Текст книги "В проклятых землях"

– Куда вы так быстро?! – взвизгнула принцесса, когда я подхватил наши пожитки и последовал за Лесс. – Я еще не рассказала вам своей родословной!

– А не пошла бы ты… – тихо прорычал я, – истреблять всяких чудищ. Если тебе это так нравится, как ты хвасталась. Есть еще множество прекрасных занятий, которым ты можешь отдать себя на ближайшие пару часов. А пока проваливай, высочество, пока у тебя не кончились телохранители!

Странное дело, стоило мне почуять эту компанию своей Тенью, как я отметил не только полную беззащитность перед ней телохранителей принцессы, но и иммунитет самой Мерилейн. Похоже, что девчонка обладает каким-то из вариантов неуязвимости.

Увидев легкое недоумение на моем лице, принцесса вновь собралась сразить меня речью, но я легким ударом ладони захлопнул ее приоткрытый рот. Ощущение было такое, будто я бил каменную статую. Еще один кусочек к загадке принцессы.

– Тренируйте терпение, вашество. Сейчас я занят. Но если вам действительно хочется продолжить общение со мной, то думаю, что мы еще увидимся. У этого места свои законы.

Я повернулся спиной к принцессе и ее телохранителям. Почувствовал, как они синхронно положили стрелы на тетиву, и сломал луки Тенью. Это не потребовало почти никаких усилий и произвело достаточное впечатление: преследовать нас никто не стал.

Не знаю, каким чутьем руководствовались Лесс или же Фэй в выборе места стоянки, но мы вернулись к тому дереву, на котором я куковал стараниями Защитника. После ухода Мерилейн созданная им защита снова заработала, окружая дерево едва-едва заметным голубым свечением.

Лесс забралась на дерево первой, найдя достаточно прочную ветку на большой высоте, укрытую кроной. Как только я залез следом, она прижала палец к моим губам, видимо думая, что я буду шуметь и привлекать к нам внимание. Зачем?

Земля неподалеку от нас и так сильно тряслась, будто там устроили пьяное гульбище эттины. И мне не хотелось проверять, что на самом деле заставляло землю дрожать. Тем более что укрепленное магией дерево почти не качалось. Сейчас меня интересовало одно – вернувшаяся обратно моя женщина.

Огонь, заполнивший мою кровь, требовал выхода. И этот выход у меня был.

Я осторожно поцеловал палец своей сидхе, схватил ее за запястье, отводя руку от своего рта и прижимая к дереву. Крепко, жадно поцеловал свою женщину в губы. Глаза сидхе широко распахнулись от удивления, но через пару мгновений она ответила на поцелуй с не меньшим жаром, прикрыв глаза. Я почувствовал, насколько она напряжена на самом деле. И насколько по мне соскучилась.

В некоторые моменты желание становится таким большим, что вытесняет все, и восприятие переключается. Описать то, что чувствуешь, становится практически невозможным. Жизнь превращается в набор мгновений, сменяющих друг друга в безудержном танце.

Поцелуй прекращается, и мы никак не можем отдышаться.

Движением когтя так легко распороть ее штаны по паховому шву, чтобы оценить, насколько по мне «скучали». Дурманящий запах желания.

Когда я успел прижать ее к дереву, зажав рот рукой?

Нас не услышат, никто не услышит!

Никто, кроме меня, не будет чувствовать ее… так!!

Изумительный жар ее тела, обоюдное напряжение…

Кажется, она впилась в меня зубами… да! Я хочу… чувствовать… так!

Браслет пульсирует алым цветом, в такт моим… нашим движениям!

Алое сияние окрашивает в розовый бледные щеки сидхе, выхватывает из темноты ряд украшений на качающихся, подобно маятнику, косичках. Трилистник в волосах с двумя светлыми и темным камнем. Это важно! Причина…

Но потом!

Сейчас самое важное – ловить ее дыхание и отвечать своими порывами…

Пока мир не утонет в яркой вспышке…

Сознание возвращалось постепенно.

