Текст книги "Обещание"
Автор книги: Джоди Пиколт
Жанр: Современная зарубежная литература, Современная проза
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 16 (всего у книги 30 страниц)
Он вновь поднял награду. Присутствующие разразились аплодисментами.
Гас, нацепив на лицо улыбку, безжизненно аплодировала мужу. Он забыл упомянуть Криса.
Намеренно?
Голова закружилась. Гас встала. Джеймс не успел еще вернуться к столику, как она уже бросилась в дамскую комнату. Там она склонилась над раковиной, ополоснула прохладной водой руки, а из головы не шли слова Джеймса: «Я осматривал людей, заглядывал им буквально в глаза… и не всегда видел перед собой людей».
Она поправила платье, взяла сумочку, намереваясь прямо из дамской комнаты отправиться в вестибюль и попросить швейцара вызвать ей машину. Джеймс поймет, что она уехала, а к тому времени, как он доберется домой, она сможет выплеснуть свою злость и вновь обретет возможность с ним разговаривать.
Она резко распахнула деревянную дверь и чуть не налетела на Джеймса.
– Что случилось? – спросил он. – Тебе плохо?
Гас наклонила голову.
– Откровенно признаться, отвратительно, – ответила она, скрестив руки на груди. – Ты хотя бы понимаешь, что забыл упомянуть Криса в своей благодарственной речи?
Джеймс вспыхнул от смущения.
– Да. Я понял это, когда уже сошел со сцены, когда увидел, как ты выбежала из зала. Я всегда говорил: хорошо, что я не актер, а то обязательно забыл бы что-нибудь чертовски важное, когда мне вручали бы «Оскар».
– Не смешно, Джеймс, – отрезала Гас. – Ты там учил человеколюбию этих… желторотых студентов, а сам не можешь проявить его у себя в доме. Ты намеренно не упомянул Криса. Не хотел, чтобы в час триумфа твое имя ассоциировалось с небольшим скандалом.
– Я сделал это ненамеренно, Гас, – заверил Джеймс. – Подсознательно? Возможно. Это другое дело. Да, если быть до конца откровенным, я не хотел, чтобы что-нибудь омрачило мне праздник. Лучше пусть на меня показывают пальцем и говорят: «Ой, это лучший хирург-офтальмолог на Северо-Западе!», чем «Его сына судят за убийство».
Гас почувствовала, как кровь прилила к лицу.
– Отойди от меня, – велела она, пытаясь протиснуться мимо Джеймса. – Неудивительно, что ты здесь в своей тарелке. Все эти люди – такие же, как ты. Никто из них не упомянул имени Криса. Никто не спросил, как он себя чувствует, когда назначен суд, – ничего.
– И в чем моя вина? – удивился Джеймс. – Городок слишком маленький. Разве ты не понимаешь, Гас? Я такой же, как и эти люди. Если подобное может случиться со мной, кто даст гарантию, что завтра этого не произойдет с кем-то из них?
Гас фыркнула.
– Джеймс, это уже произошло. И сейчас происходит. Что бы ты ни говорил – или просто молчал – ты не можешь просто отмахнуться от этого в надежде, что все уладится само собой.
Она уже почти спустилась вниз, когда услышала голос мужа, такой тихий, что ей показалось, в нем выплеснулась вся его боль.
– Не могу, – ответил он. – Но ты не можешь запретить мне попытаться.
Одной из многих вещей, которым Селена Дамаскус научилась за десять лет работы частным детективом, было то, что случайностей в этом мире не бывает. Часто случайности тщательно спланированы, просчитаны и организованы в пользу одной из сторон – все, разумеется, под покровом воли случая.
Любому желающему она могла бы ответить: нет никакого колдовства в работе детектива, требуется только здравый смысл и умение разговорить собеседника. С этой целью она разработала целую систему навыков, направленных на то, чтобы получить как можно больше информации за минимальное время. Она не чуралась пользоваться своим обаянием, своим телом, своим умом, чтобы проникнуть за закрытые двери, и если уж проникала внутрь, то не уходила, черт возьми, без чего-то стоящего в клювике.
