Текст книги "Уроки судьбы"

Успокоившись, Забалуев припрятал в укромном месте ассигнации, потом завернул перстень в носовой платок и, положив его в карман сюртука, спустился вниз, в гостиную, где позвонил в колокольчик. На призыв тут же явилась Татьяна. Ей он велел нести себе чаю и медового пирога, если есть. Татьяна кивнула.

И что за планида такая пошла – суета, маета, думал Забалуев, усаживаясь поудобнее на любимый княгинин диванчик в центре гостиной. Жил – не тужил, как сыр в масле катался, а тут – что ни день, то авантюры! Все время приходится изворачиваться, голова отдыха не знает. Где она, прежняя размеренная жизнь – днем обеды по приглашениям, вечером картишки (и везло же ему!), а потом – пуховые перины и объятия какой-нибудь красотки-вдовушки. Угораздило его связаться с Долгорукими! От этих, из высшего света, одни проблемы! Все сразу наперекосяк пошло – князек-поручик за ним по всему уезду гоняется, девчонка сопливая до себя не допускает – козни строит, а папаша ее, бывший покойничек, угрожает, как бандит с большой дороги. Благородное семейство называется!

– Вот спасибо тебе, Танечка, – Забалуев осторожно, оттопырив мизинец, взял чашечку с чаем с подноса.

Отхлебнул со смаком, и сразу стало горячо. Забалуев подумал, и, поставив чашку на столик, снял сюртук, и бросил его на диванчик рядом с собой.

– Ой, зачем же это вы, Андрей Платонович! – Татьяна шустро подскочила к диванчику и схватила сюртук.

– Ты что?! – закричал на нее Забалуев.

– Грязный он, его почистить надо! Барыня ругаться будет – обивка-то новая, запачкаете еще.

– Отдай сюртук, кому сказал! – Забалуев побагровел и бросился на Татьяну, пытаясь вырвать сюртук из ее рук.

– Что это значит, Андрей Платонович? – раздался от двери холодный и строгий голос Лизы. – Как вы смеете в нашем доме на служанку нападать? Немедленно прекратите и оставьте Татьяну в покое!

– Я? Нападать? – от неожиданности Забалуев выпустил сюртук из рук, и Татьяна тут же завладела им. – Да это она без разрешения мою законную вещь прихватила!

– Это какое же еще разрешение? – возмутилась Татьяна, держа сюртук на вытянутой руке и от себя в отдалении. – Чтобы грязь в гостиную проносить?

– Я грязи в доме не потерплю! – сказала Лиза, с брезгливостью разглядывая сюртук Забалуева.

– Ничего – стерпится, слюбится! – тут же нашелся Забалуев. – Меня же вы терпите.

– Надеюсь, это ненадолго, – ответила Лиза. – Не сегодня-завтра мы получим положительный ответ из канцелярии императора о разводе, и тогда ноги вашей в этом доме не будет!

– Мечты, мечты!., – недобро ухмыльнулся Забалуев. – Ладно, до этого еще дожить надо, а сюртук-то мне верните!

– Татьяна, отдай господину Забалуеву его одежду, – кивнула Лиза.

Забалуев протянул руку за сюртуком, но Лиза добавила:

– При одном условии – рассиживаться в этих лохмотьях в гостиной вы не станете. Есть у вас своя комната – вот туда и ступайте!

– Ладно, – пробурчал Забалуев, – пока ты тут во власти, но мой день уже не за горами! Сочтемся, супружница!

Вырвав из рук Татьяны сюртук, Забалуев со словами: «Дорогая вещь, чего мять-то было!» – встряхнул его. Татьяна чихнула, а Лиза вздрогнула – из кармана сюртука выпал платок, из которого выкатился на ковер старинный перстень с большим бриллиантом.

– Что это? – удивилась Лиза, поднимая перстень. – Откуда он у вас? Вы же нищий, как церковная крыса?

– Это? – засуетился Забалуев. – Сюрприз! Подарок вам сделать хотел, да вы, видишь ли, поторопились. Отдайте колечко, а то потом неинтересно будет.