И первое, что я вспомнил, после того как полностью пришел себя и поцеловал довольную Лесс, была некая несообразность, на которую я обратил внимание минутами ранее. Прежде, еще перед нашим расставанием, на трилистнике в ее волосах все камни были однотонными, зелеными.

Сейчас же один из них был рубиново-красным. Как прекрасная артериальная кровь.

Конечно, моя память вся в провалах, и я забыл многое из того, что должен был помнить, и из того, что помнит мой Шепчущий. Но есть вещи, которые я не смогу забыть даже если очень-очень сильно захочу. И среди этих вещей – те дни, когда я по частям обретал свою Тень.

Один из них я уже недавно вспоминал…

Второй же, как оказывается, произошел совсем-совсем недавно. Хотя для меня это было еще почти детство. Единственное, что меня тревожит, так это то, что когда я, весь израненный в результате победы как над прежним носителем Тени, так и над существом, смертность которого пришлось доказывать в очень тяжелой схватке, выбрался на берег того озера, я был уверен, что оно уже не является частью запретной зоны. Или я ошибался, или она начинает распространяться и во времени. И то и другое удручает, но…

Меня спасли, это я помнил. Детали произошедшего канули в глубокую мглу забвения, но когда я очнулся, во рту стоял сладостно-приятный вкус чужой крови, которой меня поили, будто бы живой водой.

Думаю, что Алессьер права – утро вечера мудренее. Если я буду выпрашивать у Шепчущих среди ночи ответы на свои вопросы, то до Столицы точно не дойду – моя телохранительница убьет меня раньше за очередное внеплановое свидание со своим прошлым.

Лесс же спокойно спала на ветке. Любовь к деревьям в крови, кажется, у всех эльфов. Вне зависимости от того, чем они прославились впоследствии…

Что же, стоит к ней присоединиться.

Надеюсь, что день расставит все по своим местам.

Каждый, кто утверждал, что нельзя войти в одну реку дважды, никогда не пробовал вернуться к истокам.

Из летописей Дома Хранителей

Алессьер

Всего неделя! Осталась всего неделя!

Этой фразой Фэй разбудил меня ранним утром, которое в Запретных землях почти ничем не отличалось от сумеречного вечера – разве что серый свет, кое-как пробивающийся сквозь густую туманную пелену, становился все ярче, а не угасал, погружая покореженный лес в чернильную мглу.

Семь дней, чтобы добраться до сигнального пика и встретить Дрейка и его команду! Горы совсем близко – с ветки дерева уже хорошо видны сиреневые вершины, проступающие сквозь туманную дымку. Но до них еще нужно добраться, не попав в пасть какой-нибудь вычурной твари, устроившей засаду в кустах. К тому же мало просто добраться до входа в пещеру, один из естественных туннелей которого плавно переходит в рукотворный коридор второго уровня сидхийской Столицы. Нужно еще не потеряться внутри подземного города и выйти, куда полагается, не столкнувшись ни с патрулем Танцующих, ни с охранниками, а это будет ничуть не проще, чем пересечь Запретные земли.

Честно говоря, я думала, у нас будет больше времени, что совместных усилий нашей маленькой, но отчаянной группы хватит на то, чтобы успеть вовремя, но все планы и графики поломала Запретка, которая сама по себе являлась чистейшей воды парадоксом и не признавала никаких разумных ограничений.

«Удивительное дело, насколько спешка проясняет тебе голову, – занудно проскрипел Фэй, легонько нагреваясь у меня на запястье. – Или не в спешке дело, а в бурной радости от встречи с последним из д’эссайнов? Между прочим, штаны у тебя до сих пор разорваны в самом непотребном месте, и я тебе порекомендовал бы переодеться прежде, чем слезать с дерева».

А просто так зачаровать прореху нельзя?

«Можно, – саркастически отозвался браслет. – Но если тебя внезапно накроет какой-нибудь ерундой, развеивающей маломощные заклинания, ты окажешься в прямом смысле с голой задницей перед врагом. Оно тебе надо?»

