Текст книги "Жена в наследство. Книга вторая"

Она, похоже, не поняла и половины из того, что я сказала, но вдруг рассмеялась. Захмыкали и остальные.

– Пожалуй, вы мне даже нравитесь, Полина. – Она произнесла моё имя так уверенно, будто знала меня давно, и это было для неё естественным. – И надеюсь, что вы тоже исполните своё слово.

Наконец напряжение немного спало. Мужчины начали размещаться на ночлег – в доме мастера и в соседнем, потому как при всём желании в одном не могли поместиться. Дорожными запасами, что были у каждого в заплечных сумках, пока не стали разбрасываться: здесь в удивительно холодном подполе и правда хранилось заготовленное мясо какой-то из Пустошных тварей. Разделанное, оно выглядело вполне обычным, даже походило на староватую говядину. Пованивало, конечно, паршивенько, но на это можно было закрыть глаза. К тому же Эдит пообещала, что после варки запах почти совсем уйдёт.

Ужин получился странным: напряжение со всех ещё сошло не до конца, а потому разговоры как-то не клеились. Стражи переглядывались с Изгнанными. Те за ними пристально наблюдали. Дине косилась на меня слегка ошалело и тоже молчала. Только мы с Эдит и Хилберт с Наудом как-то пытались поговорить и выяснить ещё хоть что-то полезное, что пригодится дальше – по пути к оудам или в применении наших с аарди сил. И чем больше я слушала Эдит, тем сильнее проникалась её желанием попытаться всё исправить. Ведь двух Ключей Воли одновременно не рождалось уже очень давно. А таких своевольных и сильных – тем более.

Но, чем дольше и увлечённее становился наш разговор, тем больше молчал Хилберт. Он мрачнел и всё чаще посматривал на меня. И его взгляд колол так, что хотелось поёжиться. Наконец ужин закончился, и все принялись укладываться спать. Мужчины решали, кому нести дозор в начале ночи, а кому дальше – ведь оставаться без стражи будет слишком опасно.

Хилберт бросил только, что останется одним из первых, а потом просто вышел из дома, оставляя других препираться и ворчать. Я послушала ещё бесполезные для меня споры Стражей и Изгнанных, которые уже начали переходить на личности, впрочем, без особой угрозы – и тоже вышла наружу.

Двор был освещён парой факелов недалеко от дома. Такие же горели ещё чуть вдалеке, у того жилища, где расположилась часть мужчин. Других огоньков не было. Неужели мастер жил здесь и правда один? Или все остальные разбрелись после его смерти?

Хилберт стоял чуть в стороне, опершись плечом о каменную стену. Низкая крыша самым краем ската почти касалась его макушки.

– Устали? – спросила я таким же тоном, как он меня недавно.

Йонкер повернулся ко мне, но на его лице не было улыбки.

– Зачем вы обещаете то, что выполнять не вам? – сразу сменил он тему. – То, что выполнять вам, может, даже и не хочется.

– А разве сейчас у меня есть выбор? – Я подошла ещё, но остановилась, сохраняя между нами побольше расстояния.

– Обещать могу я. Что сделаю всё возможное. Что заставлю сделать Паулине, когда она вернётся… Когда она снова будет вместо вас.

– Это я сейчас вместо неё. Не забывайте. – Мой голос прозвучал неожиданно твёрдо среди этой мягкой, пронизанной пылью темноты.

– Вы не правы. – Хилберт снова отвернулся.

– Я ведь совсем другая, – неведомо зачем начала я оправдываться и объяснять. – Вы меня не знаете. Не видели никогда. Там моё место. Там я оставила всё. И здесь вынуждена делать всё и обещать всё, чтобы вернуться.

– Я уверен, что и в своём мире вы очень красивы. Мне даже не надо видеть. – Голос Хилберта уносился в другую сторону, но я всё равно слышала каждое слово. – Да это и не важно. Это тело очень вам идёт, если можно так сказать.

– Посмотрите на меня, – попросила. – Я не могу говорить с вашим затылком.

– А вам ещё есть что сказать? – Йонкер отлепился от стены и развернулся ко мне во всю ширину плеч.

