Текст книги "Жизнь на Repeat. За тобой"

Глава 10
Серафима

Уже началась зима, а странные свидания все продолжались. Иногда они проходили у Вадима – его отец часто пропадал в командировках. Также мы ездили в кино, сидели в кафе, гуляли в хорошую погоду по улицам, а в плохую – по торговым центрам. Еще мы вернулись к нашему комиксу о злом ученом, вместе разработали сценарий нескольких глав. В одной из них из-за очередной проделки детей локатор вдруг превращается в автомат по изготовлению сладкой ваты. В финале ученый должен подобреть и полюбить как соседей, так и всех людей. Он уничтожит локатор и станет продавцом сладкой ваты.

Мы всем казались просто друзьями, даже Нике. Нам удалось убедить ее, что между нами ничего нет и я не против ее отношений с Вадимом. Правды не знал никто.

Ника ожила, теперь она будто на крыльях летала. Я улыбалась, наблюдая на пороге кухни, как она накладывает себе двойную порцию курицы и пританцовывает под музыку в наушниках. Часто Ника звала Вадима в гости. Когда мы пересекались, Вадим смотрел на меня как на продавца-консультанта в отделе бытовой техники, говорил вежливо-отстраненное «привет» и, крепко держа Нику за ладошку, уходил с ней на кухню или в ее комнату. Я же стыдливо бурчала под нос ответное приветствие и старалась побыстрее сбежать. Вообще перед Никой было очень неудобно в такие моменты – она не понимала, что Вадим ее обманывает, а я в этом замешана. Но я пошла на такой шаг ради нее и верила, что все наладится, я все смогу исправить. Удивительно, но казалось, что Вадим не испытывает той же неловкости, что и я.

Между нами с Никой, казалось, все стало как раньше: задушевные разговоры перед сном, сплетни и секреты. Вот только в эти мгновения мне что-то давило на грудь.

Оказалось, что разбитую жизнь можно потихоньку склеить по кусочкам заново. Удивительно, но склеить у меня получилось не только отношения с Никой.

Однажды вечером я пошла в школу сдавать реферат – день сдачи был вчера, но я не успела доделать. Учительница сказала, что должники могут принести работу сегодня после вечерней смены. Проходя по территории, я увидела, что в танцевальной студии горит свет. Я подошла к окнам и заглянула. Девочки лет десяти выполняли у станка батман тандю. Нахлынули теплые воспоминания…

Я не услышала за спиной шаги и вздрогнула, когда раздался голос:

– Я тоже иногда вспоминаю наш балет.

Обернувшись, я увидела Иру. Она приблизилась и печально посмотрела на меня, так, будто мы вдвоем делим что-то очень старое и ценное, а затем заглянула в окно.

Я улыбнулась и ответила:

– Батман тандю и батман тандю жете часами у станка… Разве это забудешь?

Ира хихикнула и передразнила преподавательницу:

– Да морской слон изящней сделает флик-флак, чем ты!

Я засмеялась и поддержала ее:

– Это разве гранд-плие? Краснобрюхий лемур так по-большому ходит, а гранд-плие – это другое!

– Ей бы биологию вести, а не занятия по балету.

– Точно!

– А помнишь наше новогоднее выступление? – оживилась Ира. – Кажется, третий класс? Как мамы днями и ночами шили нам балетные пачки и короны из перьев, чтобы сделать из нас лебедей. Моя мама до сих пор вспоминает это «волшебное» время. Она объехала три города и сказала, что куда проще поймать и ощипать голубя, чем купить эти сраные перья. Днем она носилась по магазинам, а пачку шила ночью.

Я улыбнулась и кивнула.

– Моей маме тоже досталось. Она так же бегала.

– У меня, между прочим, два ногтя сошло от этих дурацких пуантов, – пожаловалась Ира. – И для чего эти мучения? Чтобы какой-то козел перед выступлением облил меня соком? Кто это был, Сим, не помнишь?

– Может, Денис? – я задумалась.

– Может быть… Удивительно, я всегда считала себя злопамятной, но тут – не помню. Не имеет значения, кто это сделал, важно, кто меня спас. – Ира серьезно посмотрела на меня. – Пять минут до начала, а я стою, как гребаная Кэрри, облитая свиной кровью. Ух, мне бы ее способности, я бы тоже там все нахрен сожгла! И тут ты отдала мне свой костюм… Отказалась от участия, хотя готовилась не меньше меня.

