Текст книги "Тупик"

Римма и Кристина

В то утро Римма поняла, что день не будет легким. Еле открыв припухшие глаза в ответ на веселенькую мелодию теефонного будильника, Римма взглянула на спящего мужа. Глаза прикрыты длинными ресницами, рот приоткрыт будто в беззвучном смехе, волосы на голове всклокочены.

Вечером у него было донельзя романтическое настроение, он приволок цветы, пожарил картошку и вскрыл банку магазинной селедки. Римма от неожиданности его порыва сама не заметила, сколько она съела соленого лакомства.

Поэтому ночью волей-неволей ей пришлось выпить пару литров воды. Но это не самое печальное. В последнее время сильно разжиревшая их кошка Нюрка решила этой ночью одарить мир своими отпрысками. Роды прошли удачно, и доморощенная акушерка по имени Римма наконец-то смогла поспать драгоценных три часа до звонка будильника.

«Сегодня еще с Кристиной на посту работать придется! А это хуже некуда. Начнётся ненужная суета, беготня, уточнения и в итоге все равно безумная неразбериха. И все это вкупе с раздражением и придирками!»

С такими мыслями Римма собиралась на работу. Сложила выглаженную белоснежную форму, зная, что почти через два часа нахождения в сумке, от следов утюга останется только намек. Добавила в сумку кучу пакетиков и мисочек с едой – сутки на работе, а больничную еду Римма есть брезгует. Взяла кошелек и вышла на улицу.

Муж даже не шелохнулся. Ему еще можно спать, работа близко, а сборы с утра у него короткие: умылся, волосы пригладил, и за руль.

До остановки было еще метров двести, а маршрутка уже показалась из-за угла. Римма рванула, хорошо хоть она сегодня в кроссовках. Вот только эта сумка болтается из стороны в сторону, а в ней наверняка все ее пакетики с едой сотрясаются и путаются с медицинской одеждой.

Сердобольные пассажиры не позволили тронутся водителю до тех пор, пока Римма не заскочила в салон. «Лицо у меня красное, от бега болит бок – но главное, я успела»: подумала Римма. Через две остановки дыхание восстановилось, она расплатились с водителем и прошла вперед, чтобы облокотится о поручень.

От тряски ли, от бессонной ночи ли, в какой-то момент Римма почувствовала, что ее подташнивает. Потом в глазах начало темнеть, зазвенело в ушах, а все тело покрылось испариной. Потеряв счет времени, в какой-то миг Римма словно вышла из своего тела и смотрела на себя со стороны.

Вот ее худенькие плечи поникли, а туловище надломилось в талии, и она согнулась как старуха.

Хорошо, рядом стоящие пассажиры заметили, что Римма потеряла сознание.

Плотная толпа вокруг не дала ей упасть. Римму усадили и даже стали махать над её лицом газетой. Кто-то открыл окно. Поток свежего воздуха скоро привел ее в чувство, и она осознала себя сидящей в автобусе, который спешил доставить ее на работу.

«Боже, как я сегодня буду работать? Как мне выдержать эти сутки. Почему моя жизнь похожа на каторгу»: мысли мелькали у Риммы так же быстро как пейзаж за окном. Вот они проехали большое поле, уже убранное словно ковер после вечеринки. Большие стога сена аккуратно расставлены словно пуфики в гостиной. Приятно глазу смотреть на такой порядок. Римма вспомнила вечный хаос в их с мужем комнате. Тут и там разбросанные предметы одежды вперемежку с полотенцами и постельным бельем. Она постоянно стремилась создать уют, но хватало только до ее следующей рабочей смены.

Когда Римма возвращалась обратно по утрам, руки у нее опускались. Муж мгновенно окружал себя залежами вещей. Причем он считал, что беспорядок создает именно Римма. Споры и поиски виноватого по поводу нескончаемого бардака занимали большую часть их общения.

В какой-то момент, разревевшись от обиды, Римма решила положить этим ссорам конец. Поговорив с мужем на тему «Или развод или конец ссорам», они решили посетить психотерапевта. Это был ужасно скучный дядечка, который так тянул слова и время, что создавалось впечатление напрасно потраченных денег за его услуги.

