Текст книги "Жизнь на Repeat. За тобой"

Я все читал и читал, и браузер разрывался от открытых вкладок. Где-то под утро, когда в глазах уже полопались все сосуды, я откинулся на спинку кресла и задумчиво уставился в стену. А на мои плечи сели грустный ангел и веселый чертик.

– Ты обречен, потому что не вписываешься в стандартную систему координат, – устало вздохнул ангел.

– Ну и что? Это твоя жизнь, делай что хочешь! – бодро ответил на это чертик.

И я ни секунды не раздумывал, кого мне послушать.

* * *

С Димой мы встретились в ближайшую субботу возле его военной части. Сердце больно кольнуло – последний раз, когда я находился здесь, Артем был еще жив.

Дима оказался высоким юношей с тонкой шеей и узкими плечами, на которых смешно болталась военная форма. У него были светлые волосы, а все лицо – в веснушках. Мы направились в парк, сели на лавочку. Я разглядывал Диму, чувствуя в груди покалывающую ревность.

Я ощущал, что ему мучительно больно говорить правду. Он все ходил вокруг да около – рассказывал об их с Артемом армейской жизни, как они стали друзьями. Я морально готовился услышать шокирующую правду о том, что они были не просто друзьями… Мне хотелось схватить парня за плечи и потрясти, крикнуть в лицо: «Ну же! Скажи это уже!» Но я не торопил его.

И Дима рассказал мне совсем не то, что я ожидал услышать.

Глава 26
Линия 2.2. «Макдоналдс». Максим

В конце второго курса мы с однокурсниками отмечали экватор (я учился четыре года на бакалавра). Позвали и Артема – он собирался поступать заново на первый курс. Отмечали в гримерке, наливали водку в кубки викингов. А потом ходили по городу в костюмах ку-клукс-клана и древних римлян.

Мы снимали все ту же комнату, тусовались. В общем, зажили нашей прежней жизнью. И как будто ничего и не изменилось, будто и не было года разлуки. Но все же Артем стал другим.

Теперь он начал настойчивей проявлять чувства на людях: брать меня за руку, обнимать, целовать. Я стеснялся и уворачивался.

Как-то он снова взял меня за руку, когда вокруг было полно народу. Я испуганно вырвался.

– Макс, ты чего? Люди же.

– И что? Почему я не могу взять тебя за руку?

– Ну, будут пялиться.

– Не все равно? Макс, ты мой парень, и я хочу держать тебя за руку там, где хочу, обниматься и целоваться, где хочу. И мне абсолютно плевать, если я испорчу кому-то эстетическое удовольствие от восприятия этого мира. А если кто-нибудь что-нибудь скажет, я объясню ему все в двух словах. А лучше без слов.

Мы много спорили об этом, но каждый оставался при своем мнении. Мне просто не хотелось лишних проблем. Ведь я знал: то, что произошло на детской площадке в дембель Артема, повторится, какой-нибудь мудак, увидев нас, обязательно что-нибудь заорет, Артем не сможет сдержаться и начнет бычить в ответ… И все из-за чего? Подержаться за руки можно и дома, меня это не обламывает. Это не такой случай, что «вот прям горит не могу». Объятия, поцелуи, прочие нежности – почему их нельзя оставить на попозже, когда мы останемся вдвоем? Зачем проявлять их, когда кругом столько зашоренных козлов? Когда Артем целовал меня на улице, мне даже приятно не было, я жутко нервничал и постоянно думал, не накинется ли кто-нибудь на нас сейчас с оскорблениями.

Конечно, я понимал: я думаю так из-за того, что социум настроен к нам враждебно. Я был скован, боялся делать то, что не нравится людям вокруг. Я бы с удовольствием целовался с Артемом там, где хочу, если бы не было гомофобии.

Артем пытался доказать всему миру, что мы не делаем ничего, за что нам должно быть стыдно. Он был упрям и свою позицию собирался отстаивать до конца. Но обычно ни к чему хорошему это не приводило – после возвращения Артема, за время нашей учебы, было много разборок, например, с гопарями с района. Причина банальна – наши сцепленные руки, насмешки в спину… и понеслось. Был махач стенка на стенку – искусствоведы против гопарей. Даже забавно, если смотреть со стороны, а не находиться в эпицентре и получить чем-то железным под челюсть, а потом еще неделю ходить с раздутым подбородком, смахивая на Тигру из диснеевского «Винни-Пуха». Да-да, это я о себе.