В тот день, когда Селена запланировала встретиться с Майклом Голдом, она проснулась в четыре часа утра. Надела джинсы и белую футболку и стала поджидать в своей машине на проселочной дороге, примыкающей к Лесной ложбине, пока в начале шестого от дома Голдов не отъедет грузовичок Майкла. Разумеется, к на стоящему моменту Селена уже знала, что у Майкла собственная ветеринарная практика и занимается он в основном крупными животными. Знала, что он водит полноприводную «тойоту». Знала, что когда он останавливается выпить кофе по дороге к первому пациенту, то добавляет в напиток молоко, но не кладет сахар.
Селена незаметно тронулась за грузовичком Майкла – задача непростая, поскольку в столь ранний час машин на дороге не было. Когда он свернул к ферме «Семь акров», она проехала мимо, остановила машину метрах в восьмистах дальше по дороге и поспешила назад, на сладкий запах сена и лошадей, к видневшемуся вдали полю.
Селена несколько дней следила за Майклом и узнала, что он начинает рабочий день на конюшне, смотрит, как обстоят дела в целом, а не только осматривает больное животное. Сегодня утром сюда вызвали и кузнеца – невиданная удача, поскольку крепкий мужчина, выстукивающий подкову, решит, что она помощница ветеринара, а ветеринар подумает, что она помогает кузнецу. Она улыбалась всем встречным – тут жизнь так и кипит, в такую-то рань! – и обнаружила Майкла в одном из загонов, склонившегося над передней ногой гнедой кобылицы.
Услышав шаги, Майкл опустил копыто на солому.
– Не вижу никаких следов нагноения, Генри, – бросил он через плечо. – Ох! – Он поднялся и отряхнул руки. – Простите, я принял вас за Генри.
Селена покачала головой.
– Ничего страшного. Вам помочь?
– Сам справлюсь. Вы Генри случайно не видели?
– Нет, – честно ответила она. – Но если увижу, скажу, чтобы подошел к вам.
И прежде чем он успел что-нибудь спросить, исчезла в конюшне.
Она намеренно избегала Майкла целый час, пока он не попрощался за руку с мужчиной, который вывел из конюшни гнедую лошадь, и не направился к своей машине. Она остановилась у забора рядом с его грузовиком и улыбнулась, когда он помахал рукой и начал складывать свои инструменты.
– Вы доктор Голд? – спросила Селена.
– Да, – ответил Майкл, – но только в официальных документах. Пациенты зовут меня Майкл.
– Трудно представить, чтобы ваши пациенты вообще могли изъясняться человеческим языком, – пошутила Селена.
Майкл засмеялся.
– Ладно, тогда их хозяева.
– У вас есть минутка, чтобы поговорить? – продолжала Селена.
– Разумеется. Речь пойдет об одной из лошадей на ферме?
– Честно признаться, – сказала Селена, – речь пойдет о Кристофере Харте.
Майкл побледнел, и она заметила испуг на его лице, который он попытался скрыть.
– Вы журналистка? – наконец спросил он.
– Я детектив, – призналась Селена. – Меня наняла защита. Майкл хмыкнул.
– Неужели вы думали, что я захочу с вами разговаривать? Он протиснулся мимо нее, открыл дверцу грузовичка и запрыгнул внутрь.
– Нет, не думала, что захотите! – выкрикнула Селена. – Я просто подумала, что вам это необходимо.
Он опустил стекло, поскольку дверцу уже захлопнул.
– Что вы имеете в виду?
Она пожала плечами.
– Я наблюдала за тем, как вы работаете. И мне трудно представить, что человек, который преодолевает такие расстояния чтобы спасти жизнь животного, захочет намеренно сломать жизнь человеку. – Она помолчала, следя за сменой эмоций на лице Майкла. – Понимаете, именно это может произойти.
Майкл Голд, играя желваками, посмотрел на Селену. Она положила руку ему на плечо.
– То, что произошло с вашей дочерью, ужасно и трагично Никто со стороны защиты не приуменьшает вашу потерю.
– Не думаю, что я тот человек, к которому вам стоило обратиться, – сказал Майкл.
– Ошибаетесь, – возразила Селена. – Вы именно тот, с кем я должна была поговорить. Я хочу задать вам, отцу Эмили, вопрос: захотела бы ваша дочь, чтобы Крис принимал участие в этом шоу? Поверила бы она, что он мог ее убить?