– Про «потом» не знаю, а мне уже сейчас интересно, – тихо сказала Лиза, рассматривая перстень со всех сторон. – Да на нем кровь!

– Не я! Не моя! – заволновался Забалуев. – Я его в карты выиграл, не видел ничего, думал вам приятное сделать, помириться желал… Верните мне его, Елизавета Петровна, дорогая…

– Здесь надпись есть – «Анастасия». Кто она?

– Да что вы пристали? Знать не знаю, ведать не ведаю. Верните, верните, говорю!

– Так вы украли его? Или убили кого-нибудь?

– Карл Модестович мне его в карты проиграл, – взмолился Забалуев. – А что касается надписи – любую надпись можно исправить. Захочу – и завтра же на нем будет ваше имя.

– Не стоит беспокоиться. Я принимаю ваш подарок, Андрей Платонович! Какой уж есть, – Лиза сжала перстень в ладони. – И не смотрите на меня так. Перстень я вам не верну! У него хозяйка есть, и я узнаю, кто такая Анастасия и жива ли она.

– Разумеется, храните, храните его… В знак моей бесконечной любви к вам, – Забалуев бочком попятился из гостиной.

Такого поворота событий он не ожидал, и не драться же в самом деле с девчонкой! Шум поднимет, глядишь, еще и его сумасшедшим объявят.

– Посмотри, какой дорогой перстень, – после ухода Забалуева, скорее напоминавшего поспешное бегство, Лиза снова принялась рассматривать перстень. – Лжет он, что хотел мне его подарить! Это не простой перстень, есть в нем какая-то тайна.

– Интересно, кто такая эта Анастасия? Дворянка, купчиха или мещанка? – задумчиво сказала Татьяна.

– Может быть, ее и в живых-то нет, перстень старинный, – предположила Лиза.

– А мне кажется – она молода и красива, и влюблена в прекрасного юношу… – мечтательно проговорила Татьяна.

– А перстень ей подарил возлюбленный, втайне от мужа? – поддержала ее игру Лиза. – И когда она потеряла его, то горько плакала… Смешная ты, Таня! Это же из романов, в жизни все иначе. Но в одном ты права – за перстнем стоит судьба. Я найду бедную Настю и верну ей памятный перстенек…

* * *

– И где же твой брат? – спросил Репнин, когда они с Радой приехали в табор.

– Не знаю, – покачала головой Рада. – Он просил меня срочно ехать за тобой. Сказал, что будет ждать в своей кибитке.

Репнин укоризненно посмотрел на нее.

– Признайся, что ты просто хотела видеть меня.

– Нет! Это брат вызвал тебя. А мне, – она улыбнулась, – мне повода для встречи с тобой искать не надо. Ты ко мне сам придешь, стоит мне только этого пожелать.

– Не будь такой самоуверенной, – смутился Репнин.

Цыганка и впрямь имела над ним необъяснимую, тайную власть, как будто приворожила своими чарами.

Рада рассмеялась и прижалась к нему, Репнин потянулся к ней, но потом вздохнул и отстранил ее от себя.

– Не до забав мне нынче… Ты лучше брата поскорее найди, поговорим с ним, и поеду я дальше – есть у меня в уезде дела неотложные.

Цыганка нахмурилась, пожала плечами и сделала шаг в сторону от кибитки Седого. В этот момент от другого края табора раздались громкие крики и причитания. Рада вздрогнула и схватилась за сердце.

– Что-то случилось, – тихо сказала она. – Брат…

Рада бросилась на крики, и следом за ней Репнин. Когда они подбежали к толпе цыган, собравшихся у крайней кибитки, то увидели лежавшего на снегу Седого. Он был весь в крови и бездыханный, в его груди торчал вошедший по рукоятку нож. Замерев на мгновенье от ужаса, Рада упала на колени на снег рядом с братом и вдруг так страшно и мучительно закричала, что Репнину стало страшно.

Опомнившись, он растолкал вмиг замолчавших цыган и вошел в центр круга.

– Как это случилось? – Репнин обвел цыган взглядом. – Кто знает? Почему молчите? Или сами во всем виноваты?

