Текст книги "Дама с чужими собачками"

– Кто?

Потом махнул рукой молодому человеку:

– Гуляй отсюда!

И прижал аппарат к уху.

– И по какому вопросу?

Он слушал, и лицо его становилось все напряженнее и напряженнее. И наконец он сказал:

– Знаете, где я располагаюсь? Прямо сейчас подходите, и мы все обсудим. Почему?.. Вам страшно… Хорошо, оставайтесь там, где вы сейчас находитесь, а я, как освобожусь…

Павел протянул руку, и Францев передал ему мобильный.

– Здесь подполковник юстиции Кудеяров. Что у вас случилось?

– Я вчера ночью видела убийцу. То есть я не видела, как убивали учительницу, но, кто это сделал, видела и теперь боюсь вообще куда-либо выходить. И в кабинете своем боюсь.

– Вы где сейчас?

– В своем кабинете в Доме культуры. Я Нина Лосева, директор ДК.

Глава шестнадцатая

Кудеяров вошел в фойе Дома культуры, миновал будку охраны и постучал по стеклу. Листающий глянцевый журнал немолодой охранник поднял на него глаза и не очень вежливо поинтересовался:

– Чего надо?

Павел предъявил служебное удостоверение и спросил:

– Пост круглосуточный?

– Так точно, – ответил охранник.

– Где спите по ночам?

– Никто и не спит, – удивленно вскинув брови, ответил мужчина, – по инструкции не положено.

Но Кудеяров уже увидел в фойе продавленный дерматиновый диван и телевизор на стене.

– Сигнализация по всему периметру?

– Нет, под сигнализацией только окна и двери бухгалтерии на втором этаже, а на первом помещение с реквизитом народного театра.

– Давно у вас театр? – удивился Павел.

– Третий год уж. Но вы могли бы не показывать удостоверение. Я и так знаю, кто вы – сначала только не признал: у меня зрение сдавать стало. А что касаемо охраны, то мы все входные двери на засов закрываем, проверяем все окна и двери кабинетов запираем.

Кудеяров спросил, где находится кабинет директора, и помчался на второй этаж, перешагивая через ступеньку. Подбежал к дверям, толкнул и распахнул, за ними находилась классическая советская приемная со столом для секретаря, на котором стоял компьютер, а не пишущая машинка. А рядом древняя настольная лампа с плоским стеклянным плафоном. И такие же древние стеллажи с папками для документов и неизвестная картина «В. И. Ленин катается в Горках с детьми на коньках» на стене. Рядом с картиной располагалась дверь с табличкой «Директор Дома культуры».

Кудеяров постучал осторожно и сразу услышал ответный и очень близкий шепот, как будто говорили в плотно прикрытую дверную щель.

– Кто здесь?

– Подполковник юстиции Кудеяров прибыл по вашему вызову.

Щелкнул замок. Павел вошел и увидел девушку. Поздоровался и обернулся, чтобы посмотреть на замок. Тот был французский, который легко закрывал дверь при любом захлопывании и так же запросто мог быть выбит ногой даже без разбега.

– Если вы всерьез думаете о своей безопасности, то замок надо менять и здесь, и в приемной.

– Да, – согласилась девушка, – я это знаю.

Она выглядела очень молодо, и непонятно, почему Францевы утверждали, что она рыжая, волосы у нее были золотистого цвета.

– Меня зовут Павел, – представился Кудеяров, – можно на «ты» без всякого смущения. Рассказывайте, что с вами произошло.

– Со мной ничего, а вот учительницу убили и как раз под моим окном. Это произошло в четверть второго прошлой ночью. Я живу на втором этаже, вчера ночью сидела, работала, потом подошла к окну и увидела, как из-за мусорной площадки выходит женщина в пуховике. Она перешла дорогу, как раз под моим окном, подняла глаза и увидела меня.

– У вас в комнате был включен свет?

