Текст книги "Любовь и война. Великая сага. Книга 2"

Глава 21

Стэнли доставал образцы из саквояжа, стоявшего на грязном полу, и ставил их на стол – совершенно пустой, даже без единого листка бумаги. Фабрика давно не работала, и производство было остановлено. Агент по недвижимости направил чету Хазард сюда вскоре после их прибытия в Линн.

Человек, который сидел за столом, служил здесь кем-то вроде временного сторожа. Это был высокий краснощекий мужчина с седыми волосами и солидным брюшком. Стэнли дал бы ему лет пятьдесят пять. Живость, с которой он разглядывал образцы, говорила о том, что праздность ему порядком поднадоела.

– В стиле Джефферсона, – сказал он, постукивая пальцем по невысокому голенищу. – Годится как для кавалерии, так и для пехоты.

– Вы знаете свое дело, мистер Пеннифорд, – со льстивой улыбкой откликнулся Стэнли.

Он не доверял уроженцам Новой Англии – люди, говорившие с таким подозрительным акцентом, не могли быть нормальными, – но этот человек был ему нужен. – Такие ботинки наверняка будут пользоваться большим спросом и принесут хорошую прибыль.

– Ради всего святого, Стэнли, называй их правильно. Это же сапоги! – раздраженно сказала Изабель, стоявшая у окна.

Свет пасмурного дня, сочившийся сквозь замызганные стекла, не красил ее; снаружи июньский ливень поливал крыши Линна.

– Правительство это слово не использует, – с тайным удовольствием возразил жене Стэнли.

Пеннифорд поддержал его:

– В военных кругах, миссис Хазард, словом «сапоги» обычно называют обувь для дам. Лично я считаю, что это довольно странно. Меня вообще поражает, как много странного сейчас в Вашингтоне…

– Нельзя ли ближе к делу, мистер Пеннифорд? – перебил его Стэнли. – Скажите, способна ли эта ржавая машинерия внизу произвести большое количество таких же пар, только чтобы это было быстро и дешево?

– Быстро? О-хо-хо… Ну, если только произвести кое-какой ремонт, который нынешние владельцы не могут себе позволить. Дешево? – Он потер один из образцов пальцем. – Дешевле этого уже ничего быть не может. Две дырки для шнурка, а верх к подошве так просто гвоздями прибит. – Одним сильным движением он разделил правый ботинок надвое. – Это просто позор для всего сапожного ремесла. Не хотелось бы мне оказаться на месте бедного солдатика, который в такой обувке попадет в дождь или снег. Если Вашингтон считает нормальным снабжать такой дрянью наших славных парней, то Вашингтон не просто странный – он заслуживает презрения.

– Прошу вас, избавьте меня от нравоучений, – отмахнулся Стэнли, начиная закипать. – Может компания «Обувь Лэшбрука» шить такие башмаки или нет?

– О-хо-хо… – снова вздохнул Пеннифорд, а потом вдруг наклонился вперед, напугав Стэнли. – Мы можем сделать намного лучше. Есть один парень, Лайман Блейк его зовут, он придумал такую чудо-машинку, какой я в нашем ремесле никогда не видел, а я, слава Богу, в сапожном деле с девяти лет. Так вот, эта машинка сшивает подошву с заготовкой – быстро, аккуратно и надежно. Скоро такие машины начнет производить другой человек – у Блейка нет капитала, и он продал свою идею. Держу пари, что уже через год это изобретение вернет к жизни не только обувное производство, но и весь штат.

– Не совсем так, мистер Пеннифорд. – Холодная улыбка Изабель слегка остудила его пыл. – Что действительно может вернуть процветание и вашему любимому делу, и Массачусетсу, так это продолжительная война и контракты, которые можно получить только с помощью влиятельных людей – таких, как мой муж.

Щеки Пеннифорда налились краской, как спелые яблоки. Встревожившись, Стэнли быстро сказал:

– Мистер Пеннифорд просто хочет быть полезным, Изабель. Вы ведь здесь останетесь, Дик? Будете управлять фабрикой, как делали до ее закрытия?