– Ты на нас не греши, барин, – после недолгой паузы сказал вожак. – Не по-людски это – напраслину возводить. А что случилось – не видел никто. Мальчик сказал – старуха к нему приходила, попрошайка, вроде той, что в лесу часто видели.

– А кто его нашел?

– Он сам до кибиток дополз, можешь посмотреть – след прямо из леса тянется.

– Так он живой был? – обрадовался Репнин. – Успел что сказать?

– Успел, – кивнул вожак, – да только одно слово – перстень.

– И это все?

– Все, – вожак взмахнул рукой и, подойдя к Седому, мягко отстранил от него Раду.

К погибшему тут же молча подошли четверо цыган, подняли тело с земли и понесли к одной из кибиток.

– Постойте, – Репнин хотел остановить их, – а нож?!

– Его это нож, – покачал головой вожак.

– Получается, что он сам себя зарезал?

– Что получается, не знаю, и вряд ли кто сможет узнать, – пожал плечами вожак и снова махнул рукой – цыгане тут же разошлись.

Репнин бросился поднимать Раду. Она позволила князю помочь ей и, посмотрев куда-то мимо невидящим взглядом, побрела прочь от этого страшного места.

– Рада, Рада! – догнал ее Репнин. – Нельзя же так просто все оставить!

– А что ты можешь сделать, барин? Брата мне вернешь?

– Брата не верну, но могу разобраться, кто и зачем его убил. Ведь не сам же он себя собственным ножом жизни лишил! Скажи, у Седого были враги в таборе или среди местных жителей?

– Его все уважали, – тихо промолвила Рада.

– А в последнее время не случилось ли ничего необычного?

– Странный ты человек, князь, – грустно улыбнулась она. – Да разве цыгане живут той жизнью, что вы считаете обычной?

– Тогда, может, событие какое важное, – смутился Репнин.

– Событие? – задумалась Рада. – Было событие – в карты он давеча выиграл. Много выиграл. Очень много…

– А с кем играл?

– Кажется, с управляющим барона Корфа. И с тем барином, на чьей земле стоит табор.

– Забалуев? Откуда у Забалуева деньги для игры в карты? Да, кстати, а что это за перстень, о котором сказал Седой перед смертью?

– Старинный. Очень дорогой и красивый.

– Где же он его взял?

– Я не успела у него спросить. Брат спрятал перстень в карман и велел мне найти тебя.

– Хорошо, – решительным тоном сказал Репнин. – Послушай, Рада… Седой был моим другом. И я даю тебе слово дворянина, что отыщу его убийцу.

– Да кто же будет тратить время на поиски убийцы цыгана? – засомневалась Рада.

– Я! – уверил ее Репнин. – И прямо сейчас отправлюсь к исправнику.

Репнин, конечно, был полон решимости узнать правду и выполнить свое, в благородном порыве данное обещание, но разговор с исправником его раздосадовал.

– Не извольте беспокоиться, ваша светлость! – отмахнулся тот. – У них в таборе, почитай, каждый день поножовщина. Из-за чего сыр-бор поднимать? Убьют, похоронят тайком – и ладно. Одно слово – язычники!

– Вы, кажется, пренебрегаете своими прямыми обязанностями?

– Боже упаси, ваше сиятельство! Только, если его свои повалили, то вряд ли признаются.

– Мне доподлинно известно, что Седой выиграл крупную сумму у Карла Модестовича Шуллера, управляющего имением барона Корфа, а также у господина Забалуева.

– Немца, конечно, допросить можно, – пожал плечами исправник, – а что касательно господина Забалуева… Предводитель дворянства уже привлекался по ложному обвинению, и многие в уезде этим фактом весьма недовольны.

– Ложному? – возмутился Репнин. – Вот подождите, скоро его погонят из предводителей, а поместье пойдет с молотка!

– Так-то оно так! Но пока Андрей Платонович у нас ходит в предводителях, не стоит его понапрасну беспокоить и приличное общество нелепыми подозрениями будоражить.

– На вашем месте я бы поостерегся давать подобные советы! – воскликнул Репнин. – А иначе этот мертвый цыган может лишить вас должности!

