Текст книги "Из сегодня в завтра"

– Все ясно, – произносит она, когда трезвон наконец стихает. – Вы поругались с Джерардом?

Молчу.

– Из-за чего? – спрашивает она. – Наверняка из-за какого-нибудь недоразумения, которое, может, сейчас кажется тебе громадной проблемой, на самом же деле…

– Мы расстались, – перебиваю ее я.

Наступает ужасающая тишина. Чувствую, что глыба у меня в груди превращается в месиво ледяных крошек и противной осенней грязи. Сейчас я раскисну и из меня хлынет поток. Чего? Пока не знаю. Наверное, всего, что только может хлынуть. Слез, причитаний, всхлипываний, стонов.

– В каком смысле «расстались»?

Сжимаю кулаки. Черт! Я держусь из последних сил. Если бы на месте мамы была Дебора, я, наверное, уже ревела бы и сбивчиво описывала, какой кошмар пережила сегодня за ужином в ресторане.

– Он как-нибудь обидел тебя, оскорбил, унизил? – предполагает мама. – Нет, такое вряд ли возможно, – отвечает она на свой же вопрос.

Телефон снова звонит.

– Ответь же ему! – настойчиво восклицает мама.

Отрицательно качаю головой.

– Тогда я сама…

Она встает, берет трубку, но я выхватываю ее, подскакиваю к полкам, приподнимаюсь на цыпочки и забрасываю телефон за верхний ряд книг. И только тогда вспоминаю, что там же все это время лежит наша с Питером фотография. Какая ирония!

Тяжело опускаюсь на стул, роняю голову на грудь, закрываю лицо руками и заливаюсь безутешными слезами. Мама обнимает меня за плечи и прижимает к себе.

– Ну что ты, Малявка. Подожди… расскажи, что приключилось. А вообще-то все правильно. Сначала поплачь. Вот так. Все непременно образуется… Я чувствую.

Под убаюкивающее бормотание матери я мало-помалу перестаю выть. И бурным потоком слов выкладываю ей все, что произошло сегодня. Теперь мы снова сидим на диване. Мама гладит меня по волосам.

– Могу себе представить, насколько ты была потрясена. Ужасно неприятно. Но, честное слово, ничего предельно страшного я здесь не вижу.

Рывком поворачиваюсь к ней.

– Не видишь?! Я почти полгода встречаюсь с ним и все это время понятия не имела, что он ездит на свидания с детьми и бывшей женой!

– Кто тебе сказал, что он ездит на свидания с женой? – спокойно спрашивает мама.

Дергаю плечом.

– Где дети, там и жена! Это закон, я усвоила его на собственном горьком опыте!

– Ошибаешься, – с уверенностью говорит мама, и это на миг остужает мой гневный пыл. – У папы, например, родители развелись, когда ему было пять лет, а дяде Джорджу – восемь. Год спустя их мать благополучно вышла замуж за другого мужчину, и он стал им тоже почти родственником, во всяком случае другом. Но и с родным отцом они знались вплоть до тех пор, пока он не умер.

– Гм… – Моргаю, немного теряясь. Признаться, о папиной истории я никогда не задумывалась, потому что его родной отец умер еще до моего рождения, а приемный – когда мне было года четыре. Качаю головой. – Тогда были… совсем другие времена. И люди были… благороднее, понятливее.

Мама смеется.

– Люди всегда одинаковые. Особенно их взаимоотношения.

Упрямо качаю головой.

– Тогда и жизнь была не такой, и нравы, и порядки! – Я почти кричу. – Нет, нет и еще раз нет! Я больше не желаю быть запасным игроком, утешением, иллюзией перемен! Мне ужасно горько, но, не покончи я с этой историей тут же, страдала бы в десять раз сильнее. Чуть погодя. Да и все время, начиная с сегодняшнего дня. Нет, спасибо…

Мама смотрит на меня, продолжая медленно гладить по голове.

– Решай сама, – говорит она после некоторого молчания. – Но имей в виду: насколько я могу судить, лучшей пары тебе не найти.

– Я, наверное, буду вовсе без пары, – заявляю я, скрещивая руки на груди.

