Текст книги "Code. Носители"

Глава 24
Эмилия

За всю дорогу от больницы до дома Эмилия не проронила ни слова.

Тед несколько раз пробовал завязать разговор, но упорно натыкался на стену молчания. Включив автопилот в машине, он взял было жену за руку – не помогло. Неловкая напряженность так и висела в воздухе. По пути он отмечал пабы и рестораны, куда они временами заглядывали в прошлом, когда Эмилия еще не так бредила карьерой.

Ей же самой было не до разговоров. Глядя в окно, она теребила в кармане левой рукой предмет, который ей тайком передала женщина в больнице.

– Не верьте своему мужу, – предупредила беременная, повергнув Эмилию в шок.

– Кто… что, простите?

Женщина – серая мышка, хвост каштановых волос, накрашена едва-едва. Огромный, выпяченный живот не давал усомниться, что ей скоро рожать.

– Не имеет значения, кто я, – хладнокровно ответила она. – Важен ваш брак. Тед вам не ближе, чем я. Можете сейчас не верить, скоро сами всё поймете. Когда будете готовы – вот… – Она вложила в руку Эмилии глянцевую визитную карточку. – Свяжитесь. Мы будем ждать.

– Кто «мы»?

– Берегите себя, Эмилия.

Женщина сжала ей плечо с теплотой давней подруги и слегка неуклюже зашагала к выходу из больницы.

Вдруг Тед подал голос:

– Почти приехали. Вспоминаешь, нет?.. Прости, достал уже, наверное, с вопросом.

Достал. Все же Эмилия промолчала.

Автомобиль притормозил у двойных белых ворот метра два-три в высоту. Такого же вида сплошной забор тянулся по периметру. Тед нажал кнопку на панели, и ворота отползли в сторону, являя мощеную подъездную дорожку. Машина покатилась по ней под горку, и спустя минуту впереди возник дом – с виду современный, явно недешевый, по форме как три совмещенных стеклянных куба.

Эмилия ахнула. Тед показывал по видеосвязи дом изнутри, но до чего же огромным оказался участок за стенами!

Машина заехала под один из висящих карнизом кубов, и спустя миг дверь Эмилии открыли снаружи.

– Спокойно, это Джозеф, прислуга, – успокоил Тед вздрогнувшую жену.

– У нас есть прислуга?

– Джозеф плюс несколько охранников, только и всего.

– С возвращением, – хрипло начал Джозеф с густым континентальным акцентом.

Выглядел он совершенно обычно – только оттянутый книзу карман бросился в глаза. Возможно, там пистолет. Зачем же мужу вооруженная охрана? Кого боится?

Эмилия проследовала за Тедом сквозь затемненные стеклянные двери в прихожую с паркетом и серыми бетонными стенами. Из окон открывался панорамный вид на весь участок. Впереди раскинулся лесок, справа – теннисный корт, а слева – бассейн и беседка.

– Мы так по-королевски живем? – пробормотала она под нос.

Как было не остаться с открытым ртом от такой роскоши. Память, впрочем, о ней упорно молчала.

– Место раньше принадлежало актрисе Софии Брэдбери, – сказал Тед. – Вряд ли ты помнишь, но она погибла в теракте с автопилотами. Дом отдали за гроши, лишь бы побыстрее. Мы снесли большинство построек и спроектировали новые на свой вкус.

Перед глазами возникли образы – вполне возможно, надуманные, – как Эмилия обсуждает проект с архитектором и как чертежи оживают на столе в трехмерную проекцию. Затем экскаваторы роют котлован под фундамент.

«Не верьте своему мужу, – эхом прозвучало в ушах. – Тед вам не ближе, чем я».

По коже пробежал уже знакомый холодок. Вариант виделся один из двух: лжет либо Тед, либо та женщина. Только зачем врать ему? Он относился к Эмилии с таким теплом, искренне пытался пробудить память… Ни одного повода для сомнений не дал. Хотя откуда беременная знает обоих? И какой смысл врать ей?

Эмилия вновь потянулась в карман и потеребила в пальцах визитку.

