Текст книги "Пойнт-Блан"

Она проигнорировала отца.

– Вы приехали за Алексом? – спросила она миссис Стелленбосх.

– Да, дорогая.

– Вы должны кое-что узнать.

Алексу не оставалось ничего другого. Он поднял книгу, нацелил её на Фиону, а потом с силой надавил на корешок. Никакого звука не последовало, но он почувствовал, как книга вздрогнула в его руках. Фиона приложила руку к бедру. Её лицо стало бледным как полотно, и она рухнула в траву.

Леди Кэролайн бросилась к Фионе. Миссис Стелленбосх была, похоже, немало озадачена. Алекс повернулся к ней с бесстрастным лицом.

– Это моя сестра, – сказал он. – Она бывает очень эмоциональной.

Через две минуты вертолёт взлетел. Алекс смотрел через окно на «Хаверсток-Холл», пока тот окончательно не исчез вдали. Потом он взглянул на миссис Стелленбосх, склонившуюся над штурвалом; её глаза были скрыты за очками. Он удобнее устроился на сиденье и позволил унести себя в темнеющее небо. А потом вокруг появились облака. Усадьба исчезла из виду, а с ней пропало и его единственное оружие. Теперь Алекс мог рассчитывать только на себя.

Комната номер 13

В Париже шёл дождь. Город выглядел усталым и разочарованным, Эйфелева башня боролась с грядой тёмных туч. За столами летних кафе никто не сидел, и даже маленькие киоски, где торгуют картинами и открытками, остались без внимания туристов, торопившихся в гостиницы. Было уже пять часов, постепенно подступал вечер. Магазины и офисы пустели, но городу было всё равно. Он лишь хотел, чтобы его оставили в покое.

Вертолёт приземлился в приватной зоне аэропорта Шарль де Голль; там их уже ждал автомобиль. Алекс не проронил ни слова за весь полёт, а сейчас он сидел на заднем сиденье, разглядывая проносившиеся мимо здания. Они на удивление быстро ехали вдоль Сены по широкой набережной, то уходившей ниже уровня воды, то снова поднимавшейся. По дороге они проехали мимо собора Парижской Богоматери. Потом они свернули в сторону, в узкие переулки, где маленькие рестораны соперничали за свободные места с бутиками.

– Маре́, – сказала миссис Стелленбосх.

Алекс притворился, что ему неинтересно. На самом же деле ему однажды приходилось бывать в районе Маре, и он знал, что это один из самых модных и дорогих кварталов Парижа.

Машина выехала на большую площадь и остановилась. Алекс выглянул из окна. Со всех четырёх сторон его окружали высокие классические здания, которыми славится Париж. Но площадь сильно уродовала современная гостиница – белая, прямоугольная, с затемнёнными окнами, в которые не заглянешь снаружи, четырёхэтажная, с плоской крышей. Над главным входом золотыми буквами было написано «Отель дю Монд». Наверное, даже если бы на площади приземлился космический корабль и раздавил пару зданий, чтобы уместиться, он не выглядел бы таким инородным телом.

– Здесь мы остановимся, – сказала миссис Стелленбосх. – Этой гостиницей владеет академия.

Водитель достал их чемоданы из багажника. Алекс прошёл за заместительницей директора ко входу; автоматическая дверь открылась, пропуская их. Холл был холодным и безликим – белый мрамор и зеркала, единственное растение в горшке поставили в угол, словно вспомнив о нём в последний момент. За маленьким столиком администратора сидел неулыбчивый портье в тёмном костюме и очках, смотря в компьютер; позади него был целый ряд сейфовых ячеек. Алекс подсчитал их – пятнадцать. Получается, в гостинице пятнадцать комнат.

– Бонсуар, мадам Стелленбосх. – Портье чуть заметно склонил голову, игнорируя Алекса. – Надеюсь, ваша поездка из Англии прошла хорошо, – продолжил он по-французски. Взгляд Алекса был пустым, словно он не понимал ни слова. Алекс Френд не должен знать французский. Он ничем не интересуется, не то что языками. Но вот Ян Райдер сделал всё, чтобы его племянник заговорил по-французски практически одновременно с английским. А ещё по-немецки и по-испански.

