Текст книги "Селина. Камышовая кошка"

21 глава

Однажды, когда я в очередной раз просилась к Легонту, мне стало мешать какое–то кряхтенье и сопенье. Так как я проснуться не могла, и не могла встать, то оно мне мешало всё больше и больше.

– Эй, идите отсюда, вы мне мешаете, – зашипела я.

Но сопенье и кряхтенье стали ещё сильнее. Кое–как я встала и, шатаясь, выползла из спальни. По лестнице, ногами вниз, спускался маленький ребёнок. Он был один. Это была девочка. Лохматые волосёшки торчали во все стороны.

– Сейчас, сейчас, – сказало существо и доползло до конца лестницы.

Встав на ещё не окрепшие ножки, убежала на кухню. Через минуту из кухни показалась Малина и увидев меня заревела в голос. На рёв сбежалось много народу. Все запричитали и разбежались по дому, рассказать, что я выползла.

– Ты жива, Кошка! С возвращением! – кинулась ко мне Малина.

– Не дождётесь. Чей, ребёнок ползает здесь один? Где его мать? – крикнула я громко и строго.

– Твой ребёнок, и ты его мать, – сказала, обнимая меня и целуя, Малина.

Я так и села на пол. Ноги не захотели держать моё тельце. Не верить Малине я не могла. Она врать не станет.

– Где я взяла его? И почему он один? Где все? – спросила, глядя на вертевшуюся под ногами дочку.

– Нянька варит кашу, а девочка, которую ты родила во время болезни, вылезла из кроватки и пошла гулять. Мы её никак не называем. Дочка, Кошка, – погладила Малина по голове ребёнка.

– А где остальные? Здесь жируют трое–четверо нянек, где они? – спросила я недоумевая.

– А они под твоими сыновьями постанывают. Тут, творится чёрт знает, что, а она болеть вздумала. – отошла от меня, возмущаясь Малина.

– Мне что и поболеть нельзя? Я ведь не камень. – сказала я, разглядывая, седьмого на этом этапе развития событий, ребёнка.

– Нельзя тебе болеть, люди голодать начинают. —

сказала с досадой Малина.

– Как голодать? Где Командор? – крикнула я.

– Сначала, сходи в баню, вымойся, приведи себя в порядок, поешь, а потом я тебе всё и расскажу. – махнула на меня полотенцем, зажатым в руке, Малина.

– Ну уж нет. Давай, пошли со мной, поможешь мыться, у меня сил нет. – выдохнула я.

Вымывшись и одевшись, узнала, что мои сыночки играют в карты на крепость и людей. Командора отлупили и разжаловав отправили мыть гальюны. В крепости безвластие и анархия. В этом году не заготовили ни рыбы, ни мяса.

– Командора ко мне! – крикнула я.

Пришёл худощавый и заросший бородой человек. На шее одет рабский ошейник. Я не узнала в нём, бравого, розовощёкого молодца.

– Собрать всех за воротами. Сыновья в обязательном порядке. Я выздоровела! – крикнула я.

За воротами собралась вся живность крепости. Вышли все. Я закрыла ворота. Выйдя и усевшись над воротами, я стала просто на них смотреть.

– Вы мне не нравитесь и жить здесь не будете. Я одна здесь буду жить. Что молчим? По возмущайтесь хоть. Покричите. Что есть зимой будете? У кого есть дочери от двенадцати и старше, выйти вперёд. – сказала я

Вышло человек десять мужиков.

– Подготовьте их к продаже, а я продам их охотникам. Так делают в Родах, где нечем кормить людей? Вы ведь себя людьми считаете? Может ещё и есть каждый день хотите? Кто вас кормит? Вы это ещё не забыли? – спрашивала я шёпотом, но знала, здесь каждый слышит моё слово.

Женщины и девочки в ужасе заревели.

– Не слышу! Отцы, детей не жалко? Что, давно вас не пороли? Снять с Командора ошейник и отправляйся приводить себя в порядок. Я жду тебя, Командор. Дел очень много. Где мамки–няньки для моей дочери? – уже громче спросила я.