– Всю жизнь?

– По крайней мере до тех пор, пока не найду по-настоящему свободного человека.

– По-настоящему свободного надо было искать в детском саду, – говорит мама.

Резко поворачиваю голову.

– Издеваешься?

Она качает головой.

– Вовсе нет. Просто говорю, что у людей взрослых, достигших лет двадцати пяти, тем более тридцати, уже есть за плечами несчастливый роман или расторгнутый брак… У некоторых даже не один, и дело далеко не всегда в том, что это они, эти люди, не умеют строить отношения. Бывает, просто не везет… Даже тем, у кого золотой характер.

Усмехаюсь. От осознания того, что материнские слова не лишены смысла, меня берет злость и окатывает новая волна отчаяния.

– Просто романы не в счет. Особенно бездетные.

Мама кривит губы.

– Как сказать, – задумчиво произносит она. – Каждая история складывается по особому, не похожему на все остальные сценарию. Бывает, человек женится не любя и всю жизнь просто существует бок о бок с далекой ему по духу женщиной, а мечтает о другой, той, которая осталась где-то в прошлом и никогда не была его женой. – Она умолкает и смотрит, как мне кажется, будто куда-то внутрь себя.

В какое-то мгновение мне кажется, что другая, никогда не ставшая кому-то женой, – она сама, наша мама. Если бы выяснилось, что мое предположение верно, я ничуть не удивилась бы. Наверняка о ней мечтает не один мужчина, не сумевший добиться ее взаимности и женившийся на нелюбимой женщине.

Телефон на книжной полке опять начинает звонить, и мы обе вздрагиваем. Мама решительным жестом берет меня за руку и просит:

– Хотя бы поговори с ним. Чего-чего, а этого он заслуживает. Был бы на его месте другой – не такой милый, не такой воспитанный, не такой веселый парень, я, клянусь, не лезла бы к тебе со своими советами. Джерард же… Честное слово, я была бы просто счастлива, если бы у вас все же получилось… быть вместе.

Не добавляя больше ни слова, она поспешно встает и уходит, оставляя меня один на один с телефонными звонками и необходимостью принять решение: отвечать или нет.

Неторопливо подставляю к полкам стул, встаю на него и достаю трубку, загадав, что если я не успею нажать на кнопку приема и потеряю последнюю возможность еще раз услышать голос Джерарда, значит, так тому и быть.

Спрыгиваю со стула, возвращаюсь на диван и смотрю на настенные часы. Начало двенадцатого. Подношу трубку к уху.

– Алло?

– Эви, – на выдохе произносит Джерард. В его голосе звучит мольба и отчаяние. – Ну наконец-то…

– Зачем ты звонишь в такую позднь? – негромко спрашиваю я.

Джерард нервно усмехается.

– Ты еще спрашиваешь, зачем я звоню?

Мне впервые за этот бесконечный вечер становится немного стыдно. От безысходности, желания снова заплакать, скорее прекратить этот разговор и никогда не прекращать его, начинают слегка дрожать руки.

– Я приеду к тебе, – говорит Джерард.

– Нет! – вскрикиваю я.

– Почему? – с горечью, недоумением и обидой спрашивает он.

Зажмуриваюсь. Причинять ему страдания едва ли не более страшно, чем страдать самой.

– Слишком поздно… – говорю тихо и убито. – Завтра на работу.

– Плевать на работу! – вскипает Джерард. – На все плевать! Я приеду!

– Пожалуйста, не надо, – слезно прошу я.

– Это ведь жестоко, Эви, – горячечным шепотом произносит Джерард. – Я живой человек и, по-моему, не заслуживаю подобного обращения.

Я вдруг становлюсь ненавистна самой себе. Вся ситуация вмиг поворачивается для меня так, что кажется, будто в ней есть единственный отрицательный персонаж. Я.

Сейчас бы взять и все исправить. Позвать к себе Джерарда, полночи рассказывать ему о моем горьком опыте с Питером, поплакать, покаяться, воззвать о помощи… Я же, как только представляю себе, что снова увижу его и тогда уже больше не смогу прогнать, содрогаюсь от ужаса. Нет, ничего не выйдет. По-видимому, мои страхи сильнее всего прочего. К сожалению, даже сильнее любви.