Она проследовала за Тедом на кухню – от и до минималистичную, неброскую, без торчащих ручек и зияющих розеток. Исключение составлял холодильник, который пестрым ковром покрывали магниты с названиями стран и городов: Лас-Вегас, Дубай, Сейшелы… Тут же красовались и грошовые, из британских городов, резко контрастирующие с иностранными. В целом на фоне стерильной кухни холодильник был своего рода оригинальной изюминкой.

– Мой грешок, – раздался за спиной голос Теда, заставив вздрогнуть. – Привез тебе как-то один из Италии, ну и пошло-поехало. Теперь традиция: куда ни поеду в командировку, привожу тебе магнитик.

Она потянулась к одному.

– Не надо! – Тед с натянутой улыбкой придержал ее руку. – Некоторые сломаны и еле держатся. Тронешь – упадут.

Эмилия кивнула.

– Я поброжу по дому одна, можно? Тут столько всего, голова кругом… Одной будет легче.

– Само собой. Торопиться некуда, так что вперед. Когда осмотришься, приходи ко мне в кабинет. Вниз по лестнице и… ну, найдешь.

Эмилия отправилась исследовать дом. На белоснежных стенах висели абстрактные картины, на тумбочках и столах красовались статуэтки и аксессуары. Она перенюхала духи в гардеробной, забитой одеждой, обувью и сумочками. Просмотрела плейлист в аудиосистеме, изучила, от каких фирм еда на кухне. Несколько раз втянула ноздрями запахи бетона, штукатурки и древесины. Принялась и за книжные шкафы во всю стену. Среди доброй полусотни трудов по медицине и химии, альбомов, книг по архитектуре, живописи ютилась коллекция томиков Шекспира в аккуратных кожаных переплетах.

Вдруг пробудился образ: Эмилия бродит по магазину меж стеллажей с техникой, рассматривает планшеты в самом дальнем углу, ни на секунду не теряя из вида выход.

Она зашла на «ReadWell», но в какой раздел, зачем? Не вспомнить. За спиной послышались грузные шаги, и тут в дело вступили рефлексы: кулак рванулся за спину, впечатался в нос. Злоумышленник охнуть не успел, как получил локтем в живот и от подсечки рухнул навзничь. Тут Эмилия выхватила продолговатое, серебристое нечто и острым концом занесла над головой мужчины.

– За что?! – прохрипел он.

Эмилия остолбенела. Кровь из носа юноши струилась по подбородку прямиком на белую футболку. «Продавец-консультант Тимоти», – гласил бейджик.

Оба ошарашенно застыли без движения.

Тут воспоминание – если это было воспоминание – сменилось чернотой, как в конце фильма. Не успела Эмилия прийти в себя, как в кармане завибрировал выданный Тедом телефон. Муж прислал короткое сообщение: «Я тебя люблю».

«С чего бы? – подумала она. – Я-то понятия не имею, кто такая, – так куда уж тебе?»

Осматривалась она уже добрый час, а ответов до сих пор так и не нашла. Оставалось спуститься в подвал и мимо спортзала пройти в последнюю неосмотренную комнату – кабинет Теда. Изнутри доносилось два приглушенных голоса. Эмилия хотела было постучаться, но вместо этого прижалась ухом к двери.

– Глаз с нее не сводите, – сказал Тед. – Одну за ворота не выпускать, все ясно?

– Боитесь, опять сбежит? – спросил неизвестный собеседник.

– Не знаю. Зависит от того, что вспомнит.

– А если вспомнит все?

– Тогда опять на препараты.

«На препараты»?! Сердце захолонуло. Ее раньше держали на транквилизаторах? А место, откуда она сбежала, – Тед и с ним связан?

Говорящие приблизились к двери. Эмилия спиной выскользнула через черный ход в сад и пошла по мощеной дорожке. С каждым шагом внутри все сильнее расползалась дурнота.

В этот миг в отдалении послышался лай. Эмилия подняла глаза и увидела, как к ней бегут два рыжих лабрадора с прямыми, как штыки, задранными хвостами – признак настороженности.

