Текст книги "Есть совпадение"

Глава шестнадцатая

– Позволь мне прояснить, – говорит Конни на другом конце провода. – Ты пробыла там всего неделю, а уже склонила свою сестру к тяжкому преступления?

Я прижимаю телефон ближе к уху, не сводя глаз с двери, как будто из-за нее вот-вот выскочит Савви.

– В свою защиту скажу: как, черт возьми, я могла предсказать, что розыгрыш в инстаграме приведет к квесту ГТА в реальности?

– Успокойся. Что заставило ее украсть лагерный фургон?

Я съеживаюсь.

– Она, эм, не поняла, что это фейковый аккаунт. И когда не смогла удалить фотографии, очевидно, она вроде как… сбежала? И поехала на холм, в город, где Wi-Fi работает лучше, чтобы все исправить.

– Да ты шутишь, – говорит Конни, восхищенная нашей драмой.

На самом деле, это вовсе не шутка. Савви повела себя именно так, и случилось это в ранний утренний час, так что никто из нас не проснулся, чтобы заметить, как это произошло. Тем не менее, я была уже на ногах и пыталась сделать снимки восхода солнца, когда она поехала на микроавтобусе лагеря Рейнольдс вниз по склону, после чего я стала свидетелем легендарной головомойки от Виктории, из-за чего чуть не уронила Китти от ужаса.

– Хотела бы я, чтобы это было так. Она получила кучу выговоров. Вроде тех, что обычно делают отдыхающим, – говорю я. – Нам предстоит вместе заниматься уборкой почти две недели, а она даже не смотрит на меня.

– Полагаю, никакого прогресса в выяснении того, что за хрень произошла с вашими родителями?

Я держу телефон подальше от рта, чтобы она не услышала, как громко я вздыхаю.

– Никакого. – Я чувствую, как в ней закипает новая ободряющая речь, поэтому спешно добавляю: – Но ты была права. Насчет того, чтобы остаться. В остальном… это оказалось даже весело.

Конечно, застрять в академической клетке на все утро – это тяжко, но новые подруги сделали наши занятия вполне терпимым. После обеда, когда нас выпускают, мы становимся относительно свободными. Плаваем на байдарках. Играем в глупые лагерные игры и жарим зефир. Мы делимся спреями от насекомых, историями о привидениях и футболками. Мы делаем столько дурацких селфи, что Китти порой становится не столько фотоаппаратом, сколько нашим зеркалом.

Я сделала столько фотографий, что карта памяти Китти, наверное, хрипит от стремления сохранить их – широкие виды на Пьюджет-Саунд, густые облака, необычные птицы, кролики, бабочки и олени. Фотографии, которые заставляют меня гордиться, облегчая ту боль, которую я испытывала, сколько себя помню, из-за невозможности выйти и увидеть мир за пределами Шорлайна, за пару километров от моего дома. Такое чувство, будто что-то открылось передо мной – не только пейзажи, но и будущее. Оно все еще блеклое, но уже намного шире, чем я когда-либо знала, наполненное возможностями и местами, куда я могу отправиться.

– Девчонки, вы собираетесь заполнить свою ленту в инстаграме в конце лета? – спросила я у девушек из хижины Феникс однажды вечером, когда мы делили пакетик чипсов, который Лео контрабандой притащил нам. Я отправляла им фотографии по AirDrop – те, которые мы делали вместе, а не те, которые делала одна, – но не видела, чтобы кто-то из них боролся за общий компьютер в комнате отдыха или бродил вокруг, ловя полоски сети на своем телефоне.

– О нет, это для наших финста[27]27
  Финста – личный аккаунт в инстаграме, который ведут не в качестве блога, а для себя.


[Закрыть], – объяснила Джемми, протягивая свой телефон. – Я еще не достигла того уровня, чтобы запускать собственный бренд.