Ни одна разборка Артема ничему не научила – и неважно, кто побеждал. В общем, наши споры продолжались все время учебы. Иногда меня дико бесило, что Артем проявляет чувства на людях не потому, что действительно хочет, а потому, что пытается бунтовать. Мне не хотелось никакого бунта, хотелось просто жить, желательно, чтобы при этом на нас не слетались проблемы как осы на варенье. Но я понимал чувства Артема. Мне тоже все надоело… Надоело вечно притворяться кем-то.

Один раз Артему вызывали врача. Врач сказала, какие лекарства принимать, и добавила: «Только сам не ходи, постельный режим нужен. Пусть вон, брат твой сходит». Вот так. Нас принимали за братьев или друзей. Иногда приходилось врать самим – а ведь хотелось взять и сказать всем в лицо: «Это мой парень. Мой любимый человек. Партнер. Мой будущий супруг». Супруг, прошептал я, пробуя вкус этого слова на языке. Как же я любил мечтать… Вот однажды переедем в какую-нибудь страну в Европе, например на Мальту, где легализованы однополые браки, официально поженимся. Церемонию проведем на острове Гозо, у Лазурного окна[10]10
  28-метровая скала в форме арки, стоящая в море и примыкающая к суше на острове Гозо на Мальте.


[Закрыть], в том самом месте, где свадьбу справляли Дрого и Дейнерис. Не от кого будет скрываться, не перед кем стыдиться. На свадьбу купим белые костюмы… Или почему сразу белые? Я зеленый цвет люблю, Артем желтый… И тут я представил, как мы с Артемом обмениваемся клятвами и кольцами, стоя у Лазурного окна в форме курьеров «Яндекс. Еды» и «Деливери Клаб», и захихикал. Потом мысли перенесли меня в далекое будущее. В наш домик у моря, где мы завтракаем с видом на волны. Так хотелось идти с Артемом рядом об руку, ничего не боясь и не стесняясь, шагать с гордой улыбкой и осознавать, что мы самая красивая пара на свете…

Почему в этом мире все так любят друг друга гнобить? Даже если мы будем жить в стране абсолютной толерантности, найдется человек, которого загнобят за то, что он, увидев нас на улице, не встал перед нами на одно колено и не пропел дифирамбы. Можно обойтись без коленей и дифирамбов, пожалуйста? Меня вполне устроит то, что я буду идти с Артемом за руку по улице и не думать, что в голову может прилететь бутылка…

Мы не просто были в отношениях. Мы делили с Артемом целую жизнь: постель, еду, долги, зарплату, разборки, выпивку, трусы, разбитые губы, воспоминания и мечты.

Веселые у нас были студенческие годы.

Но к третьему курсу я понял, что хочу что-то поменять. Того, что я имею, мне стало мало. Захотелось какой-то свободы. Часто перед сном посещали разные мысли. Или вдруг проснусь среди ночи, мозг заведенный, и все думаю, думаю, и больше не могу уснуть. Мысли по большей части были странными и глупыми.

Вот пришла как-то ночью навязчивая идея. Я проснулся в четыре утра и решил, что хочу делать хреновуху. Где продается хрен? Знаю точно, что в «Пятерочке» его не продают. Хотя откуда я знаю? Я даже не знаю, как выглядит хрен. Буду выращивать на балконе. Завтра же куплю семена, землю и горшки и посажу хрен. Зачем завтра? Сегодня. Где можно в интернете купить семена и землю? Как выращивать хрен? В общем, до семи утра я искал информацию, даже, кажется, заказал семена. Я уже продумал будущее до мельчайших подробностей: мы с Артемом займемся рассадой хрена, потом будем делать лучшую в мире хреновуху, откроем свою «хреновную», народ просечет, что у нас самая крутая настойка, и потечет к нам, и мы заживем! И нафиг не нужна вся эта учеба. Потом купим где-нибудь дом с большим участком, и там будем выращивать хрен, а дома будет большой погреб, чтобы выдерживать настойки. Я даже посреди ночи открыл рисовалку и стал чертить план дома и участка – все разметил и посчитал, сколько грядок нужно, какой погреб делать… Заведем двух овчарок, одну кавказскую, другую немецкую… Чтобы жили на участке в будках и никому не давали воровать наш хрен. Ох, и пушистые они будут! Я до дрожи любил пушистых собак и кошек. Придется их часто вычесывать. Чем чешут собак? У меня никогда не было собаки… Нужна, наверное, специальная щетка. Забью в интернете. Так, нашел. Оказывается, они с железными щетинками. Опаньки! Скидка сорок процентов и в подарок – собачий шампунь. Может, заказать сейчас уже эту щетку, раз по такой классной акции продается?

