Текст книги "Code. Носители"

Глава 20
Бруно, Аундл, Нортгемптоншир

– Какое тут все белое, – заговорил женский голос в голове Бруно. – Это как жить в сахарном кубике посреди и́глу[17]17
  Иглу – жилище эскимосов из снежных или ледяных блоков.


[Закрыть] внутри сраного сугроба.

Не поспоришь. В съемном доме все стены, от кухни до ванной, даже в кладовке под лестницей, были одинаково белоснежные. Детей хозяин явно не имел. Они быстро исправили бы этот непорядок своими шаловливыми ручками.

– Твой Луи натворил бы тут дел, – продолжил голос. Женский, с типично американской ленцой. – Любит швырять игрушки в стены, да?

Бруно кивнул.

– В кирпич, гипсокартон и плинтусы. Стук почему-то его успокаивает в минуты возбуждения. Я круглыми сутками замазывал дырки и сбитую краску.

Подмывало спросить, откуда ей известно про игрушки, но Бруно промолчал. Отголоски заговорили – значит, просачиваются в память вместе с информацией. Так все и узнают.

Голос замолчал, давая подумать о сыне. Всего четыре месяца не виделись, а по ощущениям целый век. Бедный Луи, наверное, подсознательно тосковал без отца – от одной мысли об этом сердце больно сжималось.

– Луи получит уход, но за все нужно платить. Вы не увидите его пять лет, – говорил Карчевски. – Ни его, ни персонал интерната, – даже упоминать о сыне теперь запрещено.

– А если со мной что-нибудь случится?

– В случае вашей смерти за время проекта Луи будет получать уход до конца жизни.

Бруно ухватился за эту мысль – она сдерживала неутомимо растущее желание увидеть ребенка. Нужно потерпеть ради его блага. Всё ради сына!

Он спустился по лестнице двухэтажного дома, ключи от которого вчера забрал у риелтора в центре Аундла. Городок, где Бруно остановился на время, был скромным; он лежал на полпути в Питерборо. Муниципальные запреты пресекли массовую застройку, из-за чего Аундл будто застыл во времени: узкие улочки, белокаменные георгианские дома – словом, городок с открытки. Встречались пабы, кафе, маленькие бутики и авторские лавочки, даже один супермаркет. Идиллия для тихой и размеренной жизни. Рай для отца с сыном.

Дом шел с мебелью, но оставить как есть соседнюю комнату рука не поднялась. Бруно развесил плакаты, разбросал игрушки и смял кровать, якобы в ней спали. Потом замер в дверях и попытался представить, как Луи освоился и играет на полу новой спальни.

У самого же Бруно освоиться получалось с трудом. Тоска по старому семейному жилищу никак не хотела отпускать. Первоклассный, в хорошей деревне, хоть и потрепанный временем – таким дом достался им с женой. На ремонт пришлось взять кредит сверх ипотеки. К тому времени Зои повысили, и было решено: отныне она кормит семью, а на него ложатся дом и забота о сыне.

По вечерам Бруно посещал курсы домашнего мастера, учился забивать гвозди, штукатурить, обращаться с проводкой и сантехникой. Часто приходилось затянуть пояса – стоически, без жалоб. Зои как-то сказала, что они с этим домом теперь навек. Бруно не возражал. Жилось там прекрасно, и мыслей о переезде не возникало.

А затем жена в одно мгновение все разрушила…

– Кокнул бы ее, а? Опыт-то теперь есть, – вступил новый Отголосок. – Я бы кокнул.

Говорил Гарри Крук, солдат из видео с собственным допросом. В начале нулевых он зверски убил группу подростков в Ираке. На суде непременно выдал бы, что за ним стоят четверо таких же помешанных офицеров, поэтому спецназ очень кстати подстроил самоубийство в камере, избавив верхи от головной боли.

– Я бы ее пальцем не тронул, – ответил Бруно. – Не оставил бы сына без матери.

– Ну да, рассказывай! – усмехнулся Крук. – Я видел тебя в деле. Мы с тобой оба тащимся от того, как глаза стекленеют и затухают. Что тебя теперь остановит? Мы ведь с тобой одного поля ягоды – нас не существует!