– Привет, ребятки. – Клички упорно отказывались всплывать в памяти. – Скучали по мне?

Бегло обнюхав ее, псы потеряли интерес и засеменили прочь. Ясно: знали «хозяйку» не больше, чем она их.

Хотелось где-нибудь обмозговать подслушанное в одиночестве. Вдруг Эмилия застыла на месте; за спиной – дом, впереди – газон. Она ведь здесь пленница, так? Угодила в ловушку и не заметила?

Эмилия направилась к леску, и вскоре дом скрылся из вида. Показалась извилистая тропка между соснами и ясенями, которая вывела ее к запасным воротам. Стоило к ним приблизиться, как из ниоткуда возник Джозеф.

– Я могу чем-то помочь?

– Вы за мной следили?

– Хотите уйти?

– Это мое дело.

– Если хотите, дайте знать. Что-нибудь придумаем.

– Мне запрещено, что ли?

– Быть может, вам сначала лучше поговорить с мужем?

– Это вопрос или наставление?

Его красноречивое молчание ответило лучше всяких слов.

Эмилия зашагала назад и на выходе из леска остановилась перед самым газоном. В доме за окнами гостиной стоял тот, кто представился Эмилии мужем, и пристально следил за ней цепким взглядом.

Глава 25
Бруно, Эксетер

– Умоляю, не убивайте! Все сделаю! Исполню любое желание!

– Это вряд ли, – ответил Бруно и нарисовал перед глазами себя с Луи в старом доме.

– Вы за своими деньгами пришли? Я достану. Честно, достану, только не убивайте! Я не хотел их отнимать!

Кто знает, что у него там на лице под рекой крови… Искренне молит или только из страха? Бруно шагнул ближе. Мужчина свернулся в клубок, инстинктивно прикрывая голую грудь – до чего убогое зрелище! Из рваных ран на спине торчали красно-сизые клочья мышц. Под сапогами хрустело битое стекло из окон, в которые Бруно дважды впечатал несчастного головой. Как и в туалете на автостанции, тут сыграла на руку неожиданность.

– У меня семья! – проблеял мужчина. – Сын!

– И у меня был, – хладнокровно ответил Бруно, и перед глазами вновь встал Луи. Рука сама замахнулась – и раз, другой, третий саданула по почкам. – Вы его отняли.

Он глянул на петлю поверх шеи жертвы, затем на узел вокруг балки под потолком застекленной веранды. «Так и надо крысе, разлучившей отца с сыном», – мелькнуло в голове.

Мужчина хватал ртом воздух. Бруно же в эту секунду думал об одном: о последней встрече с сыном пять месяцев назад. До чего умилительно Луи выплясывал босиком на искусственном газоне интерната…

Теперь же мысли о сыне распаляли в душе горечь и гнев. Мать потерял, а теперь и отца! Бруно проклинал себя. Горькие слезы взяли над ним верх, и он еще раз выместил злобу на жертве.

В прошлый раз Бруно приезжал к юристу Роберту Графу незадолго до того, как согласился стать нейроносителем. Адрес лежал в Сети, найти загородный дом не составило труда. Хотелось всего лишь минутного разговора – объяснить, что Графа с О’Салливаном ввели в заблуждение и Бруно в итоге лишился всего. Он возник на пороге и стал умолять, чтобы они с клиентом отозвали иск. Граф расхохотался ему в лицо и со словами, что на правду он плевать хотел, захлопнул дверь.

Сегодня возможности прогнать незваного гостя у него не было. Как только дверь открылась, Бруно толкнул Графа внутрь и стал осыпать не мольбами, а жестокими ударами. Затем оттащил оглушенного юриста на веранду, пробил его головой окна и, накинув на шею заготовленную веревку, поднял над землей. Под ноги на время подставил стремянку.

– Все из-за тебя, – начал Бруно. – Твоими стараниями я теперь такое чудовище. Вспомни-ка напоследок, сука, скольким мужчинам, женщинам и детям ты разрушил жизнь.

