Текст книги "Лунное молоко. Научно-мистический роман"

Агнесса

Агнесса отвернулась к окну, заговорила после небольшой паузы:

– Моя прошлая жизнь сейчас кажется неправдоподобной, словно я её не прожила, а подсмотрела в замочную скважину… В прошлой жизни меня звали по-другому – Дзинда. Я не любила это имя. Глупость какая-то… – повернулась к Альбертине, поморщилась. – Но отцу такие странные имена нравились. Он вообще был странным человеком. Таких называют юродивыми. Однако это не помешало ему обзавестись семьёй. Нас было пятеро. Это слишком много для рыбака, живущего на мизерный доход от своего промысла. Мы жили впроголодь. Мать заставляла нас приносить дары сетям, лодке, морю, ветру, но эти ритуалы не прибавляли нам богатства.

Из воспоминаний детства мне остались грустные глаза матушки, жалкая рыбацкая лачуга, ссоры младших детей и счастливое лицо отца, распевающего: «Дзин-да, Дзин-да, Дзин-да-да…»

В такие минуты я его люто ненавидела. В душе крепло желание поскорее убежать из этой лачуги, пропахшей рыбой. Я молила всех мыслимых и немыслимых богов помочь мне осуществить мой замысел. Просила послать мне человека, который увезет меня отсюда. И боги сжалились надо мной, – усмехнулась. – Суетные божества с легкостью преподносят нам желаемое. Но плата за их дары непомерно высока. Я это поняла много позже, здесь в монастыре, когда узнала, что Господь одаривает нас по-другому и не берёт за Свои подарки никакой платы. Никакой… – вздохнула. – Наверное, мне нужно было пройти через все эти испытания, чтобы стать другим человеком. Испытания начались с того момента, когда море выбросило на берег обломки разбитого фрегата. На одном из них лежал бездыханный человек. Изорванная дорогая одежда говорила о его богатом происхождении. Мокрые чёрные волосы облепили лицо. Я решила отодвинуть их, чтобы понять молод он или стар. Но едва я дотронулась до человека, раздался протяжный стон, нечто похожее на дзин-н-н. Я отскочила в сторону и угодила в объятия отца.

– Это судьба, моя девочка, – сказал он совершенно чужим, глухим голосом. – Юноша послан нам во спасение. Ты отогреешь его, Дзинда. Ты станешь для него всем… Сейчас мы отнесём утопленника в дом, и… произойдёт чудо. Он оживёт, оживёт…

Я окаменела, превратилась в бессловесное существо, подчиняющееся чужой воле. Я беспрекословно выполняла приказы отца. Мы уложили юношу на кровать. Отец его раздел. Велел мне снять одежду и лечь на бездыханное холодное тело юноши.

– Ты должна согреть его, Дзинда. Должна вдохнуть в него силу… – прошептал он мне на ухо.

Я разделась, легла на юношу, отец накрыл нас одеялом и ушёл, явно довольный происходящим.

Впервые в нашей лачуге стояла звенящая тишина. Я боялась дышать, боялась шевелиться. Мне было жутко от того, что я лежу голой на мертвом теле. Я успокаивала себя тем, что юноша красив. У него утонченные черты лица, чёрные длинные ресницы, густые брови… А мой внутренний голос орал:

– Он утопленник, Дзинда. Он чужой, незнакомый человек, с которым тебя оставили наедине.

Я не знала, как избавиться от страха, поэтому закрыла глаза и сказала себе:

– Это твой возлюбленный, Дзинда. Море услышало твои молитвы и принесло его тебе. Если огонь твоей любви юношу отогреет и оживит, он останется с тобой навсегда. Если нет, ты тоже погибнешь… Тоже… Это сработало.

Я заснула, лёжа поверх утопленника. Мне приснился удивительный сон, что я вовсе не дочь рыбака Дзинда, а принцесса Паола, живущая на высоком утесе в старинном замке. Каждый вечер я убегаю на берег моря, чтобы встретиться с сыном морского царя, который обретает человеческий облик только после захода солнца. Мы страстно любим друг друга. Мы растворяемся друг в друге, сливаемся друг с другом так же, как морская вода соединяется с песком и проникает в него.