– Да, Джерард, все верно, – быстро, задыхаясь от волнения и тоски, начинаю я. – Ты не заслуживаешь подобного обращения, потому что ты лучший парень на всей земле… – Пугаюсь своего неожиданного признания, и мой голос обрывается.

– Ты… правда так считаешь? – осторожно и негромко спрашивает Джерард.

– Да, – исполненным обреченности голосом отвечаю я.

– Тогда почему же ты… не взяла кольцо? – озадаченно произносит Джерард.

Поднимаю глаза к потолку, обращаясь с безмолвным воззванием к сверхсилам. До чего же тяжело объяснять, почему ты отвергаешь любимого! Ей-богу, проще трижды сдать выпускные экзамены.

– Я не взяла кольцо… – сглатываю, смачивая пересохшее горло, – потому что ты навсегда принадлежишь другим людям. И не можешь связывать жизнь с кем-то еще…

– Что?! – Джерард напряженно смеется. – Эви, это же бред! Неужто ты сама не понимаешь?

– Никакой это не бред! – негодуя, восклицаю я. Если бы он только знал, через что мне пришлось пройти. Тогда не смеялся бы.

– Эви, милая, я думал, что твои речи про разведенных просто признак временного дурного настроения, не более того…

– И очень ошибался! – горячо возражаю я.

– Ты не права, – устало, но твердо говорит он. – Дети – да. Я люблю их и останусь им отцом навек. С Эванджелиной же… Нашего брака не существует вот уже четыре года.

Эванджелина, раскатистым эхом отдается в моих ушах. Нас и зовут практически одинаково. Только меня никто никогда в жизни не звал Эванджелиной. Да, все понятно. Для Джерарда я, как когда-то для Питера, сокращенный вариант, временная замена…

– Джерард, – произношу я хриплым глухим голосом. – Прости… мне очень тяжело.

– Почему, черт возьми?! – вскрикивает он, и в каком-то смысле это действует на меня отрезвляюще.

Вспоминаю, что я до сих пор не объяснила ему, почему так странно себя веду. Насилу собираюсь с мужеством и сбивчиво, то вся дрожа, то напрягаясь, наконец рассказываю про Питера, Джонатана и Бетси.

– Любимая моя, ненаглядная, – горячо и с нежностью шепчет Джерард, когда я умолкаю. – Поверь, моя история совершенно другая.

На мгновение позволяю себе увлечься мечтой, но опять содрогаюсь, обуреваемая страхом.

– Дай мне шанс, – умоляет меня Джерард. – Вот увидишь, мы сумеем построить только нашу семью, куда без твоего и моего позволения не будет доступа никому на свете…

Лучше бы он не был так ласков, лучше бы оставил свои уговоры. Они лишь усугубляют мои мучения.

– Прости, Джерард… – Я нажимаю на кнопку, прерывая связь, и разражаюсь жутким неостановимым воем.

10

Дебора и Кент выслушивают мой рассказ молча. Дебора лишь время от времени округляет глаза и качает головой. Мы сидим на кухне в родительском доме. Рыжий, позавтракав, ушел по своим кошачьим делам и не показывается на глаза. Мама с отцом вернутся завтра утром, а сегодня я позвала в их дом, где временно живу, сестру и зятя. Прошлая неделя показалась мне адом. Я избегала общения с кем бы то ни было, с работы сразу ехала домой, на звонки почти не отвечала и сто раз прокручивала в голове события всей нашей незабываемой пятимесячной истории с Джерардом.

– Да уж… – протяжно произносит Кент, явно тревожась за меня, но по-мужски сдерживая эмоции. – Жаль, а я-то думал… – Он взмахивает рукой и смотрит на Дебору. – Послушай, Деб, я хотел бы встретиться с Джереми и обсудить с ним один проект. Ты не против, если я…

– Поезжай, поезжай, – хмуря брови и явно думая совсем не о Джереми, отвечает Дебора.

