Текст книги "Уроки судьбы"

Глава 3. Подлог

Оставив Сычиху в старом доме Долгоруких, Репнин предложил проводить Лизу домой.

– Я не хочу возвращаться к себе, – тихо сказала Лиза. – Мне опостылел родной дом, мне там повсюду мерещится Забалуев.

– Тогда, быть может, поедем к Владимиру? – неожиданно предложил Репнин.

– Это, наверное, неудобно, – смутилась Лиза, вся внутренне сжавшись от какого-то необъяснимого предчувствия.

– Почему же? Вряд ли ваше замужество можно считать к тому преградой, ведь оно совершенно ничего для вас не значит, не так ли?

– Да, – кивнула Лиза, – но как к этому отнесется Владимир?

– Уверен, он будет рад видеть вас, и, поверьте, он раскаивается в том, что не сумел вырвать вас из лап этого проходимца Забалуева. И сейчас, несомненно, с удовольствием станет содействовать. Я сам поговорю с ним об этом.

– Что ж, я согласна, поедем к Корфам… Но как же история с Сычихой?

– Она должна остаться нашей с вами тайной. Пусть лучше он сетует на ротозейство исправника, чем подозревает в ее побеге чей-то умысел. Я видел, что, будучи слишком откровенно настроенным против Сычихи, он утратил способность здраво рассуждать и принимать во внимание явные несоответствия этого дела. Владимир заведомо предубежден против нее, и, быть может, доказав непричастность Сычихи к смерти Седого, нам удастся убедить его пересмотреть отношение к своей несчастной тетушке.

– Мне жаль ее, она кажется такой ранимой.

– А мне жаль каждого, кто пострадал безвинно. Знайте, Лиза, если наш план удастся и мы сможем одолеть Забалуева, я отнесу это событие к одному из самых важных в своей жизни.

– Приятно это слышать, князь.

– Поверьте, ваша свобода волнует и меня. Нельзя попустительствовать злу, и я готов идти до конца в этой борьбе. Что с вами, вам плохо? Я чем-то обидел вас?

– Что вы, просто я почему-то подумала – зачем мы не встретились раньше?

Репнин смутился и ничего не ответил ей…

Владимир встретил неожиданных гостей весьма радушно и, даже если и удивился их совместному приезду, виду не подал.

– Ты – просто Дубровский, друг мой, защитник обездоленных и женщин. Вот только цыганка как-то не вписывается в эту картину. Впрочем, нет, я ошибся – ты обещал ей найти убийцу ее брата.

– Ты все смеешься, Владимир, – отмахнулся от его иронической реплики Репнин, краем глаза внимательно наблюдая за несколько смущенной Лизой, которая до сих пор стояла посередине гостиной, не решаясь присесть. – А между тем все дурные привычки дамского угодника я приобрел у тебя.

– Я попросил Варвару подготовить для вас комнату, Елизавета Петровна, – не удостоив друга ответом, обратился Корф к Лизе и подошел, чтобы поцеловать ей руку. – Я рад видеть вас здесь, хотя бы в качестве гостьи, и бесконечно сожалею о том, что не смог ввести хозяйкой в этот дом.

– Не стоит драматизировать прошлое, Владимир Иванович, – грустно улыбнулась Лиза. – Я живу надеждой на лучшие времена и вам советую не оглядываться на несостоявшееся.

– Вы правы, зажившая рана – куда более приятное зрелище, – кивнул Корф. – Но все же я хотел бы узнать – не станут ли вас искать родные?

– Боюсь, что до меня сейчас никому нет особого дела… – начала Лиза, но фразу не закончила – не хотелось показаться Корфу брошенной и одинокой.

– И потом даже в собственном доме Елизавету Петровну постоянно подстерегает опасность посягательств Забалуева, – поддержал ее Репнин. – Право, я даже думал предложить Петру Михайловичу выставить охрану у дверей ее комнаты.

– Не думаю, что Забалуеву я нужна больше, чем мое приданое, – усмехнулась Лиза.

– Вы можете не сомневаться, – с горячностью воскликнул Корф, – что здесь вы в полной безопасности, и у вас нет более преданного и верного вам друга…

– Кроме меня, – перебил его выспренную тираду Репнин.

Все трое дружно рассмеялись.