Некоторое время Пеннифорд молчал. Наконец он заговорил:

– Мне бы не хотелось делать такую работу, мистер Хазард. Но, скажу вам честно, у меня девять детей, которых нужно кормить и одевать, а разорившихся фабрик в Линне хватает, и работы мало. Я останусь, но при одном условии. Вы должны разрешить мне вести дела по-своему и не вмешиваться, пока я произвожу оговоренный товар в оговоренном количестве и в оговоренные сроки.

Стэнли хлопнул ладонью по столу:

– Договорились!

– Думаю, всю фабрику вы сможете получить за двести тысяч, – добавил Пеннифорд. – Вдова Лэшбрука очень нуждается в деньгах.

– Мы немедленно навестим собственников.

Сделка была завершена к полудню следующего дня без каких-либо споров. Стэнли чувствовал настоящую эйфорию, когда помогал Изабель войти в поезд на закопченном вокзале. Позже, когда они уже сидели в душном вагоне-ресторане и Стэнли с аппетитом уплетал яичницу с беконом, несмотря на то что Изабель считала его вкусы плебейскими, он с восторгом сказал жене:

– Этот Дик Пеннифорд для нас настоящая находка! А что ты думаешь о покупке этих новых машин, о которых он говорил?

– Нужно как следует все взвесить. – Разумеется, имелось в виду, что взвешивать будет она. – Нас не должна волновать прочность этих ботинок, нужно просто производить их столько, чтобы получать прибыль. Если новые машины ускорят производство – ну, тогда, возможно, их стоит приобрести.

– Мы получим прибыль! – воскликнул Стэнли, когда поезд покачнулся на повороте под протяжный гудок паровоза; летний ливень все еще продолжался, крупные капли разбивались о стекло окна рядом с их столиком. – Я уверен в этом. Нет, ты только представь! – Он ткнул вилкой в яичницу и отправил в рот солидный кусок, не переставая говорить. – Мы с тобой совсем скоро станем образцовыми примерами тех, кого босс называет патриотами!

– И кого же он так называет?

– Людей, которые вселяют уважение к старому флагу и ассигнованиям.

Он продолжал энергично жевать, а Изабель задумалась. Так и не притронувшись к своей жареной рыбе и даже не сняв перчаток, она сидела, сложив руки под подбородком, и не отрывала взгляда от проплывавшего мимо унылого пейзажа за окном.

– Мы должны мыслить шире, Стэнли, – наконец сказала она.

– О чем ты?

– Перед отъездом из Вашингтона я слышала одну интересную сплетню. Говорят, некоторые промышленники ищут пути, чтобы наладить торговлю с Конфедерацией в случае затяжной войны.

От изумления Стэнли даже выронил вилку, и она с громким стуком ударилась о фарфор.

– Ты ведь не хочешь сказать… – потрясенно проговорил он.

– Как тебе такой план? – как ни в чем не бывало перебила его Изабель, понизив голос. – Представь, что военная обувь частным образом обменивается на хлопок. Сколько обувных фабрик на Юге? Всего ничего, я уверена. А теперь представь спрос и цену, которую ты сможешь получить за тюк хлопка, если перепродашь его здесь. Умножь эту цену на несколько тысяч и вот тогда подумай о прибыли. Она огромна.

– Но такая торговля может быть… – Стэнли почувствовал, как кто-то подошел к столику, и поднял голову. – Мы еще не закончили, юноша. – Он бросил на чернокожего официанта яростный взгляд, и тот сразу ушел. – Она может быть опасна, Изабель, – прошептал он, наклонившись к жене, отчего край столешницы врезался ему в живот. – Хуже того – это предательство.

– А еще прекрасный способ не просто получить прибыль, а заработать целое состояние. – Она легонько похлопала его по пухлой руке, словно заботливая мать, объясняющая что-то своему непонятливому ребенку. – Не отказывайся от такой возможности вот так, сгоряча, милый.

Он и не отказывался.

– Доедай яичницу, пока не остыла.

Он послушно доел.