Я даже хотел растолкать Артема и поделиться гениальными планами на наше будущее, но почему-то все же не разбудил. Я так загорелся, что аж сердце застучало от волнения – как здорово я придумал, и как классно у нас все будет.

Утром, конечно, поостыл, как всегда бывает.

Хм. Что-то определенно со мной не так.

* * *

На третьем курсе Артем устроился на неполный день в небольшую кинокомпанию, которая специализировалась на фольклорных хоррорах. Артем создавал грим леших, водяных и ведьм, которые выходили действительно жуткими до дрожи. После окончания университета Темыч стал работать там на постоянной основе. Он нашел свое место.

Я учился на четвертом, подрабатывал журналистом в маленькой конторе, параллельно писал книгу – дело двигалось медленно. Но мне было только двадцать два. Казалось, у меня все впереди.

Найдя подработку, мы решили обзавестись отдельным жильем. Стали искать варианты съема. Задача оказалась не из простых. Нам нужна была квартира близко к метро, университету и нашим работам, а еще с невысокой арендной платой.

Удивительно, но довольно быстро мы нашли просто идеальный вариант – большую квартиру-студию со стильным современным ремонтом!

Хозяева – муж и его беременная жена – показывали нам обстановку. Мужчина был крупным, с квадратным лицом, женщина – мягкой и воздушной, похожей на облако. Пока нам показывали, где ванная, где туалет, объясняли, как включается электричество, если выбьет пробки, и как перекрывать воду, мое сердце танцевало сальсу. Мы будем жить вдвоем. Только я и Артем. Мы посмотрели друг на друга, и по его улыбке я понял, что ему квартира нравится так же, как и мне. Накатили волнение и приятный страх. Это же новый этап в нашей жизни! Мы стали взрослыми. То время, что мы жили на съемной, еще было детством со всем детским весельем, наивностью, беззаботностью, с легким отношением по всему. Но сейчас мы изменились.

Я уже фантазировал, как все будет, представил нашу жизнь в этой квартире: как мы будем тут вставать, пить кофе и готовить на глянцевой винной кухне, где что будем хранить, как будем лежать по вечерам на этом нереально удобном диване и смотреть сериалы на этом огромном телеке.

– А найм же по договору оформляется? – спросил Артем.

– Да, да, все официально. Если все устраивает, можем хоть сейчас заключить договор – риелтор сразу приедет.

Я остро понял, как же хочу всего этого: есть на своей кухне, пользоваться собственной ванной, когда захочу, без всяких очередей, не выгребая из забитого слива чужие волосы, видеть в холодильнике только свои продукты, и чтобы на кухне стоял запах только той еды, что приготовим мы с Артемом. Я хотел жить свободно. Боже, я не верил, что еще полчаса – и все это у меня будет! Давайте уже быстрее заключать договор!

– А вот здесь кровать! – Женщина прошла за перегородку. Господи, кровать! Как же я упустил?

От вида огромной двуспальной кровати сердце перешло с сальсы на тверк. Прощайте, пахнущие ссаными тряпками старушечьи матрасы.

– Ого! – присвистнул Артем.

Мужчина улыбнулся.

– Да, она впечатляет. Но диван тоже очень удобный, ничуть не хуже. Так что, если кинете монетку, проигравшего, можно сказать, и не будет.

– Монетку? – Артем нахмурился, пытаясь понять смысл сказанного.

А я уже все понял, и сердце замерло. Артем сейчас все испортит… Я дотронулся до его плеча, и, когда он посмотрел на меня, я едва заметно замотал головой. Заткнись. Не порти нам все. Друг поморщился и мотнул головой, отвернулся к мужчине.