– Владимир Иванович, комната готова, – в гостиную вошла Варвара. – Лизавете Петровне уже и отдыхать пора. Смотрю, она совсем на ногах не стоит.

– Да-да, конечно, – кивнул Корф. – Спокойной ночи, Лиза.

– Спокойной вам ночи, – нараспев протянул Репнин.

– Благодарю вас, господа, – Лиза чуть склонила голову в знак признательности за помощь и последовала за Варварой.

Но заснуть ей так и не удалось – в голове все время роились разные мысли. И почти все они были о Владимире. Едва войдя в гостиную, Лиза сразу же уловила произошедшую с ним перемену – Корф казался печальным и романтичным. Куда-то исчезли обычные для него резкие интонации и до боли острые замечания. Как будто на него снизошла благодать, и он приобрел расположенность к людям и их бедам. Этот Владимир был лишен эгоизма и циничности, он был спокоен, как бывают спокойны те, кто познал высшие тайны мироздания и свое место в его бытии.

Лиза почувствовала, что Владимир снова завладел ее сердцем – он притягивал ее. И сейчас она увидела в нем то, что всегда приписывала ему – нежность и мужественность, спокойную уверенность в себе и бесконечную мудрость, рядом с которыми легко чувствовать себя слабой. Таким Лиза мечтала видеть своего супруга, таким ей представлялся мужчина ее мечты. «Станет тебе мужем…» – вспомнились ей слова Сычихи о Владимире. Лиза поняла, что краснеет, но преодолеть возникшее и весьма настойчивое чувство не могла. И не хотела…

«Так что же я делаю здесь?» – в который раз спрашивала она себя и боялась услышать свой собственный внутренний голос, зашептавший ей что-то, поначалу неясное, еще при разговоре с Сычихой. Лиза не знала – обдуманно или по безумию Сычиха говорила с ней о Владимире, но, войдя в его дом, Лиза как будто открыла дверь в тайную комнату своей души, куда она в обиде и спешке выкинула все связанное с Корфом. И вот теперь мечты и грезы вырвались наружу и овладели ею. Лиза поднялась на кровати и посмотрела за окно. Ночь была ясная, лунная и вместе с тем не по-зимнему мягкая, бархатная. Лизе стало тоскливо и так жаль себя… Она набросила на плечи большой белый пуховый платок-паутинку, что дала ей Варвара, зажгла свечу и вышла из комнаты.

– Кто здесь? – настороженно спросил Владимир, увидев на пороге своей спальни женскую фигуру. Свет свечи, которую женщина несла в руке, мешал сразу разглядеть ее, но, когда нежданная ночная гостья подошла ближе, Владимир вздрогнул. – Лиза, что с вами? Что случилось?

– Я пришла просить вас о помощи, – тихо произнесла она, присаживаясь на кровать рядом с Корфом. – Моя жизнь невыносима мне. Мой дом похож на тюрьму, маменька сошла с ума, отец, которого я любила всю жизнь, оказался лжецом.

– Лиза, Лиза… – ласково сказал Корф, приподнимаясь на подушках. – Вы несправедливы к своим близким – княгиня больна, князь Петр Михайлович любит вас.

– Ему нет до меня никакого дела! Как и Андрею. Моя жизнь превратилась в ад! Мне страшно оттого, что я никому не нужна, – Лиза вдруг разрыдалась, и Корф счел правильным, притянув ее к себе, обнять и утешить.

– Не говорите так! Прошу вас, успокойтесь! Поверьте, все очень скоро изменится к лучшему.

– Неужели я недостойна любви?

– Вы – чудная, нежная, вы – прелестное создание, Лиза.

– А я мечтала услышать от тебя простое «ты», – Лиза подняла на Корфа влажные от слез глаза. – Не прогоняй меня, слышишь? Ты – единственный, ты – удивительный. И я пришла к тебе…

Корф вздрогнул – Лиза была так хороша, и она была рядом. Какое-то мгновение он пытался гнать от себя соблазн, но все же уступил…

И приснился Владимиру сон – он летел над рекой, стальной и холодной, летел низко-низко, почти касаясь белоснежных бурунов на острых каменных порогах, летел быстро, словно торопился к чему-то навстречу, и, наконец, его подхватил теплый и сильный поток. Поток поднял его над рекой и вознес над горами. И чем выше парил он над землей, тем красивее становилась она – скалы блестели гранитными сколами, склоны гор зеленели лесами, и синевой наливалась широкая лента реки. А, когда Владимир поднялся к самому солнцу, он увидел ангела, и ангел протянул к нему свои крылья. И увлек за собою, и улыбнулся ему.