Глава 22

Он проснулся от какого-то слабого звука и в первую секунду подумал, что это где-то далеко. Напротив посапывал Амбруаз, выводя свои характерные рулады, представляющие собой отвратительную смесь из жужжания и посвистываний.

Чарльз лежал на правом боку. Белье промокло от пота. Духота была ужасающей. Он уже хотел протянуть руку, чтобы толкнуть Амбруаза и прекратить концерт, как вдруг тот же звук, что разбудил его, повторился. Это был гул ночных насекомых и что-то еще… Чарльз задержал дыхание и замер.

Даже вжавшись щекой в подушку, он видел вход в палатку. Полог был откинут. Чей-то силуэт на мгновение перекрыл свет фонаря караульни. Чарльз услышал дыхание незваного гостя.

«Он пришел за саблей».

Обернутая промасленной бумагой сабля лежала на маленьком сундучке в изножье его походной кровати.

«Надо было найти место понадежнее…»

Чарльз собрался с духом, хотя где-то внутри все-таки шевельнулся страх. Из его положения трудно было подняться внезапно, но он сделал это, резко согнувшись в талии. Уже стоя на ногах, он издал громкий рык, надеясь тем самым напугать вора, но вместо этого разбудил Амбруаза. Тот громко завизжал, когда Чарльз прыгнул на скрытого темнотой человека, который уже протягивал руку к сабле.

– А ну, отдай, мерзавец!

Грабитель двинул его локтем по лицу. Из левой ноздри хлынула кровь. Чарльз пошатнулся, а вор выскочил на дорожку с аккуратно расставленными палатками и побежал налево, в сторону от освещенного фонарем караульного поста. Чувствуя, как по лицу течет пот, смешиваясь с кровью, Чарльз погнался за ним.

Ему удалось немного разглядеть злоумышленника. Это был плотный мужчина в белых гетрах. Один из луизианских Тигров Роба Уита! Чарльз вспомнил о предостережении Сербаковского. Но накануне, ужиная с князем, он был слишком расслаблен, чтобы заметить слежку; у него даже мысли не возникло, что кто-то мог видеть саблю, когда подслушивал их разговор, прячась в темноте за москитной сеткой.

Он бежал что было сил. Из носа на верхнюю губу стекала кровь, и он сплевывал ее, не замедляя шага. Бежать по неровной каменистой дороге босыми ступнями было больно, но он не останавливался. Вор оглянулся; его лицо в темноте было похоже на размытое пятно. Чарльз услышал пронзительный крик Амбруаза как раз в тот момент, когда рывком бросился вперед, и его ноги оторвались от земли за мгновение до того, как руки вцепились в пояс бело-синих шаровар.

Крепко выругавшись, грабитель упал лицом вниз; Чарльз рухнул на него сверху, с силой припечатав его ноги к земле. Мужчина выронил саблю и попытался высвободиться, яростно дергая ногами. Наконец ему удалось пнуть Чарльза сапогом по голове, и, пока тот приходил в себя, грабитель вскочил.

Еще не отойдя от удара, Чарльз все-таки схватил зуава за левую ногу и сильным рывком снова подсек его, но, падая, луизианец успел выхватить из-за пояса огромный боуи. Чарльз чудом увернулся от лезвия, которое могло срезать ему полщеки.

Тигр толкнул его, и Чарльз упал, ударившись головой о камень.

– Караульный! – вопил Амбруаз. – Караульный!

Чарльз вполне мог и не дождаться помощи – он слишком хорошо разглядел грабителя, и тому было выгоднее не оставлять его в живых.

Зуав встал двумя коленями ему на грудь. У него было круглое курносое лицо с загнутыми усами. Пахло от него луком и грязью.

– Ах ты, хлыщ каролинский! – прорычал он, сжимая нож двумя ладонями и направляя острие на горло Чарльза.

Чарльз в отчаянии сцепил руки под его запястьями и попытался отвести удар. Черт, до чего же силен этот мерзавец! Зуав передвинул одно колено на пах Чарльзу и надавил изо всей силы. Почти ослепнув от пота и боли, Чарльз едва видел нож, который был уже в трех дюймах от его подбородка.

