Текст книги "Уроки судьбы"

– Ты, Глаша, уведи детей в спаленку, а то мне с гостями побеседовать надо бы, – не очень ласково попросил Забалуев.

– Папенька, а вы мне привезли, что я просила? Привезли? – то и дело отрываясь от матери, немедленно кинувшейся исполнять указание Забалуева, спрашивала младшая девочка.

– Папенька, а вы надолго? Вы навсегда вернулись? – вторил ей один из братьев.

– Вот непоседы, – укоряла детей Глафира, мягко выдворяя их в спальную. – Соскучились страшно, Полечка даже плакала на днях…

– Так зачем же их с отцом разлучать? – миролюбиво сказал Репнин. – Пусть посидят с нами, на отца полюбуются! Дети нашей беседе не помеха.

– Так-то оно так, – кивнула Глафира, – да все же и вы, и отец с дороги. Устали, надо отдохнуть.

Сашенька, Полечка, Миша, Анюта, солнышко мое, Ванечка, отправляйтесь к себе, папа с вами позже поиграет.

Закрыв за детьми дверь, Глафира снова обернулась к гостям.

– Слышу, чайник уже вскипел, а я до сих пор с вами не познакомилась…

– Это князь Михаил Репнин, прекрасной души человек! – поспешил с объяснениями Забалуев. – А это… Это Елизавета Долгорукая, княгиня, я когда-то знавал ее родителей.

– Очень приятно, – Глафира сердечно расцеловалась с явно смущенными гостями. – Да вы не стесняйтесь, у нас все по-простому. Мы звания невысокого, из мелкопоместных. Я все больше, как видите, дома сижу с детишками. А у Андрюши служба разъездная – ему приходится много путешествовать.

– Дело-то, наверное, хлопотное у вас, Андрей Платонович? – с едва уловимой иронией поинтересовался Репнин.

– Мне грех жаловаться! – ответила за мужа общительная Глафира, ставя на стол фарфоровый чайничек и три небольшие сервизные чайные пары. – Отчасти я причиной тому. Я была завидной невестой, когда Андрюша за мной ухаживал. Папенька мой был богат, да только разорился через полгода после нашей свадьбы. Пришлось Андрюше самому улаживать все семейные дела.

– Наверное, нелегко вам пришлось, Андрей Платонович? – тихо спросила бледная Лиза.

– Грех жаловаться, – перекрестилась на образа Глафира. – Андрюша меня ни разу не попрекнул. А что живем скромно, разносолов не держим, так разве в этом счастье? Я за Андреем Платоновичем, как за каменной стеной. Дай Бог каждой такого мужа! Сейчас варенье принесу.

– Какая чудесная у вас жена, Андрей Платонович! – с угрозой в голосе сказал Репнин, едва Глафира отлучилась в сенцы. – И почему вы нас раньше не познакомили?

– Ради Бога, умоляю, не выдавайте меня! – картинно вскричал громким шепотом Забалуев, порывисто бросаясь к гостям, как будто намеревался упасть перед ними на колени. – Глафиру пощадите, сердцем она больная, не выдержит! Детей пощадите!

– Что же вы раньше о них не вспоминали? – с ненавистью спросила Лиза.

– Все ради детей, ради детей!

– Как же трогательно, Андрей Платонович! Я просто готов сейчас упасть вам в объятия и зарыдать, – усмехнулся Репнин. – Или все же стоит подать на вас в суд за двоеженство?

– Тише, тише! Ради Бога, тише! – умолял Забалуев.

– Зачем вы мучили меня? – воскликнула Лиза.

– Виноват! Кругом виноват!..

– Значит так, Андрей Платонович, – решительным тоном сказал Репнин, – выбирайте: можете поехать с нами, а можете остаться здесь и дожидаться исправника. Впрочем, еще вы можете пуститься в бега, но, учитывая уже имеющиеся прегрешения, в случае, если вас поймают, на снисхождение вам рассчитывать уже не стоит. Итак, я жду. Что вы выбираете? Хотите сами покаяться перед семьей Елизаветы Петровны или желаете громкого скандала?

– Нелегкий выбор вы мне предлагаете, сударь… – прикусил губу Забалуев. – Совсем нелегкий.

– Обманывать было легче? – с раздражением поинтересовалась Лиза.