Исправник нахмурился, но, в конце концов, пообещал, что сейчас же поедет к цыганам и составит протокол. А Репнин решил не дожидаться его действий по расследованию и немедленно отправился к Корфам.

Репнин чувствовал – что-то в этом деле не так! И главное лицо в этом преступлении не Шуллер. За время, проведенное в усадьбе Корфа, князь успел убедиться, что Карл Модестович, хотя и несомненный мошенник, но на кровавое дело не способен. Управляющий отличался вороватостью и был нечист на руку и мысли, но убить кого бы то ни было?! Нет, у него не хватило бы ни смелости, ни отчаянности на такой поступок. А вот Забалуев… Тертый калач и темная лошадка. Таких, как он, нельзя с легкостью раскусить и еще сложнее – схватить за руку Сколько всего уже случилось, и что? Изо всех ситуаций и обвинений он ужом ускользнул. Выпутался не раз, несмотря на то, что и в тюрьме посидеть успел, и в подлогах признался. Словно кто-то ему все время помогал. Репнин впервые задумался – неужели что-то или кто-то содействует Забалуеву? Почему и какие силы?.. Модестовича Репнин застал на конюшне.

– Чем могу быть полезен, князь? – сухо осведомился тот, делая вид, что серьезно занят – ни минуточки свободной не найдет.

– Да вот, скучно мне стало, знаете ли, от вашей жизни деревенской. Хотелось побеседовать с умным человеком.

– Тогда с этим вам к барину надо, он у нас образованный, – отвернулся от Репнина Модестович.

– Да мы уже наговорились с ним, – улыбнулся Репнин. – А вот вас бы я с удовольствием послушал.

– А о чем говорить надобно?

– Да, к примеру, что-нибудь этакое – фатальность, роковой случай. Крупный проигрыш…

– Что это вы, Михаил Александрович? – глаза у Модестовича забегали. – Я в таинственном и не сведущ совсем.

– Неужели? – притворно удивился Репнин. – А я вот в таборе слышал, как недавно один управляющий проиграл цыгану в карты много денег. И очень дорогой перстень. Не знаете, о каком управляющем говорил цыган?

– Кто знает?.. – напрягся Модестович. – Лихоимцев и мошенников везде полно. Да только я с такими не вожусь.

– Значит, не желаете мне рассказать, откуда перстень взяли, Карл Модестович?

– Какой перстень? – управляющий метнулся в сторону, но Репнин схватил его за руку и пребольно сжал пальцы на его локте.

– Все-то вы запираетесь, все-то скрываете!.. Ну, да черт с вами. Вот сейчас позову Седого, он мне все расскажет.

– Что он вам расскажет? Что он расскажет, продажная душа? – Модестович буквально извивался от боли. – Небось, оклеветал уже? Свои я деньги проигрывал, свои…

– А перстень?

– Что перстень? Ой, ой! Больно же! Полина дала за ласки. Она его на похоронах старого барона стащила. А перстень тот Сычиха в гроб своей рукой положила.

– А вы, стало быть, хозяйке хотели вернуть?

– Точно! Только вот, бес попутал, все карты проклятые.

– Ладно, – Репнин разжал пальцы, и Модестович отпрыгнул от него, с усилием растирая онемевшую руку. – Смотри у меня, узнаю, что ты к смерти Седого причастен – из-под земли достану!

– Так он… – Модестович округлил глаза и заметно побледнел. – А кто его?

– Именно это я и пытаюсь выяснить, так что имей в виду…

– Что вы, князь! – заспешил с объяснениями управляющий. – Как можно?! В карты играл, не скрою, но чтобы кровь пролить…

– Тогда, может, знаешь, кто это сделал?

Модестович отрицательно покачал головой, и, видя, как он дрожит и по-настоящему перепуган, Репнин поверил ему.

Когда князь ушел, управляющий без сил опустился на сено в дальнем углу конюшни. У него подкашивались ноги, и дрожь пронизывала все тело. Модестович испугался – нет, все же прав был Забалуев, Россия – опасная страна! Уезжать отсюда надо, и как можно быстрее. Деньги у него есть, надо их только хорошо замаскировать на дорогу и – домой, домой!..