Мне стало неуютно.

– Да я же видела, что для тебя значит это выступление. А мне оно не так важно было.

– Не знаю, Сим, важно, неважно, но я помню твои ноги после репетиций. Извини, но они были просто уродскими, – засмеялась Ира. – Как и мои. Мы прошли через такой ад, а потом ты взяла и отказалась. Это много значит. Много говорит о человеке, о том, какой он.

– Да брось ты… – смутилась я. Я наблюдала в окно за юными балеринами, но видела боковым зрением, что Ира изучает мое лицо.

– Какой он замечательный. – Она подошла ближе, заправила мне за ухо прядь выбившихся из пучка волос. – Добрый, чистый, искренний. Самоотверженный. – Повисла пауза. – Какая я дура, Сим. Нельзя просто выбрасывать таких людей из жизни. Я хочу, чтобы ты знала, как мне жаль. Мне очень стыдно за ту пощечину. Я поступила как последняя сука.

– Ты не права, я все заслужила.

– Да перестань, ничего ты не заслужила. Ты самый милый человек на этой загнивающей планете. Уж кто заслужил, так это я, – мрачно усмехнулась Ира. – У меня перед глазами стоял один Артем, и я была готова на все, лишь бы он на меня не злился. Даже отказаться от лучшей подруги. Знаешь, это вроде было не так давно, летом, а мне кажется, что прошло лет десять. Как наваждение какое-то… Сейчас я бы так не поступила. Нет ничего важнее дружбы, даже сотня парней ее не стоит. Хорошо, что до меня хотя бы сейчас это дошло. И мне так жаль, что уже ничего не исправишь. Я давно хотела тебе сказать, но не решалась, а сейчас просто увидела, как ты стоишь здесь… И подумала, что лучше момента не будет.

Ира немного помолчала и выдохнула.

– Ну, вот и все. Как гора с плеч. Спасибо, что выслушала. Но я не жду твоего прощения, просто мне было важно это сказать.

– Нечего прощать, – серьезно сказала я. – Я никогда на тебя не злилась, только себя во всем винила.

– Как это похоже на тебя, – грустно улыбнулась Ира. – Даже если школу захватят террористы, перестреляют триста человек и ты останешься в живых – то будешь за все винить себя. Ты удивительная, Сим.

Она говорила с такой обнаженной и беззащитной искренностью, что я едва ее узнавала. Даже выражение лица стало другим – без всех ее масок. Но тут же мягкость сменилась напускным высокомерием, и Ира добавила уже своим обычным тоном:

– Но это первый и последний раз, когда я говорю о нас с тобой без традиционного глума.

Мы засмеялись. Ира крепко обняла меня, и я обняла подругу в ответ. Вдохнула смесь родных запахов – шампунь, жасминовые духи, ее дом. Не выразить словами всю мою радость от склеенной по черепкам дружбы. В этот момент я казалась себе восхитительно легкой, почти невесомой. Я – воздух. Я – дыхание.

– Ты тоже досдавать реферат? – Отстранившись, Ира посмотрела на мою папку и повертела в руках похожую.

– Ага.

– Ну что, пойдем?

Ира вопросительно посмотрела на меня и, прочитав ответ по глазам, взяла меня за руку. Мы направились ко входу. Вместе.

* * *

– Чего ты боишься больше всего на свете? – спросил Вадим.

Наше свидание снова проходило у него дома, за стейками и вином. И снова – вопросы, личные, неудобные, раздевающие тебя догола и бросающие на битое стекло. Вопросы, без которых я уже не представляла этих встреч. Я ждала их. Встреч или вопросов?

Я какое-то время подумала. Я безошибочно знала ответ, но его было непросто сформулировать в двух словах.

– Иногда мне кажется, что мое тело и душа не подходят друг другу.

– В каком смысле?

– Я почему-то представляю, что мое тело – стеклянная банка, а душа – светлячок, запертый внутри. Светлячок бьется о стенки, но никак не может выбраться. Мое тело – это ловушка или тюрьма, вот что я чувствую. Иногда у меня случаются дежавю… Всегда разные. Но в каждом я – не та, кого ты видишь. Я кто-то другой. Но я не вижу себя, только смутные образы и едва уловимые ощущения. И чего я боюсь больше всего на свете… Что где-нибудь в восемьдесят пять, лежа на кровати в подгузнике, я буду знать, чему равен логарифм от пятисот двенадцати по основанию восемь, но так и не узнаю, кто я.