Я посмотрела на экран и увидела, что, как и в фейковом акаунте Савви, который мы сделали, там было всего несколько подписчиков, и он был закрытым. У Конни тоже было что-то типа финсты, но я никогда не сидела в инстаграме, чтобы следить за ними. У Джемми было что-то в том же духе. Вроде личного альбома, но без определенной концепции.

– О. Тогда, наверное, мой тоже финста, раз посты только для себя.

– Типа того, – сказала Кэм. – В целом, хорошо, когда у тебя есть собственное пространство, не так ли? Где можно искать свое направление. Чтобы, запуская настоящий аккаунт, уже иметь свое видение.

– Какое видение у тебя? – спросила я.

Кэм засияла, поправляя светлые волосы, которые в последние дни собирала в обычный хвостик, не свойственный Савви.

– В инстаграме есть целое сообщество бодипозитивного бега. Я собираюсь начать с этого, и моей фишкой будет освещение беговых брендов с широкой размерной сеткой, среди которых встречаются весьма милые, и подбирать к ним еженедельные подходящие плейлисты.

Она вытянула ногу, как балерина, демонстрируя фиолетовые леггинсы с облачными принтами, которые были на ней.

– Тут, очевидно, идеально подойдет Арианна.

Иззи потянула спандекс на ее икре и отпустила, от чего девушка вскрикнула, смеясь.

– Ну а я собираюсь стать врачом, так что я буду вести хронику происходящего, как фотодневник: подготовка, медицинская школа, ординатура, – сказала она мне. – Как в «Анатомии страсти», только для с уклоном на современное поколение. И с гораздо меньшим количеством убийств.

Прежде чем я успела среагировать, Джемми широко улыбнулась, сделав движение, словно натягивала тетиву лука:

– Наша группа «Dungeons & Dragons» занимается косплеем, так что я буду вести хронику проекта, который мы начинаем осенью. Мы решили, что он не закончится, пока все до единого из нас не умрут.

Я смотрела на каждую из них по очереди в изумлении.

– Вау, как мне все это нравится, – сказала я.

Меня так зацепили их идеи, что я впервые захотела завести инстаграм как настоящее хобби, а не просто что-то, куда я заглядывала раз в год, чтобы убедиться, что Лео не залил на моем аккаунте фотографии клоуна из «Оно» на апрельский День дурака.

Но была одна вещь, которую я не понимала.

– Если у вас у всех есть собственные идеи… почему вы так любите Савви?

– Ну, во-первых, потому что она крутая, – сказала Джемми. – А еще из-за семинара, который она проводит на следующей неделе.

– Семинар? – спросила я.

Я знала, что есть специальные занятия, которые меняются каждую неделю, но была слишком занята, донимая Микки и Лео на кухне и бегая по лагерю с Китти и Финном, чтобы думать об этом.

– Социальные сети и личный бренд, – сказала Иззи. – Савви развила свой инстаграм практически из пустоты за два года. Если кто и знает, как это сделать, так это она.

– Не волнуйся, – сказала Джемми, – мы вписали тебя, но можем вычеркнуть твое имя, если ты не хочешь идти.

По телу разлилось тепло – то, которое я боялась признавать, опасаясь, что оно исчезнет. Будто я действительно стала частью лагеря. Будто была способна найти свое место за пределами пузыря, в котором жила, с двумя лучшими друзьями, городом и «Распорядком Эбби».

– Видишь? – говорит Конни, вырывая меня из мыслей. – Тебе просто нужно выкарабкаться из своей скорлупы. Может, даже сделать что-то совершенно радикальное, например, показать свои фотографии остальным людям, кроме меня и Лео.

– Давай не будем заходить так далеко.

– Кстати, как там Лео?

Я смотрю в окно главного офиса, гадая, увижу ли его по дороге на кухню, чтобы поздороваться. По правде говоря, я беспокоилась, что Лео может разозлиться после того, что случилось с Савви, но даже он согласился, что ее реакция была абсурдной. Однако как истинный Бенволио, он остался справедлив к обеим сторонам, общаясь с каждой из нас и не поднимая эту тему.

