Текст книги "Лунное молоко. Научно-мистический роман"

– Неподалеку от моста Скольци, – ответил незнакомец. – Найдёте?

– М-м-м…

– Ясно. Идёмте, я провожу вас. Только должен предупредить, что с наступлением темноты Венеция становится другой. Не в прямом смысле, конечно, – улыбнулся. – Отсутствие освещения, тишина, лунные блики на воде, делают своё магическое дело. Магия Венеции сродни любовным чарам. Ты влюбляешься, теряешь голову и не хочешь, не желаешь возвращаться в реальность. Маго того, реальность тебя больше не интересует. Она тебя отвлекает от главного, мешает тебе насладиться предметом обожания. Ты сознательно отказываешься от реальности и становишься привидением, духом, живущим в городе венценосцев, венецианцев, лунатиков, влюбленных в ночную тишину… Напугал?

– Нет. Я не из пугливых. Я исследую подземные недра. Часто нахожусь по несколько дней в подземных пещерах, – заявил Юрген с гордостью, хотя и не собирался рассказывать незнакомцу о своих увлечениях.

– Подземные пещеры это ваша работа или хобби? – спросил тот с любопытством.

– Работа и хобби, – ответил Юрген. – Вообще-то я биолог, исследователь…

– Любитель лунного молока, – продолжил нараспев незнакомец. Протянул Юргену белый шарик. – Возьмите. Вам от меня в подарок. Вам известно, что это такое. Мы пришли. Вот здание архива. А ваша гостиница вон в том направлении. Прощайте.

– Постойте. Кто вы? Откуда вы знаете про лунное молоко, про меня, про…

Звон разбитого стекла заглушил его слова. Неожиданно поднялся сильный ветер, стал накрапывать дождь.

– Отправляйтесь домой, Юрген. Незачем ворошить прошлое, – послышался зловещий шёпот. – Незачем… Уезжайте скорее, скорее…

 
Пока рука судьбы страницу жизни вашей
не перевернула.
И в душу холодом пока вам не дохнули
смерть и разочарованье…
Поймите, что незнанье лучше знания…
Поверьте мне…
Не знайте ни о чём, что разорвёт вам сердце…
 

Юрген поёжился, вспомнив свой обморок в доме Марио, пошёл в гостиницу. Нашёл её очень быстро. Портье протянул ему ключи сказал участливо:

– Жаль, что вы завтра уезжаете… Один день так мало для знакомства с городом.

– Я согласен с вами. Один день – это слишком мало, поэтому я не собираюсь уезжать завтра, – в голосе Юрген послышалось раздражение.

– О, простите, я перепутал вас с другим господином, – портье виновато улыбнулся, склонил голову. – Доброй вам ночи, синьор.

– Доброй, – буркнул Юрген, отправляясь к себе.

В комнате было прохладно. Юрген закрыл окно, принял душ, смыл с себя информацию, накопившуюся за день. Улегся в постель, уснул без сновидений. Слишком длинным был нынешний день. Путешествие на четыреста лет назад под силу не каждому…

Палаццо Дукале

Албертина вернулась в гостиницу. Хозяйка подала ей ключ, спросила:

– Нашли связь времён?

– Нашла интересные факты, но пока ещё не поняла, есть ли между мной и художником связь, – ответила Альбертина. – Можно я воспользуюсь пропуском ещё раз?

– И два, и пять, и десять, – синьора Коронела рассмеялась. – Пользуйтесь им столько, сколько пожелаете, дорогая. Отдадите пропуск перед отъездом. Вы ведь у нас на неделю, так?

– Да. Хотя неделя в Венеции – это миг.

– Вы правы, дорогая. Неделя – это миг, но грустить не стоит. Вы всегда можете вернуться сюда. У нас впереди целая вечность, помните об этом, – подмигнула Альбертине. – Отдыхайте в своих апартаментах семнадцатого века. Доброй ночи…

Альбертина поднялась к себе. Долго стояла под душем, пыталась смыть с себя всю информацию, полученную за этот день. Не получилось. Вода, бьющая сильной струёй, несла с собой новые эмоции и воспоминания. Они становились такими яркими и болезненными, словно всё это Альбертина уже переживала, чувствовала четыреста лет назад.

