Текст книги "История с продолжением"

Осознание

Лена

Тропа под ногами в её сне была сухой и её покрывал потрескавшийся старый асфальт. Она шла медленно, не торопясь. Между пологими сухими холмами лежала тонкая, едва заметная тень – солнце уже заходило. На вершинах холмов стояли неподвижно, словно прислушиваясь к чему-то, одетые потемневшей листвой осенние деревья. По левую руку ярким багряным пятном выделялся на фоне других деревьев клён, непонятно как там выросший – она точно знала, что в тех местах не должны расти клёны. Их там просто нет и не может быть. Дорожка спускалась вниз и подходила к подножию третьего холма, он, как Лена точно знала, загораживал в этом месте вид на реку. Небо, прозрачное, нереальное, было почти что белым, невидимым, лишь тонкие меловые росчерки белых перистых облаков немного оживляли его… Всё вниз и вниз, плавно, незаметно… “До чего же здесь красиво! – подумала Лена. – Спокойно и красиво. Мир… а река называется Рол, как же я забыла. До чего хорошо”. Лена думала, что же ей напоминает эта великолепная в своей утончённости картина, и поняла – ей были чем-то сродни тончайшие японские акварели. Нет ни тревоги, ни забот. Спокойствие и отрешённость. Можно просто идти по этой тонкой и почему-то знакомой дорожке и не думать ровным счётом ни о чём…

Тропинка делала в этом месте плавный изгиб. Лена вышла за поворот и вдруг остановилась, словно пригвождённая к месту. Акварельный мир распался и исчез, словно разорванный надвое некой силой, неподвластной человеческому разуму.

Перед ней, возле узкой дорожки, лежала рыба, очень большая, размером с крупного дога. Рыба эта являла собой жуткое зрелище – тело её, тёмное, почти чёрное, лишённое чешуи, покрывали крупные рваные раны… Однако рыба была ещё жива и когда Лена, превозмогая отвращение, подошла к ней ближе, вдруг открыла единственный оставшийся глаз. Этот глаз поразил Лену – живой, полный муки и боли карий человеческий глаз. Лену передёрнуло – в ней боролись жалость и ужас.

– Возьми меня с собой, – сказала рыба. – Ты же идёшь к реке.

– Я… не могу… я слишком слабая, – пробормотала Лена, отступая на шаг. Карий глаз следил за ней, не отрываясь. – Я не хочу…

– Мы все, возможно, идём к реке, – в голосе рыбы послышалась мольба. – Возьми меня с собой.

– Нет, – ответила Лена. Она ощущала смятение, неуверенность. – Я не могу.

Она отвернулась и пошла прочь от этого кошмара, прочь, вниз по дорожке. Вскоре поворот скрыл от неё странную рыбу, и Лена в мгновение забыла о ней, словно не видела вовсе. “Куда это я иду? – подумала она. – Ах, да! К броду. После вот этого поворота тропинка разветвляется – одна ведёт налево, вдоль холма, по берегу, а другая – направо, к броду. По ней редко ходят, она даже без покрытия…”

За новым поворотом Лена остановилась, как вкопанная – перед ней лежала вторая рыба. Выглядела она ещё хуже, чем первая – из разорванной брюшины в сухую траву вывалились внутренности, чёрную сухую кожу облепили мухи, которые вольготно разгуливали по ранам. Рыба доживала свои последние минуты, это Лена видела чётко, она умирала. Но тем не менее на Лену снова воззрился такой же живой карий глаз. Как у той, первой.

– Возьми меня с собой, – попросила рыба.

Лена промолчала – словно разом забыла все слова.

– Я же знаю, ты идёшь к броду. Ты идёшь к реке. Все мы, вероятно, идём к реке. Только у одних это получается хуже, а у других – лучше. Возьми меня с собой.

– Но… ты же умираешь… – наконец сумела сказать Лена.

– Разве это имеет какое-то значение? – голос странного существа был спокоен, в нём звучало искреннее вежливое удивление. – Я же не спрашиваю у тебя, что со мной, я лишь прошу отнести меня к реке. Мне это очень важно, как же ты не поймёшь…

– Я… может быть, в другой раз? – спросила Лена.