Майкл провел большим пальцем по кромке руля.
– Мисс…
– Дамаскус. Селена Дамаскус.
– Лучше просто Селена, – заключил он. – А не выпить ли нам по чашечке кофе?
Закусочная, куда ее повез Майкл, больше напоминала придорожное кафе: здесь было битком здоровяков в красных фланелевых бейсболках, измазанных сажей. Их железные кони выстроились на парковке, словно длинные клавиши ксилофона.
– Тут не до кулинарных изысков, – заметил Майкл, извиняясь, и прошел в кабинку в глубине ресторана.
Он, как показалось Селене, нервно теребил солонку с перечницей в ожидании, пока официантка принесет две белые керамические чашки, наполненные горячим кофе.
– Осторожно, – предупредил он, когда Селена поднесла чашку к губам, – очень горячий!
Селена сделала малюсенький глоток и поморщилась.
– И едкий, как электролит, – заметила она. Поставила чашку и положила ладони на стол, по обе стороны блокнота и ручки. – Так как?
Майкл глубоко вздохнул.
– Я должен знать, – сказал он, – наш разговор не записывается?
– Я же вам говорила, доктор Голд. Я не журналистка. У меня нет диктофона.
Он, казалось, удивился.
– Тогда зачем вам со мной говорить?
– Потому что назначен суд, – негромко произнесла Селена. – Для нас очень важно знать, что вы собираетесь говорить в суде.
– Да? – удивился Майкл. Ему явно не приходило в голову, что его потянут в суд в качестве свидетеля, выплескивать свою скорбь перед присяжными. – Кто-нибудь узнает о нашем разговоре?
Селена кивнула.
– Адвокат со стороны защиты, – ответила она. – Крис.
– Это нестрашно, – сказал Майкл. – Я просто… Как бы вам это объяснить? Я не хочу, чтобы думали, что я переметнулся на другую сторону.
– Не понимаю, о чем вы! – удивилась Селена. – Я всего лишь хочу задать пару вопросов о вашей дочери и ее отношениях с Крисом. Вы не обязаны отвечать, если почувствуете неловкость.
– Хорошо, – через мгновение ответил Майкл. – Задавайте.
– Вы знали, что ваша дочь склонна к самоубийству?
Майкл вздохнул.
– Ого! С места в карьер, да? – Он покачал головой. – Понимаете, получается замкнутый круг. Если я признаюсь, что она была склонна к самоубийству, я признаю то, что на самом деле не хочу признавать. Дело в том, что я не могу решить: я не верю в самоубийство дочери, потому что… понимаете, это же «Самоубийство», с большой буквы «С»… или потому что я не хочу признавать очевидного. – Он прикусил губу. – Но если я скажу, что Эмили не была склонна к самоубийству, как же тогда объяснить, почему она мертва?
Селена терпеливо ждала, отлично понимая, что пока он не дал окончательный ответ: что он не винит Криса. Майкл вздохнул.
– Я не знал, что она была склонна к самоубийству, – наконец он признался. – Но я не уверен: то ли я просто не знал, куда смотрел, то ли моя дочь вообще не хотела сводить счеты с жизнью.
– Она могла свободно прийти и обсудить с вами свои проблемы?
– Могла бы, – ответил Майкл, оставив у Селены впечатление, что дочь к нему за помощью не обращалась.
– К кому еще, – настаивала Селена, – Эмили могла бы обратиться за помощью?
– Скорее к Мэлани, чем ко мне. – Он печально улыбнулся. – Похоже, все девчонки такие. Иногда, когда она злилась, то запиралась у себя в комнате и рисовала три-четыре картины, пока не успокаивалась.
Поколебавшись, он покачал головой.
– Что? – подстегнула его Селена.
– Я хотел сказать: разумеется, она бы обратилась к Крису. Но потом решил, что не стоит этого говорить.
– Для вас не было секретом, что у вашей дочери и Криса была связь? – уточнила Селена.
– Связь? – переспросил Майкл, словно пробуя это слово на вкус. – Можно и так сказать.
– А как бы сказали вы?
Он улыбнулся.
