Текст книги "История с продолжением"

Пятый не договорил. Он был не в силах завершить начатую фразу. Потому то, что должно было быть сказанным, так и осталось в мыслях. К больнице подъехали в молчании.

– Посиди пока тут, ладно? – попросил Пятый в коридоре. – Я скоро тебя позову, просто ему нужно будет высказаться, а он ещё немного стесняется тебя.

Лена пожала плечами, села на лавочку и принялась листать журнал. Пятый вошел в палату.

Лин маялся. Ночью он спал плохо. Когда прекратилась боль и пришло раскаяние, Лин стал мучительно вспоминать, что же он наговорил вчера Пятому? В памяти всплывали какие-то бессвязные обрывки и все они, как один, были отвратительны. “Что же я наделал? – на глаза Лина наворачивались слёзы. – Как же я так мог? И что, черт возьми, что я ему сказал? Не помню. А он? Он что-то ответил? Или нет?”.

Пятый стоял на пороге. Лин попытался было робко улыбнуться ему, безмолвно прося прощения, Пятый покачал головой и пожал плечами. Тогда Лин улыбнулся более свободно и сказал:

– Я идиот, правда?

– Если ты этого хочешь – то правда, – легко ответил Пятый.

– Не сердись, а? – на рыжего было жалко смотреть. – Я просто…

– Прекрати, – попросил Пятый, – на этот раз довольно. Тебе хоть немного получше?

– Да, конечно. Ноги только болят, ну как всегда. Пройдет, куда я денусь… Пятый, не сердись на меня! Ты знаешь, я иногда зверею, особенно когда плохо или больно, вот я и…

– Знаю, – со вздохом сказал Пятый, усаживаясь, – это-то меня и настораживает. Постарайся держать себя в руках, Лин. Очень прошу, постарайся. Лена, например, вчера тебя испугалась. Валентина теперь несколько дней будет меня пилить.

– За что? Ты же ничего не сделал.

– Валентина найдет, за что. Это не главное. Не стоит так болезненно реагировать на то, что совершенно очевидно, рыжий. На счет того, что мне себя не жалко, так тут ты прав, без сомнения. Но кто знает, может, это и к лучшему. Ты скажи, как тебе тут? Никто не приставал с расспросами?

– Нет, что ты, – Лин махнул рукой, – и не думали даже. Кормят хорошо, а мне даже есть не хочется – так устал. Ни есть, ни спать. Лежу, как бревно.

– А мы с Ленкой тебе вкусностей навезли, – огорчился Пятый, – совсем не хочется ничего? Лена там расстаралась, даже орехи грецкие привезла, представляешь? Где только достала?…

– Лена приехала? – удивился и обрадовался Лин. – Здорово. А где она?

– Пока в коридоре, ждет. А то я подумал, что ты начнешь плакаться ей в жилетку, а она к этому не привыкла… – Пятый встал со стула и пошел к двери. – Пойду, позову, а то как бы не ушла.

Пятый вышел. Лин облегченно вздохнул – всё встало на свои места. На него никто не злился, ему простили. На этот раз простили. Что-то будет дальше? Лин чувствовал, что был не прав, что сорвался зря. Но что он, в таком состояние, мог с собой поделать? Он не контролировал себя до конца, любой человек, даже Пятый, казался ему в те часы злейшим врагом. Во время осмотра он поругался с Гаяровским. Накричал на повариху, принесшую ужин. Довел пришедшую ночью с уколом медсестру до слез, обругав её последними словами. Бедная девочка! Что она сделала не так? Всего лишь посмела разбудить немного задремавшего Лина. И получила за то, что честно выполняла свою работу, такую отповедь, что не могла успокоиться больше часа.

В палату вошли Лена и Пятый.

– Ой, рыжий, а ты сегодня гораздо лучше выглядишь, – заметила Лена. – Скоро совсем как новенький станешь.

– Конечно, – поддержал её Лин, – в тебя бы столько лекарств закачали, знаешь как бы ты выглядела? Как…

– Лин, не надо, – предостерегающе сказал Пятый, но упрямый Лин продолжил:

– Ты бы выглядела от силы лет на шестьдесят, у тебя бы выпали все зубы, вылезли бы во…

– Заткнись! – угрожающе процедил Пятый.