В двух дюймах… В одном…

– Боже… – застонал Чарльз, и на глазах его выступили слезы – колено давило все сильнее.

Еще мгновение – и ему перережут горло. Чарльз снова попытался оттолкнуть руку с ножом – теперь уже одной рукой, потому что если поднять вторую…

Он чуть шевельнул левой рукой. Нож продолжал опускаться. И тогда Чарльз нащупал волосы зуава и с силой дернул за них. От неожиданности грабитель громко вскрикнул и ослабил хватку. Вспотевшие пальцы выпустили нож, и, падая, он слегка оцарапал Чарльзу ребра слева. Когда вор попытался встать, Чарльз схватил нож и вонзил лезвие ему в бедро на три дюйма.

Зуав закричал еще громче. Потом быстро перевернулся, вскочил и кинулся в заросли бурьяна за последней палаткой; нож так и торчал из его нарядных полосатых шаровар.

– Капитан Мэйн, вы как, в порядке?

Вставая, Чарльз кивнул рядовому, который первым добежал до него; остальные уже высыпали из палаток и тоже спешили к ним. Из бурьяна доносились громкие стоны и чертыхания.

– Отведите его в лазарет, пусть врачи заштопают ему ногу. Да, и на вторую пусть наденут цепь, а то сбежит до того, как пойдет под трибунал.

– А что он сделал, сэр? – спросил рядовой.

Чарльз запястьем отер с лица кровь.

– Пытался украсть мою саблю.

«Никакого кодекса чести у этих новобранцев, – с горечью подумал Чарльз. – Может, я просто дурак, что надеюсь на войну по правилам?» Он подобрал с земли саблю в ножнах там, где она упала, и, прихрамывая, пошел к своей палатке.

Амбруаз уже окончательно проснулся, был очень возбужден и явно хотел поговорить о том, что случилось. Однако Чарльзу было не до разговоров. Продолжая прижимать к носу обрывок тряпки, он дождался, когда остановится кровь, а потом сказал, что очень устал и ляжет спать. Но не успел он уснуть, как снова вскочил от какого-то шума.

– Да что же это такое, в самом деле? – возмутился он.

Причина шума проявилась быстро. Снаружи нестройный хор мужских голосов распевал «Скачки в Кэмптоне», да так громко, что их можно было услышать в Ричмонде.

– Это серенада в твою честь, Чарли, – прошептал Амбруаз. – Твои ребята. Если не выйдешь и не послушаешь, они обидятся.

Не ожидая ничего хорошего и едва живой от усталости, Чарльз неохотно вышел из палатки и сам поразился, насколько потрясла его та дань уважения, которую пришли выразить его солдаты. Ветер с побережья развеял туман, на небе показалась луна, и он отчетливо видел лица людей, стоявших перед ним. Должно быть, они услышали о происшествии и теперь чествовали своего командира традиционным способом.

Некоторые из них, мысленно уточнил Чарльз; он насчитал одиннадцать человек.

Амбруаз приплясывал, как мальчишка, аккомпанируя певцам на флейте. Чарльз сказал ему, обернувшись через плечо:

– За серенаду обычно положена награда. Достанешь наш личный запас виски?

– С радостью, Чарли! Конечно достану.

Его подчиненные наконец-то признали его. Что ж, пока это продолжается, он может хотя бы получить удовольствие.

Глава 23

Джордж приехал в Вашингтон в понедельник, первого июля. Поселившись в отеле, он нанял экипаж и отправился в район огромных домов, стоявших далеко друг от друга на больших участках земли. Кучер показал ему резиденцию Маленького Гиганта, где тот жил так недолго. Стивен Дуглас умер в июне, до последних дней поддерживая президента, соперником которого он был всего год назад, когда тоже выставлял свою кандидатуру.

