Текст книги "Обещание"

Крис поставил локоть на колено и почувствовал, как первое прижигание опалило тело. Повис странный запах, похожий на запах жареного мяса, и тут же боль пронзила его между ног. Сжав руку в кулак, он смотрел, как течет кровь, пока Стив нагревал, прижигал, вырезал. Потом он почувствовал, как Стив впрыснул в рану чернила из ручки и втер их в обожженную руку, где должен был навсегда остаться рисунок.

– Пока не помоешь, видно плохо, – сказал Стив. – Это восьмерка. – Он взглянул Крису прямо в глаза. – Но в камере нас двое.

Крис натянул рукав пониже и облизал пальцы, чтобы стереть остатки крови и чернил. Мимо камеры прошел надзиратель. Стив покрепче зажал зажигалку в руке.

– Сделай и мне, пожалуйста, – попросил он.

Руки Криса тряслись, когда он раскалял иглу и прижигал предплечье Стива. Стив дернулся, но потом напряг мышцы. Крис нарисовал круг, цифру восемь и черный фон. Потом втер в порезы чернила и тут же отдал иглу Стиву.

Их пальцы соприкоснулись.

– Это правда, – спросил Стив, не поднимая глаз, – насчет ребенка?

Крис вспомнил Джордана, который велел никому ничего не говорить. Подумал об этих схожих татуировках, которые останутся на них, словно клеймо. И о словах, что прочел вчера ночью в карцере: «Слушай глас мой, и я стану вашим Богом, а вы моим народом».

Крис пристально взглянул на своего друга, своего наперсника, своего брата.

– Да, – ответил он.

Свидание прошло отлично. Майкл встал и по привычке ждал, пока уведут Криса. Сегодня он приходить не собирался, но, увидев Мэлани на могиле, разнервничался, и ему хотелось с кем-нибудь об этом поговорить. Правда, он не стал говорить Крису – это выглядело совсем неуместным! – что приехал сюда в Рождество, чтобы облегчить душу. Если уж сегодня утром не удалось поговорить с Эмили, по крайней мере днем он смог поговорить с Крисом.

Он пожелал конвоиру веселых праздников и поспешил по лестнице на пропускник. Это был единственный выход из тюрьмы, и посетителей запирали внутри, когда они приходили навестить задержанных.

Он терпеливо стоял за женщиной в пальто из верблюжьей шерсти, волосы которой были спрятаны под пушистую вязаную шапочку.

– Да, – сказала она надзирателю, – я пришла на свидание к Крису Харту.

– Парень пользуется популярностью, – заметил тот и склонился над громкоговорителем: – К Харту посетитель.

Майкл почувствовал, как сжалось сердце, а во рту пересохло.

– Гас, – позвал он.

Женщина обернулась. Шапочка соскользнула с ее головы, и блестящая копна волос рассыпалась по плечам.

– Майкл! – выдохнула она. – А ты что здесь делаешь?

– По всей видимости, – неловко улыбнулся он, – то же, что и ты.

Несколько секунд она лишь беззвучно открывала рот.

– Ты… ты… ходишь на свидание к Крису?

Майкл кивнул.

– Хожу, – признался он. – В последнее время.

Они минуту помолчали, глядя друг на друга.

– Ты как? – спросила Гас одновременно с Майклом, который произнес: «Как жизнь?»

Оба покачали головой и улыбнулись. Щеки Гас порозовели, она оглянулась на лестницу.

– Я лучше пойду, – сказала она.

– Веселого Рождества, – пожелал Майкл.

– И тебе! Ой…

– Ничего.

– Веселой Хануки.

– И это тоже, – улыбнулся Майкл.

Гас положила руку на дверь, ведущую на лестницу, но не двигалась.

– Может быть, ты… я хотел сказать… может, хочешь выпить потом чашечку кофе?

Она улыбнулась, просияв всем лицом.

– Я бы с удовольствием, но я… Крис…

– Понимаю, я подожду, – пообещал Майкл. Он оперся о стену и перекинул куртку через руку. – Мне спешить некуда.

Часть III
Правда

Вечно было так, что глубина любви познается лишь в час разлуки.

Халиль Джебран. Пророк

Полуправда опаснее лжи; ложь легче распознать, чем полуправду, которая обычно маскируется, чтобы обманывать вдвойне.