– А ходила бы ты с палкой, – заключил Лин, – но, слава Богу, в руки к Гаяровскому ты вряд ли попадешь, поэтому оставайся молодой и красивой.

– Ты сам-то сообразил, что сказал? – осведомился Пятый.

– Не а, – простодушно ответил Лин, – у меня пока мозги набекрень, мне можно. Сам видишь, процесс обновления пока что не закончен. Но всё будет о-кей, я больше, чем уверен.

– Слушай, гражданин с мозгами набекрень, – сказала Лена, – мы тебе кое-что вкусное привезли. Где тут твоя тумбочка?

– Та, которая пустая, – Лин хотел было приподняться и показать, но Пятый положил ему руку на плечо и прошептал: “Лежи, придурь”. – В которой, кроме тараканов, ничего нет. Нашла?

– Наверное, эта, – Лена принялась выгружать содержимое сумки. Пятый ей помогал. Лин молча наблюдал за их манипуляциями.

– Ошалели, – произнес он с ужасом в голосе, – я не съем, это всё испортиться.

– Съешь, куда ты… денешься. – с натугой прошипел Пятый, запихивая в тумбочку последнюю баночку неизвестно с чем. Закончив, он повернулся к Лину и спросил. – Как ты вообще оказался в клетке, скажи на милость? С кем ты поссорился на этот раз?

– Ни с кем, – вздохнул Лин, – просто напомнил им, что у них в тиме уже перегруз с мертвыми душами, что надо проводить освидетельствование, и что пованивает… Ну и они… сам понимаешь.

– Не говори ты с ними, – попросил Пятый, – тебе же лучше будет.

– С ними что говори, что не говори – всё едино, – подытожил Лин, – тебе вон наваляли неизвестно за что…

– Как – не известно? Очень даже известно. Я им сказал, что их власть, которую они так хвалят, гроша ломанного на самом деле не стоит.

– Это когда было? – опешил Лин.

– На днях. Не переношу разговоров о политике, вот и вмешался.

Лена представила себе картину – Пятый с ящиком на плечах начинает втолковывать Коле своё мнение. Её разобрал смех.

– Ты чего смеёшься? – спросил Пятый.

– Лучшего способа выглядеть идиотом ты и придумать не мог.

– Знаю. Но не люблю я политику, хоть ты тресни. Понимаешь?

– Всё я понимаю. Лин, тебе бутерброд с вареньем сделать?

– Сделай, – оживился Лин, – и Пятому тоже сделай, и себя не забудь. Пятый, поставь чай, а то всухомятку не охота. Вы кипятильник привезли?

– Всё мы привезли. Изобилие, как в книге о вкусной и здоровой пище. Только без мяса. Потому, что ты его не ешь. А то и мясо бы приперли. – Лена поставила на тумбочку большую железную эмалированную кружку. – Пятый, пойди принеси водички, мне тащится не охота.

Пятый вышел. Лин тихо, едва слышно, спросил Лену:

– Слушай, он сильно расстроился?

– Не то слово, – шепотом ответила та. – Полночи кошмары снились.

– Какой же я дебил, – прошептал Лин, – просто диву даюсь… Что у меня с головой такое?

– Да ладно. Теперь-то всё уже в порядке. Конечно, поволноваться он меня заставил… но он…

Лена не договорила – вошёл Пятый. Он пристроил кружку на тумбочку, отыскал розетку, воткнул в неё вилку кипятильника и вопрошающе поглядел на Лену.

– Заварка где? – спросил он. – А то я не брал, так и знай.

– У меня в сумке. Достань, будь любезен.

– Какие манеры! – Лин усмехнулся. – Пятый, ты теперь не забудь добавить “миледи” или “мисс”.

– Идите вы, сэр, знаете куда? – вежливо начал Пятый.

– Рыжий, перестань. – попросила Лена. – Он просто вежливый.

– Я тоже, – заметил Лин, – иногда. Но не сегодня. У меня сегодня такое настроение, что я могу запросто довести вот этого до состояния нестояния, я ему напомню про то, как кто-то сунул свою шаловливую ручку в распределительный щит, в котором было триста восемьдесят…

– А я тебе могу напомнить про то, как кто-то дрался АКМом, как кайлом. Лин, дорогой мой, из автомата стреляют, им не размахивают! Или ты забыл?…

– После автомата со мной было всё в порядке, а вот с тобой после щита… ты меня извини. Тут я всё же на голову впереди тебя!