– По крайней мере, значительно приятней, – попытался по привычке нахамить Забалуев и осекся под взглядом Репнина. – Шучу я, шучу…

– А вот и варенье! – в комнату вернулась Глафира.

– Не стоит, душа моя, – остановил ее Забалуев. – Дело в том, что княжна и Михаил Александрович не смогут остаться у нас, им сейчас же надо ехать дальше.

– Какая жалость! – всплеснула руками Глафира. – А я думала, вы погостите! Я ведь все время с детками. Нет, они у нас славные. Но так порой хочется поговорить с приятными людьми. У батюшки моего прежде каждый божий день гости бывали. Неужели так необходимо ехать?

– Совершенно необходимо, – закивал Забалуев. – Более того, душа моя, вынужден огорчить тебя – мне тоже придется отправиться с ними.

– Как же так?! Только приехал – и опять? – Глафира подошла к Забалуеву и обняла его.

– Увы! У нас с князем вскрылось одно очень серьезное дело, без моего участия не разобраться. Ничего, душа моя, ничего! Раньше уеду – раньше вернусь обратно! Приношу свои извинения… Пойду, поцелую детей на сон грядущий, и сразу в путь.

Забалуев и Глафира рука об руку отправились в детскую, а Лиза с Репниным вышли на крыльцо.

– Забалуев – такой любящий отец, кто бы мог подумать? – с сомнением покачал головой Репнин.

– Но это значит – я отныне ему не жена? Не правда ли, Миша? – Лиза с надеждой посмотрела на него.

– Я рад за вас, – кивнул он и вдруг порывисто обнял Лизу и поцеловал. Но потом ужаснулся содеянному и отступил от нее. – Простите меня за этот порыв, сам не знаю, как вышло…

– Не упрекайте себя, князь, я тоже потеряла голову.., от счастья, когда поняла, что скоро стану свободна.

– На вашем месте, Лизонька, – вкрадчивым тоном сказал вышедший к ним на крыльцо Забалуев, – я бы не торопился праздновать.

– К чему вы клоните, Андрей Платонович? – нахмурился Репнин.

– Я вот о чем сейчас подумал, вы могли бы извлечь из всей этой ситуации немало пользы, особенно для вашего батюшки, Елизавета Петровна.

– О какой пользе вы говорите? – с подозрением уставился на него Репнин.

– Я возьму на себя вину за фальшивые деньги… А взамен вы сохраните тайну моего двоеженства. И, если вы согласитесь, я сам буду ходатайствовать о расторжении нашего брака. Признаться, Елизавета Петровна, мне тоже наскучило быть вашим мужем.

– Славно придумали, Андрей Платонович, – покачал головой Репнин. – Только пахнет ловушкой.

– Михаил Александрович, умные люди всегда сумеют договориться, и при этом все останутся в выигрыше, – усмехнулся Забалуев.

Лиза вопросительно взглянула на Репнина.

– Я все же думаю, – сказал он, – сначала нам стоит вернуться в имение и сообщить обо всем вашим родителям, Елизавета Петровна, а потом мы примем решение, которое устроит нас всех.

– Уверен, что вы, как человек разумный, – поддакнул Забалуев, – поймете всю выгоду этой сделки…

* * *

– Ни за что! Я не верю ему! Ни минуты не сомневаюсь, что это очередной обман! – вскричала Долгорукая, когда Лиза и Репнин вернулись домой, и вся семья собралась обсуждать предложение Забалуева в кабинете князя Петра.

Андрей только что приехал от судьи, внеся залог за отца, и теперь председательствовал на этом импровизированном совете, так как князь Петр чувствовал себя плохо – ныла старая рана, усиливая потрясение от пережитого. Долгорукий сидел в кресле за столом, остальные, в виду важности момента, стояли вокруг него. Дело было серьезное и спешное, рассиживаться и затягивать принятие решения было невозможно.

– Думаю, он полагает, что в создавшемся положении нам не стоит быть излишне щепетильными? – нахмурился Андрей, внимательно выслушав Репнина, изложившего суть проблемы.

– Как-то неловко вступать в сговор с этим мошенником, – поддержал его настроения князь Петр.

– Папенька, прошу вас, примите предложение Забалуева! – воскликнула нетерпеливая и доверчивая Соня. – Лиза, и ты попроси!

– Тебе не стоит растрачивать на меня весь свой пыл, – ответила ей Лиза. – Я многое бы отдала, лишь бы папеньку оставили в покое.