Я думала, Вадим усмехнется или нахмурится, переспросит, силясь понять… Но в его взгляде мелькнуло что-то, что заставило меня посмотреть на него по-новому.

– Да, мне это знакомо, – сказал он. – До конца жизни сидеть в этой чертовой банке и не знать, что там снаружи. Ты права. Это действительно страшнее всего.

Я удивленно вгляделась в его лицо.

– Я думала, такие мысли только мне приходят в голову.

Вадим усмехнулся и пожал плечами:

– Да все мы одинаковые. Просто едим из разноцветных тарелок.

В воздухе что-то поменялось. Раньше между нами будто была черта, а сейчас я отчетливо видела нас обоих, стоящих на одной стороне.

В тот же вечер перед сном я села за стол и раскрыла тетрадку, куда однажды записала вопросы без ответов. Те самые: о том, кто я и почему так остро чувствую свое отличие от других. Разговор с Вадимом меня сильно загрузил, и я вернулась к записям, но решила не охватывать все вопросы, чтобы снова не растеряться и не сварить свой мозг. Выбрала самый легкий, на который можно логически порассуждать:

Когда появилось это отличие?

Я какое-то время снова и снова перечитывала строчку, напряженно думая.

Когда я впервые почувствовала, что со мной что-то не так?

Я написала: «В подростковом возрасте» – и поставила знак вопроса. Я ведь сразу вспомнила дискотеку в восьмом классе и то, как не смогла найти себе партнера. Но тут же я задумалась. А что было раньше? В пятом классе, в начальной школе? Как же это оскорбительное «лошадка» от девчонки с красным бантом? Значит, отличие было и раньше. Я зачеркнула строчку и написала ниже: «В школе?».

Но этот ответ меня тоже не устроил.

Года в три мне провели операцию. Я помню, как ехала на каталке. Было холодно. Мама шла рядом и держала меня за руку. Над головой проплывали звезды, которые сошлись в один ряд. Меня куда-то привезли. Над головой – лицо врача. У него была смешная маска, похожая на свиной пятачок. Он сказал мне считать. Я не помню, до скольких сосчитала, а проснулась уже с болью в паху. Я часто в мыслях возвращалась к тому моменту. Став взрослой, спросила у родителей. Они ответили, что мне провели урологическую операцию: мой сильно опущенный от природы мочевой канал задевал другие органы, причиняя боль при мочеиспускании. Канал подтянули, проблема исчезла. Ответ был логичным, я успокоилась и больше не поднимала эту тему, но в мыслях возвращалась к ней. Потому что что-то было и раньше, до трех лет. До операции. Как будто что-то было по-другому, но я не могла вспомнить что. Еще эта гормональная терапия, которая длится всю мою жизнь… Неужели все это не связанные друг с другом факты? На вопрос о гормонах родители и врачи отвечали скомканно и невнятно: «сбой», «высокий тестостерон», как будто это должно мне все объяснять.

Я снова зачеркнула. Ниже приписала новое:

При рождении.

Я думала дорисовать в конце привычный знак вопроса, но все же поставила неуверенную точку. Взбодрилась – уже что-то! Я впервые сдвинулась с места!

Я переоделась в пижаму и уже хотела нырнуть в кровать, но тут дверь открылась, и вошла Ника – тоже в пижаме. Вид у нее был немного смущенный.

– Можно?

– Конечно, входи.

Мы немного поболтали о какой-то отстраненной ерунде – вроде сериалов или как достала школа. Я понимала, что Ника к чему-то клонит, хочет сказать что-то важное, но не решается. И вот время было уже совсем позднее, но мы все не расходились, хотя мама уже второй раз заглянула в комнату и напомнила про сон. Ника плела мне косу.

– Прости, что накричала на тебя тогда, – наконец сказала сестра. – Не знаю, что на меня нашло. Я просто псих. Мне очень стыдно, ты ведь не виновата.

Ох, если бы ты знала, Ника, как сильно я виновата…

– Тебе не за что извиняться, Ники. Я не обижалась на тебя.

