Текст книги "Селина. Камышовая кошка"

– Малина, что это? Значит, там семья? А мы тогда кто? Кто я ему? Что детям говорить? Они его так ждут. Я просто умираю без него. Я не могу жить без него. Он меня убил, – шептала я Малине, когда она поднялась ко мне.

У меня от горя пропал голос и отнялись ноги.

19 глава

Почти год я не могла говорить и ходить. Я категорически запретила ходить в этот проклятый город, который отнял у меня любимого человека. Прошло несколько лет, пока я пришла в себя от этих событий.

– На следующей неделе идём в Сан–Луис. Это единственное место, где не будет того человека. Подготовьте к отплытию Флагман и товары, мы уходим, – сказала я, ни на кого не глядя.

Все заметили, что я не назвала имени Луиса. Я затаилась.

Я плыла и ни с кем не разговаривала. Мне было лучше одной, чем с кем–либо. Я думала о детях, о своих и не только. Я не различала в воспитании, чьи это дети. Они не были никогда предоставлены сами себе. Здесь всегда царил порядок. Они с пяти лет садились учить буквы и числа. Теперь их учили первые мои ученики–детки. Из каждой поездки я привозила книги, тетради, карандаши и много бумаги. Привозила краски. Привозила всевозможные атласы и альбомы. Много разных книг на разных языках. Разные словари, разных языков. Многие дети интересовались другой культурой и языком. Но больше всего их увлекали альбомы, где рассказывались и показывались способы борьбы без оружия. Они подходили и просили найти и купить такие журналы. Вот и какой–то порт.

Теперь Степан стоит за штурмана. Я за три дня всё обошла и ничего не нашла хорошего в этом городе. Мои торгаши всё сдали и готовы были уйти. Мы ушли из этого города навсегда. Степан подошёл ко мне и попросил зайти в один городок. Они не раз туда ходили, и он обещал в один из походов привезти одному человеку рыбы и мяса на пробу. Спешить было некуда, и я согласилась.

– Вам там понравится, вот увидите. Это очень приятный и тихий городок.

На самом деле, это был очень красивый и тихий город. Мы здесь стояли неделю. Я набрала всё, что хотела и что мне заказывали. Мне понравились орнаменты на фасадах домов и фигурная вязь в решётках, в парках. Купив блокнот, стала зарисовывать и просто рисовать в него. Купила себе краски и мольберт. Также купила много белого материала. Хочу заняться вышиванием скатертей и салфеток к ним. Это очень красиво и нарядно. Купила Женьке куклу, какие покупала Лере и Лизе. Мальчишкам купила несколько китайских летательных и сборных змеев.

Когда мы вернулись, я узнала, что приходил струг от Александра. Он прислал мне письмо с извинениями и двух детишек. От него ушла вторая жена. Он привёз её из–за моря, когда с нашими ходил продавать рыбу. Эта тоже была очень красива. Она согласилась ехать с ним – с одним условием. Нужен выкуп для родителей. Она была единственной, кто зарабатывал деньги для семьи, – продажей овощей на рынке. Но жить в крепости не смогла. Она тайком ушла от мужа и детей с одним из капитанов, приходивших в крепость для дозаправки пресной водой.

Капитан сказал, что Санечка начал сильно пить, и деткам не с кем сидеть. У него нет средств, и они, возможно, эту зиму будут голодать. Я сама не смогла поехать, немного знобило, и Малина меня не отпустила. Поехал Степан и отвёз провиант. На самом деле, Александр пил, и Степан, связав его, притащил в крепость. Зиму Санечка жил со мной. В крепости командовать оставили капитана струга. Я занималась собой и детьми. Александр жил в тереме. Вернее, спал. Остальное время проводил в работе. Он работал с рабами. Чистил конюшни, вывозил навоз и фекалии. Ходил пилить сухостой и на себе носил дрова для печей и кухни. Ходил на охоту и рыбную ловлю. Он понемногу стал оттаивать и разговаривать с людьми. Но не мог ещё смеяться и радоваться любым событиям. Сразу мрачнел и замолкал. Но труд для моей пользы всегда считался благородным. Оттаял и он. В этот раз мы решили свозить его за океан простым морячком, но вернуть в крепость и посмотреть ещё год. Если будет пить, будет вечно стоять при нужниках. Решили вернуть на родину самых дисциплинированных рабов, с которых за разные заслуги уже сняли рабские ошейники. Остальные просто писали письма родным. Я обещала: если будут хорошо себя проявлять, и они уедут на Родину. Некоторые плакали.