– А что вас смущает, князь? – обратилась к Репнину Долгорукая.

– Видите ли, я, как и вы, сомневаюсь в благородных намерениях господина Забалуева, а посему намерен все же идти до конца и доказать его участие в убийстве цыгана. А в том, что обвинение выдвинуто не против того человека, я уверен. И поэтому мне представляется, что быть судимым за производство фальшивых денег для Забалуева – просто подарок судьбы. Должны ли мы потворствовать этому негодяю? И еще – у меня нет уверенности, что он выполнит свое обещание о разводе.

– Вполне здравые рассуждения, – согласно кивнула Долгорукая.

– И что же нам делать? – князь Петр растерянно оглядел всех.

– Насколько я знаю, свидетелем по делу о фальшивках в суде будет выступать наш старый знакомый, Карл Модестович. Я тотчас поеду к нему и попытаюсь договориться.

– Это весьма сомнительный вариант, – покачал головой Андрей.

– Я уверен, что сумею убедить управляющего Корфов, – настаивал Репнин.

– Не знаю, не знаю… – пожал плечами князь Петр. – А что ты, душечка, думаешь обо всем этом?

– По мне – так нечего церемониться с этим лжецом и двоеженцем! – разгорячилась Долгорукая. – Мало того, что втерся обманом в нашу семью, так еще и придумал эту историю с фальшивыми деньгами!

– Но, маменька, – попыталась возразить ей правильная Соня, – ведь это Карл Модестович на вас показал…

– Управляющий? Да он никогда до этого сам не додумался бы! Нет-нет! У него был умный советник.

– Я согласен с княгиней, – кивнул Репнин. – И потом, кто еще, кроме Забалуева, имел возможность проникнуть в ваш дом и подкинуть деньги? Ведь не печатали же вы их сами, Мария Алексеевна!

– Господь с вами, Михаил Александрович! – возмутилась Долгорукая.

– Исходя из всего выше сказанного, я должен заключить, что мы отвергаем предложение господина Забалуева? – Андрей внимательно обвел глазами родных.

– Не смею настаивать, – снова взял слово Репнин, – но лучшего способа избавиться от Забалуева раз и навсегда у нас нет и не будет!

– Князь, вы еще не стали нам родственником, – с интересом поглядывая на него, заметила Долгорукая.

– А как ты думаешь, Лиза? – спросил князь Петр.

– Михаил Александрович прежде никогда не давал мне плохого совета, – просто сказала она.

– И все же этот план очень рискованный…

– Мы ничем не рискуем, если доверимся Михаилу Александровичу. Хуже, чем есть, уже не будет.

– Лиза права, – кивнул князь Петр. – Действуйте, князь, я полагаюсь на вас.

– Благодарю, Петр Михайлович, – кивнул Репнин. – Я оправдаю ваше доверие. А сейчас – честь имею откланяться, ибо должен поторопиться.

После ухода Репнина Долгорукие вышли в гостиную, где топтался Забалуев, то донимая Татьяну с чаем, то пытаясь прорваться через Дмитрия под дверь кабинета и подслушать, как идет столь важное для него обсуждение.

Надменный вид появившейся перед ним княгини Забалуева слегка раздосадовал. Лицо Андрея, исподлобья мрачно взиравшего, удивило, а спокойный тон князя Петра разозлил – Забалуев понял: Долгорукие собирались сказать ему «нет».

– Итак, – надулся Забалуев, – судя по всему, вы, князь Петр Михайлович, предпочитаете грязные нары теплой постели под боком любимой женушки?

– Хам! – с брезгливостью бросила княгиня. – Мерзкая крыса! Убирайся из нашего дома к своим крысята!

– Дети ни в чем не виноваты, – глухим от ненависти голосом сказал Забалуев.

– Подожди, Маша, вернемся к главному, – начал Долгорукий.

– Нет, увольте, – прервал его Забалуев. – Я передумал! Да, я обманывал жену и детей. Но ради их же блага, и они меня поймут и простят. Они за мной в Сибирь поедут, потому что любят меня преданно и нежно. Впрочем, вам, Долгоруким, этого не понять. До встречи в суде, господа!

– Умеете же вы, маменька, оказаться вовремя со своими замечаниями, – рассердился Андрей, едва только Забалуев вышел из гостиной.

– И правда, Маша, мы же хотели, чтобы последнее слово осталось за нами, – покачал головой князь Петр.