– Да, монетку, – повторил тот немного удивленно. – Кому спать на кровати, кому на диване.

– Ааа… Нет, – сказал Артем с напускной беззаботностью и улыбнулся. – Мы обойдемся одной кроватью.

Я тронул его за локоть, чтобы предупредить еще раз, и почувствовал, какими каменными стали его мышцы. Он говорил так непринужденно, будто мы снимали студию в Амстердаме. Но таким он был только на поверхности, внутри – весь в напряжении, готовый отбить удар. Он явно хотел нарваться на неприятности. Я потупил взор, в ожидании катастрофы накатила волна страха и стыда.

В воздухе повисло напряжение. Мужчина крякнул, разбавив мучительную тишину.

– В каком смысле? – осторожно спросил он.

– Мы партнеры, – сказал Артем с притворной наивностью глупого щенка и снова улыбнулся.

– По бизнесу? – уточнил мужчина с надеждой.

– Нет. Мы партнеры по жизни. Мы в отношениях.

Наступила пауза. Мое сердце закончило плясать тверк и теперь исполняло танец умирающего лебедя. Не будет у нас ни шикарной кровати, ни телека 4G, ни кофе по утрам на винной кухне.

– Я думала, вы коллеги, – растерялась женщина.

Артем послал мне злобный взгляд. Именно я общался с хозяевами по телефону и представил нас коллегами, чтобы избежать проблем. Артем взял меня за руку, чтобы обрубить все мосты и пресечь мою попытку все исправить.

– Как видите, мы не коллеги.

По коже мужчины поползла краснота – началась с шеи и закончилась ушами. Плохой знак. Я чувствовал, что он еле сдерживается. Мужчина был похож на бомбу, которая вот-вот взорвется. Женщина смотрела на нас растерянно, с каким-то страхом, обнимая свой живот в защитном жесте и будто размышляла – передается ли гомосексуальность воздушно-капельным путем? Ей-богу, если бы у нее под рукой была медицинская маска, она бы ее тут же надела!

– А в чем дело? – Артем смотрел на хозяев простодушно, как будто искренне не понимал, что не так.

– Квартиру мы вам не сдадим. Уходите, – холодно сказал мужчина.

– Что? Почему? – удивился Артем.

– Почему? Он еще спрашивает! – мужчина повысил голос. – Столько проблем свалится из-за таких, как вы! Устроите наркоманский притон, будете свои оргии устраивать! Знаю я вас. Убьете квартиру в хлам. Соседи на таких жалуются, полиция тут пропишется. Кому это надо?! Тут люди интеллигентные живут, педрил не жалуют.

Он мог бы поступить по-другому – например, пообещать, что мы созвонимся, а потом соврать, что квартиру уже сдали. Но он специально нас унизил. Он хотел показать, что, по его мнению, мы находимся на низшей ступени эволюции.

– Ты кого назвал педрилой? – Артем побледнел. Его голос задрожал. Он дернулся к мужчине, но я схватил его и не дал сделать больше шага.

Мужчина посмотрел на жену, покачал головой и развел руки в стороны, жестами пытаясь донести: «Ну, что я говорил?».

– Во-первых, ты мне не тыкай. Я тебе не мальчик, мальчик. Понял? – он говорил медленно, вкладывая в голос все свое пренебрежение. – Во-вторых, педрилой я назвал тебя. И партнера твоего, – он хмыкнул. – И назову еще раз. И буду повторять до тех пор, пока вы не уберетесь нахрен из моей квартиры. Куда катится мир? Гомосеки – и в моем собственном доме!

– Артем, пойдем. – Я дернул его за рукав. Хотелось побыстрее убраться отсюда. Ну куда Артем полез? Он же знал, что так будет. Кому и что он пытается доказать?

– Какого хрена ты смеешь нас судить? – заорал Артем, дернувшись в сторону мужчины. Я снова попытался остановить его. Хозяин хаты не подходил – тявкал на расстоянии. – Иди сюда, трусливый ты высер!

– Миша! – взвизгнула его жена и отпрянула. – Я сейчас полицию вызову!

Я сгорал от стыда. Происходящее просто не укладывалось в голове.

– Артем, оставь уже его! – закричал я. Я держал Артема двумя руками поперек туловища, сцепив пальцы в замок, и всеми силами не давал подойти к обидчику. Да что мы творим-то? Ведем себя как два гопника! – Пошли! Пошли домой!

