Текст книги "Homeland. Родина Кэрри"

Глава 19
Хальба, Ливан

Это было старинное здание на холме, с видом на городок Бебнин и море. Наведавшись в местный salon tagmil (салон красоты), единственное место на Ближнем Востоке, где женщины понимали выгоду того, что они – женщины, поскольку могли узнать все обо всех, – Кэрри узнала, что родители Димы погибли. Правда, у нее остался дядя (со стороны отца). Вскоре Кэрри уже сидела в гостиной с престарелой женщиной по имени Маджида – или тетушка Маджида – и пила охлажденный чай со льдом, розовой водой и кедровыми орехами (по ливанской моде). Они устроились на диване, лицом к балкону. Сквозь открытые застекленные двери в гостиную проникал солнечный свет. Кэрри пришла в джинсах, свитере и хиджабе. Представилась американской подругой Димы. О смерти Димы она не сообщила; все равно ФБР держало имена террористов в тайне от прессы.

– Она не говорила, что ее отец, Хамид Али Хамдан, работал на «Аль-Мурабитун»? – спросила по-арабски тетушка Маджида.

– Говорила, – соврала Кэрри.

Во время гражданской войны «Аль-Мурабитун» был самым сильным суннитским ополчением. Этого в досье Димы не упоминалось, да и сама она никому ничего такого не рассказывала.

– Он бился плечом к плечу с Ибрагимом Кулайлатом. В восемьдесят втором его убили израильтяне, да упокоит Аллах его душу, и да сгниют эти обезьяньи и поросячьи дети в аду. Дима была тогда еще совсем ребенком, ей пришлось нелегко без отца.

– Да, разумеется, – пробормотала Кэрри, оглядываясь.

Просто невероятно! Дима – прожженная тусовщица, которая знала всех и могла быть кем угодно в христианском Северном Бейруте – родилась и выросла в консервативном суннитском городке.

– Денег не было. А потом еще ее мать заболела раком. – Тетя покачала головой.

– Как же она выжила?

– Ей помогали: бабушка, я. Правда, потом Дима сбежала в Бейрут, и больше мы о ней не слышали.

– Почему она оставила Хальбу?

– Знаете эту знаменитую актрису Рану? Ее по телевизору показывают.

– Рана Саади? – переспросила Кэрри, лихорадочно соображая: выходит, тот снимок в альбоме Раны – не просто на память о работе!

– Она самая. Отец Раны и бедный Хамид Али, да упокоит Аллах его душу, вместе служили в ополчении. Рана приехала из Триполи и забрала Диму с собой: девочки хотели стать моделями. Я предупреждала племянницу: мол, останься, в Бейруте полно христиан и неверующих. Много того, что для мусульман – haram[17]17
  Запрет (араб.).


[Закрыть]. Отговаривала как могла, но Дима сказала:

«У меня, кроме внешности, больше ничего нет, тетушка. Это мой единственный шанс чего-то добиться в жизни. И потом, со мной будет дочь друга моего отца».

– С какой стати Рана приехала за Димой?

– Ikram. Долг чести. На гражданской войне Хамид Али спас жизнь отцу Раны.

– Men fathleki, простите, я понимаю, что ее отец, да упокоит Аллах его душу, был героем, но сама Дима вроде в политике не разбиралась… и не была сильно набожной. Дима не придерживалась мусульманских традиций… ну, вы понимаете, что я имею в виду.

Тетушка Маджида резко посмотрела на Кэрри.

– Она прекрасно знала, кто ее отец и кто она сама, alhamdulillah[18]18
  Хвала Аллаху (араб.).


[Закрыть].

– Да-да, конечно, Allahu akbar, – пробормотала Кэрри.

– Allahu akbar, – строгим тоном повторила тетушка.

* * *

Итак, Дима была сунниткой, которая сильно отдалилась от корней.

Кэрри возвращалась в Бейрут на «пежо» Верджила. Она ехала на юг по прибрежной трассе. Слева тянулись поля и скопления домов, справа – за домами – море.

«Разве мы сами не отщепенцы?» – произнес Саул, когда Кэрри разговаривала с ним прошлой ночью по зашифрованной спутниковой линии.

– Бейрутскую контору слили. На ней можно ставить крест, – доложила Кэрри.

– Все так плохо? – спросил Саул. Его голос из-за шифрования звучал слегка смазанно.