– Ты вернулся, Миша? – удивился Корф, увидев входящего в столовую Репнина. – Что так скоро?

– Заехал поговорить с Модестовичем, а Варвара, как обычно, соблазнила обедом, – ответил тот, присаживаясь к столу.

– Да, что умеет, то умеет, – улыбнулся Корф. – Но ты-то чем расстроен? Или страсти все покоя не дают?

– Мне не до нежных чувств, – ответил Репнин, разворачивая туго накрахмаленную салфетку. – Сегодня зарезали Седого, цыгана, надеюсь, ты помнишь его. Перед смертью он сказал о каком-то перстне, а вот имени убийцы назвать не успел.

– Ты уверен, что его убили не свои? – пожал плечами Корф, отпивая глоток прохладного десертного вина.

– Все не так просто, – кивнул Репнин. – Цыгана зарезали его собственным ножом, так что получается, будто он сам себя и убил. А незадолго до смерти к нему приходила какая-то женщина. Цыгане сказали – вроде той, что живет в лесу.

– Вот как, убил сам себя, говоришь? – Владимир поставил бокал на стол и посмотрел прямо в глаза Репнину.

– А сейчас я узнал, что перстень, о котором говорил цыган, принадлежал Сычихе.

– Ясно, – глухо сказал Корф.

– Что ясно?

– Сычиха убила цыгана.

– Владимир, – растерялся Репнин, – как ты можешь бездоказательно обвинять человека в убийстве?

– Тот, кто убил один раз, убьет и второй! Правда, одно убийство уже сошло ей с рук. Но теперь… Ты же не позволишь ей избежать наказания?

– А кого она убила? – недоуменно спросил Репнин, видя, как Корф встает из-за стола.

– Сейчас это не имеет значения, дело прошлое.

– Куда ты, Владимир?

– Идем! К черту обед! Куда важнее найти и наказать убийцу.

Репнин ничего не понимал, но Корф так решительно вмешался в его расследование, что препятствовать ему было невозможно.

Владимир, ничего не объясняя, приказал Григорию запрягать сани и, вооружившись пистолетом, велел Репнину ехать с ним к исправнику.

– Но исправник сейчас, наверное, в таборе, – попытался возразить Репнин.

– Значит, едем в табор, – ничуть не смутился Корф.

Дальнейшие события развивались еще стремительней. Застав исправника в таборе и сообщив ему о своих подозрениях, Корф настоял на незамедлительном аресте Сычихи. Что тут же и было сделано. И лишь когда потрясенная женщина оказалась за решеткой, Корф внешне успокоился и предложил Репнину отметить это событие. Но прежде он пожелал говорить с Сычихой. Наедине. Исправник не стал возражать и допустил его к арестованной в камеру.

– Володя… – Сычиха поднялась ему навстречу.

– Вот ты и в тюрьме, – самодовольно сказал Корф. – Я давно мечтал об этом! Теперь ты больше никому не причинишь зла! Каждый преступник рано или поздно получает по заслугам!

– Володя, я не виновна. И ты это знаешь. Я цыгана не убивала. И чужие грехи на себя брать не буду.

– Так отвечай за свои! Или ты считаешь себя невиновной и в смерти моей матери?

– Твой отец простил меня. Почему же ты не можешь?

– Отец? Еще бы! Ведь у вас был роман!

– Ты сам знаешь, что это не правда. Да, я любила твоего отца, и он отвечал мне взаимностью, но между нами всегда была сестра…

– Не верю! Я тебе не верю! Ты отняла у меня мать!

– Я помогла ей уйти из жизни, но не убивала ее. И если бы ты знал, как она страдала, как молила о помощи и просила меня избавить ее от этих мук!.. – Сычиха тяжело вздохнула и отвернулась от Владимира.

– Ты возомнила себя Господом Богом, ты отняла у нее жизнь! – в сердцах воскликнул Корф. – Как ты могла? Как посмела?! Людям не дано знать, что им уготовано свыше. А если матери стало бы лучше, и она жила бы сейчас?

