крис взглянул в его сторону и покраснел.

– Твоя правда, – ответил он.

– Я рада, что ты мне признался, – поспешила добавить Гас. – И даже могу понять, почему ты соврал… властям. Но от нас скрывать не стоило.

Крис минуту помолчал.

– Я не считал это ложью, – наконец признался он. – Скорее, я не рассказывал всю правду.

– Что ж… – Гас промокнула глаза и почувствовала себя из-за этого жеста глупо. – Отец обрадуется. До него не доходит, как его родной сын мог хотеть свести счеты с жизнью.

Крис внимательно посмотрел на нее.

– И такое могло случиться, – заверил он.

– Может быть, ты сам хочешь обрадовать отца? – мягко спросила она. – Он в машине. Он хотел прийти…

– Нет, – оборвал ее Крис. – Не хочу его видеть. Если хочешь, скажи ему сама. Мне все равно.

– Нет, не все равно, – возразила Гас, – он твой отец. – Крис пожал плечами, и она почувствовала, как в душе закипает злость из-за Джеймса. – Он такой же твой родитель, как и я, – напомнила она Крису. – Почему ты не хочешь видеть его, если мне позволяешь себя навещать?

Крис провел пальцем по глубокой царапине на столе.

– Потому что ты, – тихо ответил он, – никогда не ждала, что я буду идеальным.

В среду один из надзирателей остановился у камеры Криса и Стива.

– Собирайте свои вещички, приятели, – приказал он. – Вас переводят в комнату с лучшим видом.

Стив, который читал на верхней койке, перегнулся вниз и взглянул на Криса. Потом соскочил на пол, собрал свои пожитки.

– А наверху нас вместе посадят? – спросил Стив.

– Насколько мне известно, – ответил надзиратель, – хотели вместе.

Они оба подали ходатайство в квалификационную комиссию с просьбой перевести их в режим средней изоляции, хотя после недавнего случая с Гектором вероятность того, что их просьбу удовлетворят, была невероятно мала. Однако ни Огив, ни Крис не собирались смотреть дареному коню в зубы. Крис спрыгнул со своей койки, схватил зубную щетку, чистый комбинезон, шорты и остатки провианта. Посмотрел на подушку и одеяло и повернулся к надзирателю.

– А постель брать? – спросил он.

Тот в ответ покачал головой и повел их по проходу мимо других камер. Некоторые заключенные улюлюкали им вслед, другие засыпали вопросами. Когда они подошли к лестничному пролету у конторки дежурного, в режиме снова стояла тишина.

– Вы оба занимаете верхние койки, – сказал конвоир, когда они поднимались наверх.

Крис совершенно не удивился: чем ниже твое положение в иерархии, тем хуже условия пребывания в тюрьме – нижние койки занимают более «важные птицы». Это так же означало, что в камере, куда их переводят со Стивом, помимо них будут сидеть еще двое. Складывалось впечатление (как и при любой пертурбации), что кто-то хочет посмотреть, как они уживутся.

Стены наверху тоже были из шлакоблока, но выкрашены в бледно-желтый, солнечный цвет. Проход вдоль камер вдвое шире, и сами камеры на полметра длиннее и шире. В каждой четыре койки, но имелся также и общий холл, соединяющий два отсека, где стояли столы и стулья и было так много места, что когда Крис расправил плечи, то сразу понял, что постоянно зажимался.

– Ну, что я тебе говорил? – воскликнул Стив, бросая свои пожитки на верхнюю койку слева. – Нирвана.

Крис кивнул. Сокамерников пока не было, но их вещи аккуратно лежали в ящиках, стоящих прямо на нижних койках, – явная попытка указать вновь прибывшим их места.

В общем зале сидело человек пятнадцать. Кто-то смотрел телевизор, подвешенный высоко на стене, кое-кто собирал картинки-загадки, части которых грудой лежали на шкафчиках.

Крис опустился на пластмассовый стул – здесь и стул можно было поставить в отличие от узкого прохода в режиме строгой изоляции. Стив сел напротив и забросил ноги на стол.

– Что скажешь?

Крис усмехнулся.

– Я бабушку родную продам, но больше в режим строгой изоляции не вернусь.

Стив засмеялся.

– Это точно. Все в жизни относительно. – Он потянулся к одному из шкафчиков и взял две коробки с настольными играми. – Все, что осталось, – пожаловался он. – В прошлом месяце кто-то сжег «Монополию».

Крис громко засмеялся. Здесь полно преступников, а единственные оставшиеся игры – «Честный счет» и «Риск».

– Что смешного? – спросил Стив.

Крис потянулся за игрой, которую Стив держал в левой руке, – «Честный счет».

– Ничего. Ничего смешного, – ответил он.

Джеймс встал и пошел к сцене под оглушительные аплодисменты коллег. Гас подумала, о том, как он замечательно смотрится на фоне темно-красных стен столовой, как хорошо держит свой почетный знак.

– Это, – заявил он, размахивая наградой, – величайшая честь.

Больница «Бейнбридж мемориал» каждый год вручала собственную награду совместно с преподавательским составом соседнего медицинского университета. По всей видимости, обед призван был дать будущим врачам представление о том, в когорте с какими полубогами им предстоит работать. В этом году наградой удостоили доктора Джеймса Харта за его постоянный вклад в развитие больницы «Бейнбридж мемориал», хотя все присутствующие понимали, что Джеймса наградили только потому, что его фамилия оказалась в списке «Лучших врачей». К досаде организационного комитета, событие было уже запланировано, когда произошло неприятное недоразумение с сыном доктора Харта.

– И самое приятное в этой награде то, что мне дали время подумать, что же я скажу всем вам, – вещал Джеймс – Мне сказали: что-нибудь воодушевляющее. Поэтому я, наверное, начту с того, что извинюсь за то, что стал хирургом, а не министром. – Он подождал, пока стихнет вежливый смех. – Когда я был намного моложе, то искренне верил: если усердно заниматься и сдать бесчисленное множество экзаменов, я стану хорошим врачом. Но существует большая разница между опытным хирургом и хирургом практикующим. Раньше я думал, что суть офтальмологии заключается в том, чтобы распознать болезнь. Я осматривал людей, заглядывал им буквально в глаза… и не всегда видел перед собой людей. Оглядываясь в прошлое, я понял, как много пропустил. Я хочу предупредить тех из вас, кто находится в начале своей карьеры: врач призван лечить не болезнь, а пациента. – Он кивнул на заведующего хирургическим отделением. – Разумеется, я бы никогда не набрался этой мудрости без окружающих меня выдающихся коллег и удивительной больницы, в которой работаю. Я хотел бы поблагодарить своих родителей, которые в два года подарили мне набор «Юный доктор», своего наставника доктора Ари Грегаряна, который научил меня всему, что я знаю, и, конечно же, Августу и Кейт, которые научили меня тому, что проявлять заботу и терпение нужно не только на работе, но и дома.