– Прости, что не могу забрать тебя с собой в морское царство, Паола, – сказал он мне на прощание. – Ты погибнешь в морской пучине… А я погибну, если останусь с тобой на земле чуть дольше, чем можно… Люби меня, люби… Возьми себе моё имя Агнесс… Каждый раз, когда оно будет звучать, я буду вторить тебе из морских глубин: А-а-а-а!

– Значит, меня будут звать Агнесса?

– Да-а-а…

Принц так крепко сжал меня в своих объятиях, что я вскрикнула и проснулась. Проснулась и поняла, что слияние, соединение, проникновение и растворение друг в друге – это вовсе не сон. Это реальность. Принц сжимает меня в своих объятиях всё крепче, крепче… На его щеках появился румянец, губы покраснели, глаза раскрылись… Они цвета морской волны… Принц смотрит на меня и улыбается. А я цепенею от страха и смущения… Мысль о том, что сейчас произошло нечто ужасное, непозволительное, выливается слезами из моих глаз и еле слышным стоном отчаяния.

– Обожаю тебя, Агнесса, – шепчет принц, целуя меня.

А я не смею произнести не слова, потому что голос совести укоряет меня за утраченную честь…

Агнесса отвернулась. Молчание длилось долг, но Альбертина не торопила подругу. Она сидела, прижав ладони к губам и думала о Марио. Думала о том, что с ними произошло нечто похожее. Разница состояла лишь в том, что о своей чести Альбертина никогда не думала. Ей в голову не приходили подобные мысли. Они с Марио просто лежали на песке в морских волнах и не могли разжать объятия.

– Навеки твой, – шептал Марио.

– Навеки твоя, – вторила ему Альбертина.

– Только смерть разлучит нас…

– Только смерть…

Совесть Альбертину не укоряла. После их с Марио проникновения друг в друга остались восторг, радость и жгучая боль. Альбертина до сих пор помнит те чувства. И страстно желает их повторения… До сих пор…

– Страх и радость боролись в моей душе долго. Я не противилась ни им, ни принцу, который ласкал и целовал меня, – голос Агнессы заставил Альбертину вздрогнуть. Ей показалось, что Агнесса говорит не о себе, а о ней. Краска стыда залило лицо Альбертины. Заметив это, Агнесса сказала:

– Я понимаю, милая, это слишком откровенные признания, но я должна их сделать.

– Да-да, я внимательно слушаю тебя, Агнесса, говори, излей свою душу, – попросила Альбертина.

– Принц целовал меня и шептал: Агнесса, милая моя, какое счастье, что я нашёл тебя… Я чуть не умер от горя, когда фрегат стал тонуть и море поглотило тебя… Хвала богам, ты жива и так же прекрасна, как в день нашей встречи… Наша страсть, наша любовь будет длиться вечно, Агнесса…

– Будет длиться вечно, – подтвердила я, поняв, что имя Дзинда исчезло навеки. Оно больше никогда не прозвучит. Никогда…

Когда принц уснул, я вышла из лачуги, рассказала обо всём отцу, сидевшему на пороге. Думала, он взбеленится, отругает меня. А он улыбнулся, взял меня за руку, отвёл в сторону со словами:

– Море выбросило на берег не только принца, но и сундук с приданным для Агнессы. Он твой!

Я открыла сундук и обмерла. В таких нарядах могла ходить только королева. Мое внимание привлёк серебряный медальон… Вот он, – Агнесса сняла его с шеи протянула Альбертине.

– Боже, это же ты, ты, Агнесса! – воскликнула Альбертина, разглядывая портрет, находящийся внутри медальона.

– Это не я, а возлюбленная принца, – сказала Агнесса. – У нас с ней разный цвет глаз. У неё они синие, а у меня – серо-зелёные.

– На портрете этого не видно, – сказала Альбертина.

– Ты права, – Агнесса улыбнулась. – Мой отец легко решил этот вопрос. Он взял глину и растёр её по портрету. К нашему удивлению, глина легко стёрлась с лица и не желала стираться с глаз. Даже вода не смыла её.

– Принцу придётся смириться с тем, что твои глаза потемнели от горя и страданий, выпавших на твою долю, Агнесса, – сказал отец, усмехнувшись.

Едва мы завершили работу над портретом, на пороге лачуги появился принц.