Свободного жилья в Вашингтоне почти не осталось. Стэнли и Изабель просто повезло, когда они случайно услышали об одной вдове со слабым здоровьем, которая больше не могла жить одна. Она переехала к родственнице, а Стэнли подписал договор о годовой аренде ее дома. Об этом он сообщил в своем недавнем письме, чопорный тон которого заставил Джорджа предположить, что оно написано по настоянию Кэмерона – вероятно, чтобы сохранить в его ведомстве благоприятную атмосферу. «С какой стати этот старый бандит вмешивается?» – с раздражением подумал Джордж. И все же письмо, где был указан адрес, требовало какого-то отклика, то есть обязательного визита, столь же привлекательного, как осуждение на казнь.

– Неплохой домик, – сказал кучер, когда они подъехали.

«Неплохой домик» Стэнли оказался шикарным особняком, как и все дома поблизости.

Дворецкий сообщил Джорджу, что мистер и миссис Хазард уехали в Новую Англию. Держался он высокомерно и даже чуть снисходительно. Наверное, берет пример с Изабель, подумал Джордж с веселым раздражением.

В холле он заметил нераспакованные ящики. Очевидно, семья Стэнли переехала сюда совсем недавно. Джордж оставил слуге свою карточку и снова сел в карету. Приезжать во второй раз не было необходимости – во всяком случае, в ближайшее время.

Обедая в ресторане отеля, Джордж случайно услышал разговор о старом генерале Паттерсоне, который, по слухам, собирался выступить из Харперс-Ферри в долину Шенандоа. В своем номере Джордж попытался прочитать последний номер «Сайнтифик Америкэн», но не смог сосредоточиться. Он нервничал из-за встречи, назначенной на завтрашнее утро.

В половине десятого он подъехал к пятиэтажному зданию Уиндер-билдинг на углу Семнадцатой улицы, напротив Президентского парка. Кирпичные стены были покрыты новой штукатуркой, на втором этаже появился балкон с кованой решеткой. Разглядывая новшества, Джордж решил, что им недостает стиля. Он не мог производить все железные изделия в Америке, но ему часто этого хотелось.

Он прошел мимо караульных, охранявших кабинеты важных правительственных чиновников; генерал Скотт был одним из них. Войти в это здание было все равно что нырнуть в море в солнечный день. Поднимаясь по темной железной лестнице, Джордж отметил дурное состояние деревянных панелей на стенах и облупившуюся краску.

Все скамейки второго этажа были заняты людьми в штатском, которые держали в руках пухлые папки или рулоны чертежей. С некими загадочными поручениями от двери к двери сновали служащие в форме или в гражданской одежде. Джордж остановил какого-то капитана, и тот указал ему нужную дверь, за которой оказалось просторное помещение с каменным полом, где царил ужасный беспорядок. За столами, выстроенными в длинные ряды, сидели люди; одни что-то вдохновенно писали, другие с серьезным видом перекладывали бумаги. Два лейтенанта спорили о глиняных моделях пушек.

Им с Уотерспуном все-таки удалось найти ошибку в процедуре отливки, да и создание банка продвигалось вполне гладко, поэтому Джордж приехал сюда с чистой совестью, хотя в какой-то момент испытал острое желание сбежать.

К нему подошел офицер средних лет, излучавший важность:

– Хазард? – (Джордж ответил утвердительно.) – Начальника артиллерийского управления пока нет. Я капитан Менадье. Вам придется немного подождать, можете присесть пока здесь, рядом со столом полковника Рипли. К сожалению, у меня нет времени, чтобы поговорить с вами. Я служу в этом управлении пятнадцать лет и ни разу не успевал вовремя подготовить все документы. Документы – проклятие Вашингтона.

Капитан отошел, переваливаясь с ноги на ногу, и начал что-то сосредоточенно искать в бумажных горах, украшавших его стол. Кто-то говорил Джорджу, что Менадье тоже выпускник Академии, но хотя и считалось, что вестпойнтовцы навсегда сохраняют верность кадетскому братству, для этого человека он был рад сделать исключение.

Через двадцать минут ожидания в коридоре послышались громкие голоса:

– Полковник Рипли!

– Уделите мне минуту, пожалуйста…

– Могу я показать вам это?..

