Текст книги "Романтика космоимперии. Полёт мечты"

– С чего вы это взяли? – отвечаю отстранённо.

– Жизненный опыт, Седимма. К тому же вы не стремитесь скрыть свою неприязнь. Это ваше право, я лишь хочу понять причину.

Я обращаю на него взгляд. Улыбается… Точно как Аммидес. Говорит о серьёзных вещах, а как будто шутит. А ещё – словно заранее о тебе всё знает. Наверное, поэтому я всё же немного раздражаюсь и отвечаю честно:

– Вы не имели права бросать Аммидеса. Не интересоваться его жизнью. Каким бы он ни был тогда… Он был, прежде всего, вашим сыном!

Сеймарис жестом останавливает поток обвинений:

– А с чего вы взяли, что я не интересовался? Если я не выходил на связь, это не значит, что я не был в курсе его дел. Я избаловал Аммидеса своим покровительством – вот в чём действительно моя вина. И единственным способом это исправить было предоставить сына самому себе. И он справился. Разве нет?

– Я не помню, каким он был, – отзываюсь спокойнее, но всё ещё негодуя.

– А жаль, – вздыхает Сеймарис. – Мне бы не хотелось, чтобы вы видели во мне врага. Вы мне нравитесь, Аллита.

Вздрагиваю, но не от прострела боли. И не от признания.

– Аммидес вам рассказал? – уточняю негромко. – Тогда прошу не называть меня так.

– Как скажете, – он равнодушно кивает. – Сын мне действительно рассказал вашу историю, но дело не в ней. Я просто вас помню. И уже тогда вы стали мне симпатичны.

С каждой минутой всё интереснее. Я даже забываю о своей неприязни и смотрю на Сеймариса как на того, кто хоть что-то сможет прояснить.

– Я же гидролог, – объясняет он, уловив моё внимание, – а в те годы, когда вы общались с Аммидесом, я ещё и лекции читал в университете. Как раз на вашем факультете. Поэтому и помню. Вы были очень способной, искренне любили своё дело. Можно сказать, стали моей любимицей, хотя я не практикую подобное. И родителей ваших я знал.

– Родителей?! – не удержавшись, восклицаю я.

– И отца, и мать. Мы несколько лет работали вместе. Когда я узнал, что их дочь поступает в университет, то искренне обрадовался. И вы, как я уже сказал, оправдали мои эмоции.

– И где они теперь? Родители?

Сеймарис мрачнеет на глазах и говорит с сомнением:

– Не уверен, что стоит рассказывать, учитывая ваше… положение.

– Говорите!

– Я всего лишь не хочу причинить вам боль. Но если уж вы настаиваете… Они погибли. Несчастный случай. И огромная потеря.

Погибли… В голове начинает вибрировать боль, а ноги подкашиваются. Выходит, что-то в моей биографии правда.

– И когда это случилось? – несмотря ни на что, спрашиваю.

– Кажется, когда вы учились на втором уровне.

– И как именно?

– Взрыв. И, насколько я могу помнить, на ваших глазах. Вам плохо?

Наверное, я настолько посерела, что даже сумерки не в состоянии это скрыть. И голова… Ещё чуть-чуть, и окажусь на грани.

– Уже лучше, – отвечаю выдыхая. – Вы мне объяснили, спасибо.

Сеймарис выглядит обеспокоенным. Он проходит за мной в комнату и ждёт, пока я опускаюсь на округлые валики неглубокого кресла.

– Седимма, я могу ещё что-то для вас сделать?

– Нет, – качаю головой. – Лучше расскажите, какой я была?

– Вы были замечательной студенткой, доброй, честной, отзывчивой и ответственной. Все бы такими были. А как личность… Мне сложно судить, ведь мы общались на уровне «преподаватель-ученик». Слышал, как одноуровники отзывались о вас как о невидимке. И тогда был не согласен. Они ведь проходили перед моими глазами, и должен сказать, что из всех выделялись именно вы. Не потому, что, как я уже сказал, были мне симпатичны. Вы просто были другой… Я не могу объяснить. Какой-то настоящей. Помню, как хотел, чтобы вы общались с Аммидесом. Надеялся, что он от этих отношений возьмётся, наконец, за ум. А потом увидел здесь, в этом доме. Один единственный раз не в стенах университета. Аммидес пригласил друзей, и вы были в их числе. Я не любил его компании. Раздолбаи. И вдруг вы… Был, признаться, более чем удивлён. А потом увидел, как вы смотрите на моего сына, и сразу всё понял.