– Даже гламурный фотограф знает, что Филдинг – из ЦРУ, вот и думай: плохо дело или нет.

– А Дима?

– Она из Хальбы. Странно, что эта пикантная информация не указана в досье.

– Так она суннитка? – Саул всегда понимал ее с ходу, за что и нравился Кэрри.

– Как раз сейчас это проверяю. Получается, сорванный теракт в Нью-Йорке – еще бульшая загадка, чем мы думали. Стали бы шииты помогать суннитам? А если верить Филдингу, то Дима вообще была христианкой. Где смысл?

– Мы что-то упускаем, – сделал вывод Саул. – А что с этой Раной?

– Она тоже с севера, из Триполи. Вероятно, суннитка. Они с Димой знали друг друга: их отцы вместе служили. Занятно, правда?

– Соображения есть?

– Похоже, Рана замешана в деле.

– Да, похоже на то. Что еще нарыла?

– Они были отщепенками. Обе.

– Разве мы сами не отщепенцы? – произнес Саул, напомнив о беседе перед отъездом Кэрри.

Он заехал за Кэрри, собираясь отвезти ее в международный аэропорт имени Даллеса. Ехать, в принципе, было недалеко.

– В Бейруте держись подальше от конторы, особенно от Филдинга, – предупредил Саул. – Иначе так ничего и не выяснишь.

– Что, если мы столкнемся с ним? В Бейруте порой бывает тесновато.

– Скажи, что участвуешь в операции с «доступом по особому разрешению». – Такие операции санкционировались лично директором ЦРУ, действия их участников скрывались даже от сотрудников с доступом к самой секретной информации (включая начальников отделений). – Если Филдинг начнет возбухать, сошлись на меня или Дэвида Эстеса. Никто в бейрутском отделении не должен знать, что ты вернулась в Ливан.

– Кроме Верджила.

– Да, кроме него. Но и к нам, в Лэнгли, ты за помощью обратиться не сможешь. Будешь сама по себе.

– Мне не привыкать.

Сказав это, Кэрри вспомнила белый домик на Фаррагут-авеню в Кенсингтоне, и как соседи перестали разговаривать с ними после того, как отец купил большой дом на колесах и припарковал его на подъездной дорожке. Когда же соседи спросили, зачем ему трейлер, отец ответил: дескать, он погрузит в него семью и отправится на Великие озера, смотреть на чудо. Вспомнила, что им с Мэгги было не с кем играть: в гости никто не заглядывал, да и сами они не могли пойти к соседям – вдруг отец позовет. От матери помощи было не дождаться, а Мэгги все время просилась на улицу. В доме постоянно царила тишина, и сестры прятались ото всех – словно безумие передавалось, как грипп.

– Порой мне кажется, что тебе нравится работать в одиночку, – заметил Саул.

– Я всегда была отщепенкой.

– Все мы такие. Спасибо работе.

– И ты? Ты тоже отщепенец?

– Шутишь?! Хоть на секунду вообрази, каково было мне, единственному мальчику из ортодоксальной еврейской семьи, расти в Каллиопе, что в Индиане, среди белых ретроградов? В пятидесятых и начале шестидесятых? Мои родители чудом пережили холокост и сделались вконец ортодоксальными. Цеплялись за веру, за Бога, словно за край обрыва над пропастью. Мой отец держал аптеку, но во всем городке мы такие были одни. Будто марсиане. Меня не пускали на христианские праздники в школе, отгородили от всего, что родители считали хоть мало-мальски гойским или идолопоклонническим. Я рассорился с ними, желая произнести клятву верности, потому как на флагштоке, видишь ли, сидел маленький металлический орел. Мне даже в бейсбол играть не разрешали, а ведь игра мне нравилась. Просто начиналась она с молитвы Христу. Все мы отщепенцы, Кэрри, но работа сплачивает нас, таких одиноких.

* * *

Кэрри подъезжала к Библосу – городку, в котором родилось слово «Библия», – когда позвонил Верджил. Впереди она уже видела сосредоточенную на средиземноморском побережье старую часть города: белые дома на холмах, церкви и мечеть.

– Есть попадание, – сказал Верджил.

– Говори.

– Эта наша актриска звонила по тому самому мобильнику. Я отследил звонок через базу данных несуществующего агентства. Помог твой дружок Джимбо. Умеешь заводить поклонников, Конфетка!