Не поспорить. Бруно превратился в призрак, бесплотный дух. Одно в нем только реально, и это, как ни странно, Отголоски. Они размножились уже до сотни и останавливаться не собирались. Каждый требовал к себе внимания. Одни нашептывали координаты бомбоубежищ, тайных бункеров и как создать биооружие. Других тянуло обсудить медицинские препараты, действующую на подсознательном уровне рекламу, запрещенные химикаты в водопроводной воде и утерянные сокровища. На любую возможную тему обязательно возникал Отголосок с тайной.

Пугало, что такого ему не обещали. Все тайны, ложь и подноготная должны были надежно храниться в одной аномальной части мозга, а на деле выплескивались через край, как вода из перелитой ванны. Обуздать эти приступы было нелегкой задачей. Сам себе Бруно напоминал шину с заглючившим автоматическим насосом, качающим без остановки. Выход виделся один: стравливать давление по два-три Отголоска за раз. Заполучив внимание, они стихали – впрочем, ненадолго, и всегда росли в числе.

– Ты один во всем виноват – не заслужил знать того, что знаешь, – прошептал третий голос, женский, молодой.

В руку Бруно скользнули холодные пальцы. Вздрогнув, он круто повернулся. Перед ним возникло окровавленное лицо эскортницы, которую изнасиловал и покалечил известный шейх, гость Лондона. Правду об убийстве закопали глубже, чем труп.

– Не заслужил ты быть нейроносителем, – продолжила она. – Сын решил задание, не ты. Твой мозг не осилит столько информации.

– Я и другие тесты прошел, – возразил Бруно. – Не одной же головоломкой путь в новую жизнь выбил.

– Ты всех обманул, и теперь у тебя беда с головой. Оступишься – разделишь судьбу тех, кто в твоем списке.

Бруно представил перед глазами лица всех шестерых. А затем лишний раз напомнил себе, что на этой неделе собирался нанести второй визит.

Глава 21
Флик, Олдборо, Саффолк

– Опять только газировку? – удивилась Грейс. Они с Флик ждали за барной стойкой. – Вообще не пьешь, что ли?

– Аллергия на спиртное. – Флик пожала плечами. – Алкогольные токсины не расщепляются: нет нужных ферментов. По всему телу сразу ужасная сыпь.

– А я вот без вина в петлю лезть готова, – ответила Грейс.

В очередной раз Флик соврала. Как тянуло вспомнить теплоту в горле от рома с колой, которую за несколько месяцев успела забыть!.. Кристофер, ДНК-партнер, обрек Флик на тесное знакомство с бутылкой – только так удавалось унять душевные муки. Программа нейроносителей же категорически запрещала употребление алкоголя, никотина, кофеина, наркотиков и большинства нелегальных лекарств. Всему, что дестабилизирует хрупкий баланс мозговой активности, путь в организм закрыт. На деле Флик давно и думать забыла о выпивке, но сегодня в пабе шла викторина, и пили все. Как не позавидовать, особенно с газировкой в стакане… Сгодилась бы и сигарета, но увы.

Минул почти месяц с приезда в Олдборо. За этот срок Флик тесно сдружилась с Грейс. Завтракали вместе, болтали, по вечерам ходили по закусочным и пабам. Грейс родилась и провела все детство в Олдборо, ее узнавали на каждом углу. Через нее Флик вливалась в местное общество.

Грейс вернулась в город после недавней кончины матери. Случай и ее жизнь переписал в одночасье.

– Я не хотела мамину гостиницу, – поделилась она как-то. – Но и терять мать в двадцать один тоже не планировала. Иной раз жизнь дает лимоны, а в стакан наливаешь джин[18]18
  Ирония над англоязычной пословицей «когда жизнь дает тебе лимоны, сделай из них лимонад», то есть преврати кислое в сладкое, неприятности – в радости.


[Закрыть].

До чего знакомо, подумала Флик. И налила в стакан газировки.

Ей вообще приходилось большей частью отмалчиваться, тогда как Грейс говорила о прошлом без утайки. Ресторан, которому отдала семь лет, – табу, про разрыв с семьей не расскажешь. О мужчине, разбившем сердце, молчать, ни слова о проекте, что подарил билет в новую жизнь. Нельзя даже вскользь намекнуть, что вживлено в мозг.