– Тебе какую сделать? Рыбий хвост или перевернутую?

– Все равно. Ник, да вообще зачем? Мы все равно скоро спать, а завтра я распущу…

– Ничего, я хотя бы сфоткаю.

Какое-то время мы молчали, Ника увлеченно переплетала прядки, а я тонула в мрачных мыслях о том, что обманываю сестру.

– Я вот подумала… – тихо сказала она. – В следующем году Вадим поступит в Военную академию. – Ника сделала многозначительную паузу.

– Да, вроде он собирается, – осторожно сказала я, чтобы пауза не переросла в неловкое молчание.

– И там они ведь весь первый год будут жить в казармах?

– Вряд ли им выделят пятизвездочный отель. Максимум три звезды.

– И даже без басика? – Ника поддержала шутку.

– Без басика, зато питание «все включено».

– А как мы тогда будем видеться? – спросила Ника с тоской, теребя пальцами мои волосы.

У меня защемило сердце. Ника думала о будущем с Вадимом. О том будущем, которое никогда не наступит, а мне сейчас снова придется ее обманывать…

– У них будут увольнительные, в увалы они могут выходить.

– А как часто будут увольнительные? – с надеждой уточнила Ника.

– По идее, раз в неделю, но я не уверена.

Я давала ложные надежды. Я слышала от выпускников прошлого года, поступивших в ту же академию, что увалы раз в неделю – это только на бумаге, а в реальности они гораздо реже. Но это была маленькая ложь, она ничего не стоила и терялась на фоне большой лжи, которой мы с Вадимом кормили Нику уже больше месяца.

– Я не представляю, как это, це́лую неделю не видеть Вадима, – грустно вздохнула сестра. – Не обнимать его, не целовать. Целых семь дней. Это ужасно, я не переживу.

– У вас с ним настолько все классно? – спросила я осторожно.

Я встревожилась. По идее, Вадим уже давно должен был начать реализовывать свою часть сделки, и Ника должна была сейчас как минимум жаловаться мне на то, что ее парень стал сморкаться в рукав и мочиться на дорожные знаки. Но сестра продолжила вдохновленно щебетать:

– Все офигенно, Сим. Ты не представляешь. Я никогда ничего подобного не чувствовала. Блин, я, наверное, сейчас кажусь влюбленной идиотиной, блюю тут на тебя радугой, – сестра хихикнула. – Но ведь я и правда такая. Я – влюбленная идиотина!

Я нахмурилась. Хорошо, что я сидела спиной к Нике и сестра не видела мое обеспокоенное лицо. Неужели Вадим забил на наш уговор? Неужели он обманывал нас обеих?

* * *

На большой перемене мы с Ирой сидели в буфете и за кофе и салатом с соленой горбушей готовились к биологии. Нам задали липиды. Ира делала таблицу, а я рисовала клеточную мембрану.

– Твоя мембрана похожа на вкусный тортик, – хихикнула Ира.

– М-м-м… Ты права. На муссовый торт «Облако». Мы такой Нике на день рождения покупали, вкуснятина.

– Ну вот, я захотела пирожное. – Ира подняла голову и посмотрела на витрину, в которой красовалась выпечка. – Взять, что ли?

– Ты табличку сначала закончи, скоро звонок.

Ира вздохнула и вернулась к заданию.

– Фосфолипиды – это сложные или простые липиды? – спросила она.

– Сложные, – ответила я, раскрашивая фиолетовым карандашом протеиновый канал.

– Сим, можно тебя на секунду? – раздался сзади голос Вадима.

– Вообще-то мы заняты. Скоро звонок, а нам надо закончить, – сказала я резко.

– Иди, я дорисую тебе, – сказала Ира и придвинула к себе мою тетрадь.

– Сегодня все в силе? – спросил Вадим, когда мы отошли в сторону.

– Что? – Я сделала вид, что не понимаю.

– Свидание.

– Свидание? Это теперь так называется? – Я картинно подняла брови. – Не знала, что заставлять девушку делать то, что ты хочешь, под угрозой шантажа – это называется свидание.

Вадиму будто по лицу ударили.

– Зачем ты так? – Он поморщился, как от боли.

– Что не так? Я же правду говорю.

– Ну так что? Ты пойдешь со мной?

– Нет, – спокойно сказала я.

