Текст книги "Упрямая девчонка"

– Огромное тебе спасибо за то, что так своевременно меня предупредил! – выкрикнула она, давая выход своему отчаянию. – Как раз после свадьбы и брачной ночи! Наверное, у тебя где-нибудь припасена еще одна супруга, вот ты и сочинил эту сказочку о путешествии во времени! Ты мне отвратителен! Ты самый бессердечный, жестокий, грязный мужлан!

– Может быть, я действительно должен был предупредить тебя заранее, – начал Флинн, вскочив на ноги. Видно было, что он тоже вот-вот взорвется. – Но позволь заметить, что и ты ни словом не упомянула о том, что лишена наследства! Если я не ошибаюсь, ты считаешь, что я женился на тебе исключительно ради денег! Весьма своевременная забывчивость, не так ли? Не сказать мне о том, что их у тебя не было и нет!

Мелисанда побледнела, чувство вины было настолько острым, что моментально заглушило гнев.

– Кто тебе сказал?

– Фелисити. Что, будем дальше отпираться? Мелисанда скрипнула зубами от ярости. Да как он смеет повышать на нее голос? Только что он сам грозился бросить ее, и она не сомневалась, что стала не нужна ему из-за отсутствия денег, а теперь пытается осуждать ее за обман! Да ведь это он сам каждым своим поступком, каждым словом вынудил ее прибегнуть к обману!

– Нет, я не буду отпираться.

– Вот и выходит, что у каждого из нас есть свои маленькие тайны, не так ли? – сурово заключил Флинн, скрестив руки на груди.

Недолгий путь до особняка Мерстана на Парк-Лейн превратился для Мелисанды в настоящую пытку, и Флинн это понимал. Иначе она ни за что не снизошла бы даже до светской беседы. После их ссоры вечером она заперлась от него в спальне, и Флинну пришлось провести ночь в их гостиной. Он не винил ее за упрямство и ложь и даже думал, что, может, так оно и к лучшему. Если она будет на него злиться, то только обрадуется, когда он исчезнет, вернувшись домой.

Мелисанда не в силах была оторваться от окна экипажа. Ей казалось, что даже за стенками кареты она чувствует на себе любопытные взгляды зевак. Как назло, день выдался погожий, и на улице было полно других карет. Мелисанда знала, что все они направляются на прогулку в Гайд-парк. И чем ближе они подъезжали к Парк-Лейн, тем больше любопытных глаз провожало их карету.

Раз или два Мелисанда заставила себя отвернуться от окна и сесть прямо, но уже через секунду она и сама не замечала, как ее взгляд снова устремлялся на улицу. Однажды ей даже показалось, что она видела, как какой-то человек остановился и стал тыкать в их сторону пальцем. Затем ей на глаза попалось скопление модных экипажей на перекрестке. Она живо представила, как злорадно перешептываются их пассажирки, пряча лица за широко раскрытыми веерами.

– Ох, это невыносимо!.. – вырвалось у нее.

Флинн выглянул из окна со своей стороны, но не заметил ничего особенного – подумаешь, кареты едут по улице. Иногда тот или иной человек оглядывался в их сторону, но это не создавало у него впечатления, будто на них глазеет весь свет.

– Не сомневаюсь, все эти люди предвкушают, как мы сейчас поедем кататься по парку, – простонала она. – И обсуждают, какое у меня будет лицо, когда они гордо отвернутся и не станут со мной здороваться! Ох, как же я ненавижу этот Лондон! Эти бесконечные сплетни и интриги! Ну что ж, надеюсь, они проследят за нами достаточно внимательно и не пропустят момент, когда мы выйдем у дома герцога Мерстана!

Они повернули на Парк-Лейн, и вот тут Флинн не мог не согласиться, что уличное движение буквально замерло, стоило им остановиться у крыльца герцогского особняка. Флинн поднялся первым, как ему было велено, и дождался, пока лакей откроет дверцу, чтобы выйти из кареты. Затем повернулся и, подал руку даме.