Раздавил меня собой, даже не прикоснувшись. А я замолчала, сразу растеряв все острые и уверенные слова, которые так и вертелись на языке, но теперь вдруг схлынули куда-то в глубокую даль душного восхищения и опаски, которую я до сих пор ощущала рядом с ним. Не потому что он мог причинить мне боль, а – наверное – наоборот. Хилберт шагнул ко мне – я отшатнулась.

– Тогда скажу я, – почти рыкнул он. – Мне не нужна Паулине. И я искренне желаю, чтобы она провалилась куда подальше. И вернись она сейчас в это тело, как бы не дошло до беды. Но я всё понимаю. И понимаю ваше право и желание вернуться домой. Но всё же хотел бы… Хотел бы попросить остаться. Найти другой путь – может, у оудов, которые сумеют освободить силы Паулине.

– Но?.. – добавила я то, что повисло вслед за его словами.

– Но я не уверен, что вы захотите остаться. Что готовы поверить, будто я могу дать вам жизнь лучше той, которая встретила вас здесь. Что вам я хоть сколько-то близок… И вы хоть раз думали о том, чтобы оставить свой невероятный и безопасный мир ради меня.

Он остановился совсем близко. Спину уже ощутимо грел факел – ещё шаг, и кончик моей косы точно загорится. Я только вытянула руку перед собой, когда Хилберт качнулся навстречу, – и тут же оказалась зажата в его руках. Пальцами йонкер зарылся в мои волосы, раздирая сплетённые пряди – его дыхание пронеслось по шее горячим ветром.

– Хилберт, – я сбросила его руку с талии, но он вернул её обратно и прижал к себе крепче, – вы ведь понимаете, что оуды могут и не знать… Что может не быть другого пути… Тогда вы будете обречены. И Орден, и химеры.

– Есть то, что сильнее меня, Поли. – Он почти простонал моё имя. – Что сильнее разума.

О да, я знала. И сейчас чувствовала невыносимо сильно каждой частичкой себя. Голос Хилберта звучал так низко и мягко, что в животе мигом потеплело и томительная тяжесть помалу начала оседать между ног.

– Я не смогу жить дальше спокойно, зная, от чего вам пришлось отказаться…

– А жить дальше без… нас? – Он посмотрел мне в глаза сквозь зыбкий оранжевый мрак.

– Я… Я научусь. Зная, что вы здесь живы. Что с вами всё хорошо.

– Что ж, – усмехнулся одним уголком рта Хилберт. – Я привык бороться с тем, что сильнее. Справлюсь и с этим.

Он всё же слегка коснулся губами моей щеки и отступил. Я успела поймать взглядом огонь в его глазах – то ли внутренний, то ли отражение факела за моей спиной. В голове ощутимо плыло.

– Очень на это надеюсь, – вздохнула, опуская взгляд.

Хилберт приостановил шаг на мгновение, но всё же вернулся в дом.

– Не стойте здесь одна, – бросил, прежде чем войти.

Глава 9

Мы не знали, как долго придётся идти, хоть Хилберт и другие Стражи попытались предположить, сколько может продлиться наше путешествие. Но в основе их догадок было только то, что они помнили из истории Ордена и Вздоха Шада. И примерная карта Пустоши – с большим количеством белых пятен – в головах. Мужчины определили направление по расположению горной стены и тех приметных ориентиров, что остались со времён жизни людей на той части земли, где сейчас лежала мрачная пустыня. Ведь сохранились и брошенные деревни, и покинутые замки, которые ещё не разрушились – даже через сотни лет.

Выдвинулись в дорогу мы только через день: пришлось оставить время на как можно более тщательные сборы и на поправку Эдит. Она ещё была не в полной силе. И всё начало пути меня не покидало ощущение, что аарди недоговаривает что-то. Как будто на самом деле она была гораздо дальше в Пустоши, чем рассказала. Ну и, конечно, каждый из тех, кто пришел «с другой стороны», ожидал подвоха от Изгнанных.

Те не ждали ничего. Здесь они были почти дома – на своей территории.