– Почему? – удивился Вадим. Он успел отвыкнуть от отказов.

– Потому что ты не выполнил свою часть сделки. С начала нашего уговора уже прошло больше месяца, Вадим, а Ника до сих пор поет в ду́ше «Между нами любовь» Мне кажется, ты и не собирался рвать с ней, просто тянешь время, надеешься своими стейками привязать меня к себе. Стейки, конечно, бомбические, но люди не влюбляются за еду. Это так не работает.

В растерянности Вадим запустил руку в волосы и взъерошил прическу.

– Я пытаюсь, Сим. Честно. Но это сложно. Прошу, просто подожди еще немного. – Он смотрел на меня с мольбой.

– Мне надоело, Вадим. Ты меня обманываешь, я больше не хочу быть твоей собачонкой на поводке. Просто забудь о нашем уговоре, – бросила я и развернулась, чтобы уйти.

– Ты хорошо подумала? – голос был мягким, но угрожающим, с властными нотками. Я остановилась в недоумении. – А я ведь могу влиять на Нику.

Я снова повернулась к Вадиму, чувствуя, как тело сковал липкий страх.

– Что ты имеешь ввиду?

Вадим смотрел на меня испытующим взглядом. Следующие его слова звучали глухо и спокойно, речь была неторопливой, но жуткий смысл слов пробирал до дрожи.

– Ника классно шутит. Зачем ей школа? Кому сейчас вообще нужно образование? Разве кому-нибудь из нас пригодятся логарифмы и интегралы, чтобы оплатить ипотеку? Выбить квоту на операцию для мамы? Устроить ребенка в детский сад? Разве хоть кто-нибудь из нас, лежа на кровати в подгузнике в восемьдесят пять, придет к выводу, что да, логарифмы и интегралы действительно сделали его счастливым человеком? – Вадим покачал головой. – Если бы не школа, у нее было бы больше времени готовить номера, оттачивать юмор. Ее призвание – стендап.

Я дала Вадиму пощечину. Он не ожидал этого. Спокойствие во взгляде сменилось яростью; он схватил мою руку, сжал до боли и дернул меня на себя. Его губы задрожали. Он думал, что прав. Что сильнее. Что победа – на его стороне.

– Ты моя, Серафима. Думай что угодно, делай что угодно. Но ты не сможешь это изменить.

Раздался резкий звук отодвигаемых стульев, а потом по помещению, словно гром, прокатился голос, от которого мои колени вмиг подогнулись.

– Пусти ее!

Оказывается, за перегородкой, у которой стояли мы с Вадимом, сидели Артем и Лиза. И Артем видел нашу ссору.

Артем подлетел к Вадиму в один миг – как гребаный Эдвард Каллен к Белле на школьной парковке – и, отшвырнув его от меня одним движением, встал между нами.

Глава 11
Максим

– Кофе налить? – спросил Вадим Женю.

– Да, спасибо, – ответила она, не сводя глаз с моего воротника с левой стороны.

Мне хотелось незаметно его отряхнуть – чего она туда смотрит? Что там такое? Смотрит и скалится, смотрит и скалится… Как будто там написано, что я ночевал с Вадимом.

– Как провела время?

Женя наконец отвлеклась от моего воротника и посмотрела на брата. Я незаметно отряхнул плечо и шею с левой стороны.

– Ничего особенного, тихо так посидели, по-домашнему. – Женя отхлебнула кофе.

– Вас сколько было?

– Человек двадцать.

– Это называется «тихо и по-домашнему»? – хмыкнул Вадим и сел к нам за стол.

Женя улыбнулась.

– Ну, Вадик, у нас с тобой разные представления о тишине и уюте. А вы как провели время? Тихо и уютно? Или бурно и шумно? – Женя снова уставилась на мое левое плечо.

Я поперхнулся кофе и еле подавил кашель. Сделал вид, что не понимаю подкола. А вот Вадим сразу нашелся:

– Макс час назад пришел. У нас парный реферат, сдавать на неделе, вот, план писали.

Покопавшись в бумагах на подоконнике, Вадим достал какой-то лист и протянул мне. Женя снова оскалилась – черт, она не поверила. Я похолодел. Она же может все рассказать Кристи, а та Артему…

Я допил кофе. Больше оставаться тут мне не хотелось.

– Ладно, Вадим, вроде все накидали, я пойду.