В очередном немыслимом туалете из белого атласа и плаще с меховым подбоем она смотрелась просто потрясающе. Он и сам почувствовал себя приподнято, хотя весь его наряд, включая белые перчатки, создавал ощущение затянувшегося карнавала. Он нарядился джентльменом и собирался вести себя как можно респектабельнее в надежде на то, что это поможет обеспечить Мелисанде достойное будущее.

Они поднялись по широкой парадной лестнице герцогского особняка, и дверь распахнулась еще до того, как Флинн успел взяться за дверной молоток. Начало было многообещающим. Флинн не удержался, повернулся и помахал рукой толпе зевак, наблюдавших за их визитом. Как это ни забавно, один из них машинально помахал в ответ, прежде чем сообразил, что делает.

– Позвольте ваш плащ, мадам? – прогудел древний дворецкий, ссутулившийся под бременем лет.

Мелисанда величаво кивнула и позволила себя раздеть. Ее вид в новом платье заставил Флинна замереть от восторга. Оно так выгодно подчеркивало прелести ее фигуры, что казалось воздушной оправой, заключавшей в себе настоящее чудо света. Зато без шляпы, на его взгляд, вполне можно было обойтись. Это громоздкое сооружение из страусовых перьев больше всего напоминало какую-то дикую тварь, облюбовавшую в качестве насеста макушку его жены. Слава Богу, она сняла шляпу и отдала дворецкому, как только он принял ее плащ.

Флинн так увлекся, любуясь своей женой, что старику пришлось пару раз прокашляться, напоминая о своем существовании. Его терпение было вознаграждено, и Флинн отдал дворецкому свою шляпу и перчатки.

– Его светлость сейчас спустится к вам. Не соблаговолите ли присесть? – Он проводил их в гостиную с необъятной высоты потолком, по мнению Флинна, здесь было никак не меньше пятидесяти футов, и с устрашающих размеров камином, в котором полыхало жаркое пламя Стены украшали картины, конечно, исключительно масляные полотна, показавшиеся выдающимися даже такому неискушенному критику, как Флинн. Его внимание привлек портрет женщины с необычно темными, почти черными волосами. Дама сидела в комнате, очень похожей на эту самую гостиную. Рядом стоял мальчик, положив руку ей на плечо.

Дворецкий вышел. Мелисанда с Флинном молча стояли посреди гостиной.

– Довольно миленькое местечко, – заметил Флинн, осмотревшись. Вся эта мебель на тонких ножках, покрытая затейливой резьбой, показалась ему не только необычайно дорогой, но еще и хрупкой. Он так и не решился опуститься на стул: а вдруг сломается под его тяжестью?

– Исключительное, – подтвердила Мелисанда, приблизившись к женскому портрету. – Она такая красивая, правда? По-моему, это его жена.

– Да. – Флинн тоже взглянул на портрет, довольный уже тем, что Мелисанда сама с ним заговорила. – Она настоящая красавица.

Повинуясь внезапному порыву, он вдруг подался вперед, внимательно всматриваясь в портрет. Темные брови неизвестной красавицы были выгнуты тонкими дугами, а губы, казалось, вот-вот раздвинутся в ласковой улыбке. Мальчик рядом с ней выглядел необычайно серьезным. Его волосы были почти такого же темного оттенка, как и у женщины, но глаза поражали своей прозрачной голубизной.

– Что с ней случилось? – поинтересовался Флинн.

– О, она давным-давно умерла, как и этот мальчик. – Мелисанда наклонила голову, любуясь портретом. – Он и здесь кажется очень грустным, правда? Говорят, герцог любил свою жену больше жизни.

Дверь у них за спиной отворилась, и они увидели старика в инвалидном кресле на колесах. Кресло толкал перед собой другой старик. Флинн моментально сообразил, что за креслом идет тот самый джентльмен, который присутствовал на свадьбе и сидел за обедом рядом с Фелисити. Значит, миссис Кастербрук тоже приложила руку к этому странному приглашению на чай?

– Ваша светлость, – начал человек, приглашенный на их свадьбу, обращаясь к старику в кресле, – позвольте представить вам мистера и миссис Патрик. – Он поднял на молодоженов выцветшие глаза и сообщил: – Мистер и миссис Патрик, перед вами его светлость герцог Мерстан.