Ты так говоришь, будто бы слой ткани спасет меня от чьих-нибудь нетерпеливых зубов.

«Если это будут зубы мутировавшей пиявки, то ты хотя бы успеешь ее отодрать с минимальным ущербом для здоровья».

Я представила картинку, и меня передернуло. Умеет же мой милый, добрый и заботливый «хранитель» обосновывать свои рекомендации! Тут уж захочешь – не откажешься.

Переодевание, в результате которого изодранный и потертый скалолазный костюм отправился в рюкзак, заняло совсем немного времени, благо Дрейк снабдил меня прочными и добротными вещами из личных запасов, которые подгонялись по фигуре с помощью кожаных ремешков. Куртку тоже пришлось сменить, потому что, когда я уже намеревалась ее набросить поверх плотного жилета, выяснилось, что зачарованные Фэем дыры и потертости на спине, полученные во время сольных похождений по Запретным землям, благополучно расползлись. То же самое случилось и с любимыми сапогами на шнуровке, пришлось довольствоваться запасными, с высоким голенищем и небольшим кармашком с внутренней стороны для метательного ножа.

– Мы куда-то спешим?

Я подняла взгляд от подранной куртки, из кармана которой как раз показалась сапфировая звезда, подаренная сидхийским «торговцем» из порушенного Дрейком Иррестана, и посмотрела на сонного Джерайна. Удивительное дело, но д’эссайн выглядел одинаково ленивым, просыпаясь и на удобной двуспальной кровати, и у походного костра, и на дереве, растущем посреди Запретки.

– А то, – продолжал он, – я все толком рассмотреть не успел.

– Мне кажется, что ты еще на «Птице» все и рассмотрел и ощупал, – улыбнулась я, пряча украшение в нагрудный карман куртки и застегивая клапан. Надела перевязь с квэли, подтянула слегка распустившиеся ремешки, проверила, легко ли клинки выскальзывают из ножен, и только после этого вздохнула свободнее. – Фэй сказал, что у нас до запланированной с Дрейком встречи осталась всего неделя, и у меня нет уверенности, что мы успеем в срок, вот и все. А опаздывать я не люблю. Между прочим, у меня есть для тебя небольшой сувенир.

С этими словами я выудила из кармашка куртки ту самую пластинку с иголочками и тонкими металлическими нитками, подобранную среди костей сидхе в норе, куда меня затащило порождение Запретки, и протянула ее своему спутнику. Тот принял подношение, с интересом покрутил в пальцах и сунул в один из кармашков на поясе со словами, что такую вещь нужно исследовать не на ветке, а в мастерской, желательно обладая хорошим запасом свободного времени и инструментов.

– И между прочим, время в местных землях – это такая смешная веревочка, завязанная узлом. На ней можно повеситься, в ней можно заблудиться, а один наш общий знакомый показывал, что даже умеет ее разрубать. Конечно, задерживаться тут не стоит. Но торопиться, как мне кажется, бесполезно. – Д’эссайн сладко, с хрустом потянулся, как большой и совсем не домашний кот, глубоко вздохнул и сел, свешивая ноги с ветки. – Что же касается того, что я наблюдал и щупал, то смею тебя заверить: некоторыми вещами хочется наслаждаться вечно!

– Не хочу тебя обидеть, но вечность в пределах Запретных земель вряд ли может быть приятной, вне зависимости от компании. А уж с местными странностями со временем я успела познакомиться самым тесным образом. Если расскажу – не поверишь. – Я сняла рюкзак с ветки, пристраивая его за плечами, и окликнула задумавшегося о чем-то своем артефактора: – Джер, ты идешь? Или мне сходить за принцессой, чтобы убедить тебя покинуть это чудесное дерево?

Похоже, что вчерашняя девица с разноцветными волосами настолько впечатлила д’эссайна, что с дерева его попросту сдуло будто ветром, да так быстро, что разговор он продолжил, уже находясь внизу и шутливо протягивая ко мне руки, будто бы предлагая прыгать:

– Почему не поверю? Поверю, только принцессы сюда не нужно. Рассказывай, благо время на разговоры у нас с тобой еще есть. Спустишься сама или тебе помочь?