Но Изгнанным было тяжело идти: Пустошь давила на них сильнее с каждым километром, что мы углублялись в неё. Я видела это на лице Науда, что мрачнело день ото дня. На лице Хилберта: он разговаривал со мной всё меньше. Как будто даже простые слова требовали от него сил, которые он все пускал на борьбу с зовом. И даже чистые Стражи словно серели. Хилберт не раз предлагал им вернуться в гарнизон: путешествие через Пустошь несло для всех нас неведомые испытания. Но мужчины отказались уходить: больше охотников, больше воинов – сказали, – а значит, и выжить больше шансов.

Хотелось бы, чтобы выжили все.

Хилберт и Дине наверняка с удовольствием отправил бы домой, но решительный вид сестры заставлял его молчать. В конце концов, она уже показала себя достойно и в сражении, и в помощи мне. Пожалуй, без неё теперь было бы страшно остаться наедине с химерой мужа.

Время словно растягивалось и закручивалось в ленту Мёбиуса. В какой-то миг я как будто потеряла связь с реальностью, погрузившись в эту густую кашу бесконечного пути, вечной пыли, которая постоянно скрипела на зубах, и видов – однообразных, но неведомым образом рождающих в воображении картины того мира, что был здесь раньше. Я словно шла домой – вот так, пешком. Через кому, лихорадочный бред, ночные кошмары – всё вместе. И не знала, смогу ли добраться. Более того – не знала, хочу ли. Сумею ли после возвращения, которое, возможно, всё же случится, жить по-прежнему.

Конечно, не смогу. Это невозможно. Невозможно отбросить и забыть: легче забыть прежнюю жизнь, чем всё это. Я не смогу смотреть на людей своего мира так, как раньше. И на Антона. На Аню или даже на маму. Или, может, возвращение расставит в моей голове всё по местам? И я просто со временем начну считать этот мир, все эти передряги, моих спутников и… Хилберта – сном?

Во время таких размышлений я смотрела на него и вспоминала наш последний долгий разговор. Разговор-признание в том, что мы важны друг для друга. Что готовы жертвовать чем-то ради того, чтобы продлить эти мгновения необходимого нам обоим, болезненного единения. Только Хилберт отдавал себе в этом отчёт, а я – боялась осознать. Боялась поверить в то, что во мне что-то необратимо надломилось. И срослось по-новому – под другим углом.

Наверное, я всё же немного сходила с ума.

И чувство это становилось ещё тяжелее от мысли, что Хилберт отстраняется от меня. Нарочно или нет – но как часто он смотрел на меня до встречи с Эдит и Изгнанными, так же редко смотрел теперь. Как будто в тот вечер в доме погибшего мастера-Дракона он вдруг многое понял окончательно. И это перевернуло в нём что-то.

Я хотела спросить. И не хотела ворошить. Хотела коснуться. И не хотела увязнуть в одном-единственном прикосновении, как в смоле. Хотела, чтобы осталось как можно больше воспоминаний об этом мужчине, чтобы хранить их, как безумная старушка – чемодан с винтажными пластинками, прослушивая их иногда и терзаясь тем, что не вернуть. И не хотела, чтобы мой нежданный муж после приходил ко мне по ночам в обрывках снов. Потому что эти сны будут реальнее настоящей жизни.

В такие моменты, когда Хилберт целыми вечерами мог ни разу не повернуть головы в мою сторону, мне хотелось кричать. Но я молчала, укоряя себя за глупую и несвоевременную потребность в нём. Страшную, режущую на куски необходимость видеть, чувствовать, касаться.

Это всё Пустошь.

Она дышала ровно, продолжая жить своей жизнью. Ей было, наверное, плевать на кучку муравьёв, что тащились по её огромной туше. Только иногда она пыталась отогнать, прихлопнуть, бросая в нас со всех сторон порождения. Я скоро научилась их различать. Раньше думала, что есть только слангеры. Но и они отличались друг от друга цветом шкуры и наборов частей от разных существ. А потом появились и гарги: странные четырёхлапые существа, очень быстрые, бьющие понизу. Но все они странным образом перестали меня пугать. Потому что Эдит взялась учить меня. Не так, как мениэр Ваартиг, от которого я больше узнавала об устройстве этого мира: издалека, объёмно и долго. Аарди взялась за меня радикально.

