Текст книги "Code. Носители"

Глава 33
Флик, Олдборо, Саффолк

Флик еще только предстояло пригубить шампанского, которое ей выдали на входе в главную галерею Олдборо.

Она обвела глазами выставочный зал с сотней-другой гостей; тут и там виднелись завсегдатаи паба. Поговорить бы с кем-нибудь об искусстве, да как, если знаешь о нем только секретную информацию? И где осели отнятые нацистами у евреев картины – у кого из английской знати, если точнее. И где якобы пропавшие, а на деле подаренные иностранным лидерам шедевры мэтров.

Тем не менее, даже неискушенного зрителя работы Элайджи поражали до глубины души. Здесь были и масляные полотна до потолка, и гравюрные портреты поменьше – и все до такой степени подробные, что магическим образом завораживали. Морщины, родинки, поры, ассиметричные брови, волосы в ушах, даже кривоватый зуб – здесь сочетались художественная безупречность и беспощадность. Барный набросок был в этом плане куда милосерднее.

Пуще остальных внимание приковал портрет рябого старика. Его нахмуренный лоб прореза́ли даже не морщины, а борозды; радужки хранили следы былой лазури. Флик не могла отвести взгляд – все представляла, как много радостей и невзгод выпало на долю человека с таким лицом.

И все бы ничего, да портрет обрывался на левой половине.

– Это Джейкоб, – раздалось за спиной.

У Флик по рукам побежали мурашки. Она резко повернулась и увидела перед собой Элайджу. От его полуулыбки в животе запорхали бабочки. Взгляд скользнул на три расстегнутые пуговицы его черной рубашки. До чего тянуло ее сорвать!

– Джейкоб? Кто это? – с напускным равнодушием поинтересовалась Флик.

– Местный. Всю жизнь тут прожил.

– А сейчас он где?

Элайджа поднял глаза к потолку, затем опустил в пол и пожал плечами.

– Такой дедуля куда угодно мог попасть. То, бывало, радушием осыплет, то всю душу из тебя вытащит – совершенно непредсказуемый старикан был. Но внешность очень колоритная.

– Что с ним случилось?

– Умер за штурвалом своего баркаса. Всю жизнь ловил омаров, а однажды не вернулся. Береговая охрана нашла баркас, а там он в рубке на полу. Сердечный приступ.

– Хорошая смерть, – протянула Флик. – Умер за любимым занятием… – На секунду в уме возник Кристофер. У него было так же: умер, убивая. – А почему портрет не окончен?

– Можно было окончить по памяти и фотографиям – эскизы уже были. Но в незавершенности есть своя изюминка. Неизвестное манит.

– О дяде своем рассказываешь? – вмешался Мик, владелец «Лисы и гончих». – Забавный был малый.

Флик подняла брови, недоумевая, почему Элайджа умолчал о родстве.

– О чем и речь, – продолжил он. – Чужие тайны притягательны. На воздух со мной не хотите?

– А ваша выставка?

– Моя выставка – мои правила. Мы пойдем, Мик.

Из соседнего помещения вынырнула Грейс и подмигнула Флик. Элайджа через длинный коридор и подсобку вывел ее на задний дворик с клумбами и лужайкой, очерченной деревянным бордюром. Затем жестом пригласил присесть.

– Почему на картинах нет ценников? – начала Флик, толком не поняв, с какой стати завела разговор о деньгах.

– А что, купить хотите?

– Мне столько за год не накопить.

– Ценников нет, потому что картины не продаются.

– Так это не выставка-продажа?

– Такая у меня традиция, а я в этом плане страшный консерватор. Выставляюсь дома, чтобы выяснить, к каким картинам больше всего тянет земляков. На будущее. В данном случае – перед большой выставкой в Бирмингеме через пару недель. Ваш портрет стал бы ее жемчужиной.

– Я уже позировала, не подозревая. В баре.

– То был беглый набросок.

– И тем не менее.

– Значит, твердое «нет»?

– Увы, – со смешком ответила Флик. – Благодарю, но нет.

Картина привлечет к ней лишнее внимание. Опасно.

– Уже второй раз за неделю вы мне отказываете.

– Есть разница между «нет, спасибо» и железобетонным отказом.

– Так с ужином был не отказ?

