Текст книги "Ист-Линн"

Уилсон пожирала глазами Изабеллу – она никогда не видела женщины более уродливой, в особенности ее ужасали зеленые очки; что же касается одежды миссис Вин, то Уилсон с удивлением спрашивала себя, из какой мастерской могло выйти платье такого странного покроя. Осмотрев с головы до ног новую жительницу Ист-Линна, она удалилась.

Между тем Барбара прижимала ребенка к груди и осыпала его нежными поцелуями; потом, поднявшись с кресла и держа его на руках, она подошла к леди Изабелле.

– Видели ли вы когда-нибудь такого прелестного ребенка?

– Действительно, он прелестный, – ответила Изабелла, – но позвольте мне заметить, что он совершенно не похож на вас.

– Да, я знаю. Он живой портрет своего отца, моего возлюбленного мужа.

– В таком случае мистер Карлайль должен быть очень хорош собой, – осмелилась заметить бедная гувернантка.

– О да! Он очень красив, – согласилась Барбара, – а кроме того, добр, снисходителен и благороден; все относятся к нему с уважением. Скажу больше: он любим всеми, кто его знает. Знаете, – прибавила она, – весь Ист-Линн удивляется, как первая жена могла его покинуть, как она могла полюбить другого человека…

Леди Изабелла вздрогнула.

– Вы слышите стук колес? – вдруг воскликнула Бapбapa. – Это он… я не ошибаюсь, это его экипаж остановился у крыльца.

Как описать то, что почувствовала при этих словах несчастная женщина? Изабелла слышала, как входил Карлайль; она узнала звук его шагов; она снова увидела его перед собой, и наконец… О! Как выразить эту сцену и это горе! Ее глаза на минуту сомкнулись, чтобы не видеть нежного поцелуя, который Арчибальд запечатлел на устах ее соперницы.

Карлайль так торопился подойти к жене и ребенку, что, казалось, не заметил присутствия гувернантки. Барбара поспешила загладить эту забывчивость и тотчас представила мужу миссис Вин. Карлайль повернулся к ней с просьбой извинить его. Взгляд его на минуту задержался на Изабелле с удивлением и любопытством; потом он сделал шаг вперед и дружески протянул ей руку, приветствуя ее самыми сердечными словами. Леди Изабелла невольно привстала ему навстречу, но она с трудом держалась на ногах, дрожала и боялась быть узнанной. Тем не менее она взяла протянутую руку, ту самую руку, которая когда-то так крепко сжимала ее собственную; она тихо, почтительно пожала ее и, подавленная волнением, медленно опустилась в кресло.

Карлайль не мог не заметить болезненного вида и необыкновенной бледности их новой гувернантки. Он задал ей несколько вопросов о состоянии ее здоровья, спросил также, не слишком ли утомилась она во время путешествия.

Леди Изабелла ограничивалась самыми короткими ответами, стараясь скрыть свое волнение и избегая его взгляда. Между тем ребенок на коленях Барбары издавал оглушительные крики.

– Послушай-ка, дружище, – обратился к нему Карлайль, – кажется, тебе давно пора отправляться в постельку?

Ребенок, как бы поняв эти слова, спрятал свою белокурую головку на груди матери, затем снова приподнял ее и устремил веселый взгляд на отца. Карлайль взял его на руки, а затем посмотрел на леди Изабеллу, безмолвную свидетельницу этой радостной семейной сцены, и произнес:

– Не правда ли, прелестный ребенок, миссис Вин?

– Да, премилый, – ответила Изабелла. – Как его зовут?

– Артур.

– Артур Арчибальд, – поспешила прибавить Барбара. – Видите ли, миссис Вин, мне очень хотелось назвать его Арчибальдом, но, к сожалению, другой ребенок уже носит это имя.

Тут явилась Уилсон, чтобы отнести ребенка в детскую. Она еще раз устремила пристальный взгляд на леди Изабеллу, взяла ребенка из рук Карлайля и вышла, обернувшись еще несколько раз. После ее ухода Изабелла встала, чтобы в свою очередь удалиться. Барбара дружески пожала ее руку, а Карлайль пожелал ей доброго вечера и проводил до двери.