– Агнесса, ты жива! Хвала богам! – воскликнул он. – Какое счастье, что ты жива, что это – не сон… Мы не погибли, не потерялись в пучине морской. Мы выжили, и теперь никогда не расстанемся, никогда…

– Никогда… – повторила я, прижавшись к нему.

– Ты обещаешь любить своего Джузеппе всем сердцем, всей душой? – спросил он.

– Обещаю, – ответила я. – Обещаю…

Агнесса закрыла лицо руками, всхлипнула.

– Господи, какая мука…

– О, дорогая моя Агнесса, как мне утешить тебя? – воскликнула Альбертина.

– Твоё сострадание и есть утешение, – Агнесса вытерла слёзы. – Ты первая, кому я рассказываю правду о себе. Ты чистая душа, Альбертина, поэтому я могу исповедаться перед тобой. Спасибо, что слушаешь меня и сопереживаешь мне, – они обнялись.

– Хочу предостеречь тебя, милая Альбертина, – сказала Агнесса. – Никогда не вступай в сговор со своей совестью. Помни, Господь знает все наши мысли, все желания. С искренними Он поступает искренно, а с лукавыми по лукавству их. Порой наши желания мешают нам услышать и понять волю Божью. Мы не понимаем, почему Господь говорит нам: «Нет», когда должно звучать: «Да-да-да!» Нам невдомёк, что Бог предостерегает нас от неправильных поступков, спасает нас из западни, поставленной лукавым. Зло сильно и изворотливо. Оно вторгается в наши мысли, подчиняет своей воле, ведёт к погибели… Я прошла этот путь…

Агнесса подняла голову вверх, чтобы слёзы больше не выливались из глаз. Немного успокоившись, продолжила:

– Наше счастье с Джузеппе продлилось чуть больше года. Он окреп, подкопил денег и уговорил меня уехать. Когда же я сказала, что нам нужно обвенчаться. Он побледнел, взял меня за руку, сказал:

– Агнесса, любовь моя, я не думал, что ты потеряла память… Мы с тобой обвенчаны… Ну же, вспомни нашу родную Венецию, Собор Сан Марко и примичерио, венчавшего нас.

– Примичерио… – проговорила я растерянно. Мне нечего было вспоминать. Я никогда не была в Венеции. Я даже никогда не слышала о ней. Я смотрела на Джузеппе и молчала. Мысль о том, что нужно признаться в обмане, привела меня в ужас. Снова становиться Дзиндой я не желала. К тому же мои мечты о новой жизни совпадали с намерениями Джузеппе. Значит, мне нужно оставить всё, как есть и последовать за возлюбленным. Что я и сделала…

Ах, милая моя Альбертина, если бы ты знала, как больно и стыдно мне теперь за всё содеянное, – Агнесса вздохнула. – Моё сердце до сих пор напоминает открытую рану, из которой сочится кровь… Я знаю, что Господь принял моё искреннее покаяние и простил меня. Я уповаю на милость Божью. Мне ничего не нужно кроме Божьего Благословения. Я поняла это, живя здесь, в монастыре. Я знаю, знаю, что всем, живущим на земле людям, нужно Благословение, а они гоняются за пылью, отказываются от Божьей любви, суетятся, предают друг друга, продают свою совесть и погибают… Чума поселилась не только телах, но в умах и душах людских… Она везде… Поэтому-то я и не хочу покидать монастырь. А ты, Альбертина, поезжай в свою Венецию. Сходи в Собор Сан Марко, посмотри на примичерио и улыбнись ему от сестры Агнессы.

– Обещаю выполнить твоё поручение, – Альбертина обняла её. – Я рада, что все эти годы именно ты была со мною рядом. Ты удивительный человек, ты…

– Развратница и грешница Дзинда, – проговорила Агнесса с раздражением. Альбертина отшатнулась.

– Зачем ты наговариваешь на себя? – спросила она нахмурившись.

– Это правда, – Агнесса потупила взор. – Джузеппе заставлял меня торговать телом, чтобы оплачивать его карточные долги.

– О, какой ужас! – воскликнула Альбертина.

– Ты, права, это ужасно, – Агнесса опустилась на кровать, обхватила голову руками. – Вспоминать такое прошлое невыносимо, но я должна освободиться от терзаний. Должна… Джузеппе оказался шулером и проходимцем, охотником за богатыми невестами и вдовами. Несчастную Агнессу он утопил…

– Господи! – простонала Альбертина. – Откуда ты об этом узнала?