– И что же вы поняли?

– Что он вам точно не просто друг. Большее… много большее.

– Я была к нему привязана? – осмеливаюсь спросить.

– Мне кажется, больше чем привязаны.

Сеймарис замолкает, глядя куда-то вдаль. Догадываюсь, что рассказ затронул что-то личное, глубокое, то, что не стоит выставлять напоказ. Я и не требую, но он всё же говорит:

– Я с таким чувством сталкивался однажды, поэтому и предполагаю. Когда ты ощущаешь партнёра как самого себя. Знаешь обо всех недостатках, может, даже и преступлениях, но до всего этого просто нет дела. Ты радуешься за него, грустишь вместе с ним. А когда его теряешь… почти что умираешь. Там внутри, – он стучит по груди, – уж точно. Привязку можно сбить. Но это чувство – никогда. Что бы ни случилось.

Он поднимает руку и смотрит на меня как-то странно. Слишком внимательно, что ли. Настолько, что мне становится неуютно и зябко, хотя Ороп – планета тёплая.

– Я не стану спрашивать, что вы испытываете к Аммидесу сейчас. Его я тоже не спрашивал – это ваше дело. Но я люблю честность, поэтому и сам буду честен – хочу, чтобы вы были вместе. Вы нравились мне тогда, нравитесь и теперь. Но вот что я скажу вам, Седимма. Вы хотите вспомнить. Это ваше право. Но подумайте, стоит ли? Может быть, так как есть – всё же лучше, чем поднимать то, что зачем-то стёрли. Подумайте, Седимма. И пусть у вас всё будет хорошо.

* * *

Я не знаю, чего ждать от грядущей встречи. Правильнее было бы радоваться, погрузившись в добрую надежду, ведь визит к бывшей соуровнице – прямая дорога к разгадке тайны потери памяти. Но мне боязно и тревожно. Возможно, из-за Аммидеса. Он явно не хочет видеть эту женщину.

Когда я спросила, ответил кратко, чётко и понятно:

– Она меня ненавидит. Всегда ненавидела.

Я сомневалась до последнего, пока гилик не причалил к небольшому, скромному домику, так не похожему на родовые хоромы Аммидеса. Перед поездкой он рассказывал, что Ларима Лент была дочерью чистильщика свай, и поступить в университет ей стоило немалых сил и упорства. А там доказать, что и со дна можно подняться если не к вершинам, то на поверхность. А про их взаимоотношения я догадалась уже сама, без лишних уточнений. Скорее всего, Ларима Аммидеса презирала, считала тупым выскочкой и будущим позором империи. Но я и предположить не могла, что их неприязнь настолько взаимно сильна.

Всё видно по одному выражению лица молодой, симпатичной оропианки, открывшей дверь. Удивление от визита столь неожиданного гостя сменяется отвращением, и медленно, растягивая звуки, Ларима произносит с издёвкой:

– Аммидес Тиллори.

– Ларима Лент, – отвечает он тем же.

– Если не хочешь остаться на пороге, убери с лица эту мерзкую ухмылку.

– Да я, если честно, и не рассчитывал на приглашение в дом.

– А с чего мне тебя приглашать?

Ларима скрещивает руки на груди и встаёт в центре проёма. Она торжествует, но не долго. Уже через секунду её глаза испуганно округляются, а растянутые губы приоткрываются в бесшумном вздохе. Ларима отшатывается, даже руку к сердцу прикладывает. И всё потому, что я не хочу больше прятаться за широкой спиной Аммидеса и выхожу.

– Аллита, – наконец произносит моя лучшая подруга, которой я не помню.

Она переводит взгляд с меня на Аммидеса, будто не доверяя своим глазам. И это замешательство понятно: ведь Аллита считается погибшей. Наконец Ларима останавливается на мне и уже собирается что-то сказать, как Аммидес перебивает:

– Она тебя не помнит, Ларима!

Девушка замирает, но через мгновение её тёмно-рыжие, почти коричневые брови, хмурясь, сходятся к переносице.

– Немудрено.

Я вздрагиваю. Аммидес, когда рассказывал мне о Лариме, говорил, что если не к ней обращаться за помощью, то больше не к кому.