– Когда освобожусь, позвоню, – говорит Кент, уже направляясь к двери. Он машет рукой. – Пока, Эви! Ты, это… гм… держись. Если что, сразу звони. Мы всегда рады помочь. Или хотя бы выслушать.

– Спасибо, Кент.

Когда он уходит, я киваю на порог.

– Специально оставил нас вдвоем. Хороший он парень. Ты везучая, Деб.

Дебора будто просыпается от полудремы и смотрит мне прямо в глаза.

– У тебя был тоже хороший, но ты по глупости его потеряла! – восклицает она. – Такие на дороге не валяются, неужели ты сама не понимаешь?

Приподнимаю руки.

– Эй! Не кричи на меня. Не то немедленно прекратим разговор и я больше никогда не буду делиться с тобой настолько личными вещами.

Дебора, не сводя с меня осуждающего взгляда, шумно вздыхает.

– Хорошо, кричать больше не буду. Но десять раз повторю: ты сделала большую глупость. – Она вскакивает и нервными подпрыгивающими шагами проходит к двери, возвращается назад, подбоченивается и немного наклоняется вперед, будто полагая, что так, когда я внизу, а она грозно возвышается надо мной, я лучше ее пойму. – Ты не права, Эви! Слышишь?

– Конечно, слышу. Может, и не права. Но иначе не могла. Значит, таков уж мой крест.

– Ерунда! – опять вскрикивает Дебора, но, замечая мой предупреждающий взгляд, шлепает себя по губам. – Забылась, прости. Потому что слишком волнуюсь за тебя, дурочку этакую! Он сделал тебе предложение! Причем так романтично, так необыкновенно! А ты…

– Послушай! Я надеялась, что ты меня поддержишь, – недовольно произношу я. – У меня ближе тебя нет никого-никого. Ты же своими упреками только делаешь мне больнее.

Дебора садится на место.

– Потому что слишком расстроена. Пойми, во всех смыслах идеального мужчину ты не повстречаешь никогда. С чем-то в любом случае придется мириться.

– Мне не нужен идеальный, – устало говорю я. – Я, наверное, могла бы смотреть сквозь пальцы на привычку курить, оставлять на столе грязную кружку… Простила бы, наверное, даже некоторую неряшливость или желание полениться в выходные и отложить на потом какие-то домашние дела или поездки к родственникам. Боялась одного – и мне выпало именно это, причем повторно. Честное слово! Я ничего не понимаю в этой жизни!

Во взгляде Деборы теперь отражается сочувствие. Она прикусывает губу и на минуту задумывается.

– Интересно, почему Сильвия сказала тебе, что он не женат?

Усмехаюсь.

– Я тоже об этом думала. Наверное, на ее взгляд или на взгляд этих ее подруг, неженатый и разведенный – это одно и то же.

Дебора хмыкает.

– Молодящаяся сводница! – в сердцах говорю я. – Надо бы как-нибудь растолковать ей, что эти ее игры небезопасны. Из-за них ломаются судьбы.

Дебора поджимает губы.

– Не знаю, не знаю… У вас все так здорово складывалось. Я десять раз мысленно поблагодарила Сильвию, а однажды, когда столкнулась с ней у бабушки, даже прозрачно намекнула: спасибо, мол, что позаботилась о моей сестренке. Старушка аж просияла.

Криво улыбаюсь, глотая ком горечи. За последнее время я уже привыкла, что он постоянно стоит в горле.

– Позаботилась! И чем все закончилось?

Дебора порывисто сжимает кулаки.

– Может, еще не закончилось? Может, есть хоть какая-то надежда?

Мне становится вдвое тоскливее. Несколько мгновений молчу, пытаясь успокоиться, чтобы не дрожал голос, когда я снова заговорю. Качаю головой.

– К сожалению, надежды больше нет.

– Почему ты так в этом уверена?! – с отчаянием восклицает Дебора.

С моих губ слетает тяжелый вздох. Смотрю в сторону, чтобы сестра не видела моего взгляда, и слегка прищуриваюсь, пряча стоящие в глазах слезы.