– В порыве злости Джузеппе набросился на меня, схватил за горло и закричал: «Кто дал тебе право воскресать? Я утопил тебя, утопил…» Мне пришлось признаться ему, что я вовсе не Агнесса, дочь богатого венецианского вельможи, а дочь рыбака Паола Штольц. Своё настоящее имя я упорно не желала называть. Джузеппе оттолкнул меня, процедил сквозь зубы:

– О том, что ты не Агнесса, я понял сразу. Манеры простолюдинки тебе не удалось скрыть, хоть ты и очень старалась. К тому же у тебя нет шрама на груди от моей шпаги, который был у неё. Она была бешеной тигрицей, а ты жалкая служанка, готовая торговать своим телом ради того, чтобы быть подле меня. Я ненавижу тебя, ненавижу твои ласки и с радостью отдаю тебя всем подряд. Мне доставляет удовольствие видеть твою истекающую кровью душу. Я – дух мучитель, посланный на землю, чтобы терзать таких, как ты… – Агнесса замолчала.

Альбертина зажал рот руками. Её бил озноб. Вспомнилась умирающая мать и граф, выкрикивающий ей в лицо:

– Мне доставляет удовольствие видеть твою истекающую кровью душу. Я – дух мучитель, посланный на землю, чтобы терзать таких, как ты…

Что это: совпадение или закономерность? – подумала она. – Почему граф Сансавино и возлюбленный Агнессы так повели себя? Где гарантия, что я тоже не попаду в руки такого же духа мучителя, как и Агнесса? Я бездумно вверяю свою жизнь Полю Корнеру, не зная о нём ничего… Но это единственный выход из монастыря… Мне остаётся уповать на Божью милость, помощь и защиту. Верю, что Господь меня не оставит. Эта твердая уверенность примиряет меня с мыслью об отъезде.

– Я не знаю, что бы со мной произошло, если бы Джузеппе не погиб на дуэли, – нарушила молчание Агнесса. – Хотя, вполне может быть, что он просто инсценировал свою смерть, чтобы присвоить себе имя другого человека… Джузеппе любил подобные трюки… Во всяком случае, мертвым я его не видела. Весть о смерти Джузеппе принес мне граф, которому Джузеппе меня проиграл. Он же посоветовал мне уйти в монастырь. Кроме этого, граф дал мне денег и сам привез меня сюда. С тех пор прошло восемь лет. Восемь… Но сон о принце выброшенным морем, мне снится каждую ночь. Я нагибаюсь, чтобы убрать волосы с его лица и слышу:

– Дзин-н-н-н…

Звон разбитого стекла вернул Альбертину в реальность. Она не сразу сообразила, что находится в городском архиве Венеции. Воспоминания были настолько сильными и пугающими, что требовалось время для осмысления увиденного и услышанного. Альбертина закрыла книгу, лежащую перед ней, сказала:

– Я в Венеции. Сейчас двадцать первый век. Это – архив.

– Да, синьора, это – архив и он закрывается, – сказал полноватый господин в форме служащего. – Оставьте документы здесь. Марио потом всё уберёт

– А можно попросить Марио не убирать эту книгу? – спросила Альбертина. – Я бы хотела прийти сюда завтра.

– Приходите. Но Марио о чём-то просить бесполезно. Он любит порядок, любит, чтобы всё стояло на своих местах, – служащий улыбнулся. – Завтра Марио выдаст вам нужные документы, не волнуйтесь.

– А могу я увидеть синьора Марио? – спросила Альбертина с надеждой.

– К сожалению, нет, – лицо служащего стало строгим. – Время посещений закончено. Вам нужно уходить. До свидания, синьора.

– Спасибо. Доброй ночи.

– Доброй… – буркнул служащий совсем недружелюбно. – Arrivеderci…

Скуэро Сан Тровозо

Юрген шёл быстрым шагом, повторяя:

– Скуэро, скуэро, скуэро…

Это незнакомое слово ему нравилось всё больше и больше. Было в нём что-то магическое, старинное с налётом паутины веков.