– А как вам такая жизнь? Понравилось жить здесь? – спросила я с недоумением одного из рабов.

– Здесь хорошо. Нас не били, всегда была еда и крыша. Нам рассказывали ваши люди, как здесь жилось до вас настоящим рабам. Не дай Бог туда попасть было. Мы много поняли, живя здесь, когда спесь свалилась и остались все на равных. Мы увидели в других таких же, как и мы, людей. Правильно вы однажды сказали, что труд для вашей пользы сделает из нас людей. Мы тогда долго возмущались и шипели. А кто мы, по сути, были? Толпа животных, захотевших получить блага цивилизации за счёт других людей. Я барон, которого вы захватили на корабле в самый неподходящий момент. Я был снобом и не видел людей вообще никогда. Со мной всегда был человек, который решал мои дела. Вы, молодая девочка, пообещали найти и привезти назад своих людей. Я смеялся глупости и наивности. Но вы нашли всех. Я видел и случайно узнал, что ваших близких предали и вновь поработили, вывезя за море. Вы вновь всех нашли и привезли. Нас выводили смотреть на предателя, который нанял второй рабовозник. Он висел вверх ногами, привязанный к мачте. Он испражнялся на себя самого и всё равно не хотел признать вины. Мы так и не узнали, что с ним произошло дальше, но ничего хорошего, наверно. Мы благодарны за ваше справедливое отношение к нам, – сказал он и поклонился.

После этих слов я не спала всю ночь. Но решение не стала менять. Несколько лет мы так и жили. Ходили без меня торговать, закупали продукты и другие товары. Барон и некоторые другие дворяне стали учить наших детей языкам.

Несколько человек отказались уезжать из крепости и нашли среди привезённых женщин из разорённых Родов себе супружниц. Теперь они переделали рабский дом во вполне приличное жильё. Я спросила одного из оставшихся: в чём причина отказа ехать домой?

– А у меня нет дома. Я был пиратом, бандитом по–вашему. Переходил с судна на судно. Убивал, грабил и насиловал женщин. А здесь я понял, что не хочу больше жить одним днём. Не хочу ждать, что за какое–нибудь преступление, которое и не я совершил, меня повесят. Я жил и не жил. Здесь встретил хорошую, добрую и очень для меня приятную женщину. Она не держит зла на меня. Я не помню тех женщин, кого обижал. А она не хочет вспоминать тех мужчин, что обижали её. Она сказала, что точно не я. Мы попробуем жить вместе. Вместе не так уж и плохо.

– А многие держат зло на меня? – улыбнулась я ему.

– На вас–то за что? Мы сами к вам пришли, убили родных. Может, и затаил кто обиду, но она вылезет, и он сам же и погорит. Его никто не поддержит, – заверил он меня.

Александр живёт у себя. К нему привязалась одна девушка, сестра одного из торговцев–менял, что приходили к ним в крепость. У них родилась дочка. Первая девочка среди пятерых мальчишек. Детей я не отдала. Здесь школа, занятия разные, дисциплина. А там – молодая мачеха. Кто её знает, как она будет к ним относиться. Вот и я оттаяла. Повезла в тот городок, что так приветливо меня встретил, свои работы. Салфетки и скатерти, постельное бельё с одинаковой вышивкой. Мне очень захотелось ещё раз побывать в том городке, и я предложила туда сходить. Как всегда, мы весной загрузили полные трюмы рыбы и мяса. Наши корабли уже с нетерпением ждали в порту торговцы. Наши товары очень понравились.