– Нет, только настольная лампа. Но как раз уличный фонарь стоит возле моего окна, и ночью от него в комнате светло как днем. Давно хочу купить шторы, но как-то не получилось. Так вот, женщина подняла голову, увидела меня и, не сбавляя хода, показала на меня указательным пальцем, а потом провела этим пальцем возле своего горла.

– Это точно была женщина?

– Абсолютно точно. Рост не назову, но выше меня, а я метр шестьдесят четыре. Она, может быть, под метр семьдесят. В черном, скорее всего, недешевом плотном пуховике с поднятым на голову капюшоном, который прикрывал ее лоб. Я видела только нижнюю часть лица и глаза. У нее был совершенно страшный взгляд – очень острый, пронизывающий, леденящий, скажем так, и даже как будто насмешливый. Я еще не знала, что она совершила, но испугалась так, что отскочила от окна. Сердце забилось, и я сразу решила, что этот ее жест не пустая угроза. Потом где-то завелся мотор автомобиля, машина уехала, и все стихло.

– По работе двигателя можете угадать, дизельный или бензиновый?

– Наверняка нет, но мне кажется, что это был бензиновый, не отечественный и достаточно большого объема, по тому, как машина заработала, был небольшой рык… Вы понимаете меня?

– Конечно, водитель коснулся педали акселератора и тут же снял ногу.

– И еще: эта женщина была в черных валенках, невысоких таких – до середины голени, может, чуть ниже, и спортивные брюки на ней были неплотно облегающие, но важно, что ноги у этой дамочки стройные, может, даже спортивные. Я продолжала стоять у окна и скоро увидела соседа по дому из соседнего подъезда. Он обнаружил что-то, позвонил… Потом пришел наш участковый, приехала полиция. Я все поняла, и меня затрясло. Хотела выйти сразу и все рассказать, но ноги просто не держали меня. Я такая трусиха! А вдруг убийца где-то рядом и наблюдает, выйду я или нет. И вчера я целый день думала, как поступить. А вдруг мне не поверят, что убийца – женщина, ведь, как все говорят, она сделала это ножом.

– Правильно сделали, что рассказали. А женщина была рыжая?

– Рыжая – это я, – вздохнула девушка, – а волос той женщины я не видела: они были под капюшоном.

– Вы не рыжая, – поспешил успокоить девушку Кудеяров, – вы стопроцентная блондинка, точнее, девяносто девятой пробы. Когда в золото добавляют лигатуру – скажем, серебро, блондинку называют платиновой, хотя там платины ни одного процента. А если там больше пятидесяти процентов меди, то тогда действительно цвет волос кажется рыжим. Но только не у вас.

– Спасибо, утешили, – сказала Нина, – вам, наверное, нужно будет составить фоторобот? А если хотите, если сойдет, так я могу нарисовать – это будет точнее.

– Отлично, но это чуть позже, а сейчас мы подумаем, как вас охранять.

– Я думала остаться здесь, запереться хорошенько. Тем более что внизу находится охрана.

– Это не охрана, а одно название. Я, конечно, могу посадить здесь вооруженного сотрудника, но это тоже не вариант. Здесь нет условий. Вам даже спать негде.

– Я не буду спать, я буду работать. Мне надо просмотреть все сценарии массовых мероприятий: они устарели, и требуется правка.

– Замечательно, – произнес Павел. – А завтра днем что – опять за работу? Нет, вам надо домой. Охранник посидит у вас дома, а вы выспитесь.

– У меня однокомнатная квартира, то есть я снимаю однокомнатную. Она маленькая – квадратных метров всего-ничего. Там не то что прилечь, присесть негде.

Кудеяров задумался, а потом спросил:

– Вы же знакомы с Иваном Адреевичем Карсавиным?

– Да, но это трудно назвать знакомством, мне дали его телефон, я позвонила и попросила о встрече…

– Он приехал, – подхватил Павел, – вы предложили ему провести творческий вечер в Доме кульуры небольшого городка с телевидением и прочим антуражем, а он отказался.

– Вы все знаете?