Он протянул мне часть бумажек.

– Тебе тогда первый и четвертый пункты, а мне второй и третий.

Женя внимательно наблюдала за нашей игрой, а я с надеждой посматривал на нее – вроде все же поверила! Или нет?

– Макс… – начала она.

– Что? – Я чуть не взвыл от безнадеги.

– У тебя футболка задом наперед, ты в курсе? – Женя сощурила глаза, и я понял, что вот, наконец, я и достиг его – десятого уровня моего трындеца.

Я быстро шел домой, радуясь заморозкам – щеки пылали, и вообще я весь горел. Было приятно немного охладиться. Температура на улице позволяла мыслить трезво. Домой не тянуло, хотелось еще немного побыть на холоде. Я сел на качели во дворе, прижал пылающую щеку к железным прутьям. Кайф!

Так. Когда придет Артем, я скажу ему то же, что Вадим сказал сестре: у нас парный реферат, и мы действительно встретились утром, чтобы распределить задания. Я посмотрел на лист бумаги в руках – действительно, с намеченным планом реферата. Вот только у каждого был свой, без парных заданий – это будет единственная ложь. Ну, не единственная… О том, что я ночевал у Вадима, я промолчу. Это можно посчитать молчанием во благо – Вадим же сказал, что ничего не было, так что нельзя считать это изменой. Но на душе все равно скребли кошки.

Дома я зашел в ванную и первым делом принял душ. А потом посмотрел в зеркало – вспомнил, что Женя все пялилась мне куда-то на воротник. На плече я ничего не обнаружил, зато на шее слева красовался большой красный засос. Горло сжало. Да что за черт? Я стал стирать – может, это просто пятно? Ни черта подобного. Засос оставался засосом и никуда не делся от моих жалких попыток его уничтожить. Да как так? Вадим же сказал, что между нами ничего не было… Наврал? Но зачем? Неужели… Все же что-то было? Как я допустил такое? Где были мои мозги?

Хотя я только что вышел из душа, я казался себе очень грязным. Хотелось постоять под кипятком и долго-долго тереть себя. Как я мог поступить так низко?

Я изменил Артему.

Я тяжело вдохнул и выдохнул, пробуя на языке горький вкус измены. Выдох получился прерывистым – горло сжало, воздух выходил с дрожанием. Я обманул и предал самого близкого и любимого человека. И сейчас мне больше всего на свете хотелось улететь на безжизненную планету и мучительно там сдохнуть.

Я не знаю, сколько я простоял, коря себя за проступок, о котором, по сути, мало что знал… а потом вернулся к реальности. Разберусь с проблемой позже. Сейчас же Артем придет, надо что-то сделать… Шарф, что ли, надеть? Скажу ему, что горло болит. Не, слишком палевно. Может, тогда водолазку? Но вроде все водолазки остались дома, сюда я ни одну кофту с горлом не перевозил. Да что же делать?

Я постучался к Насте и Славе. Настя открыла дверь.

– Насть, можешь дать мне тональник?

– Тональник? А зачем? Ой, вижу… Тут тебе не тональник, а консилер нужен… Сейчас подожди… – Она юркнула за дверь и через полминуты протягивала мне тюбик. – Вот, держи.

– Спасибо. Только это не то, что ты подумала, я…

Настя меня оборвала.

– Макс. Это не мое дело. И оправдания трать не на меня. Но с консилером от «Эффин» они тебе могут и не понадобиться. – Она улыбнулась. Прямо сценка из рекламного ролика, блин. – Пока у себя оставь, тебе еще неделю он точно пригодится.

Я зашел в ванную, замазал засос. Эффект крутой! Как будто ничего и не было. Затем я позвонил Вадиму и сказал, чтобы спустился в магазин – мне не терпелось узнать о засосе. Только я надел куртку и шапку и собрался выйти из квартиры, как дверь открылась с другой стороны. На пороге стоял Артем.

– Привет. А ты куда это? – удивился он.

– Привет. Да я в магаз быстро.

– Зачем? Вроде пельмени еще остались?

– От пельменей уже тошнит. Яичницу хочу, а яйца кончились, – соврал я.

– Так, может, попозже вместе сгоняем? – предложил он. – И прогуляемся, погода нормуль, вроде солнце, а то завтра снегодождь обещают. Только я резвым кабанчиком в душ и пельмешек заточу.