Я с сомнением покосилась на артефактора, покачала головой и предпочла слезать самостоятельно, не слишком надеясь на странные захваты с цепочками, которые Джер еще в начале нашего первого совместного путешествия прикрутил к металлическим браслетам.

– Будешь смеяться, но я там столкнулась с Дрейком и наставила его на путь истинный, выдав ему тот самый нож, который он сам вручил мне на корабле. Похоже, что меня вынесло в момент, когда наш боевой вампир в одиночку шатался по Запретке, уже дичая и не особо разбирая дорогу. – Я осмотрелась и неторопливо пошла по узкой полоске примятой травы, ведущей куда-то в кусты. Белесый маячок, сотворенный Фэем, плыл в пяти шагах впереди, указывая путь к горам, до которых осталось всего ничего. – Знаешь, мне интересно, куда Дрейк потом этот нож дел. Потерял или все-таки в какой-то момент этих ножей стало два?

– Или так, или он этот ножик тебе и отдал, – равнодушно ответил Джерайн, пожимая плечами и следуя рядом со мной. – К сожалению, все, что ты видела, произошло уже после моей «смерти», поэтому я могу только гадать. Может быть, этот ножик благодаря влиянию Запретки стал уникальным вневременным артефактом, созданным неизвестно где и неизвестно когда, существующим в строго отведенный ему временной период… Или же ты еще увидишь у Дрейка два ножа. Кто знает? Реальность – это очень пластичная штука.

– Странно, что бравый капитан корабля не поделился с нами своими воспоминаниями о Запретных землях. – Я пригнулась, уклоняясь от внезапно ожившей ветки, рассекшей воздух над моей головой с резким, громким свистом, но даже не успела достать квэли, как и «ветка» и здоровенный нарост на стволе дерева осыпались черным вонючим пеплом после меткого выстрела Фэя.

«И вовсе это была не веточка, – мрачно отозвался в моей голове браслет. – Больше похоже на насекомое с непомерно загребущими и длинными лапками».

Гадость.

«Полностью с тобой согласен».

– Она же разная! – возмутился Джер. – Запретка неоднородна, тут повсюду происходит всякая ерунда. Ну а то, что Дрейк из своего похода вышел один, – это вообще общеизвестный факт! Даже я об этом уже знаю, хотя и пропустил столько всего. Чем он мог поделиться? Тем, как его кушали?

– Ну, хотя бы тем, что здесь есть дорога, на которую если попадешь – можно выйти туда, куда тебе надо. На нее, кстати, я его и направила, и неудивительно, что он в конце концов выбрался. – Я ускорила шаг, прислушиваясь к обступившей нас тишине, которая понемногу таяла, становясь больше похожей на обычную тишину обычного леса. Скоро, совсем скоро горы, а у их границы Запретные земли заканчиваются. По крайней мере, раньше заканчивались, будто бы Северные Хребты обведены магическим кругом, не пропускающим за невидимую границу чудеса и ужасы Запретки. – Между прочим, выяснилось, что мы с Дрейком шатались по этому чудному парку примерно в одно время, только он выбрался раньше, а я застряла на полдороге с одним эльфом, будь он неладен.

– Дорога – это не совсем местное образование. И ей, как мне кажется, совершенно плевать, где проходить. И, к слову, в одно и то же время тут гуляли не только сидхе, эльфы и вампиры, но и я, и где-то здесь бродила странная принцесса. Тут многое происходит в одно и то же время. – Джер выглядел совершенно спокойным, казалось, что тишина вокруг его совершенно не волновала. – Я бы даже сказал, что Время само по себе здесь редкий и очень ленивый гость.

– А ты сам-то чем развлекался, пока меня не было? – ненавязчиво поинтересовалась я, выбираясь на берег мелкой, но широкой речки с совершенно прозрачной, быстро текущей по округлым камешкам водой, в которой ничего подозрительного на первый взгляд не водилось. – Ограничился общением с Мерилейн или чего попроще?