Конечно, пару дней она приглядывалась, словно решала, способна ли я вообще хоть что-то понять. Но перед очередной ночёвкой в полуразвалившемся домишке где-то посредине бесконечной кишки Пустоши она всё же подсела ко мне у костра, вяло льющего свет в жадно глотающую его мутную тьму.

– Вижу, вам тяжело справляться с порождениями, – заговорила первой, когда я повернулась к ней, смахивая с ресниц осевшую на них пыль.

– Я не могу поймать их всех. Сосредоточиться. Они как будто разбегаются от меня. От моей воли.

– Расщепляет, правда? – усмехнулась Эдит.

Я покивала, улыбаясь. Какое верное слово: расщепляет. Сколько раз я сталкивалась с более чем одним порождением – и меня словно раскалывало на тонкие щепки – и расшвыривало в стороны.

– Мениэр Хетзанд учил меня немного. Тому, что понимал сам. После этого я начала справляться с порождениями гораздо лучше.

– Я видела, – не удалось удержаться от колкости. – Вы и правда неплохо с ними управляетесь.

Эдит поджала пухлые губы, и показалось, что сейчас встанет и уйдёт: тем более её верный сопровождающий Рамис уже ждал у входа в укрытие. Даже окликнул пару раз. Но она махнула ему рукой, чтобы шёл внутрь, и мужчина, бросив на меня тяжёлый взгляд, всё же ушёл.

– Я умею не только звать, но и прогонять.

– Я тоже умею прогонять, – ответила почти гордо.

– У вас это получается спонтанно. И вы тратите слишком много сил без толку, – не впечатлилась аарди. – Думаете, это вы тогда прогнали их в Грутвивере?

Я кивнула было в первый миг, а затем покосилась на неё вопросительно.

– Вы их призвали и прогнали тоже?

– Да. Я и вовсе не хотела бы жертв. Но они случились. И это… Наверное, это я себе никогда не прощу.

Эдит подумала ещё над чем-то, как будто сомневалась, что стоит всё же затевать обучение. Я выжидательно смотрела на неё, уже готовая просто пойти спать: можно было смириться. Несмотря на сомнительность и нестабильность моих умений, наших сил вместе хватало на то, чтобы хорошо отпугивать порождения, даже если они успевали подобраться и приходилось вступать в бой. Скоро они убегали прочь, оставляя после себя только новое мясо на пропитание. Я даже уже привыкла к его необычному вкусу, перестала обращать внимание на ощутимый, словно у баранины, запах.

– Чтобы научиться эффективно их отталкивать, сначала надо научиться звать, – всё же заговорила Эдит, когда я уже открыла рот, чтобы распрощаться.

– Надеюсь, вы шутите?

– Нет, – серьёзно покачала головой девушка. – Вы должны познать зов, пропустить через себя, собрать воедино что-то – хотя бы несколько порождений, чтобы прочувствовать эти нити и оттолкнуть.

– Но я же помогаю… – не хотелось заканчивать фразу, упоминать Облик Хилберта, с которым я готова была вступить в схватку каждый день.

– Это не то, – решительно оборвала меня аарди. – Прислушайтесь.

Она выпрямилась и закрыла глаза. Я покосилась на неё как на сумасшедшую, но сделала то же самое. Да, зов звучал в голове, если отринуть всё вокруг – очень отчётливо.

– Повторите его, – проговорила Эдит.

– Но я не умею.

– Слушайте ещё.

Я сосредоточилась, пытаясь не замечать другие звуки вокруг меня. И вдруг начала понимать – мало-помалу – мне удалось расчленить зов на отдельные звуки и даже разобрать слова на неизвестном языке. По телу побежали колючие мурашки, приподнимая волоски. Я невольно задышала медленнее и глубже – и всё слушала, слушала, распутывая клубки непонятных фраз и проговаривая их про себя.

Вздрогнула, как что-то зашуршало в стороне. Тихий рык разрезал темноту, докатился до нас с Эдит. Поднял голову дозорный Ранс – а после подозрительно посмотрел на нас с аарди. Показалось, он сейчас схватится за оружие: тем более раздался и другой рык, почти сразу вслед за первым.

«Что теперь делать?» – метнулась в голове рваная мысль.

– Вы же поняли суть, – успокоила меня аарди. – Суть зова. Эти волны. Ритм. Поверните его вспять.