– Вот уж! Буду я склоняться перед этим!.. Может, еще его выкормышей и супружницу благоверную приласкать, приголубить?

– Маменька, Глафира Федоровна – славная женщина с добрым сердцем, – тихо сказала Лиза.

– Что?! Что это значит? – воскликнула Долгорукая. – Ты кого защищаешь?

– Ту, что ничем не виновата перед нами. Она ведь ничего не знала, жила в полной уверенности, что ее муж – добропорядочный и трудолюбивый чиновник, связанный по службе долгими разъездами. И, мне кажется, она по-настоящему любит Забалуева.

– Не представляю себе, как такое может быть, – прошептала Соня.

– Любовь зла, полюбишь и Забалуева! – ухмыльнулась Долгорукая.

– Таким образом, – подытожил Андрей, – у нас, осталась только одна надежда – на князя Репнина?

– А князь – удачливый человек? – засомневалась княгиня.

– Михаил Александрович производит впечатление человека порядочного и достойного, – твердо сказал князь Петр.

– Значит, мы поторопились с решением, – скривилась в недоброй улыбке Долгорукая.

– Маменька! Как вы можете так говорить! – воскликнула Лиза и со слезами на глазах выбежала из гостиной…

– Итак, господин Шуллер, вы подтверждаете, что получили фальшивые ассигнации от княгини Марии Алексеевны Долгорукой, кои были переданы ей ее законным супругом князем Петром Михайловичем Долгоруким, о чем он сам заявил на следствии по доброй воле и в чем чистосердечно раскаялся?

– Никак нет, ваша честь, – бойко отрапортовал Карл Модестович, стараясь не смотреть в зал, особенно в ту сторону, где сидел до этого момента довольный собой Забалуев.

Общий ход предварительного слушания поначалу развивался вполне предсказуемо. Князь Петр, ободряемый взглядами своего семейства, в полном составе сидевшего в зале за парапетом, отделявшим зрительские места от судейской части, как и положено, отказался от собственных, данных прежде показаний и заявил о своей невиновности.

Судья принял это к сведению и велел вызвать в зал главного свидетеля по делу – управляющего Корфов. Первые слова Карла Модестовича не взволновали Забалуева – торопясь и путаясь в падежах, тот рассказал, как собирался уехать в родную Курляндию, как зашел в трактир, чтобы купить что-нибудь на дорогу, как был арестован. Но дальше случилось невероятное – Карл Модестович предал его. Предал нагло, на глазах у всех и со всеми потрохами.

Забалуев перестал самоуверенно постукивать пальцами по подлокотнику кресла и воззрился на управляющего, беспардонно выбалтывавшего перед судьей всю подноготную их отношений. Карл Модестович рассказал все о том проклятом дне, когда черт подтолкнул Забалуева сесть играть с цыганом. Рассказал о перстне, который поставил на кон, о сумме долга и угрозе Седого разобраться с Забалуевым в случае неуплаты. А потом дошло дело и до передачи денег.

– Я тогда не сразу догодать, почему господин Забалуев велеть мне немедленно ехать Курляндия, – торопливо объяснял Карл Модестович, – я потом понять – он хотеть меня обман. Он думать – я не вернусь от Курляндия, чтобы уличить его в фальс. Он думать – я бояться, но я не мог молчать! Я не мог, чтобы быть невиновный. Я и сам пострадать! Кто теперь вернет мне мои деньги?

Слава Богу, подумал Забалуев, что судья решил провести это заседание закрытым – Долгорукие были персонами важными, и судья не хотел вокруг сего сомнительного дела лишнего нездорового ажиотажа. Услышав последние слова Модестовича, Забалуев почувствовал на себе взгляд судьи, глупо улыбнулся и пожал плечами – порет немчина чушь, что взять с иноверца?

– Что, однако, побудило вас изменить показания? – спросил судья свидетеля.

– Я иметь совесть, и она не дать мне покой, – скромно ответствовал Модестович, вознося к небу глумливый взгляд.

И тогда Забалуев сорвался.

– Ложь! Это все ложь! Свидетель подкуплен! – возопил он, вскакивая со своего места. – Меня не впервые пытаются оклеветать! И не вы ли, Фрол Прокопьевич, сами были тому свидетелем, когда мне приписывали убийство несчастного барона Корфа?!

– Сядьте, Андрей Платонович, – строго сказал судья, и сам растерянный таким поворотом событий. – Вы утверждаете, что вас оговаривают?

