Текст книги "Тупик"

Зинаида Александровна

Какое страшное несоответствие: погода тогда была дивная, солнышко, легкий ветер, пение мелких пичужек. И на этом фоне были произнесены отрывистые суровые слова, звучащие как приговор:

– Я не буду объяснять очевидное, Зина! С меня хватит. Я устал. Нет у меня сил, понимаешь? Мне невыносима жизнь с тобой. Ты убиваешь всё живое, – проговорил он.

«Господи, он бросает меня, я не могу этого допустить!»: Зинаида Александровна визгливо стала упрашивать мужа:

– Ты предаешь нашу семью, ты просто нашел новую юбку, ну признайся! Не уходи!

– Я ухожу, Зина. Давай хоть попрощаемся по-людски без скандалов. Я не могу с тобой жить. Детям я сам объясню, – подхватил чемоданы, хлопнул дверью. И ушел.

Ведь правда, у-ш-е-л. И что делать теперь, о чем думать?

В окно весело ласкается ветка березы, лучи солнца заливают квартиру, где были пережиты самые счастливые моменты жизни.

Зинаида Александровна присела на пол, держась за стену. А потом и легла вовсе. Почему-то хотелось именно лечь, как-то тяжело стало сохранять вертикальное положение. Казалось, что лёжа, меньше давит на нее груз того, что только что произошло.

Муж был цельным прямым человеком, и если он ушел, то больше не вернется. Это даже не обсуждается. Просто надежды быть не может никакой. Как горько жить стало тогда и до сих пор горько. И пусть он ушел 10 лет назад, Зинаида Александровна и дня с тех пор не прожила, не вспоминая тот день.

Вот и сегодня, утреннюю чашечку кофе с маленьким секретиком в виде пары капель коньяка, Зинаида Александровна выпила под аккомпанемент своих горьких мыслей, никак не стираемых из воспоминаний о тех днях.

Какой ее обожаемый муж был красивый, большой, надежный. С мягкими карими глазами. Стоило Зинаиде взглянуть в них, и она таяла, успокаивалась. И он любил её! Такую резкую, неуживчивую, колючую как ёж, ранимую. Он понимал её или хотел понять. В послевоенном её детстве мать шпыняла Зинаиду, гоняла, обзывала, придиралась. Жесткая была, издерганная вечно голодная баба.

По юности, когда началась Великая Отечественная, когда молодежь закрутилась пьяная от возможной скорой смерти, мать Зины сдалась под натиском своего не очень симпатичного одноклассника. И его гипотетическая смерть обернулась для Зинаидиной мамы вполне реальной беременностью.

Вначале слишком юная мама ее даже и не поняла, что с ней творится. Подумаешь, месячные пропали, так мало у кого они остались в такие-то голодные времена. Потом, когда на фоне общего истощения вырос нелепый живот, были неудачные поиски того, кто бы взялся за аборт на большом сроке. А потом было поздно.

Так появилась Зина, а следом и отец Зины вернулся с войны. Порядочным оказался, предложил жениться. Хотя и сам плохо помнил ту единственную ночь, что провел со своей одноклассницей накануне своего отъезда на фронт.

И, можно сказать, счастливая история случилась у родителей Зины. Сколько людей не вернулись тогда с войны, сколько детей не выносили изможденные женщины. Вся страна не могла толком в себя придти. И мама Зины тоже не могла. Вчера она закончила школу, впереди целая жизнь. А теперь она замужняя женщина и мать. Разве так быстро хотела она стать тем, кто она есть. Всё случилось как будто без ее воли. Мужа она не любит, дочка ей тоже в тягость. Отдала ее в интернат, чтобы поменьше дома бывала. Сама борт-проводницей работать пошла. Не могла после работы домой возвращаться. Не нужен был ей ни этот мужчина, ни его порядочность.

Ну а какому мужчине такая жена нужна? Тоже постепенно отошёл он от семьи, а потом и вовсе испарился из жизни Зиночки и ее мамы. Алименты платил исправно, а Зиночку даже не навещал.