– Тебе просто везёт, – возразил Пятый.

– Нет! Я просто умнее, – парировал Лин, – и тебе пора это понять. Посмотри на себя со стороны, подумай. Там, где я остаюсь целым и невредимым, ты почему-то всегда вляпываешься по самые уши…

– Именно поэтому ты пару дней назад попал в клетку, – заметил Пятый, – ты же у нас самый умный…

– Вот приедет Валентина и даст вам всем без разбору, и умным, и глупым. Чего вы ругаетесь, от нечего делать?… – Лена с непониманием смотрела на них.

– Ага, – просто ответил Лин. – Скучно тут, понимаешь? А с кем мне ещё ругаться, кроме как с Пятым? И он тоже не прочь…

– Ну уж нет, дорогой мой. Я существо мирное, – Пятый сел поудобней и продолжил, – не то что некоторые. Рыжий у нас таков, Лена что без дурости своей не мыслит жизни вообще. Его хлебом не корми…

– Слушай, родной! – Лин сел на койке. – Прекрати! Говорит Лене гадости про меня, а она верит… что будет с моей репутацией?

– А ничего, – примирительно сказал Пятый, – она же всё понимает. Видишь ли, Ленок, всё, что происходит здесь с нами – целиком и полностью моя вина. И то, что Лин меня за это всего лишь подначивает, меня несколько удивляет. Я бы меньше удивился, если бы он меня пришиб. Прости, рыжий. Если сможешь. И за клетку эту чёртову прости. Ты был прав… когда говорил по дороге про то, что…

– Нет, дружок, – взгляд Лина потяжелел и посерьёзнел, – никто не прав. Мы с тобой совершили за это время кучу ошибок, самая главная из которых весьма оригинальна – мы не смогли выделить и исправить ту самую главную ошибку. А помочь нам в этом некому, сам понимаешь. И в том, что сопротивляться этому всему опасно, ты прав. На сто процентов прав. Я же это тоже чувствую. И вижу, не слепой. В конечном счёте, вполне вероятно, есть ещё какой-то выход, нам никто не мешает попробовать его отыскать. Мы долго не продержимся, если события будут развиваться в столь стремительном темпе.

– Это я понимаю. С первой частью твоей речи я согласен. Но не со второй, ты уж меня прости, ладно. Моё мнение ты превосходно знаешь, что толку повторять всё по десять раз?…

– Эй, народ, так вы чай-то пить будете или нет? – спросила Лена. – А то он и так уже почти холодный…

* * *

– Понимаешь, Лена, – говорил Пятый по дороге обратно, к Лене домой, – Лин просто-напросто так устроен. У него и в лучшие годы было семь пятниц на неделе, а уж теперь… Он импульсивен, несдержан, запросто может нагрубить… зато потом раскаивается. А я… – он помолчал, затем продолжил, – я – полная противоположность ему. У меня всё наоборот.

– Ты не жалеешь о своих поступках? – спросила Лена.

– Как же, не жалею… Жалею. Но молча.

– Понятно. Слушай, а Лина там ещё долго продержат?

– Недели две, – подумав, сказал Пятый. Они заехали в Ленин двор, но Пятый не спешил выходить. – Домой пойдёшь? – спросил он.

– А куда ещё? – вопросом на вопрос ответила Лена. – Ты чего сидишь? Закрывай машину и пошли.

– Да ты что, с ума сошла? – изумился Пятый. – Нет, правда, хватит мне тебя объедать. Я уж лучше…

– К Валентине? – спросила Лена.

– Нет, – покачал головой Пятый. – Я сейчас машину Валентине отгоню – и в подвал. Деньги у нас там были, я нормально продержусь эти две недели. Да и к Лину ближе, полчаса ходьбы…

– Ополоумел! – с ужасом в голосе сказала Лена. – Свихнулся! Куда?! Какой подвал?! Пошли домой, брось эти свои выверты…

– Лена, ты же спать не сможешь, – с отчаянием в голосе сказал Пятый. – Я же тебе со всеми соседями отношения испорчу одним своим присутствием… Лена, опомнись, Бога ради… ты, видимо, ещё плохо поняла, что я такое…

– Всё я поняла, – отмахнулась Лена. – Пошли. Дома поговорим.

