Текст книги "История с продолжением"

– Сейчас ездил. Ты заведи, я там кое-чего в карбюраторе поправил, – Пятый отдал Коле ключи. – А если бы ты мне не врезал по почкам, я бы сделал ещё и сцепление как надо.

– Погорячился я, – Коля хлопнул Пятого по плечу ладонью. – А ты тоже хорош! Как меня приложил, я аж скопытился…

– У тебя даже синяков не останется, – примирительно ответил Пятый, – а у меня теперь месяц почки болеть будут. Ты бы хоть рукой бил, что ли…

– И зажигание выставил!… Вот спасибо. Я с тобой поговорить хотел вот про что. Не бегите вы под Андрея, он же озверел совсем! Если надо – под Юрку, под меня… ты же все смены знаешь. Трудно что ли?

– Пришлось, – Пятый вытер покрытый испариной лоб тыльной стороной ладони.

– Вы сейчас где?

– До завтра – у Лены. Лину надо отлежаться. Потом… понятия не имею, – честно признался он. – Москва большая, сейчас лето. Побродим напоследок, мы ещё с зимы кое-чего отложили…

– Почему – на последок? – не понял Коля.

– Мы с рыжим – не вечные… Устал я, Коля. Просто устал. Пора и честь знать. Пожили – и хватит.

– Давай я тебя до Ленки подвезу, Пятый. И не загадывай про судьбу, чего ты про неё знать можешь? Все под Богом ходим…

– Верно. Кто тебя домой-то отвёз?

– Юрка, кто ещё. Только не отвёз, а свою тачку дал. Он нас с Андрюхой сменил, типа, нам после вашего побега отдохнуть требуется. Подмазывается, не иначе.

– Может быть, – Пятый провёл по борту машины рукой. – Хороший у тебя “Жигуль”, правда. Бензина только много жрёт.

– Семёрка, чего ты хочешь. Зато прёт так, что мало не покажется. Поехали.

– Не говори им, где мы. Ладно? – Коля кивнул. – Спасибо заранее.

– Не бери в голову, всё образуется. С вами вообще интересно было. Знаешь, почему?

– Нет, – Пятый удивлённо поднял глаза. От Коли он подобного не ожидал. – А почему?

– Я вот помню, мы ещё пацанами в войнушку играли… – Коля закурил и на минуту замолчал, видно было, воспоминания ему приятны, – так один… не помню, как звали, забыл… Ну, всё ему не везло – попадался. И, не поверишь, ни разу не сболтнул, где его друзья отсиживаются. Ну, хоть режь его! Настоящий парень был, не шушера какая… Вспомнил! Лёшка его звали. И кличка – Сила. Лёшка-сила. Такой был пацан… Вот вы – как он. Не сдаётесь, играете по честному. Понимаешь?

– В принципе – да, – Пятый снова повернулся к Коле и спросил: – Вот только чего ты тут особенно интересного нашёл?…

– Это как в кино – чем всё кончится.

– Кино? – Пятый на секунду задумался. – Интересная версия происходящего. Только ты пойми, Коля – для вас это всё кино. А вот для нас с рыжим – это явь. Для нас – всё по настоящему. Ставки очень высоки, Коля, очень. За такую ставку и жизнь положить – не самый большой грех.

– Слушай, а что вы такое знаете, чего тут не знают? Сколько лет это продолжается, а я ничего понять не могу, хоть убей… – Коля словно боялся собственной смелости, но в то же время ему страшно хотелось просто спросить. Там, на предприятии, было совсем другое – рутинная тяжёлая работа с запахом смерти по углам. Но здесь, сейчас… Тайна, сумевшая прокрасться в солнечный летний день. И странный человек на соседнем сиденье, устало опустивший голову и привычно спрятавший удивительные вертикальные зрачки полуприкрытыми веками, знал эту тайну. Вернее, он ею был. – Откуда вы вообще взялись, Пятый? Кто вы?

– Я тебе могу повторить лишь то, что ты сам знаешь, – Пятый опустил голову ещё ниже. – Знаем… технологию воссоздания мы знаем. “Рабочих” ты каждый день видишь. Почему они такие тупые, знаешь? Только потому, что производят их неправильно. А мы знаем, как это можно сделать по другому. Дёшево, без особых затрат, и быстро. Только вот говорить мы не будем, думаю, ты это уже понял.

– Почему? – опешил Коля. – Так мучиться – из-за “рабочих”?