– Другого раза не будет, – рыба слабо шевельнулась, – слишком мала вероятность повторения… Я же не прошу о многом. Это так просто – дойти до реки. И так сложно…

– Я не могу, – с отчаянием в голосе ответила Лена, – ты… ты слишком тяжёлая… у меня не получится…

– Всё в мире относительно, – ответила рыба, – тяжесть – тоже.

– Но я не хочу… почему я должна это делать?

– Почему ты? – повторила рыба. – Странный вопрос. Почему ты? А почему я? Почему все мы?…

Лена хотела отойти в сторону, обратно на дорожку, но тут краски вокруг неё начали меркнуть, свет помутнел, всё слилось в тёмном невообразимом танце… а затем исчезло. И лишь где-то, страшно далеко в её подсознании, остался жить этот путь к броду, по тонкой дорожке, идущий между холмов, в стране осенней японской акварели…

* * *

Лена проснулась ночью, сама не поняв, от чего. Ни шумов, ин шорохов. Почти что полная тишина… а, нет, где-то говорят. Лена прислушалась. На террасе. Она тихонько, стараясь не шуметь, подошла к двери своей комнаты и прислушалась.

– Ёт, риаст, – сказал тихий голос, – ю тро…

– Рие!… Хи спере, Дзеди! – в голосе Лина позвучала горькая насмешка.

– Та, ю тро, – отчаяние и безразличие. – Ио… тецре.

– Ин кас? – вопрос был задан словно походя, но реакция на него последовала незамедлительно:

– Ски! Рие! Ёт рабе, Лин! Ёт! Скерсе!… Та ю, ёт!…

– Тёрис… дурак, – закончил Лин, словно подвёл некую черту. – Хватит, поцапались на сегодня. Понял?

– Нет, – голос Пятого стал глух и невыразителен. – Не понял. Я вообще не могу понять, с какой это радости ты берёшь на себя…

– Это моё дело. Любой, кто причастен, имеет право…

– Нет, это всё – я. А ты…

– Тс-с-с… слышишь? – Лин, судя по лёгкому шороху, поднялся на ноги. – Это ещё кто тут ночью бродит?

– Я, кажется, понял, кто, – голос Пятого обрёл твёрдость, неуверенность исчезла.

– Я тоже… Лена, ты заходи, – пригласил Лин. Лена вошла на террасу и остановилась возле стола. – Ты чего-то хотела?

– Да, попить, – нашлась Лена. – Душно тут.

– Вот-вот, – с сарказмом поддакнул Пятый. – Душно, а как же. Только зачем врать-то, скажи на милость?

– Пятый, не злись, зачем ты так, – попросил Лин. – Она же ни в чём не виновата…

– Я не нарочно, – жалобно сказала Лена. – Я и не поняла ничего…

– Ещё не хватало, чтобы ты поняла, – едко ответил Пятый. Он сидел на стуле, подле окна, спокойно смотрел на Лену своими странными кошачьими глазами и задумчиво покусывал ноготь большого пальца. – Да-а-а… Вот уж влипли, так влипли, нечего сказать!… Мало того, что ты натыкаешься на нас в девятой. Мало того, что ты видишь этот позор, что был той ночью. Теперь ты ещё умудряешься подслушать тот позор, который происходит этой ночью. У меня нет слов.

– Пятый, не грызи ногти, – с раздражением сказал Лин, – на тебя смотреть тошно. А то, что Лена постоянно сталкивается с нами в подобные моменты – это, по-моему, неспроста. Это уже судьба, не иначе.

– Врагу такой судьбы не пожелаю, – покачал головой Пятый, явно сдаваясь. – Лена, я же не злюсь на тебя, мне просто тебя жалко. Зачем тебе всё это?… Это же страшно, на самом деле страшно. Правда. Или ты не веришь?

– Я вообще пока ничего не могу понять, – призналась Лена. – Я так запуталась за вчера и сегодня, что теперь… ничего не пойму. Вы спросили, почему я встала. Да мне такой кошмар приснился, что я наверное, сегодня вообще не усну.

– Всё будет хорошо, – пообещал Пятый. – Уснёшь, мы поможем. Расскажи, что тебе приснилось.

Лена принялась рассказывать, вначале медленно, путаясь, запинаясь, потом – всё свободней и свободней. Лин и Пятый слушали внимательно, не перебивая. Лин примостился на стуле возле ветхого колченого стола, Пятый сел на пол возле Лениных ног… Наконец Лена смолкла. Несколько минут царила тишина, затем Лин сказал:

– Да, приснится же такое… Пятый, как ты думаешь, из-за чего это?…

– Реминисценции, ассоциации, немного смещённые понятия… странно, но мне показалось, что я знаю это место. По-моему…

– Не стоит, – Лин предостерегающе поднял руку.