Девочка привыкнуть не успела к тому, что у нее папа есть. Жила она в интернате, мать видела редко, а когда гостила дома, слышала только попреки да ругань. Чувствовала, что не рада ей мать, что мешает она ей чем-то.

Не было у Зиночки в жизни никого, кто бы любил ее, не знала она ни ласки ни нежности. А потому и сама была грубой и нахальной, по другому не выжить.

Да и где ей было почувствовать душевную теплоту? В интернате? Где на 50 человек одна воспитательница? В кино? У них даже телевизора не было. В книгах? Но это уже позже, когда она подросла. Тогда она читала запоем, и многое узнала, и многому удивилась. Неужели так бывает, когда мама не кричит? Неужели Зиночку кто-то сможет полюбить? Она угловатая, худющая, резкая. Вечно в чужой поношенной одежде. С людьми общаться толком не умеет. С мужчинами либо робеет, либо нахальничает, середины не знает ни в чем. У Зины либо всё белое, либо чёрное. Но чёрное – чаще.

Зиночка закончила школу, оставила интернат, и вернулась домой. Мать встретила ее привычной руганью и пожеланием скорейшего замужества дабы поскорее ушла из дома.

Пока Зиночку воспитывали в интернате, мать пыталась жить максимально свободно. Работу нашла рядом с домом, в овощном магазине торговала, ходила по выходным в кино с девчонками с работы, гуляла в парке вечерами, лакомилась мороженым в кафе.

Ее подруги с трудом верили в существование Зиночки и в статус разведенной женщины. Мама Зинаиды встречалась и расходилась с мужчинами, семью она создавать не собиралась. Ей хватило трех лет своего замужества. И она собиралась дальше доживать свой век в одиночку.

А тут дочка взрослая объявилась. Конфликты? Ну, просто неминуемы! Дошло до того, что у каждой была собственная полка в холодильнике, отдельный бюджет и полное игнорирование друг друга. Зиночка пошла работать на завод швеей. Стала зарабатывать. Стала обшивать сама себя. Однажды особо удачное платье и взгляд на себя в зеркало показали ей, что она может быть интересной. Это Зиночку поразило. Ни от кого она в жизни не слышала слов одобрения, а тут сама себе готова была их сказать.

На заводе Зина слыла примерной работницей. Всегда выполняла в срок свою норму, была ответственна и так, как предпочитала пореже бывать дома с матерью, то часто задерживалась в своем цехе.

Однажды под вечер Зина сидела в одиночестве за швейной машинкой. В цех зашел их новый начальник. Удивившись присутствию девушки, он неожиданно для себя заговорил с ней.

– Милая деточка, а ну марш домой мультики смотреть!

– Здравствуйте, – испуганно проговорила Зина, – я уже ухожу, извините.

Зинаида поспешила домой, быстро сложила швейные принадлежности и не успев даже толком подумать, стала снимать рабочий халат. В летние дни работницы обычно под халатом носили только нижнее бельё. Поэтому удивленный мужчина лицезрел Зиночку, которая красная как помидор, стояла в одних трусах и бюстгальтере. Осознав свою оплошность, Зинаида парализовано застыла перед начальником, сгорая от стыда. Тот же, взяв себя в руки, отрывисто попрощался и быстрым шагом покинул цех.

Этот вечер вспоминали оба. Зинаида в жутком смущении, а ее начальник с недоумением. Начальника звали Павлом, он был молод, хорош собой, избалован женским вниманием, умен. И еще он был очень добрым. Как старший брат трех сестер, он привык женщин и понимать и заботиться о них.

С первого взгляда на Зину, его охватила жалость к ней. Она походила на испуганного зверька, чудом избежавшего капкана. А для Зины Павел был просто начальник, которых как принято в ее понимании, надо опасаться. И уж думать о них в качестве жениха и будущего мужа ей бы и в голову не пришло.