– Убирайтесь! Убирайтесь отсюда! – ревел хозяин.

Я почувствовал, что Артем перестал сопротивляться. Наверное, поостыл. Я толкнул его в сторону выхода, и он послушно поплелся. Уже выйдя из квартиры, он обернулся и бросил через плечо:

– Купи учебник по логике! Может, поймешь, что между ориентацией человека и его пристрастием к наркоте или социопатией нет ни единой логической связи!

* * *

– Уроды, просто уроды. Почему люди такие уроды, Макс? – по дороге домой Артем весь дрожал от гнева. В его глазах стояли злые слезы.

– Люди уроды, такие, какие есть. А ты дурак, раз пытаешься их переделать. Ты ничего им не докажешь. Это озлобленные ограниченные существа, они пропащие, понимаешь? Тебе их не перевоспитать. Ты не снимешь с них шоры, – сказал я.

– Но это несправедливо. Почему просто не оставить нас в покое? Почему обязательно нас надо ненавидеть?

– Ну… Могу тебя немного подбодрить. Мы живем не в самое плохое время. Лет сто назад нас бы заперли в психушке и обкалывали сульфозином[11]11
  Взвесь микрокристаллической серы в растительном масле. Внутримышечная инъекция сульфозина в прошлом применялась в психиатрических лечебницах, в частности – для «исправления» гомосексуальности. Это крайне болезненная процедура, вызывающая длительную боль в мышцах и повышение температуры выше сорока градусов. Терапевтическая ценность препарата не доказана. Сульфозин часто применялся в качестве карательной процедуры.


[Закрыть].

Артем вздохнул.

– Ты во всем пытаешься углядеть хорошее, Макс. Но я хочу нам идеальную жизнь. Идеальную свободу. Мы этого заслуживаем.

Я остановился, дернул Артема за руку. Развернулся к нему лицом.

– Посмотри на нас! А мы разве не свободны? Именно это и пугает людей, Темыч. Вспомни историю… Столько поколений в России жило в угнетении, это теперь просто с генами передается. А свобода людей отталкивает, они чураются ее, как вируса.

Мы молчали. Артем внимательно смотрел на меня, раздумывая.

– Может, ты и прав. Но я просто не могу смириться со всем этим дерьмом, – сказал он после паузы. – Ты знаешь, я недавно вычитал, что один трансгендер отсудил двадцать пять тысяч баксов за то, что ему отказались сдавать квартиру. Может, тоже в суд подать?

– Так разве это у нас?

– Нет, в Штатах.

– Ну вот. У нас ты хрен что отсудишь. Нервы дороже. Не хочу уже ни винных кухонь, ни судов. – Я развернулся. Мы снова перешли на шаг. – Сейчас все, чего я хочу, – это ирландский кофе.

Артем меня поддержал и, судя по виду, вроде успокоился.

Глава 27
Серафима

Новый год мы справляли у Лизы и Артема, довольно большой компанией. Это была первая за много лет наша с Артемом продолжительная встреча, и, готовясь к празднику, я нервничала как никогда.

Были еще несколько школьных друзей Артема, кто-то с женами, кто-то в разводе. Он позвал и Вадима, но Вадим не пришел. Из-за меня? После развода мы редко пересекались, но, когда такое случалось, Вадим вел себя так, будто он на меня не обижен. Но, конечно, это было притворством. Слова, которые я наговорила ему тогда, не могли не ранить и не оставить глубокий шрам.

В компании мы все друг друга знали, атмосфера была теплой. Одна пара, муж и жена, заранее придумали смешные творческие конкурсы. Ночь проходила здорово, но не для меня.

Артем избегал меня, не смотрел в мою сторону, будто место, которое я занимала, всегда пустовало, где бы я ни находилась. Он обнимал Лизу, подливал ей в бокал, накладывал салаты, наклонялся к ней и что-то шептал, убирал конфетти с волос. Я сгорала от ревности. Как же я хотела оказаться на месте Лизы.

Уже под утро все разбились на группки: одна ушла гулять и взрывать фейерверки, другая сидела в комнате за душевными разговорами, третья – курила на балконе.