– Работа такая. Но, если честно, дело не в работе: просто мы с ним старинные приятели, хотя видимся не так часто. Давайте отправимся сейчас к нему, поговорим и подумаем о ночлеге. Конечно, Иван Андреевич предложит вам одну из комнат своего прекрасного дома…

– Нет-нет, – вскричала Нина, – это будет верх наглости и бесстыдства. Остаться у незнакомого, в сущности, мужчины.

– Какая вы все-таки ханжа, Нина Лосева! Вы можете, конечно, остаться здесь или в съемной квартирке, и никто про вас ничего такого не подумает и не скажет, но жизнь, как говорится, дороже. Я хотел вам предложить убежище, где вас точно не достанет никакой злодей. А я бы сам стоял у дверей вашей спальни на страже с мечом в руках.

– С каким мечом? – не поняла девушка.

– С мечом правосудия.

Нина задумалась, но покачала головой.

– Заманчивое предложение, конечно, но я все же отвечу отказом.

Но Кудеяров продолжал настаивать.

– Не хотите остаться в доме старого писателя, я попрошу пристроить вас на ночлег одну пару: у них, правда, овчарка в доме, но думаю, что собака вас не тронет.

– Не пойду к незнакомым людям. Как-то это выше моего понимания о приличиях.

– Тогда я предложу вам пустой особняк. Только его надо прогреть: в нем нет никого уже давно – хозяйка постоянно проживает в Германии. Если согласны, то я пойду и включу газовый котел, через пару часов дом будет настолько теплым, насколько вы пожелаете. А можно и камин растопить – будет еще и романтично.

– Я подумаю.

– Думайте быстрее, потому что сразу поедем растапливать дом, пока он будет согреваться, зайдем к Карсавину, он живет по соседству. И вы обо всем договоритесь с ним: и про творческий вечер, и про телевидение. Но если откажетесь, то представьте, как вы будете сидеть здесь одна в огромном кабинете на сквозняках, как станете вздрагивать от каждого шороха и скрипа, зная, что старик-охранник где-то далеко на первом этаже беспробудно дрыхнет на диване, а если даже не спит, то помочь вам он ничем не сможет, потому что у него артрит, а из спецсредств он имеет только газовый баллончик, к тому же пустой, потому что он еще в июне разгонял им комаров.

– Вы умеете уговаривать, – улыбнулась Нина.

– Работа такая, – с самым серьезным выражением лица ответил подполковник юстиции Кудеяров.

Они спустились на первый этаж, где старичок, задрав голову, уткнулся в экран, на котором шел повтор программы «Давай поженимся», и вслух комментировал непонятно для кого все происходящее, но, когда увидел спускающихся по широкой лестнице Павла с директором Дома культуры, распалился еще больше и громче.

– Вы только посмотрите на него: выдает себя за олигарха, а у самого ботинки нечищеные и галстук непоглаженный набок смотрит. А эти дуры молодые так и вьются вокруг него. Невесты еще называются. Тьфу! Смотреть противно. Хотя одна ничего такая. Я бы не отказался немного пожениться с такой, если моя собственная жинка не узнает. У нее и тут, и тут…

– У вас тревожная кнопка работает? – поинтересовался проходящий мимо Кудеяров.

– Да какая еще кнопка – я вас умоляю, – возмутился распалившийся мужичок, – нет у нас никакой кнопки и охраны настоящей тоже. Вот когда-то в Ветрогорске и фирма охранная действовала, и машины с группами реагирования туда-сюда мотались. Но потом директор фирмы куда-то пропал [9]9
  Екатерина Островская. «Демоны прошлой жизни».


[Закрыть], и все развалилось вместе с тревожными кнопками.

– Вот видите, как я вас вовремя вывез, – сказал Павел директрисе Дома культуры.

– Что бы я без вас делала, – радостно вздохнула Нина Лосева.

Директор Дома культуры села в машину, а Павел отошел в сторону, решив предупредить Карсавина, что вернется не один.

– А с кем? – поинтересовался писатель.