Вышли четыре девки, кровь с молоком.

– Ну вы хари накусали, неделю обходить надо. Где вы должны находиться, когда в тереме у Конунга появился ребёнок? Не слышу! Громче! Чтобы все слышали и не считали меня несправедливой, – сказала я, осматривая девок.

Девки уже ревели и кричали по моей просьбе: «В тереме, у ребёнка», в десятый раз.

– А вы где были? Под ублюдками, которые при живой матери терем делят? На конюшню их, по двадцать плетей и увезти к поселенцам в рабские работы и ошейники. Исполнять!

Девок под руки потащили к открывшимся воротам.

Когда послышались удары с конюшни, вой и визг усилились, из ворот показался Командор.

– Плохо же ты свою боевую команду воспитал. Бросили тебя на произвол судьбы. Приступай к

своим обязанностям! – приказала я, отворачиваясь от него.

– Прости, Кошка, так хоть я один пострадал. Наши хотели бунт устроить, кое–как отговорил. Тут бы война была. Сидишь рядом с пушкой. – кивнул он головой на ворота.

– Даже так? Где мои сыновья? Что творите–то? – спросила и не ждала, последует за этим.

– Ты сама виновата. Все носятся с тобой – «Кошка, Кошка», а ты и есть Кошка. Прижила от кого–то девку и спряталась. Ты шлюха, а не Кошка. – высказали своё мнение сыновья.

– Ага. Так, значит. Я Конунг Рода Камышовая Кошка, лишаю материнских прав женщину, родившую этих выродков. Впредь считать этих тварей рабами, без права свиданий с родными. За неуважение к той, что родила их в муках, и за бесчинства, творимые ими, по тридцать плетей каждому. Одеть рабский ошейник. Исполнять! – сказала я, сузив от обиды глаза и стараясь, чтобы не дрогнул голос.

– Ты не имеешь права на сыновей Конунгов одевать ошейник и наказывать их! – заорали они.

– Ваш отец – приблуда и отщепенец, он никогда не был Конунгом. А мать ваша – шлюха. Вы сами от неё отказались. Вы отныне рабы этого Рода, и у вас нет даже тени. Даже ошейник мой, – сказала я зло и брезгливо скривила рот.

Сопротивляющихся и дерущихся сыновей скрутили и утащили в конюшню, одев при этом рабский ошейник в виде намордника с кляпом. Все испуганно молчали. С конюшни послышались ругань и стоны сыновей.

– После порки забери их с моих глаз, иначе так и буду их пороть. Обидели они меня. Их отныне нет для меня, – сказала я Командору.

– Они никто. Узнаю, что самую грязную работу делают другие, накажу тебя, – добавила я, вновь скривив рот.

За время становления крепости я очень редко пользовалась кнутом. Только в исключительных случаях и для острастки. Чтобы знали, что я не просто Кошка, я и Конунг.

– Где тут у нас охотники и рыбаки? Я не знаю, где вы будете брать мясо и рыбу, но, чтобы всё к зиме было заполнено. Не хватит, пойдёте на конюшню. Вас – то, кто не пускал? Вы сразу забыли свои дела? Еду для них уменьшить в два раза. Я экономить буду. Кузнец. Как у тебя дела? Были заказы? – обратилась я, к кузнецу, пришедшему на пирс прямо из кузни.

– Да, Моя госпожа. Скоро придут забирать, – поклонился он, но было видно – не из–за страха получить плетей, а с почтением.

– Вот он, да Малина делают свою работу исправно. Приступить к своим обязанностям немедленно. Востановить, все графики и занять места. Следующего раза не будет. Оплата на конюшне произойдёт незамедлительно. приготовте девок охотникам. Придут отдам в обмен на еду. Всё. Разошлись! – крикнула я, уже спокойней.

Площадь тут же опустела. Как ветром всех сдуло. Я ещё посидела немного. Мимо провели избитых и ревущих девок, следом провели поддерживающих друг друга сыновей, и Флагман ушёл.