Но как ни странно этот сеанс помог им взглянуть на себя со стороны. Ругаться они стали гораздо меньше. Казалось глупым опять платить деньги за то, что сторонний наблюдатель объяснит им, как надо себя вести друг с другом. В глубине души Римма и ее муж прекрасно знали способы мирного сосуществования. Сидя в автобусе, Римма в который раз почувствовала благодарность богу или судьбе за то, что нашла своего мужа. Многие лишены того, что дано ей. Проходя мимо церкви, что стояла на территории их больничного городка, Римма каждый раз вспоминала об этом.

Иногда ей было неловко перед просящими милостыню. Вот она молодая, симпатичная, относительно здоровая шагает с работы домой к любимому мужу. А эти бедолаги сидят возле церкви при любой погоде, немытые и нечесанные, делая свой грязный бизнес.

В этот день Римма настолько плохо себя чувствовала, что не заметила нищих и даже саму церковь. Настроение ее было под стать самочувствию. День только начинался, а уже мечталось о том, с какой радостью вечером она уронит голову на подушку и укроется теплым одеялом.

В отделении привычная утренняя суета. Врачи носятся, пациенты нервничают, медсестры с трудом успевают выполнять назначения. И тут Римма, вялая и невыспавшаяся, переодевается в дежурке. Хорошо хоть сегодня ее очередь работать на посту. Здесь куча документов, придирки Кристины, но зато можно посидеть.

Вот если бы ей пришлось сегодня капельницы по палатам ставить, то она к вечеру переломилась бы пополам как тростинка. Конечно, когда Римма ставит капельницы, время мчится. Только и смотришь на часы, как выходишь из палат. Думаешь, как бы успеть выполнить все назначения до обеда.

На посту же время тянется, да еще когда трудишься в компании с Кристиной. Но сегодня Римма просто не в состоянии работать со скрюченной спиной и тягать своими тщедушными ручками по два тяжелых штатива за раз.

Когда, наконец, она переоделась и зашла в сестринскую, чтобы наспех проглотить стакан чая, оказалось, что времени и на это нет. Через пару минут будет планерка, и медсестры должны на ней присутствовать.

Бывает, Римма чувствует себя на планерке много ниже врачей, как по должности, так и по интеллекту. Ее тогда охватывает чувство какой-то своей ущербности. Медсестра – подчиненная и она одна, а врачей целых шесть штук и каждый может дать ей одной по заданию, а ты попробуй не выполнить. Потом спросится, и спросится строго.

Но чаще на планерке Римма с интересом оглядывает докторов отделения и думает о том, что если она себя ощущает ущербной, то как ощущает себя сто лет здесь проработавшая Кристина. Наверное, разные были периоды в ее жизни и карьере. «Возможно, она пыталась заслужить уважение к себе, а потом у нее опустились руки, – отвлеченно размышляет Римма, – «Ведь Кристина просто винтик в механизме работы отделения. И получить уважение, какое имеет даже самый захудалый и неопытный ординатор, ей как медсестре не дано. Но так всегда было. И не возможно это изменить. В медицине важна субординация, иначе не будет необходимой четкости в критических ситуациях, когда речь идет о жизни или смерти. Что-то меня совсем затянуло в философию», – усмехнулась про себя Римма.

А тем временем заведующий сказал, что медсестры могут быть свободны. Римма с Кристиной вышли из ординаторской и отправились на пост. Там уже их ожидали вновь поступающие на госпитализацию.

Пока они их оформляли, Римме некогда было думать о своем самочувствии. Но как только образовалась пауза, и Кристина предложила выпить чаю, Римма ощутила, что не может встать. Ноги сделались ватными и в глазах потемнело.

– Да что с тобой сегодня, ты будто вареная муха? – спросила Кристина.

– Мне плохо, – невнятно произнесла Римма. Губы плохо слушались ее.