– Да, да, да! – воскликнул Забалуев. – Он лжет, они все лгут!

– Да это вы – первостатейный лжец и негодяй! – тоже вскочила со своего места Долгорукая. – Господин судья, этот, с позволения сказать, человек обманом женился на нашей дочери. Господин Забалуев лгал нам с самого начала нашего знакомства. Он уверял, что богат, желая завладеть приданым нашей дочери, женившись на ней…

– К порядку! К порядку! – велел судья, строго застучав молоточком по маленькому подиуму на столе.

– А вы бы, Мария Алексеевна, помолчали! – не унимался Забалуев. – Сами еще недавно признались в убийстве старого барона Корфа. И, между прочим, муженек-то ваш не случайно от вас в бегах был после того, как вы его, точно зайца, подстрелили!

– Замолчите, мерзавец! – Долгорукая метнулась в проход, явно намереваясь вцепиться в Забалуева.

– Господа, опомнитесь! – судья снова застучал молоточком.

– Это вы, – вслед за матерью воскликнула Лиза, – вы убили цыгана! Я видела у вас кольцо, которое вы отобрали у него. Оно все было в крови! Убийца, убийца!

– Я люблю цыган! – отбивался Забалуев. – Их табор уже не первый год стоит на моей земле.

– Исправник! – наконец, не выдержал судья. – Немедленно разведите их как можно дальше друг от друга! И следите, чтобы они снова не бросились выяснять отношения столь неразумным способом. Охолоните свои горячие головы, господа и дамы, а я на время прерываю заседание, мне необходимо обдумать линию поведения в этой ситуации.

– Господин судья, – рванулся к нему Забалуев, – а чтобы вам правильнее думалось, извольте ознакомиться с этим документом.

Судья кивнул. Секретарь взял из рук Забалуева продолговатый конверт и осторожно вскрыл его. Убедившись, что это всего лишь бумага, он подал его судье.

– Это взятка! Взятка? – обрадовалась Долгорукая, которая не смогла сразу издалека разглядеть содержимое конверта.

– Нет, это официальное письмо с конфиденциальной информацией, и я должен уделить ему самое серьезное внимание, – судья еще раз кивнул исправникам, чтобы следили в зале за порядком, и вышел.

– Вам не дует? – насмешливо осведомилась из своего угла Долгорукая, обращаясь к Забалуеву. – Мне кажется, вас знобит. Однако туго вам там придется.

– Где это там? – словно нехотя поинтересовался тот.

– Да в Сибири! – рассмеялась Долгорукая.

– А я туда не собираюсь, – в тон ей рассмеялся Забалуев.

– Откуда такая уверенность? – хмуро поинтересовался Андрей. – Или вы волшебное слово знаете?

– Не я, господа, не я!

– Перестаньте паясничать, шут гороховый! – прикрикнула на него княгиня.

– Да уж, слаб человек, – равнодушно пожал плечами Забалуев. – В чужом глазу соломинку видим, в своем – бревна не разглядим.

– Полегче, господин Забалуев! – бросил ему князь Петр.

– Это же прямо не семейство, а образец добродетели! Одна соседа отравила, другой мертвым прикинулся, чтобы на стороне погулять в свое удовольствие…

– Замолчите! – оборвал его до этого молчавший Репнин.

– А то – что? Что вы мне сделаете? А? – Забалуев упер руки в бока и с вызовом уставился на Долгоруких.

В этот момент открылась дверь из кабинета судьи.

– Господа! Я готов огласить свое решение, прошу вас, встаньте, – торжественно произнес судья, занимая свое место за кафедрой. – В связи с вновь открывшимися обстоятельствами с князя Долгорукого Петра Михайловича снимаются обвинения в изготовлении и использовании фальшивых денег.

– Слава Богу! – истово перекрестилась Долгорукая, а Андрей и Репнин понимающе переглянулись с князем Петром и Лизой.

– Посему, в связи с тем, что более никому по делу о фальшивых ассигнациях обвинение впредь предъявлено не будет, считаю это дело закрытым.

– То есть как – закрытым? – воскликнул Репнин. – А Забалуев?!

– Это – мое решение, и обсуждать его не входит в вашу компетенцию, – недовольным тоном сказал судья и с силой стукнул молоточком по подставке. – Решение окончательное и обжалованию не подлежит.