Крепость жила в своём ритме. Дети подросли и больше не спрашивали, где их отец. Луис меня не беспокоил, живя со «своей» семьёй. Говорят же: «

Не делай добра, не будет и зла». Мальчики занимались борьбой. У них были высокие показатели в учёбе и языках. Женька вообще была полиглот. Ей отлично давались языки. Была такая задумка – послать детей учиться на материк. Нам нужны врачи, строители, ветеринары, учителя. Ну и хотелось бы дать им европейское образование. Меня переполняла гордость за них, и я тешила свои амбиции.

Придя в знакомый порт, я решила пройтись по полюбившимся улочкам. Я ходила и всё зарисовывала в свой блокнот. Ну и зазевалась. Проходя мимо красиво оформленного дома, вышла на мостовую и тут же была сбита каретой. Там оказался такой же зевака. По мне проскакали лошадки и передние колёса кареты. Но я этого уже не знала. Как только получила удар по голове, предусмотрительно свалилась под копыта лошадей без сознания. Правда, и лошади не успели потоптаться. Меня развернуло при падении между ними. Я осталась жива и даже не сильно покоцана. Очнулась в чужом доме. Рядом со мной сидела молодая девушка и читала книгу. Увидев, что я зашевелилась, сразу куда–то убежала, не сказав ни слова. Тут же пришли два господина и стали меня осматривать. Не сказав мне ни слова, молча ушли.

– Что это было? Где я? И кто вы? – спросила я, пытаясь встать.

– Случилась страшная трагедия. Вы случайно попали под колёса кареты, где был мой брат. Для вас это прошло удачно. Так сказали доктора, которых он нанял. Немного стукнули голову. Синяки проходят, и вы можете уже вставать. Мой брат сейчас на службе. Вечером придёт и сам принесёт вам свои извинения. Я думаю, вы простите его. Врачи нас сразу успокоили, что переломов нет, и велели давать в питьё маковое молочко. А вчера отменили и его. Хотите кушать? – спросила она, виновато улыбаясь.

– Мне нужно отправить посыльного на моё судно с запиской. Это можно сделать? – села я в постели.

– Да. Я вам принесу перо и чернила,. – встала она со стула, чтобы идти.

– О нет, лучше карандаш, – сказала я с досадой.

Я так и не научилась писать перьевой ручкой. Обязательно испачкаю все руки чернилами. Мне привычен карандаш.

Через два часа Степан затащил меня на Флагман, и мы тут же отплыли. Не хватало ещё познакомиться с господином, который прокатился по мне в карете. Вот позорище! Мы зашли в другой порт и купили продукты. Только когда синяки прошли, мы поехали домой. Я строго всем наказала не говорить никому о происшествии. Но дойдя до крепости, увидела новый корабль. Выйдя с Флагмана, оказалась в компании молодого человека. Он заинтересованно смотрел на меня и улыбался одними губами. Моё тело предательски ответило на улыбку этого господина, и он, заметив это, остался доволен. Он меня смутил изаставил покраснеть. Меня это обстоятельство взбесило, и я с угрозой в голосе накинулась на него.

– Что от меня надо? Кто вы? Кто разрешил тут отдыхать? – подошла я к нему вплотную.

– Я привёз вам ваш блокнот, и раз вы не захотели получить мои извинения в моём доме, я приехал сюда, – заулыбался красавчик.

– Как вы узнали, кто я и где живу? Это ведь не на соседней улице, – вновь спросила я, сдвинув брови.

– Я ответственный работник одного закрытого ведомства, и это не составило много труда. Мы так и будем здесь стоять? Я уже три дня вас жду. Да и познакомиться хотелось бы, – проговорил он, разводя руки.

Мы прошли в крепость. Дети столпились вокруг Степана, отдающего ящики для школы. Навстречу вышла Малина и удивлённо на меня уставилась, не говоря ни слова.

– Проходите. На самом деле я веду себя некультурно. Малина, ничего страшного не произошло, я жива и относительно здорова. Позаботься о нашем госте, мы хотим кушать, и открой пиво. Я приму ванну. Соскучилась по ней. Скажи ремонтникам, что я им головы пооткусываю. Вода плохо идёт на Флагмане, и плохо работает титан. Степан не нашёл, в чём дело. Пусть вновь всё разберут, – говоря это, я, как всегда, смотрела на Малину, а она смотрела на гостя.

– Малина, ты меня услышала? – повернула я её голову к себе.