– С Ниной, которая вас творческим вечером соблазняла.

– Господи, услышал ты, всемогущий, мои молитвы, – обрадовался Иван Андреевич, – внял, наконец, Павлуша моим советам и не будет больше гоняться за призраками. Но ведь скажи: какая красавица?

– Не ты ли вчера говорил, что она рыжая?

– Кто? Я? – не поверил писатель. – Быть такого не может. Ниночка – златовласка, как из детской сказки. Так что немедленно тащи ее ко мне. То есть пока не торопись, я должен подготовиться: побриться и в доме прибрать. А еще надо в магазин смотаться: оливки, твердые сыры, вяленая оленина и фуа-гра в моем доме закончились – надо восполнить запасы. А для сказочной принцессы я возьму крымский брют. В шампанское надо добавить мартини и бросить зеленую оливку – и это будет как раз то, что любят принцессы-златовласки в детских сказках. Прости, друг, за наглость. Короче говоря, не спеши пока.

Павел и не стал спешить. Он завернул в опорный пункт: Францев при виде директора Дома культуры сделал круглые глаза, а Нина удивилась обстановке кабинета участкового.

– Всем такое дают? – удивилась она. – Просто я как-то была в кабинете заместителя министра МВД: там попроще было. И в Генеральной прокуратуре тоже, хотя и там, и там тоже ничего.

– А что же вы там делали в этих уважаемых организациях? – в свою очередь, удивился участковый.

– Сначала меня обвинили в распространении ложной информации, порочащей честь работников Минкульта, а потом интересовались, откуда я заранее знала, что государственные деньги, выделенные на постановку одного спектакля, будут украдены.

– Какого спектакля? – уточнил Францев. – Просто я как старый театрал хочу знать.

– Один известный в узких кругах режиссер получил от Министерства культуры двести миллионов рублей на постановку спектакля по собственной пьесе «Сотворение мира». Вся сумма была истрачена на костюмы и декорации. В благодарность режиссер пригласил некоторых сотрудников на премьеру во второй ряд. Мне тоже выпала высокая честь там оказаться. А в первом ряду сидели звезды эстрады – в основном мужчины. Когда подняли занавес, я увидела, что декораций нет. Вместо них на сцене стояли в кадках пальмы, фикусы, туи и даже одна елка. А потом вышли сразу все актеры – исполнители главных и неглавных ролей. На них не было сценических костюмов и вообще никакой одежды.

– Это понятно, – согласился участковый, – ведь дело в раю происходит. Там трусов не носят.

– Все были без одежды, – продолжила Нина, – Адам, Ева, Бог, Ангелы, Архангелы, Серафимы, Херувимы, Власти, Престолы и все остальные чины ангельские… Только Змей-искуситель, как мне показалось сначала, был в чем-то. Роль Змея-искусителя исполняла спортсменка, на ней нарисовали какие-то пятнышки, чтобы она походила на змею, но она все равно больше походила на пьяную баскетболистку, которая постоянно забывала свой текст, и ей подсказывали все чины ангельские и даже сам Бог, и эти подсказки давали понять, что вся история с изгнанием из ада – это провокация Бога.

И так все исполнители вышли на сцену, подошли к рампе, выстроились в линию, как делают девушки перед началом конкурса на звание «мисс», и начали по очереди читать каждый свой текст. На протяжении всего действия каждый из них оставался на своем месте. Интересная режиссерская задумка, не правда ли? Когда в конце первого акта исполнитель главной роли занялся самоудовлетворением, я не выдержала, поднялась и стала пробираться к выходу. Весь первый ряд обернулся и начал оскорблять меня: «Ты зачем сюда приперлась, торговка дешевая? Тебе не понять красоты чувств! Куда прешь: буфет все равно без нас не откроется!» И это только самые пристойные слова. Кто-то из звезд эстрады даже плюнул мне вслед, правда, попал не в меня, а в начальника департамента поддержки кинопроизводства. На следующий день, когда я пришла на работу, со мной никто не здоровался и боялся заговорить. Начальник вызвал и сказал, что мне было оказано высокое доверие увидеть не только работу, но и душу гениального режиссера. Я в ответ задала вопрос: «А где декорации и костюмы, на которые выделено двести миллионов государственных средств?»