– Анечка, Аня… – прошептал ангелу Владимир и.., проснулся.

Он оглянулся, приходя в себя, и вздрогнул – рядом с ним на подушке лежала очаровательная светловолосая женская головка. Владимир осторожно потянулся к женщине, что провела с ним ночь, и убрал завитки локонов с ее лица.

– Господи! Что я наделал! Лиза!..

Лиза тотчас открыла глаза и посмотрела на него с такой нежностью и доверием, что у Владимира захолонуло сердце.

– Почему ты смотришь на меня т а к? – с удивлением спросила Лиза.

– Лиза, простите меня, – прошептал Корф.

– Что это значит, Владимир?

– Я не хотел этого… Точнее, хотел, но не с вами…

– Ты пытаешься унизить меня? – ночной туман рассеялся – взгляд Лизы стал ясным и пронизывающим.

– Нет, – тихо сказал Владимир, вставая и быстро набрасывая на себя восточный шелковый халат, шитый золотом, – я всего лишь пытаюсь извиниться за это досадное недоразумение.

– Ты называешь то, что между нами было, недоразумением ?!

– Я считаю ошибкой то, что позволил этому произойти.

– Значит, ты любишь другую? – голос Лизы звучал равнодушно и глухо.

Владимир кивнул и отвернулся к окну.

– Кто она?

– Анна.

– Твоя крепостная?!

– Елизавета Петровна, я не хотел делать вам больно, но вы желали услышать правду, и вы ее услышали.

– Я не просила мне лгать, я надеялась, что вы любите меня, – горестно сказала Лиза. – А любви не было, не было никогда!

– Лиза… – спохватился Корф. – Лизонька, послушайте меня…

– А я-то думала, что это просто модно – заводить себе крепостную любовницу.

– Лиза, между мной и Анной не было и нет никаких отношений, слышите?

– Я днями и ночами рыдала, думая о вас. Я мечтала, как мы с вами пойдем под венец, и я испытаю блаженство любви… – Лиза закрыла лицо руками и расплакалась.

– Простите меня! – побледнел Корф.

– Владимир, скажите, что во мне не так? – она вдруг поднялась на постели и, обнаженная, застыла перед ним. – Чем я хуже Анны? Я некрасива? Я глупа? Необразованна? Скажите мне сейчас, и я навсегда оставлю вас в покое!

– Господи, как же я виноват! – вскричал Корф, отшатнувшись от нее.

– Это означает – я уродлива?

– Не говорите так, Лиза! Вы.., вы очаровательны! – Корф подошел к ней и, взяв со стула брошенную ею вчера шаль, закутал ею хозяйку. – Это во мне сплошь одни недостатки. Это я недостоин вас.

– Я бы многое отдала за то, чтобы мириться с вашими недостатками и возводить их в достоинства… Радоваться вашим удачам и беспокоиться, когда вам плохо, – прошептала Лиза умоляющим тоном. – Неужели мне так и не суждено понять, как это – любить того, кто любит тебя? За что?! Почему любовь так жестока?!

– Любовь без страданий – это не любовь.

– Так вы говорите – надежды нет?

– Надежда есть всегда, но, наверное, для каждого из нас она связана с кем-то другим.

– Владимир, вы думаете о том же, что и я. Вы так же одиноки и не поняты любимым человеком. Почему мы не можем быть утешением друг для друга хотя бы на короткое время?

– Лиза! Ты еще будешь счастлива. Ты – такая красивая… Мне с тобою было очень хорошо. Но.., так я не могу, прости меня!

– Буду признательна вам, барон, если вы подскажете, как мне лучше пройти в свою комнату, не привлекая всеобщего внимания, – холодно сказала Лиза.

– Да, да, конечно… – смутился Владимир.

– А сейчас – выйдите, чтобы я могла одеться…

* * *

Вернувшись домой, Лиза первой встретила в гостиной маменьку – та сидела на своем любимом диванчике и как будто чего-то ждала. Она была нарумянена и одета для выхода. Улыбка казалась приклеенной к ее лицу, напоминавшему прелестную, но пустую головку фарфоровой куклы.