– Ты представь, что с вашей страной будет, если здесь вообще появятся подобные технологии? У вас же, грубо говоря, тормозов нет, в проекте не заложены. Понимаешь? Что с вами всеми станет?

– Ну, если ты про это… тогда понятно. Значит, нас от самих себя бережёте?

– Можно и так сказать, – согласился Пятый, – резонно.

– А откуда вы такие умные появились?

– Ты в самом деле это хочешь знать? – Пятый с сожалением посмотрел на Колю. Тот кивнул и выбросил сигарету за окно.

– Сам напросился, – вздохнул Пятый. – Мы – с другой планеты. Всё. Больше ничего не скажу.

– Обалдеть, – признался Коля после минутного молчания, – вот у вас почему глаза такие… а вы хоть люди?… или как?…

– На две трети, – признался Пятый. – А остальное… – он махнул рукой.

– Чего – остальное? Треть эта…

– Коля, остановись, – попросил Пятый. – Не подписывай себе приговора, пожалуйста. Ты понимаешь, что с тобой будет, если ты про всё это узнаешь? Ты же не доживёшь до вечера.

– Да?… А правда, свидетели долго не живут, – Коля хмыкнул. – Ладно, Пятый. Считай, мы с тобой не говорили.

– Конечно, не говорили, – Пятый откинулся на спинку кресла и добавил: – ты не беспокойся, Коля. Никто ничего не узнает.

Дома у Лены он почти сразу лёг – усталость брала своё. Лин немного поругал его для приличия, но особо усердствовать не стал. Летний вечер, тёплый и спокойный, опускался на Москву. Звуки, неспешная городская симфония шума машин и голосов кухонь, действовали успокаивающе и нагоняли сонливость. Пятый несколько минут лежал, погрузившись скорее не в сон, а в приятную дрёму – его, наконец, отпустило странное напряжение этого длинного дня. Покой. Просто покой. Что ещё нужно?… Вскоре он уже крепко спал и ничего не видел во сне. Может, это было и к лучшему.

* * *

Дождь не утихал. Они сидели в подвале и ужинали. Хлебом и чаем, как обычно. Невнятный голос дождя за окном навевал ленивую скуку. Со дня побега прошло две недели, июль подходил к концу, а они так и не решили главного вопроса – когда возвращаться обратно. За эти недели они пришли в некое подобие нормы. Вернее, того что они между собой называли нормой. Норма – это когда не шатает от голода и усталости. Норма – когда зарубцуются немного раны на спине. Когда выспишься. Это очень хорошо – когда всё в норме…

– Ты чего не ешь? – спросил Лин, отламывая от батона порядочный кусок. – Ты же, вроде, хотел.

– Задумался, – Пятый отпил уже успевшего остыть чая, налитого в баночку из-под майонеза – баночки заменяли им чашки. – Что мы делаем дальше, рыжий?

– Я предлагаю – к народу, – Лин отправил в рот кусок хлеба. – Осточертел мне этот подвал. Нет, правда! Давай сейчас и поедем. Ты как?

Пятый отрицательно покачал головой.

– Не хочу, – честно признался он. – Я, по-моему, и сам не знаю, чего хочу. Но туда… Лин, они и так смотрят на меня, как на идиота, а тут ещё… припереться на ночь глядя, да и вообще… – он пожал плечами, – мне там не место.

– И где ж тебе место? – не без сарказма спросил Лин.

– Мне надо подумать. Просто подумать. Ты езжай, если хочешь…

– А ты?

– Лин, мне тридцать восемь лет, – напомнил Пятый. – Авось, справлюсь.

– Глаза б мои не видели, как ты справляешься. Хоть куда ты собрался, скажи. Где искать, если что?

– Понятия не имею… скорее всего, где-нибудь в городе.

– Сказал! Ты в курсе, какого размера этот самый город? – Лин покрутил пальцем у виска. – Через сколько дней ты появишься?

– Дай мне неделю, – попросил Пятый. – Если что, я постараюсь позвонить.

– Чокнутый, – Лин обмакнул горбушку в чай. – Ехал бы со мной…

– Что мне там делать? – спросил Пятый мрачно. – Ты же понимаешь…

– Ты про Лену? – Лин больше не улыбался. – Ты серьёзно?

Пятый кивнул. Лин сочувственно покачал головой.