Портье снял со стены два ключа. Он не попросил их записаться в гостиницу, не потребовал кредитной карточки. Школа владеет гостиницей, так что они не будут оплачивать никаких счетов. Один из ключей он протянул Алексу.

– Надеюсь, вы не суеверны, – сказал он уже по-английски.

– Нет, – ответил Алекс.

– Комната номер тринадцать. Второй этаж. Уверен, она вам очень понравится. – Портье улыбнулся.

Миссис Стелленбосх забрала свой ключ.

– В гостинице свой ресторан, – сказала она. – Можем поужинать здесь. Нам же не хочется выходить под дождь, правильно? Так или иначе, еда здесь отличная. Тебе нравится французская еда, Алекс?

– Не очень, – сказал Алекс.

– Уверена, мы найдём что-нибудь, что придётся тебе по вкусу. Может быть, тебе освежиться после поездки? – Она посмотрела на часы. – Мы поедим в семь. Через полтора часа. Будет хорошая возможность пообщаться. Кстати, не мог бы ты надеть что-нибудь более приличное на ужин? Французы, конечно, не слишком связаны формальностями, но – если позволишь так выразиться, дорогой, – ты выглядишь слишком уж неформально. Я позвоню тебе без пяти семь. Надеюсь, номер будет хорошим.

Комната номер тринадцать располагалась в конце длинного, узкого коридора. За дверью оказалось на удивление просторно, из окон открывался неплохой вид на площадь. В номере стояли двуспальная кровать с чёрно-белым покрывалом, телевизор, мини-бар, письменный стол, а на стене висела пара фотографий Парижа в рамках. Носильщик принёс в номер чемоданы Алекса; как только тот ушёл, Алекс сбросил ботинки и сел на кровать. Интересно, зачем они приехали сюда? Да, вертолёту требуется дозаправка, но для этого же не обязательно останавливаться на всю ночь. Почему они не полетели сразу в школу?

Ему предстояло как-то убить больше часа. Сначала он сходил в ванную – опять стекло и белый мрамор – и долго простоял под душем. Потом, завернувшись в полотенце, вернулся в комнату и включил телевизор. Алекс Френд много смотрит телевизор. На выбор предлагалось около тридцати каналов. Алекс прощёлкал все французские и остановился на музыкальном. Скорее всего, за ним сейчас наблюдают. Рядом с письменным столом висело большое зеркало, и за ним довольно легко спрятать камеру. Ну, тогда, может быть, стоит дать им немного пищи для размышлений? Он открыл мини-бар и налил себе бокал джина. Потом пошёл в ванную, долил в бутылку воды и поставил её обратно в холодильник. Воровство и употребление алкоголя! Если миссис Стелленбосх сейчас за ним смотрит, то наверняка понимает, что работать придётся не покладая рук.

Следующие сорок минут он смотрел телевизор и притворялся, что пьёт джин. Потом отнёс бокал в туалет и вылил содержимое в раковину. Пора одеваться. Как поступить – сделать как сказали и одеться прилично? В конце концов он пошёл на компромисс. Надел рубашку, но остался в тех же джинсах. Через мгновение зазвонил телефон – его вызывали на ужин.

Миссис Стелленбосх ждала его в ресторане – душной комнате в подвале. Благодаря тусклому освещению и зеркалам он казался просторнее, чем на самом деле, но всё равно сам Алекс ни за что бы не выбрал такое место для ужина. Этот ресторан мог быть где угодно, в любой части мира. За столиками ужинали ещё двое – судя по виду, бизнесмены, – но больше здесь никого не было. Миссис Стелленбосх переоделась в чёрное вечернее платье с перьями на воротнике; на шее у неё висело антикварное ожерелье из чёрных и серебряных бусин. Чем моднее одежда, тем уродливее она выглядит, подумал Алекс. Она снова курила сигару.

– Ах, Алекс! – она выпустила облачко дыма. – Как ты, отдохнул? Или смотрел телевизор?

Алекс ничего не ответил. Он сел, открыл меню, но потом, увидев, что там всё на французском, закрыл.

– Давай я за тебя закажу. Может быть, начнём с супа? А потом бифштекс. Никогда ещё не встречала мальчиков, которые не любят бифштексы.

– Мой двоюродный брат Оливер вегетарианец, – сказал Алекс. Он прочитал это в одном из досье.

Замдиректора кивнула, словно уже знала об этом.