– Это что такое? – вместо приветствия резко спросила Долгорукая у дочери.

– Что именно? – тоже не особенно стараясь быть вежливой, парировала та.

– Ты, кажется, сегодня не в духе?

– Да, – легкомысленно махнула рукой Лиза, – с мужем повздорила, только и всего!

– Но ты еще слишком мала для замужества!

– Для замужества, маменька, важны не возраст, а подходящие обстоятельства.

– Не могу сказать, что вполне поняла тебя, – как будто рассеянно проговорила княгиня, – но я вообще в последнее время плохо осознаю происходящее. И еще мне иногда кажется, что я совершила нечто ужасное и попаду за это в ад.

– Мне остается только позавидовать вашей интуиции, маменька!

– Лиза, – раздался рядом голос отца, – говорить в таком тоне неприлично вообще, а с маменькой тем более, учитывая ее нынешнее состояние.

– Ее состояние? А мне кажется, что она приходит в себя, если начинает сожалеть о своих поступках. А вы о своих поступках жалеете, папа?

– Все так запуталось, Лиза, – растерянный ее нападением, произнес князь Петр.

– О, как бы мне хотелось вернуться в то счастливое время, когда маменька не гневалась по пустякам и не причиняла никому зла, а вы…

– Я обещаю… – князь Петр шагнул к дочери, словно хотел обнять ее, но она отстранилась от него, – я обещаю – в этом доме будет мир и покой.

– Как бы я хотела верить хотя бы кому-то в этом мире! – воскликнула Лиза и выбежала из гостиной.

– Лиза, постой, доченька! – князь Петр бросился вслед за ней, на мгновенье разминувшись в дверях с входившей в гостиную Татьяной.

– Танечка, – проворковала Долгорукая, – письмо мне принесла? От кого?

– Письмо для Петра Михайловича из императорской канцелярии.

– А ну, давай, давай, я сама ему передам, уж он-то обрадуется! – княгиня протянула руки к Татьяне навстречу и, точно коготками, поиграла пальцами. – Давай скорей! И ступай отсюда, дура!

Мария Алексеевна вознамерилась вскрыть конверт, но тут же быстро прижала его к груди – в дверях, как черт из бутылки, возник довольный собой Забалуев.

– Письмецо получили, Мария Алексеевна? Уж не о моем браке ли с Лизонькой там написано? Можно посмотреть?

– Ах, Андрей Платонович, – с притворной умильностью взглянула на него Долгорукая, – я еще пока в своем уме, чтобы отдавать вам письмо, от которого зависит счастье моей дочери.

– А кто сомневался, что вы – в своем уме? – Забалуев хищно осклабился и бросился к дивану. – Дайте конверт, кому говорю! Или все тотчас узнают, каким бесчестным способом вы избегаете наказания за убийство!

– Не забывайтесь, Андрей Платонович! – зашипела княгиня, ловко уворачиваясь от него. – Что у вас, однако, за манеры! Просто моветон какой-то! Вижу, загостились вы здесь, пора и честь знать.

– Не пытайтесь меня обмануть, Мария Алексеевна, – злился Забалуев. – Выбирайте – письмо или тюрьма!

– Пошел вон, наглец! Хам!

– Я-то пойду, – Забалуев схватил княгиню за руку, и она выронила письмо. – Да пойду не просто так, а куда Следует! И потом посмотрю, что скажут ваши детки и супруг воскресший, когда узнают, что вы все время притворялись. А уж что скажет Владимир Корф, и подумать страшно. А вы не боитесь, Мария Алексеевна?

– Петруша! – расплылась в широчайшей улыбке Долгорукая и ласково посмотрела на вернувшегося в гостиную мужа.

В этот момент Забалуев с ловкостью шулера уронил рядом с упавшим конвертом подложный, а настоящий прикрыл широким носком своей туфли.

– Татьяна сказала, пришло письмо из канцелярии государя, где оно? – с волнением в голосе спросил князь Петр.

– Вот оно, – Долгорукая наклонилась и подняла с пола конверт, подброшенный Забалуевым, – я хотела тебе его собственноручно передать.

– Наконец-то я избавлюсь от вас, господин Забалуев! – вскричала вошедшая следом Лиза. – Папенька, зачитывайте! Что там?