– Я помню этот случай, – сказал Павел, – за растрату режиссер получил два года условно, но попал под амнистию, как награжденный государственными наградами – за свои новаторские постановки он был удостоен ордена «За заслуги перед Отечеством». Да и потом он почти все украденное вернул: помогли звезды эстрады, но в основном ценящие высокое искусство олигархи. А постановку потом запретили как оскорбляющую чувства верующих.

– На самом деле она осталась, – просветила Павла директор Дома культуры, – только заменили текст и название. Теперь спектакль стал называться «Алые паруса». Баскетболистку покрасили в красный цвет, и она, размахивая руками с привязанными к ней красными газовыми шарфиками, обдуваемая ветром, исполняет роль алых парусов. Теперь этот спектакль показывают на детских утренниках.

– А в нашем народном театре ставят «Чайку», «Утиную охоту» и «Гнездо глухаря», – объявил Францев. Тут же понял, что произнес это некстати, но все равно закончил, – а сейчас они готовят премьеру по западной классике «Пролетая над гнездом кукушки».

– А за распространение порочащих слухов против меня возбудили уголовное дело и взяли подписку о невыезде, – продолжила Нина, – но потом извинились и дело закрыли. Но с работы меня все равно поперли.

– А здесь-то вы как оказались? – поинтересовался участковый.

– Я же питерская: возвращалась домой к маме и в поезде познакомилась с Уманским. Рассказала ему все, и он пригласил меня сюда – сказал, что место вакантно.

Вошел Пономарев. Судя по его взгляду, хотел выругаться, но, увидев девушку, удержался.

– Что-то случилось? – обратился к нему Кудеяров.

– Народ отказывается содействовать следствию. Вообще! Заговор молчания какой-то! Кто-то в местном чате пустил слух, что убирают свидетелей, а менты бездействуют или просто бессильны. А каждому, кто видел что-то или знает, грозит неминуемая смерть.

– Первоисточник установили?

– Естественно. Источник «Призрак Опера», а на аватарке фотография местного участкового.

– И все? – удивился Павел. – Откуда выходил в Сеть пользователь, кто скрывается под этим ником?

– Наши спецы сказали, что не все так просто. Они пообещали узнать все это, только я думаю, что это ничего не даст. Выявим какого-то шутника, тот скажет, что не подумал и больше не повторит, но народ-то уже закрылся.

– Это не шутник, – твердо произнес Кудеяров, – это убийца. Преступник, который понял, что мы уже рядом. – Он посмотрел на Нину: – Вы сказали, что можете нарисовать женщину, которую видели тогда из окна.

Францев достал из принтера лист, дал Нине карандаш. Девушка опустилась в его кресло, и очень скоро рисунок был готов.

– У вас действительно талант, – признал Кудеяров, – но как вам самой кажется: похоже изобразили?

Нина пожала плечами и так же, не говоря ни слова, кивнула. Пономарев и Францев внимательно рассматривали рисунок.

– Тут только часть лица, – заметил Пономарев, – а по нему ничего сказать нельзя.

– Я могу сказать, что она похожа на мою первую жену, – с удивлением произнес Францев.

– У меня с языка снял, – удивился совпадению мыслей Пономарев, – как твою звали? Хотя у моей я был первым мужем и не последним, как теперь выяснилось. Картинка, согласен, хорошая, но ее к делу не пришьешь.

И только Павел ничего не сказал: он долго и внимательно рассматривал рисунок.