– Да, всё исправят, – сказала она.

– Этот господин проскакал по мне в карете. Вот извиняться приехал. Они удерживали меня в своём доме и усиленно лечили. Но ты ведь знаешь, что я ещё та тварь. Меня ни одна зараза не задавит, – сказала я, и все облегчённо засмеялись.

Малина обеспокоенно смотрела на меня и с интересом – на этого красавчика. А он всем улыбался, даже выскочившей на мой голос Ларе. Я приняла ванну и, распустив мокрые волосы для просушки (они у меня выросли ниже пояса и чуть вились от природы), одела диадему Камышовой Кошки. Пусть знает: и мы не лаптем щи хлебаем. Мы проговорили до ночи, пили наше вкусное пиво. Я за разговорами забыла, что нужно позаботиться о нём и устроить на ночлег. Да и никогда у меня таких гостей не было. Когда кончилось пиво, я увидела, что уже поздно, а гость не устроен.

– Извините Сергей. Я не приказала устроить вас. Все уже разошлись, и вам придётся спать в этой гостиной, на этом диване. Я принесу сейчас вам подушки и одеяло, – пробормотала я, уходя в спальню.

– Ничего страшного, этот диванчик вполне удобен, – согласился он со мной.

Я ушла к себе в спальню и выйдя, с подушкой и одеялом, замерла. Он стоял в свете свечи. Моё тельце потребовало от меня невозможного.

Давно, очень давно, в моей гостиной не стоял мужчина в одной рубашке без камзола. Да и вообще давно никто не стоял. Подойдя к нему и отдав подушку и одеяло, я сама поцеловала его в губы. Мне ещё на пирсе хотелось это сделать. Весь вечер они смущали меня, и я теряла иногда нить разговора. Он знал это и улыбался, мерзавец. Я очнулась, когда заорали петухи.

– Ой, извини. Считай, что я приняла и твои извинения. Тут что, бабайка приходил? – оглядела я разворошённую постель и подушки на полу.

– Ага. Можно ещё один раз придёт и на диванчик уйдёт, пока все спят? – шёпотом сказал обольститель, а я не возражала.

Когда я проснулась, я спала в своей разворошенной кровати, но в рубашке, а этот господин спал в гостиной, даже посапывал. Я остановилась ещё раз посмотреть на него. Как он хорош! Шоколадка!

– Нравлюсь? – неожиданно спросил он.

– Не очень, – зачем–то соврала я.

– Врушка. Я ещё на пирсе знал, что тебе понравился. А тебя я дома разглядел. И если бы ты не удрала от меня, всё сейчас было бы по – другому, – сказал он, не открывая глаз.

– По какому другому? Ничего бы и не было, – возразила я, уходя в ванную комнату.

– Врушка, – прошептал он и заулыбался.

А я убежала в ванну. Выйдя на кухню, подумала, что гость здесь, но его уже не было.

– Хоть душу–то отвела? Или всю ночь разговоры говорили? – спросила меня Малина.

– Как же, отведёт она. Я специально комнату не приготовила, думала – сладится. Вон он как на неё смотрел. А он чуть свет на корабль припустил. Вон уже и из протоки вышли, – сказала Лара.

Я только глаза зажмурила, чтобы не расплескать своё такое недолгое счастье. Малина, посмотрев на меня, тихо засмеялась.

– Заговорил меня. Он так много знает и очень хороший рассказчик, – постаралась я перевести разговор в другое русло.

– Ага. Думал, что хоромы ему предоставят, если он господин, а про него забыли. Вот он и свалил, – прокомментировала Лара.

А Малина ещё громче расхохоталась. Мне стало обидно, и я ушла.

– Лара, этот господин привёз мой блокнот, найди его, – крикнула я из комнаты Женьки.

Блокнота нигде не было, хотя перевернули весь терем.

– Вот зараза, упёр со злости, – шипела Лара, я заревела, а Малина до слёз хохотала на кухне ещё два дня.