Несуществующим Верджил назвал АНБ, потому что в Вашингтоне долгое время в шутку расшифровывали эту аббревиатуру как «А Нет таких и не Было», дескать учреждение – секретное дальше некуда.

А Конфеткой он назвал Кэрри, памятуя о песне Нила Даймонда «Сладкая Кэролайн».

– Хорош трепаться, Верджил, – сострила в ответ Кэрри. – Кому она звонила?

– Твоему старому другу. Певчему птаху.

Господи боже! Соловью! Тахе ад-Доуни. Круг замкнулся: Дима – Соловей – Рана. Оставалась, правда, еще третья девушка с фотографии, Мариэль.

– О чем они говорили?

– Вечером расскажу. На том же месте? В четверть девятого?

Верджил не хотел ничего говорить по сотовому. «То же место» – парк напротив представительства ООН в районе Хамра. От названного времени следовало отнять еще сорок пять минут, то есть Верджил будет ждать Кэрри в условленном месте в половине восьмого, в 19:30.

– Ясно, до встречи.

– Ma’al salaama[19]19
  До свидания (араб.).


[Закрыть], – насмешливо добавил Верджил и повесил трубку.

Ведя машину вдоль береговой линии и глядя на отраженные в воде солнечные блики, Кэрри ощущала себя донельзя хорошо. Она словно парила в воздухе, как ястреб. И хотя она еще не отыскала все кусочки головоломки, те, что уже имелись, встали на свои места. Все шло просто великолепно. Благостное чувство охватило Кэрри, будто она погрузилась в горячую ванну. Она приблизилась к причинам происходящего, к тому, кто за всем этим стоит. Неизвестный скрывался за занавесом, что навис над Бейрутом подобно горам. Все шло к завершению, словно в сексе, когда дело близится к оргазму – блаженство еще не наступило, но ты чувствуешь приближение пика.

Кэрри ехала вдоль возделанных полей по прибрежному шоссе, делившему Библос на две части: старую и более современную, – и думала, не взять ли перерыв, отдохнуть. Посмотреть достопримечательности: крепость крестоносцев или римские руины? Или вообще снять номер в прибрежном отеле? Это ведь так хорошо: выбраться на пляж, босыми ногами пройтись по песку, устроиться в шезлонге, чтобы официант подносил тебе «Маргариту», глядеть, как чайки парят над водной гладью, высматривая рыбу…

Так, собралась, живо! Кэрри одернула себя, выпрямилась. Когда она последний раз принимала лекарство? Похоже, близится очередной заскок, и душевный подъем – ненастоящий.

Твою мать!

Соберись, Кэрри, сказала она себе. Это не ты, это все твоя болезнь, от нее в голову лезут левые мысли. Думай, думай о Ране. Она дружила с Димой, спит с Филдингом и вот позвонила Соловью.

В голове будто коротнуло. Только не сейчас! Надо сосредоточиться и мыслить трезво. Нельзя поддаваться приступу. Что за бред, какой пляж?! Кэрри давно не принимала клозапин. Пора наведаться в аптеку. Срочно в Бейрут, пока лавочка не закрылась!

И надо держать ушки на макушке. Прошлый раз, когда Кэрри имела дело с Соловьем, ее чуть не схватили. Соловей не из тех, с кем можно позволять себе слабину.

И кто эта третья модель с фотографии? Очередная загадка. Кэрри взглянула на часы.

Если поддать газу, то еще можно будет успеть в аптеку до закрытия, а потом встретиться с Верджилом. Найти Мариэль Хилаль.

Кэрри тряхнула головой, обогнала плетущуюся по дороге машину и помчалась вперед.

Глава 20
Район Карантина, Бейрут, Ливан

Час был поздний, аптека уже закрывалась, когда Кэрри наконец добралась до залитой неоновым огнем улицы Нахле. Она протянула аптекарю – ливанцу средних лет с венчиком седых волос – старый рецепт. Тот лишь бегло взглянул на бумажку.

– Рецепт просрочен, мадемуазель.

– Вот, держите новый. – Кэрри положила на стойку двести долларов. Аптекарь взглянул на взятку, но к деньгам не притронулся. – Men fathleki, – добавила Кэрри.

Ей даже не пришлось изображать отчаяние во взгляде и голосе.