Благо, на выручку пришла легенда: долго жила с мужчиной, но в итоге громкий скандал и расставание – и здесь обязательно дать понять, что он распускал кулаки. О болезненных, жестоких отношениях мало кто осмелится расспрашивать – так уверял Карчевски. Якобы родной Стратфорд-на-Эйвоне теперь не держал, так что Флик скопила немного, предупредила хозяина квартиры и, уволившись из рекламного колл-центра, поехала путешествовать по стране. Грейс поверила.

Сегодня она после долгих уговоров затащила Флик в центральный паб «Лиса и гончие» на еженедельную вечернюю викторину. На входе Флик сразу дважды окинула взглядом зал: первый раз – запоминая пути отступления, а второй – фиксируя подозрительные взгляды. Нельзя так – отовсюду ждать удара в спину, по сто раз проверять всех и каждого. Ненормально это. Хотя нормальность ей и так несколько лет только снилась.

Сделав заказ, они с Грейс вернулись за столик, к своей команде «Копченые рыбешки».

– Раунд три, вопрос первый, – начал ведущий с местным приморским говором. – Где похоронена Диана, принцесса Уэльская?

Команда сгрудилась. Зашептались.

– На острове в родовом поместье Элторп, – сказал один участник. – Я был там в детстве с мамой.

Флик замотала головой.

– Нет-нет, на самом деле… – начала она, рисуя перед глазами реальную могилу в церкви, а не пустышку для публики, на островке посреди озера. Слава богу, вовремя осеклась. То была одна из многих тайн королевской семьи, не подлежащих огласке. Как, например, и обстоятельства смерти Дианы – вторая потенциальная сенсация.

– Ой, нет, извините, – покраснев, Флик сдала назад. – Элторп, все верно. Я перепутала.

Она прикусила нижнюю губу и осела на стул, проклиная себя за безалаберность. Карчевски ведь предупреждал: даже подготовленный мозг – не машина, нет-нет да подведет! «Ошибка, скорее всего, случится в самый непредвиденный момент, когда расслабитесь. Отпу́стите вожжи, – объяснял он. – На миг сочтете тайну общеизвестным фактом, она и вырвется. Тут главное – не потерять голову. Исправьтесь на ходу, сделайте выводы, – мы вас за эти умения и выбрали».

Весь остаток вечера Флик держала язык за зубами, хотя знала ответы почти на все вопросы.

Чтобы она еще раз согласилась на викторину!

– Кому что взять? Давайте принесу, – предложила она спустя время.

Грейс помогла составить заказ.

Расплачиваясь на кассе, Флик обратила внимание на доску с надписью «вакансии».

– Работу ищете? – спросил дородный хозяин паба и по совместительству бармен.

– Как-то и не задумывалась…

– Раньше в баре работали?

– Давно, еще в годы учебы.

– Меня устроило бы. Соглашайтесь. Пару ночей в неделю, а там как пойдет.

Флик колебалась. Зачем работать? Денег на карте хватит скупить половину городских пабов, включая этот. Только вот что теперь, днями напролет шататься по округе и запоминать пути отступления?

«Если и скрываться, то на самом видном месте, – наставлял Карчевски. – Пока вас вычисляют среди толпы, трижды успеете сбежать».

Чем же не видное место – паб в центре города?

– Ну хорошо, я согласна, – ответила она.

– Значит, понравилось тебе у нас, – с улыбкой вставила Грейс. – Остаешься?

– Остаюсь.

Хоть бы не пришлось пожалеть…

Глава 22
Чарли, Манчестер

– Доброе утро, центр наставничества «Шаг вперед», оператор Чарли. Назовите, пожалуйста, имя, а также первую и последнюю строчки адреса…

Чарли вбил всю информацию, и его шлем виртуальной реальности вывел перед глазами аватар клиентки вместе с данными. Чарли освежил в памяти темы прошлой беседы, свои советы, и каким оказался результат. Клиентка в это время видела его оцифрованное лицо.

– Стеф! Рад слышать. Что беспокоит сегодня?

– М-мне назначили собеседование… – робко начала она. – Работа хорошая, но я, наверное, не справлюсь…

– Ясно. У вас ведь есть опыт, знания?

– Я почти полгода заменяла начальницу в декрете.

– Значит, сегодня набираемся уверенности и морально готовимся к собеседованию, так?

Аватар кивнул.

– С этим я вам помогу! – заключил Чарли.