– Знаешь… может, это и эгоистично… Я всю эту неделю подсознательно чего-то ждала… – Чувствую, как Дебора вся напрягается. Мне становится ее жаль. И досадно за то, что я вынуждаю близких людей вновь и вновь страдать за меня. Качаю головой и продолжаю: – Надеялась: вдруг он поймет, насколько глубоки мои опасения, вдруг, несмотря ни на что, попытается доказать, что моя прошлая история не повторится. – Мрачно усмехаюсь. – Увы, Джерард больше не звонил и не принимал никаких мер. Значит, быстро оправился от потрясения, благополучно меня забывает и живет дальше, как и жил. С детьми и… Эванджелиной. И пусть…

Взгляд Деборы делается строгим.

– Возможно, ты и правда несколько эгоистична. Во всяком случае, по отношению к нему. Наверное, тебе следовало самой с ним связаться, еще хоть раз встретиться.

Пожимаю плечами. На них, кажется, лежит груз всех мировых проблем. Я чувствую себя опустошенной, уставшей и беспредельно несчастной.

– Может быть. Но теперь уже поздно.

Дебора снова вскакивает с места.

– Совсем не поздно! Хочешь, я сама ему позвоню? Постараюсь объяснить, почему ты так перепугалась…

Прикладываю руки к груди и говорю просящим голосом:

– Я ему все объяснила. Видимо, он не понял, не почувствовал, насколько это серьезно. Или дело действительно во мне, в моем раздутом себялюбии…

Вспоминаю, сколько унижений я молча терпела от Бетси и Питера, и становится вдвойне жаль себя. Эгоизм! Нет, это зовется как-то иначе.

Дебора подходит ко мне и обнимает меня за плечи.

– Ладно, больше не буду к тебе приставать с советами. Но еще раз все обдумай.

Киваю.

– И не отчаивайся! – бодрее прибавляет она. – Вдруг он еще объявится?

Слабо улыбаюсь и хватаюсь за еле теплящиеся в груди остатки надежды. Хоть и в несбыточное уже почти не верю.

Не знаю, как бы я перенесла этот удар, если бы не забота близких. Родители, вернувшись из Кливленда, уговорили меня пожить у них еще недельку. Я согласилась, но через три дня все же поехала домой, где, скрываясь от всех, продолжала страдать.

На следующий день мама позвонила мне, когда я еще была в офисе. Сегодня я находилась в кабинете одна, потому что Марк взял выходной – у него утром родился сын, а Кристин с понедельника уволилась и замену ей еще не нашли.

– У меня хорошая новость! – восклицает мама. Слышу по голосу, что настроение у нее приподнятое, и сразу догадываюсь по интонации, что она что-то задумала, однако скажет об этом позднее и будто между прочим. – Угадай какая!

– Гм… – Признаться, мне не до игр. Последнее время я живу, словно в непроглядном мраке.

– Мне дали роль! – объявляет мама. – Правда, пока небольшую, но все же…

– Поздравляю, – вяло говорю я, досадуя, что не могу себя заставить бурно восхититься и засыпать мать вопросами. Я же знаю, насколько для нее это важно – стать кому-то полезной. Да и не только для нее, для них с отцом, а по большому счету для всей нашей семьи.

– Это мюзикл, – говорит она, не обращая внимания на вялость моей реакции. – То есть роль придется петь. Я именно об этом и мечтала.

– Очень хорошо, – произношу я. По-моему, на сей раз более оживленно.

– Ты обязательно должна быть на премьере, – тараторит мама. – Ты и отец, и Дебора с Кентом, если смогут. Я загадала: если все соберутся, у меня все сложится. Никакой славы и серьезных ролей мне, естественно, не видать, однако моя задача не в этом.

– Да, конечно. – Я старательно придумываю, что бы еще сказать, дабы не показаться совсем равнодушной. – А… когда премьера?

– Еще не скоро, но я сообщу тебе дату и время заранее. – Она умолкает. Чувствую, что сейчас и последует это ее «между прочим». – Кстати… а как у вас с Джерардом? – спрашивает мама таким тоном, будто вспомнила о Джерарде совершенно случайно. – Без изменений?