Князь Петр быстро вскрыл конверт ножичком для бумаг и пробежал глазами по тексту письма. При чтении финальной части лицо его посуровело, задрожала рука. Его напряжение передалось всем в комнате, и Забалуев, воспользовавшись тем, что на него никто не смотрит, изогнулся всем корпусом и незаметно поднял и спрятал в кармане сюртука настоящее письмо.

– Мне жаль, – после паузы каменным тоном произнес князь Петр, – но прошение не принято к рассмотрению.

– Не могу сказать, чтобы я был слишком удивлен, – наглым тоном прокомментировал момент Забалуев.

– Вы еще здесь? – Лиза побелела и сжала кулаки. – Ступайте вон! Я не хочу больше жить с ним под одной крышей ни минуты, папенька!

– Ты – его жена не только Божьей, но теперь и императорской властью, – обреченно сказал князь Петр.

– Что?! – закричала Лиза в ужасе. – Я думала, что причина всех моих бед – этот человек! Но он, по крайней мере, честен в своей низости. Гораздо хуже любящие отцы, которые говорят о семейной чести… А сами ее ни в грош не ставят!

Лиза разрыдалась и выбежала из гостиной.

– Что ж, господин Забалуев, – обернулся к неугодному зятю князь Петр. – Эту партию вы выиграли, но поверьте мне – так продлится недолго!

– Спасибо за поздравления, дорогой тесть, – хмыкнул Забалуев, всем своим видом демонстрируя, что не убоялся угроз князя. – Уверяю вас, мы с Елизаветой Петровной проживем вместе долго и счастливо и умрем в один день!..

– Не рано ли вы обрадовались, Андрей Платонович, или просто бредите? – страшным голосом сказала Долгорукая.

Ни в ее словах, ни в поведении недавнего безумия как ни бывало.

– Позвольте полюбопытствовать, Мария Алексеевна, голубушка, – с изумлением глядя на княгиню, вымолвил Забалуев, – с каких это пор вы стали отличать бред от осмысленной речи?

– Маша, – растерянно прошептал Петр, – к тебе вернулся разум?

– А когда это я была не в своем уме? И я вам, господин предводитель уездного дворянства, не голубушка!

– Чудо! – Забалуев картинно вознес руки к небу. – Боже мой, случилось чудо! Княгиня, наконец, снова со своим любимым семейством и в здравом рассудке!

– Я надеюсь, что вам не пришло в голову причислить к моим любимым домочадцам и свою мизерную персону? – Долгорукая распрямилась и грозно посмотрела на Забалуева в упор.

– Бедная, бедная княгиня! Примите мои сочувствия, Мария Алексеевна! Не услышали в столице ваши молитвы, но вы сами виноваты, – с притворным сожалением произнес Забалуев. – Или не помните, что лично потворствовали этому браку?

– Вы – мерзавец, подлец и плут! – вскричала Долгорукая.

– Машенька! – бросился к ней князь Петр. – Тебе не стоит так волноваться, ты еще не совсем здорова.

– Я здорова, – отмахнулась от него Долгорукая, – и помню, что этот.., он подлым образом втерся в мой дом!

– Отчего же подлым? – улыбнулся Забалуев. – Путем честного венчания с вашей дочерью с вашего, кстати сказать, благословения.

– Маша, неужели память возвращается к тебе? – растроганный до слез князь Петр попытался отвлечь жену от этого спора.

– А вот это мы сейчас проверим, – тут же вставил свое слово Забалуев. – К примеру, помните ли вы, матушка, как отравили барона Корфа? Как планировали его поместье захватить? А еще, говорят, вы стреляли в собственного мужа…

– Да как вы смеете! Я люблю Петю! – вздрогнула княгиня.

– Андрей Платонович, оставьте нас немедленно! – воскликнул князь Петр. – Разве вы не видите, княгиня больна!

– Разумеется, больна, ибо не может ведь нормальная женщина в здравом рассудке, прожив столько лет с мужем, продолжать любить его.

– Что вы несете, любезнейший? – широко открыв глаза, спросила Долгорукая.

– Значит, я уже и любезнейший? – едко поинтересовался Забалуев. – Такой подход в наших отношениях мне нравится больше. И на этой благожелательной ноте позвольте мне откланяться ненадолго.

– И вы искренне думаете, Андрей Платонович, что я откажу себе в удовольствии уничтожить вас? – донельзя приторным тоном вполголоса спросила Долгорукая, когда Забалуев подошел облобызать ей ручку на прощание. – Вас вышвырнут из этого дома, и в самом скором времени!

