Текст книги "Вожделение бездны"

Глава 35

Спроста сказано, да не спроста слушано. Не всё мели, что помнишь. Через край нальёшь, через край и пойдёт. Первая пороша – не санный путь. Бешеному дитяти ножа не давати

В префектуру вошёл импозантный господин с понимающим лицом. Были в господине надмирность и свежесть. Через пять минут он был представлен главе местного кабельного телевидения. Ещё через двадцать господин получил контракт на серию часовых программ формата «формула успеха» – ток-шоу, днём, по будням, – вкупе со вполне разумным авансом. Называлось «Шоу толка».

Редактор, пряча в усы внезапное счастье, предложил отметить. Господин уклонился, обронив, что тема воздержания от пития будет новаторски раскрыта, возможно, в одной из передач. Редактор с удовольствием согласился на новаторство.

Пригласили девушку – администратора по гостям, и новорождённый ведущий протянул ей список фамилий. Девушка взяла бумагу, равнодушно посмотрела. Не поверив, она пробежалась по именам ещё раз и, обескураженная, подняла квадратные глаза на главного редактора, не в силах вымолвить ни слова.

Расценив её молчание как знак восторга и, разумеется, готовности к выполнению поставленной задачи, главный редактор вышел. Девушка перевела взор на ведущего, беспечно изучавшего графики, приказы и фотографии на стенах.

– Простите, но у нас кабельное, муниципальное телевидение, – пролепетала девушка. – Сюда не ходят VIP-персоны такого уровня. Этого никогда не было!..

– То, чего не было никогда, вот-вот произойдёт. Закон жизни. Вы замужем?

– Нет.

– Были?

– Никогда.

– Хотите?

– Да… но…

– Когда? Как ваше имя?

– Как получится, – шепотом ответила девушка, желая провалиться. – Анжелика.

– Вот с вас и начнём, голубушка. Первое задание вам как администратору… нет, давайте назовём по-другому. Вы – продюсер по гостям прямого эфира! Договорились? Договорились. Первое задание вам, Анжелика, лично: найти мужа к финалу нашего сериала, то есть… так-так… Словом, быстро. И не позже чем через два месяца венчаться. В крайнем случае просто расписаться в загсе. Вытерпите? Думаю, да.

– За кого? – окоченела от ужаса девушка. – У меня и нет никого. Да и вообще они все сейчас такие…

– Они прекрасны. Их много. Как минимум десять. И каждый мечтает встретить вас и жениться. Я знаю.

Ведущий говорил столь уверенно, что девушка густо покраснела. Она увидела себя в лимузине, в белом платье и с десятью женихами. Каждый держал в руках бархатную коробочку: у любой здоровой девушки как раз десять пальцев.

Анжелика пошевелила холодными пальцами.

– О, вы уже начинаете шевелиться! – восхищённо подметил ведущий. – Вы очень талантливы. Я уверен: задача будет решена. А сейчас пойдём готовиться к первому эфиру. Где у вас грим-уборная и телефон?

– Телефон?.. Может быть, факс? И найти виповых пресс-секретарей?

– Телефон. А что вас удивляет? Мы будем разговаривать с вице-президентом банка «Ё» по простому городскому телефону. И с его женой, шляпницей, тоже. Скоро бега, дама вся в хлопотах, клиентов уйма, – дело в шляпе.

– Но я… мы никогда… Ах да, вы же… но как?

– Это и есть самый главный вопрос. И вот второе задание для вас. Кстати, вы помните первое? Посмотрите на четвёртую фамилию: он холост.

Девушка посмотрела. Холост? Пальцы потеплели. Неужели холост!

– Так вот, второе задание. Вы слушаете, что я буду говорить по телефону, запоминаете. Лучше запишите на диктофон. Освойте мою стилистику телефонной беседы, и через неделю у нас тут будет стоять очередь из випов, рвущихся в прямой эфир – кабельный и муниципальный, да, да, я помню, но я неспроста пришёл именно сюда. Я знал, что вы хотите замуж. Обратили внимание на номер четыре? – Ведущий молол и молол, а девушка чуяла перемены, робела и млела.