Я захлопала глазами. Стало жарко, а сердце заколотилось бешено, ощутимо ударяясь о лёгкое. Эдит не делала ничего. Она просто смотрела на меня. А голоса порождений всё приближались. Уже три. Четыре… Дозорный вскочил на ноги, но аарди остановила его взмахом руки. Я пыталась подтянуть к себе все эти созданные то ли мной, то ли девушкой нити, но они ускользали. Мне удалось, кажется, отогнать одного слангера – снова почти неосознанно – он тихо взвыл и, затопав, умчался. А вот остальных я потеряла.

Проступили из темноты их силуэты, а потом взвились и бросились к нам. Я вскрикнула тихо, совсем теряясь. Эдит пробормотала что-то, издала какой-то утробный звук – коротко. Он отдался резонансом у меня в груди и пропал. А порождения просто развернулись и ушли.

– Пока достаточно, – буркнула аарди, вставая. – Кое-что вы поняли.

Да ни черта я не поняла, – захотелось ответить ей резко. Но я смолчала. Поняла ведь. Немного, но смогла разобраться в структуре зова и даже начала различать некоторые созвучия или слова. Если и правда поразмыслить над ними, возможно, я научусь. Другой вопрос, нужно ли мне это… Ведь я собираюсь…

– Поли!

Я обернулась: Хилберт вышел из дома и встал в дверях, бешено оглядывая меня и идущую ему навстречу Эдит. Девушка мягко оттолкнула его с дороги.

– Всё в порядке, – бросила и исчезла внутри.

– Если вы навредите ей или попытаетесь использовать в каких-то неизвестных мне целях, я не посмотрю, что вы девушка, – пропыхтел йонкер ей вслед.

– Хил, – позвала я, отвлекая от гневного ворчания.

Подошла медленно, словно боялась рассыпать что-то, что наполняло меня сейчас. Йонкер опустил на меня взгляд, тягучий, наполненный мучением. Но не физическим: сейчас он не слышал зова, кроме того, что попыталась создать я. Он поймал меня, обхватив ладонью затылок, сминая волосы пальцами, заставляя смотреть на него.

– Надеюсь, вы осознаёте, – почти шепнул. – Не нужно влазить в опасность. Мы способны справиться с порождениями и так.

– Я хочу понять. А мениэр Ваартиг знает меньше, чем Эдит. Он не жил здесь.

Подняла руку и погладила его по колючей щеке. За время пути он изрядно зарос, и короткая щетина придавала его лицу какие-то новые черты. Стали как будто ярче глаза, а скулы – смягчились. Но мужественность, всепоглощающая харизма только усилились от его чуть диковатого вида. Он взял меня за руку и повёл за собой. В этот день мы легли вместе – и я быстро заснула, с упоением чувствуя его руку на своей талии. Было так тепло, так спокойно. Хилберт не сделал ни единого лишнего движения в мою сторону, ни единого поползновения, хоть в какой-то миг я и ощутила горячую волну его желания, что выплеснулась в короткие сильные объятия и жаркий вздох. Мы просто лежали вместе – и позабылось даже, что находимся посреди Пустоши.

Так мы и шли день за днём. Недостатка в еде, хоть и не слишком приятной на вкус, не было. Порой подходила к концу вода, но на пути всё же попадались колодцы: и чем дальше мы заходили, тем старше они становились. Некоторые обрушились, их засыпало песком, и воду из них уже нельзя было набрать. Некоторые уже высохли. И тогда приходилось туго. Но мы всё же добирались до следующего: порой почти обессиленные.

Крупа, которую мы брали из гарнизона и что была у Изгнанных, уже заканчивалась. А через неделю пути мы до сих пор не знали, сколько ещё идти.

– Даже примерно неизвестно, насколько протянулась Пустошь? – попыталась выспросить я у Хилберта.

– Её никто не измерял, как вы понимаете. – Тот пожал плечами. – Но если мы куда и придём, то, по моим расчётам, должны добраться через пару дней. Но может быть, и дольше.