Пятый покорно поплёлся за ней, раздираемый сомнениями – а стоит? Одна половинка его души ликовала – Господи, как хорошо! спать на настоящей кровати, с одеялом… почитать, у Лены есть книги… Господи, да какие это всё мелочи! Ленка! Чудо какое! Да просто побыть рядом с ней, хоть немножко… смотреть, слышать… А вторая половинка души была против. По вполне понятным причинам. “Ты распустишься, – говорила она. – Размякнешь, как грязь под дождём. Ты не сможешь бороться. У тебя и так слишком мало сил…” Пятый порывисто вздохнул и мысленно позвал: “Арти! Что мне делать? Хоть ты подскажи!” “Иди домой, дурак, – сказал голос у него в голове. – Живи, пока можно. И постарайся впредь быть с самим собой предельно откровенным. Ты же понял, кто она, верно? Вот и подготовь её к тому, что ей предстоит. Не забудь!” “Хорошо, Арти. Я всё сделаю.” “Вот и молодец. Иди.”

* * *

Этот вечер был похож на предыдущий. Различие было лишь в том, что на этот раз Пятый был уже в нормальном состояние. Они засиделись допоздна, Лена принесла свечку (-Из Прибалтики привезла, – гордо сообщила она, а Пятый кивнул, словно понял, что события, связанные с приобретением этой свечки, были Лене приятны), за чаем они разговорились… Весь вечер Пятый внимательно присматривался к Лене, не зная, с чего начать нужный разговор, но потом всё же решился.

– Слушай, – начал он, – я, конечно, понимаю, что это сложно на практике, но… у меня есть к тебе одна просьба. Ты сможешь её выполнить?

– Смотря что ты попросишь, – Лена сидела, подопря голову кулачком и смотрела на огонь. – Откуда я знаю? А вдруг не смогу?…

– Мне больше некого об этом попросить, Лена, – тихо сказал Пятый.

– Да шучу я, – примирительно сказала она в ответ и улыбнулась. – Может, я с тобой заигрываю…

– Бог с тобой, – отмахнулся Пятый, – нашла тоже объект для охоты… просьба простая, но для меня это очень важно…

– Так ты скажешь или нет сегодня, чего ты, в конце концов, хочешь?

– Лена, если со мной что-нибудь случится, сохрани, пожалуйста, мою обувь, – попросил Пятый. – Если сумеешь.

– Да что с тобой может… – начала Лена и осеклась. Она вдруг поняла, что с ним – может. Мало того, что может – будет. И что он про это знает. Вдруг до неё разом дошло, что вот они посидят-посидят на этой уютной осенней кухне, а потом… он через несколько дней вернётся обратно, в весь этот ужас, и, вполне возможно, она увидит его в следующий раз или раненым, что бывает почти что всегда, или… Пятый спокойно и отрешённо смотрел на неё и она поняла, что если не согласится – то смертельно обит его. Он ей верил. А Валентине и прочим – нет. Почему – Лена понять не могла.

– Хорошо, Пятый, – примирительно сказала она. – Я сохраню. Что бы не случилось. И даже спрашивать не буду, зачем это нужно.

– Спасибо, – сказал он, и Лене почудилось в его голосе огромное облегчение. – Я и не надеялся, что ты согласишься. Только в том случае, если я… – он вздохнул, собрался с духом и продолжил: – Если я либо умру, либо стану недееспособен. Во всех остальных случаях ничего делать не надо. И никому не говори.

– А Лину? – спросила Лена.

– И Лину тоже, – Пятый на секунду прижал ладони к вискам. – Никому. Теперь посмотри, тут шнуровка с секретом, вот, видишь, ложбинка?…

– Ага… – Лена присела на корточки. – Просто приложить палец? Вот к этой пластинке?

– Ты далеко пойдёшь, Лена! – с деланным восхищением сказал Пятый. Лена засмеялась. – Всё правильно. А дальше он уже сам, этот шнурок. Конструкция Лина, осуществление идеи – ваш покорный слуга. Нравится?