С каждым его пассажем обновлялись её эритроциты. И кожа словно менялась: желтоватая и шершавая слезла, бронзоватая и шелковатая вылезла.

– Бронза и шёлк! – воскликнул ведущий. – Символ дебютного эфира! У вас есть словари ударений, толковые, арго, справочник улиц и переулков, гид по бизнесу?

– Есть… – вернулась в себя девушка. – У главного в кабинете.

– Они должны быть здесь, голубушка, под рукой и, так сказать, под языком! Вы понимаете, как сейчас трудно завоевать престиж? Раньше было проще. А теперь надо знать русский язык и традиции. Это становится модно. Вот и вторая тема. Записали?

– Да. Принести сейчас? У меня и дома кое-какие валяются. «Демографический энциклопедический словарь», хотите?

– Как он попал к вам в дом? – заинтересовался ведущий. – Отлично! Да! Хочу демсловарь. Конечно. И как попал?

– Не знаю, он 1985 года…

– А вас когда родили? Подождите, сейчас догадаюсь. В 1987-м? И всё ещё не замужем? Да меня вам Бог послал. В пророческом смысле. А теперь позвоним в банк. Справочник?

Разложив пособия, ведущий полистал, помыслил и снял трубку. Анжелика перестала дышать. Десятки раз она слышала, как далеко посылают абонентов, обращающихся в те сферы от имени этого кабельного телевидения.

Погоня за звёздными гостями стала ежедневным спортом практически всех изданий, как бумажных, так и аудиовизуальных. Звёздные персоны знали это и проявляли недюжинную разборчивость, поскольку их воспитывали специально обученные люди: стилисты, а многих – даже имиджмейкеры.

Страх обуял Анжелику, вообразившую себе неминуемый позор телекомпании, а в личном плане – провал её встречи с номером четвёртым. Девушка зажмурилась, даже уши ладошками прикрыла, и для спокойствия начала считать барашков: один барашек, два, три… На четвёртом что-то застопорилось, она приоткрыла одно ухо и с непередаваемым чувством услышала…

– Да-да, Саша, вы правы! – вежливо улыбался ведущий, непринуждённо болтая с насельником невидимого мира. – Поклонники Качалова так любили его послушать, что у прислуги артиста по бешеным ценам раскупали его окурки! Не торгуясь! Прислуга наживалась, поскольку великий голос продымливался каждодневно. Об этом мы тоже поговорим!

Анжелика знала, куда звонил ведущий. Поэтому сам факт разговора, весело журчащего уже не меньше десяти минут, был факт – и немыслимый. Но весомый, как чемодан с валютой.

Ведущий ласково простился с господином Нифаговым до понедельника. Стартуем в три часа, встреча в полтретьего.

– П-п-ридёт? – прошептала девушка.

– Да. С супругой. Она принесёт свежие шляпы. Он курит сигары. Банкир, а член Союза драматургов! Молодец парень.

– Откуда вы это узнали? А сигары он будет в кадре курить? У нас нельзя… – вспомнила девушка. – Боремся.

– С чем боретесь? С деньгами? Со своими собственными доходами? Успокойтесь. Он не будет курить в кадре. Но чтобы больше я никогда на этом проекте не слышал слова «нельзя», договорились?

– Договорились, – прошелестела девушка, не веря ушам.

Ведущий набрал следующий номер, и через две минуты Анжелика узнала, что:

– …теперь, если надо высказаться, уже не надо корчиться от важности. Пристраиваться к аудитории тоже не стоит: представьте, что ни рабочих, ни крестьян не осталось. Ни грешных, ни праведных… Вашего уровня…

«Ой! – неслышно пискнула продюсер по гостям. – Он же велел записывать и запоминать. А как я это запомню?..»