Забалуев хотел ответить, но в гостиную вдруг вошел Дмитрий.

– К Андрею Платоновичу посыльный, – доложил он с порога.

– Надеюсь, что это – хорошие новости, – кивнул тот, самодовольно отстраняясь от княгини и унося с собой незавершенный поцелуй.

– Самая хорошая новость – это сообщение о том, что вы в кандалах и идете в Сибирь по этапу! – зло бросила ему вслед Долгорукая, не сразу убрав протянутую для несостоявшегося поцелуя руку.

– Маша, – участливо обратился к ней князь Петр, – тебе все же надо отдохнуть. Разговор с этим негодяем утомил тебя, ты сама не своя.

– Ах, оставь эти нежности, Петя, до отдыха ли мне! Мы должны избавиться от этого ужасного человека!

– Дорогая, я всегда расстраиваюсь, когда ты говоришь, что собираешься от кого-нибудь избавиться. После этого, как правило, случается что-то непоправимое.

– Ты тоже хочешь убедить меня, что я кого-то убила? – вкрадчивым тоном поинтересовалась Долгорукая.

– Нет, нет… – растерялся князь Петр. – Я только хотел, чтобы ты не забивала себе голову разными нелепостями. Знаешь, ведь иногда то, о чем мы думаем, может стать реальностью. Я просто боюсь за тебя.

– Вот как? – Долгорукая испытующе посмотрела на мужа. – Что ж, я, пожалуй, воспользуюсь твоим советом – отдохну. На свежую голову и мысли яснее.

– Позволь я провожу тебя к себе? – Петр подал жене руку, и она, на секунду замешкавшись, приняла ее…

А Забалуев вышел в коридор, где топтался посыльный, в котором он сразу узнал полового из трактира. Парень сказал, что господина Забалуева просил прийти управляющий Корфов, которого только что арестовали и препроводили в тюрьму.

– Карла Модестовича? За что? Почему? – побледнел Забалуев.

– Они уехать хотели, купили с собой в дорогу всякого да рассчитались в трактире фальшивыми ассигнациями, вот хозяин и доложил исправнику. А когда Карла Модестовича уводили, он велел послать за вами. Говорит, что это важно.

Забалуев чертыхнулся и кивнул – ладно, иди, так и быть, навещу бедолагу.

Половой покрутился еще с минуту, видно, ждал чаевых, но понял, что надеяться бессмысленно и, махнув рукой, удалился восвояси.

– Что смотришь? – зыркнул Забалуев на любопытствующего Дмитрия. – Карету подавай, в город поедем…

– И как это ты умудрился фальшивыми ассигнациями рассчитаться? – вместо приветствия громко вопросил Забалуев, входя в камеру, куда поместили Модестовича.

– Андрей Платонович, благодетель мой! Наконец-то! – управляющий бросился к нему, но Забалуев жестом остановил его порыв, и Модестович как-то сразу осел и растерялся. – Вы же мне их сами и дали!

– Полно, Карл Модестович, честных людей обвинять. Надо учиться самому отвечать за свои прегрешения, – сухо сказал Забалуев.

– Ей-богу, это ваши деньги!

– Нехорошо, Карл Модестович, нехорошо это, – Забалуев отошел от двери на значительное расстояние и заметно понизил голос.

– Значит, вот как вы со мной рассчитались за честную службу?.. Покуражиться решили? – тоже перешел на шепот управляющий. – Ох, чувствовал я, Андрей Платонович, что неспроста вы мне эти деньги даете. Вы ведь за «так» и на землю не плюнете.

– Не плюну! – признал Забалуев.

– Думали, уедет Карл Модестович, и вся недолга, с кого потом за фальшивки он спрашивать станет? Не поедет же обратно из Курляндии! Так?

– Да кто поверит, что эти деньги я тебе дал? – недобро улыбнулся Забалуев. – Сгниешь вот тут и правду на тот свет унесешь!

– А я сейчас с одним князем свидания попрошу, он каждому моему слову поверит, если это слово про вас будет. Уж он-то спит и видит, как вы по этапу идете.

– Не о том ли юнце ты судачишь, что у Корфа загостился?