Флик склонила голову набок.

– Было «нет, спасибо».

Элайджа лукаво приподнял бровь.

– Могу ошибаться, конечно, но между нами что-то есть, а вы упорно это отрицаете.

Она уперла взгляд на свои туфли.

– Давайте не будем.

– Вы замужем?

– Нет.

– Я вам приглянулся?

Хотелось солгать. Нужно было солгать! Но как можно?

Флик представила вкус его губ.

– Вы не любитель ходить вокруг да около, – только и хватило смелости сказать.

– Сочту это за «да». Вам разбили сердце, и кому попало теперь не откроетесь?

Красноречивый взгляд Флик ответил лучше слов.

– Ничего, я готов набраться терпения.

– Вернемся в зал.

– Настаиваете?

– Настаиваю.

– Хорошо. Но взамен я попрошу у вас один вечер.

– На портрет или ужин?

– Два в одном. Напишу вас за едой.

– И вновь «нет, спасибо».

– Крепкий вы орешек.

Элайджа проводил ее обратно в зал с рукой на талии, затем скрылся в толпе. Грейс тут же оттащила ее в тихий угол, по пути хватая у официанта с подноса шампанское.

– Колись, и поподробнее.

– Да нечего рассказывать.

– Двадцать минут тет-а-тет с Элайджей Бэкуортом, и теперь у тебя улыбка до ушей. Ври, да не завирайся!

– Мы просто болтали. Я сейчас не заинтересована в отношениях.

– В такой момент они обычно и подворачиваются. Хочешь с ним еще раз увидеться?

Хотелось, и очень. Не иначе как из-за наставлений Карчевски слиться с толпой, ведь романтические отношения в таком деле будут только на руку. Главное – не терять голову и быть готовой в любую минуту с ним порвать. Флик убеждала себя, что вполне на такое способна.

Задним числом она, конечно, сомневалась в Элайдже. В то же время, как можно доверять человеку, когда сама вся ощетинилась? Смешно.

– Для этого, наверное, ты и приехала в Олдборо, – продолжила Грейс. – Сбросить груз прошлого и стать самой собой. И быть с тем, кто тебе предначертан, – с Элайджей.

Глава 34
Чарли, Манчестер

– Эндрю! – осадила Вики. – Нашел тему… Ты уж прости, Чарли. Мой жених хоть и ментор от бога, но за столом ему лучше не открывать рот!

– Да мы уже давно в футбол вместе гоняем, я привык, – ответил Чарли и подмигнул другу.

На деле же он понятия не имел, за что извиняется Вики. Время от времени еще ловил отдельные реплики, но большей частью плевать хотел что на Эндрю, что на его будущую жену. Недавно вроде говорили о клиентке, звонившей скорее ублажить себя под голос Эндрю, чем получить совет, – а больше он ничего не запомнил.

– Да нас и так скоро ИИ вытеснит, ему и слушать этих двинутых, – продолжил Эндрю. – Два-три года, и машинное обучение возьмет свое. Попросят нас вон, как было с бухгалтерами, риелторами, курьерами и продавцами машин.

Чарли уверенно кивнул и вдруг поймал на себе взгляд Аликс. Та тут же смущенно отвела глаза.

Долго знакомства ждать не пришлось. Едва он согласился, Вики организовала встречу в ресторане. Жесты и мимику Чарли научился считывать, как никто, – в особенности микровыражения, скрыть которые под силу только спецу. То, как Аликс разглядывала его своими темно-шоколадными глазами, как слушала с чуть наклоненной головкой, говорило о явной симпатии.

Чарли прежнего образца к концу вечера явно захотел бы позвать ее на свидание. Захотел бы – и смолчал, потому что ему никогда не хватало на такое пороху. Теперь же порох появился, вот только с ним рука об руку шли сомнения иного толка. Какая женщина в твоем вкусе, если и вкуса-то уже не осталось? Атмосфера свидания, конечно, требовала проявлять к ней интерес, слушать и спрашивать, и пришлось подчиниться. Что поделать, погоня за нормальностью, хотя бы внешней, диктовала свои условия.

– Эндрю сказал, ты недавно переехал в Солфорд[22]22
  Район агломерации Большой Манчестер.