– Вот уж не думал, – сказал Лин после недолгого молчания. – Ты – и вдруг… да…

– Я тоже не думал, – Пятый поднялся на ноги и принялся ходить взад-вперёд вдоль стены. – Я думал совсем про другое… но ты пойми, что мне её сейчас видеть – пытка. Поэтому я…

– Ладно, не договаривай. Деньги нужны?

– Наверное, – Пятый задумался, – сколько у нас есть?

– Много, – гордо сказал Лин. – Почти полсотни.

– Тридцатник дай, – попросил Пятый. – Если можно…

– Ты офонарел! Да хоть все бери, мы же эти вагоны вместе разгружали. А мне сейчас бабки вообще ни к чему, я же к Валентине собрался…

– Ладно, если останется, я привезу. Нет – не обессудь.

– Не буду. Когда пойдём? – Лин легко поднялся и подошёл к Пятому.

– Да хоть сейчас, – ответил тот. – Дождь, вроде, кончился.

Из подвала они вышли вместе, Лин запер дверь и положил ключ в выемку между бетонными плитами.

– Мы не вернёмся, – повинуясь внезапному наитию сказал Пятый. – Поверь, рыжий, это так. Всё в жизни когда-нибудь да заканчивается. И плохое и хорошее.

– Может быть, – согласился Лин. Они шли по тёмной улице не спеша, обходя лужи и Лин развлекался тем, что дёргал отяжелевшие от воды низкие ветки, стремясь окатить импровизированным душем Пятого и себя.

– Я раньше ошибался? – спросил Пятый.

– Всегда, – ответил Лин. – Всю жизнь. Доволен?

– Вполне, – Пятый вздохнул. – Пока, рыжий.

– Пока, – ответил тот.

Пятый постоял с минуту, глядя вслед уходящему в летний сумрак Лину. Потом одёрнул старую, видавшую виды куртку и пошёл в противоположную сторону. Через минуту ночная улица была пуста, только ветер позволял себе продолжить начатую Лином игру – срывать капли с листьев.

* * *

Это очень хорошо – когда не надо прятаться. Ни от кого. Когда внимание людей привлекает что-то другое, а не ты. Всего-то надо – простая одежда, чистая, пусть латанная. И всё. И опущенные веки (чёртова привычка – прятать глаза).

Улицы в Центре были забиты народом, как же – суббота. В другие дни поспокойнее, но Пятому почему-то захотелось придти в те места именно в такой вот буйный суматошный день. Утро было просто великолепно – глянцевая картинка из детской книжки и та выглядела бы блёклой и невзрачной на этом фоне. Зелень в скверах, вымытая недавним дождём, блестела под солнцем. Ярким, как южное. В этом свете словно раскрывалась истинная природа вещей – и природа эта вовсе не была мрачной. Маленький праздник – солнечный денёк после дождя. Старинные дома (Пятый незаметно для себя оказался на Китай-городе) словно сбросили свои таинственные надоевшие маски и представали во всей своей немудрёной красе. Никитская, Лялин переулок… он брёл не торопясь, стараясь насладиться городом в полной мере. Как бы хорошо было хоть на время забыть про то, что дальше всё будет плохо! Туберкулёз не даст о себе забыть, что есть, то есть… Елоховский собор. Пятый остановился и стал смотреть. Золото на голубом, где-то мелькало это выражение, но он так и не вспомнил, где. Красиво. Очень. Вот только внутрь он так и не решился войти. Боялся. Сам не сознавая того. Просто боялся…

Он перекусил в каком-то маленьком кафе возле метро, вызвав удивление у раздатчицы тем, что попросил положить только гарнир, а котлету не класть. Девушка покрутила у виска пальцем, но возражать не стала. Мало ли психов в мире? Подумаешь… Пообедав, он пошёл дальше. Почему-то захотелось к реке. Он ходил по городу уже дней шесть, внутренне стремясь не только отыскать уединение, но и с желанием получше запомнить всё, что окружало его. Город он любил. Город был его другом. И теперь он просто прощался, стремясь перед тем, как уйти навсегда, понять хотя бы малую толику того, что город нёс в себе. Всё смешалось в этой колоссальной игре диссонансов – свет и темнота, доброе и злое, сила и слабость, красота и уродство… Вся прелесть города была в том, что он был очень разным, а в то же время – однородным. Как удивительны большие города! В их лицах – всё. От нищеты до роскоши, от теней до света. Москва была живым существом, дышащим, полным сил и крови. Она не была доброй или злой, в глазах Пятого этот город стал олицетворением страстей, слитых воедино. А истинные страсти не возможны без истинного богатства души. Маленькая душа скупа на проявления. Только большая способна отдавать больше, чем брать…

Река. Речные трамвайчики. Мокрый гранит, старые сваи. Влажный тёплый ветерок от воды. Светлое небо. Простор. Пристань. Он облокотился о гранитную балюстраду и закурил. Прислушался к разговорам, что шли неподалёку.