Однако через год молодые люди поженились. Весь тот год Павел потратил на приручение недоверчивой девушки. Он окружил ее вниманием, заботой, лаской, тем, чего в своей жизни она не видела совсем. Павел стал для нее матерью, отцом, другом. А Зина стала для него комком глины. Ему нравилось то, что она позволяет почувствовать себя творцом, учителем, то есть разрешает играть ему в жизни свою привычную роль. С детства он присматривал за сестрёнками, теперь же он ухаживал за Зинаидой, как за своим любимым растением.

Конечно, поначалу Зинаида вела себя как кактус. Была колючей, не верила в его добрые намерения, могла даже руки на него распускать. Что поделаешь, детство в интернате так быстро не забывается. А тут еще сестрицы Павла жару добавляли. Всем троим категорически Зинаида не нравилась. Обычно их брата окружали женщины интересные, спокойные, благополучные, а не какая-то дикая замарашка.

Но Павел почувствовал себя таким нужным, ну просто необходимым именно с Зиночкой. Правду говорят, «золовки – змеиные головки». Особенно переживала младшая сестра:

– Ты не сможешь ее одомашнить никогда, однажды она воткнет тебе нож в спину, увидишь!

– Господи, ты как старушка прочитаешь! – рассмеялся Павел. Ты просто ревнуешь!

– Кто бы еще ревновал! – фыркнула сестра.

Она прекрасно помнила выражение лица Зинаиды в день, когда Павел познакомил их. Такое звериное чувство собственности написано было на лице девушки, что страшно было поцеловать Павла в щеку, прощаясь.

А Зина, действительно, вкусив от плодов любви, была теперь одержима мыслями о контроле над Павлом. Выспрашивалось и узнавалось всё. Что делает, с кем делает, зачем делает. О чем думает, чем дышит. Куда ходит, когда она не с ним. Зиночка хотела держать руку на пульсе ежесекундно. Она слишком хорошо помнила, что значит быть невидимкой для всех. Никто не интересуется тобой, не спрашивает твоего мнения, банально, не здоровается. Тебя просто нет. А потом ты смотришь на себя в зеркало и боишься не увидеть там ничего, кроме окружающей тебя обстановки.

Нет, конечно, бывают моменты, когда про тебя вспоминают, и ты загораешься: «ага, я существую!» Ты готова на всё, идешь на любые уступки, лишь бы это состояние нужности кому-то продолжилось.

Но оно заканчивается, и ты видишь, что нужна была только услуга от тебя, но не ты сама. И приходит злость от этого понимания. Так вот Зина не хотела к этому возвращаться. Павел полюбил ее неожиданно, как для себя, так и для неё. И она не могла этого лишиться. Теперь был в ее жизни человек, для которого она, никому не нужная Зинаида, значила очень много. Зина стала добрее, мягче, но и подозрительнее одновременно. Что за бывшие пассии, что за поздние звонки? Она даже пару раз следила за Павлом.

Ну, а он – в розовых очках, его забавляла ревность Зиночки. Правда, до поры до времени. Пришел день, когда он был вынужден применить строгость к своей невесте.

Они уже начали жить вместе. Нехитрый быт поначалу объединял их и вызывал только чувство умиления. Зинаида готовила ужин, а Павел менял перегоревшую лампочку в коридоре. Прозвенел телефонный звонок.

– Душа моя, возьми трубку, – позвал Павел.

Зина вытерла руки о передник, сняла сковороду с огня и подошла к аппарату.

– Алло, говорите, алло, что? Вы ошиблись, – положила трубку.

– Зина, что там?

– Ничего, ошиблись номером, – угрюмо произнесла девушка.

Опять прозвенел звонок. Зина кинулась к телефону, но Павел ее опередил.

Слушал долго, внимательно, с недоверчивым выражением лица. Тихонечко положил трубку. Обернулся к Зинаиде.

– Это правда? Про машину? Правда?

– Я порезала ей шины, чтобы не трогала чужого.

– Чужого? – с недоумением переспросил Павел.

– Тебя, – глухо ответила она.

Настала тишина, было слышно, как что-то шипит на сковороде в кухне. Павел стряхнул с себя оцепенение, глубоко вздохнув, подошёл к Зинаиде.

– Посмотри на меня. Я не вещь. Не смей больше так делать.