– Пока тебя не было, приходил тот господин, привёз твой блокнот и оставил несколько писем. Не дождавшись ушёл. Что случилось–то? Чем он тебя так обидел, что почти два года ты не смогла жить? – спросила Малина, обняв меня и стащив со стены. Я ей всё рассказала.

– Надо же. Зря ты этого Калеча научила грамоте. Теперь вот и не остановить, как машинка «Зингер», строчит, – посочувствовала мне Малина.

– Он картины с моей крепостью рисует, тварёныш, – ещё пожаловалась я ей.

– Пожалей его, Кошка. Видишь, как ему без тебя плохо. Он не срисовывает, как наши детишки, а по памяти рисует. Ох, и тоскует он. Очень тоскует, – пожалела она Луиса.

– Он сделал свой выбор. Не изменить ничего. Он видимо и зарабатывает на этом. Журналы раскупают. Сестра Сергея, ну просто зачитывается. Как он мне сказал. А сколько их везде продают. Это ведь не в одном городе продают. Целое состояние на мне заработал. КАЛЕЧ. – зло сплюнула я на землю, как делают с досады мужики.

За Женькой приехали сваты из Рода Секача. Как бы я не хотела дочери счастья, я не имела права отказывать сватам, если дочь не просватана за другого. Она не была просватана. Я была бессильна против закона. Моя маленькая, чистенькая, умненькая доченька попадает в Род Свиньи. Я не хотела отдавать её туда. Жених мне не понравился. Животное Рода полностью соответствовало хозяевам. Женьку увезли. Мне было плохо и я, выждав пару месяцев пошла проведать дочь. Это было что – то. Но действительность была ещё интересней. В день, когда Женьку привезли в дом жениха, старшие Рода и сам жених решили накрыть обильный стол и ушли на охоту. Все бы ничего, но они встали на тропе перехода Секачей. Шёл род в пятьсот голов. Их просто втоптали в землю. Глава Рода, старший сын, жених, братья и гости Свадебного застолья. Всего семь человек. Женьку решили не отдавать, раз уж привезли, а отдать за нового хозяина двадцатилетнего юношу. Он и упросил мать оставить Женьку. Всем командовала вдова. Женьке приходилось готовить на всю ораву. Тем более в Род добавились вдовы с детьми братьев и друзей, погибших на охоте.

– Что это ты, хозяюшка, сама чай подаёшь? – спросила я Женьку.

– Она у нас всё сама, всё сама, – елейно сказала свекровь.

– А не пора ли тебе, сватьюшка, отдать ключики новой хозяюшке? Или Роды поднять? Я приведу сюда всех, и станешь ты к столбу за нарушения закона. Ищи мужа, раз не хочешь подчиняться.

Тебе с оравой в поле пора идти, если хочешь кушать вечером. Я не дам свою дочь в обиду, – отчеканила я, собираясь вставать.

– Не надо подымать людей. Я всё поняла, – и отдала ключи Женьке.

Я отправила Флагман в крепость и велела привезти всех строителей. В селении стоял такой же смрад и грязь у каждого дома, как и в селении моих родителей. При их жизни в Роду Рыси. Через неделю прибыл Флагман со строителями, и материалом. До снега построили стены высотой четыре метра. Внутри терем, шесть двухэтажных домов, пять сторожевых башен. Оставила на зиму десять человек из рабов, сняв ошейники. Они будут смотреть за порядком и охранять дочь. Я боялась за неё больше всего. Она не сможет дать отпор. Но видно было, что муж её очень любит и уважает. Он к тому же был не грамотным. Их Толмач погиб вместе с хозяином Рода. Здесь у них не было Конунгов, Род был не так велик и не очень древний.

– Мамочка, как хорошо, что ты пришла и помогла нам. Я чувствовала себя просто свиньёй, в этой грязи и зловонии. И главное они привыкли к этому и им ничего не мешает. Как так можно жить? – со слезами в голосе сказала она, брезгливо вытирая руки.