– Не правда ли, презабавная особа? – сказала Барбара, оставшись наедине со своим мужем. – Я никак не могу объяснить себе, зачем она носит эти ужасные зеленые очки. Они придают ей такой смешной вид.

– Странно, – прошептал Карлайль, задумавшись и как бы говоря с самим собой. – Странно, – повторил он. – В чертах ее лица есть что-то такое, что мне напоминает…

– Что напоминает? – спросила Барбара.

Он вдруг замолчал, и горькая усмешка мелькнула на его губах.

– О! Ничего, ничего! Это странная, невероятная мысль, Барбара. Мне нужно поговорить с тобой о многом другом.

Глава III
Тревога матери

На следующий день рано утром леди Изабелла уже стояла в дверях своей комнаты, прислушиваясь, не идет ли кто. Она не хотела ни с кем столкнуться. Еще вчера она заметила, как внимательно Карлайль посмотрел на нее. Он был для нее теперь так недосягаемо высок, она так истинно любила его – мужа другой! Итак, она должна была всеми силами избегать встреч с ним.

В ту минуту, как она стояла на пороге своей спальни, из комнаты напротив вдруг выбежал верхом на щетке прелестный мальчуган с красивым и смелым лицом, веселый и резвый, каким только может быть ребенок в пять лет. Это был ее собственный сын, ее маленький Арчибальд. Она узнала его по сходству с Карлайлем, но прежде всего по учащенному биению своего сердца. Не отдавая себе отчета в собственном поступке, увлекаемая материнским чувством, она устремилась навстречу ребенку, остановила его, подняла на руки, крепко прижала к своей груди и, задыхаясь от радости, унесла в свою спальню.

– Ты не должен бояться меня, дружок, – прошептала она, заметив испуг на лице ребенка, – я вовсе не злая, нет! Я очень люблю маленьких мальчиков!..

Несчастная мать со слезами на глазах принялась покрывать его поцелуями. В это время в комнату вошла Уилсон, остановившись при виде столь странной сцены. Леди Изабелла поспешила выпрямиться; она поняла, каким непонятным должно казаться ее поведение.

– Видите ли, – проговорила она, как бы оправдываясь, – я очень люблю маленьких детей, а этот мальчик, – прибавила она, зарыдав, – напомнил мне моего собственного ребенка, которого я похоронила. Вы, конечно, понимаете это чувство?

Уилсон из вежливости кивнула, но в глубине души осталась убежденной в том, что новая гувернантка слегка тронулась рассудком. Обменявшись с ней несколькими фразами, Уилсон обратилась к маленькому Арчибальду, который не без любопытства смотрел на зеленые очки леди Изабеллы.

– Зачем ты убежал, негодный мальчишка? – строго прикрикнула на него Уилсон. – Зачем ты унес щетку? Ведь я запретила тебе ее брать; подожди, вот я скажу твоей маме.

С этими словами Уилсон довольно резко встряхнула его, крепко схватив за руки.

– О, прошу вас, – взмолилась Изабелла, – не делайте ему больно.

– Больно? – повторила служанка. – О! Вы его еще не знаете! Это настоящий маленький проказник!..

Уилсон вскоре увела мальчика из комнаты, оставив Изабеллу наедине с ее горем, с ее тоской и бешенством, которые она теперь испытывала при одной мысли, что не может выпроводить эту служанку со словами: «Этот ребенок мой, не смей бить его!..»

Она спустилась в свою приемную. Завтрак был уже готов, и в комнате вместе с Джойс находились и двое других детей леди Изабеллы. Заметив гувернантку, Джойс тотчас вышла.

Люси, старшая из детей, была очень милой и грациозной восьмилетней девочкой, а Уильям – худеньким мальчиком с болезненным цветом лица. Оба они поразительно походили на свою мать, по крайней мере на ту, какой она была прежде: у обоих были такие же нежные черты лица и задумчивые выразительные глаза. Изабелла хотела поцеловать их, но не посмела этого сделать из боязни выдать себя; она заставила свое сердце замолчать. Между тем Люси не сводила с нее глаз, а Уильям, менее пугливый и застенчивый, чем его сестра, обратился к ней с вопросом:

– Это вы наша новая гувернантка?