– Вам что-то известно? – я спрашиваю почти с мольбой, делая шаг вперёд.

– Известно, – отвечает Ларима спокойнее, – я не думала, что когда-нибудь снова тебя увижу. Ты же хотела исчезнуть навсегда.

– Что значит навсегда? Расскажите мне, пожалуйста! Это важно!

– Может, всё-таки не на пороге, – вставляет Аммидес, отвлекая внимание на себя.

Я оборачиваюсь и вижу – он взволнован ничуть не меньше. Но если я сгораю от нетерпения, то Аммидес… Ощущение, что он догадывается, о чём пойдёт речь. И это ему неприятно.

Ларима между тем кивает мне и отступает, пропуская в дом. Аммидеса же молчаливым жестом зовёт следом, как домашнего питомца. И он идёт, с явной неохотой, но подгоняемый необходимостью. Или чем-то ещё?

В доме у Ларимы тепло и просторно. Вокруг низенького стола разбросаны бесформенные мешки для сидения, заполненные гелем. В такие сядешь и вставать не захочешь.

– Я думала, Элот пустомеля, – бормочет Ларима под нос, присаживаясь на мешок напротив. – А нет, всё сделал, как обещал.

– Кто такой Элот? – снова спрашиваю. – Поймите, я совсем ничего не помню.

– Мы с тобой подруги. По крайней мере, были. Поэтому давай на «ты». А то странно как-то. Этот тебе ничего не рассказывал?

Она, не оборачиваясь, кивает в сторону Аммидеса. Он снова хмурится, но молчит. Мне такое отношение к нему не нравится, но всё же воздерживаюсь от негодования.

– Немного. Только то, что знал.

Ларима поджимает губы и, выдержав паузу, начинает рассказ:

– Мы дружили. Лучшими подругами были. Радости и беды вместе переживали. Поэтому, когда тебе стало плохо, ты пришла ко мне. Да больше-то и не к кому было.

– Плохо?

– Ужасно, я бы сказала. Твои родители погибли. Взорвались в водном каре на твоих глазах. Какая-то техническая неполадка новой модели. Ты после этого несколько недель провела в госпитале, возвращаясь к жизни. А потом начались проблемы. Никто не захотел считаться с причиной твоего отсутствия во время учёбы. Начали угрожать отчислением. Ты нервничала, стала хуже учиться. Потом ещё личное… что-то, – Ларима стреляет многозначительным взглядом в сторону Аммидеса и продолжает. – Так уж вышло, что из друзей у тебя осталась только я. И я не могла спокойно смотреть, как ты медленно увядаешь. Но всё равно не решилась бы. Ни за что, если бы однажды ты не пришла вся в слезах и не заявила, что больше так не можешь. Что хочешь только одно – забыть. Всё забыть, навсегда.

– Я сама попросила? – выдыхаю, с трудом принимая, что слышу долгожданную правду.

– Не попросила, – поправляет Ларима. – Заверила, что хочешь. А у меня есть старший брат – Элот. Он один из тех безумцев, кто против планетарной зависимости. Он много лет живёт на Тае и не думает возвращаться. И в те годы он уже там жил, только закончил обучение на врача. Это сейчас мы почти не общаемся, а тогда… Элот был связан с теми, кто за хорошие деньги что хочешь сделает с твоей памятью. Дело это, сама понимаешь, не самое законное, Элот и прятался. Но я-то сестра, я знала. В общем, посмотрела на твои страдания и организовала вам встречу. А потом уже с Таи ты написала мне прощальное письмо, в котором поблагодарила за всё. Ты начинала новую жизнь, а в ней мне места не было. Я была бы мостиком к прошлому, а этого допускать было нельзя. Вот и всё. Потом я спрашивала у Элота про тебя, но он пожимал плечами и говорил, что после выписки клиентов из клиники он не интересуется их жизнью.

Ларима замолкает, а я, оцепенев, сижу и осмысливаю услышанное. Сама… Как всё просто и ужасно. Неужели тогда мне было настолько плохо и одиноко?

– Я должна вспомнить, – решаю я. – Что бы там ни случилось тогда. Я должна! Ларима, ты можешь снова связаться со своим братом и организовать нам встречу. С деньгами вопросов не будет, обещаю.