– Она была обречена, – тихо сказала Сычиха. – Она умоляла меня, чтобы я избавила ее от бесконечных страданий.

– Лжешь! Ты рассчитывала, что отец снова будет твоим, как это было до их свадьбы. Мама.., она мешала вам!

– Это не так!

– Не так?! Вот смотри! – в неистовом порыве Корф разорвал ворот рубашки и достал висевший на груди медальон. – Он обещал мне, что уничтожит медальон с твоим портретом. Он клялся, что навсегда забудет тебя! И он умер, сжимая его в руках, и шептал твое имя! И ты еще смеешь убеждать меня, что вы и не думали мне лгать?! Вы оба лгали! Оба! Всегда!

– Ты не смеешь меня обвинять! Ты никогда не страдал так, как она. Ты не видел терзаний близкого тебе человека. Я любила Веру. И я помогла ей уйти из жизни и покончить с тяжкими мученьями.

– Ищешь себе оправдание? – рассмеялся Корф, и смех его был зловещим. – Я не прощу тебя! Я знать тебя не хочу. Ты убила мою мать, и сгниешь за это на каторге!

Выйдя от Сычихи, Владимир предложил другу ехать с ним, но Репнин отказался, сославшись на еще одно незаконченное дело. Корф не стал его переубеждать и отправился домой. Когда Владимир уехал, Репнин попросил исправника дать и ему возможность переговорить с Сычихой. Исправник пожал плечами, но препятствовать не стал.

– Послушайте, – миролюбивым тоном обратился Репнин к Сычихе, – я не понимаю, почему вы не пытаетесь оправдаться? О вас толкуют разное, но я не верю, что вы могли без причины убить человека. Но если вы все-таки сделали это, то чем цыган так разозлил вас? Или все дело в перстне?

– Перстень?! Какой перстень? – Сычиха, до этого равнодушно сидевшая на койке и бессмысленно разглядывавшая что-то на стене, словно очнулась и в упор посмотрела на Репнина.

– Тот, что вы положили в гроб барона Корфа.

– Как он оказался у цыган? Нет, нет! Перстень должен лежать в земле, рядом с ним! Только с ним!

– А вы все не расскажете, что произошло? – настаивал Репнин.

– Это касается лишь меня и его! – вскричала Сычиха, резко вставая со своего места.

– Если вы поможете мне найти убийцу…

– Я… Я – убийца!

– Перестаньте! Вы никого не убивали, и то, что вы не знаете о перстне, только подтверждает мою уверенность в этом. Вы хотите, чтобы настоящий убийца разгуливал на свободе и совершал новые преступления?

– А почему вы не верите, что это я убила?! Разве вы не знаете, что я одержима бесами? И, если дьявол мне нашепчет на ухо, я пойду по его указке на любое преступление? – страшным голосом спросила Сычиха.

– Поверить в этот бред, в бабьи сплетни? – Репнин покачал головой. – Увольте!

– Но я заслужила наказание! На мне тяжкий грех, еще больший, чем убийство собственной сестры.

– Убийство сестры? – Репнин вздрогнул и вдруг понял. – Так вы – тетушка Владимира?! И поэтому он зовет вас убийцей и все время гонит от себя?

– Да, но в моей жизни есть не одна эта страшная тайна. И я унесу ее с собой. Так что не переживайте, князь, Владимир прав – грехом больше, грехом меньше! Какая разница?

– Я не знаю, что случилось в вашей семье, но вам ни к чему было убивать Седого. И идти на каторгу за настоящего убийцу вы не должны. Я помогу вам!

– А вы можете доказать, что цыгана убил кто-то другой?

– Пока нет, но докажу!

– Найдите перстень, и тогда вы найдете виновного, – тихо сказала Сычиха.

В этот момент дверь камеры открылась, и в проеме показался исправник.

– Ваше сиятельство, судья требует к себе арестованную.

Репнин кивнул и, бросив на Сычиху ободряющий взгляд, вышел из камеры. Он решил и сам отправиться в суд, чтобы разузнать перспективы этого дела, но на лестнице столкнулся с Лизой Долгорукой.