Он с грохотом отбил стремянку в сторону. Граф повис – высоты, разумеется, не хватило, чтобы шея сломалась. Только пережались вены и артерии, обрекая мозг на мучительную гибель от кислородного голодания. Ноги конвульсивно забились, пальцы отчаянно царапали петлю. Умер Граф лишь спустя десять минут. Перед уходом Бруно затолкал ему в глазницы по фунтовой монете.

Он шагал по грунтовке к припаркованной машине, как вдруг где-то в кроне запела птичка. Как же давно не доводилось слышать трели – Бруно уже и забыл ее звуки… Бо́льшую часть времени в ушах белым шумом бормотали Отголоски. Сегодня же – тишина! Неужели мозг начал адаптироваться?

Или же шепот мертвых заглушила оборванная жизнь?

Бруно хорошо помнил, когда Отголоски впервые дали о себе знать. Случилось это через пару дней после имплантации – его тогда еще пошатывало от наркоза. Казалось, за дверью палаты шепчутся, но никто не входил. Спустя время Бруно сам встал и выглянул наружу – а в коридоре никого. Он с перепугу все выдал Карчевски, а тот уверил, что это просто мозг свыкается с новыми объемами информации. Пройдет.

Не прошло. Мало того, голоса наплывали и наплывали, из горстки разрастаясь до несчетной тьмы. Чувство такое, будто слушаешь все радиостанции разом без возможности выключить.

Опасаясь за рассудок, Бруно собирался все рассказать психотерапевту, но как-то раз подслушал в коридоре ее разговор с Карчевски о пациенте ноль-один-пять-семь. О Бруно. Стиснув зубы, он заглушил Отголоски и вслушался.

– Положение тревожное, – говорила психотерапевт. – Гормоны скачут, паттерны мышления сегодня один, завтра другой. Это уже должно было пройти, но… У него процесс протекает хуже, чем у других.

– Других! – прошептал Бруно. Сколько же еще нейроносителей помимо него?

– Он окончил обучение, прошел все тесты и анализы, – возразил Карчевски. – Побочный эффект в виде Отголосков у многих проходил сам собой. И не нужно про гормоны – дофамин повысили и стабилизировали, а норадреналин понизили. Нервозность теперь не проблема. Адреналин высокий – потенциальная вспыльчивость; да только вспышек гнева за ним не наблюдалось, значит, умеет держать себя в руках. Что вас так пугает?

– Даже не знаю… Предчувствие дурное. Синестезия у него слабейшая, хотя задание решил быстрее всех. Им ведь не просто инородное тело вживили. Им столько времени жить в маске и оберегать госсведения… Прошлый исход помните?

– Помню, – тихо ответил Карчевски после паузы. – Такое больше не повторится. Мы всё предусмотрели.

– Можно его отпускать, как думаете? Дадите железную гарантию, что он не предаст страну и не применит знания во зло?

– Задание за сколько решил? То-то же! – проговорил Карчевски с явным раздражением. – На нем мы поставим крест только в крайнем случае!

Бруно зашагал прочь так же тихо, как и пришел, – и черт с ними, с Отголосками. Сам их приструнит. Лучше жить с бормотанием в голове, чем дать себя выгнать и лишить Луи оплаченного ухода.

Не зря они вспомнили про вспыльчивость – не потенциальная она была, а самая реальная. С первого дня обучения в нем клокотала ярость, бурлила, как лава в вулкане, но Бруно научился подавлять ее, скрывать от датчиков на время обследований.

Он копил злобу с одной-единственной мыслью: отпустят – и конец всем, кто заслужил расправу. О’Салливану, Графу этому… Все шестеро познают на себе гнев отца, разлученного с сыном.

Глава 26
Флик, Олдборо, Саффолк

Флик подскочила на кровати в холодном поту. Свет едва пробивался сквозь предрассветную полутьму. Флик отшвырнула одеяло на пол и подошла открыть окно нараспашку. Тут же пахнуло соленой прохладой Северного моря, и тело моментально остыло. Спустя минуту грохочущий пульс начал понемногу утихать.

Уже который раз во сне тайны просочились в подсознание – сейчас в виде наложенных друг на друга кошмаров, происходящих одновременно. В каждом – страшная подноготная, которую доверили оберегать. Если рассудок таким образом выпускал пар, лучше этот клапан не перекрывать. Не хотелось даже думать, к чему это приведет.