– Ну, мам, ну пожалуйста… ну давай покатаемся на пароходике, – канючила девочка лет шести.

– Дорого, зайка, – ответила мать, рассеянный её взгляд на секунду остановился на Пятом и скользнул куда-то дальше. Молодая, тридцати ещё нет. – В другой раз, ладненько?…

– Ну, мам…

Пятый швырнул недокуренную сигарету в воду. “Почему бы и нет? – подумал он. – Интересно, сколько это “дорого”? О, касса, сейчас проверим”. Цена на билет до ленинских гор оказалась вполне приемлемой. Он потолкался на пристани среди людей, наблюдавших за швартовкой, предъявил свой билет совсем молодому парнишке в тельняшке и с небольшой группкой людей вскоре оказался на борту. Сколько лет, Бог мой, сколько лет!… Какое счастье – вновь ощутить это плавное покачивание палубы под ногами, этот вольный ветер… Пятый пошёл на нос, народу там было много, но это его не смутило. Он отыскал себе местечко на лавочке неподалёку от борта и принялся смотреть на проплывающие мимо берега. Бесконечно далеко сейчас было то, что он любил раньше, недостижимо далеко. Но он с удивлением стал осознавать, что всё больше и больше любит то, что его окружает ныне. Блики на мутной воде словно вторили его мыслям. Свежий речной ветер тихонечко трепал ему волосы, а он сидел, подставив лицо солнцу и дремал. Хорошо. Это – покой. Скоро всё это кончится, очень скоро, но пока это длится – надо использовать каждое мгновение для того, чтобы в памяти потом осталось хоть что-то хорошее. Разный мир, что и говорить. Страшно разный и поэтому столь привлекательный. Пятый стал даже немного понимать Айкис – она и впрямь была права. Права в своей ненависти. Всё верно. Этот мир можно или любить всей душой, или столь же сильно ненавидеть. Невозможно лишь одно – равнодушие. Просто не получиться. По крайней мере, для него.

– Смотри, – женский голосок, любопытный, – вон, сидит… молодой, а волосы седые…

– Ну и что? Может, у него что-то случилось? Жизнь такая? Ты лучше посмотри, катер адмиралтейский идёт, вон, видишь? Они ещё во время войны…

“Жизнь… да, правильно, это просто такая жизнь, – подумал Пятый. – Кто знает, может это – ещё меньшее из зол”. Он встал и пошёл на корму. Уже вырисовывался в охренной городской дымке университетский шпиль, уже покрылись зеленью берега… он и не заметил, когда произошла эта перемена. Мост, по которому бежали поезда, машины… крутой берег слева, пологий, приютивший на себе огромный, немного страшноватый стадион – справа… Причал. До свидания, река. Вернее, прощай.

К стадиону он не пошёл. Перебравшись на университетский берег, он принялся бездумно и бесцельно бродить по аллеям. Постепенно волшебное состояние прощения и понимания стало оставлять его, на смену приходило привычное отчаяние. Небо стали затягивать тучи, постепенно вечерело. Сумрак спускался на город. Пятый вышел к смотровой площадке и остановился, наблюдая. Люди, просто люди. Две свадьбы (на то и смотровая, как же), просто праздношатающаяся публика. Он стоял и смотрел некоторое время, а потом начался дождь – сначала это был даже не дождь, а так, мелкая морось. Люди стали поспешно расходится, свадьбы с шумом и криками погрузились в машины и отбыли. Вскоре он остался едва ли не единственным на смотровой площадке. Только двое подростков лет по шестнадцати, парень и девушка, стояли и целовались под дождём. “Простите меня, – подумал Пятый, – простите. Вы ничего не знаете, а я… поймите только одно – то, что я делаю – это ради вас. Мне уже ничего не нужно… может, тихий угол, чтобы посидеть и поспать. И ничего больше… А вам… У вас есть этот чудный город, да и сами вы – чудные. Правда. Я сейчас потихонечку уйду отсюда, а вы… у вас так здорово получается целоваться! Счастья вам, ребята…”