– Елизавета Петровна? Какими судьбами?

– Здравствуйте, Михаил Александрович, – Лиза заметно обрадовалась встрече. – Вы не расскажете мне, что происходит?

– О чем вы? – смутился Репнин.

– Я искала Сычиху, хотела спросить ее об одном перстне, но мне сказали, что вы с Владимиром арестовали ее и увезли в тюрьму.

– Перстень? О каком перстне вы говорите? – заволновался Репнин.

– Да вот об этом, – Лиза вынула из дамского кошеля старинный перстень, попавший к ней от Забалуева.

– Откуда он у вас?

– Забалуев выиграл его у управляющего Корфов, а я случайно нашла и решила не отдавать ему. Там, внутри, есть имя, видите – Анастасия.

– Но как перстень оказался у Забалуева? Ведь он был у Седого. Вот если только… – Репнин даже задохнулся от внезапно осенившей его догадки. – Конечно! Это сделал Забалуев.

– Что сделал? – не поняла Лиза.

– Убил Седого! Понимаете, Лиза, перед смертью Седой успел предупредить о перстне, а Сычиха пять минут назад сказала мне, что, если мы найдем перстень, мы найдем убийцу цыгана.

– Так вот почему на нем была кровь! – ужаснулась Лиза.

– А Сычиху считают виновной в убийстве Седого! Этого нельзя допустить! – воскликнул Репнин.

– Но почему обвинили Сычиху?

– Владимир уверен, что это она убила Седого, и скорее всего, из-за перстня, украденного из гроба Ивана Ивановича. В таборе показали, что перед смертью к Седому приходила женщина, очень похожая на нее.

– Владимир так сильно ненавидит Сычиху?

– Он считает, что она убила его мать.

– Какое несчастье… – вздохнула Лиза. – А я-то хотела расспросить ее об Анастасии, ведь Сычиха знает много здешних тайн.

– Знает, но молчит, – кивнул Репнин. – Конечно, это делает ей честь, но я не могу позволить свершиться несправедливости.

– А что вы в силах сделать?

– Я кое-что придумал, но мне нужна ваша помощь.

– Я готова, – решительным тоном сказала Лиза. – Я поклялась, что разузнаю все об Анастасии и верну ей этот перстень.

– Должен вас предупредить, – Репнин понизил голос, – то, что я собираюсь предпринять, опасно и немного противозаконно.

– Надеюсь, вы не вознамерились напасть на тюрьму? – улыбнулась Лиза.

– Нет, но вы почти угадали. Скоро Сычиху повезут в суд, и я…

– Не продолжайте, – Лиза приложила ладонь к его губам. – Пусть все случится. А я… Мне уже приходилось идти против Божьего закона. И людские мне больше не страшны.

– Спасибо, – прошептал Репнин…

Все произошло быстро – когда исправник вывел Сычиху на улицу, Репнин отвлек его, приструнив за расхлябанный вид. Исправник смутился и принялся оглядывать шинель, вытянувшись перед офицером по струнке. Тем временем Лиза, появившись из-за угла, к которому с отрешенным видом прислонилась ко всему безучастная Сычиха, неожиданным рывком увлекла женщину за собой и с помощью кучера быстро втолкнула ее в свою карету. Кучер тут же засвистал, и лошади понесли карету по дороге прочь от тюрьмы.

Репнин немедленно прекратил одергивать исправника и высокомерно сказал ему: «Свободен!» Исправник оглянулся и… Что тут началось! Репнин не стал долго наслаждаться победой и, пока исправник кричал «Ведьма! Ведьма!» и бегал от угла к углу, пытаясь понять, куда подевалась арестантка, незаметно убрался восвояси.

Они встретились с Лизой у развилки, где дорога расходилась на колею до тракта и тропинку, ведущую в лес.

– Все получилось? – встревоженно спросила Лиза.

– Как нельзя лучше, – улыбнулся Репнин. – А вы отважная, Елизавета Петровна, я раньше вас с этой стороны совсем не знал.

– Это я недавно такая смелая стала, а прежде… Впрочем, что нам о прошлом горевать… Впереди вся жизнь, и сейчас нам надо подумать, что дальше делать.