– Я и не собирался, – Пятый легко поднялся на ноги и подошёл к окну, – просто показалось, что я узнал… это и странно…

– Интересно, к чему это?… – подумала вслух Лена.

– Давай не надо, чтобы это было к дождю – попросил Лин, – а то машину выталкивать придётся нам с вот этим вот, который тут.

– Это значит – со мной, – перевёл с Линового на русский Пятый. – Лен, я хотел расставить точки над “и”. Пойдём по порядку, с самого начала. С тебя. Расскажи, как ты вообще сюда попала.

– Да я и сама не пойму, как, – пожала плечами Лена. – Наверное, случайно…

* * *

Это было в тот день, когда она заканчивала училище. Экзамены и практика остались позади, им, теперь уже бывшим студенткам, вручили дипломы, и в мед училище происходил по этому поводу праздник – выпускники и преподаватели отмечали. Приподнятое радостное настроение владело почти всеми, за редким исключением. Лена и была этим самым исключением. Она сидела на уголочке, за самым дальним столом и с трудом удерживалась от того, чтобы не заплакать. Ей было тошно и горько. И очень жалко себя. Всё накрылось, всё, что можно. В институт она не поступила, работу хорошую не нашла. Да и куда ей. Лимита, что и говорить. Кому такие нужны в этом городе? Куда в нём идти? И что делать теперь, когда не осталось никакой надежды?… Обратно, в Загорск, к маме?… А там что?… Лена точно знала, что, вернись она обратно, так, как просит мама, хоть на годик, отдохнуть, снова приехать в Москву у неё уже не получится. Конечно, что тут говорить, свой родной Загорск она, естественно, очень любила. И маму. И брата. Даже своего отца, редкостного паразита, почти что не помогавшего им, хотя и жившего неподалёку, любила тоже. Но обратно… Загорск на фоне Москвы казался ей скучным и пресным. Стоит вернуться туда – и уже не вырвешься. Да ещё мама со своей вечной мечтой – чтобы её Леночка вышла замуж за семинариста. Спору нет, семинаристы – ребята очень хорошие и добрые, но… Лена никогда не чувствовала потребности в зависимости от кого-то и желания жить лишь верой. Ей хотелось большего. Чтобы можно было помогать маме, брату. Чтобы не экономить на каждой тряпке, не покупать в столовой самую дешёвую кашу, типа пшёнки… Вроде бы немного, но как же трудно этого всего добиться. Практически невозможно.

Лена тихонько хлюпнула носом. За столом она была одна – приятельницы разбрелись, кто куда – покурить, попеть песни, посудачить. “Вот всегда так, – подумала Лена, – как нужна жилетка, чтоб в неё поплакать – так её и нет. Какая же я всё-таки невезучая”. Её внимание привлёкли лёгкие шаги, всегда прежде вызывавшие у неё, да и у других студентов, панику. Анна Михайловна, заведующая учебной частью. Гадюка, каких мало… да теперь-то что. Диплом – вон он, в сумке. И ничегошеньки с ней Анка-пулемётчица сейчас сделать не сможет.

– Логинова, чего грустим? – Анна Михайловна сегодня была весела и хороша, как никогда. – Почему не со всеми?

– Да так, – промямлила Лена в ответ. Говорить не хотелось. – Думаю…

– Про что это ты так думаешь, что аж глаза покраснели? Выкладывай, не стесняйся.

И Лена выложила. И про Загорск. И про маму. И про семинаристов. И про всё-всё. И снова захлюпала носом.

– Не реви, опухнешь, – предупредила Анна Михайловна. – Это дело поправимое, придумаем что-нибудь. Всё хорошо будет, не волнуйся. Посиди пока тут, а я сейчас…

Анка-пулемётчица удалилась, а Лена осталась одна. Минут через десять Анна Михайловна вернулась. Она не рассказала Лене о том разговоре, что происходил сейчас, да и не нужно это было. А разговор был такой:

– Павел Васильевич, мне кажется, я нашла как раз то, что было нужно.

– Опишите.

– Рост – метр шестьдесят пять, русые волосы, серые глаза… мордашка симпатичная, губки бантиком… не полная, стройненькая.