Пока ведущий тонко перешучивался с третьим визитёром, она настроила запись по телефону, чтоб не пищало, и замерла в ожидании беседы с четвёртым, сами понимаете.

Ведущий набрал номер четвёртого. Анжелика разволновалась и покинула комнату, не в силах присутствовать при разрушении своей мечты. Она уже согласилась и на одну бархатную коробочку. Десять – это многовато. Но платье и лимузин записались на её жёсткий диск, в твёрдую память.

Ведущий вышел в коридор и подозвал Анжелику, всё понимая и не выговаривая ей за малодушие. Он лишь попросил её не убегать с работы, когда гости придут и действительно сядут перед камерой.

– Договорились? – Ведущий любил это слово. – Да, деточка? Премьера, конечно, будет нелёгкой, но первое задание мы ведь не отменяли, да?

Девушка, чуть не плача, посмотрела на мужчину – и вдруг рассмотрела. Какое вдохновенное лицо! Какие мудрые глаза! Весь округ замрёт у экранов. Она даже допустила, что номер четвёртый может оказаться ветреником… Но ведущий остановил опасную крамолу:

– Работа – вот успех, который сам ведёт к вершинам! Думай о хорошем.

Анжелика побежала докладывать, а ведущий, подкрутив несуществующие усы, отправился восвояси.

Глава 36

Казнись в добрый час, на кобылу глядя, а самого положат, так поздно. Упился бедами, опохмелился слезами. Видна печаль по ясным очам, кручина по белу лицу

Я шла домой с нехорошим чувством, будто ребёнка обманула.

Васька, понюхав цветочки, успокоился. Хорошо бы, забыл мою полоумную лекцию! Ничего выдающегося в ней не содержалось: моя память может выплеснуть миллион подобных пассажей. Ваське досталось от меня кратофильской диссертацией по голове потому, что ветер подул, звёзды встали, луч упал, птица перепорхнула. А мог пойти гротесковый каскад: цитаты из писем радиослушателей. Есть у меня одна концертная подборка, где я – предмет осмысления. С одной стороны, пишет ко мне мужчина, – я зверь и пакость. С другой стороны, пишет женщина, – ничего лучше она в жизни не слышала. Суждения вынесены по одной и той же передаче. Пары вольных рецензентов собраны случайным касанием судьбы, а случайностей – море.

Иногда противоборствующие, противочувствующие стороны пишут в дорогую редакцию одинаково грамотно. Это редко, но бывает, и тогда я ненадолго теряюсь. А потом нахожусь, и вновь продолжается бой, и сердцу тревожно в груди-и-и… Продолжение песни известно тем, кто застал СССР. Кто не застал, пропустите абзац: не печатать же тут ноты.

От попарных писем Ваське пришлось бы ещё хуже, поскольку единство противоположностей, и некстати мог проступить образ матери, а так у него появилась возможность мнить меня жестокой или сбрендившей – и коммуницировать по умолчанию.

Через неделю мне следовало выйти на работу, но мысль об этом давила и удручала. Улетучился восторг и кураж, иссякло моё фирменное заполошное любопытство, подзасохла нежность, угасло пламя. Не впервые бузит публика. Но я впервые не желаю больше говорить. И вопросов у меня нет. Квадратная лампа с паролем очарованности «микрофон включён» перестала манить меня.

Дома я не могла найти себе места. Книги на полках угрюмо помалкивали. Рука, привыкшая тянуться к ним по любому заветному делу, не поднималась. Откуда им знать! Им, бородатым умам штучного прошлого, и не снилось, что в эпоху технологической глобальности публика перестанет быть аудиторией, сбросит иго послушания и бросится в личное авторствование, точно зная правду, – и начнётся кошмар.

Мы начинали это сами. Мы тащили публику в эфир. Мы до дна выпили жанровый коктейль и, не рассчитав, упились интерактивностью в дым, позабыв, что создание всегда отрывается от создателя. Сотворённый кумир (а не сотвори!) тем и ужасен, что непременно требует кровавых подношений. У него твёрдый комплекс полноценности.