[Закрыть], – как бы невзначай припомнила Вики. – Аликс до тебя рукой подать.

– Мы с айтишниками в складчину сняли дом, – ответил он. – В целом сойдет.

– А ты давно в Манчестере? – поинтересовалась Аликс.

Настал час отрепетированной с Карчевски легенды, будто вырос он в семье военных с олдершотской базы и все детство переезжал с места на место по Европе.

– Для ребенка, наверное, трудная жизнь, – вставила Аликс. – Только заведешь друзей, как снова переезд на носу…

– Можно и так сказать. Толком не успеваешь привыкнуть к новому дому. Но мы другой жизни и не знали, так что ничего, терпимо.

– А где сейчас твоя семья?

– В Австралии. Они на пенсии, переехали несколько лет назад.

– А ты почему не поехал?

Он выставил руки.

– С моей-то бледностью? Я там за час изжарюсь до хрустящей корочки.

– Аликс, а расскажи Чарли, где работаешь, – предложила Вики с важным видом, будто Чарли ну точно останется под впечатлением.

– Да я так, воспитатель в детском саду… Работа как работа.

– Стесняется. Как она с детьми ладит! Вторая мать. Очень заботливая.

– Так-так, придержи коней, – пробормотал Эндрю.

Вики возмущенно зыркнула на него.

– Я просто делюсь, какая у меня чуткая подруга! – Она повернулась к Чарли: – Ты, кстати, как, детей хочешь?

– Сегодня что-то не очень, – отшутился он.

– Я серьезно.

И вновь на выручку пришла легенда.

– С подходящим человеком – возможно.

– А тест на партнера проходил? – продолжила Вики.

Аликс впилась в него глазами.

– Нет, – соврал он. – Я за инстинкты, без всяких там тестов. Но тут уж выбор каждого… А ты, Аликс, проходила?

– Прошла, – созналась она. – Мне выдали девяностолетнего пакистанца с правнуками.

Эндрю не сдержался и прыснул. Вики пихнула его локтем в бок.

– Да ладно, я сама понимаю комичность, – вставила Аликс. – Природа связала меня с девяностолетним дедом. Мы обменялись контактами, но с тех пор не общаемся.

– А вдруг он миллионер? Умрет, и все деньги отойдут молодой красавице-жене? – съязвил Эндрю.

– Нет уж, лучше попытаю удачу с другим. – Она мельком взглянула на Чарли. – Доверюсь случаю.

Вики красноречиво кашлянула. Аликс поспешно добавила:

– Ну ладно, ладно, случаю и нашей дорогой свахе.

Шел вечер, шли беседы о том о сем. Чарли полагалось быть на седьмом небе, однако даже когда он поцеловал Аликс на прощание и договорился о свидании тет-а-тет, сердце не затрепетало. Не было окрыляющего предвкушения.

Дома на кровати Чарли запустил руку в трусы и представил, как раздевает Аликс и скользит губами по ее коже, как переплетаются их тела. Возбудиться смог быстро – обыкновенный ответ тела на стимуляцию, – а кончить, сколько ни пытался, так и не вышло. Без руки пенис так и не дрогнул бы. Аликс его не привлекала – никто не привлекал. И самое печальное, что ему было глубоко наплевать. Одно только интересовало: как далеко придется зайти, лишь бы растолкать в себе хоть какое-то чувство.

Глава 35
Шинейд, Эдзелл, Шотландия

– Я пришла извиниться, – начала Шинейд.

Она робко помялась на пороге Гейл с букетиком цветов, которые нарвала утром на лесной поляне. Подарок по-детски простодушный.

С их последней встречи минула неделя. Гейл заглядывала дважды, но всякий раз Шинейд нарочно пряталась на кухне. Все по чуть-чуть возвращалось в наезженную колею: вот она все дальше и дальше от подруг, как в годы брака, становится затворницей. Даже Дун не пустила в гости – вдруг зайдет речь о Гейл?

– Можно я войду и поговорим? Всего на пару минут.

Гейл впустила ее не без колебаний. Прошли на кухню, где под разговоры пропустили не одну кружку травяного чая. Шинейд села где обычно, за барной стойкой, Гейл наполнила пестрый чайник кипятком. Букетик лег возле раковины.