Оставалось только вздохнуть. Казалось, что скоро я уже начну чесаться, хоть, конечно, и доводилось ополаскиваться водой из колодцев, слегка подогрев её на огне. Даже сорочки мы с девушками стирали и просушивали их на ночёвках: воздух в Пустоши был гораздо суше, чем по другую сторону гор, а потому ткань хоть немного, но сохла быстрее. Но всё равно хотелось просто помыться. Такой грязной я не ощущала себя никогда в жизни.

А ведь ещё идти назад, если в конце пути ничего нет? Как это будет возможно? Казалось, Пустошь уже не отпустит нас никогда.

Но я постаралась поверить мужу. Вытерпеть это невероятное и непостижимое для меня путешествие за невидимую грань, в существовании которой никто из нас не был уверен. Даже Дине как будто поменялась за это время – казалось бы, недолгое, но составляющее собой некую отдельную жизнь. Она растеряла часть своей трепетности и задумчивости. Будто повзрослела. Её обычно собранные в аккуратный пучок или в сетку волосы теперь были заплетены в косу. Мужская одежда, которая раньше доставляла ей так много неудобств, вдруг стала привычной. Она уже не скрывала притяжения с Алдриком, будто все эти условности здесь и правда перестали иметь значение. Один раз я даже застала их целующимися у колодца. Хилберту говорить не стала, хоть он, кажется, смирился тоже. Однако нежную братскую психику ещё следовало поберечь.

Эдит продолжила учить меня. Понемногу: на собственных страхах и ошибках, приучая к силе Ключа, что открывалась в нас совсем с иных сторон – как к малым дозам яда. Потому что я понимала: мы не предназначены носить в себе такие способности и сами использовать – это прерогатива Стражей. А нас они разрушали. Это было видно по аарди: она хорошо управляла собой, но после того, как приходилось воздействовать на порождения, особенно когда их нападало много, она чувствовала себя так, будто не спала несколько суток подряд. Это порой задерживало нас в пути. Но заставлять её идти свыше возможного Хилберт, конечно, не хотел. Да Эдит скорее пришлось бы нести на руках.

И пусть пока я владела своими способностями хуже её, а всё же не испытывала такой слабости. Может быть, потому, что Эдит брала почти всю нагрузку на себя, лишь иногда позволяя мне выступить на первый план, – и вот в такие моменты мне тоже становилось худо и приходилось отдыхать хотя бы пару часов. И Хилберт злился тогда – заметно, хоть и молча. Не потому, что я тоже заставляла всех приостановиться, а потому, что он просто не хотел для меня всего этого.

– Это не ваше бремя, Поли, – говорил порой, сидя рядом со мной и медленно, размеренно гладя по волосам. – Я и так заставил вас нести его слишком долго.

– Главное, я готова нести его до конца. Сколько возможно.

Пустошь всё переворачивала по-своему. Что-то меняла в нас, где-то делая черствее, а где-то обнажая чувства, по которым после била хлыстом страха и неуверенности.

Ещё через три дня края путешествия так и не показалось, а нас настигла буря. Мы шли, пока можно было, а после просто укрылись среди островка сухостоя, растянув плащи. Я прижалась к Хилберту, пытаясь проморгаться от пыли. Он обнял меня одной рукой, поглаживая по плечу.

– Я не перестаю вам удивляться, Поли, – заговорил тихо, пока не стихла ещё возня остальных. – Судя по тому, что вы рассказывали о своём мире, вы не привыкли к таким испытаниям.

– Всё когда-то случается. – Я улыбнулась, крепче стискивая его поперёк пояса, вжимаясь щекой в его грудь.

И вдруг поняла, что уже несколько дней почти не вспоминаю о доме. И об Антоне. Только, наверное, мысли о маме прокатывались ещё комком по горлу где-то на границе сна и реальности ночами. И вот сейчас они, вспыхнув, угасали помалу в ровном стуке сердца Хилберта. В мерных движениях его ладони, словно он в чём-то меня утешал.

– Вы правы, иногда случается даже то, что мы и представить себе не могли. – Он опустил голову и мягко поцеловал меня в макушку.

Я подняла к нему лицо – и йонкер улыбнулся сдержанно, одними только сухими, чуть потресканными губами. И меня обуяло вдруг странное желание, почти постыдное: провести сейчас по ним языком, ощущая каждую неровность, прежде чем вжаться в них своими. Сумасшествие, не иначе.