– Главное, чтобы они были, – задумчиво произносит Ларима, теребя подбородок. – Я-то готова тебе помочь безо всяких оплат, а вот Элот всегда был жаден. Я постараюсь. Ничего не обещаю, но постараюсь.

– Постарайся, – резко встревает в разговор Аммидес, – заплатим сколько надо.

Ларима подозрительно прищуривается. Аммидес не реагирует. Он и так без малого – каменное изваяние, настолько сосредоточен и напряжён. И я догадываюсь, что есть между ними что-то, чего мне не стоит знать. Что-то, что если не породило их взаимную антипатию, то подхлестнуло точно.

– А ты сам-то ничего не хочешь рассказать, Аммидес, – Ларима заговаривает первая, – раз уж у нас тут время откровений и раскрытия тайн. Аллита, он ведь тебе не говорил?

– Что именно?

– Значит, не говорил. Ты не выбрала бы его в спутники.

Меня раздражает эта недосказанность. Я и так на пределе из-за того, что узнала о самой себе, так теперь ещё и недомолвки. Аммидес опускает взгляд в пол, но это не стыд. Принятие неизбежного, скорее. А мне вот становится не по себе. Вспоминаются советы Сеймариса о том, что иногда лучше не помнить и не знать.

Сердце учащает свой ритм, но его стук перекрывает голос Аммидеса, звучащий как приговор:

– Рассказывай. У тебя это получится лучше всего.

Лариму не надо просить дважды. Тяга к справедливости у неё, похоже, огромная.

– Ты была привязана к этому красавцу, Аллита, – объясняет она. – Крепко привязана. Но наш Аммидес не спешил отвечать взаимностью. Ну ладно, сбили бы привязку, и всего дел – ты свободна, он тоже. Но нет же, ему нравилось, что ты за ним ходишь везде и всюду. Что готова ради него на всё. Что никуда не денешься. Аммидес тебя просто использовал для самоутверждения, а ты страдала. Потому что ничего не могла поделать с тем, что чувствовала. Это он тебя извёл. Довёл до крайности! Прекрасно зная, каково тебе!

– Я не знал, – глухо отзывается Аммидес.

– Да неужели?! Ну, скажи, сложно было провести с ней одну ночь? Всего одну, и она бы не мучилась! Но нет же, великий Аммидес тогда бы лишился своей влюблённой зверюшки!

– Всё не совсем так.

– А в чём не так? – ярость в голосе Ларимы сменяется язвительностью. – Что я выдумала, скажи? Аммидес Тиллори, тщеславный ублюдок, набитый комплексами настолько, что строит из себя наипревосходнейшего, обходя интересы других. Не замечая их!

– Заткнись, – шепчет Аммидес, не в силах больше терпеть.

Только вот кто точно не может больше слушать, так это я.

Сама позволила, не остановила, и вот, пожалуйста. Боль, как бы я ни стремилась её избежать, пронзает голову со всех сторон. В считаные секунды я уже ничего не вижу, не слышу, не понимаю. Перед глазами то растекается темнота, то алеют пятна. Кажется, я теряю сознание, потому что, когда боль несколько спадает, понимаю, что лежу на мягких мешках, а надо мной склоняются два испуганных лица.

– Прости, Литочка, пожалуйста, – слышу я расстроенный шёпот Ларимы, – если бы я только знала.

Я её не виню. Нисколько. Но мне нужен Аммидес. Сейчас я не могу и не хочу думать о том, что было. Мне он нужен сейчас.

И он понимает. Сжимает мою руку и гладит нежно по голове. Остатки боли от этого смягчаются и соскальзывают, как волны с облизанного ими берега.

– Я дойду до конца, – говорит он, но не мне, а глядя на Лариму. – Я её не брошу.

Она, кажется, не верит, у неё есть причины.

– Я свяжусь с братом, – отвечает наконец Ларима. – Он скажет, когда и на каком корабле вам прилететь на Таю. Но, Аммидес, если вы не прилетите, или Аллита прилетит без тебя, или ещё что-нибудь нелепое, учти – я тебя уничтожу. Найду способ, что даже папочка сыночка не спасёт. Ты понял меня?

* * *

Перелёт на Таю занимает всего три дня. «Всего», если учесть, что мы летим на небольшом сверхскоростном звездолёте высшего класса. Но для меня: чем ближе я к окончательному возвращению своих воспоминаний, тем медленнее течёт время.