В детстве Юрген увлекался историей, но историком не стал, посвятил себя биологии. А когда спустился под землю, понял, что именно здесь находится настоящее хранилище времени. Ещё никто не смог разгадывать все тайны, спрятанные в недрах, а значит, он, профессор биологии Юрген Турнесол, может стать первооткрывателем. Он знает, что плесень, покрывающая стены пещер, является главным ключом к решению серьезнейших экологических проблем, стоящих перед человечеством.

Но сегодня глобальные проблемы на втором плане. Сегодня Юрген идёт по узким венецианским улочкам и думает о себе, о своём будущем, которое зависит от того, что именно он увидит в доке Сан Тровозо, в скуэро Сан Тровозо, как называют его венецианцы.

Память подсказывает ему верный маршрут. Юрген идёт уверенным шагом, хотя понимает, что никогда не жил в Венеции. Он никогда не был здесь в этой жизни, в этой реальности, в настоящем…

А вот в прошлом ему знаком здесь каждый камень. Юрген остановился у церкви Сан Тровозо, построенной в одиннадцатом веке, провел рукой по прохладной стене. Вспомнил, что церковь чудом уцелела после сильнейшего пожара, что восстановили её в 1590 году, поэтому фасад приобрёл классические формы. Расписывали храм Тинторетто, Джамбоно, Карьер и другие мастера того века.

– Того века, – Юрген улыбнулся, взялся за ручку двери.

– Вечерняя месса в шесть, синьор, – подсказал прохожий.

– Спасибо, – Юрген развернулся, пошёл к небольшому каналу, где находился док Сан Тровозо, названный так же, как церковь.

Всё здесь осталось практически неизменным. Часть деревянных построек укрепили кирпичной кладкой, и получился живописный комплекс из кирпича и дерева. Штапель для швартовки и ремонта лодок показался Юргену совсем маленьким. Или это он вырос, повзрослел на несколько столетий.

Юрген остановился на мосту, посмотрел вниз, сказал негромко:

– Марио Ломбардо, я вернулся…

– Добрый день, – раздался за его спиной мужской голос.

Юрген медленно повернул голову, боясь того, что может увидеть сейчас высокого загорелого Марио. Но увидел коренастого человека среднего роста с плоским лицом, близко посаженными бесцветными глазами и хитрой улыбкой льстеца.

– Вижу, синьор, Вас заинтересовал наш док, – сказал незнакомец дружелюбно. – Хотите посмотреть, как делают гондолы? Экскурсия за пять евро поможет Вам окунуться в прошлое. Кстати, док Сан Тровозо – единственная в Венеции частная верфь, где хранятся традиции ремесла с семнадцатого века. Семья Ломбардо владеет этим доком несколько столетий! – голос незнакомца звучал так, словно он сам являлся наследником вековых традиций. – Внутри есть музей, в котором собраны не только макеты гондол, но и подарки, преподнесённые семье Ломбардо.

– А есть среди них старинные книги? – поинтересовался Юрген.

– Да, конечно, – лицо незнакомца просияло. – Вижу, Вы знаток истории, синьор. Проходите в док. Или Вам жалко потратить пять евро?

– Мне не жалко, – Юрген протянул ему десять евро. – Сдачи не нужно. Считайте, что я купил Ваше молчание на время экскурсии.

– Я Вас услышал, синьор. Умолкаю. Проходите, наслаждайтесь…

Юрген перешагнул порог мастерской. Вселенская память открыла ему внутреннее зрение, вернула на несколько столетий назад. Всё ожило, пришло в движение. Юрген увидел высокого загорелого Марио. Тот размашистыми движениями закрашивал борт гондолы чёрной краской. Работал легко, красиво. Был он сосредоточенно серьёзным, погружённым в свои мысли.

С их последней встречи прошло три года. Марио возмужал. В его облике появилось нечто новое, незнакомое Юргену. Эта новизна наполнила его сердце гордостью за Марио.

Тот завершил работу, отложил кисть, вытер руки, потянулся. И тут Юрген понял, что Марио стал похож на римского гладиатора. Надень на него доспехи – вылитый Юлий Цезарь.

– Bravissimo! – воскликнул Юрген.

Марио повернулся. Улыбка озарила его лицо.

– Юрген! Привет, дружище! Давно здесь?

– Да нет, только пришел, – соврал Юрген, пожимая протянутую руку.

– Где ты был всё это время? Что нового? Набрал денег для поисков потерянной невесты? – поинтересовался Марио.