Она не знала, как объяснить это состояние. Не могла понять странные сигналы, которые посылает ей вечность звоном разбитого стекла. Что это – предостережение, угроза или всего лишь многоточие отделяющее настоящее от прошлого? Разгадка наверняка есть. Но где она? Что нужно найти в архиве кроме подтверждения родственных связей с художником? Какой именно ответ она должна получить?

Альбертина никогда не задумывалась о поисках своих исторических корней. Желание составить генеалогическое древо не возникло у неё даже тогда, когда этим увлеклись все поголовно. На вопросы друзей она отвечала:

– Что изменит в сегодняшнем дне это древо? Чем оно может мне помочь? Я просто живу и наслаждаюсь жизнью во всех её проявлениях, этого достаточно. В дни радости я радуюсь, а в дни печали размышляю над тем, что счастье не может быть безграничным, что неизбежно наступают моменты разочарования, но от этого жизнь не становится менее прекрасной. Всё даётся во благо, а значит, нужно принимать равно и хорошее, и плохое…

В школе Альбертину называли гадким утёнком, потому что она была слишком задумчивой, молчаливой, угловатой девочкой с бледным лицом, на котором изредка возникало подобие улыбки. Сверстники расценивали это, как знак высокомерия. Дружить с Альбертиной никто не хотел.

В колледже появились подруги. Но эта дружба закончилась с получением дипломов. Экзамены сданы, мы в твоих услугах больше не нуждаемся… Прощай…

Ужасно обидно, но и это можно пережить, решила Альбертина.

В университете началась другая жизнь: яркая, насыщенная событиями, встречами, первой влюбленностью, страстью, любовью, которая ворвалась ураганом в сердце Альбертины и разрушила правила, которым она неукоснительно следовала до этого. Любовь её разбудила, открыла то, о чём Альбертина не подозревала, сделала её другим человеком, готовым к самопожертвованию ради любимого. А потом любовь нанесла ей предательский удар, в спину… Оставила на сердце рубец, убедила в том, что смотреть в прошлое не нужно, а верить в мужскую искренность опасно для жизни…

Всё это Альбертина испытала, влюбившись с Энрике. Он был двумя курсами старше Альбертины. Душка, сердцеед, Казанова, так его называли все без исключения. Все, кроме Альбертины. Она не обращала внимания на этого высокомерного красавца. Всё в нём было слишком преувеличенным, и это вызывало в душе Альбертины тревогу. Она отгородилась от юноши стеклянным колпаком, но… стекло не прочная вещь… оно разбилось, и Альбертина поддалась чарам обольстителя.

Судьбоносная встреча произошла на Новогоднем балу. Энрике подал ей бокал шампанского со словами:

– Вы грустите одна. Это плохо. В Новый год нельзя грустить. Новый год – это время чудес. Вы верите в чудо? – она пожала плечами. – Надо верить, иначе чудеса обидятся на Вас и… улетят прочь, так и не одарив Вас своими дарами. Вы улыбнулись, прекрасно. Улыбка у Вас необыкновенная. Вы красавица, Альбертина.

– Вам известно моё имя? – она удивилась.

– Разумеется. Ваше имя знает весь университет. Ваш портрет висит на доске почёта. Вы – наша гордость, Албертина Альберено!

– Спасибо, что напомнили, – она потупила взор.

– Скромность и чистота. Я такой Вас и представлял, – он взял её под локоток, шепнул. – Уверен, что Вы ни разу в жизни не целовались. Ни разу…

– Что Вы себе позволяете? – она попыталась вырвать руку. Не смогла. Он прижал её в себе, поцеловал в губы на виду у всех, сказал громко:

– Я делаю Вам предложение, сударыня. Предлагаю стать моей подругой, спутницей жизни. Мы – идеальная пара, в этом нет сомнения. Переезжайте ко мне, и…

– Я даже не знаю Вашего имени, сударь, – она наконец-то высвободила руку. Щёки пылают. Голос дрожит, слёзы в уголках глаз. Слёзы радости от неожиданного чуда, произошедшего только что. Альбертина мечтала о поцелуе. Ей хотелось испытать это неведомое состояние. И вот, её мечта осуществилась. Может быть не так, как она это себе рисовала, но всё же поцелуй состоялся. Он ей понравился. Захотелось повторения. И это её напугало сильнее, чем самодовольство красавчика.