– Они были двумя сторонами одной монеты. Временами, пока дети росли, я даже забывал, что Крис мне не сын.
– Похоже, они много времени проводили вместе.
– Я бы сказал, они были неразлучны.
– Слишком сильно сказано для первой влюбленности, – заметила Селена.
– Это не было первой влюбленностью, – возразил Майкл. – По крайней мере, никто так не воспринимал их отношения. И никто бы не удивился, если бы после колледжа они поженились.
– Вы полагаете, именно этого хотела Эмили?
– Да. И Крис. Черт! Если уж говорить откровенно, и все мы, родители.
Селена сделала пометку: «Вместе из любви? Или пытаясь оправдать родительские ожидания?»
– Защита была бы вам очень благодарна, если бы вы разрешили мне заглянуть в комнату Эмили.
Мало шансов на успех, но в комнате девочки, Селена знала, могло находиться множество ключей, которые бы пригодились защите: фотографии за зеркалом, любовные записки, хранящиеся в шкатулке для украшений, блокноты, исписанные именем Криса.
– Я не могу, – ответил Майкл. – Даже если бы я… моя жена никогда бы не поняла. – Он провел пальцем по краю чашки. – Понимаете, Мэлани… ухватилась за этот суд. Иногда я смотрю на нее и жалею, что не могу так, как она. Жалею, что не могу забыть. Ох, полгода назад мы все шутили, где будем отмечать свадьбу… Понимаете, я пытался ради Эмили, но у меня не выходит отмахнуться от прошлого.
Селена держала язык за зубами – благоприобретенная уловка сыщика, чтобы разговорить собеседника.
– Понимаете, я опознавал тело Эмили в больнице. Но еще утром я видел ее за завтраком, потом она выбежала на улицу, когда посигналил Крис, – он заехал за Эмили, чтобы отвезти ее в школу. Я видел, как он поцеловал мою дочь, когда она села в машину. Эти два воспоминания не укладываются у меня в голове.
Селена пристально вгляделась в его лицо.
– Вы верите, что Крис Харт убил вашу дочь?
– Я не могу ответить на этот вопрос, – сказал Майкл, опустив глаза. – Если бы верил, первым бы оградил от него свою дочь. Никто не любил Эмили больше, чем я, – Он поднял глаза. – Может быть, только Крис.
Селена склонила голову.
– Вы разрешите побеседовать с вами еще раз, доктор Голд?
Майкл улыбнулся, чувствуя, как груз упал с плеч.
– С удовольствием, – ответил он.
Минуту Мэлани стояла на пороге комнаты дочери, глядя на обитую панелями дверь. Даже сквозь толстый слой краски было видно глубоко вырезанное ножом предупреждение «НЕ ВХОДИТЬ».
Эмили, наверное, было лет девять, когда она нацарапала это послание на двери универсальным ножом, за что и была наказана. Во-первых, за порчу двери, а во-вторых, за то, что взяла опасный инструмент из ящика письменного стола Майкла. Бели память Мэлани не подводила, она заставила дочь самолично перекрашивать дверь. Но даже если стереть слова, их смысл не исчезнет, и с того дня ни Майкл, ни Мэлани не входили в комнату дочери без стука.
Чувствуя себя глуповато, Мэлани подняла сжатую в кулак руку и дважды постучала, а потом повернула ручку двери. Насколько она знала, Майкл тоже не заходил в комнату дочери. Последней тут была полиция, неизвестно что искала. В любом случае, Мэлани не думала, что полицейские что-то отсюда забрали. Фотографии Криса до сих пор висели на зеркале над комодом, рукава его спортивной куртки продолжали обнимать подушку на кровати – Эмили говорила, что она пахнет Крисом. Книга, которую Эмили читала на урок английского, лежала открытой, обложкой вверх, на ночном столике. Выстиранная одежда, которую Мэлани отдала дочери, чтобы та убрала в шкаф, так и лежала на краю письменного стола.
Мэлани вздохнула, взяла сверху первую вещь и стала раскладывать все по ящикам. Потом встала в центре комнаты и огляделась, пытаясь решить, что делать дальше.
Она еще не была готова уничтожить следы тога, что всего несколько недель назад здесь жила – спала и дышала – Эмили. Но были в этой комнате предметы, наличие которых она больше не могла выносить.