– Тогда он не знает, чего себя лишает, – сказала она. Подошёл бледный официант, и она сделала заказ по-французски. – Что будешь пить?

– Колу.

– Отвратительный напиток, всегда так думала. Не понимаю его вкуса. Но, конечно, раз хочешь, тебе его принесут.

Официант принёс Алексу «Кока-колу», а миссис Стелленбосх – шампанское. Алекс смотрел, как в обоих бокалах поднимаются пузырьки, чёрные – в его, бледно-золотистые – в её.

– Санте́, – сказала она.

– Чего?

– По-французски это значит «Ваше здоровье».

– А. Ваше здоровье.

На мгновение повисла тишина. Собеседница не сводила с него глаз – словно видела его насквозь.

– Значит, ты был в Итоне, – спокойно сказала она.

– Верно. – Алекс вдруг напрягся.

– На каком факультете?

– Хопгарден.

Это название настоящего факультета школы. Алекс очень тщательно изучил досье.

– Я однажды бывала в Итоне. Помню, там статуя. По-моему, какой-то король. Сразу за главными воротами…

Она проверяет его, Алекс был в этом уверен. Она подозревает его – или это просто обычная мера предосторожности?

– Вы о Генрихе Шестом? – спросил он. – Его статуя стоит на площади Колледж-Ярд. Он основал Итон.

– Но тебе там не понравилось.

– Да.

– Почему?

– Мне не нравилась форма, мне не нравились клювы. – Алекс нарочно избежал слова «учителя». В Итоне их называют «клювами». Он едва заметно улыбнулся себе. Если она хотела услышать немного итонского жаргона – вот ей, пожалуйста. – А ещё мне не нравились правила. Штрафуют за каждый чих. Заносят в книгу отстающих. Постоянные рипы, инфы, на счётчик ставят. Дивы скучные…

– Боюсь, я вообще не понимаю ни слова.

– «Дивы» – это уроки, – объяснил Алекс. – «Рипы» – когда твоя работа плохая…

– Ага! – Она прочертила сигарой линию в воздухе. – Так вот почему ты поджёг библиотеку?

– Не, – ответил Алекс. – Это потому, что я не люблю книги.

Принесли первое блюдо. Суп Алекса был жёлтым, в нём что-то плавало. Он взял ложку и с подозрением ткнул в это «что-то».

– Это чего вообще? – недовольно спросил он.

– Суп де муль.

Он посмотрел на неё непонимающим взглядом.

– Суп с мидиями. Надеюсь, тебе понравится.

– Лучше бы голый кетчуп «Хайнц» принесли, – ответил Алекс.

Бифштексы оказались типично французскими – их вообще почти не жарили. Алекс откусил пару кусков мяса с кровью, потом отложил нож и вилку и съел жареную картошку прямо руками. Миссис Стелленбосх рассказывала ему о Французских Альпах, о катании на лыжах и своих поездках в разные европейские города. Алексу было легко притворяться, что ему скучно. Ему, собственно, на самом деле было скучно. А ещё он начал уставать. Он отпил глоток «Кока-колы», надеясь, что напиток его хоть немного взбодрит. Ужин, казалось, тянулся уже не один час.

Но вот наконец они доели пудинги – мороженое с соусом из белого шоколада. Алекс отказался от кофе.

– Ты выглядишь уставшим, – сказала Стелленбосх. Она закурила ещё одну сигару. Дым вился вокруг её лица, у него от этого закружилась голова. – Не хочешь поспать?

– Хочу.

– Мы улетаем только завтра днём. У тебя будет время побывать в Лувре, если хочешь.

Алекс покачал головой.

– Не, не хочу. От картин мне скучно.

– Правда? Как жаль!

Алекс встал. Его рука ни с того ни с сего наткнулась на бокал, и остатки «Кока-Колы» разлились по чистой белой скатерти. Да что с ним такое? Он вдруг почувствовал, что очень устал.

– Хочешь, я тебя провожу, Алекс? – спросила миссис Стелленбосх. Она внимательно посмотрела на него, и в мёртвых глазах зажёгся огонёк интереса.

– Нет. Я сам дойду. – Алекс отошёл от стола. – Спокойной ночи.