Кристина внимательно оглядела девушку. В глаза бросилось, насколько та бледная, губы просто белые. Она взяла тонометр.

– Закатай рукав, – одела манжетку на тоненькую руку, стала давить грушу. Потом нахмурившись, следила за стрелкой. Стрелка затрепетала только в районе 80.

– Римма, у тебя очень низкое давление.

– Помоги мне дойти до туалета, меня сейчас похоже вырвет, – прошептала Римма.

Сильные руки обхватили ее за талию, и обе женщины медленно двинулись к туалету. Обе рослые. Но Кристина сама стойкость и напоминает крепкий дуб, а Римма будто березка, покрытая шапкой снега, того и гляди надломится.

Все утро Кристина выхаживала молодую девушку. Напоила ее горячим чаем, вытребовала у врачей таблеточку, да, в конце концов, сделала и свою всю работу и Риммину тоже. При этом не сказала ни одного резкого слова, никому не пожаловалась. В общем, проявила себя тем, с кем можно пойти в разведку.

Обычно в тяжелых ситуациях на Кристину можно положиться. Тем более к Римме у нее достаточно благожелательное всегда отношение. Настолько, насколько это возможно в ее случае.

Конечно, она не пропускала случая подковырнуть Римму, но больше по-доброму, не слишком обидно. Можно даже сказать, что Кристина пыталась научить Римму быть менее открытой и ранимой.

А я иногда думала, что, возможно, Кристина в юности походила на Римму, и была доверчивой и отзывчивой. Но жизнь изменила ее, огрубила, сделала колючей.

Кто-то встретился на ее пути такой, что отбил желание быть доброй и помогать другим. Или сам ее характер стал причиной профессионального выгорания. Сложно сказать, что было первым – курица или яйцо. В нашем коллективе Римма была единственным человеком, кто относился ровно ко всем, в том числе и к Кристине. Она была из тех людей, кто во всех ищет хорошее. Она всегда говорила: «Мы еще тебя замуж отдадим!» А Кристина в ответ улыбалась и было видно, какой привлекательной она может быть при желании. Только видно желание такое у нее появлялось все реже и реже.

Бывали дни, когда никто из девочек не хотел идти на пост. Такая темная мрачная аура окружала работу в тандеме с Кристиной.

Кристина

Её брата любили просто так. Он был кудряв и мил, улыбчив и простодушен. Ему бы даже и в голову не пришло, что может быть иначе. Его любила мама, отец, сестрёнка Кристина. А он нежился в этом всеобщем поклонении.

Его защищали сначала в детском садике, потом в школе, потом в институте, потом на работе, потом в семье, которую он завел. Защищали от всего и вся. И вот однажды к Юрочке пришло понимание: без своих защитников он – никто.

Тогда Юрочка сломался и запил. Да так крепко, что вытащить его не удалось. Юрочка погиб. И оставил своих уже престарелых родителей без любви. У них конечно, была Кристина. Но кто она? Так… Довесок к брату.

Когда родился Юра, Кристине было 5 лет. И она, как всякая девочка, имела тоненькую и ранимую душевную организацию. Своей только зарождающейся женской интуицией, она чувствовала, что родители ей не интересуются.

Для матери она нежеланна, отец ее не замечает. Почему так, она не знала. Просто видела разницу в отношениях родителей к своим подружкам. Их мамы подробно расспрашивали своих дочек. «Чем кормили в садике? Почему болит ручка или ножка? Не обижал ли тот противный парнишка?»

Нет. Кристину забирала из сада молчаливая мать. В последнее время располневшая и раздраженная, брала крепко дочку за руку и вела ее по тёмной улице домой.

Кристина хотела походить на своих подружек, она пыталась рассказать маме, как прошел ее день, но всегда натыкалась на тишину. Обескураженно, на полуслове, она замолкала.

Девочки в садике сказали, что у ее мамы в животе сидит малыш. Дома вечером Кристина подошла к маме и прижала ладошки к ее животу.

– Привет, малыш, ты мальчик или девочка?