20 глава

Зима прошла, а я всё думала о своём соблазнителе. В горячих ночных снах он целовал меня. Снился Легонт и, ухмыляясь, смотрел на меня. Снился Луис и, стоя передо мной на коленях, шептал: «Не убивай меня». Я не могла избавиться от ночных кошмаров. К весне придумала снова сходить в тот город. Я сомневалась. Мне было в половину больше лет, чем ему. Ну, раз забрал мой блокнот, пусть терпит. Это в последний раз. Я бессовестно обманывала себя. Чуть ли не вприпрыжку я летела на Флагман. Стоя на носу корабля, я мысленно гнала его быстрей. Попали в шторм, и нас сильно потрепало. Ещё года три назад я продала все мои корветы. Зачем держать то, что напоминает о плохом. Мы ходили теперь на одном Флагмане и никого не ждали, а летели как птицы на всех парусах.

Придя в порт увидела на пирсе карету. Да ну! Но сохранив лицо, тихо спустилась по трапу.

– Заставляешь себя ждать, моя королева. – сказал Сергей.

– И давно вы здесь стоите? – попыталась я смутить этого бедолагу.

– Неделю. Ко мне сегодня прибежал посыльный и сообщил, что вы стояли на рейде. Что – то случилось? – спросил он озабоченно.

– Да, нас хорошо потрепало и плохо слушаются рули. Где мой блокнот, господин хороший. Вы за воровались, – перевела я разговор.

– Но ведь ты пришла не за блокнотом? Идём я наконец то покажу тебе мой дом и познакомлю с друзьями, – зашептал он мне на ухо, заталкивая меня в карету.

В карете сразу начали целоваться и это была не моя инициатива. Я постаралась сделать из себя приличную даму… вначале. А потом и пива не надо было. Сергей вытащил меня из кареты и ногой открыл входную дверь. Я смеялась, когда он вытаскивал с нетерпеньем меня, из кареты. Моё платье трещало и рвалось. А дверь в спальню он открыл головой.

– Ты, наверно, из Рода Озабоченного Лося, – смеялась я, когда он, отрывая пуговицы и завязки, стаскивал с меня платье.

А потом и я потерялась. Ну Кошка, она и в Африке Кошка. Проснулась от того, что, кто – то трогает меня за плечо. Этого только не хватало! Но вспомнив где я, быстро открыла глаза. Надо мной стояла служанка и приложив пальчик к губам показывает на дверь. Я так же пальцем показала на платье. Она закрыла ладошкой глаза и ушла. Постаралась тихо выползти из – под Сергея. Зашла в ту комнату куда показывала служанка. Это была ванна. Горячая вода с ароматной пеной уже ждала меня. Но мне не дали спокойно полежать и понежиться. Выбив задвижку, ко мне ворвался Сергей.

– Ты меня так больше не пугай. Проснулся, а тебя нет. Думал с ума сойду. – говоря это он уселся ко мне в ванну.

– Это моя вода и я в ней моюсь, я выйду и тебе нальют. – попыталась я выкинуть его из моего пространства.

– Нет. Это теперь наша ванна и наша вода. Ты теперь одна мыться не будешь. Теперь я тебя буду мыть и чистые места целовать, пачкать своими слюнями, снова мыть и снова целовать, – мазал он моё тело губкой с мылом.

– Мне нужно на корабль. Ты порвал мою одежду, – показала я на моё платье, одев после ванны его халат.

– А как ты пойдёшь? Да не реви ты так. Я куплю тебе новое платье. А твои вещи все уже здесь. Их тут же привезли, – показал он рукой на мой сундук с корабля.

– Вот заразы, подсуетились, – сказала я с досадой.

Выйдя из ванной, он «помог» одеть мне чулки и туфли. Платье он долго застёгивал и завязывал. Я просила позвать служанку, но он сам всё застегнул. В дороге я ношу простые платья или штаны. Мне в них удобней. Разглядывая мой гардероб, он заинтересовался ими.

– Когда ты их одеваешь? – вытащил мои брюки за штанину.

– В шторм. В них удобней. В платье можно запутаться, когда вдруг ко дну пойдём. А в них и плыть удобней, чем в платье. – ответила я, забирая штанишки и закрывая сундук.

– Занятно. Я хочу, чтобы ты здесь осталась, со мной. – обнял он меня, целуя и разглаживая мокрые волосы.