Альфред Теннисон. Бабушка

Настоящее
Февраль 1998 года

Как ни крути, уважаемый Лесли Ф. Пакетт – не самая плохая кандидатура на роль судьи.

В прошлом и в качестве обвинителя, и в качестве адвоката Джордан занимался делами, где председательствовал Пакетт. Ходили слухи, что причиной его строгости и едких комментариев в сторону адвокатов был комплекс в отношении собственного имени: Лесли звучало не настолько по-мужски, как хотелось бы. Но колкости он отпускал не только в сторону зашиты, доставалось и обвинению. Кроме этого, единственным минусом судьи Пакетта при рассмотрении дела было его пристрастие к миндалю. Орехи стояли у него в стеклянных банках на письменном столе, как в совещательной комнате, так и зале заседаний, и он громко разгрызал скорлупу зубами.

Предварительные слушания обычно были открытыми, но тяжесть выдвинутых против Криса обвинений и широкое освещение, которое получило дело, подвигло все заинтересованные стороны к решению совещаться в кабинете у судьи. Туда вошел в развевающейся мантии Пакетт, за ним спешили Джордан и Барри Делани. Все трое сели, Пакетт вытащил из банки миндаль и бросил в рот.

Услышав отвратительный хруст, Джордан взглянул на Барри.

Хотя в зале суда стороны ведут себя подчеркнуто официально, даже самые беспощадные прокуроры и адвокаты за его пределами ослабляют хватку. Джордан, сам бывший прокурор, поддерживал хорошие отношения с большей частью государственных обвинителей, но Барри Делани – совершенно другое дело. Он раньше никогда с ней не работал, она пришла в прокуратуру, когда он уже уволился, и сейчас рвалась в бой – казалось, она воспринимает как личное оскорбление то, что Джордан переметнулся на ту сторону баррикад. Черт, она, похоже, все принимает слишком близко к сердцу!

Она сидела, как юная школьница, сложив руки, черная юбка подоткнута под ноги, на лице застывшая улыбка, которая осталась даже тогда, когда Лесли Пакетт сплюнул скорлупу в ладонь.

Судья пошарил в бумагах на столе. Джордан кашлянул, чтобы привлечь внимание прокурора.

– Полиция проделала отличную работу, Делани, – прошептал он. – Никакого давления на моего подзащитного.

– Давления! – прошипела она в ответ. – Когда он находился в больнице, его даже не подозревали в убийстве. Тот протокол допроса изъяли из дела, и вам это отлично известно.

– Если его изъяли, откуда вы знаете, на что я намекаю?

– Макфи, – приструнил судья, – и Делани. Вы закончили? Оба повернулись к столу.

– Да, Ваша честь, – хором ответили они.

– Отлично, – с кислой миной сказал судья. – Все ли улики представлены в деле?

– Ваша честь, – вскочила Барри, – нашему специалисту, который изучает характер брызг крови, нужно еще немного времени, плюс ко всему мы ждем из лаборатории результаты анализа ДНК. – Она взглянула в свой органайзер. – Мы будем готовы к первому мая.

– Будете что-то передавать суду?

– Да, Ваша честь. Несколько ходатайств до начала слушания по делу касательно так называемых показаний специалистов и других спорных улик.

Судья достал из банки еще один орех и, перекатывая его во рту, повернулся к Джордану.

– А вы?

– Ходатайство об изъятии из дела протокола допроса моего подзащитного в больнице, который явно проводился с нарушением прав Миранды.[10]10
  Права Миранды – права лица, подозреваемого в совершении преступления, которыми оно обладает при задержании и которые ему должны быть разъяснены при аресте до начала допроса.


[Закрыть]

– Чепуха! – воскликнула Барри. – Он мог в любое время уйти. Джордан обнажил зубы в подобие улыбки.

– Явно незаконно, – настаивал он. – Мой подзащитный вряд ли мог ходить, когда ему только что наложили семьдесят швов на голове. Он находился под действием различных болеутоляющих. И ваши детективы отлично это знали.

– Будете продолжать в том же духе, – заявил судья, – и мне даже не придется читать ходатайства.

Джордан снова повернулся к Пакетту.

– В течение недели я пришлю вам…

– На что я с удовольствием отвечу, – добавила Барри.