Хитрость подсказала Зинаиде, как нужно ответить, чтобы Павел поверил ей, но про себя она знала: «костьми ляжет, никому не отдаст».

– Не знаю, что на меня нашло, прости, прости.

На этом разговор закончился, хотя этот случай необоснованной жестокости оставил в сознании Павла неприятный осадок. Он, конечно, замечал у Зины в характере жесткость, видел её невероятную отчужденность от матери, отсутствие друзей и подруг. Но он был влюблен и до поры до времени не зацикливался на странностях Зинаиды.

Однажды поздно вернувшись с работы, Павел тихонько запирал за собой входную дверь, чтобы не разбудить Зину. Бесшумно разделся в прихожей, не включая света прошел в ванную, потом в кухню. И ту т услышал еле слышное бормотание. Оно раздавалось из комнаты.

Павел подумал, что верно Зиночка забыла выключить телевизор и заснула. Открыл дверь и от неожиданности попятился обратно в кухню. Зина сидела перед большой его фотографией и разговаривала с ней низким, незнакомым голосом.

– Зина, ты отчего еще не спишь? – как будто это единственное, что его сейчас удивило. Зина испуганно вскинула на него глаза, которые тут же наполнились слезами:

– Я думала, ты меня бросил, и больше не вернешься, я ворожила над фотографией, как мы в интернате на актеров колдовали, и просила тебя вернуться.

– И вот я вернулся, – Павел вымученно улыбнулся, – ну очень действенное колдовство!

А потом у них пошли дети. Зиночка рожала каждый год. И не было матери нежней и заботливей, чем она. Когда у них было два сына и две дочки, супруги решили остановиться.

Зина была изрядно потрепана бытовыми хлопотами, и Павел, благо они могли себе это позволить, взял в помощь Зинаиде женщину. Она ей помогала и по хозяйству и с детьми. Приходила два раза в неделю, убирала их огромную квартиру, а Зина в это время гуляла со своей ясельной группой и провожала старшую дочку в школу.

Со временем, когда дети начали подрастать, Зинина нежность сменилась какой-то ревностью. У детишек появлялись свои интересы, друзья, а у Зины голова шла кругом от того, что она больше не успевала быть для них главным мерилом в жизни.

У Зинаиды был свой тесный мирок: муж, дети, она не работала и не обзавелась подругами. Она не хотела допускать никого в их семью. Зиночку устраивал ее узкий круг общения. Но дети ее, да и муж были из другого теста.

Поэтому, скрепя сердце и сжав кулаки, Зина наблюдала за ними, пытаясь по мере сил их контролировать. Но в какой-то миг она сломалась. У Зины случился нервный срыв.

Как-то Павел за завтраком поделился своими планами на летний отпуск. Сказал, что неплохо было бы отправиться на море большой компанией, с детьми, его сестрами, их семьями. Снять большой дом на берегу моря.

– Что ж, затея неплохая, да и малыши уже готовы к морю, но я не понимаю, к чему твои сестры да еще с их мужьями и детьми? – бросила Зинаида.

– Мы давно не виделись, и отпуска редко когда так совпадают, – возразил муж.

– Не вижу необходимости мешать друг другу в одном доме!

– В тесноте да не в обиде, Зина! Мы едем, и точка!

Потом Павел много раз жалел о своей настойчивости. В отпуске полагается отдыхать, но это было тяжело для всей компании. Стоило взглянуть на угрюмое лицо Зины, и уже не хотелось ни веселиться ни находится у моря рядом с ней.

Первым делом на отдыхе она отдраила весь двухэтажный огромный дом от пола до потолка. Ну а потом в течение всех дней, что они там были, не было ни соринки ни крошки, которую бы она не заметила и строго бы за нее не выговорила. Причем как своим детям и мужу, так и племянникам с их родителями.

После моря дети приходили, облепленные песком, мелкими ракушками, и всё это ссыпалось на безупречно вымытые Зиночкой полы. Однажды Зина после их прихода с моря начала кричать, что никто не ценит ее труды, никто с ней не считается. И она кричала с переходом на визг так долго, что это было похоже на помешательство. Детей спешно увели во двор, Павел подошёл к жене и впервые в жизни залепил ей оплеуху.