– Нет времени!

Вслед за раздраженным голосом в комнате появился сам полковник Рипли, не менее раздраженный. Это был далеко не молодой человек с заостренными чертами лица. Родом он был из Коннектикута и окончил Академию в 1814 году. Начальник артиллерийского управления в свои шестьдесят шесть лет нес бремя службы с откровенным неудовольствием.

– Хазард, верно? – рявкнул он, когда Джордж встал. – Для вас у меня тоже мало времени. Хотите получить эту должность или нет? Пока побудете в чине капитана, потом выхлопочем вам внеочередное звание. Это нужно всем моим офицерам. Кэмерон хочет, чтобы вы служили здесь, так что, полагаю, ничего, кроме «да», вы сказать не можете.

Шляпа и перчатки за это время успели упасть на стол. Недовольный тон Рипли мог бы показаться забавным любому, кто не имел отношения к этому департаменту. Но здесь, в этой комнате с высоким потолком, при его появлении мгновенно повисла напряженная тишина – или это был страх?

– Садитесь, садитесь, – сказал полковник. – У завода Хазардов контракт с нашим управлением, не так ли?

– Да, сэр. И мы работаем по графику.

– Хорошо. Большинство наших поставщиков так бы не ответили. Что ж, спрашивайте. Поговорим, пока есть время. Мы с вами должны быть в парке через полчаса. Министр желает вас видеть, а поскольку именно он поставил меня на эту должность два месяца назад, мы пойдем туда вместе.

– У меня действительно есть один важный вопрос, полковник. Вы знаете, что я по профессии металлург. Как это может пригодиться мне здесь? Чем я буду заниматься?

– Прежде всего следить за выполнением контрактов по артиллерии. Кроме того, вы ведь руководите огромным производством, а значит, обладаете немалыми организаторскими способностями. Нам здесь такие качества очень пригодятся. Вы только взгляните на этот бедлам, который мне достался! – воскликнул он, красноречивым жестом обводя рукой комнату.

Менадье, чей стол стоял рядом, возобновил атаку на бумажные горы с торопливостью, близкой к исступлению.

– Я буду рад вашему присутствию здесь, Хазард, – продолжал Рипли, – если только вы не начнете докучать мне разными новомодными идеями. На них у меня нет времени. Самое лучшее оружие – это проверенное оружие.

Еще один Стэнли. Ярый противник перемен. Начало явно неутешительное. Джордж начал понимать, почему критики полковника называли его Рипли ван Винкль.

Они обсудили жалованье и сроки, в которые он смог бы приступить к своим обязанностям, то есть те подробности, которые Джордж как раз считал несущественными. Когда полковник посмотрел на карманные часы и сообщил, что они на две минуты опоздали на встречу с Кэмероном, настроение Джорджа уже было безнадежно испорчено.

Пробиваясь сквозь толпу просителей, они быстро пошли по коридору. Несколько самых настырных поставщиков побежали за Рипли вниз по лестнице, галдя, как чайки над рыбацкой лодкой. Один из них, кричавший что-то о своем великолепном центробежном пулемете, который обладает просто невиданной скорострельностью, размахивая рулоном из чертежей, даже сбил с Джорджа шляпу.

– Изобретатели! – кипел Рипли, когда они пересекали дорогу. – Их бы всех отправить назад в тот сумасшедший дом, из которого они сбежали…

Еще одно новшество, без сомнения бесившее полковника, сейчас парило над деревьями Президентского парка. Его пустая корзина для наблюдений была прикреплена к земле длинными канатами. Это был аэростат «Энтерпрайз», о котором в прошлом месяце много писали газеты. Здесь он был выставлен всего несколько дней назад; и, как говорили, Линкольн очень интересовался возможностью использования его для наблюдения за вражескими войсками.

Джордж с восторгом разглядывал аэростат, он видел такой только однажды на ярмарке в Бетлехеме. «Энтерпрайз» был сшит из ярких клиньев плотного шелка и наполнен водородом. Газ вырабатывался тут же, недалеко: среди деревьев, за толпой из мамаш с детьми, государственных чиновников и нескольких чернокожих, Джордж заметил фургон с деревянными цистернами, в которых серная кислота смешивалась с железными опилками.