Аммидес изменился после встречи с Ларимой. Стал более замкнутым, молчаливым и осторожным. Общаясь, он почти не смотрит на меня или спешит отвернуться. В этих жестах я улавливаю чувство вины, но никак не нахожу в себе уверенности сказать Аммидесу, насколько оно неуместно. Не получается пояснить ему, что настоящее и будущее намного важнее прошлого и что можно на него оглядываться, но вот задерживаться не стоит.

В своём решении я уверена, но иногда вспоминаю рассказ Ларимы о том, что связывало меня и Аммидеса, и начинаю сомневаться. Подруга выглядела откровенной, но вдруг она не рассказала всего? Вдруг я вспомню в итоге что-то такое, что возненавижу Аммидеса? Что тогда станет с моими чувствами? Я боюсь, стоит это признать, ужасно боюсь их утратить. Вот так бывает – сначала грезишь и мечтаешь избавиться, а потом готов чуть ли не всё на свете отдать, чтобы не расставаться. Но если я отступлю сейчас, решу оставить всё как есть, смогу ли спокойно жить дальше? Нет. И боли мои никуда не денутся. Поэтому, перебарывая свои страхи и надеясь только на лучшее, я ступаю на поверхность Таи.

Воздух здесь сухой и даже какой-то колючий в отличие от Оропа. Это непривычно. Яркий свет Эпсона слепит, и приходится прикладывать козырьком ладонь к глазам, чтобы хоть что-то увидеть. Нашего встречающего первым замечает Аммидес и быстро направляет меня в нужную сторону.

– Добро пожаловать на Таю!

Молодой империанин идёт навстречу, подняв руки к небу в знак приветствия, а приблизившись, доброжелательно кланяется. Вот только доверия я к этому оропианину, сменившему планету по собственной воле, не испытываю. И вообще он странный. Вполне типичная внешность для выходца с Оропа, а волосы грязно-жёлтые. Крашеные? Или чем-то обработанные, чтобы он мог хоть немного походить на тайанца.

– Элот Лент? – уточняет Аммидес, разделяя мою подозрительность.

– Лент, Лент, – кивает встречающий. – А вы, я так понимаю, Аммидес Тиллори? И Седимма Та, которую изводят головные боли? Я ничего не напутал?

Он хитрит. В толпе космопорта об операциях с памятью напрямую не поговоришь.

– Именно, – кивает Аммидес.

– Тогда пойдёмте скорее. Здесь такая давка.

Народу действительно много. Не мудрено, это Роуэл – один из крупных тайанских городов. Со всей империи сюда слетаются поправить здоровье. Причём не только в клиниках. Тайанские лечебные базы отдыха прославлены не менее.

За Злотом мы спускаемся на подземный паркинг для каров и ботов. Их здесь столько, что глаз не хватает всё охватить, потеряться недолго. Но Элот хорошо ориентируется и уже через пару минут приглашает нас в алую каплю кара, для которой скорость до нескольких сотен километров в стандартный час – обыкновенное явление.

Мягкие сидения, крепкие ремни безопасности, свежий воздух под куполом, что шурша опускается над нашими головами. Элот задаёт координаты и включает автопилот. После чего заметно меняется в лице.

– А теперь к делу, – даже голос его как будто грубеет. – Седимма Та. Именно это имя вы выбрали, когда обращались к нам в первый раз. Решили открыть воспоминания?

– Вернуть, – поправляю его.

– Нельзя вернуть то, что никуда не пропало, – подмечает Элот. – Все воспоминания при вас. А вот доступ к ним закрыт. Болит голова, когда пытаетесь что-то вспомнить из прошлой жизни? Защитная реакция. И вы давали на это согласие.

– Я, видимо, была в отчаянии, – бормочу куда-то в сторону, – сейчас я хочу всё вернуть.

– Это возможно? – спрашивает Аммидес.

– Нет ничего невозможного, Аммидес Тиллори, – отвечает Элот, будто пряча какой-то смысл под словами. – Скоро мы прилетим на место, там с вами поговорят главные врачи и всё объяснят. Мой совет – не слишком болтайте. Они этого не любят. Если уж дошли до нас – делайте, как велят. В прошлый раз проблем не было, надеюсь, и в этот всё сложится.