Мэлани стала срывать с зеркала фотографии Криса. И гадала: «Любит, не любит». Собрала снимки в кучу, положила на кровать, потом взяла с подушки куртку, свернула в клубок. Аккуратно отклеила липкую ленту от шаржа, который висел на двери шкафа и на котором были изображены Эмили с Крисом, и тоже добавила к сложенному на кровати. Потом, довольная делом рук своих, огляделась, чтобы найти, во что это все упаковать.
Если бы Мэлани не потянулась за одной из пустых обувных коробок за платяным шкафом, то никогда бы не заметила дыру в штукатурке. Она стояла на коленях и на ощупь искала коробку, когда почувствовала, как рука проходит сквозь стену.
На ум тут же пришли крысы, жуки и летучие мыши, но она с облегчением обнаружила, что ее пальцы нащупали единственный предмет – что-то твердое, и оно не двигалось. Она вытащила книгу в тканевом переплете. Книга упала и раскрылась, явив знакомый аккуратный почерк Эмили.
– Вот уж не думала, что она продолжает хранить дневник, – пробормотала Мэлани.
Когда Эмили была младше, она вела дневник, но уже несколько лет Мэлани не видела, чтобы дочь делала в нем записи. Мэлани открыла последнюю страницу, потом вернулась на первую и поняла, что записи совсем свежие. Дневник начат чуть больше полутора лет назад, последняя запись сделана за день до смерти Эмили.
Чувствуя себя очень некомфортно, Мэлани начала читать. Многие записи рассказывали о произошедшем за день, но некоторые предложения так и бросались в глаза.
Иногда мне кажется, что я целуюсь сродным братом, но как ему сказать об этом?
Я должна посмотреть Крису в глаза, чтобы понять, что я должна чувствовать, но потом я остаток ночи корю себя за то, что этого не сделала.
Мне опять приснился этот сон. Тот, от которого я чувствую себя нечистой.
Какой сон? Мэлани перелистала несколько страниц назад, потом вперед. И прежде чем смогла найти упоминание об этом сне, поймала себя на том, что читает о ночи, когда ее дочь утратила невинность.
Эмили впервые занималась любовью на том самом месте, где ее убили.
Мэлани прочла дневник от корки до корки, потеряв счет времени. У нее опустились руки, когда она дошла до последней страницы, записи, которую сделала Эмили в день смерти.
Если я расскажу ему, он женится на мне. Все просто.
Она имела в виду ребенка. Это было ясно, даже если именно это слово на странице и не упоминалось. Значит, седьмого ноября, когда была сделана запись, Эмили еще не рассказала Крису, что беременна. Как и не призналась своим родителям.
Барри Делани строит свое обвинение против Криса на этом ребенке: он хотел убить Эмили, чтобы избавиться от ребенка. Но как он мог избавиться от ребенка, о существовании которого даже не знал?
Мэлани, чувствуя слабость, закрыла дневник. Ее разум требовал возмездия, она так пылала справедливым гневом, что не заметила, что в дневнике Эмили не сказала «прощай».
Мэлани собрала фотографии Криса, которые сорвала с зеркала, завернула в куртку и завязала узлом. Потом спустилась вниз с дневником под мышкой и с курткой в руке. Прошла в бывшую гостиную, где не было никаких гостей, а находился единственный в доме камин.
Эй все годы жизни в этом доме они разжигали его раза четыре. В кухне была дровяная печь, поэтому камин казался излишним, особенно в комнате, где стояла неудобная мебель времен королевы Анны, доставшаяся Голдам от одного из забытых родственников. Мэлани опустилась на колени и разбросала снимки на железной решетке, а куртку положила наверх. Принесла из кухни коробок спичек, развела огонь и стала наблюдать за тем, как пламя лижет фотографии Криса, прячется в складках спортивной куртки, а потом вырывается высокими голубыми языками. Следом она бросила на решетку дневник и, скрестив руки на груди, смотрела, пока переплет не покрутило, а страницы не превратились в пепел.
– Мэлани!
Вернулся с работы Майкл, по дому раздавались его шаги. Наконец он вошел в небольшую, редко посещаемую гостиную. Сначала взглянул на тлеющий камин, потом на жену.