– Как вы себя чувствуете? – участливо спросил Репнин у Сычихи, растерянно смотревшей на них из кареты. – Не бойтесь, мы только хотели вам помочь. Куда же вас лучше спрятать?..

– Давайте отвезем ее в наш старый дом, – предложила Лиза.

– Нет, нет! – закричала Сычиха. – Там она!

– Что с вами? – растерялась Лиза. – О ком вы говорите? О женщине, что жила в нашем доме вместе с папенькой? Так ее уже и след простыл, мы вчера там были – дом заколоченный стоит. И никто вас там искать не станет.

– Нет? В самом деле? – Сычиха недоверчиво посмотрела на нее.

– Уверяю вас, имение пустое, – успокоила ее Лиза. – Поедемте туда, это тихое Место, и вам там ничего не угрожает.

– Хорошо, – вздохнула Сычиха.

– Вот и славно, – улыбнулся Репнин, – и давайте поторопимся. Исправник уже, наверное, отрядил погоню, и нам надо уехать от людных мест подальше.

Лиза кивнула и тоже села в карету. Репнин кивнул кучеру, и все вместе они тронулись в путь. Репнин ехал рядом с каретой на своем жеребце и думал о превратностях судьбы. Меньше всего он мог предполагать, что Лиза с такой готовностью бросится содействовать ему, а он сам при этом будет ощущать такую легкость, словно все было не только заранее спланировано, но и предрешено…

– Здесь ты будешь в безопасности, – ласково сказала Лиза, проводя Сычиху в гостиную. – А я буду иногда навешать тебя и еду приносить.

– Только отсюда ни шагу! – предупредил Репнин. – Думаю, вас уже разыскивают, а нам необходимо время, чтобы доказать, что вы не убивали цыгана.

– Зачем вы это сделали? – вдруг опомнилась Сычиха.

– Как это – зачем? – растерялась Лиза.

– Вы что же – безвинно на каторгу хотите попасть?! – воскликнул Репнин.

– Без вины и волос с головы не упадет, а я свое наказание заслужила.

– Ох, Сычиха, надоели твои загадки! – отмахнулась Лиза. – Тоже мне, «колдунья»! Что ни скажет, ничего не сбывается! Тебе бы ворон на поле распугивать, а не колдовать! Вот обещала, что я замужем за Владимиром буду…

– Будешь, – усмехнулась Сычиха, – станет он тебе мужем.

– Дай-то Бог, – кивнул Репнин, – только случится это не раньше, чем мы избавимся от Забалуева.

– На него своя управа есть, – тихо сказала Сычиха, глядя куда-то поверху.

– Высший суд – это, конечно, хорошо, – согласился Репнин, – но хотелось все же увидеть его в кандалах и каторжанской робе.

– Всему свое время…

– Твоими бы устами, – Лиза вдруг что-то вспомнила и достала из кошеля перстень. – А вот скажи мне…

– Чур меня, чур! – увидев перстень, Сычиха замахала руками.

– Опять ты за свое! – нахмурилась Лиза. – Лучше скажи мне, кто такая Анастасия?

– Не твоя судьба, не тебе и спрашивать! – Сычиха отбежала от Лизы в дальний угол гостиной.

– Не лги, ты кольцо Ивану Ивановичу в гроб положила, твое оно! И ты все знаешь про него. Кто эта Анастасия, кто она, скажи мне!

– Забудь! Забудь об Анастасии! – закричала Сычиха.

– Как мне надоели твои тайны! – в сердцах бросила Лиза.

– Лиза, успокойтесь, – Репнин подошел к ней и обнял. – Вы же видите: боится она чего-то, вся стала не в себе, не пугайте ее больше прежнего. Пусть Сычиха отдохнет, а мы с вами потом к ней приедем, поесть привезем. Тогда и расспросите.

– Хорошо, – подумав, согласилась Лиза, – но я все равно узнаю правду. Чувствую, что эта тайна и меня касается. И я дождусь, когда все разъяснится. Либо Сычиха мне все расскажет, либо я сама дознаюсь истины!