– В качестве кого? Кошки? Собачки комнатной? Чем мне здесь заниматься? – уселась я за стол, завтракать.

– Не знаешь, чем и кем занимаются женщины, живущие с мужьями? – спросил, намазывая на хлеб масло и подавая мне.

– Я дважды была замужем и знаю, чем занимаются женщины, – скривилась я.

– Я всё про тебя знаю, читал в альманахе, – махнул он в мою сторону ножом, зажатым в руке.

– Что? Где ты про меня читал? Я про себя не рассказываю газетчикам в каждом порту. Ты у меня первый мужчина за десять лет. Первый после предательства мужа. – поправилась я.

– Да знаю я! О тебе как о Камышовой Кошке пишет писатель в одном из альманахов, что читает моя сестра. Я тебя с ней познакомлю. Она будет рада, что ты жива. – сказал он, а я замерла, ожидая дальнейшего разговора.

– Ага. Ты изучаешь меня как экземпляр? Как женщину, которая похожа на какую – то модель из Альманаха? Тебе только это интересно? – спросила я с досадой.

– Я сейчас должен ехать на службу. Дождись меня, и мы продолжим разговор, о том где должна быть женщина, – и он ушёл на службу.

Меня хотят показать друзьям, как обезьянку в зоопарке. Ну ты, Селина, и дура! Любовь какую–то снова придумала. А жизнь опять стукнула лбом об стол. Так тебе и надо. Дура старая. Вторую жизнь живёшь и всё в сказки веришь.

Собрав вещи, послала за своими и уехала на Флагман.

«Я, Конунг и хозяйка большого Рода Камышовая Кошка, а не обезьянка в зоосаде, которую надо показывать друзьям. Не знаю, что ты себе придумал на счёт меня, но я не брошу триста человек полностью от меня зависящих. Я королева, а не проститутка. Всё было игрой, и я в неё угодила. Многих женщин постигла эта участь. Я в этом не одинока. Я постараюсь пережить эту гнусность. Видеться нам не надо. Прощай», – оставив это письмо, я постаралась вернуться на Флагман с высоко поднятой головой.

Мы тут же отплыли. Рули уже починили, а до другого порта можно и так доползти. Там и починим. Мысли мусолили обиду, и я решила найти эти журналы и посмотреть кто, и что там написал. То, что я прочитала мне не понравилось. Это изливал свою душу Луис. Вот гадёныш! Всю нашу жизнь описал. Меня вообще какой–то Амазонкой выставил. Столько побед приписал. Как будто я одна все дела делала. Нашёл Геракла. Сергей видел во мне собирательный образ! Мне стало ещё хуже. Значит я – этакая Хозяйка Медной Горы, Марья Искусница и Илья Муромец в юбке. Это была не я! У нас всё проще и обыденней. Я узнала новое имя Луиса. СИМЕОН ДОМИНГЕС. Горя жаждой кому–то сделать ещё больней, я написала на адрес редакции, что издавала мемуары отщепенца: «Луис, если ещё что–нибудь про меня напишешь и издашь, берегись! Я тебя из–под земли достану и в землю закопаю. А твой дом сожгу вместе с твоей семейкой. А редакцию взорву. Ты меня знаешь. Селина». Мне стало ещё противней. Но на то она и месть, чтоб было кому–то больней. А то, что мне больно, это было не передать. Ну что это за судьба такая? Только откроюсь, полюблю, а мне РАЗ – и отомстят. За что я тащу эту боль из раза в раз?

Приехав в терем, я закрылась у себя. В дороге чем – то отравилась, так как есть не хотелось, и принесённая еда подолгу стояла на столе. Меня рвало. Я обессилила и не могла ходить. Малина носила мне жидкую пищу и прижав руки и не давая сопротивляться, вливала в рот. Я всё время спала. Однажды совсем стало плохо и я родила… Мне было всё равно, что со мной происходило. Малина совала мне маленький свёрток с дочкой, но я не понимала, что это и что с ним делать. Плакала Малина, плакал ребёнок, мне даже не плакалось. Я хотела к Легонту, но он всегда уходил один на разрисованном струге. Он мне улыбался и уходил.