– Что ты делаешь?
Мэлани пожала плечами.
– Я замерзла, – ответила она.
Прошлое
Сентябрь 1997 года
В правой руке тренер Крулл держал банан. В левой – презерватив.
– Дамы и господа, – возвестил он, – возьмите свои образцы.
По классу пробежал смешок, когда ученики, сидевшие по двое, стали разрывать упаковки с презервативами фирмы «Троджан». Эмили даже пришлось воспользоваться для этого зубами. Мальчик за соседней партой наблюдал за тем, как она кусает фольгу.
– Ой! – поморщился он.
Хезер Берне, подруга Эмили и ее напарница на этом смешном уроке по санитарному просвещению, захихикала.
– Он прав, – прошептала она. – Зачем рвать упаковку зубами?
Эмили залилась краской стыда, в миллионный раз благодаря Господа, что сидит на этом уроке с Хезер, а не с Крисом. Задание само по себе было не из приятных, но заниматься этим вместе с Крисом… Да она сгорела бы от стыда!
Санитарное просвещение – обязательный предмет для старшеклассников, хотя, многие из них уже несколько лет (задолго до того, как вошли в этот класс) надевали презервативы на настоящие пенисы. Тот факт, что эти уроки вели тренеры. старшей школы, например тренер по плаванию мистер Крулл, делал эти занятия еще менее приятными. Стоит сказать, что все тренеры были толстыми мужиками лет пятидесяти. Какую бы мудрость они ни передавали подросткам касательно полового воспитания, все воспринималось с изрядной долей скепсиса. Откровенно говоря, радовало одно: как тренер Крулл запинался при слове «менструация».
Тренер поднес свисток к губам и дунул. Поднялась суматоха, когда нежные руки натягивали тридцать презервативов на тридцать бананов. Сдвинув брови, Эмили погладила желтую кожуру банана, пытаясь разгладить морщины на презервативе.
– Ой! Мой банан сломался! – закричал один мальчик.
Кто-то захихикал:
– Такое с тобой частенько случается, Макмеррей?
Эмили натянула презерватив до конца банана.
– Готово, – вздохнула она.
Хезер вскочила с места.
– Мы первые! – воскликнула она.
Все присутствующие повернулись к ним. Тренер Крулл по проходу направился к их парте.
– Ну-ка посмотрим. У нас осталось достаточно места наверху, как и должно быть. И презерватив не сбился набок… и аккуратно натянут до самого конца. Дамы, – произнес он, – мои поздравления!
– Что ж, – произнес Макмеррей, жуя свой банан, – теперь мы знаем, почему Хезер Бернс.[9]9
Здесь обыгрывается одно из значений слова «burn» – гонки, бешеная езда.
[Закрыть]
Класс рассмеялся удачной шутке.
– Помечтай, Джо, – ответила Хезер, тряхнув волосами.
Тренер Крулл дал Эмили и Хезер по шоколадному батончику «Скор». Интересно, он тоже решил над ними подшутить?
– В реальной жизни, – вещал тренер Крулл, – надевать презерватив нужно без спешки. – Он ухмыльнулся и добавил: – Хотя иногда хочется побыстрее. – Он поднял с пола банановую кожуру и бросил в мусорное ведро. – При правильном – Подчеркиваю, правильном! – использовании… Мы знаем, что использование презерватива – лучший способ уберечься от СПИДа и заболеваний, передаваемых половым путем, но эффективность его как средства за контролем рождаемости составляет всего семьдесят пять процентов. Не очень-то надежный способ. По крайней мере, так считают те двадцать пять процентов женщин» которые все-таки забеременели. Поэтому, если выбираете презерватив, продумайте и запасной вариант.
Пока тренер Крулл говорил, Хезер развернула свой батончик и надкусила его. Эмили переглянулась с подругой и едва заметно улыбнулась.
– Вот так-то! – произнесла она одними губами.
С колотящимся сердцем Эмили заперла дверь ванной и достала из-под рубашки картонную упаковку. Потерла живот в том месте, где надавила коробочка, потом положила ее на полочку над раковиной и стала читать.
«Достаньте тест-полоску. Внимательно прочитайте инструкцию, прежде чем проводить тест».