– Пустая трата времени, Барри, – пробормотал Джордан. – Вашего времени, не говоря уже о времени моего подзащитного.

– Вы…

– Стороны!

Джордан откашлялся.

– Приношу свои извинения, Ваша честь. Мисс Делани вывела меня из себя.

– Я так понимаю, – сказал Пакетт, – что вы оба к концу недели предоставите мне ходатайства?

– Без проблем, – заявил Джордан.

– Да, – кивнула Барри.

– Хорошо. В таком случае, – подытожил Пакетт, делая над календарем пассы, как будто предсказывая дату, – назначим слушание на седьмое мая.

Джордан собирал портфель, наблюдая, как Барри Делани складывает бумаги, и вспоминал свою бытность прокурорам: невероятное количество документов и нехватку времени, чтобы отправить правосудие по каждому делу. И ради Криса Харта он надеялся, что времена не изменились.

По давней привычке он придержал двери для мисс Делани, хотя и считал, что обвинитель больше похожа на питбуля, чем на представительницу слабого пола. Они шли по коридору суда, оба злые и молчаливые, обоим грезилась собственная победа Внезапно Барри повернулась и преградила Джордану дорогу.

– Если признаете вину, – прямо заявила она, – мы переквалифицируем дело на непредумышленное убийство.

Джордан скрестил руки на груди.

– От тридцати до пожизненного, – добавила Барри.

Джордан никак не отреагировал, и она медленно покачала головой.

– Послушайте, Джордан, – стояла Барри на своем, – он сядет, так или иначе. И мы оба знаем, что у меня все козыри на руках. Вы же видели неопровержимые улики: отпечатки пальцев, пулю, траекторию прохождения пули через голову – и мы прекрасно понимаем, что сама она так выстрелить себе в голову не могла. Любому присяжному уже этого будет достаточно, он даже не заметит ваши потуги отвлечь внимание. Если согласитесь на тридцать лет, то, по крайней мере, когда Харт выйдет, ему не будет и пятидесяти.

Джордан секунду подождал и разомкнул руки.

– Вы закончили?

– Да.

– Отлично.

И он пошел дальше по коридору.

Барри побежала за ним.

– И каков ответ?

Джордан остановился.

– Ответ? Я расскажу своему подзащитному об этом смехотворном вздоре, который вы только что назвали предложением, по единственной причине: я обязан это сделать. – Он пристально взглянул на Барри, на его лице играло подобие улыбки. – Я работаю намного дольше вас, – продолжал он. – Откровенно говоря, я раньше был в вашей шкуре. Я привык играть в игру, которую вы предлагаете сейчас. Чем ясно даете мне понять, что не настолько уверены в обвинительном приговоре, как хотите показать. – Он кивнул головой. – Тем не менее я поговорю со своим подзащитным, – пообещал он. – Увидимся в суде.

Когда Джордан закончил рассказывать, Крис забарабанил по столу.

– Тридцать лет… – упавшим голосом произнес он, несмотря на то что изо всех сил пытался сохранять хладнокровие. Он посмотрел на адвоката. – Сколько вам лет?

– Тридцать восемь, – ответил Джордан, отлично понимая, к чему приведет этот разговор.

– Это… целая жизнь, – сказал Крис. – Вдвое больше, чем мне сейчас.

– Но все же, – возразил Джордан, – практически вдвое меньше пожизненного. И возможность освободиться досрочно.

Крис встал и подошел к окну.

– Как мне поступить? – негромко спросил он.

– Я не могу тебе сказать, – ответил Джордан. – Я уже говорил: ты для себя должен решить три вопроса. И один из них: предстанешь ты перед судом или нет.

Крис медленно повернулся.

– Если бы вам было восемнадцать лет, на моем месте… как бы вы поступили?

На лице Джордана заиграла улыбка.

– У меня был бы такой же офигенный адвокат?

– Разумеется, – засмеялся Крис. – Ни в чем себе не отказывайте.

Джордан встал и сунул руки в карманы.

– Я не стану заверять тебя, что победа – дело решенное, потому что это не так. Но не стану и пугать, что наше дело труба. Хотя могу сказать, что если ты признаешь себя виновным, то проведешь тридцать лет за решеткой, задаваясь одним и тем же вопросом: а если бы мы выиграли дело?

Крис кивнул, но ничего не ответил, просто смотрел на заснеженные поля за окном тюрьмы.