Глава семнадцатая

Как только они вошли в дом писателя, Иван Андреевич тут же заявил, что гости пришли как раз к обеду. Но Кудеяров попросил подождать немного, взял у Карсавина ключ от особняка Марины и направился туда. Включил котел, потом принес охапку дров и сложил у камина на случай, если Нина попросит растопить его. Огляделся по сторонам, узнавая стены и мебель – ничего здесь не изменилось с того времени, когда он был здесь в последний раз, когда все вокруг дышало любовью. Но сейчас он осматривал знакомое пространство с совсем другим чувством. Словно навсегда прощался со всем этим. Потом зашел в гостевую комнату, достал из шкафа постельное белье. Выглянул в окно, за которым был близкий темный лес. Поднялся на второй этаж, обошел комнаты, заглянул в кабинет Марины. Подошел к рабочему столу и увидел на нем свою фотографию в золоченой рамке. Взял ее в руки, посмотрел на себя, улыбающегося и счастливого, потом вынул снимок, спрятал во внутреннем кармане, а рамку вернул на место.

Потом он постоял во дворе, увидел прыгающих воробьев и синичек, снова вошел в дом. В кухонном шкафчике нашел неполный пакет ячневой крупы, вышел с ним и высыпал полностью в пустую кормушку, которую сам же и смастерил пару лет назад. Все тогда было близким и родным: этот двор, этот дом, этот лес, эти птички и Марина – такая любящая и преданная. Но теперь это все далеко-далеко и останется далеким, даже если он будет бывать у Карсавина, до дома которого с полсотни шагов.

Он вернулся и, когда вошел, услышал голос хозяина:

– А вы хоть раз видели постановки нашего, то есть вашего теперь уже, народного театра? А уже с критикой нападаете.

– Да я не критикую, – начала оправдываться Нина, – я просто сказала, что репертуар у вашего народного театра какой-то странный: «Гнездо глухаря», «Утиная охота», «Пролетая над гнездом кукушки»…

– Это потому, что руководитель театра – Витя Корольков – по совместительству еще и председатель районного общества охотников, – объяснил Карсавин. – А вообще пьесы, которые он ставит, прекрасные. Да и сам Витя человек талантливый, он режиссер по образованию и призванию, но не пробился в профессии, не умеет работать локтями. Зато как сейчас делу отдается! Как работает с актерами! Они у него не просто двигаются по сцене, они живут там… Они смеются и плачут по-настоящему, не притворяясь. Желающих попасть в его труппу много. Он никому не отказывает: у него на каждый спектакль по два или три состава. К нему пришла женщина с рынка и сказала, что всю жизнь мечтала стать актрисой.

– Незамерзайка? – удивился Павел.

– Нет, Теплушка. Она играла Полину Андреевну Шамраеву в «Чайке». Сначала мне показалось, что она столбом стоит, а потом гляжу, как рыночная торговка Теплушка играет глазами, как она следит за каждым действующим лицом, как сопереживает всем, а потом в нужный момент заплакала, что вообще не по роли… Ей бы стати добавить, и она могла бы играть Гертруду в «Гамлете» в любом профессиональном театре. Господа, друзья, мы не знаем свой народ. Многие из нашего круга относятся к этим, как им кажется, простым людям с высокомерием и пренебрежением. И не знают эти самовлюбленные выскочки, насколько талантлив наш народ, к которому они не хотят себя относить. Они считают себя элитой, таковой не являясь ни в коей мере. Для меня важно, когда простой труженик, который возвращается домой вечером, простояв у фрезерного станка смену, а то и полторы, уставший и голодный, первым делом присаживается к столику пятилетнего сына или дочери, рисует для ребенка какие-то картинки – лошадок или кошечек. И нет для этого гения большего счастья. И для меня нет большей радости, что есть такие люди. Вот они самая настоящая элита. Те, которые растят хлеб, создают космические корабли и лучшее в мире вооружение – ими надо гордиться, а не теми уродами, которые, нанеся косметику на свои распухшие от пьянства лица и натянув колготки, кривляются на сценах под фонограмму. А политики! В девяностые, когда я был в фаворе, один бо-ольшой политик пригласил меня в Москву на свой день рождения. Сказал, что вопрос о присуждении мне Государственный премии практически решен. И тут же попросил написать про себя любимого роман, в некоторой степени биографический, но чтоб людей за душу брало. Он меня попросил… Вернее, ласково приказал: «Напиши так, чтобы и дураку понятно было, какой я великий человек!» Это он свой народ, то есть наш с тобой народ, дураками считает.