Он обошёл смотровую площадку и, скользя на быстро размокающей земле, побрёл вниз. Ещё немного… и ещё… сбросил куртку и встал под дождь, раскинув руки и подставив лицо небу. Давай! Слышишь, Бог, давай! Вот он я! Не медли, я не могу больше! Отпусти, слышишь?! Хоть куда – в смерть, в жизнь, не важно… только не надо больше… этого всего… Ненавижу – кровь на цементе, безысходность и слабость… Ненавижу, слышишь?! Путь на Голгофу был короче, и муки в нём было меньше, поверь. Я тоже отвечаю очень за многое, ты об этом знаешь, и ничем не поможешь… не придёшь… Ну и ладно! Он упал лицом вниз на грязную мокрую землю, прижался к ней всем телом, чувствуя её тепло… слёзы смешивались с грязью, он не замечал, что плачет… Прости, Господи… не тех ты выбрал для этой задачи, не тех!… Мы сплоховали, как всегда… Мы слишком слабые… просто живые слабые люди… Я пытаюсь, но сил у меня совсем не осталось… Позволь уйти… не могу…

Дождь кончался. Небо постепенно прояснялось, тучи расходились. В их разрывах, рваных, неопрятных, стали появляться робкие звёзды. Поднялся ветер, несмелый, ночной. Покачал деревья, пригладил траву – и исчез.

Он, наконец, нашёл в себе силы встать на ноги. Рубашка и брюки пропитались грязью, почти не видной в темноте. Пятый оглядел себя. Так, хорош, нечего сказать… Хотя, если немножко оттереть травой брюки и поплотнее застегнуть куртку – то сойдёт. Для ночи. Брюки тёмные, грязи не видно. И впрямь сойдёт.

Возле метро “Университет” Пятый заметил стоящую на приколе поливальную машину. “С ума посходили, – подумал он, – дождь же только что был”. Потом он вспомнил Юрины рассказы и, подойдя к водителю, вполголоса поинтересовался:

– Водка есть?

– Пятёра, – не оборачиваясь сказал водитель.

– Давай.

Машину он поймал на удивление быстро. Потрёпанный “Москвич”, которым управлял мужичонка средних лет, остановился у тротуара.

– Куда?

Пятый назвал адрес.

– Червонец, – ответил водитель. – Дешевле не поеду.

– А тебя и не просят дешевле. Сколько сказал, столько и будет.

На ближайшем светофоре Пятый машинально посмотрел, что там у водителя в голове и сказал в пространство:

– Вези, куда договорились. Понял? Иначе не мой труп, а твой окажется там, где ты сейчас подумал. Ясно?

Водитель только и сумел, что оторопело кивнуть. Отпустив машину у метро, Пятый немного прошёлся пешком, случайно набрёл на дежурную аптеку, купил пачку кофеина и, наконец, вошёл в нужный подъезд. Поднявшись и позвонив, Пятый отступил от двери и принялся ждать. Наконец дверь приоткрылась, где-то в глубине квартиры раздался немного раздражённый женский голос: “Ну кто там, Дрюнь?… Гони в шею…”. Андрей, стоящий на пороге в спортивных штанах и шлёпанцах в полном недоумении уставился на Пятого.

– Убери свою блядь отсюда, – едва слышно произнёс Пятый. – Разговор есть.

Андрей кивнул и впустил Пятого.

– Иди на кухню, – прошептал он. – Я сейчас.

– Хорошо, – Пятый кивнул, – я подожду.

* * *

Пятый выкурил подряд три сигареты и потянул из пачки четвёртую, когда в прихожей хлопнула дверь. Вскоре в кухню вошёл Андрей и с неприязнью посмотрев на Пятого, спросил:

– Ты какого хера сюда припёрся, а?

Пятый кивнул на бутылку, которую загодя поставил на стол. Андрей тихо свистнул от удивления, но, тем не менее, опустился на табурет напротив Пятого.

– Ты чего такой грязный? – спросил Андрей.

– Так получилось. Давай грамм по сто, для храбрости, – сказал Пятый. Андрей ошарашено посмотрел на него.

– Ты скопытишься.

– От этого – нет. Давай!… Что-то ты робкий у себя дома, – заметил Пятый. Андрей вытащил откуда-то две рюмки.

– За усопших – не чокаясь, – предупредил Пятый. Они выпили.