– Девочка моя, так живут до сих пор во всех малых родах. Так жила я. Так живут те, кто ничего не видел, кроме борьбы за выживание. Это низшие отношения. Они не видели то, что знаешь ты. И им не интересно. Я просто сделала. Сказала, кто не будет учиться, будет всегда коз пасти. Толмачи коз не пасут, они сидят рядом с хозяином. Мои рабы боялись прогневить меня и оказаться на конюшне. Это либо кого – то пороть, либо самому попасть. Ну что, до весны? Ты всю мою систему знаешь будь по строже. Иначе сама весной приду и выпорю, – засмеялась я.

Я весной сама не пошла, приболела. Степан оставил на лето всех рабов. Женька родила девочку и немного поправилась. Все работают, и они не голодали. Прислали маленьких, живых поросят на ЕДУ. Но Малина решила их выкормить.

Свою маленькую дочку назвала Елена–Леночка. Это была просто юла. Отправила письмо с Флагманом её отцу: «Сергей, я нечаянно родила дочь и назвала Еленой. Это ни к чему не обязывает, но я должна тебе это сообщить. Нам ничего не нужно от тебя. Мы сами воспитываем своих детей. По своим законам. Ещё раз предупрежу, что я дикая Камышовая Кошка, и мне не составит труда завалить зазевавшегося лося. Приезжать не надо».

22 глава

Когда Леночке исполнилось пять лет, к нам пожаловали гости. Причалили, одновременно два корвета. Я вышла на ворота. С одного сошёл Луис, с другого Сергей.

– Они что, сговорились? – спросила я вертевшуюся рядом Малину.

– Чем обязаны визиту? Что надо? – крикнула я с

ворот.

– Я хочу увидеть своих детей, и я имею на это право, я отец! – крикнул мне с причала Луис.

– Чего отец? Кого отец? У рабов нет отцов. Нет матерей. Нет тени. Ты знаешь наши законы. Их мать была брошена мужем и захотела вновь обрести семью, родив девочку. От другого мужчины, спустя десять лет. Они назвали свою мать шлюхой. Она не может больше их воспитывать. Её лишили материнских прав и возможности видеть своих детей. У них нет отца, он бросил их ещё детьми. Что ты хочешь? Выкупить рабов? Я не продаю рабов. Самой не хватает. Сейчас не кому притаскивать добычу к ногам любимой женщины. Нет новых поступлений рабов, скота, барахла. Всё сама, всё сама. А у Женьки две дочки, такие же маленькие, как она была сама. Больно? Её муж не отдаст ни за какие деньги. Я им крепость построила. А ты где был? Ты был со своей семьёй. Мы не твоя семья. Уходи! Пошёл вон! Предатель. Больно? Я хочУ, чтобы тебе было очень больно. А вы, господин, тоже приехали посмотреть на дочь? – перевела я взгляд на Сергея, который разглядывал Луиса.

– Да, я хотел бы познакомиться со своей дочерью. Я уволился со службы. Поживу у вас пока не надоем, – пробормотал Сергей.

И вдруг, открывается калитка и выходит пятилетняя красавица. Недавно только она сидела и рисовала. Сейчас была в новом платье, волосы расчёсаны и уложены под диадему. Это явно Малина подсуетилась. Недаром рядом вертелась.

– Мамочка, это мой гость, – и идёт по направлению к Сергею.

Он, быстро посмотрев снизу вверх на меня, и бросился к ней. Взяв её на руки прижал к себе. Она визжала и смеялась, как когда–то Женька.

– Больно? – крикнула я Луису, а он, держась за сердце, уходил к кораблю.

– Не убивай меня! Ты же знаешь, что я не виновен! Я не виновен! – кричал он, пятясь.

Подошли наши. Они ходили проведать поселенцев. Привезли письма и подарки. Вышел Командор и поздоровался с Луисом. За ним шли в рабских ошейниках наши «двое из ларца, одинаковых с лица». Они несли огромный сундук, почти не прогибаясь. Луис остановился поражённый увиденным…

Это были богатыри. Здоровые, красивые, весёлые. Они улыбались всем, кого видели. По отцу лишь скользнули взглядом и прошли. Это его добило.