– Ещё нет. Отец уговаривает меня подождать. А чего ждать-то? – Юрген вздохнул. – Чем дольше длится наша разлук, тем меньше моё влечение к ней…

– Тем меньше… – повторил Марио задумчиво. – Тебе проще. Твоя память тебя оберегает. А моя… – отвернулся. – Огонь в моей груди пылает так, что кажется все его видят. Не могу не думать о ней. Не могу… Каждый миг, каждое мгновение моей жизни принадлежит ей… – повернулся. – Расскажи мне о книгах, которые ты переплетаешь. Потуши мой пожар…

– Пожар… – Юрген растерялся. Он не ожидал услышать такую исповедь от Марио. Тот рассмеялся:

– Пожар для венецианцев – дело привычное. А вот книги – это нечто новое, неизведанное. Ну, рассказывай, какие нынче книги ты переплетал?

– Я не только книги переплетаю, – сказал Юрген. – Я переплетаю документы и ноты. Работа с нотами меня воодушевила. Я смотрел на эти белые и чёрные треугольники, расположенные на линейках, и не мог понять, как музыканты во всём этом разбираются.

– Легко, так же, как и мы в своём деле, – Марио улыбнулся. – Все мы мастера, когда делаем то, чему научились в детстве. Семейные традиции не случайно хранятся и передаются из поколения в поколение. Представь, лет через пятьсот мы с тобой встретимся здесь и будем любоваться гондолами, сделанными семьёй Ломбардо!

– Было бы здорово встретиться через пятьсот лет, но… век человеческий короток, – Юрген вздохнул. – Я читал, что раньше люди жили тысячу лет, а сейчас до сорока-то еле дотягивают.

– Еле дотягивают, – повторил Марио, став серьёзным. – Я всё чаще стал задумываться над тем, что жизнь после смерти не заканчивается. Мне хочется верить, что она просто перетекает в другую часть вселенной, освобождая место новым людям, ждущим своего выхода на сцену жизни.

– Интересная философия! – воскликнул Юрген.

– Это мои наблюдения, – Марио обнял Юргена за плечи. – А возникли они, когда я смотрел на песочные часы и думал, что тоже самое происходит с людьми. Мы все перемещаемся из одной ёмкости в другую, мы спешим, толкаемся, мы все хотим быть первыми. Но мы не понимаем того, что узкое горлышко не может пропустить сразу всех. Оно пропускает людей по очереди. Для каждого из нас установлена своя точка перехода от земного к небесному и наоборот. Не стоит спешить и толкаться, синьоры и синорины, все там будем. У каждого из нас своё время, своё… Каждому предстоит испытать боль и радость, любовь и забвение, страдание и муки, насладиться счастьем, подняться на вершину славы, а потом рухнуть в пещеру небытия.

– В пещеру небытия… – повторил Юрген растерянно.

– Всё, мой друг, вынужден прервать нашу беседу. Мне нужно трудиться. Не пропадай. Жизнь слишком короткая штука. Слишком… Помни об этом. Arrivеderci…

– Arrivеderci, Mario…

Звон разбитого стекла вернул Юргена в двадцать первый век, но не избавил от воспоминаний. Прошлое отпускать его не хотело.

Юрген провел рукой по борту старой гондолы, которая стояла в мастерской, нащупал зазубрину, улыбнулся. Вспомнил, как Марио рубанул топориком и выкрикнул:

– Да!

Что это значило, Юрген не понял, а спросить тогда постеснялся. Слишком сердитым был Марио в тот день. Да и во все последующие дни настроение его лучше не становилось. Марио словно предчувствовал надвигающуюся беду.

А Юрген ни о чем тогда не подозревал. Он помогал отцу переплетать документы, знакомился с богатыми невестами, ходил на приёмы, жил новой мечтой. Альбертину из его сознания вытеснила дочь богатого вельможи Николетта Виннер.

Взбалмошная красавица была завидной невестой. Отбоя от женихов у неё не было. Но Юргену она выказывала особую симпатию. Николетта всегда заговаривала первой. У неё всегда было припасено множество важных тем, которые ей хотелось обсудить именно с Юргеном. На многочисленные вопросы Николетты ответить было невозможно. Порой Юргену казалось, что она ответов от него не ждёт, что для неё главное говорить, говорить, говорить.