Зина перестала визжать и жалобно заплакала. Плакала до тех пор, пока Павел не пообещал ей вернутся в город и больше не отдыхать большими компаниями.

С приездом в город ситуация не улучшилась. Что-то в Зине надорвалось, она загоралась, как щепка от любой мелочи. Что-то грызло ее изнутри. Она направляла свою агрессию на детей и мужа. Выговаривала им за поздний приход, за испачканную одежду, за неаккуратно застеленную кровать. Любой ее выговор заканчивался истерикой. И так изо дня в день.

А когда Зина заподозрила своих детей в привязанности к домработнице, то немедленно рассталась с ней. Зинаида и сама не знала, что так сильно гложет ее. Она как будто специально стремилась к уничтожению своего домашнего очага. Ей хотелось приложить все силы к тому, чтобы разрушить семью и посмотреть, что всё-таки останется непоколебимым, что окажется настоящим, что сможет пройти проверку на прочность. Любовь ли мужа, детей, что правда, а что наносное?

Какие-то сны ей стали снится, что Павел покидает ее, что она остается одна, как в детстве, что ей страшно оставаться без взрослых дома. Вот мама ушла, а Зина сидит одна. Все вещи ополчились на нее, и ей страшно. Все вокруг затаилось и ждёт ее оплошности, чтобы напасть. Особенно вон те две куклы на комоде следят за ней глазками в черных ресничках. А стоит Зине отвести взгляд – они моргают.

Невозможно выносить их слежку. Зинаида бы убрала их с комода, но ей страшно даже двинуться. И она сидит и ждет маму. Пусть та закричит на неё, лишь бы вернулась, лишь бы закончилась эта звенящая тишина.

Павел уговорил Зину лечь в стационар, полечиться, отдохнуть. А пока она там была, его старшая сестра надоумила его отправить жену на работу.

– Павлуша, я знаю, что ты любишь Зинаиду и хочешь уберечь ее от работы, но я тебе серьезно говорю, она устала сидеть дома, ей нужно общение помимо тебя и детей. Причина ее срывов мне, как женщине, лично понятна, прислушайся ко мне.

– Я на что угодно пойду, лишь бы она успокоилась. – ответил Павел.

Павел положил Зинаиду, использовав свое знакомство с заведующим, в отделение кардиологии. И Зина впервые за долгие годы высыпалась, читала книги, даже познакомилась с соседкой по палате. Они вместе ходили на физиопроцедуры. Были примерно одного возраста. И Зина поначалу настороженно, а потом все более откровенно стала разговаривать с новоиспеченной подругой.

По детям Зина скучала неимоверно, названивала им по пяти раз на дню, требовала полного отчета обо всех днях, что те прожили без нее. А потом Зина расслабилась, и ее потихоньку отпустило под действием или лекарств или мерно проходящей жизни в стационаре.

Отделение платное кардиологическое: опрятные коридоры, спокойные картины на стенах, белое постельное белье. Нет необходимости никого и ничего контролировать. Четкий режим, все решено за тебя: подъем, завтрак, обед, ужин, массаж и прочее.

Как-то во время одного из посещений Павла, муж предложил Зине выйти на работу. Он не давил на нее, не уговаривал. И Зинаида легко согласилась. А пока она находилась здесь в больнице, ей понравилась сама атмосфера спокойной деловитости, в которой трудился тут медперсонал. Она захотела работать здесь. И поскольку образования Зинаида Александровна не имела, то и решила устроиться в стационар сестрой-хозяйкой.

Новые заботы, поиск работы примирили Зинаиду Александровну с тем, что дети растут и всё меньше нуждаются в ней, с тем, что муж не может уделять ей столько внимания и времени, сколько уделял поначалу, когда их отношения только зарождались.

Тем утром Зинаида Александровна одела пиджак с юбкой и выглядела строго и собрано. Она ехала в отдел кадров краевой больницы поступать на работу.