«Я тебя удивлю, но в этом ручейке действительно ничего нет. Совсем. Даже мальки и головастики этой чудесной водичкой брезгуют, что странно».

Но так не бывает.

«Если бы у меня были руки, я ими развел бы. Но рук у меня нет, времени проводить обстоятельный анализ – тоже. Могу только заявить, что это не кислота и не отрава, но пить ее все-таки не рекомендую и переходить вброд тоже советую с осторожностью».

Пока я размышляла, стоит ли искать обход или все-таки рискнуть перейти ручей по черным угловатым камням, похожим на обломки скал, хаотично разбросанных по руслу, Джер задумчиво кинул камешек в речку. Не меняя выражения лица, пронаблюдал за холодной голубой вспышкой, в которой исчез испытательный снаряд.

– Чем развлекался я?.. Ну как бы сказать попроще и покороче? Как всегда: немножко меня убивали, немножко я любовался пейзажами, немножко ссорился с принцессой. Кушал, к моему искреннему сожалению, тоже немножко.

– Не хватило еды в моем рюкзаке, или ты про нее попросту забыл? – улыбнулась я, взбираясь на ближайший камень и перепрыгивая с него на следующий, узкий и заостренный сверху наподобие пики.

Тонкое каменное острие больно вдавилось в ступню даже сквозь подошву сапога, и я скакнула вперед, аккуратно приземляясь на плоский, как стол, камень, едва возвышающийся над поверхностью воды. Еще несколько попыток изобразить из себя лягушку, и я оказалась на другом берегу, поросшем совершенно обыкновенной травой, из которой выглядывали бледно-розовые головки клевера. Солнечные лучи, пробившиеся сквозь медленно рассеивающуюся туманную пелену, косыми золотистыми клинками ложились на полянку, превращая капельки росы в искрящиеся самоцветы, а свежий ветер, дующий в лицо, оказался до дрожи приятным после духоты Запретных земель.

Неужели выбрались?

«Не хочу тебя разочаровывать, но еще не совсем, – отозвался Фэй после недолгого раздумья. – До магической границы, которую ты упоминала, еще несколько верст, но здесь Запретные земли еще не слишком сильно изменены. Конечно, какая-нибудь дрянь тут еще наверняка водится, но, по крайней мере, она уже не должна маскироваться подо все кочки, ветки и кусты».

Спасибо, утешил.

«Рад стараться».

Я усмехнулась, дожидаясь, пока д’эссайн не приземлится на берегу реки рядом со мной, воспользовавшись ближайшим деревом в качестве опоры для одного из тросов с захватами, расправила плечи и быстрым шагом направилась за плывущим в воздухе Фэевым «маячком», указывающим направление к Северным Хребтам. К той точке на карте, которую я обозначила еще на «Птице».

К «черному входу» в сидхийскую Столицу.

Историки утверждают, что горы, опоясывающие южную границу сидхийского государства, не всегда были такими величественными и высокими. Когда-то давно, когда сидхе еще не отделились от светлых эльфов и жили по всему континенту, Северные Хребты являлись всего лишь небольшой цепью скал, отделяющих плодородные равнины от скудных и холодных долин на севере, простирающихся до моря, покрытого льдами. Священные места, целиком и полностью отданные во владение Древним. Попасть к ним без приглашения было невозможно, попытаться захватить – безумно и бесперспективно, а наладить сотрудничество не удалось, поскольку у тогдашних народов не нашлось ничего, что можно было бы предложить в обмен на крупицу мудрости и великих знаний.

Говорят, первые д’эссайны пришли именно оттуда, из страны Древних, и потому были наделены знаниями для создания невиданных артефактов и волшебных мечей, не подчинявшихся никому, кроме их владельцев. Новый семипалый народ очень быстро расселился по континенту и начал устанавливать свои правила, охотиться и процветать, возводить города и всячески теснить прежних хозяев равнин. Кто-то попытался сопротивляться и объявил детям Ужаса – так д’эссайнов первыми назвали светлые эльфы – войну, кто-то покорно встал на колени, благоразумно считая, что семипалые хозяева нанесут куда меньший ущерб численности населения, нежели затяжные боевые действия, а кто-то затаился, выжидая подходящего момента.