Дрожащими руками Эмили достала упаковку из фольги. Тест-полоска представляла собой узкий длинный кусок пластмассы со срезанным на конце тампоном и двумя окошечками чуть выше.
«Подставьте конец тест-полоски под струю мочи на десять секунд».
Кто сможет писать на полоску десять секунд?
«Положите тест-полоску в держатель и подождите три минуты. Вы поймете, что тест начал работать, когда в первом окошке появится голубая, контрольная, полоска. Если вы заметили, что во втором окошке появилась голубая полоска (даже едва заметная) – вы беременны. Если во втором окошке полоска не появилась, значит, вы не беременны».
Эмили спустила джинсы и села на унитаз, подставив полоску между ног. Она закрыла глаза и попыталась писать медленно, но досчитала лишь до четырех – ее мочевой пузырь оказался пуст. Потом она взяла полоску – капли мочи все еще оставались на пластмассе – и положила в пластмассовый держатель.
Три минуты показались вечностью.
Она увидела, как в первом окошке показалась контрольная полоска, и подумала: «Мы всегда были осторожны».
Потом она услышала голос тренера Крулла: «Эффективность его как средства за контролем рождаемости составляет всего семьдесят пять процентов. Не очень-то надежный способ. По крайней мере, так считают те двадцать пять процентов женщин, которые все-таки забеременели».
Вторая полоска походила на тонюсенький волосок, но несла в себе нестерпимую боль. Эмили согнулась пополам, прижав руку к животу и глядя на упаковку единственного в жизни теста, который ей так хотелось провалить.
Мышцы на спине Криса блестели от напряжения, а из-за его плеч Эмили не видела луну, пока он нависал над ней. Она прижалась к нему бедрами с жестоким желанием, чтобы он выбил из нее ЭТО, но Крис расценил ее жест как страсть и глубоко и медленно вошел в нее. Она отвернулась, но продолжала чувствовать его – его таран. Почувствовала, как его рука проскользнула у нее между ног, – Крис не любил, когда она лежала бревном, – и сомкнула ноги, забыв, что должна расслабиться.
– Тихо-тихо, – успокоил он, настолько глубоко войдя в нее, что она ощущала невыносимое давление, как будто это существо внутри нее выталкивало Криса из своих владений.
Внезапно Крис дернулся, и Эмили – она всегда так поступала, когда он кончал, – крепко обхватила его руками и ногами и прижала к себе. Он тяжело лежал на ней – словно камень на сердце, выдавливая воздух из ее легких, а с воздухом и ее тайну.
Кабинет планирования семьи находился как раз по ходу следования автобуса, соединяющего Бейнбридж и несколько городков поменьше на юге и востоке. В приемном покое сидели представительницы различных рас, некоторые женщины пришли одни, других привели родители, одни с животами, другие плакали, закрыв лицо руками. Но ни одной такой, как Эмили, – богатенькой девочки из спального района, где подобных вещей не случается.
– Эмили! – выкрикнула ее имя консультант – профессиональная медсестра по имени Стефани Ньювелл. Она взяла у нее куртку, и Эмили проследовала за медсестрой в небольшой уютный кабинет.
– Что ж, – начала Стефани, усаживаясь напротив Эмили, – ты беременна. Судя по всему, срок недель шесть. – Она помолчала, изучая лицо Эмили. – Похоже, тебя эта новость не обрадовала.
– Не очень, – прошептала Эмили.
До настоящего момента Эмили все еще не верила в реальность произошедшего. Всегда существует вероятность ошибки в этих домашних тестах на определение беременности, надежда на то, что это всего лишь дурной сон и ничего больше. Но когда незнакомая женщина говорит тебе, что все это правда, – доказательство неопровержимо.
– Ты сообщила отцу?
Эмили отметила, как-то отстраненно, мимоходом, что никто не употребляет слово «ребенок». «Беременна» – конечно. «Отец» – да. Но на всякий случай она решила не делать хорошую мину при плохой игре.
– Нет, – бросила она.
– Тебе решать, – мягко сказала Стефани, – но через подобное легче проходить – что бы ты ни выбрала, рожать или нет, – когда рядом близкий человек.