– О нем, Андрей Платонович! Князь Репнин, хоть и юн, но страх, какой придирчивый. И раз уж решил мышь в ловушку загнать, то загонит. Будьте уверены! Исправник, я требую встречи с князем Репниным!

– Тише ты! – бросился на него Забалуев. – Чего орешь? Тебе со мной мериться силой не надо – все равно проиграешь, а вот, коли так уж все обернулось, лучше послушай меня без истерики.

– И что вы имеете мне предложить? – нагло спросил Модестович.

– Сделку. Ты покажешь, что деньгами этими с тобой рассчиталась за помощь в деле против Корфов княгиня Долгорукая, а я позабочусь о том, чтобы ее признали фальшивомонетчицей. И тогда – и ты свободен, и я наконец-то разберусь с княгинюшкой по-своему.

– Так княгиня же не в своем уме, – засомневался управляющий. – С безумной-то какой спрос? Кто поверит?

– Кому надо – те поверят, – успокоил его Забалуев. – Предоставь это мне. А что до ее сумасшествия, то.., никогда не верь женщине, а богатой и знатной особенно…

* * *

После того, как было прочитано письмо из императорской канцелярии, Лиза поднялась в свою комнату и бросилась на кровать. Ее угнетало отчаяние, и душили слезы.

Что же это такое? – думала Лиза. – В один день разрушились, рассыпались в прах все мои мечты и надежды. Владимир не любит меня и уже никогда не полюбит, и избавиться от Забалуева мне тоже не дано. Брак стал моим проклятьем, снять которое могло бы только волшебство. Но чуда не случилось! И ждать его неоткуда…

Она лежала на кровати и плакала. Соня пыталась войти к ней, но Лиза, стремительно спрыгнув с постели, вытолкала сестру в коридор. Соня еще какое-то время скреблась и ныла под дверью, но Лиза ее не слушала. Она достала из ящика комода припрятанную там шкатулку со свадебными украшениями и переложила их в бархатный кошель. Потом переоделась попроще и, убедившись, что Соня ушла и не следит за ней, прошла через темный коридор во флигель, где жили слуги.

Татьяны в комнате не было, и Лиза, без труда разыскав ее шубу и платок, надела их и под видом простой селянки свободно вышла из дома. Выбравшись на дорогу, она чуть не попала под сани подвыпившего купца. Купец девушку пожалел и подвез до города, где Лиза заложила ювелиру свои серьги.

Скряга Хольц, доводившийся двоюродным брату доктору Штерну, поначалу Лизу не признал и принялся стращать полицией – уж больно дорогая вещь легла на его прилавок. Но потом, разглядев молодую княжну, смилостивился и принялся убеждать опомниться и не продавать серьги. В конце концов, они договорились, что Лиза оставляет их в заем, и она ушла, впервые ощутив себя самостоятельной и взрослой. Ювелир проводил ее сочувствующим взглядом и убрал серьги с глаз подальше. Кто знает, вдруг Лиза тронулась умом, как и ее мать, и потом явится папаша или, что еще хуже, – муж, и тогда все: обвинят его в воровстве и вымогательстве. Боже сохрани!..

У Лизы никогда не было своих денег, и только сейчас, впервые ощутив ассигнации в своих руках, она поняла, почему маменька и Забалуев так много говорили о них. Хрустящие в ладони купюры придавали ей уверенности в себе. Теперь она могла делать все, что ее душе захочется, идти, куда поведет ее судьба. Она была богата и свободна. И никто не смел указывать ей, как себя вести.

Лиза брела по улице и вдруг услышала веселые голоса и громкие крики, раздававшиеся от другой стороны домов. Она посмотрела туда и увидела надпись на одном из них – трактир «У Демьяна». Лиза улыбнулась внезапно пришедшей в ее голову мысли и решительно перешла через дорогу.

– Шли бы вы отсюда, барышня, – хмуро глядя на нее исподлобья, тихо сказал трактирщик, когда Лиза появилась у его прилавка. – Нечего таким, как вы, здесь делать.

– А тебя никто не просит за меня решать! – оборвала его Лиза. – Лучше налей мне вина. Ты не расслышал? Налей мне вина!

– Не глухой я, слыхал, – разозлился трактирщик. – Да только зря вы сюда пришли! Ступайте с Богом!

– Наливай стакан, да побольше! – Лиза ударила кулачком по стойке. – Мне забыться надо! Делай, что говорю!