– Он хорошо, – говорю я. – Они с Микки каждый вечер после ужина устраивают маленькие кулинарные поединки и позволяют мне и Финну быть судьями.

– Так вы, по сути, воплощаете в жизнь кулинарные фантазии Лео о том телешоу?

– Или кошмары. Вчера вечером он случайно высыпал целую миску с корицей в свиной сисиг[28]28
  Сисиг – традиционное острое филиппинское блюдо, приготовленное из обжаренных самых дешевых частей свинины.


[Закрыть], которому Микки пыталась его научить. Она сказала, что это ему в наказание за то, что он позволил себе надругаться над ее семейными рецептами.

– Как бы я хотела быть там, – говорит Конни. – Я все пропускаю. Это как каникулы на День благодарения.

Мне удается не сморщиться при мысли о БНИ. Это означает, что я либо добилась прогресса, либо сделала так много других унизительных вещей, чтобы затмить тот случай.

– Не волнуйся. Ты не так уж много теряешь, – говорю я. – Я не пыталась снова накинуться на Лео. Я получила довольно громкое и четкое замечание по этому поводу.

Я ожидаю, что она рассмеется, но на другом конце линии тишина – такая глубокая, что на секунду мне показалось, будто звонок прервался.

– Это была шутка, – быстро добавляю я.

– Да, – говорит Конни с едва уловимым смешком. – А что там насчет Финна? По-моему, он милый.

Я пожимаю плечами.

– Так-то да. Но я думаю, что после всего этого с Лео… Я не знаю. Даже если бы Финн мне нравился, не думаю, что стоит рисковать и снова унижаться.

Не знаю, почему я так разоткровенничалась. Наверное, потому что мне редко удавалось остаться наедине с Конни, когда мы были в школе, а теперь мы только вдвоем, и я могу говорить все, что хочу.

Или, может быть, мне нужно сделать это, чтобы доказать что-то самой себе. Будто если я признаю чувства к Лео, это будет означать, что я продвинулась вперед и это больше не вызывает у меня смущения. Как будто потеряло власть надо мной.

Но на другом конце раздается приглушенный шум, будто Конни убирает телефон подальше от лица. Когда она возвращается, она говорит осторожным голосом:

– Эбс… тебе нравится Лео?

– Что? Нет, – говорю я, покраснев как помидор и уставившись в пол, словно он находится со мной в одной комнате. – Это не имеет значения. Я не нравлюсь Лео. Ты сама его спрашивала.

Возникает пауза.

– Кажется, я все испортила.

Я прижимаю телефон ближе к уху, пытаясь прочитать ее тон, не желая верить в мысли, которые сейчас проносятся в моей голове.

– Как испортила?

– Испортила тем, что была не до конца честна с тобой. Насчет… того, что сказала, будто ты не нравишься Лео. Правда в том, что мы никогда не говорили об этом.

Я сижу, разинув рот несколько секунд, забыв, что нужно говорить.

– Тогда почему ты сказала, что говорили?

– Потому что я идиотка.

Она пытается отшутиться, но я боюсь, что если поддамся и засмеюсь, то никогда не смогу остановиться.

– Тебе нравится Лео? – спрашиваю я вместо этого.

– Нет. Нет, все не так, – говорит она заплетающимся языком. – Честно говоря, Эбби, я сделала это, потому что думала, будто это был всплеск эмоций. Ты выглядела такой испуганной, и я хотела как-то все сгладить, потому и сказала все, что было в моих силах, чтобы вы отпустили эту ситуацию.

– Но я не отпустила, – говорю я сквозь зубы. – Я была… о боже, мне было так стыдно, каждый день, когда я смотрела на него.

– Я не понимала, что ты…

– Почему ты говоришь мне об этом только сейчас?

Конни делает вдох, словно напрягается. Как будто она долго решалась сказать мне это.