Сначала я сидела в комнате с самой большой группкой, но, допив вино, отправилась на кухню за чаем. Увидев там Артема, я остановилась на входе. Он сидел спиной, сжимая бокал в руке, не знал, что я стою прямо за ним.

Я растерянно топталась на пороге, раздумывая, как поступить. Уйти было бы самым здравым. Но Артем услышит шаги, развернется и увидит мое позорное бегство… Я решила все же налить чай. Зайдя на кухню, взяла чайник и подошла к крану с фильтрованной водой. Артем развернулся вполоборота, чтобы посмотреть, кто там шумит.

– Я за чаем, – сказала я так, будто меня застали за воровством серебряных ложек и пришлось срочно выдумывать оправдание.

Артем никак не отреагировал, отвернулся и отпил из бокала.

Вода в чайник наливалась целую вечность. Никогда я не чувствовала себя так неловко. Что он тут делает один? Я думала, он ушел на улицу… Ну или стоял с ребятами на балконе. Да засел в туалете, в конце концов! Но то, что он будет тихо напиваться в одиночестве, – о таком я не могла и подумать.

Он все сидел, даже не повернувшись ко мне. Делал это специально, чтобы не встречаться взглядом. Я рассматривала его спину и родимое пятно на затылке. Наверное, он тоже испытывал неловкость. Но если бы ему было так неприятно находиться со мной в одной комнате, он мог бы уйти к остальным. Но он ведь остался!

Наконец чайник вскипел. Я налила кипяток в кружку, макнула туда пакетик ежевичного чая. Пока чай заваривался, я взяла второй пакетик и задумчиво повертела в руках.

– Тебе сделать чай? – Я осмелилась сказать это!

Я волновалась – сама не понимала почему. Ведь я всего лишь спросила о чае… Наверное, боялась Артема. Вдруг он швырнет в меня бокал? Наорет, возьмет за шкирку, выбросит в окно? Конечно, он не мог так поступить. Но все же я ожидала самого худшего.

– Да, сделай, пожалуйста, – спокойно попросил он, и в моей душе растаял лед, распустились цветы и запели птицы.

Я судорожно думала – какой он любит чай? Фруктовый или обычный? С сахаром или без? Давать ли ложку? Любит крепкий или слабый? Пьет ли он чай из пакетиков или любит заварочный? И даже если у них дома нет заварки, а он любит чай из чайника, я была готова рвануться на улицу! Найти чертову заварку в магазинах утром первого января, даже если понадобится ехать в Москву! Будет странно, если я задам все эти вопросы. Ох, как мало теперь я о нем знаю, а раньше, в школе, было столько возможностей подмечать разные мелочи. Я знала о нем много, но почему не запомнила ничего про чай? Я ограничилась одним вопросом – фруктовый или обычный? Ложку положила на блюдце, заметив, что сахарница стоит на столе.

– Фруктовый. Спасибо.

Я поставила перед ним чашку, села напротив. Теперь он просто не мог на меня не посмотреть! Но взгляд Артема был направлен в чашку.

В воздухе повисло ожидание чего-то… Что-то должно было произойти. Как будто наши годы, начиная с той злополучной ссоры, тянулись бесконечным лучом, и он вдруг превратился в отрезок, и я ясно увидела точку, определяющую его конец.

Посмотри же на меня, ну!

Я видела, что Артем в подавленном настроении. О чем он думал? Явно о чем-то мрачном. О нас с ним? Как же хотелось, чтобы это было правдой! Или о своей жизни?

– Что-то случилось? – тихо спросила я. Голос вышел хриплым – пересохло в горле.

Артем не ответил, вздохнул и стал размешивать сахар.

– Будет легче, если просто сказать о проблеме вслух, – я решила развеять напряженную тишину.

И снова возникла пауза. Молчание прерывал звон ложки.

– Но, конечно, легче всего, когда не лезут в душу, – отшутилась я, чувствуя неловкость. – Думаю, я пойду…

Я уже собиралась встать, но тут Артем отставил чашку в сторону и поднял на меня глаза. Его взгляд был такой силы, что меня вдавило в стул. Он впервые за много лет видел меня, а не пустое место. Сердце с грохотом билось о ребра, грозя аритмией.

– Да нет, ты можешь остаться… Просто я думаю о работе. Не хотелось бы тебя грузить, – он грустно улыбнулся. – Моя работа – дерьмо.