Аптекарь глянул на дверь, потом смахнул деньги с прилавка. Спрятал их в карман и отошел в подсобку, а Кэрри припомнила, что сообщил Верджил: завтра Рана встречается с Соловьем в Баальбеке, городке со знаменитыми римскими развалинами, в долине Бекаа. Это километрах в восьмидесяти пяти к северо-востоку от Бейрута. Придется Кэрри вместе с Верджилом и Зиядом ехать туда же.

Наконец вернулся аптекарь. Он принес две упаковки таблеток.

– Вы ведь понимаете, что у вас серьезные проблемы? – намекнул он.

– Да, знаю, shokran, – поблагодарила его Кэрри.

– Вам бы провериться. Побочные эффекты могут быть очень тяжелыми.

– Да, да. Я уже несколько лет принимаю эти препараты, и ничего, – сказала она, мысленно ругая и поторапливая аптекаря: мол, гони уже чертовы колеса!

Сердце колотилось с бешеной скоростью, огни и силуэты за окном превращались в мешанину подвижных узоров. Если Кэрри прямо сейчас не примет таблетку, она за себя не отвечает. Возьмет и убьет плешивую сволочь.

– Имейте в виду, мадемуазель: больше я просроченный рецепт не приму. Понимаете?

– Я все понимаю. Спасибо вам огромное! – сказала Кэрри, а про себя подумала: на что это он намекает? На минет? Ну же, отдай таблетки!

– Доброй ночи, мадемуазель, – произнес аптекарь, вручая наконец Кэрри заветное лекарство в полиэтиленовом пакетике.

– До свиданья. – Схватив клозапин, Кэрри не оглядываясь поспешила к выходу.

Она забежала в соседний продуктовый магазинчик за бутылкой воды. Как раз в этот момент аптекарь опустил ставни на окнах. Запив таблетку, Кэрри посмотрела на часы: десятый час. Город готовился к ночной жизни: на переполненных машинами дорогах гудели клаксоны.

Ну все, теперь можно и на поиски Мариэль отправляться.

* * *

Абу Мурад дал адрес: улица Мар Юсефа в Бурдж-Хамуде, армянском квартале. Это был шестиэтажный дом на людной улочке всего в нескольких кварталах от мэрии. На первом этаже, прямо рядом с парадной дверью, располагалась закусочная; над улицей кто-то растянул красно-сине-желтый армянский флаг. Кэрри вскрыла дверной замок при помощи кредитной карточки.

Лестничный колодец (лифта в доме не было) пропах жареным мясом; свет в темном коридоре с наступлением ночи не зажигался. У нужной квартиры Кэрри включила подсветку на телефоне и прочла написанное от руки на косяке имя: не Хилаль, даже близко на него не похожее. Кэрри прислушалась к тому, что происходит внутри: кто-то смотрел по телевизору сериал о красивой журналистке, которая, по сюжету, разводилась.

Кэрри постучалась. Никто не ответил. Тогда она подождала немного и постучалась еще раз – дверь открыли.

На пороге стояла худощавая женщина лет сорока, с мелированными светлыми волосами, в джинсах и футболке с логотипом местного ночного клуба «ВО18».

– Aiwa, в чем дело? – поинтересовалась она по-арабски.

– Я ищу Мариэль, – ответила Кэрри.

– Не понимаю, о ком вы. Здесь нет никакой Мариэль.

– Подождите, мадам. Мы с ней и с Димой Хамдан подруги. Мне нужно повидаться с Мариэль, срочно.

– Говорю же: здесь ее нет.

– Вы «Кинду» смотрите? – спросила Кэрри, имея в виду сериал. – Мне она тоже нравится.

Женщина кивнула.

– Хороший сериал, – сказала она, закрывая дверь. – Простите, ничем не могу помочь.

– Погодите! Можете хотя бы передать ей сообщение? Мариэль грозит опасность, – сказала Кэрри, ступая за порог, чтобы хозяйка не могла закрыть дверь.

– Да кто вы такая?! Убирайтесь! Не знаю никакой Мариэль Хилаль!

Попалась! Кэрри пристально посмотрела на женщину. Слава богу, вовремя приняла клозапин, иначе не заметила бы ее прокола.

– Я не называла Мариэль по фамилии. Откуда же вы знаете ее полное имя?

Женщина нахмурилась. Огляделась, словно в поисках оружия.

– Если прямо сейчас не уйдете – вызову полицию, – предупредила она.

– Валяйте. – Кэрри скрестила руки на груди. – Вы что-то скрываете, и полиция вам здесь точно не нужна.