– Никогда не сомневался в справедливости нашего суда, – Забалуев торжественно вознес руки к небу.

– Ваша честь! – бросился к уходившему судье Репнин. – Но как же дело об убийстве цыгана?

– Увы, князь, в ходе расследования достоверных улик так и не было найдено, а потому я счел возможным и единственно правильным вообще прекратить дознание по этому делу. Я – представитель закона и не могу полагаться в разбирательстве на домыслы и предположения. Даже если они исходят от уважаемых мною людей. Прощайте.

– Но… – Репнин проводил судью растерянным взглядом.

– Рано радуетесь, паяц! – кинулась к Забалуеву Долгорукая, но исправник ей тут же загородил проход.

– Пойдем, Маша, – успокаивающим тоном сказал князь Петр.

– И то верно, – засобирался вслед за ними Забалуев. – Давайте поедем домой. День был сегодня тяжелый, мы все устали.

– Домой?! – развернулась на его голос Лиза.

– Разумеется, дорогая моя, – разулыбался Забалуев.

– Домой, – с угрозой в голосе сказал Андрей, – вы поедете в свою развалюху, а в нашем доме с этой секунды ноги чтобы вашей не было!

– Какой взгляд! – передразнил его выражением лица Забалуев. – Разит насмерть!

– Андрюша, не стоит, – тихо сказал князь Петр.

– Пускай потешится, – кивнул подошедший Репнин, предлагая Лизе руку, чтобы помочь ей дойти до кареты. – Недолго ему осталось…

– Вы еще пожалеете, что со мной так обошлись! – пообещал Забалуев. – Я вам еще покажу, всем до единого!

– Господа, – укоряюще сказал секретарь суда и попросил удалиться и освободить зал для следующего разбирательства.

Забалуев гордо прошествовал к выходу первым, Долгорукие и сопровождавший их Репнин дали ему возможность уйти, чтобы более не сталкиваться.

В коридоре Репнина остановил Шуллер. Лиза не стала им мешать.

– Надеюсь, князь, наш с вами уговор остается в силе? – таинственным шепотом спросил управляющий.

– Уговор дороже денег! – кивнул Репнин.

– Так что же, барон берет меня обратно на службу?

– Как я и обещал, он согласился. Правда, на половину жалования.

– И это за верную службу? За то, что помог супостата в тюрьму упрятать? – побелел от негодования Модестович.

– Поражаюсь я доброте Владимира Ивановича, – покачал головой подошедший к ним князь Петр. – Я бы тебе ни копейки не заплатил!

– Значит, тоже обмануть меня решили? – разозлился Модестович.

– Вас освободили, с вас сняты все обвинения, – пожал плечами Репнин.

– Но вы же говорили, что я смогу восстановить те деньги, что оказались фальшивыми!

– Конечно, если будете честно служить, то непременно получите ту сумму, на которую рассчитывали. Так что возвращайтесь в имение и начинайте жизнь сначала.

– Ох, попомните вы у меня этот день! – проводил Модестович недобрым взглядом уходившего с Долгорукими Репнина. – Попомните и пожалеете!

– Это надо отметить, – не обращая на него внимания, предложил князь Петр Михаилу. – Наконец-то мои беды позади! И будем надеяться, нам удастся получить развод с Забалуевым. Однако, как вы смогли уговорить пройдоху управляющего? Честно говоря, я не верил, что у вас получится перетащить этого прохвоста на свою сторону.

– Сказать по чести, мне пришлось для этого пообещать ему прощение от Владимира, – признался Репнин.

– А что на это скажет Корф?

– Он уже сказал. Владимир сам предложил для Карла Модестовича половину жалования.

– Смело, – признал князь Петр. – Вы очень рисковали, а вдруг вам бы не удалось убедить Корфа? Управляющий, судя по всему, человек мстительный.

– Он трус, – отмахнулся Репнин.

– Иногда и трусливая собака кусает, – с сомнением покачал головой Долгорукий. – Вы едете с нами? Я бы хотел отблагодарить вас за содействие.

– Это я благодарен вам за то, что вы позволили мне рискнуть.

– Я был уверен, что у вас все получится. Кроме того, Лиза безоговорочно верит вам, а эта девочка редко ошибается.

– Да, – с теплом в голосе сказал Репнин, – проницательности Елизаветы Петровны можно только позавидовать.