– Убери руки, чего это тебе в голову взбрело? – сказала мать и сама устыдилась своей грубости. Ну, что она могла поделать! Как заставить себя полюбить! Много раз она корила себя за свою холодность и бесчувственность к Кристине. И муж туда же.

Кристина взрослела, наряжалась в платьица, крутилась у зеркала.

– Папа, мне идет зеленый?

– Иди занимайся дочь чем-то полезным! Не мельтеши! – отвечал отец.

Времена были такие, когда не принято было показывать любовь к детям. Малышню не баловали, воспитывали строго. Нельзя сказать, что Кристина была несчастным ребенком. Другого отношения от родителей она не знала. В них не было сердечности, но не было и откровенной злости. Отношение было ровным, всегда постоянным, холодным и неизменным.

Кристина росла малоэмоциональной и угрюмой. Все изменилось, когда появился Юра. Ее строгие родители заплясали вокруг чада. Их воспитательская принципиальность улетучилась мигом. Но все эти изменения не относились к дочке.

Дочка стала для родителей сразу взрослой. Не особенно веселое детство ее закончилось с рождением брата. Теперь она была лишними рабочими руками в уходе за Юрочкой. Руками необходимыми, но не слишком заметными. Конечно, Кристина любила брата, но завидовала ему страшно.

Почему его так любят? За что? Чем он заслужил? Неужели, только тем, что он – мальчик? Они же не мусульмане, которые жаждут рождения сына! Они живут в современном мире, в большом городе. Кристина мечтала о таком отношении к себе.

Она не понимала еще, что Юрочку разрушала такая слепая любовь. Юра не умел жить без всеобщего обожания. Первые же трудности, возникающие в его жизни, решали родители и сестра.

«Кристина, помоги брату одеться. Кристина, сделай за Юрочку домашнюю работу, пусть малыш отдохнет после школы. Кристина, Кристина, Кристина…».

Родители и сами не отставали: «Надо зайти в школу. Юре несправедливо тройку за четверть поставили! Надо разобраться с этим! Надо заплатить ректору в институте! Надо, надо, надо!!!»

Благодаря такому воспитанию, Юра не привык брать на себя ответственность. А Кристина, наоборот, постоянно была внутренне напряжена и чувствовала себя ответственной за всё, и кругом за всё виноватой.

Если пошёл дождь, а она не позаботилась о зонтике для Юрочки – тут и рассуждать нечего, чей это прокол. Если Юра отстает в школе по-английскому, виновного долго искать не надо.

Однажды брат подцепил детскую инфекцию, и мальчику потребовался курс уколов. Родители были постоянно на работе, и водить Юру в поликлинику пришлось Кристине.

К тому времени она была уже подростком. Старенькая медсестра, уставшая не только от своей профессии, но, видимо, от жизни тоже, махнув рукой, позволяла и Кристине заходить в процедурный кабинет вместе с братом.

Девушка с любопытством наблюдала за манипуляциями медсестры. Ей нравилось то, что эта пожилая женщина, беря в руки шприц, наделяется властью исцелять или причинять боль. Кристина обдумывала, как своими четкими действиями медсестра из хаоса грязи и крови создает порядок и чистоту. Из привычных забот о брате и родителях, оказывается, состояла целая профессия.

Можно было часами наблюдать, как смачивают ватные шарики спиртом и протирают кожу, как бинтуют, как меряют давление. Так что, когда пришло время Кристине выбирать профессию, ей долго думать не пришлось.

Родители одобрили ее выбор. Ещё бы! Теперь они могут рассчитывать на профессиональную помощь своему дорогому Юрочке, если случится в ней такая нужда. Могли ли они знать, чувствовали они в самом-то деле, что взрастили в Кристине такие жертвенные качества, которые необходимы для работы медсестрой.

Ей не нужно было ломать себя, не нужно было зубрить список нравственных качеств, которыми должна обладать медсестра по призванию, а не по профессии. Эти качества уже были в ней в силу ее воспитания в духе помощницы по уходу за братом, потом за пожилым отцом, а потом и за быстро сдавшей после смерти Юрочки матерью.