Мелисанда тут же присела в самом глубоком реверансе, и Флинн, уловив краем глаза ее движение, почти вовремя успел поклониться. Когда они выпрямились, старик в инвалидном кресле взмахнул узловатой рукой в сторону дивана и предложил:

– Прошу вас, садитесь. – Его голос оказался удивительно звучным и хорошо поставленным.

Мелисанда изящно проследовала к дивану и присела в уголке. Флинн устроился было рядом, но тут же вынужден был вскочить, чтобы вытащить из-под себя фалды фрака. Он покосился на герцога и заметил, как тот в недоумении задрал бровь.

Флинн давно не чувствовал себя таким скованным. Ему было не по себе под чересчур пристальным взглядом прозрачных синих глаз герцога Мерстана. Почему-то именно его персона целиком поглотила внимание старого вельможи, несмотря на то что рядом с ним находилась самая красивая женщина в Англии, вдобавок оставившая с носом его родного племянника.

– Для меня великая честь знакомство с вами, сэр, – начал он, не в силах и дальше терпеть напряженное молчание.

Герцог сурово прищурился и сказал:

– Мистер Патрик, – достаточно было услышать его голос, чтобы понять: этот человек привык повелевать окружающими и всегда добивается своего, – я хотел бы знать, откуда вы к нам приехали?

Флинн с трудом сумел подавить тяжелый вздох. Как ему надоел этот вопрос! Пришлось напомнить себе, что он собирался произвести на этого типа благоприятное впечатление.

– Из Америки, сэр, из столицы этой страны.

– Из Вашингтона, – уточнил герцог, не спуская с него глаз.

– Совершенно верно.

– Сколько вам лет?

– Тридцать три, – немного удивившись, ответил Флинн. Старик кивнул и продолжил:

– А когда у вас день рождения?

Как всегда, Флинн решил по возможности говорить правду – до того момента, пока она не станет казаться этим людям бредом сумасшедшего.

– Я не могу сказать точно. Мои родители говорили, что мой день рождения шестого сентября, но я не думаю, что они были в этом уверены.

Герцог и другой старик обменялись многозначительными взглядами.

– Вы сказали, шестого сентября? – переспросил второй старик.

– Да. – Флинн с облегчением обратился к нему. Говорить со слугой было намного легче, чем с господином. – Простите, вы не представитесь мне еще раз? Я знаю, что нас познакомили на свадьбе, но плохо запомнил ваше имя.

– Лурдс, к вашим услугам, сэр, – произнес старик с почтительным поклоном.

– Мистер Лурдс, рад новой встрече с вами.

– И я тоже рад видеть вас, сэр.

Стариковские глаза были такими водянистыми, что Флинну даже показалось, будто они полны слез. Интересно, Лурдс хоть что-нибудь видит?

– Вернемся к дате шестое сентября, – напомнил герцог. – Почему вы считаете, что ваши родители не знали точной даты вашего рождения?

– Они меня усыновили, а шестого сентября меня нашли – по крайней мере они так говорили.

– Вас нашли? – Герцог так и впился в него глазами. Флинн исподтишка перевел дух. Каждый раз, когда его вынуждали обсуждать с посторонними эту тему, в груди возникала острая боль. Наверное, именно так чувствуют себя люди, страдающие сердечными приступами, И если такой приступ случится с ним прямо сейчас, он умрет на месте. Медицина девятнадцатого века могла похвастаться разве что пиявками да искусством повивальных бабок – если он правильно запомнил школьный курс истории.

– Да, меня нашли. Собственно говоря, это случилось где-то неподалеку от Мерстана. Вот почему считалось, что я родом из тех мест. Но никто меня не искал и никто не заявлял о пропаже, и тогда родители сочли возможным забрать меня с собой в Америку.

Теперь и Мелисанда уставилась на него так, будто видела в первый раз. Он всей кожей ощущал ее напряженный взгляд.

Герцог заметно помрачнел.

– Это абсурд, – грубо буркнул он, обращаясь к Лурдсу. – Его просто научили, что нужно говорить, вот и все.