– А почему бы Вам, синьор Турнесол не нанести нам визит? – спросила однажды Николетта, смешно выпятив губки. – На будущей неделе мы устраиваем приём по случаю… ой, не скажу ничего больше. Приходите и всё узнаете. Я Вас буду ждать. Буду ждать именно Вас… Вас… – ткнула пальчиком в грудь Юргена. – Придёте?

– Конечно…

Приём в доме Виннеров был устроен по случаю покупки двух львов, для которых сделали в саду специальный вольер. Юрген был ошеломлён, а Николетта без умолку щебетала о том, какое счастье получить в подарок сразу двух царей. Пусть они и звери, но зато таких зверей нет не у кого не только в Венеции, но и за её пределами.

Тогда Юрген впервые подумал о том, что мир сходит с ума. Марио прав, мы летим в бездну, расталкивая друг друга. Праздник тщеславия в доме-дворце Николетты отбил у Юргена желание жениться.

– Нет, нет и нет, – бубнил он, шагая к дому. – Лучше ждать появления Альбертины, чем стать модной игрушкой семейства Виннер…

– Нет, нет и нет, – воскликнул Юрген, стукнув кулаком по борту гондолы, разорвал нить воспоминаний.

Коренастый господин с плоским лицом выглянул из-за двери, спросил испуганно:

– Вам что-то не нравится, синьор?

– Мне всё нравится, – сказал Юрген.

– Прекрасно, – дверь распахнулась. – Тогда пройдите сюда, синьор. Здесь хранятся реликвии семьи Ломбардо.

Юрген вошёл в комнату, которая скорее всего служила спальней. Всё здесь было подобрано со вкусом, свойственным строгому, сдержанному Марио. Он любил необычные вещи. Даже кисти для покраски гондол напоминали лебединые шеи.

С первых дней знакомства Юрген мечтал заглянуть в комнату Марио, но тот ни разу не пригласил его войти в дом. Дальше мастерской он никого не пускал. И тем таинственней была сейчас встреча с прошлым.

– Эту комнату занимал Марио – старший сын династии, которую основал Пьетро Ломбард, – толстяк сделал сладкую гримасу. – Вы оплатили моё молчание, синьор, это так. И я честно выдержал часовую паузу…

– Неужели я провёл здесь целый час? – Юрген не поверил.

– Если быть точным, один час и десять минут, – толстяк показал ему свои часы. – Так долго в нашем доме не задерживался ещё не один посетитель. Вам повезло. Сегодня выходной, поэтому здесь тихо. Мастера обычно не любят, когда на них пялятся туристы. Сан Тровозо – единственный док, который до сих пор не прекратил свою работу по выпуску и ремонту гондол. Не взирая на войны, пожары и эпидемии мастера семьи Ломбардо делают своё дело уже более четырёхсот лет! – он выпятил вперед грудь, показывая свою причастность к семье. – А теперь несколько слов о комнате Марио Ломбардо. Она осталась такой, какой была до тех пор, пока хозяин не ушёл в мир иной. Хотя, справедливости ради, стоит отметить, что изменения здесь кое-какие всё же были. Сами посудите, какая мебель выдержит испытания временем, когда рядом столько воды. Венеция – прекрасный город, который медленно погружается под воду. Но, мы сегодня говорим о другом. Обстановка здесь похожа на прежнюю. А вот подарки – подлинные. Картина – подарок художника Якобело Альберено представляет особую историческую ценность. Раму для картины сделал Марио. Краска с позолотой подчёркивает красоту картины.

– Кто здесь изображён? – спросил Юрген, почувствовав удар в солнечное сплетение. Во рту пересохло.

– Это – мост понте дель Анджело, – ответил толстяк.

– Кто эта девочка, сидящая на мосту? – голос Юргена стал глухим.

– По-моему, это – дочь художника. Марио называл её Берта…

Юрген потерял точку опоры, рухнул на пол. Толстяк перепугался, сунул Юргену под нос нашатырь, спросил жалобно:

– Синьор, вы больны?

– Нет, нет, – Юрген поднялся. – Простите. Виной всему моё недосыпание и тяжёлая подземная работа.

– Вы шахтёр? – глаза толстяка округлились.