Помните письмо гекзаметром? В нём содержалась провокационная просьба выдать отправителю как можно больше адресов несчастных россиян, ущемлённых в чём угодно и почему-либо. Издевательское письмо. Автор – А.Е. Кутузов. Написал, как начихал, и пропал. Странный тип, а вышло горе, и теперь я гуляю по лесам с его сыном, осиротевшим по несчастному случаю, и адрес отправителя шутки стал адресом получателя беды. Убежал учёный муж и не ведает, что натворил.

Ожил телефон, каменно молчавший две недели. Сурово позвав меня, он, Иван Петрович, осколочек аудитории, целевой сосуд греховный, выдернул из горла пробку и горячо расчихвостил мою передачу прошлого века. Я не удивилась. Модно.

Тошно.

Ну позвонил, ну не помню я эту передачу, или помню, – какая разница? – и ясно, почему беспардонно позвонил домой: на работе меня, кажется ему, нет, а высказаться ему хочется, он так долго думал, собирал мысли. Хулигански грежу: дядя листает учебник хорошего тона, но там не запрещается звонить радиоведущему домой. Дядя решается, нанизав идеи на золотые нити логики. Результирующее колье велит носить пожизненно, ибо он просветил меня.

Хорошо Мотаеву! Есть и такой журналист. Он работает в журнале для буржуев. Он не получает писем от читателей, им чисто некогда писать, они довольны журналом. Аудитория Мотаева моется в талассо и бреется у лучших кутюрье. Ей весь этот патриотизм по такому месту, куда наши слушатели давным-давно и безвозвратно посланы верховным главнокомандующим.

Да люблю я вас! Я очень всех люблю. А вы не хотите, чтобы я любила всех. Ревнуете. Страшна вам любовь немаркированная, немотивированная, просто так, вообще, из одной посылки, что все мы твари Божьи. Нет, это плохо, пишете вы, так не пойдёт. Сначала разобраться надо, виновных наказать, а потом достойных любить.

Вот в этом мы с вами точно не сойдёмся. Никогда.

Глава 37

Из многих малых выходит одно большое. Редко, да метко. Великонек, да плохонек; а малёк, да умненек. Коротко, да узловато

Настал заветный день и окутал муниципальное кабельное флёром близкой славы. Смутные предчувствия, затаённые надежды. Главный редактор впервые появился со своей половиной.

Все нервничали, поскольку лиц, вызванных в эфир, вживую никогда не видали, не чаяли, полагая, что все они – ловкая костюмированная постановка ради глянцевых обложек.

Данный эффект и собирался эксплуатировать новый автор-ведущий: отдалённые галактики медиаперсон сами, на подлинной интерактивной основе, открывают себя самому простому человеку, попутно убеждая его в своей реальности.

Новаторская концепция! Жители галактик известного уровня, как правило, не нуждаются в доверии простого человека. Им его даже не видно.

Милостливые редкоземельные электоральные потенции простого тоже не занимают сих галактоидов, ибо никуда баллотироваться в ближайшие сотни лет они не собираются. Вы можете сказать – все баллотируются. Рано или поздно. Ан нет, куда все! Только слабонервные, неспособные купить хоккейный клуб и летать на тренировки своим транспортом. Да не за шайбой побегать, а полюбоваться неназойливо.

Осветители робко включили софиты, декораторы с ужасом выставили на сцену два диванчика, уборщица смела последние молекулы человеческого иноприсутствия, чтобы галактоидам было комфортно, свежо, стерильно.

Ведущий стоял у входа в студию, как жених на верхней католической ступеньке, ожидая счастья и личной жизни. Вы знаете, как оно бывает в костёлах: так и просится в кино. Идёт невеста; млеет он; глазеет публика и тоже млеет, в тайном ожидании, что кто-нибудь скажет: «Нет, не беру…»

Администратор Анжелика, ныне продюсер по гостям прямого эфира, мысленно пересчитывала копейки на сберкнижке – надолго ли хватит после увольнения?