– Москвичка?

– Боже упаси!… Из Загорска. Паинька, тихоня…

– Хорошо, быстро работаете. Привозите, можно хоть завтра. Лет-то ей сколько?

– Девятнадцать, осенью двадцать исполняется. Всё как на заказ – не поступила в институт, назад в свою дыру ехать, понятное дело, не желает… один к одному. Возьмёте?

– Если подойдёт. Значит, завтра, в десять утра на Рублёвском. Всего хорошего, Анна Михайловна.

– До свидания, Павел Васильевич.

…Анна Михайловна прошествовала обратно в аудиторию. Лена, как и раньше, сидела за столом в гордом одиночестве.

– Завтра утром поедешь на работу устраиваться, ясно?

– А общежитие? – спросила Лена.

– Зачем человеку, у которого собственная квартира, нужно общежитие? – спросила в пространство Анна Михайловна. – В девять утра встречаемся на Парке Культуры, на кольцевой то есть. Паспорт с собой возьми…

…На следующее утро Лену оформили, а ещё через день она принялась поливать хлоркой углы. Всё и впрямь оказалось хорошо. Так хорошо, что даже и не верилось. Как в сказке. Однокомнатная квартира, комната девятнадцать, кухня десять. Зарплата триста рублей. Лена первый месяц находилась в каком-то угаре, ей казалось, что всё происходящее – нереально. “Такого не бывает, – думала она вечерами, сидя дома за чашкой чая и хорошей книжкой. – Или бывает, но не со мной”. Смущало одно – полное отсутствие какой бы то ни было информации. Лена не могла понять, что твориться там, где она работает. Ей никто ничего не объяснил, и, видимо, не собирался. Это настораживало. Иногда пугало. И только сейчас всё стало, наконец, на свои места.

* * *

Лена пожала плечами и несмело улыбнулась. Пятый поднялся с пола и, подойдя к Лину, что-то прошептал ему на ухо. Затем вышел. Лин тоже встал.

– Дела… – протянул он задумчиво. – Угораздило же тебя!… И зачем ты согласилась? Могла бы отказаться.

– В том-то всё и дело, что не могла. Что-то меня от этого удержало, хотя, признаться, я и хотела вначале…

– Что-то держало. Я же говорю, судьба, не иначе.

– Не знаю, – Лена намотала на палец прядку волос.

– Вы меня сегодня доведёте, – пообещал Лин. – Этот жрёт ногти, ты выдираешь себе волосы… Вы что тут – все психованные, что ли? На месте сидеть не можете спокойно?

– А куда Пятый пошёл? – спросила Лена.

– Вернётся сейчас, – ответил Лин. – Куда он денется…

– Так куда? – задорно спросила Лена.

– Это у него называется “пройтись подумать”, – неохотно ответил Лин. – А потом он говорит: “Мы тут подумали, и я решил”.

– Ты это про что? – не поняла Лена.

– В данном случае – про тебя. Решает, каким образом тебя отвадить от нашей компании.

– Зачем? – не поняла вновь Лена.

– Жалеет он тебя, вероятно. Ты ему понравилась, как мне показалось. И теперь он думает, как бы тебя от всех этих мерзостей спасти.

– Мне же дали восьмой уровень, – Лена вопрошающе поглядела на Лина. – Я теперь имею право…

– Дура, – проникновенно сказал Лин. – Тебе что, нравится смотреть, как убивают и калечат? Ты что – садистка?

– Не поняла. Ты о чём?

– Ты Пятого или меня без рубашки видела? Ты хоть знаешь, кто мы?

– Пятый сказал – пленники… я только не могу понять, как это всё получается?

– Пятый скажет… – процедил Лин. – Я-то не понимаю, что он имеет в виду под словом “пленники”, ведь мы можем смыться в любой момент, никто нас не удержит. Скорее, не пленники, а… скажем – один шизоид, и один – идиот при этом шизоиде. Такой вот расклад.

Вошёл Пятый.

– Сейчас ты у меня получишь за шизоида, – пообещал он, – а так же за прочую ерунду. Понятно?

– Ага, жди, – парировал Лин. – Это ещё кто получит. Кстати, что ты там решил?

– А чего решать?… Сделанного не воротишь, придётся уповать лишь на то, что её никто не тронет. Ты же знаешь наших…

– Приглядим, – пообещал Лин. – Всё будет хорошо.