– Сэр, да вы только посмотрите на него! – горячо шептал Лурдс, наклонившись к самому его уху. – Но возможно, вы не в состоянии рассмотреть…

– Я в состоянии рассмотреть все, что нужно! – раздраженно перебил его герцог.

Мелисанда с Флинном украдкой переглянулись, и Мелисанда показала глазами на портрет у него за спиной. У Флинна появилось смутное ощущение, что он не поставлен в известность о каком-то важном обстоятельстве, придававшем смысл этому странному допросу.

– Как вы получили свое имя? – спросил герцог, снова пригвоздив его к месту своими необычными глазами.

– Патрик – фамилия моего приемного отца.

– Нет, нет, – герцог нетерпеливо тряхнул головой, – я же спросил об имени! Почему ваши родители вас так назвали?

– Флинном? – Он сделал глубокий вдох. Ему совершенно не улыбалось выворачиваться наизнанку перед каким-то старикашкой. – Судя по всему, именно так я назвал себя, когда очутился… когда меня нашли мои родители.

Лурдс издал какое-то невнятное восклицание, и все обернулись к нему, но он успел отвернуться, делая вид, что закашлялся, и спрятал лицо за носовым платком.

– Извините, – произнес он через минуту. – Весенняя погода так обманчива…

– Аллергия, – с сочувствием кивнул Флинн. – Я тоже от нее страдаю, но только осенью.

– Аллергия? – опешил Лурдс.

– Это все пыльца, ну, она летит с деревьев. От нее у с слезятся глаза и течет из носа. – Слишком поздно Флинн сообразил, что в девятнадцатом веке доктора понятия не имели о том, что такое аллергия.

– Что это еще за чертовщина? – не выдержал герцог.

Флинн поспешно оглянулся на него. В груди зашевелилась неясная тревога: внимание, он делает что-то не так!

– Ничего особенного. Это просто… я однажды слышал об этой штуке.

– Терпеть не могу пустой болтовни, – заявил герцог, всем своим видом выражая неодобрение. – Сколько лет вам было, когда ваши родители вас «нашли»?

– Пять или шесть. – Флинн неопределенно повел плечами. – Никто не мог сказать точно.

– А вы могли бы вспомнить что-то из того, что было до вашего усыновления? – поинтересовался Лурдс.

– Нет! – автоматически отрезал Флинн.

– Вы ответили слишком поспешно, – заметил герцог. – Неужели вы даже не пытались хоть что-нибудь вспомнить?

Флинн мысленно застонал. Он и сам не ожидал, что его попытка говорить правду породит вопросы, способные задеть его за живое. Вот уже много лет ему даже в голову не приходило оживлять память о тех временах, когда он еще не был сыном Нейла Патрика. Он запретил себе возвращаться к этим воспоминаниям. Он так отгородился от прошлого, что иногда сам с трудом верил в то, что когда-то все было по-другому. И сейчас ему требовалось все мужество и самообладание, чтобы выдержать этот допрос. – Нет, я никогда не пытался ничего вспоминать. Что было, то прошло. Я никогда не понимал тех людей, которые без конца цепляются за прошлое.

Лурдс и герцог вполголоса обменялись краткими фразами, но Флинн не расслышал ни слова. Хорошо, если старики решили оставить его в покое и приступить наконец к Мелисанде. Он по-прежнему был уверен, что не он, а она является объектом их интереса в качестве особы, удравшей из-под венца от их наследника.

Может быть, в девятнадцатом веке существовала такая техника допроса – ходить без конца вокруг да около, чтобы окончательно запугать обвиняемого?

– С вашего позволения, мистер Патрик, мы бы хотели попросить вас изменить своим правилам и попытаться что-нибудь вспомнить. – Судя по его виду, герцог не сомневался в том, что его «просьба» будет выполнена. Флинну стало совсем худо.

– Честно говоря, я не понимаю, зачем это нужно, – с запинкой произнес он. – При всем моем уважении к вам, ваша светлость, это все-таки мои личные воспоминания. И я не понимаю, почему они вас так интересуют.