– Да не. Я сейчас, по-быстрому. – Не дав ему времени на ответ, я вышел из квартиры. Хотелось побыстрее сбежать и какое-то время не попадаться Артему на глаза. Хотя бы до тех пор, пока не выясню всю правду.

Вадим жил в том же доме, где находилась «Пятерочка». Я нырнул под зеленый козырек. Хм. Мне кажется, или раньше двери магазина всегда были красными?

В магазине мы с Вадимом ходили между полками и разговаривали.

– Так чего такая скрытность? – спросил он, кладя себе в корзину острый кетчуп.

– Ты сказал, ничего не было! А сегодня я увидел, – сказал я.

– Что увидел?

– Засос, – прошептал я.

– Засос? Где? У тебя не было никакого засоса. – Он стал рассматривать мою шею.

– Я сейчас замазал его. Как не было, если был? Думаешь, я сам его себе поставил? Пылесосом? – Я положил в свою корзину бутылку кефира.

Мы поравнялись с морозильной камерой. Вадим взял пачку замороженных овощей, а я повертел в руках упаковку пельменей «Красная цена» за 45 рублей. Интересно, насколько это радиоактивно?

– Ну, извини, с поцелуем соврал, не хотел, чтобы ты потом мучился и винил себя. Потому что виноват только я, – признался Вадим.

– Что еще было? – зашипел я и поменял «Красную цену» на «Бульмени».

– Пара поцелуев и все. Честно. – Я пытался уловить очередной подвох, но казалось, Вадим говорит искренне. – Клянусь, – добавил он, увидев, что я подозрительно на него смотрю.

Я машинально прихватил еще пачку «Бульменей».

– Женя не сдаст? – спросил я, когда мы подошли к овощному отделу. Я набирал в пакет помидоры, Вадим – картошку.

– С чего ты решил, что она в курсе? – удивился он.

– Она все утро таращилась на мою шею с этой стороны.

– Да не могла она. Не было у тебя там ничего, Макс. Я не видел. Я бы тебе сказал перед тем, как Женю впускать. Когда ты увидел… это?

– Дома, после душа.

– После душа? Думаю, в этом все дело. После ванны обычно все прыщи и пятна краснеют. Так что дома у тебя точно ничего не было, – твердо сказал он.

Мы подошли к кассам и встали в очередь.

– Уверен?..

– На сто процентов! Я бы заметил. Я подмечаю такие вещи. – Вадим стал выкладывать на ленту продукты.

Я вспомнил, как он отдал мне морковный салат. И правда. Хм. Я ведь действительно заметил засос только после душа. Смотрелся ли я в зеркало раньше? Наверное… Должен был. И ничего не заметил, значит, Вадим прав, и Женя разглядывала что-то другое.

– Но Женя так толсто намекала на то, что мы ночью вдвоем были… – вспомнил я.

Вадим улыбнулся:

– Да она любит меня подкалывать, не парься. Она не в курсе, гарантирую.

Вадим меня успокоил. Домой я возвращался в радостном настроении. Ну, точнее, не знаю, можно ли назвать его радостным. Это как если бы мне сказали, что на мой дом упал самолет, родители попали в больницу, потом случилось наводнение и Радужный смыло… но позже добавили, что что-то напутали, наводнения, самолета и больницы не было, а на самом деле в дом влезли воры и выгребли все подчистую, пока родители были в гостях. Вроде бы беда – но после потока ужасных новостей, которые оказались ложными, кража уже не так чтобы расстраивает…

– И где яйца, Макс? – спросил Артем на кухне, заглядывая в пакет.

– Что? Какие яйца? – растерянно спросил я.

– Ты же за яйцами пошел…

– А, забыл.

– Забыл? И купил в итоге три пачки пельменей, от которых, как ты утверждаешь, тебя уже тошнит?

Вот блин! Схватил машинально…

– Они по акции были, – нашелся я.

Артем посмотрел на меня взглядом: «Макс-ты-точно-не-ударялся-головой?», а я улыбнулся, пожал плечами и послал телепатический ответ: «Ж – жадность!»