Подняться по лестнице оказалось целым испытанием. Он подумал, не стоит ли подняться на лифте, но потом понял, что очень не хочет оказаться в маленькой коробочке без окон. Он там задохнётся. Он поднялся по лестнице, опираясь плечом о стену, шатаясь, прошёл по коридору и как-то сумел вставить ключ в замок. Когда он вошёл внутрь, комната кружилась перед глазами. Что происходит? Он что, выпил больше джина, чем собирался, или…

Алекс сглотнул. Ему что-то подмешали в «Кока-колу». Он чувствовал на языке какую-то горечь. До кровати оставалось всего три шага, но ощущение было такое, что на самом деле до неё целая миля. Ноги уже не слушались. Даже чтобы оторвать ступню от пола, ему пришлось приложить все силы. Он пошатнулся и упал, выставив перед собой руки. Каким-то образом ему всё же удалось оттолкнуться достаточно сильно. Его грудь и плечи ударились о кровать и погрузились в мягкий матрас. Комната всё быстрее и быстрее кружилась перед глазами. Он попытался встать, заговорить – но ничего не получилось. Его глаза закрылись. Он с благодарностью позволил тьме принять себя.

Через полчаса послышался тихий щелчок, и комната начала меняться.

Если бы Алекс мог открыть глаза, то увидел бы, как письменный стол, мини-бар и фотографии Парижа в рамках уезжают вверх по стене. По крайней мере, ему бы так показалось. Но на самом деле стены оставались неподвижными, а вот пол опускался на спрятанном гидравлическом моторе. Кровать – с лежащим на ней Алексом – уезжала вниз, в чрево гостиницы. Вся комната была огромным лифтом, и сейчас этот лифт уносил его, сантиметр за сантиметром, в подвал, а потом и ещё ниже. Здесь стены уже были из листового металла. Обои, светильники и фотографии остались высоко вверху. Он опускался по шахте, удерживаемый четырьмя стальными штырями. Затем кровать вдруг залило ярким светом. Он прибыл на место.

Кровать остановилась в самом центре подземной клиники. Со всех сторон стояли сложные научные приборы. Сверху висели камеры – цифровая, видео, инфракрасная, рентгеновская. Повсюду лежали инструменты всех возможных форм и размеров, назначение некоторых из них показалось бы Алексу совершенно непонятным.

Пучки проводов отходили от каждой машины к ряду компьютеров, которые гудели и мерцали на длинном столе вдоль одной из стен. С другой стороны в стене было вырезано окно. В комнате работал кондиционер. Если бы Алекс не спал, то задрожал бы от холода. Когда он дышал, над его лицом появлялось маленькое белое облачко.

Его уже ждал пухлый врач лет сорока в белом халате. Его жёлтые волосы были зачёсаны назад, а лицо постепенно теряло прежнюю молодость – пухлые щёки, толстая, жирная шея. Ещё у него были очки и тонкие усики. Рядом с ним стояли два ассистента – тоже одетые в белые халаты, с непроницаемыми лицами.

Все трое тут же принялись за дело. Подхватив Алекса, словно мешок картошки – или труп, – они его раздели. А потом начали фотографировать, сначала – с помощью обычной камеры. Начав со ступней, они постепенно продвигались всё выше, сделав по крайней мере сто кадров. Щёлкала вспышка, и плёнка тут же прокручивалась дальше. Они не упустили ни дюйма. Потом они отрезали локон его волос и убрали в пластиковый конверт. С помощью офтальмоскопа они получили идеальный снимок глазного дна. Потом они сделали слепок его зубов, сунув в рот специальную мастику и надавив на нижнюю челюсть. Особенно они отметили родинку на левом плече, шрам на руке и даже отпечатки пальцев. Алекс грыз ногти – и это они тоже записали.

Наконец они взвесили его на больших плоских весах и измерили – рост, объём груди, талии, бёдер, размер руки и так далее. Все результаты они тщательно записали в блокноты.

Всё это время из-за стекла за ними наблюдала миссис Стелленбосх. Она не двигалась с места. Единственным признаком жизни на её лице была сигара, которую она крепко держала губами. Виднелся красноватый огонёк, а вверх шёл дымок.

Трое врачей закончили работу. Тот, что с жёлтыми волосами, сказал в микрофон:

– Всё готово.

– Ваше мнение, мистер Бакстер? – послышался её голос из спрятанной где-то колонки.