Герцог продолжал буравить его взглядом. Флинн решил, что его прозрачные синие глаза кажутся ему необычными потому, что выглядят слишком молодыми на таком старом лице.

– А вы все-таки уважьте старика, – наконец промолвил Мерстан и откинулся в своем кресле, сложив руки на животе.

Флинну стоило больших усилий выдержать его взгляд. Большинство его ранних воспоминаний было связано с переездом в Америку и ощущением чуждости внезапно окруживших его людей и обстановки. Однако в свое время он наслушался столько витиеватых рассуждений, толковавших эти детские впечатления с точки зрения новейшей психологии, что даже не стал о них говорить.

– Я помню… – Он сделал глубокий вдох и с умным видом уставился в потолок. Через минуту он опустил взгляд и посмотрел на герцога, на Лурдса и на Мелисанду, следившую за ним с таким же вниманием, как и два старика. – Вы знаете, все это кажется каким-то неинтересным. В конце концов, мне было от силы шесть лет. Маленькие дети воспринимают мир совсем по-другому, и то, что могло показаться мне важным тогда, вряд ли действительно имело значение.

– Мы это понимаем, – терпеливо кивнул герцог.

– Ну же, Флинн. – Мелисанда тоже кивнула ему и даже пожала руку, стараясь ободрить.

Вот так дела! И это после всего, что они наговорили друг другу вчера? Что же здесь происходит?

– Я помню кусты, – послушно начал он без особой надежды хотя аудитория ловила каждое его слово, Флинн не сомневался, что их ждет скорое разочарование. – Я помню, как любил прятаться в этих кустах и без конца по ним лазал.

Лурдс закивал так, что стало страшно, как бы он не вывихнул шею. Если первая порция информации привела старика в такой восторг, то к концу рассказа его запросто может хватить удар!

– Хорошо, – сказал герцог, – Что еще?

– Я помню большой камин, обложенный камнем, – продолжал Флинн, скрестив руки на груди и глядя в огонь. – И над этим камином… что-то такое большое… как бы вам сказать… – Он не заметил, что пытается помогать себе руками. Его глаза по-прежнему были обращены на пламя, однако взгляд стал рассеянным, блуждая где-то в тайниках души. – Нет, не могу вспомнить, что это было, но я помню, как мне было интересно. Кажется, я даже влез на камин, чтобы разглядеть эту штуку поближе. Вроде бы это была картина… ох нет! – Он встряхнул головой, как будто это помогало оживить самые давние воспоминания. – Голова… Ну, вы знаете – охотничий трофей. Голова медведя или еще какого-то зверя!

Лурдс уже не скрывал торжествующей улыбки. Но Флинну было не до этого, ожившие воспоминания всплывали одно за другим.

– Еще там был… пол, мраморный пол с какими-то серо-голубыми завитками. Очень холодный, я помню, как обводил узоры пальцем.

Он надолго умолк, погрузившись в запутанные лабиринты памяти. Скрытые в них картины были смутными и невыразительными, но настоящими. Флинн был уверен, что ничего не выдумал. Этих картин становилось все больше, но они по-прежнему были разрозненными обрывками, не желавшими складываться в единое целое, как фрагменты невероятно сложной мозаики.

– Вы можете вспомнить кого-нибудь из людей? – вполголоса спросил Лурдс, как будто хотел стать ему проводником на сеансе медитации.

Флинн отрицательно качнул головой.

– Но зато я помню… птицу!

Герцог так резко подался вперед, вцепившись в подлокотники кресла, что Флинн очнулся и сосредоточил на нем свой взгляд.

– Что это за птица? – спросил Лурдс.

Флинн удивленно посмотрел на старого слугу. С какой стати его это так заинтересовало? Впрочем, это было не менее нелепое воспоминание, чем те, которыми он делился со стариками до сих пор.

– Совершенно черная птица, вроде вороны, наверное. В то время она казалась мне просто огромной. Я помню, как птица сидит на камине. Наверное, ей каким-то чудом удалось пробраться в дом.