Я быстро потупилась, опасаясь, что йонкер что-то прочтёт на моём лице. Но он, кажется, ничего не заметил.

Скоро буря утихла. Нас хорошенько присыпало песком. Глаза щипало, во рту словно сотню лет не было ни капли влаги. Но мы напились вдоволь, уже не боясь, что воды не хватит до следующего колодца, – и пошли дальше. Всем будто стало всё равно: удастся ли дойти или придётся сгинуть здесь. Ещё не начало темнеть, когда я вдруг заметила первый необычный для глубины Пустоши дом. А потом и другой. Они стали попадаться всё чаще, пока не напомнили наконец обычную деревню. Вполне себе большую и когда-то, наверное, многолюдную. Теперь, конечно, её занесло песком по самые окна нижних этажей когда-то жилых домов.

– Похоже, мы всё же куда-то добрались, – пробормотал Науд. – Деревню начало заносить не так давно. Значит, ещё десяток лет назад здесь жили люди.

Я переглянулась с Хилбертом, неизвестно чему улыбаясь. За оставшееся до заката время можно пройти ещё далеко. С десяток километров – и, может, там нас ждёт больше ответов, чем в этом покинутом селении? Все приободрились, хоть и устали после бури. Лицо горело, во рту поминутно пересыхало, но мы пошли быстрее, невольно стремясь туда, за невидимую пока черту, где, возможно, встретим оудов. А может, только их останки, если те и вовсе не занесло пылью.

Я не поверила даже, когда поняла вдруг, что начала видеть дальше чем на пятьдесят метров. Пелена мутной взвеси и правда таяла. Среди привычной уже растресканной корки под ногами стала чаще попадаться пока сухая, но всё же вполне обычная трава, а не искажённое её подобие, из корней которой алхимики варили всякую дрянь.

То тут, то там виднелись обломки заборов, проступали на вполне заметной дорожке камни когда-то пролегающей здесь мостовой. Я смотрела на них с необыкновенным чувством, словно шла сейчас по дороге из жёлтого кирпича к Гудвину. Словно я Элли, которая тоже очень хочет вернуться домой.

Но мы всё шагали и шагали по то появляющейся, то пропадающей тропе, а никаких признаков человеческой жизни пока не встречалось. Хоть и Пустошь понемногу отступала, пропуская сквозь себя вполне обычный и оттого приятный глазу пейзаж: невысокие холмы, поросшие ещё не до конца сбросившими листву деревьями, островки густых лесов и просторные луга, на которых никто не косил траву. А в самой дали, сизой, с лёгким голубым оттенком и тонкими полосками облаков вдоль горизонта, виднелись горы. Судя по всему, очень высокие. Только в один миг я словно почувствовала упругую прозрачную завесу, что натянулась и пропустила дальше, не причинив, кажется, никакого вреда.

Смеркалось. Я уже еле волокла ноги. Мужчины начали обсуждать необходимость устроиться на ночлег прямо тут. Всё же без каких-никаких вьючных животных было тяжело в пути, пусть он, к счастью, оказался не столь долгим, как многие опасались, и потому никаких палаток или даже тентов у нас с собой не было. Но тут хотя бы можно укрыться в нормальном с виду лесу.

– Я вижу огонь, – вдруг сказал один из Стражей – совсем ещё молодой Эпен.

Он обернулся на Хилберта, который уже поддерживал меня под руку: я и пыталась скрыть, конечно, но хорошо подвёрнутая много дней назад нога порой меня всё же беспокоила. И йонкер безошибочно умел определять тот миг, когда мне особенно сложно становилось идти, несмотря на поддерживающую перевязь на щиколотке.

Хилберт вскинул голову, да и все остальные повытягивали шеи, силясь разглядеть, что там впереди и не померещилось ли пламя Эпену просто от усталости.

– Я тоже вижу! – радостно пискнула Дине.

Я, опершись на руку мужа, присмотрелась: вдалеке, между деревьями где-то за поворотом тропы, на которой мы остановились в раздумьях о ночлеге, и правда горел огонёк, как будто костёр.