Он зря беспокоится – на пустую болтовню меня точно не тянет. Остаток пути я провожу в задумчивости. Иногда поглядываю на Аммидеса, а он сидит, отвернувшись, и разглядывает пейзажи Таи. Жаль, не умею читать мысли.

Словно почувствовав моё внимание, он оборачивается.

– Боишься? – спрашивает заботливо.

Я отрицательно качаю головой.

– Мы на месте, – объявляет Элот.

Кар плавно садится на поверхность, и я едва язык не проглатываю от красоты места. Мы стоим на побережье небольшого солёного озера, под ногами – жёлто-рыжая крошка кристаллов блестит и переливается под огромным огненным Эпсоном. От кромки воды убегает белая дорожка прямо к ажурным воротам, увитым оранжевым вьюном, за которыми стоит трёхэтажное здание под куполом. Это не жилой дом. Вернее, и жилой тоже.

– Нейроклиника с реабилитационной зоной, – поясняет Элот. – Правда, чтобы здесь отдыхать, необязательно голову под лазер пускать. Всё доступно, если по средствам.

– Нейроклиника, – ворчит Аммидес, – а на досуге память стираете?

– Хорошее прикрытие, – спокойно отвечает Элот. – И потом мы никогда не делаем этого, если клиент сам не хочет. Вы готовы идти? Или дальше будете рассуждать о законности наших операций?

– Готовы, – отвечаю я за Аммидеса, и все втроём мы проходим за ворота.

Внутри здания – высокие потолки, большие комнаты и широкие лестницы, такие же витиеватые, как растения на воротах. По одной мы поднимаемся на второй этаж, в комнату в конце коридора, где нас уже ждут. Двое тайанцев за длинным столом, где и нам приготовлено место.

– Седимма Та! – приветствует самый старший и кивает головой с очень светлыми золотистыми волосами. – А мы тогда поспорили, вернётесь вы или нет. Я сказал, что нет. Выходит, проиграл. Я так понимаю, вам обязан своим проигрышем?

Это уже не мне, он смотрит на Аммидеса, который садится рядом. Мой спутник, похоже, не слишком хочет что-то обсуждать, поэтому пожимает плечами, даже не смотря на тайанца.

– Надо же, как бывает, – продолжает рассуждать тот, – необъятная империя, сто двадцать шесть звёздных систем, а двое встретились. Кто бы мог предположить… Ну да ладно, Седимма. Я так понимаю, что вы хотите всё вернуть?

– Верно. Элот сказал, что у меня ничего не забирали…

– Изъятие памяти – сложная и опасная операция, – вклинивается в разговор второй тайанец, с волосами цвета более тёмного золота. Его уши торчат в разные стороны, поэтому про себя я решаю называть его «лопоухий».

– Не каждый мозг способен это выдержать. К тому же стирание памяти подразумевает стирание всей памяти, а не выборочных элементов. А это значит, после операции клиент должен заново учиться всему: ходить, есть, разговаривать…

– Доктор Мей хочет сказать, что подобные операции мы не проводим, – снова подхватывает «главный». – Намного проще работать с блокаторами. Устанавливаешь их в нужные зоны, и всё – доступ к воспоминаниям закрыт.

– А захочешь вспомнить – не позволит приступ головной боли, – мрачно заканчивает Аммидес.

– Именно. Поэтому, Седимма, нет ничего сложного в том, чтобы вернуть вам ваши воспоминания. Это будет даже проще, чем их убрать. Только нужно ли вам это. В прошлый раз…

– Меня не интересует, что было в прошлый раз, – перебиваю я раздражённо, потому что подобные предостережения мне надоели. – Важно то, что я хочу теперь. Вы возьмётесь или нет?

«Главный» смотрит мне в глаза. Пристально смотрит.

– Это дорого, – говорит он. – Правда, всё же подешевле, чем в прошлый раз. Ведь теперь, как я понимаю, вам не придётся рождаться заново? Записи в базу данных, новое прошлое, подтверждение легенды – ничего этого не нужно?

– Нет, – отвечаю скоро. – А насчёт денег не беспокойтесь. Я знала, куда шла.