– Лео сказал что-то перед отъездом о том, что упустил шанс. Я пыталась расспросить его об этом, но он отмахнулся. Я подумала, может, это связано с тестом ДНК, но думаю… Эбби, я думаю, может, он говорил о тебе.

Разговор переменился так быстро. Я дышу тяжело, будто пытаясь обогнать его, будто я бежала все время. Это окрашивает в новые цвета мои отношения с Лео за последние несколько месяцев, все чувства, которые я изо всех сил пыталась загнать внутрь себя, все смущение, которое испытывала в те моменты, когда мне это не удавалось.

– Мне жаль, Эбби. Мне правда жаль.

Это тот момент, где мы должны были все обсудить, а я – простить ее. Я должна была сказать что-то, чтобы спасти эту ужасную ситуацию, унять пронзительное чувство в груди.

Но ощущение, что это лето пропитало гнилью фундамент всех вещей, на которые, как я думала, могу положиться. Родители лгали мне. Конни лгала. И пусть эта ложь, возможно, была небольшой, с самыми лучшими намерениями, но она разрушает порядок моей ничтожной вселенной.

– Мне нужно вернуться в лагерь, – говорю я, с трудом выдавливая из себя слова, которые бултыхаются в горле.

– Эбби, – она произносит мое имя как мольбу.

Я притворяюсь, что не слышу этого. Мое сердце бьется так громко, что трудно сосредоточиться на чем-либо еще.

Щелчок.

Положив трубку, я стою и слушаю гудки, пытаясь осмыслить то, что только что произошло. За годы нашей дружбы у нас было много разногласий, но ничего похожего на это. Никогда не было так, что я не смогла бы быстро ее простить и забыть все. Не удивительно, ведь я действительно люблю Конни как сестру, которой у меня никогда не было.

Я кладу телефон обратно на подставку, пытаясь успокоиться и избавиться от ощущения, что мы начали телефонный разговор далеко друг от друга и закончили его дальше, чем когда-либо.

Глава семнадцатая

Я не плачу, когда прихожу на дежурство с Савви по мытью унитазов в сущей клоаке, которая по совместительству является санузлом для мальчиков. Я все же не плачу. Савви сидит по локоть погрузившись в унитаз в одной из кабинок, когда я прихожу туда, и на этот раз я благодарна, что она не разговаривает со мной. Это дает мне шанс спрятать свое жалкое лицо в соседней кабинке. И мой пропитанный мочой парад жалости проходит отлично, по крайней мере, до тех пор, пока Савви не встает и случайно не опрокидывает воду для швабры в своей кабинке, выплескивая ее на мои ботинки.

– Черт, – говорит она, удивляясь собственной неуклюжести и забывая о нашем нерушимом молчании. – Черт, прости…

И вот тогда я понимаю, что уже плачу, потому что Савви стоит как вкопанная со шваброй в руках, и тревога на ее лице смягчается, превращаясь в искреннее беспокойство.

– Все в порядке, – говорю я, протягивая руку, чтобы вытереть слезы. Савви молниеносно хватает меня за запястье, напоминая, что мои руки покрыты первобытной слизью мальчишек, достигших половой зрелости, и я передумываю. Не успеваю опомниться, как она помогает мне подняться на ноги и выбраться из лужи, и мы оказываемся лицом к лицу в тесной кабинке.

Савви выдыхает, как будто пытается решить, собирается ли она что-то делать со мной или нет. К тому времени я уже почти не контролирую свое лицо. Ей еще не поздно притвориться, что она ничего не заметила, а нам вернуться к собственной версии холодной войны в лагере Рейнольдс.

– Что-то… случилось?

Я качаю головой.

– Потому что, если это как-то связано с лагерем, я вроде как обязана знать.

Это больно, хотя и не должно быть. На секунду я подумала, что она заботится обо мне как о человеке, а не о том, что я значу для ее работы.

– Это просто нелепая домашняя драма.

– О. – Савви обдумывает это, и ее брови приподнимаются. – Твои родители узнали, что мы…

– Нет, – говорю я, подавляя смех. Честно сказать, я почти забыла, что нашим родителям есть о чем узнать. – А твои?