Волнение не оставляло ее весь вечер накануне. Домашних это веселило, давно они не видели Зинаиду такой юной и неуверенной.

– Не сомневайся, Зина, тебя просто не смогут не принять! Кто как не ты умеешь устраивать порядок из хаоса! – увещевал Павел, а сам внутренне таял от любви и нежности к своей жене.

– Мамчик, ты лучшая из лучших, тебя примут! – сказали старшие дети.

И Зинаида Александровна поехала устраиваться на работу. После долгого времени, что она провела дома с детьми, даже поездка в автобусе была для неё событием. Она, конечно, бывало, и с детьми ездила в общественном транспорте, но одна не путешествовала давненько. Ей было непривычно ощущать себя в одиночестве, без маленькой ладошки в руке. Вокруг нее была тьма народу. Все спешили по своим делам, не обращая на нее никакого внимания. А Зина наслаждалась поездкой, с интересом глядела в окно, как изменился город, сама жизнь, люди вокруг. Ведь она ничего не замечала этого.

Ее глаза, ее мысли, ее чувства, всё было направлено на детей. По погоде ли она их одела, полностью ли они собрали портфель, не забыли ли чешки и прочая, прочая, прочая.

Но теперь Зина всласть отдалась наблюдению за людьми. Рассматривала наряды женщин. В диковинку ей было то, как сейчас одеваются, как красятся, какими духами брызгаются. Как оказывается это чудесно и волнительно – быть одной.

Зинаида Александровна настолько отдалась своим ощущениям, что проехала свою остановку. Пришлось возвращаться обратно. А погода не располагала к пешим прогулкам. Была слякотная сырая зима, какую часто можно лицезреть в этих краях.

Пара дней крупнозернистого снега, и серость неба неожиданно сменяется ярким солнцем. У снега выстоять не остается никаких шансов. Тающий и слабенький он смешивается с жирной черной землей и превращается в серую кашу. Каша липнет к сапогам прохожих, весело разрисовывает крапинками длинные полы пальто и образует мутноватые лужицы. Проезжающие мимо прохожих машины раскидывали по сторонам комки грязи. Зинаида Александровна с досадой пыталась оттереть пятна брызг на своей кожаной сумке. Выбирая места на дороге посуше, она шла в сторону больницы. В голове вертелись фразы, которые она собиралась сказать.

Когда она вошла только еще во двор, ее подхватил людской поток и понес ко входу. Внутри здания поток хаотично разделился на маленькие ручейки, а она камнем осталась стоять, пытаясь понять, куда ей двигаться дальше.

Издалека увидела табличку на двери, гласившую «отдел кадров» и устремилась туда, пока ее не зацепила следующая за ней группа людей. Постучалась, вошла. В тихой просторной комнате сидело несколько женщин, уткнувшись в бумаги. Одна из них подняла голову, вежливо улыбнулась и позвала к своему столу.

Зинаида Александровна подошла, поздоровалась, села на стул, что стоял рядом.

– Вы на должность сестры-хозяйки? Уже работали в этой сфере? – начала допрашивать ее женщина.

– Нет, но очень хочу, – ответила Зинаида.

И она попыталась составить о себе наилучшее, по ее мнению, впечатление. Она улыбалась, не переставая, так что непривычные к улыбкам мышцы ее лица, начало ломить и тянуть. И она уже не понимала, улыбается она или неестественно гримасничает. Зинаида Александровна пыталась говорить мягким приятным голосом, старалась всем своим видом источать доброту, теплоту, приветливость.

Но она зря старалась. Работница из отдела кадров «собаку съела» на том, чтобы понять, притворяется ли перед ней человек или он таков, какой есть на самом деле. Кадровичка видела, и Зиночка никак не смогла бы перед ней скрыть то, что в характере ее столько жесткости, желания властвовать, сколько, в общем-то, итребуется для успешной работы в должности сестры-хозяйки.

– Вы нам подходите, Зинаида Александровна. Разумеется, у нас есть испытательный срок, но думаю, вы справитесь. Давайте ваши документы, будем оформляться.