– Не нужно решать прямо сейчас, – добавил Джордан. – Все хорошо обдумай.

Крис прикоснулся ладонями к холодному стеклу, оставляя на нем таинственные тени.

– Когда начнется суд?

– Седьмого мая, – ответил Джордан. – Выбирают присяжных.

Плечи Криса задрожали. Джордан подошел к нему, решив, что известие о том, что в тюрьме придется просидеть еще три месяца, стало последней каплей. Но прикоснувшись к плечу подзащитного, понял: Крис смеется.

– Вы суеверны? – спросил Крис, вытирая глаза.

– А что?

– Седьмого мая у Эмили день рождения.

– Шутишь? – изумился Джордан.

Он попробовал представить, как поступит Барри Делани, когда сложит два и два. Может, черт побери, вкатит в зал суда торт из мороженого, чтобы угостить присяжных, пока будет выступать со вступительной речью. Он изо всех сил пытался придумать ходатайство, которое нужно подать, или свидетеля, которого необходимо пригласить, чтобы отсрочить начало слушания. Он раздумывал, станет ли потакать защите Пакетт.

– Дерзайте, – заявил Крис так тихо, что сначала Джордану показалось, будто он ослышался.

– Что-что?

– Сделка о признании вины… – Крис скривил губы. – Пусть катятся с ней ко всем чертям!

Никакими писаными правилами не запрещалось Гас и Майклу рассказывать о своих еженедельных встречах, но они продолжали обедать тайком (все равно что скрывать улыбку на похоронах), украдкой пробираясь в закусочную, как будто пересекали вражескую границу. В известном смысле так и было: велась война, и они легко могли оказаться лазутчиками, которые искали утешения у человека, имеющего все причины предать тебя, как только повернешься к нему спиной. С другой стороны, они в прямом смысле могли стать друг для друга спасательным крутом.

– Привет! – выдохнула Гас, опускаясь за столик, и улыбнулась Майклу, который листал заламинированное меню. – Как у него сегодня дела?

– Нормально, – ответил Майкл. – Ждет, когда ты придешь.

– Он до сих пор болеет? – спросила Гас. – На прошлой неделе он ужасно кашлял.

– Сегодня намного лучше, – успокоил ее Майкл. – Ему дали микстуру от кашля.

Гас разложила на коленях салфетку. При виде Майкла у нее по телу пробегал холодок, как у влюбленной школьницы. Она была знакома с Майклом двадцать лет, но лишь сейчас по-настоящему начала его узнавать, как будто случившееся изменило не только ее восприятие окружающего мира, но и людей, его населяющих. Почему раньше она не замечала, что голос Майкла так легко может успокоить? Что у него такие сильные руки, такие добрые глаза? Что он слушает ее так, будто вокруг больше никого нет?

Гас в полной мере и даже с некоторым чувством вины осознавала, что разговоры, которые она ведет с этим человеком, она должна вести со своим мужем. Джеймс все еще отказывался говорить о сыне, как будто само имя Криса и выдвинутые против него обвинения были огромной черной летучей мышью, которую стоит лишь освободить – и она расправит свои крылья, станет кричать и больше никогда не вернется туда, откуда ее выпустили. Гас с нетерпением ждала этих субботних встреч, проходивших в часы посещений в Графтонской тюрьме, потому что был человек, с которым она могла поговорить.

То, что этим человеком оказался Майкл, иногда смущало. Поскольку его жена была лучшей подругой Гас в течение… да что там говорить, почти всю жизнь… они знали друг о друге много подробностей, так сказать, из вторых рук. Мэлани рассказывала Гас о Майкле, а Майклу о своей подруге Гас. Эти глубоко личные подробности, которые при других обстоятельствах они никогда бы друг о друге не узнали, порождали неловкость и делали их близкими друзьями.

– Ты сегодня прекрасно выглядишь, – отпустил комплимент Майкл.

– Я? – засмеялась Гас. – Что ж, спасибо. Ты тоже.

Она говорила правду. Глядя на фланелевые рубашки Майкла, его потертые джинсы, которые приходилось носить из-за особенностей работы ветеринара, Гас приходили на ум нежные, уютные слова, такие как «утешение», «гнездо» и «защищенность».

– Ты принаряжаешься, когда идешь сюда на свидание, верно?