* * *

Я сидел за ноутбуком. Перед клавиатурой лежала раскрытая тетрадь: практически пустой лист с заголовком: «Московские газеты XIX века» и внизу – разлинованная таблица, прочерченная до конца страницы. В таблице заполнен единственный столбец с перечислением газет: «Московский телеграф», «Новости дня», «Современные известия». На каждую из газет нужно дать анализ, и с этим у меня полный ступор. Я просто сидел и стучал ручкой по столу: три быстрых удара, три с паузами, и снова три быстрых. «Сигнал SOS», – подсказал внутренний голос. У меня возникло смутное ощущение, что где-то я частенько его слышал, но не мог вспомнить где. Артем так точно не стучал.

Я искоса глядел то в экран, то на Артема. Он рядом рисовал картину.

– Что рисуешь? – Я видел непонятную зеленую размазню со светлым ореолом.

– Завтра узнаешь, – хитро ответил он.

Вдруг открылась дверь, и в комнату вошел Валера.

– Макс, ты свободен? Или готовишься? – Он кивнул на экран.

– Я закончил уже, – бодро сказал я, глянув на пустую таблицу. Артем подозрительно на меня посмотрел, но промолчал.

– Отлично! Украду тебя на пару часов. Очень нужно.

Я охотно вскочил, даже не спросив, в чем состоит помощь.

Сначала Валера привел меня в свое логово, то есть в шкаф. Я спросил, что нужно делать и буду ли я пособником в краже, но сосед успокоил меня и пообещал, что никакого криминала на мне не будет. Всего-то и нужно будет стоять в магазине у прилавков и выбирать косметику. Как потом оказалось, он меня обманул.

Внутри шкафа-комнаты стоял еще один шкаф, который уже использовался по назначению. Оттуда Валера вытащил ворох женских шмоток и несколько сумок, как потом оказалось, купленных в секонд-хенде, потому что Настя и Юля категорически отказались давать ему что-то из своего, пусть даже старое. Следом за шмотками Валера вытащил несколько париков и нахлобучил один – блондинистый – мне на голову, окинул меня взглядом критика из «Модного приговора», содрал парик и водрузил уже другой, рыжий. Улыбнулся и торжественно объявил, что рыжий – мой цвет. Шмотки я выбрал сам. Даже накатило какое-то приятное волнение. В двенадцать лет я примерил украшения сестры, а еще недавний Хэллоуин, где я был медсестрой… Кроме этих случаев, я никогда не пробовал перевоплотиться в девушку.

Я выбрал серые узкие брюки, футболку оставил свою – все равно у нас сверху будут куртки – и добавил к наряду коричневую сумочку. Валера выбрал штаны себе, а потом вывалил перед нами косметику. Я немного подкрасился. Руки дрожали, так сильно я волновался. Вышло неплохо. Валера даже похвалил, что у меня есть чувство стиля. Затем он вытащил из шкафа две женских куртки, одну – бежевую – дал мне. В коридоре висело большое зеркало, и к нему я подошел, только когда уже был при полном параде. Кеды я надел свои.

Отражение меня сильно удивило. Честно сказать, я ожидал увидеть комика или пародию, но увидел человека, который явно на своем месте.

В коридоре появился Артем. Увидев меня, он на какое-то время потерял дар речи. Затем взял себя в руки, улыбнулся и пошутил:

– Классная сумочка! Дашь погонять?

Дальше поглазеть на «шоу» вышли остальные соседи. По их лицам я понял, что сначала они хотели поиздеваться, но, увидев меня, передумали и все повторяли: «Макс, вау!», «Обалдеть!», «Тебе идет!» – и все в таком духе.

Я довольно улыбнулся: был рад, что не одному мне так показалось. Но все равно я смутился, стало как-то неуютно. Как будто тело хотело порадовать меня и преподнесло мне сюрприз, а я не любил сюрпризы.

От страха неприятно сдавило грудь. Мне же придется так выйти на улицу, на меня будут смотреть… А вдруг кто-то догадается, что я всех обманываю? Покажет пальцем. Закричит. Я поежился от стыда. Захотелось все сбросить и вернуться в привычный облик, но это было уже невозможно. Я не мог струсить, теперь предстояло идти до конца. К тому же… часть меня безумно хотела этого: выйти так на улицу, и чтобы все на меня смотрели! Один день побыть девушкой, пускай даже понарошку! В глубине души мне казалось, что это чертовски приятно и забавно, ничего страшного или стыдного в этом нет.