– Я не стану ему сообщать, – решительно заявила Эмили, осознав, что говорит истинную правду. – Он не в курсе.
– Он не в курсе, – продолжала докапываться Стефани, – или ты не хочешь ничего ему говорить?
Эмили повернулась к медсестре.
– Я не могу оставить этого ребенка, – категорично ответила она. – В следующем году я поступаю в колледж.
Стефани кивнула без всякого осуждения.
– Как один из выходов мы предлагаем сделать аборт, – сказала она. – Это стоит триста двадцать пять долларов. Сумму необходимо внести перед операцией.
Эмили побледнела. Она не думала, что операция бесплатная, но чтобы это стоило таких денег. Ей придется обратиться к родителям… или к Крису… а это невозможно.
Она ухватилась за край рубашки и скомкала его в ладонях. Она всю жизнь жила, пытаясь соответствовать чужим идеалам. Идеальная дочь, подающая надежды художница, лучшая подруга, первая любовь. Она так старалась оправдывать чужие ожидания, что на самом деле ей понадобилось несколько дет, чтобы вспомнить, что все вокруг – сплошной фарс. Она не идеальная, совсем не идеальная, и внешняя оболочка совершенно не соответствует внутреннему содержанию. Глубоко внутри она была грязной, вот поэтому с ней и происходят подобные вещи.
– Триста двадцать пять долларов, – повторила она. – Хорошо.
В конечном итоге все оказалось намного проще. Сначала она хотела обратиться к Крису и попросить его достать для нее деньги, но он бы стал расспрашивать зачем. Даже если бы она ответила, что не хочет это обсуждать, он бы все равно догадался. Зачем еще может понадобиться столько наличных семнадцатилетней девушке? К тому же быстро!
Поэтому Эмили поставила будильник на два ночи. Тайком спустилась вниз и порылась в мамином кошельке. Нашла чековую книжку, оторвала чек № 688 и выписала его на всю сумму, с легкостью подделав подпись Мэлани. Мама пользовалась чековой книжкой только для того, чтобы оплачивать счета, а это случалось раз в месяц. К тому времени, как Мэлани сломает голову, вспоминая, на что выписала чек № 688, все уже будет позади.
На следующий день после школы Эмили попросила Криса отвезти ее в банк. Она сказала, что должна обналичить деньги для мамы. Кассир прекрасно ее знал – в Бейнбридже все друг друга знают. И Эмили вернулась домой богаче на триста двадцать пять долларов.
За день до того, как Эмили была записана на аборт, они с Крисом пошли на озеро, на пляж. Для сентября дул нежный ветерок – бабье лето, ночь затянула небо словно дымка, принеся невесомую темноту. Эмили постоянно ерзала и отвлекалась: ей казалось, что кожа слишком мала для ее тела, и она была убеждена, что чувствует, как внутри у нее растет живое существо. В отчаянной попытке отвлечься от мрачных мыслей она набросилась на Криса и стала неистово его целовать – в какое-то мгновение он отпрянул и недоуменно посмотрел на нее.
– Что? – спросила она.
Но Крис только покачал головой.
– Ничего, – пробормотал он. – Просто ты сама на себя не похожа.
– А на кого я похожа? – спросила она.
Крис улыбнулся.
– На мою самую смелую мечту, – ответил он, зарывшись руками в ее волосы.
Потом он резко потянул Эмили на себя, и ее ноги оказались по обе стороны от него.
– Сядь, – попросил он.
Эмили села и почувствовала, как он легко вошел в нее.
Слишком быстро. Эмили тут же схватила Криса за плечи и откинулась назад, пытаясь соскочить.
– Ой, как хорошо… – прошептал Крис, его голова была повернута набок.
Эмили замерла, а потом, направляемая руками Криса, лежащими у нее на бедрах, робко задвигалась взад-вперед.
– Ты похожа на кентавра, – сказал он.
И она, как это ни удивительно, засмеялась.
В тот момент, когда Крис вошел глубже, стало еще хуже. Они шутили, как раньше. Можно было подумать, что они дурачатся, как делали, когда были еще детьми, практически братом и сестрой. Но они не дурачились, они не брат и сестра, значит, это нормально, что они занимаются сексом. Разве нет?
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.