– Похоже на то, – призналась Гас, опустила глаза на свое платье с набивным рисунком и улыбнулась. – Только не знаю, на кого пытаюсь произвести впечатление.

– На Криса, – ответил за нее Майкл. – Ты хочешь, чтобы он запомнил тебя такой, пока сидит в тюрьме.

– Откуда ты знаешь? – поддразнила Гас.

– Потому что я поступаю точно так же, когда иду на могилу Эмили, – признался он. – Пиджак и галстук – можешь представить меня в галстуке? – на тот случай, если она смотрит.

Пораженная Гас подняла на него глаза.

– Майкл… – сказала она. – Иногда я забываю, что для тебя все гораздо тяжелее.

– Не знаю, – ответил Майкл. – По крайней мере, для меня все закончилось. А для тебя только начинается.

Гас провела пальцем по краю блюдца.

– Почему я помню, как будто это было вчера, как они ловили лягушек и играли в салки?

– Это было недавно, – тихо ответил Майкл. – С тех пор прошло совсем немного времени. – Он оглядел маленькую закусочную. – Не знаю, как мы здесь оказались. Я так ясно помню эти дни, что чувствую запах свежескошенной травы, вижу сосновую смолу, прилипшую к ногам Эмили. А потом – бац! – я уже на могиле дочери или у Криса в тюрьме.

Гас закрыла глаза.

– Тогда все было так легко и понятно. Мне никогда и в голову не приходило, что может произойти подобное.

– Потому что считается, что подобное с такими, как мы, не случается.

– Но случилось. До сих пор происходит. Почему?

Он покачал головой.

– Не знаю. Я сам задаюсь этим вопросом, вспоминая прошлое. Это сродни торчащему корню, который ты изначально случайно пропустил, а теперь не можешь обойти. – Он пристально взглянул на Гас. – Такие дети, как Эмили и Крис, не могут запросто решиться на самоубийство, правда?

Гас сложила свою салфетку. Несмотря на вновь возникшую близость с Майклом, она так и не рассказала ему, что Крис никогда не был склонен к самоубийству. Отчасти потому, что не хотела подводить адвоката сына. А еще потому, что эта новость снова откроет заживающую рану в сердце Майкла.

– А помнишь, – сказала она, пытаясь переменить тему разговора, – как Эмили кричала, когда они играли в салки? Крис ловил ее, а она так визжала, что ты выбегал из своего дома, а я из своего.

Губы Майкла скривились в улыбке.

– Да, – ответил он. – Она кричала так, будто он ее убивает.

Не успели эти слова слететь с уст Майкла, как Гас уставилась на него.

– Прости, – побледнел он, – я… я не то хотел сказать.

– Я знаю.

– Правда.

– Все в порядке, – заверила Гас. – Я понимаю.

Майкл откашлялся, явно испытывая неловкость.

– Тогда ладно. Что будем заказывать?

– Как обычно, – просияла Гас. – До сих пор не перестаю удивляться, что обнаружила фирменную нью-йоркскую пастрами в Графтонской тюрьме штата Нью-Гемпшир.

– Нет худа без добра, – сказал Майкл, подзывая официантку.

Они сделали заказ и продолжили беседу, по обоюдному молчаливому согласию избегая личных тем – Мэлани, Джеймса и того, кем они раньше были друг для друга.

Как ни удивительно, но тема грядущего суда не была запретной. Их связывал Крис, поэтому они обсуждали просьбу Джордана, который хотел, чтобы Майкл выступил свидетелем со стороны защиты, и естественное право Майкла отказаться давать показания.

– Не знаю, почему я прошу у тебя совета, – признался Майкл. – Тебя нельзя назвать незаинтересованным лицом.

– Я заинтересована до неприличия, – призналась Гас – Но ты должен представлять, что подумают присяжные, увидев тебя на месте свидетеля защиты, даже если ты будешь просто молчать.

Майкл принялся за свою копченую говядину.

– Именно это меня и беспокоит, – негромко произнес он. – Все думают, что же я за отец? – Он побарабанил пальцами по столу. – Несмотря на всю мою любовь к Крису, могу ли я так поступить с Эмили?

– Эмили не хотела бы, чтобы Криса осудили за убийство, которое он не совершал, – твердо заявила Гас.

Майкл усмехнулся.