– За кого пили-то? – с иронией спросил Андрей.

– За твоего брата. И за моих друзей.

– Откуда ты знаешь, сволочь? – Андрея словно подбросило в воздух.

– Я не слепой, вижу, – парировал Пятый. – Ты же убить меня хочешь. Что, скажешь – это не так? Что это дядя Андрюша так мило шутит? Да. Я всё знаю. Поэтому и пришёл. Вот он я, давай!… Хоть сейчас. Только ещё выпить налей, за рыжего охота, я этого восемнадцать лет не делал…

– Из-за тебя, урод, Витьку… убили Витьку, ты можешь понять это, – угрожающе тихо прошептал Андрей. – Ему двадцать лет было, козёл! Двадцать! Он только из армии пришёл…

– Я не просил его в меня стрелять, – ответил Пятый. – Я не лез под пули…

– Не было бы там тебя, сучок, вообще бы ничего не случилось!

– Да? – Пятый перегнулся через стол и схватил Андрея за отворот рубашки. – Может, ты ещё скажешь, что это я его туда привёл? За руку? Поманил мальчишку деньгами, и он за мной пошёл? Может, это был ты?…

– Отвали, – процедил Андрей. Он стряхнул руку Пятого с воротника и налил в свою рюмку ещё водки.

– Меня не забудь, – предупредил Пятый. – Пока я ещё жив…

– Хоть до чертей зелёных, – ответил Андрей. Они выпили. Пятый чувствовал, что пьянеет очень быстро – последний раз он ел утром. Давление тоже стало потихоньку падать, но пачка кофеина, которую он заставил себя съесть ещё у подъезда, действовала – процесс шёл не так быстро, как обычно.

– Ты знаешь, зачем я пришёл? – спросил Пятый через долгую минуту молчания. Андрей отрицательно покачал головой. – Чтобы ты меня убил. Я принёс тебе работу домой, даже на предприятие ехать не надо. Давай, Андрей. Не сиди…

– Чеканулся, что ли? – спросил Андрей. Они сидели друг напротив друга, свет голой лапочки под самым потолком делал черты их лиц гротескными и неестественными. – С ума сошёл?

– Может быть, – согласился Пятый. – Или тебе это просто не по силам, а, Андрей? Может, это там, перед всеми ты такой смелый, а здесь… пол, что ли, боишься испачкать?

– На кой ты мне тут нужен, – огрызнулся Андрей. – Шёл бы ты отсюда, правда. А то неровен час…

– Так просто я не уйду, – Пятый видел, что Андрей уже пьян, видимо за этот вечер он пил много – не только водку сейчас. – Ты не стесняйся, Андрюха…

– Пошёл вон!

– Ну, давай, – Пятый легко ткнул Андрея кулаком в бок, – давай! Я не могу больше ждать, когда ты соизволишь… Молодец!… Так и надо…

Первый удар сбил его с ног, он свалился на пол и ударился головой о мойку, правда, не сильно. Второй удар пришёлся по рёбрам, он отшвырнул Пятого к стене.

– Пошёл вон! – орал Андрей, уже не помня себя. – Убирайся… куда хочешь!… Откуда ты там пришёл, в ад в свой или в рай, мне – до фени!… Ненавижу тебя, нелюдь чёртов!… Слышишь? Ненавижу! Я тебя, блядь, голыми руками…

– Самое время… ну… я себя тоже ненавижу…

С глаз Андрея будто спала разом пелена и он тут же остановился. Они были уже в прихожей, Пятый сидел на полу и пытался как-то прикрыть руками голову. Он был весь в крови – и балахон, и волосы… И вдруг он поднял Голову и спросил у ошарашенного Андрея:

– Ты почему… остановился?… Давай… закончи то, что начал…

– Ты псих, понял? И меня заразить сумел своим психозом… сейчас я “скорую” вызову…

– Сдурел?… – Пятый поднялся на ноги и, подойдя к Андрею, положил свою ладонь на рычажки телефона. – Они вызовут ментов, а что ты им расскажешь? Что я сам к тебе пришёл?… Тебе никто не поверит…

– Ты зачем вообще сюда припёрся, а? – Андрей помог Пятому сесть на тумбочку для обуви, что стояла в прихожей.

– Предупредить… и попросить… покончить со всем разом… я устал… Слушай, налей ещё, а?…

– О чём предупредить? – не понял Андрей.