Кристина хорошо училась в школе и без труда поступила в медучилище. Там она также проявила себя усердной студенткой. Кристина была привлекательной и заботливой, у нее появлялись ухажеры. Но ловить им было нечего. В какой-то момент они понимали, что для Кристины существует только ее тесный мирок, где она трудилась, не покладая рук. Не было у нее времени на танцы и кино. На ней весь дом. С детства она привыкла быть ответственной.

– Кристина, ты крепкая и сильная, ты должна присматривать за братом и заботится об отце. Папа много работает, чтобы вы ни в чем не нуждались, – приговаривала мать, единственной обязанностью которой со временем стало обожание Юрочки. Мать была уставшей серой женщиной, вышедшей поздно замуж.

– Да, мама, конечно я всегда буду заботится о брате, – говорила Кристина, радуясь быть нужной, радуясь тому, что мать наконец заметила ее присутствие.

– Ты должна вовремя приходить из училища, не задерживайся. Ты должна хорошо учится, – повторяла мать, с умилением приглаживая кудри на голове Юрочки.

Но Кристине можно было этого не говорить. Учеба в медучилище затянула ее, она с упоением занималась. А когда пришла практика, так она упросила заведующего отделением остаться на ночную смену, чтобы помогать. Но папа тогда этого не понял. Провел с Кристиной строгий разговор.

– Кристина, нельзя быть такой безответственной, ты могла понадобится и дома. А ты чужим людям помогаешь.

– Прости, папа, я не подумала, – отвечала дочь, искоса поглядывая на лысеющую макушку отца. Ей было жаль стареющих родителей.

Но всё же почему она была лишена их искренней любви? Кристина, взрослея, все чаще задавалась этим вопросом. В студенческие годы она была окружена многими людьми. И выскальзывая из своего мирка, видела чужую любовь, но сама таких чувств не удостаивалась.

Со временем она привыкла считать, что это для других есть возвышенные чувства, радость жизни и другие приятные эмоции. А для неё есть чувство долга и бесконечные обязанности.

Студенческая веселая жизнь обошла Кристину стороной. Поэтому, когда ей стал оказывать внимание преподаватель по анатомии, она долго не могла понять, что происходит.

Преподавателю было ближе к сорока, он был худ, высок, прокурен, и, главное, женат. Он обладал некоторым артистизмом, и его лекции студенты посещали охотно. Кристине он казался невероятно умным.

Однажды она поймала себя на том, что думает не о содержании лекции, а о самом лекторе. Для неё это было неприятным открытием. Она знала, что он женат и имеет детей. Однако Кристина и сама видела, что вызывает в нем интерес. Под новый год случился между ними короткий роман, закончившийся так же неожиданно, как и начался.

Преподаватель испугался огласки, а Кристина была уязвлена трусостью своего поклонника. Но она, впрочем, и не ожидала чего-то большего, чем несколько встреч, так как всегда привыкла быть на вторых ролях.

Она могла бы стать идеальной любовницей для женатого человека, но времени и сил у нее уже ни на что, кроме Юры не оставалось.

– Это его жена молодая спаивает, Кристина, съезди к ним, разберись, – поносила ревнивая мать невестку.

Кристина приезжала в квартиру брата, меняла постельное белье, выглаживала ему рубашки, ставила капельницы, чтобы побыстрее вывести из запоя. И на пару недель в семье Юрочки и его жены воцарялись спокойствие и трезвость.

Но взрослая самостоятельная жизнь требовала от Юрочки слишком больших усилий, он был просто не готов быть не самым лучшим, не самым любимым для своих работодателей, приятелей, а потом и для жены. Однажды в период запоя у Юры, его жена не выдержала и ушла насовсем.

– Прости, Кристина, но даже ты уже не можешь его достаточно отмыть для меня. Борись дальше уже одна. С меня хватит.

– Я понимаю тебя. Это мой крест, – пробормотала Кристина, укрывая трясущегося в ознобе Юру.