– На той неделе я не просто так отказала тебе с Тейлор… – начала Шинейд. – Я правда хотела, но…

– Но?..

Можно было бы подделать свою легенду, да как язык повернется? Совесть не даст осквернить ложью страшную правду – да и от всемирного вранья без того уже было тошно. Настало короткое мгновение искренности. Не госсекреты же собралась выдавать, в конце концов…

– Я раньше была замужем, – начала Шинейд, устремив взгляд в окно. – Друг другу мы не подходили, в семье царил мрак. Я совсем недавно это поняла. И все же через несколько лет после свадьбы я забеременела. У меня к тому моменту случались выкидыши; после такого в любой момент ждешь беды. Пронесло!

На плечо Шинейд легла теплая рука подруги. От тихого сопения Тейлор в радионяне к горлу подкатил ком.

– Лили родилась в шесть сорок семь утра в понедельник после двадцати восьми часов схваток. Махонькая, еле-еле два кило. Наше – мое! – крохотное чудо, совершенство… Спустя пять недель после прихода в этот мир она его покинула. – Последние слова дались особенно трудно.

– Какое горе! – Гейл встала со стула и обняла Шинейд сзади за плечи.

Как же хотелось таких утешающих объятий в день смерти дочери… Не обняли. Ни муж, ни бригада реаниматологов, ни полиция.

Внезапно разговор прервала лязгнувшая ручка входной двери. Спустя мгновение на кухне возник Энтони; при виде гостьи он на мгновение стиснул зубы. Как знакомо! Реакция Дэниела на подруг Шинейд. В этом доме ей не рады.

– Ты не говорила, что ждешь гостей, – начал он.

– Не ждала. Я проходила мимо, – ответила Шинейд за подругу.

– У тебя… все хорошо? – Он в упор посмотрел на жену.

– Дай нам, пожалуйста, пару минут.

– Зачем?

– Мы разговариваем.

Энтони напрягся, явно посчитав, что разговор шел о нем. Спустя полминуты молчания Гейл извинилась одними глазами и увела мужа в гостиную к спящей Тейлор. Дверь закрылась… но радионяня продолжила работать.

– Меня уже из собственного дома гонят из-за нее? – прошипел Энтони.

– Мы обсуждали личное…

– Мы с тобой утром тоже. А потом ты закричала, что между нами все кончено, и бросилась вон. Чем она важнее наших проблем?

– Энтони, умоляю, хоть сейчас не начинай, – убито вздохнула Гейл. Тема явно больная.

– Что ты ей про нас сказала? – гнул свое Энтони.

– Ничего.

– Кому попало о нас ни слова, ясно?

– Сама разберусь, – огрызнулась Гейл.

– Значит, на мое мнение тебе уже плевать? Ну да, плевать, всегда так было…

Гейл пробубнила что-то под нос, и внезапно раздался шлепок. У Шинейд округлились глаза.

Энтони только что дал жене пощечину.

Первым желанием было ворваться в гостиную и отработать на нем пару приемов, сломать поднятую на жену руку, но в ушах зазвучали слова Карчевски: «Не подвергайте риску себя и свое положение. Миссия превыше всего!»

Дэниел не позволял себе распускать руки, зато изводил жену, ломая ее моральный дух на корню. Теперь же за соседней дверью бьют подругу – как остаться в стороне?

«Миссия превыше всего». Вот так. Сколь бы ни подмывало вмешаться, путь был один – вон из этого дома.

Собравшись с духом, Шинейд тихо выскользнула через черный ход и сквозь садик зашагала прочь в сторону поля с огромными ветряками. Внутри клокотало от самой себя же.

Дома она включила радио с поп-классикой и крутанула громкость на всю, лишь бы заглушить голос совести. Тут же по комнате поплыли цветные всполохи – только на удивление блеклые. Серые, черные, бурые. Давно такого не было.

О том, что в атмосфере домашнего насилия живет и малютка Тейлор, даже думать не хотелось. Невольно перед глазами возникла Лили. Шинейд все еще помнила каждый миллиметр на лице дочери.