– А обратно? – ехидно спросила Лена.

– Обратно – как и любой другой шнурок, – вздохнул Пятый. – До шнурков, которые шнуруют сами себя мы тогда так и не дошли. Но идея была хороша, что говорить.

– Нет в мире совершенства, – задумчиво сказала Лена. – А что потом?

– Что – “потом”? – не понял Пятый.

– Ну, допустим, я сохраню эти твои ботинки, – сказала Лена. – А что мне с ними делать дальше?

– Видишь ли, я боюсь, что объяснять тебе это сейчас довольно рискованно… – неуверенно начал Пятый, – это не так просто, как может показаться…

– А когда я это узнаю? – спросила Лена. – Тогда, когда будет уже поздно что-либо узнавать? Допустим, что с тобой и вправду что-то случилось (я от всей души надеюсь, что этого не произойдёт), ты погибаешь… и что? Я стою с твоими ботинками на руках, – Пятый приподнял брови и сделал нарочито большие глаза – так он улыбался, – над твоим телом… проливаю слёзы, между прочим, – со значением сказала Лена, – и напряжённо думаю о том, что мне делать с этой парой обуви, которая не подходит мне по размеру…

– Был бы здесь Лин, – пробормотал Пятый, – он бы тебе дал…

– За что? – спросила Лена.

– За плагиат, – ответил Пятый.

– Это ещё кто кому даст. Так что, в конце-то концов, мне с ними делать?

– Лена, ты… тебе придётся съездить в одно не совсем обычное место. Там ты отдашь эти ботинки… пока не важно, кому. И всё. Ничего больше. Я боюсь посвящать тебя в какие-то ни было подробности. По крайней мере, до тех пор, пока есть надежда на то, что всё обойдётся.

Он, конечно, знал, что не обойдётся. Он вдруг почувствовал себя страшно старым и уставшим, непомерно старым для того, чтобы сидеть на этой кухне с этой девочкой. И чужим. Слишком много накопилось вопросов без ответов, слишком много боли было прожито за эти годы… Он смотрел на Лену, не понимая, что может интересовать её в нём. В нём! О, Господи!… Развалина… Завтра же – в подвал! Нет, сегодня же! Сейчас! Немедля!

– Лена, – сомнения снова стали заполнять душу, – ты знаешь, забудь то, что я тебе говорил. Я сейчас подумал… не стоит взваливать на твои плечи всё это. Я, пожалуй, найду кого-нибудь другого… кого-нибудь, кто… – он не договорил. Хотел сказать: “Кого-нибудь, кто не будет мне так нужен”, он не смог. Он просто замолчал.

– Что? – спросила Лена.

– Ладно, Лена. Всё. Хватит. Проехали. – Пятый встал и подошёл к выходу из кухни. – Ты знаешь, я, пожалуй, поеду. Я лишний здесь, Лена. Я только сейчас это понял. Я попробовал мыслить как-то по-другому, но у меня ничего не получается.

– Не надо никуда ехать, Пятый, – Лена встала и подошла к нему. – Пожалуйста, не надо. Я просто тебя не отпущу, так и знай.

Она стояла так близко… в кухне было темно, только тонкая свечка горела на столе, свет её почти что не рассеивал мрака, а отражение живого огонька плясало в оконном стекле, словно призрак былого. Ночь проникла в кухню и заполнила её собой, как чистая тёмная вода… только тонкая свечка и удерживала ночь от всего, на что та была способна… Забвение. Что-то, что никогда не свершится, всего лишь потому, что не имеет права произойти. Бессмертие тоже стояло за этим стеклом – отражения не ведают смерти. Они ей не доступны.

– Нет, – сказал Пятый. – Нет. Я могу остаться сегодня, но потом я всё равно уйду. И не стоит придавать этому какое бы то ни было значение. Это сложно понять, но я это понял. Жизнь, как таковая, ничего толком не значит, Лена. А моя – особенно…

– Замолчи, – попросила Лена. – И иди спать, ради Бога. А то ты, по-моему, что-то такое несёшь, что и сам понять не можешь. И на счёт обуви своей не беспокойся, что бы ты там не говорил – я всё пойму и сделаю. Раз стал просить – значит, был повод. Если я смогу тебе чем-то помочь – это доставит мне радость. Ты не хочешь меня порадовать?