– Если всё будет так же хорошо, как когда вы копали грядку, то я ни в чём не уверенна, – со смехом сказала Лена.

* * *

…Грядки Пятый с Лином копали вдохновенно, что и говорить. Лопаты так и летали, пласты влажной сырой земли ровными рядами ложились на разные стороны, возле дорожки. Было жарко, парило, но дождь всё-таки прошёл стороной. Валентина, помогавшая мужу насаживать мясо на шампуры, поглядев на это с час, крикнула Лину:

– Рыжий, иди отдохни! Бока пожалей, не надрывайся!…

– Хорошо, – откликнулся Лин. Он воткнул лопату в землю, сделал шаг в сторону… и тут же был вынужден выпасть в боевую стойку и блокировать два удара одновременно – один лопатой по верху, второй – ногой на низком уровне.

– Зараза! – ликующе завопил Лин. – Ну, держись!

В мгновение ока только что поставленная лопата словно бы сама влетела ему в руки и Лин кинулся в атаку на друга.

– Спарринг на лопатах, – прокомментировала Валентина. – Точить и выправлять потом сами будете, ясно?

– Куда… яснее, – ответил Пятый, ловко уходя от очередного выпада. – Я лучше выправлю… чем получу по голове!

– У, гад! – Лин отшатнулся в сторону, провёл хорошую атаку, правда, совершенно безрезультатную. – Точить лопаты… будет побеждённый, а не победитель! Понял, Пятый?…

– Это мы ещё… поглядим, – Пятый отступил на шаг, и Валентина сразу всполошилась:

– Отойдите от клубники, ироды! Всё, победила дружба… хватит, я сказала!

Лин и Пятый остановились, тяжело дыша, у Лина на лице гуляла немного злорадная усмешка.

– Ты, – сказал он, показывая на Пятого пальцем, – точишь эти проклятые лопаты. И всё тут, понятно?

– Ага, три раза, – с сарказмом сказал Пятый. – Мне делать больше нечего.

– А что тебе ещё делать? – искренне удивился Лин. – Мясо ты всё равно не ешь, и поэтому ты вполне…

– Ты тоже не ешь мясо. Поэтому лопаты мы точим вместе. Валентина Николаевна, где у вас этот камушек?

– Точильный? Поищи в сарае, должен быть.

В результате лопаты они точили по очереди, потом снова едва не подрались – кому нести камень назад в сарай. Идти обратно не хотел никто.

– Чего это они? – с недоумением спросила Лена Валентину.

– Типа тренируются, – объяснила та. – Чтоб форму не терять. А что? И то верно…

– Но это ж больно – лопатой…

– Они без контакта, только на касание. Веселятся, скучно им, видать… Лен, сходи к ним, попроси, чтобы шли спать. Хватит уже, остальное – потом…

– Хорошо. – Лена, отойдя от мангала, на котором жарился шашлык, отправилась к друзьям. – Вам Валентина Николаевна велела идти спать.

– Отлично! – отозвался Лин. – Только этого ещё и не хватало! Сейчас, Лен, только этого получше приложу. Заточенной лопатой. Для верности… ай! Ты чего дерёшься?!

– Ты же сам сказал “приложить”. – Пятый пожал плечами. – Вот я и…

– Ты мне надоел. Всё, хватит… Лен, они там что – мясо, что ли жарят?

– Ну да, – ответила та. – Шашлык. Вы будете?

Пятый слабо поморщился, а Лин сказал:

– Мы не едим мясо, Ленок. Ты это запомни, ладно? И не спрашивай, почему. Хорошо?

– Ладно, – Лена пожала плечами, – я просто подумала, что вкусно…

– Да мы и не обижаемся, – успокоил её Пятый. – Откуда тебе знать?… Пойдём, Лин, поспим, что ли…

– Можно… Ты гляди, сколько накопали! Ай да мы!… – Лин с гордостью потряс лопатой. – Слушай, давай ещё что-нибудь раскопаем, а?

– Да ну тебя, – ответил Пятый, – тебе лопату давать опасно.

– Ага, – отозвался Лин. – Ты гляди, её же ещё кидать можно!… Вот я сейчас… вон в те кусты… три, два, один… пуск!

– Рыжий, сволочь, оставь смородину в покое! – завопила Валентина. – Пятый, чего ты смотришь, как дурак! Забери у него лопату сейчас же!