Он настал, когда скалы Северного Хребта за одну ночь выросли вдвое, превратившись во внушительную горную цепь, изрезанную перевалами и глубокими ущельями; когда равнины содрогнулись от края до края, и плодородные земли на севере вначале потрескались, а потом оказались затянуты густым серым туманом. Именно тогда орочьи шаманы начали распространять известие о том, что великие Древние ушли навсегда, оставив детей Ужаса без присмотра и поддержки.

Страшное, смутное время.

На д’эссайнов объявили охоту. Те государства, которые оказались посмелее и посообразительнее, начали объединяться и изгонять со своей территории семипалых хищников, а тех, кто отказывался покинуть обжитую территорию, вырезали люто и беспощадно. И никто не обращал внимания, что один убитый д’эссайн забирал с собой на погребальный костер полтора десятка светлых эльфов и еще больше людей – объединенные общей ненавистью и страхом народы не считали потерь, мечтая поскорее избавиться от захватчиков.

Шли годы. От светлых эльфов, так и не преуспевших в создании воинов, способных выйти один на один с д’эссайном и остаться победителем, отделился крупный клан, чьи потомки впоследствии стали сидхийским Домом Хранителей. Клан, который назвал себя детьми Ночного Солнца, отказался от магии светлых и ушел на север, повинуясь приказу новоизбранной Богини. И не зря: Богиня Смерть открыла своим последователям тайны, ранее недоступные ни светлым эльфам, ни даже д’эссайнам, и среди них – тайну о том, как можно превратить обычного эльфа в существо, способное выиграть поединок с сыном или дочерью Ужаса. Их назвали Танцующими – в память о том, первом, который стал избранником Богини Смерти и основал училище для воинов, отобранных для сражений с д’эссайнами.

А потом пришел Равен, и мир в очередной раз передернуло от страха, затопило кровью битв и затянуло дымом пожарищ. Тогда почти все народы отложили междоусобные стычки, забыли о клановых войнах и объединились против одного общего врага, целью которого был не захват новых территорий и не обогащение за счет грабежа, а полное уничтожение всех – и тех, кто не покорился, и тех, кто опустился на колени. Танцующие сидхийские воины сражались плечом к плечу с д’эссайнами на передовой, лесные эльфы с орочьими шаманами плели общие заклятия на поле боя, а люди и эттины крепко держали тылы, защищая города, в которых собрали стариков, женщин и детей со всех окрестных поселений. Ни одна жизнь не была потрачена зря, ни одного живого пленника не оставили Равену при отступлениях, ни один предатель не успевал добраться с донесением. И когда наконец-то Равен был повержен, а черная тень его царствования отступила от континента, было заключено Великое Перемирие народов.

К сожалению, Договор Перемирия не означал наступления всеобщего братания, он просто обозначил для народов срок, на который были запрещены любые войны. Все государства понесли потери, а место последней битвы с Равеном и вовсе обратилось в выжженную дотла пустыню, залитую кровью и усеянную костями павших с обеих сторон.

Народам нужно было время, чтобы прийти в себя, восстановить разрушенное и создать новое. Наземная сидхийская Столица была уничтожена почти полностью, остались только развалины, пропитанные остатками заклинаний и потому притягивающие к себе нежить, как падаль – стервятников. Жить в ней было невозможно, и народ ночных эльфов после недолгого совещания удалился под землю, в город Древних за Северными Хребтами, оберегаемый бессмертным стражем. Из разрушенной Столицы сидхе сумели перенести лишь оплавленный боевым заклинанием трон последнего короля, и он до сих пор стоит в одном из парадных залов императорского дворца как вечное напоминание потомкам о том, что никогда не должно повториться.