На часах было всего пять утра. Ураган мыслей добил всякую надежду на сон. В голове будто подожгли ящик с фейерверком: тут всполох, там взрыв, тут вспышка…

– Это как разновидность тревожного расстройства, только во сне, – объяснял Карчевски после самого первого приступа. – Со временем пройдет. Можно ускорить процесс – гуляйте подольше и подальше, займите мозг новой картинкой.

Флик оделась как на пробежку и на цыпочках, чтобы не разбудить Грейс, спустилась и вышла на воздух. Дойдя по галечному пляжу до статуи морского гребешка из нержавейки, присела рядом и обхватила колени, будто сама желая обрасти защитной раковиной.

Всего одно место более-менее отвлекало от бремени знания – «Лиса и гончие». Приходилось следить за языком с удвоенной настороженностью – а той, кому по работе полагается временами втягивать гостей в беседу, это не так уж просто. Разум работал на удвоенных оборотах, проверяя и перепроверяя всякий потенциальный ответ. От этого к концу смены измотанная Флик валилась с ног.

Часы показывали без пятнадцати семь. Как время пролетело! Все оттого, что здесь живой, настоящий мир, а не лондонская квартирка-кокон, где часы отмерялись сигаретами и поглощенным телевизионным шлаком.

Купив в пекарне по булочке на завтрак себе и Грейс, Флик внезапно осознала, что за все утро ни разу не вспомнила Кристофера. Дома выдерживала самое большее час, а затем перед глазами неизменно вставали лица убитых. Здесь она и бегала, и занималась йогой, и каталась на велосипеде, и сходилась с людьми, а вечером ее ждала вечерняя смена в баре. Когда его вспоминать? До чего все-таки здравое было решение – осесть в Олдборо!

* * *

К выходу из бара протиснулась очередная компания выпивох. Один незнакомый, впрочем, так и остался сидеть на табурете у стойки. На секунду он ухватил взгляд Флик и что-то начиркал в блокноте на коленях. Перед ним стояла пустая кружка – обслужил его явно хозяин Мик, когда она отлучилась в туалет.

Словами не выразить, но от мужчины веяло чем-то неординарным. Футболка, джинсы, фирменные кроссовки, массивный серебряный браслет на запястье – вид был самый заурядный, только заурядность эта казалась нарочитой, вышколенной. Он будто всей душой стремился быть «как все», но уникальная натура протестовала, не позволяя смешаться с серой толпой. «Гусиные лапки» вокруг глаз и сеть морщинок на лбу выдавали в нем примерного ровесника Флик. В его русой шевелюре проглядывал налет седины, темную бородку ровно посередине прочертила серебряная прядь. Глаза блистали фантастической лазурью, будто неземные, – неужели искусственно окрасил? Тогда, наверное, и веснушки свел бы…

Флик вдруг опомнилась и тут же отвела глаза. Впрочем, ненадолго. Сколько ни пыталась переключаться, все одно: в итоге неизбежно задерживала взгляд на госте. Он же этого будто и не замечал.

В конце концов любопытство пересилило.

– Еще что-нибудь? – на удивление робко спросила Флик и убрала его пустой стакан в посудомойку.

Мужчина с улыбкой поднял глаза.

– Хотел еще «Аднамса», да стакан забрали, – ответил он, и щеки Флик вспыхнули краской. – А сами не хотите? Я угощаю.

Вежливо отказавшись, она поискала новую тему.

– Вы местный, приезжий?

– Живу в конце пляжа. Недавно вернулся из Лондона.

– Из какой его части?

– Да все ближе к западу: Кенсингтон, Ноттинг-Хилл и тому подобное… Знаете районы?

– Не очень. – Флик была с юга, но вот Ноттинг-Хилл исходила вдоль и поперек, наводя справки о Кристофере. Там он раньше проживал. – Я там училась.

– На кого?

– На экономиста.