– Мне почему-то кажется, что вы ей нравитесь, Михаил. Но позвольте сейчас высказать вам одну просьбу…

– Прошу вас, – почему-то смутился Репнин.

– Я знаю, что вы стрелялись с Владимиром из-за воспитанницы Ивана, Айны… И мне не хотелось бы, чтобы Лиза сменила одно безответное чувство на другое. Вы меня понимаете? Если вы любите другую женщину, скажите об этом Лизе сразу. Довольно она уже страдала.

– Я действительно дрался на дуэли из-за Анны и даже хотел связать с ней свою судьбу, когда Корф освободил ее.

– И что же вам помешало?

– Между нами все время были какие-то препятствия, и вот, когда они рухнули, оказалось, что мы друг друга почти не знаем. И мы расстались. Даже у счастливой сказки есть конец, я рад, что эта история закончилась. Иначе я не узнал бы Лизу. Ее смелость, ее решительность достойны восхищения. Ее импульсивность и ее упрямство делают ей честь, украшают ее. Она достойна, чтобы выйти замуж за человека, который будет любить ее именно за эти качества.

– Что ж, если вы чувствуете себя таким человеком…

Репнин поклонился князю. Тот кивнул ему, и они вышли па улицу к ожидавшим их в карете домочадцам.

– Ну-с, милейший, Карл Модестович? – раздался над ухом управляющего злобный знакомый голос. – Получил, что обещали? Всем доволен, собака?

– Простите меня, Андрей Платонович! – управляющий бросился к нему с объятьями. – Поверьте, я горько сожалею, что мне пришлось свидетельствовать против вас.

– Пошел вон! – брезгливо отстранился от него Забалуев.

– Зря вы так, Андрей Платонович, в этом деле мы оба с вами пострадали.

– Оба? Это что же, Репнин не выплатил тебе тридцать сребреников за мою душу?

– Он пообещал восстановить меня в прежней должности, а барон, мерзавец, сократил мне жалование вдвое против прежнего.

– Так поедем со мной в Сибирь, я тебе теплое местечко найду, – усмехнулся Забалуев.

– Шутки шутить изволите, – вздрогнул Модестович.

– Какие уж тут шутки! Тебя как мальчика провели. Пришел к тебе князек с дарами, ты губу и раскатал.

– Ох, Репнин мне заплатит, ох, как же он мне заплатит! Они все мне за это заплатят! – Пиф-паф, ой-ой-ой! – поддразнил его Забалуев.

– Бес попутал, Андрей Платонович, бес! Репнин, подлая душа… Спасибо, хоть вы отец-благодетель глаза мне открыли на его мерзкую сущность.

– Доверчивый дурак, – скривился Забалуев.

– Андрей Платонович, – заюлил управляющий, – не лишайте меня своего благоволения, прошу вас! Я клянусь, теперь дела у нас по-прежнему пойдут, так сказать, без задоринки, без сучка.

– Умеешь умаслить, налим, – брезгливо кивнул Забалуев.

– Я, как судья решение огласил, сразу догадался – кто-то вас от беды уберег. Видно, важная персона…

– Не твоего ума дело, – самодовольно рассмеялся Забалуев. – Все думали, что со мной можно запросто, что я так, мелюзга, букашка-таракашка, весу не имею. Ан нет, не вышло! Такие люди, как я, на дороге не валяются. Такие люди, как я, высоких покровителей имеют. Тебе бы, дураку, меня надо было держаться, а не этого князька! Какой от него прок? Пфуй! Что он имеет? Пшик! Воздух сотрясает. Балабол! Хотел меня в тюрьму засадить, да фокус-то не удался, не вышло!

– Андрей Платонович, не бросайте! Я на многое способен, сами знаете!

– Это мы еще посмотрим. Уж больно ты скорый бываешь, Карл Модестович. Да и проучить тебя за предательство не мешало бы… Но мне волонтеры нужней. Противник у нас непростой. И война только в самом разгаре.

– Это вы о Репнине? – изъюлился управляющий. – Так он один, а нас – двое. Ведь мы вместе! Андрей Платонович, я правильно понимаю? И вполне разделяю ваше беспокойство.

– Разделяешь? – Забалуев пригрозил Модестовичу кулаком. – Смотри у меня!

– Все, что скажете, Андрей Платонович… Только более на меня не сердитесь. Я – весь ваш и весь в вашем распоряжении.

– То-то! – усмехнулся Забалуев.