Закатываю глаза.

– Мама, я же просила!..

– Да-да, – торопливо произносит она. – Я помню и больше не буду тебе о нем напоминать. – Вздыхает. – Послушай, я тут подумала… А что, если тебе попросить Сильвию… Пусть бы она еще раз…

Не верю своим ушам. По-моему, наша мамочка не только завязала с выпивкой и забыла о посторонних мужчинах, но еще и немного спятила.

– Пусть бы она снова кого-нибудь тебе подыскала… – скороговоркой выпаливает мама, естественно догадываясь, как я отнесусь к ее предложению, и спеша скорее покончить с этим щекотливым делом.

– Снова кого-нибудь подыскала? – в негодовании переспрашиваю я.

– А что тут такого? – с извинительно-заискивающими нотками говорит она. – У Сильвии в этом деле большой опыт, более того – чутье. Она постоянно бывает в таких компаниях, где масса образованных симпатичных людей, в том числе и свободных…

– Таких свободных пусть она ищет для кого угодно другого! – вспыхиваю я. – С меня довольно!

– Ладно-ладно, – утешительно говорит мама. – Наверное, обсуждать такие вопросы еще не время. Просто мне вдруг пришло в голову: если она подыщет тебе другого парня, ну вроде Джерарда, то…

– Мама! – гремлю я.

Дверь приоткрывается, и из-за косяка показывается прилизанная голова нашей блюстительницы порядка, секретарши одного из боссов, пятидесятилетней старой девы Марго Нелкен. Она по обыкновению секунду-другую строго смотрит на меня блекло-серыми глазами, потом спрашивает отвратительно спокойным голосом:

– Какие-то проблемы?

– Нет, все в порядке, – говорю я, фальшиво улыбаясь.

Марго скрывается за дверью, а у меня в мыслях проносится чудовищная мысль: а вдруг и я, если затаю сейчас злобу и останусь навсегда одна, однажды превращусь в такую же грымзу?

– Все в порядке? – изумленно повторяет мама мои слова. – Ты это к чему?

– Это я не тебе, – прежним усталым голосом отвечаю я. – Заглянула тут одна… До всего ей есть дело.

– А-а, – разочарованно протягивает мама. – Ну, раз ты считаешь, что…

– Успехов на актерском поприще! – восклицаю я, заглушая ее последние слова.

Отец мыслит в том же направлении. Его попытки устроить мою личную жизнь меня особенно забавляют и вместе с тем раздражают. Раньше к моим победам и неудачам на любовном фронте семейство относилось гораздо спокойнее. Может, и родители начинают побаиваться, что еще немного – и я стану занудной старой девой? От этой страшной мысли меня всякий раз передергивает.

Отец заезжает ко мне домой, причем этим же вечером, только парой часов позднее. Спрашивает о работе, о самочувствии, о новостях. Я отвечаю нехотя и, если честно, не слишком рада незваному гостю. Папа этого как будто не замечает.

– Компьютер у тебя работает нормально? – тоже будто без всякой задней мысли интересуется он.

Пожимаю плечами, чуя неладное.

– Вполне.

Папа подходит к компьютерному столу и включает ноутбук.

– Доступ к Сети есть? – спрашивает он, пока загружается система.

– Естественно, – бормочу я, гадая, к чему он клонит. – Кофе будешь?

– Что? – Он отрывает глаза от монитора и смотрит на меня. – А, да. Пожалуй, выпью чашечку.

Обращаю внимание на то, что одет он элегантнее обычного. В этом костюме практически не заметна его полнота. Или, может, он задался целью избавиться от жирка и теперь ездит в спортзал?

Иду на кухню и варю кофе. Отец все это время остается в комнате и не говорит ни слова.

– Вот, – произносит он с примесью не то смущения, не то вины, когда я возвращаюсь в гостиную. – Взгляни-ка…

Ставлю поднос с чашками на кофейный столик и смотрю на компьютерный экран. Первое, что бросается мне в глаза, это сердечки разных оттенков красного и розового, окаймляющие какой-то перечень с крошечными фотографиями сбоку. Моргаю, качаю головой. Что передо мной такое, до меня доходит с опозданием в несколько секунд. Страничка службы знакомств. Приехали!