– Вот это да! – возмутился Пятый. – Он швыряется лопатой, а я из-за этого – дурак? Ну и логика…

Лин вытащил лопату из кустов и торжественно вручил её Пятому, а сам прошествовал в дом. Пятый потащил лопаты к сараю, Лена сунулась было помогать, но он лишь раздражённо отмахнулся. Лена отстала, чувствуя, что ей становится обидно. Ей и невдомёк было, что творилось в это время у Пятого в душе. С того самого момента, как он увидел Лену, он, почти не переставая, пытался разобраться – что же с ним происходит? Подобного не было в его жизни никогда – от одного взгляда на эту девушку его начинало трясти. “Да что ж такое? – думал он в полном отчаянии. – Из-за чего это?… Где Арти со своими советами? Что делать?… Чёрт, и ещё раз чёрт… устал я, что ли? Может, из-за этого? Господи, ну в чём я ещё виноват?… Нет, о таком и думать даже нельзя!” Внутренний голос ответил: “Собственно, почему нельзя?… Ты думаешь, что ты в неё влюбился, что ли? Не дури, у тебя, вероятно, плохо с головой. Просто она – тот человек, которого ты ждёшь больше тринадцати лет, ясно? Ты это чувствуешь, вот и всё. С ней ты сможешь передать материал… не сейчас, позже. Потом… а пока присмотрись, время есть. Такие дела вдруг не делаются. Понял?” “Понял”, – ответил Пятый внутреннему голосу и мысленно усмехнулся. Он даже себе боялся признаться в том, что чувствует к Лене ещё что-то, кроме признательности за то, что вытащила в этот раз на волю. Даже себе. Что говорить о Лине и об остальных?…

* * *

– Ложитесь, ребята, время позднее, – попросил Пятый. – Завтра уезжаем… надо бы выспаться получше. Лин, ты меня вообще слышишь?

– Ну да… а я чего… я просто задумался…

– Ты, по-моему, спишь на ходу. Лена, если ты хочешь, то я могу побыть неподалёку… в твоём сне было нечто, что может напугать… я хорошо отлавливаю любые кошмары, поэтому…

– Это он на мне натренировался, – пояснил Лин, – я тоже могу… так. Я – на нём.

– Да нет, не надо, – Лена робко улыбнулась, – я и сама…

– Ну хорошо, – кивнул Пятый. – Мы тогда пошли. Ладно?

– Ладно. Всего хорошего…

– И пусть дорога будет интересной и приятной, – еле слышно сказал Пятый.

* * *

Путь в Москву был на редкость хорошим. Все шутили, смеялись, дорога улетала прочь, летнее заходящее солнце сверкало на стёклах машин, проносящихся мимо. Лин сидел за рулём (уломал таки несговорчивую Валентину), и потому доехали на удивление быстро. Дома занялись ужином, готовил главным образом Олег Петрович, ему помогали Лена и Пятый. Лин с Валентиной засели в большой комнате и проговорили непонятно о чём больше часа. Как потом выяснилось – обсуждали, каким образом можно будет хоть немного защитить Ленку от надсмотрщиков. Придумали. Лин вызвался во время Ленкиных хождений с хлоркой по возможности не выпускать её из поля зрения. Пятый его в этом поддержал, согласился, что надсмотрщики – далеко не сахар, что определённый контроль в данной ситуации нужен.

– Вот так вот, господа хорошие, – сказала в заключении Валентина. – Придётся нам всем к новым порядкам привыкать.

– Придётся, – подтвердил Пятый. – Ну ничего. И не к такому привыкали.

– Особенно ты, – заметил Лин. – У тебя вообще привычка – вторая натура…

– Ну что ты на него опять напал, – вступилась за Пятого Валентина. – По-моему, он прав, привыкать придётся. Но не к плохому же, к хорошему. Вон у нас с вами теперь какая Ленка есть – и умница, и красавица…

– Валентина Николаевна… – начала было Лена, но Лин её прервал:

– Лучше соглашайся, – посоветовал он. – А то она как даст по мозгам…

– Только если тебе, – парировала Валентина. – Лене пока что не за что.

– Валя, ужин стынет, – позвал из кухни Олег Петрович, – вы бы шли…

– А не пойти ли нам на…? – спросил Лин. Валентина влепила ему затрещину, Лин взвыл:

– За что?