Иван Андреевич замолчал и вздохнул.

– Написали? – поинтересовалась Нина.

– Нет. Тогда же и отказался, сказал ему, что фантастика не мой жанр. А я еще на всеобщее посмешище явился на его праздник в пиджаке, к которому привинтил два ордена Красной Звезды! А там у каждого гостя чемоданы орденов, не понятно за что полученных.

– Успокойся, Ваня, – попросил Кудеяров.

– Да я спокоен как танк. Пройдем в столовую. Обед ждет на плите. Только предупреждаю: ответственности за качество не несу никакой – жратву доставили из местного ресторана.

Павел посмотрел на часы и сказал, что у него план работ на сегодня не выполнен, но он постарается его выполнить в скором времени и вернуться пораньше. На что писатель сказал, что сожалеет о его уходе, потому что собирался собрать сегодня небольшую компанию: пригласить Виолетту с мужем, Борю Гуревича с Любой, но оба банковских менеджера пока еще на службе, а вот Люба готова прибежать в любую минуту.

– Не приглашай ее без меня, – попросил Кудеяров, – у меня тоже есть к ней интерес.

– Я скажу ей об этом.

– Вот только этого не надо, – остановил приятеля Павел, – разговор должен стать неожиданным для нее. Это очень важно.

Он вернулся в кабинет участкового и застал того в словесной перебранке с начальником районного следствия.

– Я посмотрел запись твоей беседы с подозреваемым, – негодовал Пономарев, – два часа воду в ступе толчешь. Разговор ни о чем. А потом он еще под запись давится пиццей и жалуется, что у него кончился кофе. И после этого ты его отпускаещь: гуляй, мальчик, ты свободен!

– А кто его записал в подозреваемые?

– Факты позволяют это сделать. Есть показания свидетелей, утверждающих, что видели, как этот самый Шурик угрожал Черноудовой, он ревновал ее буквально к каждому столбу, и свидетели говорят, что поводы были. Она бросала его, причем делала это в крайне грубой форме, просто посылала его. Потом мальчик ее преследовал, плакал, умолял ее вернуться, и Черноудова снисходительно прощала. А за что она его прощала – за свои измены?

– Есть доказательства измен? – спросил Францев.

– Нет, – признался Пономарев, – но нам-то это зачем? Неважно, по какой причине молодой неврастеник закатывает истерики и угрожает убийством, главное – результат. А в результате – мертвое тело. Убийство, которое уже месяц как не раскрыто.

– Согласен, – включился в разговор Кудеяров, – подозреваемых пока нет. Угроза убийством – повод для задержания, но только если есть подтверждение этих угроз. У следствия нет видеосвидетельства его угроз, потому что, насколько я понимаю, гражданин Хорошко делал это непублично и при огромном стечении народа, а, скорее всего, наедине.

– Ничего этого нет, – признался начальник районного Следственного комитета, – но источник очень информированный. Он, например, сообщает, что в постели Черноудовой побывали многие. Даже перечислен список лиц: Эдуард Дробышев, Вадим Катков, Артем Головкин, известный писатель, который, несмотря на свой преклонный возраст, не устоял…

– Шестьдесят один год – не преклонный возраст, – вступился за друга Кудеяров, – один и в девяносто лет мужик, другой в сорок уже развалина. Но твой источник, насколько понимаю, анонимный. Тот самый «Призрак Опера».

– Он самый, – признался Пономарев, – он мне в личку прислал всю информацию. Я решил с ним поиграть в психологическую игру типа веришь – не веришь, и он тут же откликнулся…

– Ты нормальный? – не поверил Павел. – Какие игры и с кем? А не подумал, что это может быть убийца?