– Вот оно что! Значит, поэтому ты обедаешь со мной. Ты секретное оружие в арсенале Макфи.

Гас побледнела. Секретное оружие в арсенале Джордана – его намерение не открывать правду, заставить присяжных поверить что Крис тоже хотел свести счеты с жизнью. В чем она пока не стала разуверять и самого Майкла. Она бросила салфетку на тарелку и протянула руку в дальний угол кабинки за пальто.

– Мне пора, – пробормотала она, роясь в кошельке, чтобы расплатиться за свой обед. Кошелек выскальзывал из пальцев. – Черт! – выругалась она.

– Эй! – окликнул Майкл. – Гас!

Она судорожно дергала замок кошелька. Майкл протянул руку через стол и обхватил ее пальцы своими.

Гас замерла. «Как приятно, – подумала она, – когда к тебе прикасаются…»

Щеки Майкла залила краска смущения.

– Я не то хотел сказать, – извинился он. – Не то, что ты работаешь на адвоката.

– Знаю, – выдавила из себя Гас.

– Тогда почему ты так поспешно уходишь?

Гас уставилась на край своей тарелки.

– Я не рассказываю Джеймсу, что мы с тобой обедаем вместе. А ты говоришь Мэлани?

– Нет, – признался Майкл.

– Почему, как ты думаешь?

– Не знаю, – ответил Майкл.

Гас аккуратно высвободила свою руку.

– Я тоже.

Джеймс сидел за своим письменным столом, вертя в руках розовую визитную карточку, которую вручила ему секретарша. «Золотая пальма» – так назывался ресторан в шестидесяти километрах от города, в какой-то глуши, хотя в большинстве путеводителей по ресторанам он значился как пятизвездочный. Разумеется, там практически гарантированно подавали меню с фиксированными ценами – плати семьдесят пять долларов с человека и получи то, что они посчитают в тот день фирменным блюдом. Джеймс вздохнул, глядя на телефонный номер ресторана, и потянулся за трубкой. Кейт исполнялось пятнадцать, это она выбрала место, и он не хотел ее подводить.

Откровенно признаться, после Рождества он очень внимательно стал относиться к дочери. У них вошло в привычку после ужина, когда вся посуда убрана, оставаться за столом и просто болтать. Кейт, в отличие от ее матери, искренне интересовалась сложными случаями и операциями, которые провел за день Джеймс. Отец выслушивал сплетни о мальчишках, о страстном желании Кейт проколоть уши, о ее недоверии к математическим доказательствам. И он заново полюбил свою дочь. Он смотрел на нее из вечера в вечер и думал: «У меня до сих пор все это осталось».

– Алло, здравствуйте! – сказал он, когда на том конце провода сняли трубку. – Я хотел бы зарезервировать столик. Вы обслуживаете банкеты не только вечером, но и в обеденное время? Отлично. Да. В следующую субботу. На имя Харт. Х-А-Р-Т. – Он постучал карандашом по стопке историй болезни на столе. – Столик на четверых, – сказал он и поморщился. – На троих, – поправился он. – Столик на троих.

Он положил трубку, вспоминая, как тысячу раз за последние несколько месяцев, когда забывался, оглядывался на заднее сиденье машины, ожидая увидеть длинные согнутые ноги Криса, или осторожно приоткрывал ночью дверь его спальни, чтобы проверить, спит ли он.

Столик на троих.

Праздник.

Мэлани грохнула на стол перед Майклом тарелку с супом, села напротив, взяла ложку и стала молча есть.

– Ну, – решился Майкл, – чем ты сегодня занималась?

Мэлани медленно подняла глаза.

– Что?

– Я спросил, чем ты сегодня занималась?

Она засмеялась.

– А что?

Майкл пожал плечами.

– Просто спросил. Поддерживаю светскую беседу.

– Мы женаты, – равнодушно напомнила она. – Нам нет необходимости разговаривать.

Майкл помешивал суп, в котором попадались переваренный сельдерей и морковка.

– Я… это… – Он колебался. Он хотел было рассказать, что ездил в тюрьму повидаться с Крисом, но понял, что еще не готов к подобному признанию. – Я сегодня случайно встретил Гас. Мы вместе пообедали.

Майкл сказал это непринужденно, но даже ему самому показалось, что он переиграл, настолько легкомысленно прозвучали эти явно отрепетированные слова.