Воспоминания несколько потускнели, потому что теперь Флинна заинтересовало то, как ведут себя герцог и Лурдс. Герцог следил за ним, Флинном, а Лурдс следил за герцогом. Флинн повернулся к Мелисанде и с виноватым видом приподнял брови.

– Пожалуй, это все. Я ничего не выдумал, – промолвил он в ответ на ее вопросительный взгляд. – Я понимаю, что этого слишком мало, но все до последнего слова – правда. – И он снова обратился к герцогу: – Это все, что вы хотели узнать?

– Видите? – горячо воскликнул Лурдс, теребя герцога за плечо. – Это он! Я предчувствовал это с самого начала – и не ошибся! Птица, ваша светлость, птица! Он помнит того ворона!

Глава 15

– Погодите, – воскликнул Флинн, не в силах сдержать любопытство, – о чем это вы толкуете? Что все это значит?

Лурдс выпрямился и посмотрел на него, но не произнес ни слова. Герцог тоже поднял голову, вглядываясь в его лицо.

– Как долго вы находитесь в Англии?

– Около недели.

– Вы вернулись сюда в первый раз?

– Да.

– Почему вы сделали это именно сейчас?

А вот это был очень опасный вопрос. Флинн оглянулся на Мелисанду, но она потупилась, избегая смотреть на него.

– У меня не было выбора, – начал он. – Я… мой отец не так давно скончался, и моя мать… пожелала, чтобы я вернулся. Я и сам толком не понимаю почему, но я подчинился, чтобы не обижать ее.

– Она все знала, – шепнул герцогу Лурдс. – Возможно, под конец в ней проснулась совесть.

– Она не советовала вам обратиться ко мне?

– К вам? – При одной мысли об этом Флинну стало смешно. – Нет, не советовала.

– Почему вы так развеселились? – Герцог грозно нахмурился, и Флинну сразу стало не до смеха. – В моих вопросах нет ничего смешного!

– Да, я знаю… сэр, но одна мысль о том, что она могла посоветовать мне обратиться к вам, показалась мне забавной. Простите, если я невольно вас обидел.

– А кто-то другой советовал вам обратиться ко мне? Флинн понимал, что играет с огнем, но не удержался и с лукавой усмешкой покосился на Мелисанду:

– Вот она, вчера вечером, после того как получила ваше письмо. Она сказала, что нам следует принять приглашение. И вот я здесь.

Герцог посмотрел на Мелисанду, а потом снова уставился на Флинна.

– Означает ли это, что в противном случае вы не пришли бы сюда?

– Да, я бы сюда не пришел.

Возникшая пауза показалась Флинну особенно зловещей в чопорной обстановке этой роскошной гостиной.

– Мистер Патрик, – осторожно начал герцог, – на протяжении многих лет передо мной прошла целая толпа молодых людей, пытавшихся выдать себя за моего пропавшего сына. Вы ведь знакомы с этой грустной историей? – Он вопросительно поднял брови, глядя на Флинна.

Флинн растерянно посмотрел на Мелисанду, и та ответила многозначительным взором, который он не смог перевести. Или сделал вид, что не смог, потому что не хотел.

– Насколько мне известно, – медленно произнес он, – мальчик умер еще в детстве.

– Мы были вынуждены объявить его мертвым, мистер Патрик. В тот день он играл с Лурдсом и выбежал на террасу. Больше его никто и никогда не видел.

У Флинна в груди оборвалось сердце, а на лбу выступил обильный пот.

– Его похитили? – спросил он непослушными губами.

– Мы не могли в это поверить, по крайней мере сначала. Лурдс был убежден, что слышал громкий плеск, говоривший о том, что мальчик упал в фонтан, но мы так и не нашли никаких следов. – Лорд Мерстан опустил взгляд на свою руку, сжимавшую деревянный подлокотник кресла. – Его звали Норфлин Беллами Гамильтон Арчер, и дома мы звали его Флинном.

Флинну стало трудно дышать, как будто легким не хватало воздуха. Он закашлялся, но все же нашел в себе силы сказать:

– Это… совпадение.

Это было какое-то безумие, даже по сравнению с тем сумасшедшим домом, в котором он существовал последние дни. Однако герцог так не считал.