Следующие полчаса в дело шли корпоративные методички и психологические уловки, которым Чарли научился у проектных психологов. Он снимал ментальные блоки, подстегивал боевой дух – словом, раскрепощал. Непростая задачка для того, кто и к себе-то равнодушен, что уж говорить о других.

Шла вторая неделя на новой работе. Чарли уже привык добрую половину дня проводить в мире трехмерной графики и аватаров. Виртуальное аутсорс-менторство только развивалось, но над ним уже нависла угроза искусственного интеллекта – все разговоры, советы и даже интонации скрупулезно обрабатывались, приближая конец века наставников-людей.

Чарли снял шлем, и в глаза ему ударило солнце. В офисе вокруг еще человек восемьдесят делились мудростью в виртуальной реальности на самые разные темы. Он подошел к столу напротив и дважды постучал пальцем по шлему Майло. Тот, не снимая шлем, поднял палец вверх: «Скоро подойду». И точно, стоило принести за столик в кафетерии два чая, как показался коллега.

– Ну, как голова после вчерашнего? – начал Чарли, придвигая ему кружку.

– Гудит почище колокола. А ты как?

– Та же фигня, – соврал он. Вчера на пьянке с его новой футбольной командой каждая водка с колой была на деле без грамма водки. Что подливали товарищи, то приходилось тайком выплескивать. – Знатно пошумели. Спасибо, что позвал. Сегодня не намечается?

– Пожалей, приятель.

Под крыло к Майло Чарли попал за олдскульную футболку с «Перл джем»[19]19
  Одна из определяющих групп стиля гранж и вообще одна из самых влиятельных современных американских рок-групп.


[Закрыть] на первой тренировке. Майло одобрил, сказал: «Знаешь толк в хорошей музыке». Как теперь было сознаться, что ни о какой «Перл джем» Чарли в жизни не слышал, а футболку заказал в отеле наобум?

Работа быстро сдружила этих двоих, и поодиночке обедать они уже не ходили. За едой обсуждали всё на свете: футбол, древние марвеловские фильмы, или вообще шли поиграть в забытую классику – «GTA» или «Колл оф дьюти» на старых приставках.

Чарли быстро смекнул, что под легкого на подъем, компанейского Майло будет выгодно мимикрировать – так как бы получится копия заветной портсмутской жизни до одиночества. Кто из коллег подходил к Майло, тех он знакомил с Чарли, и вот за две недели тот и на дне рождения побывал, и на домашней посиделке, и в футбольную команду вошел. Теоретически, закрыл все намеченные планы на новую жизнь.

Отчего же тогда счастье не наступало?

На деле Чарли изнывал не меньше прежнего. Новые товарищи виной? Едва ли. Они искренне, тепло его приняли – теплее даже, чем старые друзья под конец. Их радушие просто не находило отклик в душе. Да, едва познакомились и лишь привыкали друг к другу, только дело было в другом. Новая жизнь вообще убила в Чарли любой намек на удовлетворение и радость от всего: людей ли, событий, побед. Остался только факт, что обстоятельства изменились.

Ушел страх, ушли сожаления, привязанность, интерес, тревожность и даже угрызения совести, и не ясно было, навсегда ли. Навсегда ли в нем поселилась нелюдимость? Может, виной операция на болевых центрах? А еще имплантирование, глубокая психотерапия, психоанализ, гипноз… Вдруг мозг просто перегружен? Если так, со временем все вернется в норму.

Ну, или истина куда проще: подсознание ограждало Чарли от мрака, в котором он жил последние несколько лет. Нет эмоций, нет и боли.

«Тогда это ведь хорошо? – гадал он. – Я так долго варился в горе, а теперь свободен… Это радует. Ведь радует?»

Хотел бы Чарли дать ответ, однако на деле сам его не знал. В душе́ ему вообще было все равно – и с этим ничего не хотелось делать.

Глава 23
Шинейд, Эдзелл, Шотландия

На дверях церкви висел лист желтой бумаги с красным «Добро пожаловать!» от руки. Приоткрыв дверь, Шинейд вслушалась, нет ли кого внутри.