– Хитрая девчонка, – Пятый щёлкнул Лену по носу. – Разбойница. Ну прямо как я, лет двадцать пять назад… Хватит подлизываться, иди ложись. Только на этот раз на кухне лягу я, поняла? Обожаю раскладушки.

– Я тоже.

– Не хнычь, слушайся дядю, – строго приказал Пятый. Он пытался как-то шутить, но, видимо, это ему не совсем удавалось. – Лена, правда, – просительно начал он, – я и так у тебя тут живу уже вторые сутки, ни денег тебе не дал, ни помог ничем… и ещё комнату твою занимать?…

– А кто меня кормил завтраком?

– Это не считается, – твёрдо ответил Пятый. – Кто меня кормил обедом и ужином?

– А как же Валентина? – спросила Лена. – Ведь к ней вы приезжаете часто, и живёте у неё подолгу…

– Валентина получает деньги на наше содержание. По сотне в месяц. Ты – нет. И я не вправе сидеть тут и обжирать тебя.

– Ты – дурак. После того, как я стала работать в системе, я превратилась в настоящую богачку. У меня тысяча с лишним на книжке, я своим по сотне в месяц посылаю, мне дали квартиру, и вообще… я не успеваю тратить деньги – столько я их зарабатываю. Вот!

– Не преувеличивай, – сказал Пятый. – По сравнению с той же Валентиной…

– А ты не сравнивай, – отрезала Лена. – Объесть меня ты при всём своём желание не сумеешь. Так что оставайся и не дури. Понял?

– Понял, – примирительно сказал Пятый, – хорошо. Не буду дурить и останусь.

* * *

Дни, слившиеся воедино. Короткий, ясный миг – живи, дальше этого не будет. Чудеса не происходят дважды, это закономерно. Какой свет, Боже мой, какой яркий слепящий чудесный свет – и прямо в конце промозглого, умирающего октября. Не будет. Сейчас неважно, что ждёт дальше, есть только “теперь”. Есть старый дом, чья-то дача, пустой темнеющий сад, лёгкий морозец и свет звёзд в странно высоком небе. Яблони, старые, искривлённые, побитые временем, хранят молчание. За покосившимся низким заборчиком виден соседский домик, столь же невзрачный и ветхий… Но до чего же хорошо! Всё хорошо – и узкая улочка, что вьётся между заборами дач, и кусты боярышника вдоль заборов, и запотевшее крохотное окошко – квадратик света во мраке…

Лена взяла Пятого с собой на дачу, принадлежавшую матери её подруги по училищу. Ей самой нужно было забрать оттуда картошку, которую Лена с подружкой весной сажала, да яблоки – их в тот год уродилось на редкость много. Картошка – дело хорошее, вот только как допереть до города мешок весом пятьдесят кило? Лена уже месяц собиралась на эту дачу, подруга даже подвезла ей ключи, но перспектива тащить мешок Лену угнетала. Пятый, узнав об этом, быстренько позвонил на предприятие, поговорил, с кем хотел и сказал Лене:

– Что ты там говорила на счёт картошки?

– А что? – спросила Лена в недоумении.

– “Уаз” наш сроком на неделю. Так тебе нужна эта картошка или пусть себе гниёт в подполе?

– Нужна, – неуверенно сказала Лена, – жалко, конечно… столько провозились…

– Ну и поехали. Дальше можешь не продолжать. Твоей маме мы отвезём половину на том же “Уазе”. Пойдёт?

– А можно? – с надеждой спросила Лена.

– Нужно, – ответил Пятый. – Это – единственный способ для меня тебя поблагодарить.

– Тогда поедем с ночёвкой, – решила Лена. А то туда – три часа, потом к маме – ещё три…

– К маме – по этому же направлению? – поинтересовался Пятый.

– Не совсем. Но так быстрее получится, чем…

– Я понял. Меня этот город тоже уже достал. Едем завтра?

– Да, только к рыжему в больницу заскочим, предупредим. Хорошо?

– Отлично, – Пятый кивнул. – Лин обзавидуется.