– Теперь я в его власти, – подумала Альбертина. Чувство самосохранения заставило её отстраниться и заговорить холодным тоном, чтобы скрыть огонь страсти разгоревшийся в душе.

– Я не знаю Вашего имени, сударь…

– О, простите… – он галантно поклонился, продолжая играть роль обольстителя. – Я Поль Элюар… Не верите? – рассмеялся. – Правильно делаете. Я обычно таким образом проверяю эрудицию современных барышень. Эдакий тест придумал: пройдёт – не пройдёт… – протянул ей руку. – Будем знакомы – Энрике Тровозо. Изучаю биологию, как и Вы. Особой одаренностью не блещу, но кое-что в моём послужном списке всё же есть. Но сейчас мы это опустим. Скучно. Потом, кода мы будем сидеть обнявшись у камина, я поведаю Вам, сударыня, много интересного… – улыбнулся. – Давай уже перейдём на «ты». Поцелуй состоялся, значит…

– Это ничего не значит, – она вскинула голову. А он снова её поцеловал. И вот ту-то она лишилась равновесия. Полетела куда-то в межзвёздное пространство и потерялась там на несколько лет…

Альбертина выключила воду, вытерлась, сказала своему отражению:

– Зачем, зачем я снова всё это вспоминаю? Зачем снова и снова раздираю едва зажившую рану? Энрике Тровозо нет… Он умер… умер…

– Ты знаешь, что он жив, – подсказал внутренний голос. – Он жив, здоров и счастлив… Просто ты боишься встретиться с ним. Боишься и знаешь, что ваша встреча неизбежна…

Альбертина зажала уши руками, понимая, что внутренний голос так не заглушишь. Это лишь временное отстранение от терзающих душу воспоминаний. Но, тем ни менее, это Альбертину успокоило.

Она подошла к окну, залюбовалась лунным отсветом на воде. Подумала о том, что когда-то Гранд Канал был главным торговым портом процветающей Венецианской республики. Здесь бурлила жизнь, полная страстей, интриг и желаний.

Жизнь бурлит и сейчас, но уже по-иному. Теперь Гранд Канал называют главным художественным салоном Венеции. Он делит город на две части, а три моста: Риальто, Скальци и мостом Академии соединяют эти части между собой.

Широкие берега канала украшают дворцы венецианской знати, похожие на театральные декорации. В них перемешалось готика, ренесанс, барокко, венецианский и византийский стили. Дворцы носят мелодичные названия: Фланджи, Кантарини, Беллони Баттеджи… Но самым прекрасным и величественным считается бело-розовое кружевное здание Дворец Дожей – Палаццо Дукале. Его называют шедевром пламенеющей готики.

– Я должна ещё раз сходить туда, – сказала Альбертина. – Это будет лучше, чем сидеть в архиве и разыскивать чужие истории… Хотя, истории могут быть и не чужими, а… – Альбертина зажала рот. – Хватит, хватит, хватит, хватит… Незачем начинать всё сначала. Альбертина, ты – доктор биологии, человек занимающийся научными исследованиями… Тебе нужно забыть обо всём, что тревожит и погрузиться в сон без сновидений. Без видений, привидений, духов… Без блужданий в лабиринтах прошлого…

Легла, накрылась с головой, уснула…

Солнечный лучик проник внутрь через приоткрытые портьеры, Альбертина, открыла глаза.

– Неужели уже утро? – глянула на часы. Без четверти девять. Вскочила. – Нельзя сказать, что я засоня, но сегодня я проспала дольше обычного.

В кафе свободных столиков не было. Альбертина остановилась в дверях. Седовласый пожилой господин пригласил её сесть напротив.

– Не стоит благодарить меня, я уже завершаю трапезу, – сказал он улыбнувшись. – Сегодня солнечный день, нужно воспользоваться им в полную меру. Хочу проехать по Гранд Каналу на трамвайчике. А у Вас какие планы, синоритта?

– Я иду в Палаццо Дукале, – ответила Альбертина, хотя ещё не была уверена, что пойдёт именно туда.

– Не сочтите меня навязчивым, но может мы с Вами поплывём туда по каналу? Убьём двух зайцев разом. А? – старичок оживился.