Чуть помедлив, хозяйка выглянула в коридор – убедиться, что Кэрри пришла одна. Потом впустила незваную гостью в прихожую. Обе женщины постояли немного в неловком молчании, затем хозяйка провела Кэрри в гостиную.

– Откуда вы знаете Мариэль?

– Я знаю Рану и Диму.

– А Диму откуда знаете?

– По «Ле-Грей». Еще у нас общий знакомый, фотограф Франсуа Абу Мурад… нас вообще многое сближает.

Женщина что-то прикинула в уме.

– Говорите, Мариэль грозит опасность? В каком смысле?

– Вы сами знаете, иначе не пытались бы ее защитить. Мне надо побеседовать с Мариэль. – Была не была, решила Кэрри. – Дима погибла, мадам.

Женщина пораженно уставилась на нее.

– Погибла? Как так?!

– Мне надо поговорить с Мариэль. Это очень, очень срочно.

– Вы американка? – пригляделась к ней хозяйка.

– Да. Меня зовут Кэрри. Я друг.

– Ждите здесь, – сказала она и удалилась в спальню. Наверное, пошла звонить Мариэль.

Странно, думала Кэрри, оглядываясь: она не заметила в квартире ничего армянского, даже изображений горы Арарат. Сама хозяйка – скорей всего родственница Мариэль – точно не армянка. Тогда с какой стати обитает здесь, в Бурдж-Хамуде? Видимо, дружит с местной диаспорой, которая сразу предупредит ее, если появится подозрительный чужак.

А Мариэль просто прячется у родственницы.

Тем временем на экране Кинду запугивал мужчина в деловом костюме.

Наконец хозяйка вернулась.

– Она встретится с вами сегодня, после полуночи, в клубе «ВО18». Приходите одна, или говорить Мариэль не будет. – Женщина нахмурилась. – Простите, ей приходится быть осторожной.

– Ничего, Мариэль правильно поступает. Ей грозит серьезная опасность.

* * *

Клуб «ВО18» располагался в районе Карантина, зажатый между рекой Бейрут в узком бетонном русле и бухтой. В прошлом этот район назывался La Quarantaine и служил лагерем для беженцев – уцелевших в армянской резне в Турции во время Первой мировой. Позднее, в дни гражданской войны в Ливане, здесь разместили лагерь для палестинцев. Сегодня – промышленную зону, в которой, как ни странно, открыли самый эксклюзивный ночной клуб во всем городе.

Снаружи «ВО18» напоминал бетонный космический корабль. Спускаясь по пандусу, Кэрри, которая успела смотаться домой и переодеться в вечернее платье и самые высокие шпильки, какие нашла у себя в гардеробе, гадала, достаточно ли у нее открыты ноги. В такие места прилично не одеваются.

Музыка внутри звучала так громко, что даже вибрировали стены.

Не успела Кэрри пройти фейс-контроль – двух шестифутовых вышибал, – как ее приобнял за талию мужчина в пиджаке «Хьюго Босс» и спросил: не желает ли она выпить «Джонни Уокер блю»? В клубах такой напиток мог стоить до пятисот долларов.

– Может, позже? – высвобождаясь, ответила Кэрри.

Удостоившись беглого профессионального взгляда охранников, Кэрри ощутила, будто побывала на приеме у гинеколога. Впрочем, ее сразу впустили, спасибо «Терани» и «Джимми Чу». Кэрри вошла в клуб.

В похожем на ангар помещении с бесконечно длинным баром толпа народа отрывалась под Криса Брауна. На барной стойке дюжина красивых девушек в ультраоблегающих мини-юбках извивалась под хриплые крики и улюлюканье.

Сногсшибательно роскошная девушка – золотые тени на глазах и пурпурная помада – бесцеремонно сунула Кэрри бокал с коктейлем.

– Какое милое личико, cherie[20]20
  Дорогая (фр.).


[Закрыть]. – Она в упор уставилась на Кэрри. – Можно я тебя чмокну?

Не дожидаясь ответа, она поцеловала Кэрри взасос, просунула в рот язык. Сбитая с толку, Кэрри подумала: совсем не то что целоваться с мужчинами. Это – куда нежнее, интереснее.

– Пошли! – Девушка положила ей руку на грудь.

– Может, позже? – второй раз за вечер ответила Кэрри. Как бы такой ответ не вошел в привычку.