– Братики приехали, я сейчас! – крикнула егоза, слезая с рук Сергея и бросаясь к братьям.

Они бросили сундук и поймав её на ходу, принялись её тискать. Она хохотала, целуя их в щёки.

– Ого, сколько у меня гостей! – кричала она, раскинув в восхищении руки.

– Больно? – прошептала я, но он услышал и оглянулся.

– Прости! Не убивай меня! Я не виновен! – одними губами, без слов шептал уходящий Луис.

Я сошла со стены и ворота закрылись. Мы, зашли в зал, и я обратилась к Командору, за спиной которого стояли мои сыновья, сомкнув руки на груди.

– Господин Командор, у вас есть два раба. Я хотела бы поговорить о них. Как они себя ведут? Всё, ли выполняют и готовы ли они нести хоть какую ни будь ответственность? Как, вы их воспитали? Что можно им поручить, а что они не в силах сделать? – спросила я, садясь за стол в кресло Конунга.

– Да, у меня находятся два раба. Они готовы принять любое решение. Это грамотные и ответственные люди. Они, готовы к любой работе. – ответил Командор.

– Я хочу восстановить два наших поселения. Род Рыси и Род Медведя. Эти два поселения будут находиться в Роду Камышовой Кошки. Хотелось бы отдать это дело в надёжные руки. Они достойны начать такое дело? – спросила я, не глядя на сыновей.

– Да. Они смогут восстановить селения, – ответил Капитан–Командор.

– Подойдите к столу и слушайте. Вы сейчас на пирсе видели своего отца. Он пришёл за вами. Хочет увезти вас к себе в Лондон. Он очень обеспеченный человек и сможет дать вам красивую жизнь денди. Там вы можете вести себя так, как хотите. Выпивка, красивые девушки, папины деньги. Не надо вставать и идти на работу. Красивые вещи. Но, есть другой вариант. Вы идёте на Флагман и бьёте в колокол. Это означает, что вы готовы начать жизнь на новом, ранее разорённом месте и начнёте строительство своего Рода с нуля. На пустом месте. Командор, снимите ошейники, и они могут быть свободны. Пошли вон! Я ещё вас не простила!

Они ушли.

В зале была гнетущая тишина. А я улыбалась.

– Что ты наделала Кошка? Ой, что ты делаешь? – заревела Малина, закрыв лицо руками.

Я сидела и улыбалась. Я знала, как всё будет и не сомневалась. Прошло минут десять и прозвучало два удара колокола. Один за другим.

– Как я испугалась, как же я испугалась! – громко ревела Малина, уходя в кухню, держась за сердце.

– Мы будем пить чай? Мой гость хочет чай, – сказала Леночка и все вдруг засмеялись и забегали, выставляя на стол всякие вкусности.

Потом мы пошли улаживать дочку спать. Она, повозившись быстро уснула.

– Ты не прочла моих писем и ничего не знаешь. Наверно просто выбросила их в камин. Позволь я объяснюсь. Я ничего не хотел такого сделать, что тебе бы не понравилось. У меня много друзей и они все женаты. У всех есть дети. Я один остался холостым. Ну не нравились мне никто. Меня все хотели женить. Я сказал, что сам найду такую, какой ни у кого нет. Она будет самая лучшая. Все посмеивались надо мной. А тут сестра сказала, что прочитала о Камышовой Кошке. Меня заинтересовал этот рассказ, и я начал мечтать, что встречу её. Вот и встретил. Я верил и не верил. Работая в департаменте, нашёл о тебе сведенья. Мои люди тихо расспросили твоих мужичков, кто ты. Я не мог не думать о тебе. Ты в моём доме, и я вижу тебя и на самом деле влюбляюсь. А ты убегаешь. Потом первая наша ночь. Я специально украл блокнот, чтобы тебя ещё раз увидеть. А потом недоразумение. Я всегда мог ясно выражать свои мысли. Меня специально отправляли на все переговоры, и я не проиграл ни одного заседания и дела. Как я мог неправильно тебе что–то объяснить? Не понимаю! Как я мог дать тебе понять в разговорах, что отношусь к тебе как к уличной девке? Я знал кто ты! Я уже не мог жить без тебя. И вдруг, я не смог тебе объяснить, что дорожу твоей дружбой и вниманием. Меня не отпустили больше со службы. Я вёл серьёзные государственные переговоры. Если бы я их проиграл, началась бы война. Потом пришлось искать замену и готовить человека на моё место.