– А я вот тебя не понимаю! Ты когда уже о себе будешь думать? Ты женщина интересная, а никакой личной жизни не имеешь! Работа да Юра!

Кристина соглашалась с тем, что сноха права, но по-другому она не могла. Пока у нее на руках этот выпивоха, ей некогда по танцам шляться. Да уже как-то незаметно и возраст прошел, когда на танцы ходят. Теперь уже ей степенный муж нужен, серьезный и взрослый. Только где ж его найти? На работе кругом женщины, а мужчина один, и тот заведующий, да еще и далеко не молод. Вся жизнь Кристины проходила в больнице. И со временем она стала видеть в заведующем отделения не только руководителя. Это было неизбежно.

Других особ мужского пола в ее окружении не было. Как-то сидя у него в кабинете в числе прочих коллег, Кристина поняла, что если он сейчас задаст ей при всех любой вопрос, она зардеется и не сможет совладать с голосом. Кристина спешно отпросилась и выбежала из кабинета.

«Да что это со мной? Как мне работать-то теперь здесь? Может пройдет? Уже давно здесь работаю, и на тебе!» Кристина влюбилась. Теперь на любом совещании она молила бога, чтобы не выдать себя.

Но, наверное, никому и в голову не могло бы придти, от чего неуместное волнение Кристины. Заведующий был полноват, добродушен, настоящий Дедушка Мороз. Да и он сам не мог бы вообразить, что вызывает такие чувства.

Как-то на одном совместном праздничном чаепитии, плавно переползшем в легкое алкогольное опьянение, Кристина решила действовать. Она взяла пьяненького заведующего под руку проводить к лифтам в холле. Оставшись в лифте вдвоем, Кристина нажала на кнопку «Стоп», призналась в любви к заведующему и кинулась его целовать.

Доведя на улице его до такси, Кристина отправилась домой, где ворочаясь всю ночь без сна, с беспокойством и слабой надеждой ожидала утра. На следующий день сердце выпрыгивало из груди Кристины, когда она завидела своего возлюбленного. Но возлюбленный страдал от жестокого похмелья и по всему было видно, что сцену в лифте он просто не помнит. Те чувства, благодаря которым Кристина не могла спать, были невдомек заведующему. Так постепенно затух жар в душе Кристины, оставив после себя только недоумение в ее мыслях.

Что она могла найти в этом человеке? Как могли зародится чувства на пустом месте? Конечно, она допускала мысль, что если бы со стороны заведующего были бы какие-то шаги, то все сложилось бы по-другому. Но шагов не было, а значит нечего об этом и думать.

А еще ей было обидно от того, что ее поцелуй и признание даже не осели в пьяном мозгу ее руководителя, не оставили никакого следа. А ведь она была влюблена. Пусть недолго, но всё же.

Каждый вечер после работы Кристина неслась к брату на другой конец их города. И с каждым таким посещением следы запустения в некогда аккуратной квартирке все прибывали. У Кристины опускались руки, когда она видела переполненную грязной посудой раковину в кухне.

На всех горизонтальных поверхностях можно было лицезреть сосуды разного калибра, наполненные окурками. Тут тебе и парочка оставшихся хрустальных пепельниц, банки из-под шпрот, стеклянные литровые банки, чашки, блюдца. Всё шло в ход.

Неубранное пожелтевшее постельное белье. Песок на полу. И всюду бутылки, бутылки, пустые и полупустые. Но самое страшное для Кристины было наблюдать исчезновение вещей. Раз она пришла, телевизора нет.

– Где телевизор?

– В ремонте, сломался, отстань!

Потом и тумбочка из под телевизора исчезла.

– Где тумбочка, Юра?

– Сломалась, просто сложилась пополам! Да и зачем она мне? Телевизора-то нет.

– Юра, но его же починят!

– Отстань, нет его уже давно!