С Лили с самого начала все было непросто. Первая неделя прошла гладко: малышка бо́льшую часть суток спала, подавая голос только от желания наполнить животик теплым молоком. На исходе второй недели рутина, с которой новоиспеченная мать уже свыклась, дала трещину, и Лили теперь время от времени непонятно почему плакала часами напролет. Ни на руках не утихала, ни у груди, ни в темной комнате, ни на прогулке; меняли подгузник – не помогало. Даже монотонный гул в машине не успокаивал. Шинейд дважды обращалась к врачу, но никаких патологий не обнаружилось.

На третью неделю без сна измученная Шинейд попросила о помощи безучастного Дэниела, однако вместо желанной поддержки тот засыпал жену упреками, почему это другие матери понимают нужды детей без слов, а Шинейд – нет. Да и как ему кормить Лили? Нет, уж лучше им с мамой вообще спать вдвоем в детской – так научатся чувствовать друг друга.

Именно Дэниел нашел бездыханный труп Лили утром тридцать первого декабря. Малышка по-прежнему лежала у матери на руке с грудью во рту. Муж с криками схватил дочь – только тогда Шинейд, сморенная усталостью на кресле, открыла глаза.

От горя и шока она себя не помнила, моля бригаду «Скорой» вернуть Лили к жизни. Попытки массажа сердца на крохотной груди ничего не дали. Было уже слишком поздно. Поспешное вскрытие показало, что малышка захлебнулась молоком спящей матери.

– Мне наплевать; всем скажем, что это синдром внезапной детской смерти, – настоял Дэниел. – Никто не должен узнать, что ее убила ты.

Как ножом по сердцу.

За свидетельством о смерти она пошла одна, чтобы, по словам мужа, осознать степень вины. Пустое. Шинейд и так уже в полной мере осознала, что натворила. Хоронили дочку тихо, вдвоем, а после Дэниел упорно отказывался о ней говорить.

Внезапная гибель ребенка – мука. Гибель ребенка у тебя на руках – беспросветный мрак. Нет на свете ни психологических групп, ни форумов для тех, кто случайно сгубил родное дитя. Тогда возникла привычка обшаривать интернет на предмет новостей о таких же родителях; даже не привычка – мания. Шинейд по десять раз перечитывала, как дедуля-бабуля задавили внуков машиной, как дети захлебнулись в ванной или бассейне, наелись таблеток, перегрелись в машине на солнце. Случай Шинейд был ничем не лучше.

Тогда же пришла и вторая мания – выдергивать ресницы. Едва возникала мысль, что хуже быть уже не может, рука сама тянулась выдернуть ресницу-другую, как бы напоминая: «Может, может!» Изо дня в день Шинейд по утрам высматривала в зеркале, где бы дернуть. Лучше, если с глубоким корнем – больнее, желаннее. Состояние, как выяснилось, довольно распространенное и у многих обостряется на фоне стресса, и в интернете даже нашлось ему название – трихотилломания.

Горе от смерти дочери со временем поутихло. Чувство вины – ни на каплю. Отказ мужа облегчить бремя привел к тому, что ресницы у Шинейд вскоре вообще сдались и перестали расти. Без них, говорил Дэниел, она как ящерица с глазами на мокром месте. С последним трудно было спорить. Нет ресниц – нет защиты от пыли, отсюда глаза и впрямь постоянно слезились.

Шинейд умоляла мужа продать квартиру и переехать, да все впустую. Компромисс пришел очень своеобразный и неожиданный. Как-то раз, когда оба были на работе, Дэниел договорился вывезти из детской кроватку, пеленальный столик, шкаф, корзину для белья, всю одежду и мягкие игрушки.

Несколько месяцев кряду Шинейд тщетно искала на благотворительных распродажах хоть что-то, чего касалась ручка ее ребенка. Даже в Эдзелле, за много миль от дома, трудно было пройти мимо секонд-хэнда и не взглянуть украдкой на стойку с детской одеждой.

Глава 36
Эмилия

Вскоре после полуночи на телефон с неизвестного номера пришло голосовое сообщение. Снизив громкость до минимума, Эмилия прижала телефон к уху, лишь бы муж в соседней комнате не услышал ни звука.

Голос в телефоне был мужской, с британским произношением, без акцента – и от и до искусственный. Дикция у компьютерных озвучек была на пять с плюсом, но вот интонации еще слегка не дотягивали до человеческих. Хотя почему Эмилия вообще распознала такую мелочь, оставалось загадкой.