– Да, и надеюсь, мы подружимся.

– Почему нет? Мы всегда дружили с мисс Мэнинг, нашей прежней гувернанткой. Знаете, – продолжал он все тем же доверчивым тоном, – я скоро начну учить латынь. Да, как только перестану кашлять. А вы могли бы научить меня латыни?

– Увы, нет, – ответила Изабелла, – я плохо знаю этот язык.

– И я не удивляюсь этому. Папа сказал, что вы наверняка не знаете латинский язык, и пообещал поговорить с мистером Кэном – не возьмется ли он преподавать мне этот предмет.

– С мистером Кэном? – повторила леди Изабелла. – Мистер Кэн, учитель музыки?

– Ах! Так вы его знаете? – удивленно воскликнул мальчик.

При этом вопросе краска залила щеки леди Изабеллы; она поняла, что совершила еще одну оплошность, и, чтобы загладить ошибку, вынуждена была прибегнуть ко лжи.

– Нет, – ответила она, – я его не знаю, но мне говорили о нем.

– Это чудесный человек, – продолжал мальчик, – и вдобавок ко всему знает латинский. С тех пор как уехала мисс Мэнинг, он давал нам уроки музыки. Мама очень хотела этого.

«Мама» – это слово, относившееся к Барбаре, отозвалось болью в сердце Изабеллы.

– Вы завтракаете только хлебом с молоком? – спросила она, заметив, что едят дети.

– Как придется, – ответил Уильям, – один день нам дают хлеб с молоком, другой – хлеб с маслом или с медом, хотя тетя Корнелия и выражала желание, чтобы мы постоянно ели хлеб с молоком, – она уверяет, что таким образом воспитывала папу.

– Да, – наконец присоединилась к разговору Люси, – но это нисколько не мешало папе давать мне крутое яйцо, когда я с ним завтракала.

– А теперь вы больше с ним не завтракаете?

– О да, мы перестали завтракать с ним с тех пор, как приехала наша новая мама.

Когда завтрак окончился, леди Изабелла начала расспрашивать детей, сколько времени они занимаются и сколько отдыхают. В то время как она с ними разговаривала, в передней неожиданно раздался голос Карлайля. Люси устремилась к двери.

– Останьтесь, останьтесь здесь, Изабелла! – невольно вырвалось у гувернантки.

– Что? – спросил Уильям удивленно. – Вы, кажется, назвали ее Изабеллой? Это не ее имя. Ее зовут Люси.

– Да-да, – прошептала несчастная женщина в страшном волнении.

– Да, меня действительно зовут Изабеллой, – проговорила Люси, – но как вы это узнали? Меня никто не называл Изабеллой с тех пор, как ушла моя мама, моя настоящая мама.

– Так ваша мама ушла? – спросила леди Изабелла, вся дрожа.

– Да, – ответила девочка, – ее у нас украли.

– Украли?

– Да, украли. У нас гостил один человек, очень злой человек, которого папа приютил в замке. Так вот этот человек однажды уехал и увез с собой маму. С тех пор папа не хочет, чтобы меня называли Изабеллой.

– А как же вы это узнали?

– Папа при мне просил Джойс называть меня Люси, а Джойс передала это другим горничным… Нашу настоящую маму звали Изабеллой, и мы ее очень любили; но после того, как она ушла, Уилсон и тетя Корнелия запретили нам любить ее. Уилсон сказала нам, что если бы мама нас любила, то никогда не покинула бы.

– Как! – возмутилась несчастная мать. – Как Уилсон посмела говорить такое!

– Да, она думает, что если мама позволила себя украсть, то потому, что хотела этого. Но я не верю. Я думаю, что тот человек сильно бил маму, чтобы заставить ее покинуть нас. Теперь она умерла; я не знаю, отчего именно, но думаю, что от ударов того человека.

Разговор этот был прерван неожиданным появлением Джойс, которая предложила леди Изабелле проводить ее в классную комнату. Леди Изабелла встала и в сопровождении Люси и Уильяма отправилась в вышеупомянутую комнату на втором этаже. Только она села за стол, как перед ней появилась Барбара и начала объяснять ей, какого рода системы следует придерживаться при обучении ее детей. Правда, она высказывала свои мысли на этот счет самым почтительным и любезным тоном, тем не менее это были приказания. Сколько раз леди Изабелла готова была перебить ее – до такой степени сердце ее восставало против ее воли, а гордость чувствовала себя оскорбленной.

В тот же день вечером, когда Изабелла сидела с детьми в предназначенной для нее комнате, Уильям сильно раскашлялся. И вновь материнское чувство вырвалось наружу. Бедная женщина привлекла к себе ребенка, нежно прижала его к своей груди и осыпала поцелуями. В эту минуту Карлайль, услышавший кашель Уильяма, вошел в комнату.

Взглянув на него, Изабелла страшно смутилась и дрожащей рукой отстранила от себя маленького Уильяма.

– Зачем же вы его оттолкнули? – произнес Карлайль, растроганный ее нежностью. – Вы любите детей, я очень рад, это говорит в вашу пользу.

Что она могла ответить? Из ее горла вырвалось несколько бессвязных слов, затем, смутившись еще больше, она отошла в самый темный угол комнаты.

Карлайль внимательно посмотрел на Уильяма. Мальчик уже не кашлял, но казался изможденным, и на лице у него появился лихорадочный румянец.

– Миссис Вин, – сказал Карлайль, – после ужина приходите, пожалуйста, с Люси в гостиную. Нам очень хочется послушать, как вы поете.

Когда он вышел, Изабелла снова привлекла ксебе маленького Уильяма.

– Ты кашляешь и ночью, дружок? – спросила она.

– Да, иногда. Джойс всякий раз ставит варенье возле моей постели; когда я закашляюсь, то съем ложечку этого варенья, и мне лучше…

– Ты спишь один в комнате?

– Да, у меня собственная комната.

Леди Изабелла снова замолчала. Она размышляла о том, как ей ухаживать за больным ребенком, как устроить так, чтобы Уильяму позволили спать в ее комнате, возле нее.

– Дитя мое, – сказала она вдруг, – ты хочешь, чтобы твою постельку поставили в моей комнате?

– Не знаю. Зачем?

– Я стала бы за тобой ухаживать, подавать тебе все необходимое, а если бы пришел этот противный кашель, то я постаралась бы прогнать его. Да, дружок, я стала бы беречь тебя и любить, как любила тебя настоящая мама.

– Настоящая мама! – воскликнул Уильям. – Она не любила нас, она нас бросила!

– Это неправда. Что ты там болтаешь? – перебила его Люси гневным тоном. – Мама нас очень любила. Я знаю. И Джойс мне это говорила…

– Замолчи, Люси, ты говоришь глупости, – сказал Уильям.

Крупные слезы выступили на глазах Изабеллы.

– Дети мои! – тяжело вздохнула она. – Ваша мама любила вас, она очень, очень любила вас. Поверьте мне.

– Откуда вы это знаете, миссис Вин? – спросил Уильям, бойко вскинув голову. – Ведь вы ее никогда не видели, не правда ли?

– He видела, но я в этом убеждена, – настаивала несчастная мать, – потому что я нахожусь с вами всего лишь один день, а я уже люблю вас.

С этими словами Изабелла крепко обняла обоих детей и дала волю своим слезам.

– Отчего вы так плачете? – спросил Уильям.

Изабелла посмотрела на него и прошептала:

– Я плачу потому, что, глядя на тебя, думаю об одном маленьком мальчике, которого я похоронила. Ему было бы теперь столько же лет, сколько и тебе.

– А как его звали?

– Вильямом! – ответила она, не задумываясь ни на минуту.

– Вильям Вин! – произнес Уильям. – Его папа был французом, не правда ли? А он говорил по-английски?

– Да, говорил, – сказала Изабелла не без некоторого колебания. – Но пей же свой чай.

Позже Барбара, выйдя из-за стола, чтобы покормить своего ребенка, заметила маленькую Люси. Девочка стояла в дверях той комнаты, где находилась леди Изабелла.

– Можно нам теперь пойти в гостиную, мама? – воскликнула Люси.

– Да, – ответила Барбара, не останавливаясь, – и скажи миссис Вин, чтобы она также пришла и захватила с собой ноты.

В ту самую минуту, как миссис Вин собиралась войти в столовую, Карлайль столкнулся с ней в коридоре.

– Миссис Вин, – обратился он к ней, – разбираетесь ли вы в детских болезнях?

Изабелла уже намеревалась ответить «нет», но, к счастью, вовремя вспомнила, что ее считают матерью троих детей, которых она похоронила, и потому поспешила ответить:

– Да, сэр, немного.

– Не находите ли вы, – продолжал Карлайль, – что Уильям очень болен?

Нужно сказать, что мальчик в эту минуту не был со своей наставницей – его отослали в детскую спать. Что же касается Люси, то она уже сидела в гостиной.

– Я думаю, – ответила Изабелла, – что ему нужен особенный уход; по моему мнению, необходимо, чтобы кто-нибудь находился при нем постоянно, в особенности ночью. Если вы позволите, сэр, я с радостью возьму его всвою спальню. Можно перенести его кроватку и поставить рядом с моей.

– Благодарю вас за это предложение, – возразил Карлайль, – но я не могу принять его. Я не смею причинять вам такое беспокойство.

– О, это не причинит мне беспокойства. Кроме того, я успела горячо привязаться к этому ребенку.

– Вы очень добры, но, право же, это невозможно. Если необходимо, чтобы кто-нибудь спал с ним в одной комнате, то я поручу это кому-нибудь из слуг.

С этими словами Карлайль отворил дверь перед миссис Вин. Больше всего она боялась, что ее попросят сесть за фортепьяно и спеть что-нибудь. Ее могли узнать по голосу. Правда, он сильно изменился с тех пор, как случилась ужасная катастрофа на железной дороге, – она пришепетывала и растягивала слова, но странное дело: все эти недостатки исчезали, когда она пела.

Но тяжелое испытание на этот раз миновало ее; Барбара, вернувшись в гостиную к мужу, села за фортепьяно и играла до тех пор, пока не доложили о приходе гостя. Гостем этим был сам почтенный судья Гэр.

– Какой приятный сюрприз! – воскликнула Барбара. – Миссис Вин, позвольте представить вам моего отца.

Леди Изабелла и судья обменялись поклонами. Затем Изабелла уединилась в своей комнате и погрузилась в печальные думы. На часах пробило десять. Она огляделась вокруг, затем нетвердыми шагами добрела до лестницы и спустилась на этаж ниже, опираясь на перила. На площадке она встретила служанку Сару и остановилась, озаренная новой мыслью.

– Скажите, пожалуйста, – обратилась она к служанке, – где комната маленького Карлайля?

– По коридору направо, – ответила та.

Леди Изабелла подождала с минуту, потом, уверившись в том, что служанка ушла, на цыпочках вошла в комнату, где спал ее возлюбленный ребенок. Она подошла к постели. Уильям спал; на лице его отражалось страдание, а тонкие руки были сложены на груди. Возле постели на маленьком столике стоял стакан со сладкой водой и блюдечко с вареньем.

Изабелла упала на колени возле постели ребенка, склонила голову к подушке, прислушиваясь к его дыханию. Бедная мать плакала.

– Боже милосердный! – раздался вдруг чей-то резкий и звучный голос. – Я подумала, уж не горим ли мы?

Резкий голос принадлежал Уилсон. Она увидела свет в комнате Уильяма и, испугавшись, прибежала. Услышав ее восклицание, леди Изабелла быстро выпрямилась.

– Я… я… я сидела возле Уильяма, – пробормотала она. – Мистер Карлайль… очень… беспокоился сегодня вечером. Ребенок действительно казался больным… очень больным…

– Напрасно вы тревожитесь, – ответила Уилсон, – болезнь вовсе не опасна.

– Будем надеяться, – прибавила леди Изабелла. – Будем надеяться! – повторила она, поспешно удаляясь.

– Спокойной ночи, миссис Вин, – произнесла Уилсон, провожая ее взглядом. – Я решительно не понимаю эту женщину! – пробормотала она себе под нос. – Право, я начинаю думать, что у нее голова не в порядке!

Глава IV
«Вспомни обо мне»

Судья Гэр отправился в Лондон в сопровождении мистера Риннера. Миссис Гэр, приняв приглашение Карлайлей, поселилась на время со своей дочерью. Однажды вечером после ужина, на котором присутствовала также мисс Карлайль, леди Изабелла, не в силах больше выносить пристальный взгляд старой девы, отказалась последовать за всеми в гостиную и, сославшись на сильную головную боль, удалилась в свою приемную.

Миссис Гэр, почувствовав глубокую симпатию к новой гувернантке, последовала за ней.

– Мне, право, грустно видеть вас больной, – проговорила эта добрая и сердечная женщина, садясь возле леди Изабеллы.

– Благодарю… благодарю вас, – ответила та, – сегодня я действительно чувствую себя очень плохо.

Наступила минута молчания. Миссис Гэр с сочувствием разглядывала леди Изабеллу. Казалось, она понимала, что огорчения, а не годы состарили это молодое лицо, убелили эту голову, и ей почему-то захотелось расспросить гувернантку о прошлом, о причине ее несчастий и страданий.

– Вы испытали много горя, – начала она своим тихим мелодичным голосом. – Моя дочь рассказывала мне, что вы потеряли своих детей, лишились положения, занимаемого вами в свете. Это поразило меня, глубоко поразило. Мне бы так хотелось вас утешить.

Услышав эти слова, полные самой искренней нежности, Изабелла не смогла сдержать чувств; из груди ее вырвался горестный стон, и она закрыла лицо обеими руками. Крупные слезы покатились по ее впалым щекам.

– О, не жалейте меня! – воскликнула она. – Не жалейте меня, дорогая миссис Гэр! На этом свете, – прибавила она с горькой улыбкой, – есть существа, рожденные для страданий!

– Все мы рождены для страданий, всех нас ожидают бо`льшие или меньшие испытания. И я также не избежала общего закона… Никто и представить себе не может, сколько горя и тревог испытало мое несчастное сердце!

– Да, вы правы, но есть страдания, которые нельзя выразить, страшные, ужасные страдания, которые не убивают, а медленно подтачивают наше сердце и которые мы должны безропотно переносить…

– На долю каждого из нас приходится много тяжелых дней, – произнесла старушка. – Одни с самого рождения испытывают физические муки, другие всю свою жизнь больны душой. Страдания очищают душу христианина. Так мы смягчаем справедливый гнев Божий и обретаем спокойствие за пределом нашей жизни.

– О! Это моя единственная надежда, мое единственное утешение…

– Вы похоронили своих детей, – продолжала миссис Гэр, – признаюсь, это ужасное испытание. А представьте себе ту муку, которую испытывает мать, видя, что ее ребенок обесчещен и отвергнут обществом? Ах, поверьте, каждая из нас несет свой крест; жизнь полна страданий.

– Но есть и исключения, – заметила леди Изабелла, – есть люди, жизнь которых не омрачает ни одно облачко.

– Я не знаю таких; счастья – безусловного счастья, я хочу сказать, – не существует в мире.

– Взгляните на мистера и миссис Карлайль. Разве они не счастливы? – произнесла Изабелла отрывисто.

– Да, миссис Карлайль счастлива, я с радостью могу подтвердить это, – сказала миссис Гэр с улыбкой. – До сих пор ничто не нарушало ее счастья. Но вы жестоко ошибаетесь, если думаете, что мистер Карлайль никогда не знал горя. Напротив, он перенес тяжелое испытание. Его первая жена покинула его… и его, и детей. Это было тяжкое потрясение в его жизни, потому что он горячо любил эту женщину и отдал ей всю свою любовь.

– Ей, вы говорите? Но в таком случае Барбара…

Едва леди Изабелла произнесла эти слова, как поняла, до какой степени она забылась. Она, простая гувернантка, осмелилась назвать миссис Карлайль одним ее именем!

К счастью для нее, миссис Гэр не заметила этого.

– Барбара, – с живостью продолжала она, – только унаследовала ту любовь, которую Карлайль всецело отдавал своей первой жене. О! Леди Изабелла была таким прелестным созданием! Я всегда чувствовала к ней необыкновенное расположение и, несмотря на все, что произошло впоследствии, не могу разлюбить ее. Очень многие возмущались ее поведением, но во мне оно возбудило только сострадание. Это была славная пара: она – такая очаровательная и грациозная, он – такой благородный и добрый!

– И она решилась расстаться с ним, покинуть его! – проговорила Изабелла с отчаянием. – Отказалась от такого блаженства, от такого счастья!

– Да, но не будем больше говорить об этом, это слишком грустная тема для разговора. Следствием ошибки леди Изабеллы стало счастье моей дочери. Но леди Изабелла страдала, очень сильно страдала…

– Откуда вы знаете? Кто вам рассказал о ней? – воскликнула гувернантка с лихорадочным нетерпением. – Неужели Фрэнсис Левисон?

– Фрэнсис Левисон? Да что он мог сказать? Что он нарушил свое слово и отказался жениться на леди Изабелле?.. Лорд Моунт-Сиверн виделся с ней; он отыскал ее в одном швейцарском городке, где она жила, убитая горем, больная, состарившаяся от угрызений совести и мучительного раскаяния. Теперь она уже умерла, и, надеюсь, Господь облегчил ее страдания еще при жизни…

– А как мистер Карлайль воспринял известие о ее смерти?

– Не знаю. На глазах у других он сохранял свое обычное достоинство. Никто не мог прочесть того, что было у него в душе… Но, кажется, в гостиной, – прибавила миссис Гэр, по-видимому, желая прекратить этот разговор, – меня уже могут хватиться.

– Я сейчас же пойду и узнаю, – воскликнула Изабелла, воспользовавшись удобным предлогом, чтобы дать волю слезам.

С этими словами она вышла из комнаты и машинально добрела до гостиной. Там никого не было. Из соседнего будуара доносились мелодичные звуки фортепьяно. Напев показался ей знакомым, вскоре она узнала и романс: это был тот самый романс, который она когда-то пела и который так любил Карлайль.

Леди Изабелла чуть слышно, затаив дыхание, подошла к полуотворенной двери и остановилась. Она видела сидевшую за фортепьяно Барбару и Карлайля, опиравшегося на спинку ее стула. Барбара пропела первые слова этого чудесного, разрывающего душу романса; голос ее не был так звучен и силен, как голос леди Изабеллы, но все равно это был прекрасный голос. Гувернантка слушала ее со слезами на глазах.

«Когда другие уста и другое сердце будут говорить тебе о любви с увлечением и восторгом, тогда, быть может, эти самые звуки пробудят в душе твоей воспоминание о прошлых, радостных днях. О, вспомни тогда обо мне! Вспомни обо мне!»

Изабелла невольно прикрыла глаза и предалась воспоминаниям о молодости. Наконец голос замолк, последние ноты мало-помалу затихли, и в доме снова воцарилась тишина. Изабелла, словно пробудившись ото сна, огляделась вокруг.

Барбара подняла на Карлайля свои прекрасные голубые глаза, исполненные любви, и Карлайль протянул руки, чтобы обнять ее. Изабелла поспешно скрылась.

В воскресенье она должна была сопровождать семейство Карлайлей в церковь Святого Иуды. Во время службы она оставалась безмолвной, не смела поднять глаз, боясь, что кто-нибудь узнает ее. Никогда служба не казалась ей до такой степени длинной.

На обратном пути они прошли через кладбище. Вот перед ней могила ее отца: она не смеет даже остановиться, не смеет взглянуть на нее – так сильно душат ее слезы, и, стараясь сдержать их, она шепчет: «О! Почему я сама не лежу в этой могиле? И зачем я сюда вернулась?»