На Кристину будто холодной воды плеснули. И каждое такое исчезновение все равно выбивало ее из колеи. Однажды она пришла, а в кухне нет холодильника, и все продукты расставлены по столу и на подоконнике. Растаявшее уже сливочное масло лежало на крышке кастрюли с прокисшим супом, который она вчера только сварила. Но у Юры уже не было аппетита на еду, он пил все больше и больше. Он падал стремительно вниз. А у Кристины не хватало духу признаться родителям, насколько все катастрофично.

Конечно, мать догадывалась, но предпочитала жить в неведении. А отца Кристина не пускала к брату. Боялась, что сердце его не выдержит. Сын подавал надежды в юности. Был способным инженером. Но не смог ужиться в коллективе таких же способных ребят, где он не был самым лучшим.

Какое-то время Юра выполнял заказы дома на компьютере. Но потом с уходом жены, стал спиваться еще больше, не успевал в срок сдавать работы, и был уволен. Пить было больше не на что, поэтому он стал продавать вещи. А однажды продал и компьютер.

Это стало для Кристины последней каплей. Никогда она не читала моралей Юре, только жалобно упрашивала и умоляла пожалеть мать, а тут не выдержала:

– Юра, да что с тобой такое! Не смей мне врать про ремонт компьютера! На что ты жить собираешься?

– Отстань, нет житья от тебя! Хватит ко мне таскаться!

– Я и не приду больше! Нет сил на тебя! – Кристина орала, сама себя не помня. Всё, что она копила так долго в себе вылетало из нее с криком. – Молодой, здоровый, как не стыдно тебе! Родители в тебе души не чаяли, мне только крошки их внимания перепадали! Неблагодарное отродье!

– Ого, да ты у нас страдалица, оказывается? – ехидно проговорил Юра. – Тебе оказывается чего-то недодали? Бедняжечка!

– Замолчи!

– Проваливай!

Кристина не навещала брата неделю, но потом беспокойство и раскаяние захлестнуло ее, и еле дождавшись окончания рабочего дня, она рванула к нему. В переполненном душном автобусе она винила себя за слова, которые сказала брату. Он же не привык к такому обращению, просто запутался, всё ещё можно поправить. Позвонила в дверь, никто не открывает. Открыла дверь своим ключом и ахнула.

Юра лежал в коридоре, ноги поджаты к животу, свернулся калачиком, будто жалкий зародыш-переросток. И вся квартира пропитана тяжёлым густым сладковатым запахом смерти. Не было необходимости проверять его пульс. Он лежал тут дня два точно. Скорее всего отравился паленой водкой. Кругом следы рвоты.

И всё же Кристина кинулась к нему, обняла холодное тело и тихонько заплакала. Все было кончено. И она виновата в этом больше других. Она предала его и покинула. А их последний разговор всегда будет слышен в ее ушах. И что скажут родители? Хорошо, что они не знают об их ссоре, иначе порвут с ней всякие отношения.

Пока были похороны, поминки Кристина утешала мать и отца. Они словно дети были беспомощны. Все вопросы организации его похорон, оформления документов, оповещения родственников решала Кристина.

Она похудела и осунулась, и не могла ночью спать, ей хотелось поделится с кем-то своим чувством вины. Ей казалось, что это она убила брата. Но не было никого, кому она могла бы довериться.

Однажды на работе Кристина не выдержала и рассказала о своем отчаянии сестра-хозяйке. Потом она думала, что вынудило ее открыться именно Зинаиде Александровне? Ведь та после развода стала просто невыносимой. Скорее всего Кристина даже не выбирала собеседника себе, хотя так случилось, что она попала в точку. Именно сестра-хозяйка смогла ее понять и хоть как-то утешить. Кому как не ей было хорошо известно чувство ненужности собственной матери.

Кристина рыдала на плече у Зинаиды Александровны, а та наливала ей коньяку и пыталась приободрить.

– Ну, ну, Кристина, ничего уже нельзя изменить. Ваш Юра сам выбрал свою судьбу.

Этот случай не сблизил двух женщин. Слишком уж они были устоявшимися одиночками по жизни, не привыкшими ни с кем ничем делится. Но, по-крайней мере, Кристина смогла жить дальше, перестав изводить себя. Она пыталась стать для родителей отдушиной, хоть слабой заменой брата. Это было напрасной тратой душевных сил. Как была она им чужой и не желанной, так и осталась.