– Так и до беды недалеко, – испуганно зашипел на нее трактирщик, заметив, что двое усатых унтеров с недвусмысленным интересом разглядывают Лизу. – У меня из-за вас хлопоты будут!

– Я сюда не за советом пришла. Сказано – наливай!

– Да налей ты ей выпить! Смотри, какая красавица, не скупись! – крикнул один из унтеров, поднимаясь из-за со стола с явным намерением подобраться к Лизе поближе.

– Налей, Демьян, налей! – поддержали его пьяные голоса от других столов.

– Наливай! – с угрозой сказал трактирщику подошедший унтер.

Трактирщик вздохнул и, достав с полки бутылку портвейна, налил Лизе полный стакан.

– Вот спасибо! – горько рассмеялась она и велела, кивая на унтера. – И ему тоже налей, пусть выпьет за мое здоровье.

Трактирщик чертыхнулся, но спорить больше не стал – налил и еще один полный стакан и со злостью катнул его к унтеру. Стакан прокатился по стойке, вино плеснуло через край, но унтер ничуть не смутился и залпом осушил пойманный стакан до дна.

– Выпей и ты, красавица, – подмигнул унтер Лизе.

Она кивнула и храбро залпом опорожнила стакан. Вино тут же ударило ей в голову – все закружилось у нее перед глазами, стало жарко. Лиза сбросила с себя платок и шубу.

– Танцевать желаете? – сладким тоном спросил унтер, с вожделением оглядывая ее фигуру.

– Конечно, – подтвердила разом захмелевшая Лиза. – Как тебя величают?

– Евграфом! – подкрутил ус бравый унтер.

– Идем, Евграф! – Лиза сделала шаг от стойки, покачнулась, но взяла себя в руки и вышла в круг, который уже освобождали охочие до всякого веселья посетители трактира.

– Мать честная, – испуганно перекрестился трактирщик, – что творится! Люди добрые, это ж барышня из благородных, не приведи Господи, что с ней случится!

Но его уже никто не слушал. Унтер сунул монету музыкантам, и они ударили плясовую. Лиза вскинула голову и принялась танцевать – как умела, как видела на праздничных гуляньях в имении.

– За нашу несравненную Терпсихору! Душечка, за вас! – кричали ей со всех сторон.

Унтер вошел в круг с ней на пару, но Лиза даже не видела его – лица, предметы, все плыло и смеялось одной большой и кривой улыбкой.

– Сударыня, вам лучше уйти! Вам здесь не место! – трактирщик, видя, что она не в себе, предпринял еще одну попытку остановить это безумие, но Лиза оттолкнула его.

– Отстаньте! И почему все знают, где мое место? – нетвердым голосом говорила она. – Что хочу, то и делаю! Давайте веселиться, господа!

– Танцуй, танцуй, ягодка моя! – унтер схватил Лизу в объятья и крепко поцеловал в губы.

– Оставь барышню в покое! – просил его трактирщик.

– Вот еще! Она такая сладкая! – усмехнулся тот, еще крепче прижимая Лизу к себе.

– Да не мешай им миловаться! – второй унтер подошел к ним и оттащил трактирщика от танцующих. – Барышня сама к нам пришла.

– Понял? – ухмыльнулся Евграф и еще раз поцеловал Лизу – на этот раз впился в ее губы долгим, грубым поцелуем.

– Нет, пожалуйста, не надо! – вдруг опомнилась Лиза, пытаясь вырваться из крепких объятий унтера. – Пожалуйста!

– Ни за что! – рассмеялся тот. – Мы ведь только начали, красавица!

Лиза забилась в руках унтера, точно попавшая в силок птица, и в этот момент кто-то нанес унтеру один точный и сильный удар в лицо, и Евграф отлетел к трактирному прилавку.

– Миша? – слабым голосом прошептала Лиза, скорее угадывая, чем разглядев в своем защитнике Репнина.

– Немедленно идемте отсюда! – приказал ей Репнин и, взяв Лизу за руку, встряхнул ее. – Очнитесь! Где ваша одежда?

Лиза растерянно оглянулась по сторонам. Репнин проследил за ее взглядом, увидел на полу шубу и платок, поднял их и Подал Лизе.

– Одевайтесь сейчас же и идите к двери, – Репнин заслонил собой Лизу.