Прошло время, я боялся, что ты найдёшь другого мужа и я тебя потеряю, – шептал он мне, боясь разбудить, крепко спящую дочь.

Я вышла из комнаты и принесла три запечатанных конверта.

– Теперь ты можешь мне их прочесть сам. Я не знаю этот язык. Да и у меня был сильный токсикоз. Я думала, что отравилась. Была сильнейшая депрессия и я не поняла даже, что родила Леночку. Пролежав в кровати почти два года, я выжила. Мои люди не знали, что делать и чуть от голода не умерли. Я позволила себе тебя полюбить, и ты обидел меня. Ещё у меня в голове застряли твои слова, о том, что я должна всё бросить и жить только тобой. Я не могу всё и всех бросить. Не имею права любить. Все и всё погибнет. Я чуть всё не потеряла. Мы можем начать сначала. Но ты должен теперь постараться меня убедить, что ты хороший человек. – дотронулась я, до седой прядки в волосах.

Мы прожили невесомых десять лет. Я уже прабабушка. Мои девочки уже бабушки. Они, как и я, сумасшедшие бабки. Очень любят своих детей и внуков. У каждой по восемь детей. Мой первенец погиб, оставив на меня ещё троих детей. Его новая жена, очень его любила и дала ему много тепла и света. Они не раз приезжали к нам. Но рожая третьего ребёнка, что – то пошло не так и она просто истекла кровью. Сгорела. Санечка сильно переживал и уснув, утром не встал. Это было зимой, и мы не могли попрощаться. Весной Командор привёз няньку с тремя детьми. Сыновья от Луиса строятся до сих пор. Хотят перещеголять друг друга. Я к ним отправила всю молодёжь и строителей разделив пополам. В один из рейдов за море, куда мы часто ездили с Сергеем, отвезла и бывших рабов. Барон молчал. Он уже не хотел никуда уезжать. У него было много учеников, с кем он вёл разговоры. Через два года он попросился обратно в крепость. Ему всё не нравилось, он никому сейчас не нравился. Жена вышла замуж и теперь это была чужая женщина, сухая, сварливая старуха. Забрав свои книги, альбомы и справочники, он вернулся счастливым назад. За два года у него снова начались проблемы со здоровьем, и он был счастлив пище, приготовленной Малиной. Леночке нынче пятнадцать, и она просватана в Род Глухаря. Она и её жених давно знакомы, он гостил у нас каждый год.

Сейчас многие Рода присылают своих детей учиться грамоте. Сергей тоже преподаёт. Каждый год у нас на зиму привозят до двух десятков детей. Здесь учились мои внуки и теперь возят и правнуков. Такие славные Цыплятки. Мне нынче шестьдесят и как – то неспокойно. Однажды я проговорилась Сергею, что я засланец, и он очень этим заинтересовался. Он не смеялся надо мной, просто слушал и улыбался.

– Я очень хочу попасть в твой мир. Хотелось бы посмотреть на эти места в твоём времени.

Я много делала зарисовок вещей, которых ещё не было в этом мире. Он всегда с недоверием слушал, а потом убедившись, что это на самом

деле может быть, разочарованно хмыкал. Он тоже хотел это видеть и иметь. Моя нянюшка жила в доме своего сына. Он ушёл жить в крепость к моему брату Ивасю. Несколько раз я уговаривала её остаться со мной. Оба раза привозила её из – за моря. Но она упрямо оставалась то с матерью, не могла бросить ту, которая протянула ей руку помощи в тяжёлый час. Потом ушла к моему старшему брату. Ему нужна была помощь, моя мама просила её помочь ему, если её не станет.