Первую неделю в Эдзелле она посвятила изучению местности и составлению путей бегства. На вторую съехала из гостиницы, перестала ночевать в лесу и сняла на полгода домик с участком. Приходилось по новой учиться жить в одиночку и находить счастье в мелочах: возможности гулять по лесу, медитировать, читать и заниматься китайской гимнастикой, которой увлеклась за время обучения. К третьей неделе Шинейд познакомилась кое с кем из полутора тысяч жителей. Теперь же была готова на самый решительный шаг – влиться в общество, о чем в браке и думать боялась.

«Ищем добровольцев, – гласила листовка на церковной доске объявлений. – Кто хочет помочь в организации деревенского праздника, приходите на собрание в четверг в 18:45».

Шинейд толкнула дверь и вошла. Скрип кроссовок по паркету мгновенно приковал к ней взгляды. На нее уставились человек десять мужчин и женщин разных возрастов, сидящие за сдвинутыми под прямым углом столами. У одних в руках были бумаги, у других – планшеты с пунктами грядущего собрания. Все пристально оглядели Шинейд с ног до головы. Тут она, в краске, на автомате потянулась к ресницам, да вовремя опомнилась. Рука замерла на уровне груди.

– Пилатес завтра, золотко, – заговорил старичок в толстенных очках.

– Я вообще-то хотела помочь с праздником… В листовке сказано, вам нужны руки.

– Тогда входи, конечно. Как тебя зовут?

Шинейд, назвавшись, села на пластмассовый стул возле женщины лет на двадцать старше. Та первой вытянула руку.

– Я Дун.

От ее теплой улыбки волнение как рукой сняло. Дун представила собравшихся одного за другим – Шинейд же, как учили, по жестам и едва заметной мимике оценивала, кто заслуживает доверия, а кого лучше сторониться.

– Чувствую, зря я это, всех-то не запомните! – пошутила Дун, не подозревая о наблюдательности Шинейд – одном из побочных эффектов синестезии. Стоило при знакомстве напеть новое имя под нос, и в следующий раз оно чуть не вспыхивало над головой человека цветным облачком.

– Вы ведь у нас недавно? – спросила Дун.

– Недавно.

Шинейд пустилась в заученный рассказ, как устала от столичной суеты и решила сбежать как можно дальше.

– А почему Эдзелл? – спросил мужчина, представленный как Энтони.

Тон был добрый, а вот в мимике и жестах крылась тень раздражения: ногой выбивал дробь по ножке стула, нос чуть морщил, говорил с кислым лицом. Явно принял незнакомку в штыки.

– Место очень понравилось, – ответила Шинейд. – Проехала сквозь каменную арку на въезде и решила: здесь и останусь. Лондон потрясающий, но он все силы высасывает.

Она врала в лицо. Как признаться, что ткнула в карту наугад и попала в северо-восток Шотландии?

– Знаем-знаем мы вашего брата, – продолжил Энтони. – Накопили денег и явились скупать нашу недвижимость да выживать местных дельцов… Приезжих не все жалуют.

– У вас же свой ресторан, поток людей вам на руку. Разве не так?

Вчера вечером Энтони на ее глазах шел с пакетами из оптового магазина от машины в городской паб. На латунной табличке у двери красовалось его имя.

– Уела она тебя, – вставила Дун. – Да и без желания влиться не пришла бы к нам сюда, верно?

– Да я так, в шутку. – Он фальшиво улыбнулся. Шинейд ответила тем же.

В конце собрания распределяли задачи, и ей досталось заполучить в администрации пачку разрешений на праздник.

На выходе из церкви ее ждала Дун.

– Вы из-за Энтони не переживайте, он всегда брюзжит, – начала она.

– Знаю я таких. – На ум пришел Дэниел. – Чего-то им не хватает, вот и компенсируют.

– Точно-точно. Вы, кстати, где остановились?

– Вот этого при Энтони говорить не хотела, но я правда сняла дом на Малберри-авеню. Вряд ли хозяева местные.

– Да-да, лучше молчать! – Дун засмеялась. – Слушайте, мы сегодня с девочками собираемся у меня. Выпьем вина, посмотрим фильм… С нами не хотите?

– Раз сами приглашаете, – ответила Шинейд.

В девять она сидела по-турецки на полу в гостиной Дун и потягивала безалкогольное белое. Рядом хрустела чипсами Гейл, наверное, ровесница Шинейд, – огненно-рыжая, с алебастровой кожей. Из десятка женщин только они вдвоем не заливались слезами от фильма.

– И как я пропустила эту «Реальную любовь»? – удивилась Шинейд на титрах.