– Вы предлагаете мне стать Вашей спутницей на сегодня? – спросила Альбертина игриво.

– А, почему бы и нет. Я вижу, Вы одна без спутника и я один… – он улыбнулся, подался вперед. – Если Вас не смутит моя компания… то через двадцать минут от отходит катер… – поднялся. – Увидимся на причале…

– Странный господин, не так ли? – проговорила дама, сидящая за соседним столиком. – Не доверяйте ему, милочка. У меня интуиция на проходимцев. Он ищет легкую наживу… – скривилась, передразнила господина. – Если моя компания Вас не смутит… Вам нужно было ответить: «Смутит, да ещё как, старый болван!» Мой Вам добрый совет: держитесь подальше от подобных типов. Идите в музей одна. Зачем Вам нужен этот альфонс?

Альбертина рассмеялась, подумав о том, что старый альфонс ей действительно не нужен. Ей приятнее общаться с привидениями и духами, живущими в Венеции, чем с господами, приехавшими сюда поразвлечься. К тому же у неё нет никакого желания кататься в переполненном водном трамвайчике по Гранд Каналу. Уж лучше оплатить гондолу и стать частью Венеции.

Альбертина позавтракала и пошла во дворец Дождей пешком. Шла и наслаждалась утренней прохладой. Людей было немного. Никто не толкался, не шумел. Можно было стоять посреди площади Сан Марко и слушать колокольный звон. Город нехотя пробуждался ото сна. Торговцы ещё только выставляли свои товары, вывозили прилавки на колёсиках, занимали привычные места. Редкие туристы не пугали многочисленных голубей Сан Марко, и они вальяжно разгуливали по площади, делая её похожей на ворсистый серовато-голубой ковёр. Чтобы не нарушить эту красоту, Альбртина прошла по галерее Прокурариев и вышла на Пьяцетту Сан Марко с причалом для гондол и речных трамвайчиков. Отсюда был виден противоположный берег с белым собором Санта Мария Делла Салюте, построенным в память о спасении от чумы в 1687 году.

– Санта Мария Делла Салюте – ещё одна визитная карточка Венеции, – сказал кто-то, взяв Альбертину под руку. Она вздрогнула, повернула голову.

– Юрген?! Боже, как ты сюда попал?

– Так же, как и ты, на самолёте, – ответил он, поцеловав её в щёку. – Позавчера взял билет и… Решил, что Венеция маленький город и я тебя непременно отыщу. Удача мне улыбнулась лучами солнца и подарила встречу с тобой.

– Рада тебя видеть, – Альбертина взяла его под руку. – Я собралась во дворец Дожей.

– Не вижу преград к Вашей мечте, доктор. Мы в двух шагах от входа…

– Аудиогид брать не будем, – сказала Альбертина. – Хочу просто смотреть, дышать и наслаждаться этой красотой.

– Прекрасное решение, – похвалил её Юрген. – Мы с тобой столько раз спускались в подземные глубины, что провести пару часов в молчании, для нас не составит труда. Будем созерцать и впитывать… Только для начала можно мне тебя обнять? Я жутко по тебе соскучился… Жу-у-утко-о-о…

– И я, – Альбертина прижалась к Юргену. Он показался ей родным, желанным, необходимым человеком. Захотелось сохранить в душе это чувство, не отдавать его суете и ненужности. Юрген, по-видимому, почувствовал нечто похожее. Сказал с нежностью:

– Какие же мы дураки с Вами, доктор Альберено. Бежим куда-то, убегаем друг от друга, отталкиваем свои гондолы от берега любви… Большой канал заблуждений украшаем архитектурными памятниками прошлого, а нужно, в сущности, немного… Нужно признаться в том, что я люблю тебя, люблю. Я хочу быть рядом с тобой всегда-всегда…

– До тех пор, пока смерть не разлучит нас… – добавила она. – Идём. На нас уже смотрят сотни любопытных глаз.