– Сумеете дойти? – Хилберт мягко потёр мою ладонь большим пальцем, склоняясь ко мне.

– Спрашиваете. – Я хмыкнула. – Ещё догонять меня будете.

Йонкер покачал головой, улыбаясь. Меня и правда разрывало сейчас нетерпение пополам с радостным волнением. Не хотелось думать, что там нас ждёт очередная подлянка от судьбы. Может, наконец, что-то хорошее?

– Дойдём до огня, посмотрим, что там, – громко распорядился Хилберт.

Все подобрались, будто у каждого открылось второе, а то и десятое дыхание, и поспешили дальше.

Скоро над высокой травой и голым кустарником, что рос вдоль старой дороги, поднялись крыши – а там и проступила в густом закатном свете деревня, очень похожая на уменьшенную копию Грутвивера: несколько десятков домов вдоль узкой, зажатой каменными заборчиками улочки, дремучие палисадники, из которых, как тесто из кастрюли, лезла пышная растительность. Похоже, это поселение вполне себе процветало. А огонь, оказывается, горел в чаше у плавно изогнутого высокого моста, перекинутого через неширокую, порядком заросшую речку.

Я, не сдерживая улыбки, подняла взгляд на Хилберта и потащила его дальше ещё быстрее, совсем позабыв про ноющую боль в щиколотке.

– Подождите. – Он почти смеялся. – Там может быть опасно.

– Думаю, вряд ли опаснее, чем в Пустоши, мени… Хилберт.

– Справедливо, – согласился он, крепче сжимая мою руку.

Остальные нагоняли нас со спины, радостно переговариваясь.

– А я думал, нам придётся пройти через какой-то огненный портал и не сгореть, чтобы попасть к оудам, – прогорланил на всю округу Науд.

– Ты бы не орал так, а то напугаешь их раньше времени, – фыркнул Алдрик.

– Может, это вовсе не они, – как всегда, в своей манере попыталась остудить остальных Эдит.

Даже измотанный путешествием мениэр Ваартиг и то припустил вперёд, не отставая от более молодых спутников.

Но мне было сейчас плевать на их опасения и надежды. Важным было то, что мы куда-то да дошли, а там вряд ли на нас нападут с вилами. Похоже, здесь они особо никого не боятся.

Перебравшись через мост, мы подошли к первому попавшемуся дому, в окнах которого горел свет. Невысокая, по пояс, калитка оказалась открыта. Первыми на двор вошли мы с Хилбертом, а остальные притихли позади, шепчась и переглядываясь.

– Думаю, лучше постучать мне, – предложила я Хилберту с таким пьяным чувством в груди, будто вместе с подружкой собиралась позвонить в дверь соседа и убежать. – К женщине они, наверное, отнесутся с меньшей опаской.

– Как пожелаете, – согласился Хилберт.

А так необычно было видеть его таким умиротворённо-покладистым. А может быть, просто и на нём уже сказывалась страшная усталость от этого бесконечного пути.

Но, прежде чем я подняла руку к массивному кольцу в пасти бронзовой львиной головы, дверь распахнулась сама. Молодая ещё женщина, чуть ниже меня ростом, в скрывающем волосы платке и ярко-зелёном вышитом переднике поверх простого серого платья, оглядела нас с любопытством и вовсе без страха. За её спиной стоял плечистый мужчина с простоватым, но необычайно ясным лицом, за которым просто не могло прятаться ни страха, ни злобы на путников, которые пришли к их порогу.

– Здравствуйте. – Я даже растерялась на миг. – Мы пришли к вам через Пустошь. С другой её стороны… – начала объяснять.

– Мы знаем, – улыбнулась женщина. – Старейшины давно вас ждут. Много лет. Проходите. И ваши друзья пусть проходят тоже.

Я медленно повернулась к Хилберту, опасаясь, что мне просто послышалось. Он пожал плечами, а затем махнул рукой остальным, подзывая. Скоро мы все ввалились в достаточно просторный дом, где было необычайно тихо. Поначалу мне показалось странным что-то неуловимое. Я пошарила взглядом по большой гостиной с тихо пощёлкивающим пламенем камином и аккуратной, хоть и простоватой мебелью, маясь от смутного ощущения неправильности.