Все это я рассказывала, сидя у разложенного на камнях походного костра у подножия горы, откуда уже был виден темный вход в нужную пещеру, расположенный высоко над головой. Добраться туда можно было по узенькой тропке, больше похожей на заросший кустами акведук, прилепленный к скале, либо попытаться взобраться по отвесной стене с небольшим козырьком, нависающим прямо над нашей стоянкой. Так или иначе, было принято решение сначала немного отдохнуть, перекусить, а там уже решать, как взбираться, тем более что солнце еще только клонилось к закату и были все шансы успеть с подъемом до темноты.

– Красивая легенда, – согласился Джерайн, жадно поглядывая в сторону разогревающегося над костром солидного куска мяса, выуженного из моего рюкзака. – Стройная и почти внутренне непротиворечивая, роняющая свет на некоторые забавные нюансы, но притом очень далекая от истины. Я тоже такие рассказывать люблю.

– Историю пишут победители, ты же сам это знаешь. – Я выудила на свет плотно закупоренную кожаную флягу, кое-как выдернула пробку и понюхала содержимое. – Ого, да Дрейк, не иначе как в медицинских целях, выдал нам коньяк о-очень большой выдержки. Он, пожалуй, постарше меня будет.

– В медицинских целях, думаю, он нам спирту не пожалел. В медицинских же количествах, – ухмыльнулся д’эссайн. – Коньяк – это средство для моральной поддержки и лечения душевных ран. Вот только сомневаюсь, что он нам сейчас нужен. Хотя… – Он посмотрел на меня, вскинув бровь, и я, торопливо заткнув флягу пробкой, сунула ее обратно.

– Только не перед подъемом. Еще не хватало по пьяни сверзиться вниз и сломать себе шею. После того чего мы с тобой натерпелись в Запретных землях, такая глупая и недостойная смерть будет слишком обидным финалом. Нам потомки не простят.

– У нас их тогда не будет, – развеселился Джер. – Так что коньяк будет ждать наших успехов. Вот если бы я увидел лепешку на месте Мерилейн, я бы с удовольствием выпил за помин души.

– Чур меня! – Я суеверно сплюнула через плечо и постучала по ветке, приготовленной для поддержания огня. – Вот только этой чокнутой нам и не хватало для полного счастья. И, между прочим, у меня-то уже есть дочка, а вот насчет твоих потомков – большой вопрос. Ты пару месяцев назад с голодухи в каждой деревне в женской компании сеновал посещал, кто знает, вдруг там через полгода родятся очаровательные семипалые малыши?

– Не должны. У нас просто так дети не появляются, – поспешил откреститься мой спутник. – Только по особому желанию и с особым партнером.

– Это как у вампиров, что ли? – поинтересовалась я, доставая из-за голенища небольшой нож и тыча им в мясо, висящее над огнем. Еще немного, и можно ужинать. Конечно, лезть на скалу на полный желудок – идея не самая лучшая, но на голодный – еще хуже.

«Не совсем, – не преминул влезть в разговор слегка успокоившийся после выхода из Запретки, а потому значительно повеселевший Фэй. – Д’эссайнам нужно подготовить своего партнера, чтобы семя могло укорениться, и это делается через ритуальный порез или неглубокий укус. На подготовку требуется от одного до трех дней, зато после этого беременность гарантирована в девяти случаях из десяти с первой же попытки».

– Нет, не так. Вампиры размножаются ритуалами, а д’эссайны – спорами. Спорим, что у нас лучше выходит? – спросил Джер, подмигивая, а затем достал нож и, не дожидаясь, пока мясо как следует разогреется, ловко отхватил себе кусок, попутно едва не свалив все остальное в золу. Хорошо хоть, что падающий вертел, сооруженный из обструганной веточки, успели вовремя поймать.

– Ну, устрой как-нибудь с Дрейком соревнование, а я буду независимым арбитром, – хмыкнула я, снимая вертел с огня от греха подальше и начиная срезать кусочки мяса на одну общую походную тарелку.

Джерайн чуть не подавился, стукнул себя пару раз кулаком в грудь и поднял слегка ошарашенный взгляд.