Она зигзагами двинулась через танцпол и вдоль стен, взглядом ища Мариэль. Ориентироваться Кэрри могла только на фотографию, и оставалось надеяться, что Мариэль после той фотосессии не сильно изменилась. Тут какой-то мужчина ухватил Кэрри за руку и поцеловал ей пальчики.

– Выпей со мной, habibti, – произнес он.

Кэрри высвободилась и пошла дальше. Музыка оглушала; кто-то выкрикнул по-арабски: мол, все еще только начинается! Мелькали лазерные лучи, кто-то прокричал, дескать, сейчас откроют крышу и станет видно звезды. Ничего подобного не произошло. Музыка сменилась: заиграл финский пауэр-метал, «Найтуиш», и публика пришла в неистовство.

В конце бара Кэрри заметила девушку, похожую на Мариэль. По пути ее раза три хватали за зад, и она чудом отвертелась от компании из трех девиц, которые плясали настолько отвязно, что груди у них чуть не выпрыгивали из декольте.

Подобравшись ближе, Кэрри окончательно убедилась, что нашла Мариэль: та выкрасила волосы в рыжий цвет, надела клубную майку «Анзар» и джинсы «Эскада», такие облегающие, что они выглядели нарисованными на ногах. В жизни Мариэль была не такой красивой, как на фото, однако ее лицо показалось Кэрри намного интереснее.

– Поговорим? – спросила на арабском Кэрри.

– Вы Кэрри? – Мариэль подалась ближе к ней.

– Тут слишком громко. Отойдем?

– Я не сойду с места, пока не удостоверюсь, что вы – это вы. Откуда была Дима? Где ее настоящая родина? – спросила на ухо рыжая.

– Хальба.

– Идемте, – сказала Мариэль, вставая с табурета и уводя за собой Кэрри.

Они долго шли до коридора, где стояла длинная очередь в туалет. Там Мариэль достала ключ, открыла боковую дверь, оглянулась – убедиться, что за ними никто не увязался, – и вошла в подсобку. В заваленном коробками помещении горела единственная лампочка, было темно. Даже здесь от гудящей музыки дрожали стены.

– Дима погибла? – спросила Мариэль.

Кэрри кивнула.

– Я знала, что так все и будет. Эти люди… – Мариэль горько покачала головой.

– Что за люди?

– Понятия не имею… Я и вас-то первый раз вижу. Знаю только, что мне грозит беда. За Диму я с самого начала боялась.

– С самого начала?

– Дима и Рана вечно играли с огнем. А Рана вообще связалась с парнем из ЦРУ.

– С Филдингом? – подсказала Кэрри.

– Он американец. – Мариэль кивнула. – Как и вы. Это он вас прислал?

– Сама как думаешь?

– Я уже не знаю, что думать. Мне страшно, вот и все. Если уж Диму убили, то и меня кончат. Вот взгляните, у меня руки дрожат.

Она подставила трясущиеся пальцы под тусклый свет лампочки.

– Месяца полтора назад Дима пропала, – сказала Кэрри. – Что произошло?

– Это все он.

– Кто?

– Ее новый хахаль Мохаммед. Мохаммед Сиддики. Дима с ним терлась.

– Он из Дубая?

– Кто это вам сказал?

– Фотограф, Франсуа.

– Этот кусок khara, лжец… Мохаммед – из Ирака, точнее из Багдада. Он соврал, будто приехал из Катара, но я-то раскусила этого пса. – Мариэль скривилась. – Поначалу Дима мне все уши прожужжала, мол, он такой хороший, и она его любит. Что он такой богатый, красивый и просто чудо в постели. Они вместе гуляли по пляжу и любовались рассветом. Все это было khara.

– А на самом деле?

– Мохаммед притворялся. Как только он завладел Димой, его словно подменили. Дима его боялась, показывала мне синяки, сигаретные ожоги на ногах. Однажды Мохаммед окунул ее головой в унитаз и топил, пока Дима не пообещала исполнять любые его приказы. Я говорила ей бежать или обратиться к хахалю Раны, церэушнику. Но Мохаммед слишком сильно запугал Диму. Бедняжку трясло от одного его взгляда. Правда, она призналась, что есть одна американка, которой вроде бы можно верить. – Мариэль взглянула на Кэрри, чье лицо наполовину скрывала тень. – Она про вас говорила?