– Всё замечательно.

Бакстер был англичанином и говорил с аристократическим акцентом. Он был явно доволен собой.

– Хорошая структура костей. В отличной форме. Интересное лицо. Заметили пирсинг в ухе? Он его недавно проколол. Больше сказать нечего.

– Когда сделаете операцию?

– Когда скажете, дорогая. Просто сообщите.

Миссис Стелленбосх повернулась к другим двоим.

– Рабийе-ле![1]1
  Оденьте его! (Фр.) – Примеч. пер.


[Закрыть] – рявкнула она.

Ассистенты снова одели Алекса. Этот процесс длился дольше, чем раздевание. Работая, они тщательно записывали все бренды. Рубашка «Леви», носки «Пол Смит». К моменту, когда Алекс был снова одет, они знали о нём столько же, сколько врач – о новорождённом младенце. Всё было тщательно записано. И эту информацию передадут дальше.

Мистер Бакстер прошёл к рабочему столу и нажал кнопку. Ковёр, кровать и гостиничная мебель поехали вверх. Вскоре они исчезли в потолке и продолжили движение. Алекс спал, пока его поднимали обратно по шахте, в комнату, известную ему как номер тринадцать.

От того, что с ним произошло, не осталось никаких следов. Всё исчезло, словно сон.

«Меня зовут гриф»

Академия «Пойнт-Блан» была построена помешанным. Какое-то время она использовалась в качестве сумасшедшего дома. Алекс вспомнил, что рассказывал ему Алан Блант, когда вертолёт начал снижаться, целясь в красно-белую вертолётную площадку. Фотографию в брошюре сделали очень искусно. Теперь же, когда он и сам видел здание, то мог подобрать для его описания лишь одно слово: безумство.

То была жуткая мешанина из башен и зубчатых стен, зелёных покатых крыш и окон всех форм и размеров. Нормально друг с другом не сходилось вообще ничего. Общая конструкция казалась довольно простой: круглая центральная область и два крыла. Только вот одно крыло оказалось длиннее другого. Две стороны не были похожи друг на друга. У академии было четыре этажа, но окна располагались так, что трудно было понять, где заканчивается один этаж и начинается другой. Внутренний дворик был не совсем прямоугольным, а фонтан просто замёрз. Даже вертолётная площадка, торчавшая из крыши, была уродливой и неуклюжей, словно в кирпичную стену врезался звездолёт, да так там и застрял.

Миссис Стелленбосх щёлкнула переключателями на приборной панели.

– Я отведу тебя на встречу с директором, – крикнула она сквозь шум лопастей. – Твой багаж принесут потом.

На крыше было холодно; снег, покрывавший склон горы, ещё не растаял, и везде, куда хватало взгляда, было белым-бело.

Академию построили на крутом склоне горы. Чуть ниже Алекс увидел огромный железный «язык», который начинался на уровне земли, но затем поднимался вверх. Лыжный трамплин – он такой видел на зимней Олимпиаде. Верхняя точка трамплина была метрах в пятидесяти над землёй; далеко внизу Алекс видел подковообразную плоскую область, куда, похоже, лыжники приземлялись после прыжка.

Он разглядывал трамплин, представляя, каково это – взлетать вверх, а потом приземляться на две лыжи, но тут замдиректора схватила его за руку.

– Мы не прыгаем на этом трамплине, – сказала она. – Запрещено. А теперь идём. Надо спрятаться от холода.

Они прошли в дверь в торце одной из башен и спустились по узкой спиральной лестнице – каждая ступенька была разной высоты – прямиком на первый этаж. Они оказались в длинном, узком коридоре, где было множество дверей и ни единого окна.

– Классы, – объяснила миссис Стелленбосх. – Ты их увидишь позже.

Алекс пошёл вслед за ней по коридору, в котором стояла странная тишина. Центральное отопление в академии работало на полную мощность, воздух был горячим и тяжёлым. Они остановились у современных стеклянных дверей, которые вели во внутренний дворик. Из жары обратно в холод – миссис Стелленбосх вывела его через двери, они прошли мимо замёрзшего фонтана. Внимание Алекса привлекло какое-то движение, и он поднял голову. Раньше он этого не замечал. На одной из башен стоял часовой. На шее у него висел бинокль, а в руке он держал пистолет-автомат.