Хорошо еще они не знали об их последней ссоре с Юрой. Кристина ухаживала за ними, закупала продукты, прибиралась. Словно мягкий кокон равнодушия окружал ее. Она видела много людей вокруг, пациентов, коллег, и ничто ее не трогало – ни чужая боль, ни чужое счастье.

Только одно ее выводило из этого заторможенного состояния – придирки и окрики непосредственной начальницы, Веры Анатольевны.

Пока Кристина переживала личную трагедию, ее напарница по постовой работе времени зря не теряла. Сумев, где надо прогнуться, кому надо вовремя попасться на глаза, Вера Анатольевна благополучно заняла должность ушедшей от них на пенсию старшей медсестры отделения.

Для того, чтобы укрепить свои позиции и показать следование правилам субординации, Вера Анатольевна стала учится командовать своими вчерашними напарницами. Пресекая панибратство со стороны своих бывших коллег, она стала излишне строгой и требовательной и к Кристине тоже.

Первое время Кристина было сопротивлялась непривычному давлению со стороны новоиспеченной старшей медсестры. Пыталась давать отпор в вежливой форме. Потом начала грубить. Но когда осталась без премии к концу года, поняла тщетность своих попыток.

Однажды выписывая бланки анализов для пациентов, в которых фигурировал самый серьезный из них, на наличие антител к ВИЧ, Кристина подумала, каково это получить положительный ответ.

Она пару раз наблюдала пациентов, которые узнавали свой ВИЧ-статус в их отделении. Один раз это был наркоман, который давно догадывался, а может, и знал о своем состоянии. А в другой раз, это была средних лет женщина, хрупкая и молчаливая.

В таких случаях полагалось лечащему врачу поставить в известность близкого ухаживающего родственника, объявить ему о том, что у пациента тяжелая хроническая инфекция. Не заявлять прямо в лоб. А когда родственник начнет задавать уточняющие вопросы, тогда по ответам постепенно он поймет, что это конкретно за инфекция.

Далее разговор уже проходил в присутствии самого пациента. После этой последней беседы Кристина увидела ту женщину. Чувствовалось, с каким усилием крутятся шестерёнки и двигаются рычажки в ее душе, чтобы осознать неизлечимость своей болезни. Можно было ощутить, насколько плотно окружала теперь ее стена, разделяющая пациентку от здоровых людей. Мгновенно она очутилась по ту сторону черты.

Кристина подумала, как эти сухие цифры, полученные в лаборатории, могущественны. Правда, что «владеющий информацией, владеет миром». Так вот выписывая в тот день анализы на кровь, Кристина решилась на подлог. Обдумав свой план во всех подробностях, Кристина дожидалась подходящего момента.

Упаковав кровь для отправки в краевую лабораторию, Кристина подменила пробирку Веры Анатольевны, послав вместо нее пробирку пациента с доказанным положительным ВИЧ-статусом. Естественно, она знала, что результат будут проверять, уточнять. Но на это уходит время, которое очень тяжело будет пережить.

Кристина сама удивлялась дерзости своего плана. Раньше у нее были связаны руки, забота о брате занимала все свободное от работы время. Неприязнь к старшей медсестре не была такой явной. Может, Вера Анатольевна имела и раньше чересчур властный характер. Но выражалось это слабо и, в основном, в отношении с пациентами. А сейчас после смерти Юрочки Кристина огляделась и заметила, насколько шагнула вперед ее коллега, оставив саму Кристину позади.

Всё больше молодых медсестер приходило в отделение. Юные, неопытные, веселые, они словно всякий раз напоминали Кристине ее возраст и ее положение в служебной иерархии. Она была на одном уровне с молоденькими соплячками. Ее ровесница Вера Анатольевна – начальница. Другая ровесница – Татьяна Ивановна, может, и осталась там же, где и Кристина. Но у нее есть муж, ребенок.