– У нее все хорошо, – добавил он.

Мэлани даже рот открыла от удивления. На нижней губе у нее блестела капля супа.

– Ты с ней обедал?

– Да, – ответил Майкл. – А что?

– Я просто не могу поверить, что ты с ней обедал. По доброй воле. С ней!

– Господи, Мэл. Раньше она была твоей лучшей подругой.

– До того, как ее сын убил Эмили.

– Ты не знаешь, что это сделал именно он, – возразил Майкл.

– Кто тебе это сказал? – пренебрежительно бросила Мэлани, ее голос так и сочился сарказмом. – Она не расплакалась прямо над салатом? Или подождала, пока закончит трапезничать, чтобы сообщить тебе, что прокурор допустил чудовищную ошибку?

– Ничего она не говорила, – спокойно ответил Майкл. – Даже если… даже если… – Он не мог заставить себя произнести эти слова. – Все равно она ни в чем не виновата.

Мэлани покачала головой.

– Ты идиот. Разве ты не понимаешь, на что способна мать, чтобы защитить своего ребенка? – Она взглянула на мужа. Ее ноздри раздувались, губы побелели. – Майкл, именно это Гас и делает. Больше мне нечего тебе сказать.

В субботу планировалось, что Кейт с Джеймсом отправятся в «Золотую пальму» вместе, а Гас присоединится к ним после свидания с Крисом. Джеймс и Кейт уже полчаса сидели за со вкусом сервированным столом, когда официант подошел к ним в третий раз.

– Может быть, – предложил он, – вы начнете, а остальные потом подойдут?

– Нет, папа, – нахмурилась Кейт. – Я хочу дождаться маму. Джеймс пожал плечами.

– Подождем еще несколько минут, – сказал он.

Он сгорбившись сидел на стуле, наблюдая, как Кейт играет с нежными лепестками орхидеи, которая украшала центр стола.

– Она всегда опаздывает, – пробормотала Кейт себе под нос, – но обычно не так сильно.

В крошечный зал ворвалась Гас. Ее пальто из верблюжьей шерсти упало на руки метрдотеля, а сама она поспешила к их столику.

– Прости меня, – извинилась она, наклоняясь к Кейт. – С днем рождения, дорогая! – И она поцеловала дочь. – Джеймс… – едва кивнула Гас мужу, занимая свое место, и повернулась к официанту: – Обычной воды, пожалуйста. Я не голодна.

– Ты не хочешь есть? – удивился Джеймс. – Уже время обеда.

Гас опустила глаза.

– Я перекусила по дороге, – сказала она в оправдание. – А теперь расскажи, – обратилась она к Кейт, – каково быть пятнадцатилетней?

– Папа сказал, – заулыбалась Кейт, – что, если ты разрешишь, я могу проколоть уши. Сегодня. После обеда.

– Замечательная идея! – воскликнула Гас, поворачиваясь к мужу. – Ты ее отвезешь?

Он не сразу понял просьбу жены, потому что принюхивался к ароматам, которые она внесла с собой в душный зал ресторана: морозный запах снега с улицы, яблочного ополаскивателя. Для волос и едва слышный запах духов. Но было что-то еще, что-то глубокое и тропическое, чего он не мог назвать… Что это?

– Так отвезешь? – повторила свою просьбу Гас.

– Куда?

– Отвезешь Кейт к ювелиру? Уши, – напомнила Гас, дергая собственные мочки. Ее лицо порозовело. – Я сама… не могу. Нужно вернуться к Крису.

– Ты только что оттуда, – заметил Джеймс.

Он не верил, что подобное возможно, но щеки Гас стали еще пунцовее.

– Сегодня есть дополнительные часы для свиданий, – объяснила она, разглаживая на коленях салфетку. – Я обещала Крису» что приеду.

Джеймс вздохнул и повернулся к дочери.

– После обеда поедем в ювелирный, – пообещал он.

Снова обернулся к жене, чтобы спросить, зачем она вообще утруждала себя и ехала в ресторан, если собирается возвращаться в тюрьму, но его опять остановил запах. Он понял: что-то изменилось. Когда она возвращалась домой после свиданий с Крисом, от нее всегда пахло тюрьмой, и этот спертый запах оставался на одежде и коже, пока не искупаешься или не постираешь. Она уверяла, что ездила сегодня к Крису, но тюрьмой от нее не пахло. Вместо этого пахло чем-то другим – чем-то экзотическим, и внезапно Джеймс узнал этот сладкий, возбуждающий запах лжи.