– Я все варианты рассмотрел, в том числе и этот, потому что в условиях, когда у нас нет улик против кого-либо, можно и таким образом докопаться…

– В первую очередь ты должен установить, с кем общаешься, кто скрывается под этим ником. Что говорят твои компьютерные спецы?

– Говорят, что это не чайник – его пока вычислить не удается. Идет какая-то переадресовка и ссылки на разные IP-адреса. Первоисточник установить пока не удается. Единственное, что они могли выяснить точно: это местный житель – тот, кто постоянно проживает в Ветрогорске, в «Ингрии» или же в ближайших селах в границах муниципального образования. Деревенских можно не брать в расчет, в «Ингрии» обитают солидные люди, которые не пойдут на мокруху с целью приколоть никому ничем не угрожавшую училку. То, что показала твоя свидетельница с картинкой, – вряд ли правда. Какая-то женщина, не таясь, покинула место преступления, заметив, что за ней наблюдают, показала свидетельнице жестом, что перережет горло. Как-то все надуманно получается: вроде киношного детектива для младшего и среднего школьного возраста. Рисует девушка прекрасно – признаю. Но мы ее версию даже не рассматриваем, ведь правда?

– У тебя есть другие версии?

Пономарев помялся и кивнул.

– По убийствам женщин могу сказать, что они, безусловно, корыстные. У Черноудовой, возможно, в доме была крупная сумма денег, полученная в качестве аванса, деньги эти так и не были обнаружены. Что же касаемо Полуверовой, то у нее был при себе телефонный аппарат – не новый, но стоимость его в любом состоянии никак не меньше двадцати тысяч. Кроме того, накануне в школе выдавали зарплату, и, судя по ведомости, Полуверова получила семнадцать тысяч рублей.

– Бедные учителя, – высказал свое мнение Францев, – получают гроши, так их и за эти гроши убивают.

– Ну а что, – продолжал настаивать на своей версии Пономарев, – в моей практике и не такое случалось.

– В моем городе таких отморозков отродясь не было! – завелся участковый. – У нас все здесь тихо уже много лет.

– А теперь успокоились оба, – остановил спорящих Кудеяров, – по поводу версии майора юстиции. Начнем с Черноудовой. Если она получила аванс за дом, то должна была состояться сделка. Если сделка не состоялась по каким-либо причинам, то покупатель вправе требовать возврата аванса, а он так и не объявлялся. И не объявится сам. Сдается мне, что под видом покупателя выступил убийца, которого хорошо знала гражданка Черноудова, потому что в любом другом случае она бы назначила встречу в нотариальной конторе или, скорее всего, в банке, где арендовала бы ячейку до того времени, пока сделка не будет официально зарегистрирована. Кто-то под предлогом покупки дома пришел к ней якобы с деньгами. Кто-то из жителей коттеджного городка, с кем, вероятно, она уже вступала в товарно-денежные отношения. Возможно, кто-то из тех, кто отдавал ей на передержку своего песика.

– Кстати, я об этом тоже думал, – согласился Францев, – потому что, повторяю, в Ветрогорске таких отморозков нет. Есть, конечно, ненормальные всякие, но они по другим статьям у меня проходят. А коттеджным городком я сейчас займусь.

– Коттеджами займусь я, – сказал Павел, – я половину жителей знаю лично, а потому на пару часиков арендую твой компьютер, чтобы проверить показания некоторых граждан.

Оба посмотрели на Пономарева, и тот начал собираться на выход.

– А мои люди сегодня роют по убийству Головкина: сейчас организую большой сбор, и пусть каждый отчитается о проделанной работе. А то второй день – и никаких результатов. Когда еще такое было!

Майор юстиции вышел. Францев посмотрел, как тот прошел мимо окна, и вздохнул:

– Счастливый человек, всегда свою неудачу можно спихнуть на подчиненных. А у меня сегодня приемный день.

– Мне хватит и пары часов, – заверил его Кудеяров.

Но он управился куда быстрее и сам был удивлен тем, что узнал.