– Пусть смотря… – сказал Юрген. – Я никого не вижу и не слышу. Для меня сейчас важно одно слово, одно чувство – любовь. Я наконец-то сказал тебе: Я люблю тебя, люблю… Сказал искренне сердцем, а не языком. Ты должна это оценить…

– Я ценю твою смелость, Юрген. Спасибо тебе за это признание. Хорошо, что ты приехал. Хо-ро-шо…

Они купили билеты пошли во Дворец Дожей. Массивное бело-розовое здание с огромными стрельчатыми окнами напоминало взбитый пирог, лежащий на ажурных белых колоннах. Изящество ему придавала открытая лоджия с аркадой, украшенной тонкими мраморными узорами, и зубчатый карниз с орнаментом. По углам дворца расположились четыре сказочные павильона. Над центральным балконом дожа красуется символ города статуя Венеции. Под балконом находится ещё одна статуя: дож Андреа Гритти преклоняет колени перед крылатым львом.

Войти во дворец можно через дверь указов – порте делла Карте. Когда-то здесь сидели писцы, помогающие гражданам составлять «карты» – прошения и жалобы. Сегодня жалобы никто здесь не составляет, время другое. А все «карты» пятнадцатого, шестнадцатого, семнадцатого и последующих веков хранятся в государственном архиве.

Альбертина и Юрген остановились перед главной лестницей, лестницей гигантов со статуями Марса и Нептуна. Здесь проходило венчание дожа на трон. После произнесения дожем клятвы на верность Венецианской республики, старейшина советников возлагал ему на голову корону – корно дукале, символизирующую власть.

С северной стороны от лестницы гигантов располагалась лестница Фоскара или Скала дель Пьёмбо – свинцовая лестница, названная так из-за свинцовых ступеней. В семнадцатом веке её закрыли, заменив памятником герцогу Урбинскому.

Лоджия первого этажа тянется вдоль трех внутренних и двух внешних сторон здания, соединяет помещения магистрата и позволяет переходить из одного в другое, оставаясь в тени и прохладе даже в самый жаркий день. Стены дворца по всему периметру здания украшают «львиные пасти». В прошлые века граждане Венеции опускали в них тайные доносы, которые потом попадали в тайную канцелярию.

В 1571 году для защиты от турецких войск была создана морская милиция. Она размещалась рядом с канцелярией. Тут же в просторных залах первой и второй адвокатур заседали адвокаты. Им было поручено вести золотую и серебряную книги с именами аристократии и буржуазии Венеции.

Через второй зал адвокатуры можно было пройти на мост Вздохов, а оттуда во дворец Тюрем. Это двухэтажное здание со свинцовыми решётками – piombi на окнах наводило ужас на жителей Венеции. Они знали, что из свинцовой тюрьмы выбраться невозможно. Тот, кто попал в Пьёмбо, останется там навсегда.

Только Казанова сбежал из свинцовой тюрьмы. Ему это удалось, потому что он сидел не в жутком колодце – pozzi, который находится на уровне лагуны и напоминает мрачное подземелье, а в камере под крышей. Сообразительный Казанова разобрал крышу, увёл с собой священника Бальби и стал персоной non grata. Но это было для него лучшим исходом, чем смерть и безвестность в Пьёмбо.

Проходя по мостику Вздохов Альбертина остановилась, сказала:

– Юрген, взгляни на людей, стоящих на берегу. Они любуются красотой моста и не подозревают, что мы их видим, что смотрим на них через кружевную лепнину, похожую на глаз. Весело…

– А мне подумалось о том, что по этому мостику осужденные шли в свинцовую тюрьму, понимая, что их жизнь закончена. Они вздыхали, может быть, даже плакал, проклинали судьбу, прощались с солнцем, с жизнью. Здесь у них была последняя возможность взглянуть на Венецию, на лагуну, на любимых, – Юрген обнял Альбертину. – Представляешь, какие чувства испытывали люди, проходя здесь? Узкий канал Рио ди Палаццо был для них финальной чертой между жизнью и смертью… Между осознанием и отрешённостью… Гвоздями вонзались в мысли слова: «Никто, никогда не выйдет из свинцовой тюрьмы… Никто, никогда…» Страшный приговор: виновен был для несчастных погружением в бездну…

– Вы пессимистично настроены, профессор, – сказала Альбертина – Вспомните Джакомо Казанову, который умудрился из Пьёмбо сбежать. Думаю, нам нужно последовать его примеру. Тюрьма слишком траурное место, особенно когда сияет солнце.