Крис сидел ссутулившись на стуле, пытаясь не злиться на мать, но это ему плохо удавалось. Нельзя сказать, что он с нетерпением ждал с ней свиданий, – он, насколько мог, пытался оставаться к ним равнодушным, потому что, если себя не накручивать, в дни между свиданиями жизнь казалась не такой уж паршивой. Тем не менее сегодня в 10,45 он был у себя в камере, а именно в это время всегда приходила мама. Он ждал, ждал, и только часа в два его вызвали в комнату свиданий.

– Что случилось? – прошептал он.

– Прости, – извинилась мать. – Мы сегодня праздновал день рождения Кейт, ездили в ресторан.

– И что? – мрачно поинтересовался Крис. – Ты не мог прийти до обеда?

– Откровенно говоря, – призналась Гас, – у меня была назначена более важная встреча.

Более важная встреча? Крис нахмурился и сгорбился еще сильнее. Где, черт возьми, она думает, что находится, в гостиной девятнадцатого века? Какие встречи могут быть важнее, чем свидание с собственным сыном, который гниет в тюрьме?

– Крис, – окликнула мама, касаясь ладонью его лба. – Ты опять заболел?

Он отшатнулся.

– Я здоров.

– Ты ведешь себя так, как будто болен.

– Да что ты! А как мне, по-твоему, себя вести, если я застрял в тюрьме еще на три месяца, пока жюри присяжных соберется, чтобы упечь меня сюда пожизненно?

– В этом все дело? – спросила Гас. – Ты нервничаешь из-за суда? Потому что я могу тебе сказать…

– Что, мама? Что ты мне можешь сказать? – Он отвернулся, лицо исказила гримаса отвращения. – Ничего.

– Что ж, – продолжала Гас, – мы с Майклом считаем, что у Джордана хорошие шансы.

Крис откровенно рассмеялся.

– Я тебя умоляю! Слушай Майкла. Скорбящий отец потерпевшей.

– Ты не имеешь права так говорить. Он изо всех сил старается тебе помочь. Ты должен быть ему благодарен.

– За то, что сначала обвинил меня в убийстве?

– Он тут ни при чем. Дело возбудил штат, а не Голды.

– Господи, мама! – удивился Крис. – Ты на чьей стороне?

Гас несколько секунд пристально смотрела на сына.

– На твоей, – наконец произнесла она. – Но Майкл все-таки решился быть свидетелем со стороны защиты, а это очень хорошая новость!

– Он сам тебе об этом сказал? – спросил Крис уже более оптимистично.

– Сегодня, – ответила она.

При этих словах Крис с сомнением прищурился.

– Когда это?

– Я встречалась с ним сегодня утром, до того как поехать пообедать с Кейт, – призналась Гас, вздернув подбородок. – Мы обедаем с ним по субботам, когда оба приезжаем тебя навестить.

Спина Криса напряглась, когда он осознал, почему мама сегодня опоздала на свидание, и отвернулся, чувствуя в теле легкость и, как ни странно, ревность.

– О чем вы говорили? – негромко спросил он.

– Не знаю, – ответила Гас. – О тебе. О наших семьях. Мы просто… беседовали. – Она почувствовала, как в груди сердце размером с кулак забилось чуть сильнее. – Ничего такого, – ощетинилась она, прежде чем опомнилась: ей не в чем оправдываться.

Крис так долго изучал изрезанную поверхность стола, что даже ушел сидевший рядом с ним заключенный. Гас не сводила глаз с сына.

– Ты точно хочешь мне что-то сказать, – произнесла она. Крис повернулся с нарочито равнодушным лицом.

– Можешь попросить, чтобы пришел отец? – спросил он.

– Похоже, если я буду работать с тобой, то раньше времени постарею и потолстею, – сказала Селена, открывая рот, чтобы откусить от жирной пиццы.

Джордан с удивлением взглянул на помощницу.

– Разве я похож на рабовладельца?

– Нет, но твоя привычка есть пиццу – ужасна. Ты когда-нибудь слышал, что существуют еще салаты?