– Пять утра первого января – самое подходящее время для откровений, – многозначительно сказала я, всеми силами пытаясь скрыть волнение. Подняла чашку. Артем задумчиво посмотрел на меня, пытаясь разгадать подтекст, поднял свою, и мы чокнулись.

Это была наша первая за много лет беседа. Он впервые открылся мне, поделился тем, что мучило его. Может быть, сказался алкоголь, может, усталость, или все вместе.

– Я ненавижу свою работу, – заговорил Артем с горечью. – Отец постоянно твердил мне: ты должен служить, слушаться и преклоняться, преклоняться, слушаться и служить, служить, служить, и только так ты добьешься успеха. А меня тошнит от всего этого. Я не хочу быть служебной собакой. Я не хочу добиваться высот рабским преклонением. Быть лицемером, постоянно унижаться, стелиться перед тем, кого презираешь. Я хочу делать свою работу и достигать высот результатами. Но здесь так не работает. Но сильнее всего… Я не хочу класть жизнь на во́йны.

Я молчала. А что тут скажешь? Пусть выговорится. Я чувствовала, это – только начало. Артем был прав, военная сфера не для него. Я с тоской вспомнила о зомби-черепашке, которую он мне подарил. У него настоящий талант в искусстве. Кто знает, может, в той сфере он достиг бы высот? Жаль, нельзя повернуть время вспять.

– Черт, я не думал, что все получится вот так. Что дойдет до такого. Мне двадцать семь, и я считаю, что лучшие годы моей жизни прошли. Странно, да? – в его голосе слышались задумчивые и печальные нотки.

– Не думаю. У меня возникают те же мысли, – усмехнулась я.

Он немного помолчал.

– Ты ведь не любила Вадима, верно?

Он знал… Он замечал… Значит, все же смотрел на меня? Пытался разгадать мои чувства? Значит, ему не все равно?

– Верно. Не любила.

– Скажи, как это для тебя – жить с нелюбимым человеком?

Я задумалась.

– Наверное, не так тяжело, как может показаться. Человек ужасно приспосабливаемое существо.

– А я вот так и не смог приспособиться. Я каждый раз стараюсь задержаться на работе подольше. Для меня быть на работе лучше, чем с семьей. Ты даже не представляешь, как сильно я себя за это виню.

У него был взгляд побитой собаки – я будто в зеркало смотрела. Я не могла подобрать правильные слова. Можно было сказать: «Ты не должен себя винить», но тогда я бы одобрила то, что он делает, а это не так. Другой вариант – «Можно все изменить» – давал ложные надежды.

Артем стиснул чашку, посмотрел куда-то в стену и продолжил:

– Почти каждый день она напоминает мне о своей травме. Иногда словами, иногда молчанием. Взглядом. Часто я вижу, что она не здесь. Она где-то там, в параллельной жизни, выступает, делает переворот на бревне. А может, у нее тренировка, и она пытается освоить двойной твист в вольных упражнениях. Мы никогда не смотрим спортивные передачи, даже баскетбол. Но тайком я включаю гимнастику. Я смотрю на спортсменок и пытаюсь представить, какой она могла бы быть. Ее тяжело любить, Сим. Я пытаюсь, но для меня это непосильная задача.

Повисла пауза. Момент откровения неловкий – мы оба одновременно отпили чай.

– Знаешь, не думал, что скажу это, но я рад, что у тебя нет детей. Мне кажется, если бы у меня не было сына, все можно было бы переиграть.

– Если бы можно было повернуть время вспять, в какой момент ты бы хотел вернуться? – смело спросила я.

Артем не думал ни секунды, как будто уже неоднократно задавал себе тот же вопрос и хорошо знал ответ.

– Мне было шестнадцать. Я стоял на дороге под дождем вместе с одной девушкой. И сказал ей, насколько она мне отвратительна.

Я резко вздохнула. Напряглась, как пружина. Артем продолжил, не заметив во мне перемен:

– Если бы я… Если бы я был способен заглянуть глубже в свою душу и сказать ей о своих настоящих чувствах, думаю, сейчас все было бы по-другому. Но я сказал то, что лежало на поверхности. Ведь мы часто говорим только то, что ближе, что проще достать. Не проходят ни дня, чтобы я не думал о ней. Не задавался вопросами: «Что, если бы?» Что, если бы она лежала со мной в кровати? Что, если бы к ней я возвращался после работы?