Савви качает головой. Затем она медлит, будто собирается сказать что-то еще, но мне так не терпится начать, и я выпаливаю слова так быстро, что они падают друг за другом, как безумные костяшки домино.

– Я… я правда сожалею обо всем этом. Я не думала…

Судя по тому, как она отгораживается от меня, последнее, чего я ожидаю, это то, что она говорит дальше.

– Это было так глупо, – замечает она, и напряжение спадает с ее плеч. – Но то, что я сделала, было еще глупее. Не знаю, что на меня нашло.

Хотя мы обе знаем, даже если никто из нас не хочет этого говорить. Может, штука с инстаграмом и планировалась как забавный розыгрыш для Савви, но во что бы она ни превратилась, это так задело ее психику, что заставило вести восьмиместный фургон с ручной коробкой передач по склону еще до того, как взошло солнце, и помогло также забыть, что существует по меньшей мере десять лагерных правил и законов, запрещающих это делать.

– Но ты должна знать: я не пыталась понравиться, наказав тебя с помощью SAT, – говорит Савви тихим голосом. – Я подумала, что будет лучше, если Виктория узнает об этом раньше, чем потом. Если бы она узнала об этом через несколько дней, ей пришлось бы позвонить твоим родителям и…

– Они бы насильно увезли мне отсюда.

Она опускает взгляд.

– Ты же говорила, что они довольно серьезно относились ко всем этим репетиторским штучкам.

Я пожимаю плечами, переминаясь с кроссовки на кроссовку, отчего из них раздается хлюпающий звук, который разносится по пустому туалету. Мы смотрим вниз на мои ноги. Они пропитаны водой. Мы выходим из кабинки и направляемся к раковинам. Когда я бросаю взгляд в зеркало, вижу, что мои щеки красные от смущения, а глаза настолько опухли, что едва ли не вопят о визине.

– Так в этом все дело? – спрашивает Савви. – Домашняя драма?

– О… эм, вообще-то, нет. Просто…

Я не собиралась рассказывать, но она, возможно, единственный человек, с кем могу поделиться. Она не знает Конни. То, что я здесь говорю, никогда не достигнет ее ушей.

И, может, мне это только кажется, но, похоже, ей действительно не все равно.

– Из-за моей подруги Конни.

– Ты создала для нее фальшивый твиттер?

Я смеюсь, удивляя саму себя и Савви, которая, кажется, довольна тем, что способна пошутить. Это заставляет меня немного расслабиться и я выпаливаю все на одном дыхании.

– Нет. Я уже усвоила один урок. – Я делаю вдох. – Но, эм… это так глупо. Несколько месяцев назад у нас с Лео была одна история…

– Значит, он сказал тебе, что ты ему нравишься.

Моя голова поднимается так быстро, что Савви вздрагивает от неожиданности.

– Нет. Дело в том, что Конни сказала мне, что я не нравлюсь Лео.

– О, ты ему нравишься, – откровенно говорит Савви. – Он болтал о девушке по имени Эбби все прошлое лето. Возможно, он не сказал бы этого прямо, но у него явно была влюбленность. Я просто не улавливала связи, пока ты не появилась здесь.

То, что меня залило грязной водой, было меньшим потрясением, чем это.

– Ой.

Мой голос звучит неестественно, и, честно говоря, я чувствую себя немного потрепанной. Что-то раздувается внутри меня… Я даже не знаю, как это назвать. Что-то коварное и радостное – головокружительная мысль, что я понравилась Лео, возможно, даже до того, как мне пришло в голову, что он мне тоже нравится.

Но если уж на то пошло, это только усугубляет ложь Конни. Потому что это не имеет значения, не так ли? Лео был влюблен в меня. Лео был влюблен в меня, в прошедшем времени. И если маленькая сцена в кафетерии перед тем, как я пошла на ту дурацкую скалу является показателем, то, вероятно, уже слишком поздно.