– Да ты совсем маленькая была в год его выхода[20]20
  2003.


[Закрыть], – пояснила Дун.

– Вот из-за такой классики мы и любим у тебя собираться. Ну, и из-за вина, – добавила другая женщина.

– Из-за него, родимого! – поддержала Гейл с на удивление каменным лицом. Она поднялась с пола. – Шинейд, подлить?

– Можно. Идем вместе.

Обе удалились на кухню.

– Не пьешь, да? – поинтересовалась Гейл.

– Я на антибиотиках: цистит. А ты почему?

– Кормлю грудью.

Сердце сжалось от воспоминаний. На миг почудилось, что в голосе Гейл скользнули нотки досады.

– Здорово. Мальчик, девочка?

– Девочка, Тейлор, пять месяцев. Она сейчас спит наверху. А у тебя дети есть?

Шинейд помотала головой.

– Кем работала до родов?

– Реставрировала старую мебель. Скупала потертые шкафы, столы, комоды на онлайн-аукционах и восстанавливала, а затем перепродавала. Куда уж теперь, с ребенком-то… У меня гараж так и забит неоконченными проектами.

– Мой отец работал с деревом. Если нужны лишние руки, я на «ты» с меловой краской и наждачкой.

Беседу неожиданно прервал стук в дверь, которая тут же открылась, и в кухню вошла Дун.

– Гейл, он пришел. – И закатила глаза.

Гейл помрачнела. Виновато глянув на подруг, она пошла наверх за дочкой. Только в эту секунду Шинейд заметила в прихожей Энтони, за спиной которого стояла коляска. Удивились друг другу в равной мере. В воздухе повисло напряжение.

– Рад вас видеть, – процедил он сквозь зубы.

– Взаимно.

Появилась Гейл с дочерью.

– Только не говори, что вы ее за весь вечер ни разу не проведали, – сказал Энтони.

– Часто проведывали, не волнуйся, – вставила Дун.

– Значит, спать ей не давали. – Он уложил малышку в коляску. – Веселая ночка нас ждет…

И злобно глянул на покрасневшую жену. Она бегло махнула всем на прощание и поблагодарила Дун.

– Ты ведь всерьез предлагала помощь? – спросила она у Шинейд. – Если да, я согласна.

– Долго тебя ждать? – окликнул ее муж с конца садовой дорожки.

Гейл прошептала одними губами «извини» и закрыла дверь.

– М-да, та еще пара… – Дун будто прочитала мысли Шинейд. – Что поделать, сердцу не прикажешь.

Подмывало расспросить, но момент был не лучший. Шинейд пошла убрать вино в холодильник и вдруг заметила на стене фото Дун с очень похожей юной девушкой: тот же рот, те же серо-голубые глаза…

Стоп!

Сердце заколотилось. Это же та самая!..

– Твоя дочь? – как бы невзначай поинтересовалась Шинейд.

– Айла, – тихо ответила Дун.

Нельзя было продолжать. Нельзя! Однако…

– Она сейчас в городе?

– Нет. Она умерла восемь лет назад.

– О боже… А из-за чего? – На этих словах Дун заметно содрогнулась. – Хотя нет, прости, зря я спросила.

– Да ничего, ничего. Она училась в лондонском университете, на носу были выпускные экзамены. Не справилась со стрессом и… наложила на себя руки.

– Какой ужас!

– Однажды вечером наглоталась антидепрессантов. Несколько лет на них сидела, но кто же знал… Терять ребенка всегда больно, но терять по его же воле, да еще так рано, больнее вдвойне… Вина терзает поминутно… – Она встрепенулась. – Загрузила я тебя, не слушай. Вино дало в голову.

Сочувствующе улыбнувшись, Шинейд взяла Дун за руку. Та ответила полуулыбкой и спустя мгновение ушла в гостиную к остальным. Шинейд же не шелохнулась. Ее взгляд вновь скользнул по фото красивой студентки с огоньком в глазах, и в уме тут же всплыли два заключения от одного патологоанатома. Первое досконально описывало настоящую картину смерти, второе… давало иное представление – его полиция приложила к следствию как официальное.

Во всем доме только Шинейд знала, что дело о кровожадном убийстве Айлы благополучно замяли. Знала – и не имела права сказать об этом ни слова.