– Ну что же, – довольно потирает руки главный, – в таком случае Элот проводит вас в ваши комнаты. Отдыхайте, набирайтесь сил – они не будут лишними. Операцию назначим на послезавтра, нам с доктором Мей тоже нужно подготовиться. Ну а вы, Седимма, – он лукаво кривит губами, – подумайте над тем, чтобы успеть что-то, что вы задумали в этой жизни. А то мало ли…

* * *

Ярко-рыжий Эпсон уходит на покой. Громадный пылающий шар, на поверхности которого кипит, бурлит, вздымается жидкое пламя. Прекрасная и ужасающая мощь, рядом с которой ощущаешь себя ничтожеством.

Я стою на балконе своей комнаты, вдыхая пропитанный солью воздух. Говорят, это полезно. Комната у меня, действительно – комната, палатой язык не поворачивается назвать. Просторная, чистая, с обстановкой, не лишённой местного дизайнерского вкуса. Тут не лечишься – тут и вправду отдыхаешь. И ведь не подумаешь, что под боком проводят незаконные операции. А между тем, это случится уже завтра. Процедура, которая должна воскресить исчезнувшую Аллиту.

Ухожу с балкона, думая об ужине. Но я не голодна, просто не знаю, куда себя деть. Можно пойти прогуляться по берегу озера в последних закатных лучах? И Аммидеса позвать, вряд ли он откажется. Может, это будет нашей последней нормальной встречей?

Раздражённо трясу головой, прогоняя эти мысли. Неприятные они, вот и не стоит их касаться.

Похоже, сон – единственное, что мне остаётся. Переодеваюсь в полупрозрачную золотистую тунику и пытаюсь поудобнее устроиться в постели. Это несложно: ложе и подушки мягкие, обволакивающие. Лежишь на них – словно хенару принимаешь. Даже странно, как на Тае, где и водоёмов-то по пальцам пересчитать, смогли достигнуть такого эффекта. Видимо, позаимствовали у других рас.

Вот только сон ко мне не идёт. Лежу и рассматриваю потолок, выложенный кристальной мозаикой. Никаких точных контуров и фигур, лишь перетекание цветов друг в друга. Размазанные узоры, в которых можно увидеть всё что захочешь. Я вижу Аммидеса, его загадочный прищур и вздёрнутые в улыбке уголки губ.

Нет, так больше продолжаться не может. Я поднимаюсь, подхватываю с постели покрывало и закутываюсь в него, выхожу на балкон и иду прямо до соседней комнаты, где поселили Аммидеса. Дрожа от волнения, слегка толкаю дверь. Что делать, если она заперта? Стучать? Нет, не приходится, дверь поддаётся, и, стараясь не шуметь, я захожу в комнату.

Аммидес стоит возле своей постели, спиной к балкону, и оборачивается, услышав нежданные шаги. Замирает, восторженно осматривая меня с ног до головы. Ещё бы, не часто в империи женщины разгуливают в одних покрывалах.

– Ты как здесь? – наконец выдыхает он.

– Здесь сплошные балконы, как у тебя дома, – отвечаю я невинно и слегка пожимаю плечами.

Он должен спросить о причине моего появления. Или нет? Ведь ясно же, что я не болтать в таком виде пришла. Как бы то ни было, Аммидес просто молчит, не отрывая от меня взгляда. Оцепенел просто. А у меня внутри только дрожь, щекочущая до потери голоса. Но, несмотря на это, я сделаю то, зачем пришла.

– Завтра я всё вспомню, – произношу мягко. – Пусть это случится, пока мне нечего вспоминать.

Пальцы расслабляются, и покрывало падает на пол. Я перешагиваю через складки и подхожу к Аммидесу, подношу ладонь к его щеке. А он… А что он? Стоит и не шевелится, хотя видно, что хочет того же ничуть не меньше, чем я. И что же мешает?

Не хочу думать. Приподнимаюсь на носочки и целую Аммидеса в губы. И этого достаточно, чтобы он отбросил все сомнения. Его руки сжимают меня так крепко, что дух захватывает, губы отвечают настойчиво и жадно. Я не догадываюсь, а понимаю, о чём Аммидес сейчас думает. О том, что можно выразить в одном слове: «Моя». И чувствую, как туника соскальзывает с плеч и падает к ногам…

Скопившаяся за годы страсть, вырвавшаяся наконец, заставляет нас забыть обо всём. Вся я – Аллита Мут или Седимма Та – один большой сгусток сияющего счастья. Даже странно… Я всегда рассматривала близость как нечто физиологическое. Потребность… Необходимость… Закон создавшей нас природы. Теперь понимаю, как ошибалась. Если в моих рассуждениях есть доля правды, остаётся только посочувствовать тем, у кого это так. В отношении себя я ошиблась… И как же замечательно, что это так!