– С предприятия беги, понял?… Если жить хочешь…

– Не пугай, разберусь… – Андрей сходил за бутылкой и рюмками на кухню. – А кто у тебя-то умер? Так и не сказал тогда…

– Это давно было… тринадцать лет назад… ты думаешь, что мы с Лином с неба свалились на ваши головы, да? Ты дурак, ясно? Ты думаешь, почему я – Пятый? Только потому, что было ещё трое, идиот! И все они – мертвы…

– Не знал, – покачал головой Андрей. – Ладно, давай ещё раз за них выпьем… За помин душ. Только ты учти, что я дело с душой не мешаю… не смог я тебя здесь… Да, не смог. Но это не значит, что в другой раз не смогу. Усёк?

Пятый кивнул.

– Я тогда звоню Валентине и она увозит тебя отсюда.

* * *

– Что у вас там такое? – заспанный и раздражённый голос Валентины на том конце провода не обещал ничего хорошего. – Два часа ночи, Андрей!… Что случилось?…

– Приезжайте и заберите этого своего придурка, – ответил Андрей.

– Пятый у тебя? – Валентина несказанно удивилась. – Мы едем.

…Они приехали быстро. Валентина взяла с собой Юру, видимо, заехала за ним по дороге. В квартире Валентина, увидев Пятого, всё ещё сидящего на тумбочке для обуви, охнула и спросила:

– Где ты его взял? И что ты с ним сделал?

– Он сам пришёл, – ответил Андрей, – очень он мне нужен…

– Ты его бил? – спросил Юра, подходя к Андрею вплотную. – Я тебя спрашиваю, бил?

– Да отвяжись ты!… Бил, понятное дело… только тем и занимался…

– Скотина, – процедил Юра, – урод…

– Говорят тебе, он сам пришёл! – с раздражением сказал Андрей. – У него спроси.

– Пятый, это правда? – спросила Валентина. Пятый поднял голову и посмотрел на Валентину мутным взглядом.

– Я сам, – неразборчиво сказал он. – Андрей не виноват…

Юра присел рядом с Пятым на корточки и пристально вгляделся тому в лицо.

– Валентина Николаевна, – вдруг сказал он с удивлением и недоверием, – вы посмотрите, он же пьяный вдрызг!

– Чего? – не поняла Валентина.

– А то – был бы он не пьяный! – усмехнулся Андрей. – После бутылки-то водки… почти на одного…

– Ты сдурел?! – спросила Валентина. – Ты соображаешь, кого поишь?

– Он сам принёс, – огрызнулся Андрей, – у меня и не было…

– Может, он и пил сам? – с сарказмом спросила Валентина. – Или кто помог?

– Сам, – ответил Андрей. – И мне тоже предлагал.

– Я… сам… – подтвердил Пятый. – Он не причём… это… я…

– Сдурел, – с ужасом сказала Валентина. – Давно вы… это?

– Часа два.

– Валентина Николаевна, вы пока тут посидите, я справлюсь, – сказал Юра, понимаясь на ноги. – Чай, не в первый раз… А ну, пошли! – он рывком поднял Пятого и поволок его за собой в ванную. – Иди, алкаш! Сейчас быстро полегчает, как проблюёшься…

Из ванной они вышли минут через десять. Юра шёл, придерживая Пятого за локоть. Рубашка и волосы того были мокрыми, лицо приобрело бледно-зеленоватый оттенок. Он слабо морщился, словно от яркого света, но шёл уже увереннее, его не так уж и сильно шатало. Гораздо меньше, чем раньше.

– Поехали, – со вздохом сказал Юра. – Ну, дела… я и подумать такого не мог…

– Кто мог?… Бывай, Андрей, мы пошли, – Валентина открыла дверь, пропустила Юру и Пятого, а затем, уже на пороге, спросила: – Что произошло? Почему ты бил его? За что?…

– Он сам пришёл, – уже в который раз повторил Андрей. – Он хотел, чтобы я… он меня… как это называется, когда дразнят?…

– Провоцировал? – с недоумением спросила Валентина. – Он – тебя? Ему что – “тима” мало? Чего он от тебя хотел?

– Он просил его убить… наговорил такого, что я не сдержался… Да я его и приложил-то всего пару раз, фигня… А водка… он тоже сам сказал: “Для храбрости”. То ли водки не хватило, то ли я испугался… Вы вот что – не пускайте его сюда больше. А то и вправду пришибу, неровен час.