Вооружённые охранники? В школе? Алекс пробыл здесь всего несколько минут, но ситуация его уже нервировала.

– Сюда, – миссис Стелленбосх открыла ему ещё одну дверь, и он оказался в главном приёмном зале академии.

В огромном камине горели дрова; огонь охраняли два каменных дракона. Широкая лестница вела наверх. Зал освещала люстра, в которой горело как минимум сто лампочек. Стены были отделаны деревянными панелями. На полу лежал толстый тёмно-красный ковёр. Не меньше десяти пар глаз провожали взглядом Алекса, когда он последовал за миссис Стелленбосх в следующий коридор. Зал был украшен головами животных. Носорог, антилопа, индийский буйвол и, что печальнее всего, лев. Интересно, кто застрелил их?

Они дошли до единственной двери в конце коридора – судя по всему, на этом их путешествие заканчивалось. Пока что Алекс не встретил ни одного ученика, но, выглянув из окна, он увидел ещё двух охранников, медленно расхаживавших по внутреннему дворику с автоматами в руках.

Миссис Стелленбосх постучала в дверь.

– Войдите!

Алексу оказалось достаточно одного слова, чтобы распознать южноафриканский акцент.

Дверь открылась, и они вошли в огромную комнату, которая выглядела совершенно абсурдно. Как и всё здание, она была неправильной формы – четыре стены шли не параллельно друг к другу. Потолок был высотой метров в семь, а окна шли до самого пола; из них открывался отличный вид на горные склоны. Комната была по-современному обставлена, от светильников, скрытых в стенах, исходил мягкий свет. Мебель была уродливой, но не такой уродливой, как новые головы животных на стенах и шкура зебры на полу. Рядом с маленьким камином стояло три кресла. В одном из них, позолоченном, антикварном, сидел человек. Он повернул голову, услышав, как входит Алекс.

– Добрый день, Алекс, – сказал он. – Пожалуйста, проходи, садись.

Алекс медленно прошёл к креслам и сел в одно из них. Миссис Стелленбосх заняла другое.

– Меня зовут Гриф, – продолжил человек в золотом кресле. – Доктор Гриф. Я очень рад знакомству и тому, что ты будешь учиться у нас.

Алекс посмотрел на директора «Пойнт-Блана» – на его белую, как бумага, кожу и глаза, горящие за красными линзами очков. Он словно говорил со скелетом, так что, растерявшись, не сразу нашёлся с ответом. Но потом пришёл в себя.

– Хорошее местечко, – сказал он.

– Ты так думаешь? – В голосе Грифа не было никаких эмоций. Он сидел абсолютно спокойно, двигалась только его шея. – Это здание было спроектировано в 1857 году французом, который, несомненно, был худшим архитектором в мире. Это был его единственный заказ. Когда в здание въехали его первые владельцы, они приказали его застрелить.

– Тут и сейчас немало людей с оружием.

Алекс выглянул в окно. Мимо как раз проходила ещё пара охранников.

– «Пойнт-Блан» уникален, – объяснил доктор Гриф. – Как ты вскоре узнаешь, все мальчики, которых присылают сюда, – из богатых, выдающихся семей. У нас здесь бывали сыновья императоров и промышленников. Такие же мальчики, как и ты. Отсюда следует, что мы легко можем стать целью для террористов. Так что охранники здесь для твоей же безопасности.

– Вы очень добры. – Алексу показалось, что он слишком вежлив. Пора показать этому человеку, что Алекс Френд на самом деле за птица. – Но, если честно, мне не очень хочется тут находиться. Если вы мне покажете, как спуститься вниз, в город, я следующим же поездом уеду домой.

– Отсюда нельзя спуститься вниз, в город.

Доктор Гриф поднял руку, прерывая Алекса. Алекс посмотрел на его длинные, костистые пальцы и на глаза, блестевшие красным за стёклами очков. Он двигался так, словно у него в теле переломали все косточки, а потом сложили заново; он казался одновременно старым и молодым и вообще не совсем человеком.

– Лыжный сезон закончился… сейчас уже слишком опасно. Здесь есть только вертолёт, а он тебя отсюда заберёт, только когда я скажу.

Рука снова опустилась.