– Согласен. Проход здесь односторонний, поэтому придётся двигаться против потока, – он взял её за руку. – Господа, простите, нам срочно нужно на выход… Благодарю… Простите… Позвольте пройти…

– Ты умеешь расчищать пространство, Юрген, – похвалила его Альбертина, когда они с легкостью прошли сквозь толпу.

– О, наконец-то ты меня оценила, – проговорил он с иронией. – Шкуродёры, через которые я прохожу первым, не в счёт, так? А ведь я своими могучими плечами раздвигаю землю, чтобы Вам, мой дорогой доктор Альберено, было легче двигаться.

– Вас, профессор, я оценила давно, поэтому совершаю с Вами дерзкие вылазки, – она ущипнула его за бок. – Не зазнавайся. Ты мне напомнил про пещеры, и я сразу же затосковала по той тишине, в которой мы находимся, когда спускаемся под землю. Мне здесь, в Венеции, всё безумно нравится, но меня утомляют толпы туристов. Меня раздражает многолюдье маленького города. Представляешь, сколько ненужной информации выливается ежедневно в Гранд Канал. Удивительно, как он ещё не вышел из берегов от этого столпотворения.

– Канал выходит из берегов с постоянной периодичностью, – подсказал Юрген. – Выходит из берегов тогда, когда становится невмоготу… Но даже это не пугает любителей старины и красоты. Люди надевают на ноги большие мусорные пакеты и шлепают по лужам, утопая в воде чуть ли не по пояс, – Юрген улыбнулся. – Давай попробуем как-нибудь прогуляться в мусорных пакетах.

– Давай. Вернемся домой, наденем пакеты и повеселим Перуджино, – Альбертина рассмеялась.

– Мы с тобой свихнулись, это факт, – Юрген поцеловал её в щёку. – Рассуждаем про мусорные пакеты, когда рядом столько красоты. Нам ещё нужно посмотреть росписи на стенах и потолках Дворца Дожей, то бишь Палаццо Дукале. Я буду твоим персональным гидом.

– Не возражаю, профессор.

– Итак, как гласит первая надпись, мы с вами видим золотую лестницу – Скала де Оро. Она предназначалась для дожа. По ней он шёл на церемонию. Мы можем почувствовать себя дожами и совершить судьбоносный подъём по золотой лестнице. Обратите внимание на двери, которые находятся по бокам. Они предназначались для знатных особ и членов магистрата. Через них мы с вами попадём в зал Оруженосцев – Скала дель Скудьери и зал магистрата по криминальным делам – Скала дель Маджистрато аль Криминал.

– Поднимите голову, профессор, – включилась в игру Альбертина. – Этот плафон расписывал Якопо Тинторетто, а стены – художники Паоло Веронезе и Франческо Бассано.

– Сплошные шедевры, – согласился Юрген.

– А вот ещё одна лестница – Скала делле Кватро Порте. Лестница четырёх дверей. Интересно, что за ними? – Альбертина остановилась.

– Эта дверь для тех, кого должен принять дож «коллегиально», – прочёл Юрген надпись на табличке. – Личный приём у дожа, что ж, неплохо. А вторая дверь для встречи дожа с членами Светлейшей Синьории, с высшими властями, прибывшими с материка и с венецианской знатью – Сальве Гранде.

– Значит, за этой дверью обсуждались государственные дела, – подвела итог Альбертина. – А две другие двери нужны для входа в коллегию и антиколлегию.

– Так точно, доктор. А за массивным троном есть коридор, ведущий в тайный архив и кабинет мудрого кассира, – Юрген усмехнулся. – Послушай, как по-итальянски звучит мудрый кассир – уффичио дель савио касьере.

– Уффичио касьере – мне нравится больше, чем мудрый кассир, – сказала Альбертина.

Они прошли дальше и попали в тамбурный холл, где когда-то за деревянной перегородкой сидел советник тайной полиции. На его стол попадали доносы из «пастей львов». Эти доносы позже разбирались советом десяти. Зал для их заседаний – Сала дель Консильо, поразил Юргена и Альбертину. Художники Тинторетто, Веронезе и другие мастера того времени с особым старанием расписали стены и потолок. Красное дерево и позолота добавили помпезности. Все предметы, находящиеся здесь, были массивными, сделанными на века. Несколько веков и стоят.