Кэрри кивнула.

– Я ее подвела. Прости, что не успела помочь Диме. Я ее потеряла, не могла найти.

– Мохаммед увез ее в Доху, в Катар, – выплюнула Мариэль. – Не знаю, что он затеял, но Дима перед отъездом предупредила меня: прячься, не то будешь следующей.

– И ты залегла на дно в Бурдж-Хамуде? Так? Спасаешься в армянском квартале?

– Местные сразу палят чужаков и предупреждают меня. Вы никому не скажете о нашем разговоре?

Кэрри покачала головой.

– Этот Мохаммед Сиддики – говоришь, он иракец? – спросила она.

Мрачно усмехнувшись, Мариэль кивнула.

– Он врал, будто приехал из Катара.

– Как ты его раскусила?

– Семья моей матери какое-то время жила в Катаре. Я спросила Моххамеда, в какую школу он ходил: не в Дохскую ли среднюю, что близ кольцевой автодороги В? Мол, туда ходят все нормальные дети. Мохаммед ответил: да, в нее. Лжец! Любой катарец знает, что эта школа совсем в другом районе. Да и словечки Мохаммед употреблял иракские.

– Знаешь, где он сейчас?

Мариэль покачала головой.

Ну все, тупик, а сведений мало. Что бы еще спросить у Мариэль? Ясно одно: этот Мохаммед причастен к несостоявшемуся теракту в Нью-Йорке.

– Ты когда-нибудь гуляла с ними? Вы вместе фотографировались? – спросила наконец Кэрри.

– Мохаммед не хотел фотографироваться. Как-то раз Дима попросила меня сфоткать их вместе на набережной. Не успела я взять их в кадр, как Мохаммед вырвал у меня из рук камеру и разбил ее.

– Значит, его фото нет?

Мариэль покачала головой… но не сразу. Выходит, она врала.

– Фото есть, так? – надавила на нее Кэрри.

Сердце бешено колотилось. У нее словно открылся ультрачувствительный слух. Кэрри слышала, как колотятся сердца – ее и Мариэль. Слышала музыку за стенами, разговоры клиентов клуба. Господи, это все лекарство. Только не сейчас, все и так висит на волоске!

Мариэль молча отвернулась.

– Men fathleki, – взмолилась Кэрри. – Неужели Дима погибла зря? Ты даже не представляешь, как это важно.

Чутье подсказывало – и Кэрри от души надеялась на свой здравый рассудок, – что ответ Мариэль все изменит. Она будто уподобилась святому Павлу на дороге в Дамаск (сказывалась учеба в католической школе), который с трепетом ждал, что скажет ночной гость.

Посмотрев Кэрри в глаза, Мариэль будто заглянула ей в душу. Потом достала из сумочки сотовый и покопалась в его содержимом.

– Я незаметно сняла Мохаммеда. Не знаю зачем… – Она прикусила губу. – Хотя нет, знаю: чувствовала, что он погубит Диму и фотография пригодится в полиции.

Мариэль показала фото на телефоне: Дима в узких шортиках и футболке на набережной; напряженная, она обнимала стройного меднокожего мужчину с курчавыми волосами и трехдневной щетиной. Он слегка щурился на солнце, стоя вполоборота к камере. Кэрри с трудом могла поверить своей удаче. Она словно кончила, такой ее охватил восторг.

Попался, сволочь!

– Это фото пригодится, – сказала она. – Если нужны деньги, помощь…

Повисла пауза. Снаружи, из коридора доносились музыка и голоса толпы, будто шум моря в ракушке.

– Дайте адрес своей электронки, и я пришлю снимок, – нервно ответила Мариэль. – Что-нибудь еще? Я сильно рискую, встречаясь с вами здесь, в людном месте. Мне пора.

Кэрри ухватила ее за руку.

– А что Рана? Она знает Мохаммеда?

Мариэль отступила во тьму. Ее лица было почти не разглядеть – лампочка светила девушке в затылок.

– Не знаю. Ничего не знаю и знать не хочу.

– Но она точно знает сирийца, Таху ад-Доуни?

– Рана знаменита, – пожала плечами Мариэль. – Она у всех на виду, много с кем общается… бывает, люди выдают себя за ее друзей. Спросите у самой Раны.

– Она тоже в опасности, да? – спросила Кэрри.

– Мы в Бейруте. Здесь все живут над пропастью.