– И он тебе нравится.

Я даже не пытаюсь отрицать это.

– Просто… Конни солгала мне о нем. И тем самым все усложнила, потому что мы трое – ну, мы лучшие друзья. И так было всегда. – Я сдуваю с лица выбившуюся прядь. – Я не хочу все испортить, особенно если Лео больше этого не чувствует.

Не знаю, почему, но жду нравоучений. Может быть, все дело в ауре младшего вожатого или в том, что она рассказывает свои инстаграмные истории с авторитетом человека на двадцать лет старше. Но вместо этого она прислоняется к омерзительной раковине и вздыхает.

– Ну, я не знаю, правда ли это, – говорит она. – Во всяком случае, это действительно отстойно.

Приятно слышать, как кто-то говорит объективную правду, даже если она бесполезна. Это заставляет меня чувствовать, что я не раздула проблему в своей голове.

– Если тебе нужен какой-нибудь совет…

Когда я смотрю на нее, в выражении ее лица нет ничего самодовольного. На самом деле, она выглядит взволнованной, будто я могу обидеться на это предложение. Я киваю, слегка улыбаясь.

– У меня есть небольшой, отчасти полезный опыт в том, как нарушить динамику дружеской компании с помощью чувств, – витиевато выражается она.

Я вглядываюсь в ее лицо.

– Я думала, ты познакомилась с Джо через своих родителей.

– Да, но до Джо… у нас с Микки была интрижка. – Савви закатывает глаза, будто она раздражена историями своей юностью, и объясняет: – Я не знаю, нам было по тринадцать, и я была сильно влюблена. Я ничего не сказала, потому что не хотела портить нашу маленькую компанию. Я имею в виду себя, Микки, Финна и Лео.

На мгновение она задумчиво смотрит перед собой.

– Так что же случилось? – подталкиваю ее я.

Она моргает, приходя в себя.

– Случилось то, что я ничего не сказала, а у Микки появилась девушка.

– Ох.

Я пытаюсь понять, как именно превратить это в дельный совет, когда вмешивается здравый смысл.

– И я знаю, что сейчас я с Джо, а под туалетными кабинками огромная лужа, – говорит она, указывая на наш беспорядок, – но я пожалела, что ничего не говорила в течение многих лет. Потому что кто знает, что было бы, если бы я это сделала? Наверное, я пытаюсь сказать, что эта история с Лео – ты можешь потом долго злиться на себя, если не спросишь его об этом. Если ты хотя бы не попытаешься.

Странно, что зная так мало о прошлом Савви, я могу чувствовать ее боль, как свою собственную.

– В любом случае, дай мне знать, как все пройдет, – говорит она. – Учитывая состояние санузлов этого лагеря, похоже, у нас будет достаточно времени, чтобы поболтать.

– Да. Вот блин.

Она приподнимается с выступа раковины, хватает швабру и удерживает ее.

– И если ты хочешь потратить немного этого времени, чтобы выяснить, что случилось с нашими родителями…

Я провела последнюю неделю, так успешно абстрагируясь от этого, что почти убедила себя в незначительности всего. Но это будет иметь значение. Через несколько недель, когда подойдет конец нашей смены в лагере, вопросы без ответов не станут тем, что я смогу запихнуть в дальний ящик, а наоборот – двумя живыми, дышащими людьми, с которыми я разговариваю каждый день.

Но дело не только в этом. Я хочу узнать о наших родителях, но еще я бы хотела поближе познакомиться с Саванной. Чувствую, что подбираюсь к той Савви, которую знает Лео и остальные – той девчонке с брекетами, улыбкой и неровным загаром.

– Да, – говорю я. – Я бы хотела.

На этот раз мы не объявляем перемирие, потому что все решено на более глубинном уровне. Как будто нам не нужно официально прекращать борьбу, потому что мы верим, что она затихнет сама по себе. Все это почти… Ну. Это почти по-сестрински.