– Ты здесь, Алекс, потому что разочаровал своих родителей. Тебя выгнали из школы. У тебя проблемы с полицией…

– Эй, это… блин, не я виноват! – запротестовал Алекс.

– Не перебивай доктора! – шикнула миссис Стелленбосх.

Алекс злобно посмотрел на неё.

– Твой внешний вид неприятен, – продолжил доктор Гриф. – Твой язык – тоже. Наша работа – сделать из тебя мальчика, которым родители смогут гордиться.

– Мне и так хорошо, – сказал Алекс.

– Это неважно.

Доктор Гриф умолк.

Алекс вздрогнул. Что-то странное было в этой комнате: такая большая, пустая, бесформенная.

– Ну и чего вы будете со мной делать? – спросил Алекс.

– Вначале уроков не будет, – сказала миссис Стелленбосх. – Первые пару недель ты будешь ассимилироваться.

– Что это значит?

– Ассимилироваться. Приспосабливаться… адаптироваться… становиться похожим. – Она словно читала ему словарь синонимов. – Сейчас в академии шесть мальчиков. Ты познакомишься с ними, проведёшь с ними время. У тебя будут возможности заняться спортом и пообщаться. Здесь хорошая библиотека, ты будешь читать. Вскоре ты научишься нашим методам.

– Я хочу позвонить маме и папе, – сказал Алекс.

– Пользоваться телефонами запрещено, – объяснила миссис Стелленбосх. Она попыталась сочувственно улыбнуться, но с её лицом это было довольно трудно. – Мы обнаружили, что они вызывают слишком сильную тоску по дому. Но, конечно, ты можешь писать письма.

– Предпочитаю электронную почту, – сказал Алекс.

– Персональные компьютеры запрещены – по той же причине.

Алекс пожал плечами и шёпотом выругался.

Доктор Гриф это заметил.

– Ты должен быть вежлив с заместителем директора! – резко сказал он. Он даже не повысил голоса, но слова прозвучали очень едко. – Алекс, ты должен знать, что миссис Стелленбосх работает со мной уже двадцать шесть лет, а когда я с ней познакомился, её пять лет подряд выбирали Мисс Южная Африка.

Алекс уставился на её лицо, похожее на обезьянье.

– Конкурс красоты? – спросил он.

– Чемпионат культуристов. – Доктор Гриф посмотрел на камин. – Покажите ему.

Миссис Стелленбосх встала и прошла к камину. На решётке лежала кочерга. Она взяла её обеими руками и сосредоточилась. Алекс ахнул. Довольно толстая металлическая кочерга начала гнуться. Вскоре она уже больше напоминала по форме букву U. Миссис Стелленбосх даже не вспотела. Она свела два конца кочерги вместе и бросила её обратно на решётку. Раздался громкий лязг.

– Мы в академии поддерживаем строжайшую дисциплину, – сказал доктор Гриф. – Отбой в десять вечера – и ни минутой позже. Мы не терпим сквернословия. Никакой связи с внешним миром без нашего разрешения. Не пытайся покинуть территорию. А ещё ты должен делать всё, что мы говорим, без всяких колебаний. И, наконец, – он наклонился к Алексу, – тебе можно заходить только в некоторые места этого здания.

Он показал рукой; лишь сейчас Алекс заметил вторую дверь в дальнем конце комнаты.

– Здесь мои личные покои. Тебе разрешено быть только на первом и втором этажах. Там располагаются спальни и аудитории. На третий и четвёртый этажи тебе нельзя. В подвал – тоже. Это, опять-таки, ради твоей безопасности.

– Вы боитесь, что я свалюсь с лестницы, что ли? – спросил Алекс.

Доктор Гриф пропустил вопрос мимо ушей.

– Можешь идти, – сказал он.

– Подожди у дверей кабинета, Алекс, – добавила миссис Стелленбосх. – Там тебя заберут.

Алекс встал.

– Мы сделаем тебя таким, каким хотят видеть тебя родители, – сказал доктор Гриф.

– А что, если они вообще меня не хотят?

– Это мы тоже можем устроить.

Алекс вышел.