Отец суетливо наводит курсор на один из снимков и щелкает мышью.

– Мне посоветовали этот сайт одни знакомые, – объясняет он, не глядя на меня.

Упираю руки в боки и требовательно спрашиваю:

– А с какой это стати?

– Что «с какой стати»? – не понимает отец.

– С какой стати тебе советуют такие сайты? Ты что, ищешь себе невесту?

Папа ненатурально смеется.

– Нет. Разумеется, нет. Я женат. И вроде как… не жалуюсь. По крайней мере, в последнее время. – Он крякает. – А сайт мне посоветовали… потому что я рассказал – так, мол, и так… у дочери не клеится.

Нет, честное слово! Было бы лучше, если бы я вообще не знакомила ненормальных родственничков с Джерардом, не рассказывала им о своей личной жизни ни слова и вообще жила бы в другом городе, подальше от Сильвий и пап-мам.

– Кому ты об этом рассказал? – чувствуя себя опозоренной и униженной и едва удерживаясь, чтобы не повысить голос, спрашиваю я.

Папа взмахивает рукой.

– Не важно. Ты этих людей все равно не знаешь.

По тому, как он избегает встречи со мной взглядом, понимаю, что никаких «людей» вообще не существует. Очевидно, он сам полночи блуждал по просторам Интернета, подыскивая для меня достойное утешение. Курам на смех!

– Вот, посмотри. – Отец кивает на экран, где уже открылась одна из страничек – с увеличенной фотографией и краткой информацией о женихе.

Мой взгляд приковывает к себе снимок.

На нем парень, примерно ровесник Джерарда, тоже светленький, коротко стриженный, даже с продолговатым лицом. Мне становится не по себе. Не он ли сам уже активно ищет другую невесту?

Подхожу ближе к столу и бегло просматриваю анкетные данные. Имя другое, но это еще ничего не значит. Он мог специально назваться иначе, чтобы никто не смог найти эти сведения о нем с помощью поисковых систем.

На душе у меня прегадко. Зачем отец это делает? Хочет поиздеваться надо мной? Это в награду за то, что я внесла посильную помощь в его восстановление отношений с мамой?

Собираю в кулак все свое мужество и вновь смотрю на фотографию. С души падает камень. Нет, это вовсе не Джерард. У этого парня нос пошире и чуть набок, глаза голубые и, хоть тоже веселые, веселые как-то обычно, в них нет Джерардовой обезоруживающей улыбки.

Смотрю на отца вопросительно и с упреком.

– Что это значит?

Он угодливо улыбается.

– Это значит, что человек желает познакомиться с симпатичной умной девушкой… Я подумал, тебе он должен понравиться… Может, напишешь ему?

– С чего ты взял, что он мне понравится? – с трудом сдерживая гнев, спрашиваю я.

– Ну, ведь этот парень… – отец разводит руками, – очень похож на Джерарда. А Джерард, если я правильно понял, был самым любимым твоим бой… – Его взгляд перепрыгивает на мое грозное лицо, и голос резко обрывается.

– Папа! – взвизгиваю я. – Да ведь я хочу забыть Джерарда, понимаешь?! Забыть! А ты лезешь с фотографиями и нелепыми предложениями!.. – Умолкаю и прикусываю губу, чтобы она не дрожала.

Отец растерянно, виновато и огорченно понуривает свою лысеющую голову и покорно закрывает страничку.

– Ну, прости… Я хотел как лучше. Видно, чего-то не учел…

– Ты не учел самого-самого главного! – взрываюсь я. – Того, что все эти дела слишком личные! И того, что бередить раны в чужом сердце, особенно в сердце родной дочери, – жестоко и грубо.

– Ладно-ладно, успокойся, – испуганно бормочет папа, обескураженный моим криком. – И прости меня, старого дурака. Я ведь это… так… – С видом провинившегося ребенка он садится в кресло и начинает пить кофе.