– Сегодня в девять вечера, маяк Паки, – только и произнес голос.

Уговорить Теда взять ее с собой в командировку оказалось той еще задачей. Вдруг жене станет плохо в самолете, вдруг с памятью опять случится беда? Пришлось запросить у независимого медицинского консультанта подписанные разрешения на полет. Только тогда лазеек у Теда не осталось.

К утру самолет благополучно приземлился в Женеве. Миновав таможенную рутину, Эмилия с Тедом в сопровождении охраны прошли к беспилотной машине и по набережной Женевского озера покатили в гостиницу. Тед ушел с головой в планшет, изучая график встреч, Эмилия же нервно продумывала свой план.

– Не устаешь от постоянного надзора? – Она глянула на едущую следом машину охраны.

– Иногда устаю, – ответил он. – Работа такая, что поделать.

– Такая – это какая? Я сколько ни спрашивала, ты все уходишь от ответа.

– Не обижайся. Биохимическая инженерия сегодня – область тонкая. Двигает мир. Не успеешь опомниться, как важные знания попадут не в те руки.

– Ты мне не доверяешь?

– Доверяю, само собой. Но правительство велит мне держать язык за зубами.

– Так ты работаешь на правительство?

– Езжу, куда прикажут. А громилы за моей спиной – ну, так положено. Я готов потерпеть.

Наверное, Адриану и Бьянке он и нужен по части биоинженерии. Сколько Эмилия ни расспрашивала их о целях и на кого работают, они упорно хранили молчание. Может, шпионы? Или это Тед шпион? От него жди чего угодно. Если так, его собрались вербовать на нейтральной территории?

В голову опять закрались сомнения, стоит ли игра свеч. Пришлось лишний раз напомнить себе, что Тед – самозванец. Иначе не лгал бы. У Эмилии не осталось выбора.

– Мы совсем-совсем сегодня не увидимся? – спросила Эмилия. – Долго ты на встречах пробудешь?

– Скорее всего, до вечера.

– Может, хотя бы поужинаем вдвоем?

– Вряд ли успею.

– Перерыв у тебя точно будет, так? Вот и давай погуляем, подышим воздухом. Голова сразу прочистится.

– Я постараюсь, – ответил Тед неубедительно.

– Просто тут так красиво, – продолжила она. – Хочется прямо… перелистнуть страницу, что ли.

– Ты это о чем? – Только теперь он посмотрел на Эмилию.

– Дождемся, что ночь нам принесет[23]23
  Фраза из песни Джоша Риттера «Where the night goes».


[Закрыть], – ответила она и состроила глазки с подчеркнутой робостью. Раньше ведь вообще отшатывалась от него, а теперь такие намеки…

До гранд-отеля «Кемпински» оставалось по навигатору две минуты.

– К обочине, – скомандовала Эмилия автопилоту. – Давай прогуляемся.

Тед заметно приободрился от такой перемены в жене и не стал возражать. Для пущей достоверности Эмилия взяла его за руку, и они вдвоем пошли по набережной. По пятам неотступно следовали здоровяки-телохранители. От его прикосновения по телу прокатилась волна тепла, на удивление знакомая.

В дороге Эмилия отвлеклась на пейзажи вокруг, на вереницу домов максимум в шесть этажей, обрамляющих бухту. Слева к основанию Альп с белыми шапками тянулось серебряное зеркало с зеленым отливом – Женевское озеро. До чего романтичная прогулка… могла бы выйти здесь при иных обстоятельствах.

Маяк Паки высился впереди, в конце бетонного пирса. Маяком его язык не поворачивался назвать – так, уменьшенная копия метров в десять. Туда и человек влез бы с трудом. Тем не менее сегодня вечером ей предстояло привести Теда сюда, к Бьянке и Адриану, – тогда они расскажут и о ее прошлом, и что скрывает муж.

Заселившись в отель, они с Тедом разминулись до самого вечера. Эмилия пошла прогуляться по магазинчикам старого города – впрочем, напрасно, потому что отвлечься так и не получилось. Тогда она вернулась в номер и села у окна, надолго устремив взгляд в сторону озерной глади. Тревожный зов ночи впереди заглушал бормотание телевизора за спиной.