Из кухни высунулся Пятый.

– Валентина Николаевна, Лена, а так же противная рыжая тварь! – позвал он. – Хватит бить друг друга, пойдёмте есть.

– Кто о чём, – проворчал Лин, – а Пятый – о жрачке… Иду, иду, а то заладил…

– Ладно, сдаюсь, – Пятый поднял руки. – Хоть завтра, мне-то что?…

– Тебе всегда – ничего, – ответил Лин. – Тебе всё по фигу.

Легли часов в одиннадцать, перед сном Валентина заставила всех посмотреть по видео какой-то новый боевик, особенно ей понравившийся. Впрочем, Пятый и Лин уже посреди фильма начали зевать столь откровенно, что Валентина сжалилась и отпустила их спать. Лене боевики не нравились никогда, но она, чтобы не обижать свою гостеприимную начальницу, досмотрела-таки фильм до конца. Когда Лена шла по коридору к комнате, в которой ей предстояло переночевать, она услыхала голоса, доносившиеся до неё из той комнаты, в которой спали Пятый и Лин. То есть, она думала, что спали.

– Какая скука, – сказал Лин. – Да разве это фильм?… Дерьмо, не сказать больше…

– Вынужден согласиться, – ответил Пятый. – Хорошо, что мы решили это вопрос.

– И то ладно…

Утром, когда ехали на трёшку, Валентина едва слышно спросила Пятого:

– Не забудешь?

– Нет, – так же тихо ответил тот. – Как можно.

– Ну… мало ли что?… Устанешь, к примеру…

– Нет, я же сказал.

– Да, память у тебя абсолютная. Лин?

– А как же, – ответил Лин.

– Что “как же”?

– Не забуду.

– Лена, ты постарайся не заходить в залы, – попросила Валентина, – ладно? По возможности.

– Залы – это там, где рельсы? – спросила Лена.

– Да… и в девятую – тоже. Там…

– Там плохо, Лена, – закончил Пятый. И посмотрел на Лену с жалостью, да с такой, что Лену словно полосонули по душе бритвой. – Очень плохо.

– Не ходи туда, не надо, – поддержал друга Лин. За всю дорогу он ни разу не улыбнулся. – Если нужно идти вниз – то лучше заранее попроси кого-нибудь найти нас. Мы проводим…

– Мы же вроде вчера про это говорили, – заметила Лена.

– Это для того, чтобы нам лучше запомнить, – пояснил Пятый. – Там очень тяжело, о многом забываешь… поэтому сейчас нужно… как лучше сказать?… собраться максимально, чтобы потом мозг действовал по заданной программе… на автомате.

– Как это? – не поняла Лена.

– Потом поймёшь, – пообещал Лин мрачно.

– Что пойму?

– Что такое – ужас, – ответил Пятый. Валентина кивнула. Лин тоже. – И всё остальное – тоже. Только вот не знаю…

– Опять начал, – вздохнул Лин. – Перестань.

– Хорошо, – ответил Пятый.

Все смолкли, каждый думал о своём. “Как же быстро они восстанавливаются, – думала Валентина, – удивительно… Надо спросить”.

– Лин, как рёбра? – поинтересовалась она.

– Уже в порядке, почти срослись, – ответил тот.

Валентина кивнула, все снова замолчали. Лена опять думала, что она недопоняла на этот раз, Валентина – о том, что ждёт их всех, Лин – о том, как же хочется спать, Пятый – о том, что ему, похоже, страшно. И не за себя. И даже не за Лина. На этот раз – не за него. За Лену. За совершенно чужого человечка, который из-за каких-то злых обстоятельств стал не совсем чужим. Пятый чувствовал ответственность, тревогу, беспокойство… Ему стало зябко, он повёл плечами.

– Лена, ты хоть сегодня никуда не ходи, ладно? – попросил он.

– А почему? – не поняла та.

– Просто не ходи – и всё, – повторил он.

– Ты ему верь, он такие вещи чует, как собака – землетрясение, – кивнула Валентина. – Так что сегодня ты моешь медпункт.

– Ладно, – сдалась Лена.

– Доволен? – спросила Валентина. Пятый кивнул.

– Тогда всё будет хорошо, – прошептал он, ни к кому не обращаясь. – Всё хорошо… это точно. Со всеми хорошо. Даже со мной…