– Вроде того, – Юрген улыбнулся. – Спасибо. Мне нужно на воздух…

– Конечно-конечно, пройдите сюда, здесь есть тайный ход. Марио любил разные фокусы. Он уходил из дома на рассвете через эту дверь, а возвращался обратно через парадную. Родители долго не могли понять, как он это делает. Не маг же он в самом деле. Их удивление можно объяснить. Тогда выход прикрывала фальшь стена, о которой никто не подозревал. Тайный ход был нужен Марио, чтобы совершать свои ночные прогулки по Венеции.

Надо Вам сказать, что Марио Ломбардо был писаным красавцем. Его называли Джакомо Казанова. Да-да. Он был страстным сердцеедом. Сохранилось множество писем, которые присылали ему влюбленные синьоры и синьорины.

– Где эти письма? – Юрген почувствовал, как в груди зарождается ненависть к этому болтуну.

– Вы спрашиваете, где письма? В архиве, а где же ещё. Мы не имеем права присваивать себе часть исторического прошлого Венеции. Хватит с нас того, что мы живём в доме с таки удивительным прошлым, – ответил толстяк. Сладкая гримаса украсила его лицо.

– Вы родственник семьи Ломбардо? – спросил Юрген с недоверием.

– Нет, синьор, я друг – друг семьи Поль Корнер. Я директор по продажам, консультант, экскурсовод, хранитель традиций. Вот такая у меня серьёзная работа. Кстати, мы делаем сувенирную продукцию. Заходите в наш магазинчик, будем рады предложить Вам эксклюзивные товары, которых нет больше нигде. Уверяю Вас, ни в одной сувенирной лавке Венеции Вы не отыщите того, что есть у нас.

– Спасибо, Поль. Я зайду на днях, – сказал Юрген.

– Простите, один вопрос: вы откуда?

– Из Австрии.

– О, там много кенгуру, – блеснут своим знанием Корнер.

– Огорчу Вас, Поль. В Австрии кенгуру нет. Они живут в Австралии, а это другая страна и даже другой континент, – сказал Юрген сухо.

– Спасибо, что просветили мою дремучесть, – Поль улыбнулся. – Доброго Вам вечера, синьор.

– Arrivеderci, – пробубнил Юрген.

Он шёл, ускоряя шаг. Настроение испортилось. Хотелось понять причину странного обморока. Такое с ним случилось впервые.

– Неужели всему виной связь с прошлым? – думал он. – Получается, что тот Юрген не знал, не догадывался о том, что они с Марио влюблены в одну и туже девочку, дочь художника Альберено Албертину, Берту…

Юрген слушал рассказы Марио и завидовал силе его чувств к возлюбленной, потому что сам таких чувств не испытывал. Они ещё были ему неведомы. Он был мальчиком, а Марио был мужчиной, римским гладиатором, – улыбнулся, вспомнив красивую, загорелую фигуру Марио.

Юргену слабо верилось в то, что Марио совращал юных красоток и замужних синьор Венеции.

– Наверняка Корнер использует этот рассказ, как специальный маркетинговый ход. Ещё бы, сам Казанова обучал Марио Ломбардо искусству обольщения. Кто опровергнет или подтвердит? Никто. Ещё одна прекрасная уловка – письма, которые находятся в архиве. Проверить их наличие невозможно. Как попасть в архив, если ты не венецианец? Кто позволит тебе копаться в чужих тайнах? Есть ли у тебя время на походы по архивам?

Юрген остановился, перевёл дух. Стемнело. Город стал другим: таинственным, неузнаваемым. Юрген осмотрелся, понял, что зашёл не туда. Чертыхнулся, пошёл в обратном направлении. Решил дойти до площади Сан Марко, чтобы было легче найти правильную дорогу к причалу Сант Анджело.

– Заблудились, синьор? – спросил импозантный итальянец с цветным платком на шее, преградив Юргену дорогу.

– Нет, – соврал Юрген. – Я хорошо знаю город.

– Даже я не стану утверждать, что хорошо знаю Венецию, хоть и родился здесь. Честь имею, – незнакомец развернулся, пошёл прочь.

– Постойте, – окликнул его Юрген. Интуиция подсказала, что нужно задержать этого человека. – А вы не подскажете, где находится городской архив?

– Вы хотите проникнуть туда под покровом ночи? – в голосе незнакомца прозвучала ирония.

– Нет конечно, – Юрген улыбнулся. – Просто хочу узнать, где он находится.