Карчевски уверил, что в архиве Лондонского финансово-экономического института лежит ее полное досье. Оценки, характеристика – даже сфабрикованные фото.

– Экономика, значит?.. Дайте угадаю: сколотили состояние на бирже и теперь сибаритствуете?

– В баре-то на полставки? Хорошо придумали.

– Я Элайджа.

Обменялись рукопожатиями. Имя ничего. Греет душу своей библейскостью[21]21
  Англоязычный вариант имени ветхозаветного пророка Илии.


[Закрыть].

– Что пишете? – Она кивнула на его блокнот с ручкой – атрибуты непривычные на фоне вездесущих планшетов.

– Да ерунду всякую. – Он закрыл блокнот.

– Застеснялся наш Элайджа, – съязвила Флик.

– Угостить, значит, не даете… А поужинать как-нибудь согласитесь?

Она несколько растерялась от такой прямоты.

– С-спасибо, конечно, но… нет.

– Что, вот так в лоб? Даже отговорку не сочините? – съехидничал он в ответ. – Ни тебе «я в отношениях», ни «только рассталась»?

Кольнула совесть. Что греха таить, Элайджа ей понравился, только вот кто он такой на самом деле? Без полного имени его не «прогуглить»… да и на чем «гуглить», если из гаджетов одна «раскладушка»? Риск слишком велик. К тому же всякая привязанность запрещалась протоколом.

– Да, вот так в лоб. Без обид.

– Тогда – за честность, – сказал Элайджа и одним духом махнул пинту.

Вошли новые гости, и Флик направилась принять заказ в другой конец бара, – а когда решилась мельком взглянуть на Элайджу, его уже и след простыл. Сердце сжалось. Она подошла к его табурету и вдруг заметила на нем клочок бумаги, который тут же потянулась развернуть. Это оказался эскиз ее лица, при этом фантастически точный: и веснушки – скрыла ведь их макияжем! – и даже едва заметный рубец на проколотом в юношестве ухе.

Флик убрала рисунок в карман, чувствуя, как по всему телу растекается тепло.

Глава 27
Чарли, Манчестер

– Приятель, ты где так поранился? – Майло пораженно уставился на красный поперечный разрез на ноге Чарли.

Утром из головы напрочь вылетело ее забинтовать. Не вспомнил Чарли о ноге, даже когда переодевался перед матчем семь-на-семь.

– Да так. – Он отвернулся к кафельной стене душевой. – С велика упал на колючую проволоку.

– Где ж ты ее нашел?

– Есть там где-то вдоль канала один недострой, точно место уже не вспомню.

– Паршиво выглядит. Противостолбнячную бы вколоть…

– Да все нормально, даже не болит. – Лучше было свести все к шутке. – А ты, случайно, не на член мой пялился?

– Вот еще, размечтался! – усмехнулся Майло.

На деле же не было никакой колючей проволоки. Был осколок от стакана, разбитого неделей раньше, от которого Чарли все не мог избавиться. Он вставал в ванну и в предвкушении сжимал стекло в руке с мыслью, что вот сейчас, сейчас почувствует! Не чувствовал. Ни мандража, ни энтузиазма, ни грусти – даже никакого облегчения, когда все кончалось.

И все же каждые пару дней он стабильно резал себя. Новый Чарли сжег мосты, и все же втайне чаял отыскать в душе рыскающую тень старого – может, хоть она даст ответ, человек ли он еще?

– Дашь шампунь? – попросил Майло. Чарли передал тюбик. – Вечно у тебя он в маленьких бутылочках. Гостиницу, что ли, ограбил?

Чарли никому из новых друзей не рассказал, что живет в «La Maison du Court». Посыпались бы расспросы, как это с жалованьем чуть-чуть выше прожиточного минимума можно позволить себе люкс в манчестерском отеле? Что-что, а совесть его уж точно не мучила. Жила ли она еще в нем? Трудно сказать. В любом случае, врать оставалось максимум неделю, а там он переедет в квартиру с двумя коллегами. Может, хоть старая добрая рутина приведет его в чувство…

Вечером Чарли заглянул с командой в бар возле крытого спортивного центра, где они раз в неделю играли в футбол. Нескончаемые бутылки пива приходилось то «терять», то выплескивать под шумок. Когда не выходило, он предпочитал незаметно проблеваться в туалете, чем дать антиалкогольному импланту вывернуть себя наизнанку прилюдно.