– Вы в этом уверены? – осведомился он, не скрывая своей иронии.

– Я… да, конечно.

Флинн был в отчаянии. Не дай Бог они поверят в эту чушь! Он не выдержит, это свыше его сил! И тем не менее все совпадало с какой-то дьявольской точностью. Во всяком случае, эти два старика почти поверили в него. Точнее. Лурдс вообще не питал ни малейших сомнений в том, что отыскал давно пропавшего наследника герцога Мерстана.

В отличие от них Флинн отлично помнил одну вещь, о которой вынужден был молчать, чтобы не кончить свои дни в доме для умалишенных. Он угодил сюда 1998 года, а следовательно, никак не мог оказаться тем самым маленьким лордом Норфлином, бесследно пропавшим много лет назад. Он мог быть только собой, Флинном Патриком, штатным помощником сенатора Ирвина Стрэнда с дипломом Колумбийского университета. Словом, простой американский парень до мозга костей.

– Флинн, выслушай их, – взмолилась Мелисанда. При том в ее темных очах светилось такое благоговение, что он едва не поддался искушению. Но стоило взглянуть на лорда Мерстана и Лурдса, двух почтенных старцев, даже на исходе жизни не пожелавших смириться с тем, что их надежды уйдут вместе с ними, как Флинн понял, что у него не хватит совести так нагло воспользоваться их слабостью.

– Мой сын пропал без следа, – продолжал герцог недрогнувшим голосом, – точно шестого сентября, мистер Патрик.

Флинн будто получил удар под ложечку. Он вскочил и отвернулся, не в силах продолжать этот спектакль. Но не тут-то было: он оказался лицом к лицу с портретом матери и сына. Прозрачные голубые глаза темноволосого мальчика смотрели ему прямо в душу.

И из каких-то глубин памяти неожиданно выплыли слова Нины: «У цыгана глаза должны быть темными. А у тебя они слишком светлые, голубые!»

Флинн как можно тверже произнес про себя, что на свете есть множество людей с синими и даже голубыми глазами. Взять, к примеру, самого герцога. Или мать Флинна. Даже у его отца, Нейла Патрика, были бледно-голубые глаза, чей холодный льдистый оттенок он использовал без зазрения совести, когда нужно было нагнать страх на подчиненных.

Не говоря уже о том, сколько событий случается каждый год шестого сентября. Люди рождаются, умирают, переезжают с места на место, женятся. И никому и в голову не приходит считать это не более чем простым совпадением.

– Неужели для вас это такое несчастье, мистер Патрик, – вкрадчиво промолвил Лурдс, – быть признанным наследником Мерстана?

Собственно говоря, а почему бы и нет? В этом мире он только и делает, что изображает из себя кого-то другого. Так почему бы не стать герцогом? Он от этого лишь выиграет. И не только на данный момент, и не только для себя самого. Если его по всем правилам утвердят в качестве наследника герцога, благополучие Мелисанды можно считать обеспеченным. И вдруг он подумал: уж не поэтому ли в галерее Мерстана оказался ее портрет?

Флинн медленно повернулся лицом к собравшимся.

– Конечно, я не вижу в этом ничего плохого, – осторожно произнес он. – Но, если говорить начистоту, происходящее не укладывается у меня в голове. И к тому же, – добавил он чистосердечно, – я не хотел бы стать причиной новых переживаний и лишней душевной боли, разбередив старые раны. Если на поверку все-таки выйдет, что я не этот ваш Норфлин, как вы переживете новый удар? И кстати, как вы собираетесь меня проверять?

– Достойный ответ, – заметил герцог, пристально всматриваясь в своего возможного наследника. Флинн затруднялся сказать, говорит он серьезно или иронизирует. – Вы абсолютно правы: нужна проверка. Однако что касается того, что вам угодно было мягко назвать «душевной болью», то пусть вас это не волнует. Мы готовы на любые жертвы ради возможности передать титул и поместье человеку нашей крови, истинному потомку прославленного рода Арчеров. Я не страдаю женской сентиментальностью и не собираюсь умирать от разбитого сердца, если вы это имели в виду.