И Зиночка, боясь проявлять откровенную радость и охватившее ее удовлетворение, нахмурившись, закопошилась в сумке. Выудила оттуда паспорт, трудовую книжку, и с удивлением нащупала внутри кармашка сумки упругий бутончик нераспустившейся розочки. Это Павел вчера подарил ей букетик ее любимых цветов и, видимо, подложил ей в сумку, чтобы поддержать ее на собеседовании.

Чувство благодарности затопило ее, и на глаза навернулись слезы. Как ей всё же повезло в жизни: она не одинока, и для кого-то жизненно необходима.

А кадровичка между тем деловито ей объясняла, куда пройти, на какой этаж подняться и к кому обратиться.

Зинаида Александровна отправилась сражаться с путаницей коридоров и спешащими в разных направлениях кучками людей. Больница была огромной, соединенной коридорами с различными службами, подсобными помещениями, даже с моргом. Редко, кому удавалось не заблудиться здесь с непривычки. Люди, подобно Семену Фараде из небезызвестного фильма в отчаянии, запарившись в тёплых сапогах, с пальто и куртками подмышкой медленно, но упрямо бродили из коридора в коридор, пока наконец не находили нужный кабинет.

И Зиночка не избежала этой участи. Когда, она от усталости, опустилась на свободное место на скамье, то оглядевшись, наконец увидела неприметный угол, где был указатель прохода к лифтам. Поднявшись на нужный этаж в переполненной кабинке лифта, она нашла кабинет заведующего отделением. Постучалась, вошла.

Заведующий – крупный мужчина с добродушным лицом, представил ее строгой старой женщине в белом халате. Она должна была обучить Зиночку и, передав свой опыт, благополучно удалиться на пенсию.

Потом Зиночку позвали в ординаторскую, представили её врачам, медсестрам, а она, зардевшись от всеобщего внимания, пыталась запомнить вереницу их лиц и имен. Естественно, она забывала имена тут же после их произнесения.

В глаза ей бросилась белизна их халатов, замелькали вокруг лица пациентов, и от обилия информации разболелась голова. Повели Зиночку ознакомиться с отделением, попутно рассказывая ей о ее обязанностях. Она уже даже и не старалась запомнить, а только пассивно вдыхала больничный дух и удивлялась, что так просто ей удалось сюда проникнуть.

Чудно ей было также от того, что так долго она не думала о детях. Обычно, если ее ребенок заболевал, то все вокруг меркло, все существо ее было поглощено мрачными раздумьями. Сама себя она не раз пыталась убедить в том, что все дети болеют, это нормально, ничего страшного. Но бесполезно. Из головы выкинуть невозможно эту цифру на градуснике, это красное горло, этот жар на ладони после касания лба малыша. А сейчас уже скоро обед, и старшенькая с утра подкашливала, а вот Зинаида Александровна и не думает об этом вспоминать. Чудеса, да и только.

Но вот экскурсия закончилась. Санитарочки вежливо покивали головой в знак приветствия будущей сестры-хозяйки. И на сегодня Зинаида Александровна может отправляться домой.

Вот так и понеслась без остановок жизнь Зинаиды Александровны. Утро, день – работа, когда и минутки нет, чтобы присесть. Вечер, ночь – муж, дети, когда и секунды нет свободной. Но всё это не оставляло времени на тягостные раздумья, которыми была забита ее голова в длительных декретных отпусках.

Первые месяцы Зинаида перенимала опыт уходящей на пенсию сестры-хозяйки. Та была малоэмоциональной, достаточно компетентной работницей. Она учила Зиночку дотошно, подробно, показывая ей на своем примере, как себя вести с врачами, санитарками, медсестрами. Знакомила со служащими с других этажей.

К концу испытательного срока Зинаида была готова работать самостоятельно. Ей не составляло труда управлять ввереной ей хозяйственной частью отделения. Она могла, где нужно, потребовать, где нужно, уточнить и помочь.