Скромно подъехала машина «бентли», без сопровождения. Вице-президент банка «Ё» Нифагов и его супруга, шляпный дизайнер, вышли на люди по-хорошему, по-простому, полные слов, заготовленных в жертву эфирному гениусу. Любимая тема, успех, но в особой, утеплённой интерпретации для зрителей муниципального канала, для демоса, без пафоса, – это свежо.

Автор программы шагнул, протянул, пожал, улыбнулся, – «поднимем гумус до демоса», – очарованные греческими корнями Нифаговы растаяли, перестали замечать муниципальность антуража. Анжелика не дыша взирала на чудеса и опять верила в номер четвёртый. Главный редактор пожимал плечо своей половине. Команда программы чуяла дух межпланетного искрения, подобный озоновому.

Всё началось вовремя, как обещал ведущий. Он был прекрасен и спокоен. Телезрители, нечаянно тронувшие свои приёмники в тот день, могли видеть картинку тёплой человеческой радости: встретились хорошо и по-доброму знакомые люди. «Шоу толка»!

Нифаговы сидят на диванчике справа, ведущий на диванчике слева. На заднике студии – синее полотно, предельно аскетичный фон. Сразу понятно: шоу толка – это вам не ток-шоу. Главное – показы смысла. Где-то по старинке работают, а тут инновация: на вечернем показе дизайнер Чудашкин и светская тигрица Кошак обсудили очередные находки в области смысла жизни, – это из анонса.

Зритель дома сидит на диване, под фикусами, и ничего не подозревает. С первого кадра ему, как обычно, всё ясно, за крохотным исключением, однако спросить не у кого, да и что странного: мужчина пришёл на эфир с супругой. Большинство телезрителей тоже в гости ходят с супругами. Крохотную неясность даже огласить невозможно, не идентифицируется она – так, туманчик.

Ведущий открывает рот и говорит. Нифаговы открывают рот, который мгновенно становится общим, и поначалу говорить не могут. Зритель на диванчике открывает рот и не закрывает.

Анжелика за кулисами зажимает ротик ладошкой. Главный редактор зажимает рот своей жене.

– Милостивый государь, – начал ведущий, – и вы, сударыня! Вы милостынница известная, и вы, господин Нифагов, тоже. Дедушка Фрейд сказал бы, что ваше, сударыня, влечение к изготовлению авторских шляп есть выражение глубоко запрятанного желания вернуться к истокам, обеднеть, а поскольку этого никогда не случится, а желание запрятано, вы созидаете воздушные, элегантные головные уборы, а голова, как известно, тоже один из самых глубоких фрейдовских символов…

Не умея выразить что-либо на языке фрейдовских символов, Нифагов жалобно посмотрел на свою жену.

– Вы понимаете, – обрадовалась она, – всё так связано… Я просто люблю красивые вещи…

– И хотите сделать всем красиво? – подхватил ведущий. – Понимаю. Я тоже вот уже несколько… хм… охвачен тем же стремлением. У вас это семейное, у нас тоже. Народ един в этом порыве, не так ли?

– Един, – кивнул Нифагов не очень уверенно, поскольку вот уже пятнадцать лет не пользовался термином народ ни для каких надобностей. – Моя жена чувствует веяния времени.

– И это у вас тоже семейное, – ещё радостнее заметил ведущий. – Когда вы, господин Нифагов, были молоды, как сейчас помню, вы собирались выйти на подмостки, но не ради лицедейства, а под восторженные крики «Автора!», не так ли?

Нифагов озабоченно посмотрел на дверь. Она была крепко закрыта.

– Скромность украшает, – подчеркнул Кутузов. – Я расцениваю ваше молчание как проявление кротости, а вам, сударыня, хочу представить некогда молодое дарование, осчастливившее советскую драматургию своим благосклонным к ней расположением, да-да, теперь это ваш муж, а тогда, в далёкие унылые времена всеобщего единства, когда вы лично и не помышляли о шляпах, ипподромах и заказчицах из высшей администрации, ваш нынешний супруг усердно ковал счастье, коим вы теперь наслаждаетесь, не так ли?.. так вот, он делал всё, чтобы встретиться с вами.