«Я всегда считала тебя своей дочерью. Пусть даже не я родила, зато вскормила своим молоком. Ты не сердись на меня, девочка моя, что я не с тобой. Сердцем я всегда была рядом. Ты успешна и у тебя всё хорошо. Я была нужна тем, у кого нет той силы, что есть у тебя. Я ухожу, но всегда буду рядом, ты так и знай. Я всё увижу и приду на помощь. Прощай моя доченька. Это я прощаюсь за себя и за родившую тебя женщину. Мы с ней скоро увидимся», – написал Толмач.

Она осталась неграмотной, и я не узнала этого.

Прочитав письмо, я ушла в каменный сад, поговорить с ней, Малиной и с сыном.

Малина была уже совсем старенькой и её место заняла Лара. Малина, неустанно вставала с петухами и рано ложилась. Она ещё со всеми ходила за ягодами и орехами, показывая свои заветные места внучкам. В то утро, она рассказала мне сон, а потом пропала. Искали её два дня. Нашли в старой, обвалившейся землянке. Её присыпало землёй и её не сразу увидели. Узнали только по нарядной, розовой кофте. В этой землянке, мы прятали женщин и детей, при первых нападениях на нас. Она провалилась внутрь, вместе со сгнившим накатом из брёвен. Когда её хоронили, даже Сергей не выдержал, пустил скупую слезу. Сильно убивались женщины и бывшие рабы. Никто не знал, как она их отварами лечила, а они всё помнили и любили её за это.

– Извините, это, видимо, ваше, мама говорила отдать вам, когда её не станет. Она этим очень дорожила и никому не показывала, – сказала подошедшая Лара.

Я взяла свёрток и развернула. Там лежали красные бусы, те, которые я ей привезла из первой поездки. Тогда она заплакала и сказала, что это первый подарок в её жизни. Я заплакала, а Лара обняла меня.

– Она вас очень любила. Всегда переживала за вас. Что её понесло в лес в тот день? Одела какие–то башмаки дурацкие. Вот нога и подвернулась. Мы даже не знали, что там есть провал в земле.

– Это старая землянка, её вырыли на момент нападения на крепость. Там прятались женщины и дети. Ты была уже большая девочка и должна была помнить. Она мне сон утром рассказала. Отец ваш её туда позвал. Я не подумала, что это важно для неё. Она ведь со Степаном жила душа в душу. Вот только после его смерти сама захандрила. Она последнее время много снов видела. Про меня много выдумывала. Про Сергея придумывала. Я не смогла её остановить или сходить с ней, – сказала я с сожаленьем.

– Не помню. Мы всё время кучей ходили. Нас всё время водили куда–то. Мы детей на руках таскали, я не помнила дороги, – взяла она мою руку в свою.

– Почему я не услышала её? – вновь заплакала я.

– Не плачьте, она вас очень любила, как нас с девчонками, а может и больше. Всегда за вас страшно переживала. Когда вы уплывали на Корвете, она кричала морякам, чтобы без вас не возвращались. – засмеялась она и, встав, ушла.

В это время на куст прилетела стайка птиц. Они меня уже знали и не боялись. Громко засвистев, вспорхнули и улетели.

– Ну, вот и свиделись, – сказала я.

За мной пришёл Сергей, и мы пошли в зал. Сегодня у меня много гостей. Приехали все мои дети, внуки и правнуки. Меня будут поздравлять и дарить подарки.

Было шумно и весело. Пели наши песни. Многие я напела из моей прошлой жизни. Так хорошо бывает, когда вспоминаешь прошлое.

Я к вечеру устала и пошла прилечь. Мне нездоровилось последнее время. Прощаться не стала и беспокоить никого не стала. Все остаются ещё на неделю. А там и Леночка уедет в дом, и Род своего мужа.

Я только прилегла, даже раздеваться не стала…