– И что было бы, если? – сглотнула я. Я наблюдала, как в чьем-то недопитом шампанском поднимаются на поверхность последние пузырьки. Следила с таким живейшим интересом, будто смотрела новости, где вдруг сообщили о том, что в России снизили пенсионный возраст.

– Я был бы самым счастливым человеком на земле.

Наши руки лежали на столе, и он накрыл своей мою. Я сразу же отпрянула, будто обжегшись. Нашла в себе силы посмотреть ему в глаза.

– Не надо, Артем. Наш с тобой «Титаник» уже утонул.

Я встала с места, хотела уйти в комнату ко всем… Но Артем не пустил. Он встал, заградил собой выход и крепко меня обнял.

– Не отпущу, – прохрипел он.

– Поздно, – прошептала я в ответ.

– Я дурак, какой же я дурак, Сим. Я все разрушил. Понимаешь? Я разрушил нас с тобой.

Я тонула и дрожала в его крепких объятиях. Уткнулась лицом в плечо, спрятала глаза. Глубоко вдыхала его запах. Я столько лет мечтала об этом моменте. Я знала, он такой короткий, скоро все исчезнет и никогда не повторится. Но я старалась впитать этот момент, чтобы потом проживать его снова и снова в своих воспоминаниях.

Он зарылся носом в мои волосы.

– Твои волосы всегда так вкусно пахнут. Я помню этот запах еще со школы. Первый раз я почувствовал его в очереди в раздевалку, ты стояла впереди. С тех пор мне всегда хотелось оказаться в очереди с тобой рядом, чтобы незаметно их понюхать. Никогда не думал, что смогу вот так просто насладиться этим запахом…

– И чем же они пахнут?

– Хлебушком. Свежими булочками. Пирожками только что из духовки. Домашним куличом на Пасху. Шарлоткой с яблоками. Я не понимаю, что это за запах. Думал, может, он мне кажется? Я всегда ненавидел запах женских духов, меня подташнивало от их сладости. Помнишь духи Иры? Ее «жасмин» – самое отвратительное, что я когда-либо нюхал. От тебя пахнет совсем по-другому, никакой сладости, но запах такой чудесный. В чем секрет? Или же мне просто кажется? Но сейчас я отчетливо чувствую хлебушек…

– Э-м-м… Это дрожжи для волос, – с трудом сказала я, заливаясь краской.

Пауза вышла неудобной.

– Оу… – удивился Артем и слегка отстранился, чтобы заглянуть мне в глаза. – Дрожжи?

– Волосы всегда были единственной сильной стороной моей внешности. Я много лет мажу их дрожжами, чтобы они были гуще и хорошо росли.

– Вот уж не думал, что мой самый любимый запах в жизни – запах дрожжей, – Артем комично сморщился.

Я прищурилась и сжала губы.

– Запах хлебушка звучало лучше.

Мы посмотрели друг на друга и засмеялись. Это был легкий, свободный смех; так я смеялась очень редко… особенно в последние десять лет. Странно, что я не забыла, как это делается.

Мы сели обратно за стол. Дальше я говорила то, что должна. Пыталась убедить Артема, что Лиза прекрасная девушка и жена. Что им просто нужно поговорить, перестать вести себя как чужие. Лиза нуждается в нем, а он в ней. У них семья, у любой семьи бывают трудности. Упрашивала его быть более терпимым и ответственным, ведь семья – не игрушка, которую можно выбросить, когда надоест.

– Вы прекрасная пара. Твоя семья нуждается в тебе, Артем, цени это. Это самое прекрасное, что может произойти с человеком – когда ты нужен.

Я вспоминала о связях Лизы с женатыми мужчинами, у многих из которых были дети… Старалась прогнать эти мысли, но они настойчиво лезли в голову.

По поводу этой ситуации многие сказали бы: «Мы же живем в двадцать первом веке, можно развестись, все изменить, устроить жизнь так, как хочешь…» Но иногда это сделать чертовски сложно. Гораздо проще сказать самому себе: «Это всего лишь жизнь. Ее можно стерпеть». Думаю, Артем и Лиза, как и я, говорили себе эту фразу часто.