Строительство дворца Дожей началось в девятом веке, когда правительственная резиденция была переведена из Маламокко в Венецию, и завершилось только в шестнадцатом веке. Два пожара в 1483 и 1574 году сильно повредили зал географических карт, золотой зал, ряд комнат, канцелярию, залы коллегии и антиколлегии. Третий пожар в 1577 году уничтожил картины Тинторетто, Веронезе, Беллини, Карпаччо в большом зале и зале для голосования. Стараниями Антонио да Понте архитектурные формы были восстановлены за восемь месяцев…

– Около пятисот лет дворец завораживает людей и заставляет их забыть о времени, – сказал Юрген, когда они вышли на улицу. – Прохлада, полумрак и неспешность сделали своё дело. Мы совсем забыли с тобой о том, что сегодня прекрасный, солнечный день. Куда теперь направим наши стопы, дорогая моя Албертина?

– Можем посетить дом Дездемоны, – Альбертина улыбнулась.

– Не догадывался, что здесь и такие места есть! – воскликнул Юрген. – Или это – шутка?

– Это не шутка. Дом Дездемоны очень красивый я увидела вчера, когда возвращалась из архива.

– Ты проникла в архив?! – Юрген с любопытством посмотрел на Альбертину. – Не ожидал, что ты способна проходить сквозь стены. Или ты взломала кодовый замок? Нет. Ты умеешь летать? Опять не угадал? Тогда сдаюсь.

– Хозяйка гостиницы, в котором я остановилась, дала мне свой пропуск в архив, – сказала Альбертина.

– Свой пропуск? Вы что с ней на одно лицо? – Юрген не поверил.

– Там нет фотографии, Юрген, – пояснила Альбертина. – Пропуск на предъявителя.

– Ясно. А можно по этому пропуску пройти вдвоём? – задал он новый вопрос.

– Не знаю. Я была одна… – посмотрела на Юргена, добавила строгим голосом. – Я не хочу, чтобы ты шёл со мной туда…

– Почему? – воскликнул он. И сам ответил. – Ах, да, да, да ты там встречаешься со своим привидением Марио. Так?

– Да, Юрген. Но он – не привидение. Марио настоящий, живой человек из плоти и крови, как и мы с тобой. Просто он немного странный, – проговорила Альбертина с горячностью.

– Ну, ладно, верю, верю и хочу попросит тебя об одолжении, поможешь?

– Смотря о чём будешь просить, – она скрестила на груди руки.

– Разыщи, пожалуйста, Марио Ломбардо. Он жил в семнадцатом веке.

– Зачем он тебе? – удивилась Алюбертина.

– Он сын основателя династии Ломбардо, которые до сих пор делают гондолы, – ответил Юрген. – Док Сан Тровозо – место их обитания.

– Интересно. Ты там был? Сводишь меня туда?

– Свожу, но не сегодня. Давай лучше совершим прогулку по Гранд Каналу. Думаю, она станет прекрасным завершением нашей романтической встречи в Венеции, – сказал Юрген.

– Вынуждена с вами согласиться, профессор…

Они подошли к гостинице, в которой жила Альбертина, около полуночи.

– Не прошусь на ночлег, моя гостиница в двух шагах, – сказал Юрген. – Увидимся завтра.

– Увидимся, – Альбертина поцеловала его в щёку. Он попытался её удержать. Не смог. Она выпорхнула из его объятий, позвонила в дверь гостиницы.

– А, это снова вы – бесстрашная синьоритта! – воскликнул портье. – Вижу, Вы подружились с венецианскими духами.

– Да. Они отличные ребята, – сказала Альбертина.

– Значит, Вам повезло, потому что чаще всего они ведут себя отвратительно, – портье сморщился. – Да-да, они очень странные существа… Какой у вас номер?

– Семь, – ответила Альбертина.

– О, синьора Коронела отдала Вам свою комнату? – портье искренне удивился. – Да, видно Вы и впрямь дружны с духами, раз они проявляют к Вам такое уважение. Приятных снов, синьорина.

– Доброй ночи, – сказала она и пошла к себе.

В комнате пахло свежей стружкой. Альбертину это не смутило. Слишком долгим и насыщенным выдался день. Хотелось поскорее смыть с себя усталость и уснуть без сновидений, как в прошлый раз… Как в прошлый… Но…