– Как это мило… – неуверенно согласилась дама.

– Ещё как мило! – воскликнул ведущий, вынимая из очень тёртой сумы какую-то брошюрку. – Вот!

– Это… что? – действительно заинтересовалась дама, не разглядев обложку.

Вице-президент известнейшего, мощного, сказочно богатого банка «Ё» посмотрел на свой «Ролекс»: до конца передачи сорок минут. Кожей он почуял, как перед экранами собираются кабельные зрители, которым уже интересно.

– Книга, – пояснил ведущий. – Источник знаний. Я, знаете ли, тоже имею увлечение. Коллекционирую то-сё, и вот, представьте, сколько чудес на свете! Именно эту книгу, «Джунгли музыки», я написал, когда нуждался в деньгах, а никто не давал их мне, как ни протягивал я шляпу. Может, не нравилась им шляпа моя, но книга – понравилась. Ваш муж заплатил за неё прекрасные деньги. Я продал ему текст. Она вышла в свет под его фамилией. На вырученные деньги я положил начало своей коллекции, но об этом позже… Он не просил меня уничтожить черновики – я их оставил. Вот они. Вот почерковедческая экспертиза, вот текстологическая, вот дактилоскопическая… Он вывел себя в люди, стал членом писательского союза и набрал моральную высоту. И там, на вершине, он встретил вас! Вы помните, как вдохновенно рассказывал он вам о муках творчества! Всё это было ради вас! Вот и договор с издательством, вот первые рецензии – про это не знаю подробностей, не я писал! – но они были прекрасны.

– Вы продали свой труд? – уточнила дама у Кутузова. – Вы согласились остаться в тени? Тогда я не вижу никакого криминала в этой сделке.

– Помилуйте! – возмутился Кутузов. – Какой криминал? Я восхищаюсь провиденциальными каскадами! Ваш муж, оказывается, любил вас ещё до встречи с вами. Вы не вышли бы за кого попало, не так ли? Вы из хорошей семьи, вы подаёте милостыню только в очень дорогие шляпы.

Решительно не понимая, как прекратить безобразие, Нифагов поискал глазами кого-нибудь главного тут, но увидел вдалеке лишь круглые глаза потрясённой уборщицы, сжимавшей швабру. На той же оси, но много ближе, стояла камера, на которую, предполагалось, ему следует смотреть и говорить, а уже не хотелось.

– Ну и что тут такого? – спросила дама, переводя взор на мужа. – Быть из хорошей семьи никому не вредно.

– Господин ведущий… как вас там… что-то путает, – наконец ответил Нифагов. – Мы никогда не встречались раньше, а эту книгу о молодом композиторе Маце я написал сам, вместе с моим другом, ныне убывшим на постоянное жительство в западную страну, почему и не может быть свидетелем, но я напишу ему, и он подтвердит, что я честный человек и всегда им был…

По ходу фразы жена всё пристальнее вглядывалась в лицо потерпевшего и, казалось, что-то припоминала.

Кутузов дал ей передышку и, вдруг поменяв интонацию, заявил:

– Ваш истинный, господин Нифагов, зарубежный друг нам дал интервью по телефону. Сейчас мы включим запись, но сначала я напомню, что «социалистический реализм – это художественный метод, который заключается в умении оценить настоящее с позиций научно предвидимого будущего, заметить в окружающей действительности становление этого будущего и изобразить его в художественной форме». Если так, а это, разумеется, только так и, конечно, только в отношении социалистического реализма, то ваша семья заслуживает ордена! За всё! И особенно за прозорливость.

Семья вздрогнула. Муж попытался взять жену за руку. Не получилось.