– …неприятный мальчишка… несколько дней… быстрее, чем обычно… проект «Джемини»… закрывается…

Если бы дверь не была такой толстой, то, может быть, Алекс и смог бы услышать больше. Едва выйдя из комнаты, он приложил ухо к замочной скважине, надеясь услышать что-нибудь полезное для МИ-6. Доктор Гриф и миссис Стелленбосх действительно о чём-то оживлённо беседовали, но Алекс мало что слышал, а понимал и того меньше.

Тут кто-то схватил его за плечо, и он резко развернулся, злясь на себя. Так называемого шпиона поймали, когда он подслушивал у замочной скважины! Но это был не охранник. Алекс увидел перед собой круглолицего мальчика с длинными чёрными волосами, тёмными глазами и бледной коже. На нём были очень старая, выцветшая футболка со «Звёздными войнами», рваные джинсы и бейсболка. Он, похоже, недавно дрался и неплохо в этой драке отхватил. Под глазом виднелся синяк, а губа была разбита.

– Если они увидят, как ты подслушиваешь у дверей, тебя тут же пристрелят, – сказал мальчик и недобро посмотрел на Алекса.

Судя по всему, подумал Алекс, он из тех, кто не доверяют никому.

– Я Якоб Шпринтц, – продолжил он. – Мне сказали показать тебе тут всё.

– Алекс Френд.

– Ты чего натворил, что тебя послали в эту дыру? – спросил Якоб, когда они пошли обратно по коридору.

– Меня выгнали из Итона.

– А меня вышвырнули из школы в Дюссельдорфе. – Якоб вздохнул. – Я думал, что это лучшее, что со мной случилось в жизни. А потом папа отправил меня сюда.

– Чем занимается твой папа? – спросил Алекс.

– Банкир. Играет на валютных рынках. Обожает деньги, у него их целая куча, – пустым, ровным голосом ответил Якоб.

– Дитер Шпринтц? – Алекс вспомнил это имя. Несколько лет назад он попал на первые страницы всех английских газет. «Человек за сто миллионов долларов». Именно столько он заработал всего за двадцать четыре часа. В тот день фунт стерлингов рухнул, а за ним чуть не последовало и всё британское правительство.

– Ага. Фотографию показать не проси, у меня нету. Вот, сюда.

Они дошли до главного зала с драконами на камине. Оттуда Якоб провёл его в столовую – длинный, высокий зал с шестью столами и люком, ведущим в кухню. Потом они побывали в двух гостиных, игровой комнате и библиотеке. Академия напомнила Алексу дорогую гостиницу на лыжном курорте – и не только потому, что стояла на склоне горы. Было от этого места какое-то тяжёлое ощущение, чувство, что ты отрезан от реального мира. Воздух был тёплым и неподвижным, и, несмотря на размер комнат, Алекс не мог не почувствовать приступа клаустрофобии. Если бы это место действительно было гостиницей, то явно не слишком популярной. Гриф сказал, что здесь на обучении всего шесть мальчиков. А ведь жить здесь вполне могло бы и шестьдесят. Пустота была повсюду.

В гостиных никого не было – лишь кресла, столы и стулья, – но вот в библиотеке сидели двое ребят. То была длинная, узкая комната со старомодными дубовыми стеллажами, уставленными книгами на разных языках. В дальнем конце комнаты, в алькове, стояли средневековые швейцарские доспехи.

– Это Том. И Хуго, – сказал Якоб. – Они, наверное, делают дополнительные уроки по математике, или ещё что-то такое, в общем, лучше их не беспокоить.

Ребята подняли головы и кивнули. Один из них читал учебник, другой – что-то писал. Они были одеты намного приличнее, чем Якоб, и выглядели не слишком дружелюбно.

– Долбанутые, – сказал Якоб, как только они вышли из комнаты.

– В каком смысле?

– Когда мне рассказывали об этом месте, то объясняли, что у всех ребят проблемы. Я думал, что тут вообще дико оторвусь. Сигаретки не найдётся?

– Не курю.

– Отлично. А потом я приезжаю сюда, а тут то ли музей, то ли монастырь, то ли… фиг знает что. Доктор Гриф, по ходу, своё дело знает. Все тихие, трудолюбивые, скучные. Вообще не представляю, как у него получилось. Мозги им, что ли, через соломинку высосал. Пару дней назад я решил устроить драку с двумя парнями, ну, чисто по приколу. – Он показал на лицо. – Они меня отметелили, а потом пошли дальше заниматься. Жуть просто!