Мне вдруг становится безумно жаль – его, маму, Дебору с Кентом, себя… и даже Джерарда. Порывисто сажусь на подлокотник кресла и обнимаю отца.

– И ты меня прости. Разошлась. Даже стыдно. Совсем разучилась держать себя в руках.

Отец похлопывает меня по запястью.

– Это от переживаний, от расстройства. Ничего-ничего, пройдет время – и все наладится. Ты еще купаться будешь в счастье, с нами им делиться. Ничего-ничего…

Дни идут, я жду и жду, когда же все наладится, но ничего подобного не происходит. Джерард не дает о себе знать, даже бог знает почему, не пишет новых статей, а я по сей день почти не замечаю других мужчин вокруг. Кажется, все они неинтересные, ограниченные. Достойный среди них лишь один, но я его потеряла…

А в Центральном парке расцвели нарциссы. В субботу я еду туда рано утром, когда там еще пустынно и кажется, что это не парк посреди огромного города, а кусочек не тронутой человеком природы.

Останавливаюсь в том месте, где мы сажали нарциссы вдвоем с Джерардом, и жадно всматриваюсь в нежные желтые лепестки. От обилия свежего воздуха и тонкого цветочного аромата кружится голова. На деревьях заливаются весенними трелями птицы, мои волосы теребит легкий ветерок.

«Люблю все красивое и изящное», – звучит в моих ушах голос Джерарда. Все красивое и изящное это чувствует…

Удивительно, но мне на ум не начинают лезть мысли о том, что с изяществом нарциссов он сравнивал Эванджелину. А становится до странного ясно, что говорил он в те минуты только обо мне.

В груди поднимается волнение, оно внезапно сменяется приступом раскаяния. Не совершила ли я ошибку? Не следовало ли прислушаться к советам близких, что-либо предпринять, в конце концов переломить себя? Чего я добилась своим упрямством и несговорчивостью? Одиночества, непроглядной пасмурности, вечной тоски?

– Простите, – звучит у меня из-за спины.

Вздрагиваю от неожиданности и поворачиваю голову. Передо мной стоит мужчина лет тридцати. В протянутой ко мне руке он держит камеру.

– Не сфотографируете нас? На фоне нарциссов?

Замечаю на дорожке, позади него, сияющую улыбкой женщину с распущенными длиной по пояс пушистыми волосами и ее уменьшенную копию – девочку лет шести. Семья. Счастливая семья с надеждами на будущее, общими радостями и развлечениями. А что есть у меня?

Киваю и беру камеру.

– Да, конечно.

Незнакомец присаживается перед нарциссами на корточки и жестом зовет к себе жену и дочь. Те вприпрыжку подходят к нему, девочка усаживается на его колено, женщина становится позади и обвивает шею мужа руками.

Фотографирую их, завидуя их дружности, задору и любви к жизни. Судя по всему, это туристы. Обследуют Центральный парк, потом пойдут куда-нибудь на ланч. Быть может, воспользуются советами Джерарда, которые в свое время он так старательно подготовил для небогатых посетителей Нью-Йорка. В ту пору мы еще были вместе… Более спокойного и радостного времени у меня, пожалуй, не было никогда прежде. И наверное, больше никогда не будет.

Отдаю камеру и спешу уйти, чтобы больше не вглядываться в сияние их глаз и не гадать, насколько крепка их любовь и дружба. Хочется вообще исчезнуть из города, поселиться в какой-нибудь глуши или посреди леса, дабы вообще забыть, что где-то на этой же земле, рядом со мной есть люди, умеющие строить благополучие собственными руками. Или же просто куда более удачливые, чем я.

Внезапно солнце прячется за тучами. А несколько минут спустя начинается дождь. Вбегаю в первое попавшееся кафе и только теперь понимаю, что оно то самое, куда мы однажды ходили с Джерардом. Это было в самые первые дни наших встреч. Я еще уверяла себя в том, что, кроме дружбы, между нами ничего не возможно…

Сажусь за столик и печально оглядываюсь по сторонам. Почему мне подвернулось именно это кафе? Может, это некий знак? Может, и правда еще не все потеряно? Но что можно изменить? И как?..