Рипли прошествовал через толпу с таким видом, который, безусловно, должен был показать всем важность его персоны. Саймона Кэмерона они застали за беседой с каким-то мужчиной лет тридцати, в длинном льняном плаще. Еще до того, как все официальные церемонии представления были закончены, молодой человек порывисто схватил руку Джорджа и с чувством пожал ее:

– Я профессор Тадеуш Собески Константин Лоу. Для меня огромная честь познакомиться с вами, сэр. Хотя я живу в Нью-Гэмпшире, мне хорошо известно ваше имя, а также то, какое высокое положение вы занимаете в промышленном мире. Вы позволите мне изложить свой план создания разведывательных аэростатов? Я надеюсь, заинтересованные граждане его поддержат и главнокомандующий согласится…

– Генерал Скотт рассмотрит ваше предложение, – перебил его Кэмерон. – Вам больше незачем устраивать подобные демонстрации. – Улыбку старого политика следовало расценивать как намек на то, что подобные демонстрации недопустимы на правительственной территории. – Прошу меня извинить, профессор, но мне нужно обсудить дела с нашим гостем.

И он увлек Джорджа в сторону с таким видом, словно они были давними политическими союзниками, а не оппонентами. Рипли поспешил за ними.

– Неплохо поболтали с полковником, Джордж?

– Да, господин министр.

– Саймон. Мы же старые друзья. Послушайте… я знаю, вы со Стэнли не всегда ладите. Но ведь сейчас война, и мы должны на время забыть о наших личных распрях. Возьмите меня – я вообще никогда не думаю о прошлом. Кто уж там голосовал против меня в моем родном штате, а кто нет… – Небрежно взмахнув рукой, Кэмерон перешел к делу. – Рипли очень нужен человек для работы с поставщиками. Такой, чтобы хорошо знал металлургию и говорил с промышленниками на одном языке… – Он повернулся к Джорджу лицом, прищурившись от яркого июльского солнца, и после короткой паузы продолжил: – Если мы не хотим увидеть, как погибнет эта страна, мы все должны подставить плечи под тяжкую ношу борьбы за ее сохранение.

«Вот только не надо читать мне проповеди, прохвост несчастный», – подумал Джордж.

Но в то же самое время душа его откликнулась на призыв. Слова-то были правильные, и не важно, что их произносил не тот человек.

Стоявший рядом Рипли громко хмыкнул:

– Ну, Хазард? Что решили?

– Вы были очень любезны, посвятив меня в практическую сторону этой работы. Но я бы все-таки предпочел обдумать все как следует до завтрашнего дня.

– Что ж, вполне разумно, – согласился Кэмерон. – С нетерпением буду ждать вашего решения, Джордж. Уверен, оно меня порадует. – Он снова хлопнул гостя по плечу, после чего удалился.

На самом деле Джордж уже все решил. Да, он примет предложение, но возьмет с собой груз сомнений. Как бы это ни было глупо, он чувствовал, что поступает неблагородно, и это угнетало его.

Рипли обернулся на шум – профессор Лоу отгонял каких-то сорванцов от раскачивающейся корзины аэростата.

– Нет у нас времени на такую чушь во время войны, – недовольно сказал полковник, когда они с Джорджем выходили из парка. Что он имел в виду – аэростаты или детей, – Джордж уточнять не стал.

Позже в тот же день Джордж нанял лошадь и поехал на другой берег Потомака, следуя указаниям, данным ему Бретт. Однако найти строительную роту капитана Фармера ему так и не удалось, а поскольку дела требовали, чтобы он успел на семичасовой вечерний поезд, он неохотно повернул обратно. Повсюду рядом с фортификационными сооружениями он видел палаточные гарнизоны и солдат, занятых строевой подготовкой. Это напомнило ему Мексику, с одной только разницей – люди, неуклюже выполняющие команды «налево-направо-кругом», были уж слишком молоды.