– Ты вообще как, в отношениях? – ни с того ни с сего вдруг спросил Эндрю, новый приятель.

– Нет, один.

– Высокие, низкие нравятся? Худые, в теле? Ну, и мальчики или девочки?

– Да как-то не задумывался, – ответил он. – А так я по девочкам, ясное дело.

– В наше-то время – не совсем ясное, – продолжил Эндрю. – А ты, Майло? Пансексуал, би? Вертишься, флюгер, от месяца к месяцу…

– Чем запирать дверь с ходу, лучше сначала заглянуть, – съехидничал Майло и подмигнул.

– Эндрю, а тебе зачем? – поинтересовался Чарли.

– Если ты за инстинкты, а не за ДНК-тест, двоюродная сестра моей девушки недавно рассталась.

Он показал ее профиль в «Инстаграме» – симпатичная брюнетка с острыми скулами, темно-карими глазами и черными бровями.

– Ничего, но я пас, извини.

Не то чтобы конкретно Аликс ему не понравилась – его вообще в последнее время не влекло к другим. Чарли последнюю эрекцию-то припомнил с трудом, а когда вообще мастурбировал в последний раз? Либидо как отрезало.

– Ну что, пойду еще закажу? – спросил Чарли. Стол одобрительно загудел.

– Я с тобой, – вызвался Майло.

Весь вечер он не знал, куда деть руки. С ним явно что-то происходило. Из всей компании Майло сдружился с Чарли теснее всех – по крайней мере, так казалось со стороны.

– Классно поиграли, – начал он. – Ты… Э-эм… Отменный футболист…

– Да не тяни, выкладывай уже.

– Ну, я, в общем… Как бы это…

– Рожай!

– Да нога твоя. Никак не идет у меня из головы… Порез слишком аккуратный и ровный для колючей проволоки.

– Ах вот оно что… – Чарли уже зло нахмурился, но потом состроил задумчивую мину, склонив голову набок. – Правда так выглядит?

Майло кивнул и прокашлялся.

– Будто его… ну… Нарочно сделали. А еще я несколько раз слышал, как ты блюешь в туалете. Вот хоть сегодня.

– То на член мой пялишься, то в туалете подкарауливаешь… Ты, приятель, симпатичный, спору нет, но не в моем вкусе! – отшутился Чарли.

– Я к тому, что, может, поговорить хочешь?

– О чем?

– Да о чем угодно. О жизни, и что тебя гложет. Ты малый закрытый, знаю, и, может, я вообще зря накручиваю…

– Вот-вот.

– Вот только если отмолчусь, а ты с собой что-нибудь сделаешь, в жизни себе не прощу.

– Спасибо, Майло. Я ценю твое предложение, но у меня и правда все хорошо. Если будет невмоготу, обязательно дам знать, идет?

– Ладно, идет, – безрадостно ответил Майло. Нечего и гадать, слова друга его не убедили. – Пойду отолью. – Он с полуулыбкой хлопнул Чарли по плечу.

– Это приглашение? – Тот ехидно подмигнул.

Беда едва миновала! Раньше он только порадовался бы возможности излить кому-нибудь душу, ведь старые-то друзья этого упорно не предлагали. Теперь же это сулило только лишнюю головную боль.

Раздеваясь вечером в номере, Чарли вспомнил про свою рану и провел по ней большим пальцем. Припухлая, багровая. Пора оставить ее в покое, не то Майло поднимет шум. Что же до своего бездушия – придется делать в нем брешь как-то иначе.

На ум пришла Аликс, чей профиль показывал Эндрю. Она была вполне в его вкусе, и старый Чарли обязательно поискал бы с ней знакомства. Пожалуй, зря так быстро отказался…

Завтра он подойдет к Эндрю на работе и скажет, что передумал. Быть может, хоть Аликс поможет ему вновь обрести утраченное.