– Не буду, – пообещала Валентина. – Счастливо оставаться. Ты только никому не говори, что он у тебя был. Лады?

– Лады, – пожал плечами Андрей. – Чего мне трепаться?… Не баба…

* * *

Он проснулся первый раз ночью, уже у Валентины дома. Болела голова, во рту была горечь и сухость. Его мутило. В комнате горел слабенький ночник, он едва рассеивал темноту. Лин сидел на кресле рядом с его кроватью и дремал, одна рука его расслабленно свесилась с тонкой деревянной ручки. Будить Лина ради пары глотков воды было жалко, да и идти никуда не пришлось – чашка с холодным чаем обнаружилась на тумбочке рядом с кроватью – протянуть руку, да взять. Что Пятый и сделал. Напившись, он снова уснул и проснулся лишь после рассвета, часов в девять утра. Голова продолжала болеть, ныли виски, затылок. Его знобило, немножко лихорадило. Не в силах подняться, он лежал и ждал продолжения ночных событий. И оно не замедлило наступить.

– Алкоголикам – доброго утречка! – с сарказмом произнесла Валентина входя. Пятый опустил глаза. – Сам допёр, или кто надоумил? А следующее что будет? Чего хоть ждать, просвети. Чего молчишь?

– Простите, – едва слышно сказал он в ответ. – Я сейчас пойду…

– Нет уж, никуда ты не пойдёшь, – отрезала Валентина. – Садись давай, лечиться будем…

– Что это такое? – Пятый посмотрел на шприц в Валентининой руке. – Зачем?…

– Сульфокамфокаин, – ответила та. – Для давления. Опохмел – дело тонкое… ага, всё. Пиво-то будешь?

– А разве можно? – удивился Пятый. – Я думал, что после вчерашнего вы меня и близко к спиртному не подпустите…

– И не подпущу, – ответила Валентина. – Только ты мне сегодня нужен, а с такой головой, как сейчас…

– Хорошо, – сдался Пятый, – ладно…

– Что было вчера? – спросила Валентина. – Что мне там Андрей плёл – это правда? Про то, что ты хотел…

– Правда, – кивнул Пятый. – Всё. До последнего слова.

– Ну так приготовься к ещё более серьёзному разговору. Мы вас вывозим. Понял? Я не могу больше просто сидеть и смотреть, как вас медленно, но верно, уничтожают. Мы с Юрой обсудили всё, то, что вы уезжаете – решено.

– Вы и на самом деле этого хотите? – Пятый сел на кровати. – Чья это была идея? Уж не Лина ли?…

– Если тебе угодно – его, – ответила Валентина. – Мы долго думали, как тебе об этом сказать, но после вчерашнего…

– Не продолжайте, я понял. Это худшее, что вы вообще могли придумать. Самое худшее, – Пятый осуждающе покачал головой. – Вы же ничего не знаете, Валентина Николаевна, совсем ничего. Скажу больше – вам небезопасно это знать. Ничего не происходит просто так в этом мире, поймите. То, что вы видите – лишь отражение отражения реальной ситуации… которая запутана столь сильно, что даже я, прожив половину жизни с этим знанием, понимаю далеко не всё. Вам же я могу сказать лишь одно – лучше всего бросьте это дело, оставьте всё, как есть и бегите.

– Ага, сейчас! Только шнурки поглажу, – съязвила Валентина. – Что бы ты тут не плёл, я для себя уяснила одно – вас нужно спасать, иначе вы погибните. А мне это не нравится.

– Мы так и так погибнем, – пожал плечами Пятый. – Раньше или позже. Вне зависимости от вашего желания. Я всего лишь хочу, чтобы это произошло по возможности быстро и безболезненно. И никак не отразилось на вас и остальных. Вот и всё. Ни более чем…

– Наши планы расходятся, господин шизофреник. Но ничего. Через годик-другой ты будешь говорить совсем другие вещи, смею тебя заверить. Ещё благодарить будешь…

– Вы не понимаете, – с отчаянием сказал Пятый. – Бежать некуда, прятаться негде. От этих не спрячешься, это просто бесполезно. Вы пока не поняли, поймёте позже… боюсь, тогда будет уже поздно… И что вы прикажете делать сейчас?

– Дня три – у меня дома. Потом – на трёшку, для конспирации… потом… Юра тебе расскажет, они тут с Лином полночи сидели. И попробуй только возразить!…

– Я не буду, – подал плечами Пятый. – Мне всё равно.