Ей нравилось отслеживать запасы канцтоваров, постельного белья, полотенец и прочего. Всё это так походило на привычное ей ведение домашнего быта, но, конечно, было в других объемах. И было ответственной работой, за которую платили деньги, не бог весть какие, но всё же, свои.

Зинаида Александровна больше не брала деньги у мужа и свои личные нужды могла теперь оплатить сама. Это естественно способствовало развитию ее независимости и самостоятельности. И в семье ее стала царить более спокойная атмосфера.

Семья большая, все заняты своим делом, но вечером домочадцы собираются за общим столом и радуются общению друг с другом. Семья у Зиночки дружная.

Могла ли она мечтать об этом в детстве, когда день был похож на другой своей серостью и тоской?

На работе Зинаиду Александровну ценили, она выполняла свои обязанности в срок, никогда не вступала в перепалки в спорных ситуациях, но без надобности не прислуживала никому. Строго отстаивала соблюдение правил, и умела оставлять работу на работе.

Закрывая дверь за собой, вспоминала о доме и больше о стационаре не думала. Слишком насыщенную жизнь, заполненную приятными мелочами и бесконечными заботами она вела за пределами больницы, чтобы отвлекаться.

Время шло, дети подрастали, младшая уже заканчивала школу, а старшая выходить замуж надумала. И постепенно Зинаида Александровна сумела накопить достаточно энергии, чтобы и на работе играюче руководить, и дома ей уже требовалось контролировать домашних.

Дети выросли, забот стало гораздо меньше, и Зинаиде Александровне некуда было использовать свои силы. Взрослая дочь, да и средняя тоже мало к ней прислушивались. А вот сын младший прекрасно подошёл для приложения ее материнских забот и усилий.

Парень рос не слишком крепким, и Зинаида Александровна решила его корректировать. Выбрала спортивную секцию по своему усмотрению и записала туда сына.

– Зина, мальчик уже подросток, сам определится, куда ему пойти, – Павел пытался охладить внезапно поднявшийся материнский пыл.

– Не правильно, я совсем забросила семью с этой работой, если я не позабочусь сейчас о мальчике, то, что из него выйдет, – парировала Зинаида Александровна.

– Что раньше выходило, то и выйдет, – пытался перевести все в шутку муж. Но он уже видел, Зинаида Александровна настроена серьезно. Ее начала подтачивать мысльо необходимости вмешаться в воспитание детей. Поскольку остальным членам ее семьи посчастливилось взрослеть в моменты занятости Зинаиды работой, жребий пал на младшего сына. Ему предстояло испытать на себе всю необузданную силу материнской любви. Зиночка решила: сыну необходима ее твердая рука, чтобы направлять его в нужное русло. Она делала с ним уроки. Коршуном стояла над ним, когда он старательно писал в своей тетрадке. Заставляла бесконечно переписывать домашние задания, пока не было не одной помарки.

Она добилась того, что мальчик закончил школу с золотой медалью. И эта медаль подкрепила ее мысли о том, что она всё правильно делает. Павел пытался объяснить жене, что не следует так давить на парня. Но она, потрясая медалью, чувствуя себя правой, сдаваться не собиралась. А Павел не хотел ссориться с женой.

Сохраняя видимость дружной атмосферы, он мрачно взирал на перемены в их семье. Дочери вышли замуж, разъехались. Старший сын отбыл на заработки на север. И вот они сидят на кухне за ужином и говорят только о том, что еще нужно сделать, дабы их младший отпрыск стал успешным.

– Осенью ты будешь поступать в медицинский, я всё продумала, книги для подготовки к экзаменам приобрела. С репетитором договорилась. Завтра первое занятие.

– Мама, я еще не решил, куда пойти учиться, и собирался с ребятами в трудовой лагерь на все лето.

– Сынок, пока ты будешь думать, полжизни пройдет. Если бы ты четко знал куда пойти учиться, я бы отступилась, но ты не знаешь. Пришлось мне самой принимать решение, и заметь, врачом стать не легко. Нужна огромная поддержка от родителей. И мы пойдем на такие затраты и жертвы, что тебе и не снилось.