– Э-э… Я немного не понял – что именно ты мне предлагаешь?

– Всего лишь кушать помедленнее, иначе кусок не в то горло попадет, – мило улыбнулась я, оставив вопрос без ответа. – Между прочим, мы сейчас находимся возле местной достопримечательности и на закате сможем наблюдать очень занимательное зрелище.

– Это зрелище имеет отношение к темам беседы? – спросил Джер с явным подозрением в голосе. – Или оно из тех, которые нужно созерцать, расслабившись?

– Полагаю, скорее второе. Посмотри во-он на ту вершину. – Я указала ножом в сторону одиноко выдвинувшейся вперед скалы. – Видишь, там одна сторона будто стесана, и на ней выбит барельеф – скованная женщина в объятиях мужчины? Этот барельеф называется «Вечная любовь», и когда-то давно, еще до Равеновой войны, сидхе запечатлели в нем одну весьма поучительную историю.

Я отложила в сторону нож и пододвинула тарелку поближе к д’эссайну, мечтательно глядя на сверкающие в лучах закатного солнца линии барельефа. Сидхе выложили их горным хрусталем, бериллами и кварцем, чтобы запечатлеть во времени мрачную высокую фигуру мужчины в одеждах первых жрецов Богини Смерти и хрупкую женщину, спрятавшую лицо на груди любовника. Тонкую талию женщины холодной змеей обвивала искрящаяся золотом цепь, она притягивала ее к жрецу, оборачивала обоих нерушимыми узами.

История та была о верности и большой глупости. О том, что у одного из первых жрецов Богини Смерти была супруга – прекрасная, как луч солнца, светлая эльфийка, не сумевшая оставить своего мрачного мужа, когда тот ушел из благословенных лесов вслед за кланом Ночного Солнца. Не смогла оставить и позже, когда он отдал ее, как самое дорогое, в дар Богине, которой трепетно и верно служил долгие годы. Но когда пришло ее время умирать…

– Когда пришло ее время умирать, – задумчиво продолжила я, барабаня пальцами по колену, – жрец понял, что не в силах отпустить свою супругу. Он провел ритуал Богини Смерти и вернул возлюбленную из мира мертвых, привязав ее душу к своей жизни, проживая год за два. Он держался за свою супругу столь сильно и любил ее столь слепо, что не сразу осознал, что женщина сама хочет уйти в Вечность. Хочет и не может. Впрочем, Богиня редко прислушивается только к одному из своих служителей, забывая о втором. Во время одного из молений в храме светлая эльфийка воззвала к безмолвной госпоже о милости, упрашивая ее не дать нарушиться естественному кругу жизни и послать ей возможность обрести покой. И Богиня дала ей желаемое – с каждым закатом душа супруги того жреца покидала тело и уходила в Вечность, возвращаясь лишь с рассветом. Сидхе, которые построили этот барельеф, крепко усвоили урок о том, что любовь не имеет права быть вечной насильно, и потому на закате барельеф изменяется: изображенная на нем женщина постепенно выскальзывает из цепей и превращает свои руки в крылья, а лицо обращает на запад, уходя вслед за солнцем…

– Ты хочешь сказать, – спросил Джерайн, восхищенно разглядывая произведение сидхийских скульпторов, – что мужик каждую ночь ложился в одну постель с трупом?

– Скорее, каждую ночь он молился, упрашивая Богиню вернуть ему жену, – пожала плечами я. – Знаешь ведь поговорку о том, что сон – это маленькая смерть? Ну, вот его жена и засыпала каждый вечер, и никто не знал, проснется ли она утром. В конце концов, жрец не выдержал этой пытки – все же терять любимую снова и снова врагу не пожелаешь – и когда солнце в очередной раз село, а его супруга испустила последний вздох, он лег с ней рядом и пронзил свое сердце ритуальным ножом. Тем самым, с помощью которого он когда-то вернул свою возлюбленную к жизни. Судя по тому, что утром они оба остались мертвы, Богиня наконец-то приняла их обоих в Вечность.