Аммидес уснул, а мне вот не спится. Приподнявшись на локте, я на него наглядеться не могу. Никогда прежде он не виделся мне таким красивым и желанным. Осторожно, чтобы не разбудить, кладу руку на мужскую грудь. Под плотными мышцами спокойно бьётся сердце. Просто орган, гоняющий кровь… Или всё же нечто большее? Мне тепло, и распирает от чувств. Разве способен простой мешковатый насос на что-то подобное? Привязка? Она, конечно, продолжает действовать, но мне хочется верить, что я испытываю к Аммидесу всё же что-то большее и сильное.

Убираю руку и выбираюсь из-под одеяла. Подобрав тунику, надеваю. Не потому, что собираюсь уходить, просто не появляться же на балконе абсолютно голой. Лёгкость ощущений передаётся и моим движениям. Выскальзываю на воздух, с наслаждением вдыхаю. Как же хорошо, как же прекрасно. Ночь темна, но побережье светится. Здешние кристаллы, шиасталлы, жадны до энергии Эпсона. Подобно амнонию, за день они впитывают достаточно света, чтобы ночью сиять. Только вот цвет их всегда один и тот же – золотисто-жёлтый. И нужен он для привлечения ночной живности, в основном – насекомых. Сядет какая-нибудь мошка на шиасталл, а взлететь или спрыгнуть уже не сможет. Отравится испарениями, а затем постепенно растворится, станет частью кристалла. Опасная, пугающая красота.

Но меня пугает другое. Красота шиасталлов напоминает об амнонии, а этот минерал надо благодарить за то, что мы с Аммидесом встретились. Воспоминания щупальцами тянутся дальше, туда, куда не следует, и просыпается боль.

Я сгибаюсь под этим натиском, даже присаживаюсь на корточки, придерживаясь одной рукой за бортик. Быстро прогнать спазм не выходит, я мучаюсь несколько минут, прежде чем могу снова спокойно вздохнуть. А когда поднимаюсь, уже не ощущаю чувственного подъёма. Всё закончилось?

– Седимма? – раздаётся сонный голос, и я оборачиваюсь.

Аммидес приподнялся на постели, взволнованно смотрит в мою сторону. Я пытаюсь улыбнуться, но выходит плохо. Тогда он отбрасывает одеяло и, ничуть не стесняясь наготы, подходит. Легко подхватывает меня на руки и несёт обратно в постель. А я не сопротивляюсь. Наши губы снова встречаются в глубоком поцелуе. До утра ещё есть время… И никакой боли его у нас не отнять.

* * *

– Не бойся.

Мягкий шёпот щекочет мой слух, а пальцы крепко сжимают плечи. Будто не хотят отпускать, но должны. И в голосе Аммидеса я не слышу желанной уверенности. Она есть, но какая-то неискренняя, преувеличенная. Созданная специально для того, чтобы скрыть отчаяние.

Он стоит за моей спиной в длинном коридоре, в конце которого белеет дверь в форме эллипса с усечённым нижним краем. Она ведет в операционную, где мои запертые воспоминания снова обретут свободу. Скоро, совсем скоро. И, похоже, Аммидес сам боится этого момента.

Я бы очень хотела успокоить его. Пообещать, что ничто и никогда не убьёт моих чувств. Даже теперь. Но Аммидес знает, что именно я вспомню. Поэтому он и беспокоится.

Дверь открывается, из операционной выходит молодая женщина и неспешно подходит к нам.

– Меня зовут Айса, – вежливо улыбаясь, представляется высокая красивая тайанка в светло-жёлтом костюме.

– Я главный ассистент доктора Мей. Седимма Та, я подготовлю вас к процедуре возврата памяти и буду помогать после неё. Вы готовы?

– Готова, – отвечаю я быстро, пока сомнения снова не сбили с толку.

Я не должна ничего бояться. И Аммидес тоже. Чувствую, как напрягаются его пальцы, сжимая меня ещё сильнее. На долю секунды, а потом отпускают.

– Аммидес Тиллори, – обращается к нему Айса, – я должна попросить вас остаться здесь или уйти в свою комнату.