– Это было бы правильно, потому что верно! – провозгласил Кутузов. – Сострадание, выраженное в ваших шляпах, сударыня, выросло из непроявленных интенций вашего супруга, в своё время взлелеянных великим художественным методом, в рамках оценки настоящего с позиций научно предвидимого будущего… Ну скажите, что это не так? Не скажете! Это так.

Главный редактор уже рыдал, и жена его тоже, и всё вокруг повизгивало, всхлипывало, а осветитель стонал от восторга. Продюсер по гостям прямого эфира, не спускавшая глаз с мониторов, предвкушала Мендельсона.

Вице-президент пожелал курить, выйти вон, провалиться куда-нибудь ближе к центру Земли, но его супруга, что-то всё-таки вспомнившая, вдруг встала, распахнула шляпную коробку, ранее мирно припаркованную у её дивных ног, выхватила перьевое изделие и с утробным рыком нахлобучила на мужнину голову.

– Дорогие телезрители! – повернулся на камеру Кутузов. – Как исключительно верно заметил в своё время старик Дарвин: «Человек при помощи совести и путём долгой привычки приобретает со временем такую власть над собою, что без всякой душевной борьбы способен жертвовать своими желаниями и страстями в угоду общественной симпатии и инстинкту, включая сюда чувства, относящиеся до мнения других. Человек, несмотря на голод и желание отомстить, и не подумает о том, чтобы украсть что-либо или удовлетворить своей мести». И после таких величественных слов, обращённых к венцу природы, к человеку, в наших школах смеют сомневаться в истинности эволюционного учения! Никогда не сомневайтесь, а мы, в свою очередь, представим вам новые доказательства научной глубины его трудов, положивших основу стремления к счастью и движения к успеху! До свидания, до новых встреч!

Оператор, не в силах противиться искушению, после «новых встреч» ещё разок мазнул по диванчику, где разыгрывалась чрезвычайной силы семейная сцена: шляпный дизайнер что было мощи лупила мужа кулаками по темени, щедро посыпая пол студии прекрасными перьями некой золотистой птички, которую было жалко.

Инженеры, словно провидевшие досрочный финал премьеры, тут же запустили в эфир подборку лучезарных клипов ретро, и первым номером – «Зайка моя!..» – запел до боли родной голос.

…Когда гости, громко выражая крайне противоречивые чувства, уехали, главный редактор подошёл к ведущему и расцеловал его, а персонал студии выставил уйму продуктов питания и выпивания. Анжелика, слабо улыбаясь, пыталась что-то спросить, но вопрос не получался.

– Деточка, ты видела когда-нибудь такое кино? – помог ей Кутузов.

Девушка помотала головой, опять переставая верить в четвёртый номер. Такого не бывает, хотела сказать она – и не смогла: было же. А если бы деточке чудом привелось очутиться в салоне «бентли», уносившего некогда дружную семью прочь от кабельной студии, она увидела бы, как вице-президент могучего банка «Ё», отрясая с плеч перьевые остатки, рыщет в поисках своих любимых сигар, хлопает по карманам и, нащупав коробкоподобный предмет, изумлённо извлекает на свет откуда-то взявшуюся Библию с закладкой, машинально раскрывает книгу и читает отчёркнутое зелёным: «Об Иосифе сказал: да благословит Господь землю его вожделенными дарами неба, росой и дарами бездны, лежащей внизу, Вожделенными плодами от солнца и вожделенными произведениями луны, Превосходнейшими произведениями гор древних и вожделенными дарами холмов вечных, И вожделенными дарами земли и того, что наполняет ее. Благословение Явившегося в терновом кусте да приидет на главу Иосифа и на темя наилучшего из братьев своих»[26]26
  Второзаконие, 33:13–16.


[Закрыть].

Не поняв ни слова, кроме «на темя наилучшего», господин Нифагов затравленно смотрит на свою госпожу, опустившую тонированное стекло и сосредоточенно выбрасывающую в окно сигары мужа, по одной на каждые сто метров убегающего полотна столичной магистрали.