Инстинктивно Флинн с опаской покосился на Мелисанду. Нина в подобной ситуации никогда не оставила бы без ответа нелестный отзыв герцога о женской сентиментальности. Однако Мелисанда сидела как ни в чем не бывало, ловя каждое слово из их разговора. Конечно, она все слышала, но даже не подумала обижаться. Как это ни удивительно, но Флинн почувствовал себя обиженным… за нее! И за себя тоже. Он повернулся к герцогу и натянуто произнес: – Мне почему-то всегда казалось, что любовь к сыну не является исключительно женской привилегией.

– Никто не любил своего сына так преданно, как его светлость! – выпалил Лурдс, угрожающе шагнув вперед и меряя Флинна возмущенным взором.

Герцог заставил его замолчать повелительным взмахом руки.

– Рад это слышать, – язвительно ответил Флинн. – Вряд ли на свете найдется человек, добровольно признавшийся в том, что не любит собственного ребенка!

– А вы весьма самоуверенно высказываете свою точку зрения, мистер Патрик, – заметил герцог.

– Вера в себя помогает мне сохранить чувство собственного достоинства, – отвечал Флинн.

Тогда герцог обратился к Мелисанде:

– Уж не это ли его качество вы нашли особенно привлекательным, когда выходили за него, миссис Патрик?

– Я… я… – залепетала Мелисанда, захваченная врасплох тем, что внимание присутствующих внезапно переключилось на нее.

– Конечно, нет, – процедил герцог с леденящей улыбкой. – Вас вообще не привлекает в этом человеке ни одна его черта. Еще бы, ведь этот бессердечный негодяй похитил вас прямо из-под венца!

Мелисанда собралась что-то сказать и в отчаянии посмотрела на Флинна. Тот едва заметно покачал головой. Она послушно сжала губы и неуверенно глянула на герцога.

– Подробности этого похищения, – отрезал Флинн, – не имеют никакого отношения к теме нашей беседы!

– Неужели? – Герцог с надменным видом приподнял бровь. – В любом случае они давно всем известны. И мне кажется, что привычка красть чужих невест вряд ли пристала наследнику герцогского титула.

– Ну, должен признаться, что в тот момент я как-то не подумал о том, что могу стать наследником титула! – парировал Флинн с ехидной улыбкой.

– Вы снова позволяете себе легкомысленные высказывания о чрезвычайно серьезных вещах! – грозно воскликнул герцог.

– Честно говоря, я попросту не знаю, что еще можно сделать в подобной ситуации.

– Возможно, вам лучше было бы просветить нас, по какой причине вы действовали так, а не иначе. Ведь что-то должно было заставить вас похитить чужую невесту прямо из-под носа у жениха?

– Так сложились обстоятельства.

– И это все? Боюсь, что не могу согласиться с вами. Вряд ли человеческую алчность можно считать просто обстоятельством. Ибо я более чем уверен, что именно алчность толкнула вас на преступление – иначе с какой стати человеку без гроша за душой похищать богатую невесту, а потом жениться на ней?

Флинн едва успел подавить в себе очередную вспышку ярости, вызванную надменным поведением герцога. Его чувства не играли в данный момент никакой роли. Он явился сюда, чтобы спасти Мелисанду. Вот о чем ему нельзя забывать ни на секунду.

– Вам никогда не понять, чем мотивированы мои поступки, – отвечал он. – И не надейтесь, что я стану вас просвещать. Лучше давайте вернемся к делу. Насколько я понимаю, вы пригласили меня сюда для того, чтобы определить, не могу ли я быть вашим давно потерянным сыном. Вы уже успели это определить? И если нет, то что еще вы собираетесь с нами проделать?

– А он любит идти напролом, верно? – обратился к Лурдсу герцог, в очередной раз окинув Флинна оценивающим взглядом. При этом у самого Флинна возникло ощущение, как будто он экспонат в зоопарке, и герцог явно это почувствовал.

– Совершенно верно, ваша светлость, – откликнулся Лурдс. – Точно так же, как и вы в его годы.

Хозяин с благодушной улыбкой оглянулся на своего слугу и обратился к Флинну: