Текст книги "Прошлое мстит"

Глава восьмая

Нелл

Декабрь 1969 года

– Нелл, мы опаздываем на автобус! – воскликнул Бобби, хватая сестру за руку и увлекая за собой. Они слышали, как Молли лаяла около курятника. – Да что такое с этой собакой? Она лает уже несколько часов.

– У меня очень болит живот, Бобби!

– Да ладно, Нелл, ты просто слегка простыла, – произнес Бобби. Пар от его дыхания вырывался белыми клубами, покрытая настом земля хрустела под ногами. – Нам нельзя снова опаздывать, меня накажут!

Нелл зевнула. Вчера ей потребовалась целая вечность, чтобы заснуть, поскольку кашель становился сильнее, а потом петух Кристофер разбудил ее на рассвете своим криком, и она услышала странные звуки в коттедже. Прислушиваясь к приглушенным звукам, стараясь понять, что это такое, Нелл обернулась и увидела Бобби, мирно спящего в своей постели. Одеяло брата двигалось вверх и вниз в такт его дыханию, зрелище, которое всегда ее успокаивало.

Нелл медленно откинула одеяло и вылезла из постели, сжимая в руках плюшевого мишку, пытаясь найти источник звука, который теперь становился громче. Осторожно ступая по скрипучим деревянным половицам лестничной площадки, стараясь не кашлять, она увидела, что отца в спальне нет. Его кровать была застелена, но на улице было темно, и он не разбудил Бобби на дойку, а это означало, что утро еще не наступило.

Разве вчера вечером отец не вернулся домой? Нелл остановилась, прислушиваясь к звуку, и наконец поняла, что кто-то плачет. Но где? Инстинкт подсказывал не окликать отца. Если это он, она не хотела его смущать. Но ей нужно было знать, где он и что с ним все в порядке.

Нелл слышала поблизости шум его движений. Наконец он перестал плакать и прокашлялся. Отец находился рядом, казалось, она могла дотронуться до него, но все равно его нигде не было видно. Нелл крепко прижала к себе плюшевого мишку, и ей стало жарко, хотя ночь была холодной. Мурашки пробежали по коже, когда ей пришло в голову, что это мог быть призрак в стенах, или, не исключено, ей все это почудилось. Может, это был не отец? Вдруг он засиделся в пабе, а она слышала скулеж лисицы за окном? Она дошла до края лестничной площадки и, посмотрев вниз, увидела, что все огни погашены и там нет никаких признаков жизни. Она легла и приложила ухо к половице. Теперь Нелл слышала отца более отчетливо. Он напевал себе под нос мелодию, которую насвистывал, когда доил коров. Это точно был отец, но ощущалось так, словно внезапно он стал невидимым. Нелл лежала не шевелясь, звук собственного дыхания глухо отдавался в ушах.

Неожиданно она услышала скрип, и верхняя ступенька начала сдвигаться. Нелл вскочила и убежала обратно в свою комнату, прикрыв дверь так, чтобы осталась лишь небольшая щель, через которую она могла подглядывать. Затем она, совершенно ошеломленная, наблюдала, как ступенька поднялась, будто люк, и оттуда вылез отец. Было заметно, что он плакал. Отец осторожно опустил ступеньку, вошел в свою спальню и закрыл дверь. Нелл прокралась обратно в постель, ее сердце бешено колотилось, а голова гудела от возбуждения.

Потайная комната под лестницей, о которой она за всю свою жизнь в Доме викария понятия не имела! Нелл покосилась на Бобби, все еще спящего. Знал ли он об этом? Или отец держал это в секрете от них обоих? Что там внутри? Для чего это нужно? И самый волнующий вопрос: может ли она оставлять там своего щенка, пока сама она в школе? Возможно, он будет тявкать, но, когда отец выходит на ферму, он редко возвращается в коттедж. Нелл не терпелось рассказать об этом Элис в автобусе по дороге в школу. Это будет их общим секретом. Они могли бы устроить там тайный клуб. Никто не узнает. Ей хотелось поскорее залезть туда и внимательно осмотреться.

Нелл снова начала кашлять и спряталась под одеяло, понимая, что не заснет, ожидая храпа отца, который вскоре раздался. Она медленно вылезла из кровати, на цыпочках прокралась обратно по деревянным половицам и уставилась на ступеньку, словно там находилась дверь в волшебный мир. Нелл провела пальцем по нависающему краю и обнаружила на дальнем конце нечто похожее на латунный выступ. Она спустилась на две ступеньки и вытянула шею, разглядывая в лунном свете маленькую замочную скважину и вырезанное в дереве рядом изображение ивы, точно такое же, как на ее ключе. Для этого ли замка ключ Беллы? Нелл побежала в спальню, бесшумно приподняла матрас, чтобы Бобби не услышал, и достала коробку. Осторожно вставив ключ в замок, она его повернула. Щелк!

Затем повернула обратно. Щелк! Звук эхом разнесся по Дому викария, и ее сердце часто забилось. Знал ли отец о закопанной жестянке с ключом? Может, ему известно, кто такая эта Белла. Он ничего не держал в руках, когда вылезал, так что, вероятно, знал секретный способ открыть дверцу без ключа. Нелл бы с удовольствием спросила его, но тогда отец понял бы, что она знает о потайной комнате. Так даже лучше – у нее есть ключ, которого больше ни у кого нет, и она сможет запирать там Снежка днем, втайне от отца.

Боясь быть обнаруженной, Нелл прокралась обратно в свою комнату и лежала, уставившись в потолок, поскольку волнение и кашель не давали ей уснуть, пока не наступило утро и отец не позвал Бобби доить коров.

Когда она спустилась вниз с осоловелыми от бессонной ночи глазами, каша была готова, а в углу потрескивал огонь, но ей не хотелось завтракать. Кашель, изводивший ее ночью, стал таким сильным, что Нелл едва могла дышать.

– С тобой все в порядке? – спросил Бобби, наливая ей стакан воды, который она быстро выпила.

Все вокруг было обыденным, но лицо отца выглядело печальным, с черными тенями под глазами. Он сидел молча и не ворчал как всегда – тревожный знак. Нелл мысленно вернулась к прошлой ночи. Прежде она не видела, чтобы отец плакал, хотя порой замечала, как вечером он подолгу смотрит в окно, тихо бормоча себе под нос: «Ваша мама любила такие закаты».

– Сегодня нам снова нужно слить молоко, сынок. Еще две коровы больны, а у беременной прошлой ночью случился выкидыш.

– Хорошо, папа, – кивнул Бобби, понимая, что лучше не задавать много вопросов. – Ветеринар приходил?

– Да, содрал с меня две кроны и сказал, что подозревает у них туберкулез, как будто я и без него этого не знаю. Он взял несколько образцов крови и собирается провести кое-какие анализы. Но я тоже думаю, что нам не следует больше пить наше молоко. Это не-безопасно. Мы подцепили заразу с фермы Хилтонов.

– Я уверен, они не хотели, чтобы так случилось, – произнес Бобби, когда Альфи внимательно посмотрел на него.

Папа и Бобби стали часто ссориться, размышляла Нелл, заставляя себя проглотить овсянку. Брат всегда оказывался в чем-то виноват, как бы усердно ни трудился, и Нелл понимала – это потому, что он слишком много работал на папу Элис. Бобби часто повторял, что сначала он выполняет собственную работу и что Ричард платит ему за беспокойство. Альфи тратил часть этих денег на закупку продуктов, но Нелл знала, что брат откладывает остальное в свою копилку. Бобби позволял ей ходить с ним на соседскую ферму, чтобы она могла увидеться с Элис, и отец сердился на них обоих, когда они возвращались. «Нам нужно держаться друг друга, Бобби, ты не знаешь, на что способна эта семья», – говорил он, гремя сковородками в кухне.

В то утро Нелл увидела на столе стопку почты. Сверху лежал конверт с большими красными буквами: «УВЕДОМЛЕНИЕ О ВЫСЕЛЕНИИ». Брат заметил ее взгляд и приложил палец к губам.

– Папа, а что значит «уведомление»? – спросила она, снова закашлявшись.

– Нелл! – Бобби закатил глаза, поднялся из-за стола и поставил свою тарелку в раковину.

– Ричард Хилтон пытается заставить нас покинуть дом. Но его отец Уилфред – мой дед – хотел, чтобы этот дом принадлежал нам. В общем, он не может нас выселить. Я разговаривал об этом с адвокатом, и он считает, что у нас хорошие шансы. Не волнуйся, Нелл, мы никуда не съедем. Я покину этот дом только в гробу. – Альфи натянул ботинки. – Этой семье на нас наплевать. Ричард Хилтон не знает значения слова «порядочность».

– Неправда! Элис ведь тоже Хилтон, и она моя близкая подруга. И мы навсегда останемся лучшими друзьями.

– Так-то оно так, но, думаю, вам с ней не следует так часто видеться друг с другом сейчас. Надо трезво смотреть на ситуацию.

Нелл в ужасе взглянула на отца и разрыдалась.

– Ну, молодец, папа, – усмехнулся Бобби, когда Нелл распахнула заднюю дверь и побежала к сараю.

Возле тяжелых ворот сарая кашель вновь одолел ее. Она слышала, как Молли внутри отчаянно царапается, пытаясь выбраться, и ей потребовались все силы, чтобы открыть ворота. Собака пулей выскочила наружу, едва не сбив Нелл с ног.

Щенков нигде не было, но вскоре она обнаружила Снежка, спрятанного между двумя тюками сена. Однако другие щенки исчезли из сенного логова, и Нелл решила, что Молли куда-то перетащила их. Бобби говорил, что порой животные поступают так со своими детенышами, чтобы обезопасить их. Бедный Снежок остался один и сильно дрожал.

Пока Бобби тащил Нелл за собой к автобусу, ее сердце сжалось от воспоминания, каким замерзшим был Снежок, когда она его нашла. Нелл подняла скулящего щенка с каменного пола, дала ему кусочек рыбы, оставшейся от ужина, и немного сливок. Она не могла вернуть его в сарай, просто не могла.

– Нелл Джеймс, что это у тебя в сумке? – Бобби резко остановился и посмотрел на ее ранец.

– Пожалуйста, Бобби, не говори никому, прошу тебя! – В истинно драматической манере девочка упала на колени и сложила руки вместе, воздев их к брату, будто умоляя сохранить ей жизнь.

Бобби медленно приоткрыл клапан ранца и, заглянув внутрь, увидел пушистую белую мордочку и два льдисто-голубых глаза, уставившихся на него.

– Господи, Нелл! Ты не можешь взять щенка в школу! – воскликнул он.

– Но если я этого не сделаю, он умрет от холода! – Крупные слезы начали скапливаться в глазах Нелл, и она снова закашлялась.

Позади них Молли лаяла и отчаянно царапалась в дверь курятника.

– Да что такое с этой чертовой собакой? – проворчал Бобби. – Папа пристрелит ее, если она не замолчит.

– Ох, Бобби! Он же этого не сделает, правда? – Нелл стала всхлипывать, что вызвало очередной приступ кашля.

– Нет, конечно. Пойдем, положим щенка обратно в сарай.

– Бобби, пожалуйста, не надо. Он умрет, если ты оставишь его там.

– Но Снежок будет со своей мамой, Молли согреет его.

– Его маме надоело за ним присматривать. Когда я сегодня утром зашла в сарай, Молли выбежала как сумасшедшая. Она просто бросила его, и я нигде не видела других щенков. Они исчезли!

– Что значит «исчезли»? Щенки где-то рядом. Молли, наверное, перенесла их.

– Нам нужно найти их, Бобби, потому что завтра Элис забирает своего щенка. Она уже несколько недель ни о чем другом не говорит!

Теперь Молли выла, как волк, и так сильно царапалась в дверь курятника, что казалось, та вот-вот рухнет. Альфи с красным лицом появился в дверях дома и прикрикнул на воющую собаку:

– Заткнись, Молли!

– Бобби, у меня нет сил идти, – призналась Нелл. – Я плохо себя чувствую. Мне очень жарко.

Брат вздохнул:

– Тогда, наверное, можно пропустить школу, раз тебе нездоровится.

– Нет, все в порядке. Я хочу в школу.

Нелл вспомнила о своем открытии, которым должна была поделиться с Элис. Они вместе залезут в секретную комнату и исследуют ее вместе со Снежком. Вероятно, даже сегодня, после занятий, пока Бобби с папой будут работать, если мама Элис отпустит ее поиграть. Если папа больше не позволит ей видеться с Элис, им необходимо место, где можно спрятаться.

– Ты не должна брать Снежка с собой, – повторил Бобби, ломая голову в поисках решения. – Послушай, давай я отнесу его в курятник, только на сегодня. Там есть нагревательная лампа, ему будет тепло. А вечером мы сообразим, что делать. – Он открыл сумку и вытащил скулящего щенка. – Не волнуйся, я его заверну. Начинай подниматься на холм, Нелл, и придержи автобус для меня. Я тебя догоню.

Нелл посмотрела, как брат направляется к курятнику. Затем пошла по тропинке, но было слишком холодно, и кашель снова одолел ее. Она едва успела пройти десять шагов и вдруг услышала крики Бобби. Нелл повернулась, с пульсирующей болью в голове, и увидела, как брат выбегает из сарая.

– Папа! – кричал он. – Папа! – В его голосе звучала такая паника, которой Нелл раньше не слышала. Обычно брат был спокойным, тихим – полная противоположность сестре. Она сразу сообразила, что случилось нечто плохое.

Нелл смотрела, как отец бежит к сараю словно в замедленной съемке. На трясущихся ногах она двинулась обратно по дорожке, понимая: что бы ни произошло, это не к добру. На Нелл был плотный шарф, но, несмотря на сильный холод, казалось, будто кожа горит, и она сорвала его.

Элис ждала подругу на горке, а теперь сбежала вниз и догнала ее.

– Нелл, что случилось?

Волосы Элис были собраны в аккуратные хвостики, перевязанные красными лентами в тон пальто. У Нелл слегка щемило сердце, когда она видела, как элегантно выглядит подруга. Нелл хотелось тоже иметь маму, которая покупала бы ей красивую одежду и делала прическу.

– Я не знаю, с Молли что-то неладное.

Нелл и Элис смотрели, как Бобби вынес что-то из курятника. Это был тяжелый мешок, с него капала вода. Альфи изо всех сил пытался разорвать его, затем вытащил перочинный нож и подцепил им веревку, обвязанную вокруг горловины. Бобби взглянул на Нелл с паническим выражением в глазах.

– Отойди назад, не подходи сюда! – крикнул он.

– Что там такое? – спросила Нелл, начиная плакать.

Элис взяла ее за руку и крепко сжала, но Нелл вырвалась и направилась к брату, стоявшему на коленях рядом с отцом, все еще пытаясь открыть мешок.

Она добралась до них в тот момент, когда отцу удалось разорвать остатки веревки, и оттуда вывалился безжизненный щенок, насквозь пропитанный водой. Бобби в ужасе посмотрел на сестру, оттаскивая ее прочь, пока отец молча пытался справиться с мешком. Он вытаскивал щенков одного за другим. Четыре мокрых комочка белого меха.

Нелл хотела закричать, но не сумела издать ни звука.

– Нелл, что с тобой?

Она обернулась к Элис, которая замерла, охваченная тревогой. Теперь здесь откуда-то появился и ее брат Лео – он стоял позади нее с удовлетворенным, самодовольным выражением лица.

– Щенков утопили, – всхлипнула Нелл.

Элис заплакала. Она отвернулась и потянулась к Лео, но тот отдернул руку и даже не попытался утешить свою младшую сестру, которая считала дни и часы до того момента, когда у нее появится щенок.

Бобби притянул к себе Нелл, и та снова начала кашлять, мучительно долго, пока не почувствовала металлический привкус во рту. Она наклонилась, испуганно вскрикнув, и кровь закапала на белый снег около ее ног.

– Боже мой, Нелл, – пробормотал Бобби, поворачиваясь, чтобы позвать отца.

– Бобби, что со мной? – воскликнула Нелл. Слезы текли по ее лицу, смешиваясь с кровью на губах.

– Лео, уведи Элис отсюда, немедленно! – рявкнул Бобби.

Лео отвернулся с выражением отвращения на лице и зашагал вверх по холму к ожидающему автобусу.

– Элис, догоняй! – крикнул он. Девочка развернулась и поспешила за братом, ее плечи тряслись от плача.

– Отнеси ее в дом, Бобби, я вызову врача, – велел Альфи, подойдя к детям. С его одежды все еще капала вода.

– С тобой все будет хорошо, Нелл, – сказал Бобби. Его глаза наполнились слезами, когда он поднял сестру на руки и понес в дом.

Глава девятая

Белла

Январь 1945 года

– Мама, это ты? – Голос Альфи был едва слышен, когда его голубые глаза сверкнули на Беллу из темноты потайной комнаты в Доме викария.

– Альфи! Да, это я. Прости меня, дорогой. Прости!

Она протянула руку к сыну, и мальчик поднялся, пошатываясь. Он сжимал что-то в ладони – блокнот, который упал на пол, когда Альфи вылез.

Белла почувствовала ком в горле. Сын кинулся в ее объятия и начал всхлипывать. Уткнувшись лицом в его шею, она дышала сквозь спазм, стараясь не закричать.

– Я так виновата, мой дорогой. Прости, что я так долго, – проговорила она, задыхаясь. Сын дрожал от холода, когда она прижималась к нему.

– Я думал, ты не приедешь. Они постоянно звали меня, чтобы я вышел, – сообщил Альфи; его глаза блестели от слез.

– Кто звал? Кто здесь был? – спросила Белла, крепко обнимая сына, который забрался к ней на колени.

– Полиция и мистер Хилтон. Он приходил каждую ночь, я видел его фонарик. – Альфи посмотрел на мать, по его лицу текли слезы. – Я думал, ты не приедешь. Не знал, что делать.

– Ты отлично справился, мой дорогой. Я тобой горжусь. Есть хочешь? Ты, наверное, умираешь с голоду. – Она встала, и сразу накатил очередной приступ боли. Белла замерла, согнувшись пополам.

– Что с тобой, мама, ты больна?

– Со мной все хорошо, Альфи. Нам нужно развести огонь. Тут очень холодно. – Она глубоко вздохнула, когда волна боли отступила.

– А они нас не увидят? – с тревогой спросил он.

– Это не имеет значения, даже если увидят. Теперь я здесь. Они не могут тебя забрать у меня.

Альфи снова обнял ее.

– Идем, мама, садись вот тут, – произнес он, помогая ей спуститься по лестнице к креслу-качалке около камина. Радуясь, что теперь ей есть где отдохнуть, Белла с благодарностью опустилась в кресло, а сын сел рядом с ней на пол и взял ее за руку. – Мне разжечь огонь? – спросил он.

Белла посмотрела на золу в камине. Этот огонь разводила ее мать, когда была здесь в последний раз. Она покосилась на плетеную корзину, наполненную дровами и газетной бумагой. Белла представила, как мать набирает дрова в сарае и рубит щепки на растопку. Складывает в очаг аккуратно и скручивает бумагу, чтобы разжечь.

– Да, растопи камин, Альфи, но сначала что-нибудь поешь. – Она улыбнулась сыну, когда тот засуетился, разыскивая спички.

– Все в порядке, мама, каждую ночь я вылезал и брал еду из кладовки. Поэтому мне и удалось прятаться так долго. Я знал, когда кто-то едет сюда, потому что видел свет фар сквозь стеклянные кирпичи в стене.

– Ты умница, Альфи. – Боль опять пронзила ее, и Белла посмотрела на груду окровавленных одеял, надеясь, что Альфи их не увидит.

Сын с горящей газетой в руках наклонился к камину и затопил его. Серая комната мгновенно наполнилась теплым сиянием, пока Альфи осторожно раздувал пламя, как делала его бабушка.

– А где бабуля? – спросил он. – С ней все нормально? Полиция забрала ее.

– Я еще не виделась с ней, но собираюсь навестить завтра, – ответила Белла, чувствуя слабость.

– Мама, давай я принесу тебе что-нибудь поесть, – предложил Альфи, накрывая ее одеялом.

– Нет, я не голодна. Подойди и сядь рядом, я хочу побыть с тобой. – Альфи уселся возле ее ног и положил руку ей на колени. Она гладила сына по волосам, огонь потрескивал в камине, согревая их обоих. Белла была так измучена, что у нее слипались глаза.

– Мама, а можно мне пойти с тобой к бабушке? – тихо попросил Альфи.

– Да, конечно.

– Бабушка оставила свой блокнот со мной в тайнике. Я немного почитал, но почти ничего не понял. – Он громко зевнул.

– Дай мне посмотреть.

Альфи вскочил, взбежал по лестнице и через мгновение появился снова.

– Вот, – сказал он, протягивая матери блокнот.

Тот был в кожаном переплете с лентой, завязанной посередине, и Белла сразу узнала его.

Записная книжка, которую мать повсюду носила с собой и, вероятно, не хотела, чтобы ее нашла полиция. Белла плакала, держа ее в руках, будто руку своей матери.

Альфи подбросил в огонь полено, пламя зашипело и затрещало. Белла положила блокнот на стол и посмотрела на сына, который опять склонил голову ей на колени. Она гладила его темные волосы, и слезы текли по ее лицу. Боль в животе стихала, и Белла постепенно расслабилась. Она находилась дома, и Альфи был в безопасности.

Под умиротворяющее мерцание огня Белла погружалась в дремоту, к ней вернулись воспоминания о той ночи, когда родился Альфи. Лицо ее матери было сосредоточено, голубые глаза искрились, густые волосы падали на загорелое лицо. Мать подбадривала ее, советуя глубоко дышать. Огонь так же потрескивал в углу, а Белла размышляла об Илае, не зная, в безопасности он или мертв, напуган или спокоен, сражается или попал в плен. Она чувствовала себя раздавленной ужасной болью, но понимала, что находится в заботливых руках Тессы Джеймс, лучшей повитухи, когда-либо жившей на этой земле, – таково было мнение каждой матери из рабочего класса в Льюисе.

Некий восторг охватил ее в последние несколько мгновений родов, и боль перестала иметь значение. Еще одна схватка, и Альфи выскользнул наружу. Ребенок появился на свет так быстро, что ее мать не успела ничего сделать, кроме как его поймать. Они обе потрясенно смотрели вниз, маленький мальчик просто лежал на простыне и смотрел на них, словно говоря: «Я здесь! Начинайте вокруг меня суетиться!» Тесса прочистила ему дыхательные пути, зажала пуповину и, перерезав ее, передала сына Белле, как делала это с сотнями других женщин. У матери были опытные руки и глубокие знания о беременности и родах. За всю жизнь она потеряла лишь несколько детей, а спасла сотни.

И вот теперь, в качестве благодарности за тридцать лет в основном неоплачиваемого служения людям, ее потащат в суд присяжных, обвиняя в непредумышленном убийстве.

Альфи начал тихонько посапывать на коленях Беллы. Та радовалась, что воссоединилась с ним, но ей не хватало заботы своей матери. Хотелось чая и хлеба с медом, которые Тесса подала на стол, как только Белла взяла сына на руки в ночь его рождения. Как же она ворковала над Альфи, желая, чтобы Илай находился рядом и увидел своего прекрасного сына! Белла смотрела, как мать хлопочет в кухне – женщина на двадцать два года старше ее, которая не спала всю ночь, пока она рожала, но все равно кипела энергией, как и после каждого ребенка, которого благополучно приняла. Насвистывая веселую мелодию, сочиненную специально для таких случаев.

Несмотря на усталость, Белле было трудно заснуть. Ее преследовал образ матери в камере, где, без сомнения, холодно, голодно и неуютно, и мучали переживания о том, что произойдет дальше.

Белле еще предстояло выяснить обстоятельства дела, но она понимала, что мать выбрали на роль козла отпущения. Смерть Эвелин Хилтон явилась закономерным результатом обстановки, которая складывалась лет десять, и она знала, что доктор Дженкинс имеет к этому какое-то отношение. Белла была свидетелем давления на ремесло Тессы долгие годы. Ненависть к ее матери со стороны доктора Дженкинса, местного священника отца Блэкера и, конечно же, Уилфреда Хилтона постоянно нарастала как снежный ком. Эти мужчины считали рождение детей проклятием Евы, болезненным наказанием, которому должны подвергнуться все женщины. Они не хотели, чтобы такие женщины, как ее мать, крайне редко принимавшая плату за свои услуги, облегчали боль при родах травами, дельными советами и медитацией и выполняли работу лучше мужчин с медицинскими степенями, бравших с пациенток их месячное жалованье, даже если роды прошли неудачно.

Врачи рассматривали роды как патологию, нуждавшуюся в лечении. Считали, что женщина должна рожать, лежа на спине, с ногами в стременах, в стерильной и пугающей медицинской среде, где не прислушивались к просьбам матерей и делали все по-своему. Количество врачей, практикующих акушерство, быстро росло, и частные акушерки, такие как Тесса, возмущались вторжением на их территорию. По словам ее матери, большинство мужчин-докторов, начинавших с общей практики, имели лишь смутное представление о приеме обычных родов, не говоря уже о сложных, и учились на собственном горьком опыте, часто убивая матерей и младенцев, которые без них выжили бы. Как в случае Эвелин Хилтон, подумала Белла.

Но, несмотря на старания доктора Дженкинса, местные женщины все равно избегали его, предпочитая Тессу, и он сильно обижался. Они ходили к ней годами, и им не нравился врач, который не испытывал сочувствия и с нетерпением ждал, когда же роды закончатся. Дженкинс хватался за щипцы и прочие медицинские инструменты, когда в этом не было необходимости, просто чтобы ускорить события и побыстрее вернуться домой.

Из разговоров, которые она слышала, Белла понимала, что женщинам комфортнее с Тессой, чем с доктором Дженкинсом. Он не считал нужным утешить мать в муках родов или подбодрить молодых женщин, напуганных и едва достигших совершеннолетия и не готовых к деторождению. Часто употреблял медицинские термины, которых они не знали.

Глаза Беллы сомкнулись, ритмичное глубокое дыхание Альфи и огонь слишком успокаивали, чтобы бороться со сном. Ей почудилось, будто мать стоит рядом, протягивая ей руку. Тесса медленно вывела ее из парадной двери, на поле за домом – под кроваво-красное небо с полной луной. Вдоль живой изгороди они прошли к тому месту, где росла смертоносная беладонна с фиолетовыми цветами в форме колокольчика и блестящими черными ягодами, об опасности которых она предупреждала Беллу в детстве. Теперь же мать начала спокойно срывать ягоды со стеблей и складывать их в подставленную чашей ладонь дочери, и небо над головой почернело.

Вздрогнув, Белла проснулась и застонала от боли внизу живота. Когда боль снова утихла, она осторожно подвинула Альфи и подбросила еще одно полено в затухающий огонь. Он разгорелся с ревом, поток холодного воздуха хлынул в дымоход. Дрожащими от тяжести руками Белла взяла ведро с колодезной водой и повесила его над огнем.

Ожидая, пока нагреется вода для мытья, она шагнула к входной двери и распахнула ее. Солнце уже взошло, начинался прекрасный зимний день, свежий и яркий. Такие дни любила ее мать.

Ощущение солнца на лице придало Белле сил выйти наружу. Опустившись на каменную скамью около двери, она взглянула на цепь, к которой ее любимая кобыла Чернуха обычно была привязана в летние месяцы. Лошадь пришлось продать еще до того, как Белла уехала в Портсмут, и это буквально разбило ей сердце, но они отчаянно нуждались в деньгах. Чернуха помогала ей справиться с невзгодами, забыть, как сильно она скучала по Илаю; в тяжелые дни Белла сажала Альфи с собой в седло, и они катались по полям до захода солнца.

Белла прищурилась от яркого солнечного света, глядя на дальнее поле и живую изгородь за ним, в которой росла смертоносная беладонна. Мать говорила с ней во сне и сказала, что скорее умрет, чем будет жить за решеткой. Если ее осудят за непредумышленное убийство, она окажется запертой в камере, без доступа к свежему воздуху и солнечному свету, траве и деревьям. Все, ради чего Тесса жила, исчезнет для нее, цветы, пляж, море, но главное – Белла и Альфи. Она проживет там год, может, два, пока не умрет от тоски. Тесса хотела бы иметь возможность самой распорядиться своей жизнью – это означало бы, что она контролирует ситуацию и таков был ее выбор. Умереть так же, как жила – независимой и бесстрашной.

Белла не знала, хватит ли у нее сил передать матери ягоды, когда настанет время, понимая, что они убьют ее, но она обязана быть сильной, если мать просит об этом.

Белла встала, услышав топот, сначала отдаленный, потом громче. Казалось, земля под ногами подрагивает. Она огляделась по сторонам – в голове звенело от холода, а живот все еще болел. Белла заметила мужчину верхом на лошади, направлявшегося к ней. Солнце светило ему в спину, и она не могла видеть его лица, однако знала, что это Уилфред Хилтон на Титусе, своем любимом черном жеребце, которого, по словам Илая, он любил больше собственных детей.

– Доброе утро, мисс Джеймс! – произнес всадник, останавливая лошадь. Это был внушительный мужчина, высокий и худощавый, с седыми волосами и густыми усами, прикрывавшими узкие губы.

– Приветствую, сэр! – резко бросила она, мельком взглянув на него.

Лицом Уилфред Хилтон напоминал своего сына, но манеры были иными. В то время как Илай ходил везде вприпрыжку и сам смеялся над этим, его отец шествовал угрюмо, постоянно оглядываясь через плечо, словно ожидая, что на него кто-то набросится. Хотя ему принадлежала большая часть Льюиса, он постоянно хмурился, как человек, у которого за душой не было и двух пенни, и всегда держал наготове трость в правой руке, чтобы смахнуть в сторону то, что попадется на пути.

Белла старалась дышать ровно, чтобы он не увидел, как ее трясет.

– Сэр, мою мать еще не признали виновной; это наш дом. Пожалуйста, уходите, – твердо заявила она.

– Уже не ваш. Я уведомил вашу мать в тот день, когда она убила Эвелин, – усмехнулся Уилфред.

Белла сразу почувствовала, как слезы защипали ей глаза. Много лет Уилфред хотел избавиться от них с матерью, но Эвелин и Илай сдерживали его. Теперь, когда его жены не стало, а ее тело едва успело остыть, он воспользовался возможностью вернуть себе дом.

Тревога охватила Беллу, пока Уилфред нависал над ней как дамоклов меч. Почему он предупредил ее мать о выселении, если знал, что Илай этого не допустит? Война завершалась, и, если верить слухам, все бойцы скоро вернутся домой. Но она не получала вестей от Илая уже несколько недель – его последнее письмо пришло осенью – и вдруг испугалась. Белла понимала, почему Уилфред здесь. Она чувствовала на себе его взгляд, слышала тяжелое дыхание, когда он начал произносить слова, которым предстояло положить конец ее миру.

– Илай убит. На прошлой неделе я получил телеграмму. Чары, которые вы со своей матерью так долго накладывали на него и на нашу семью, разрушены. Вам тут больше не рады. – Он поджал губы.

Белла отвернулась, пытаясь не дать себе сломаться перед мужчиной, которого ненавидела. Она не позволяла себе думать о том, почему не получает писем от Илая; у нее не было на это сил. Все, что поддерживало Беллу – мысль, что он вернется домой и у Альфи будет отец. Они поженятся и станут семьей, она сможет оставить свою работу в Портсмуте.

Теперь Уилфред Хилтон говорил ей, что любовь всей ее жизни умерла.

– Эта война забрала отца Альфи. Он – все, что у вас осталось от Илая. Почему вы его так ненавидите? Альфи – ваш внук. – Белла сдерживала слезы, стараясь казаться стойкой в глазах этого человека, который наслаждался бы ее страданиями.

– Он бастард. Вы с Илаем не состояли в браке. Как я могу быть уверен, что он вообще ребенок моего сына? Он во всем похож на вас, и черными волосами, и голубыми глазами, и совсем не похож на моего светловолосого мальчика. – Голос Уилфреда слегка дрожал, когда он упоминал Илая, затем он снова уставился на нее.

– Мне некуда больше идти. Работодатель не позволит мне вернуться вместе с Альфи, а если мою мать признают виновной, она не сможет заботиться о нем. Вы очень богаты; если вы нас выгоните, мы обречены на работный дом, нас разлучат. Я умоляю вас, пожалуйста, дайте нам еще немного времени.

– Вам следовало подумать об этом прежде, чем тянуть моего сына в свою постель без кольца на пальце. Мы не благотворительная организация. Вы уже давно оказались бы на улице, если бы не доброта моей жены. Мне нужно беречь свою репутацию. Я вижу, как женщины являются в этот дом и исчезают глубокой ночью. Знаю, зачем они приходят сюда – они просят, чтобы ваша мать вызвала у них выкидыш, и некоторые люди сказали бы, что это убийство. Я больше не желаю иметь ничего общего с семейкой ведьм Джеймс, и я хочу, чтобы вы покинули нас.