Текст книги "Кольцо Пяти Драконов"

– Посланец Миины.

– Снова Пророчество. Да, коготь, который пульсировал в груди и привел меня к двери Хранилища, к Дракону Сеелин.

Кровавое солнце скользило к западу, накалывая себя на ледяные рога Дьенн Марра. Мир погрузился в сумрак.

– Пора идти, – сказала Джийан. – Нас ждут Реккк, Нит Сахор и Элеана. Друзья, которые помогут тебе добраться до Кольца Пяти Драконов.

Когда они уже повернулись к воротам, Джийан заколебалась.

– Риана, пожалуйста, пойми. Я – единственная, кто знает твою тайну, кто знает, что внутри Рианы по-прежнему живет Аннон Ашера. Никто другой не должен знать этого. Шпионы регента повсюду. Сам гэргон советовал нам никому не доверять. А теперь, когда Стогггул каким-то образом завладел талантами Темной колдуньи, нужно быть вдвойне бдительными. Один раз она нашла меня; возможно, найдет и в другой. – Джийан взяла своего ребенка за плечи. – Когда мы уйдем отсюда, когда встретимся с друзьями... даже для наших друзей, Риана, ты – Дар Сала-ат, а я – госпожа Джийан. Понимаешь?

В глазах Рианы была страшная боль.

– Но здесь, – прошептала она, – в этом нашем с тобой убежище, где мы любим и любимы, ты будешь по-прежнему звать меня Тэйаттт? Будешь?

Джийан, плача, заключила свое дитя в яростные объятия, вдребезги разбившие и – в одно волшебное мгновение – исцелившие ее сердце.

37
Демон

– Разумеется. – Звезд-адмирал Киннний Морка стиснул браслет в кулаке. – Думаешь, я не признаю работу регента?

– Возможно, мне не следовало вынимать это из ее пальцев. – Курган стоял, склонив голову. – Возможно, мне следовало бы оставить это вам...

– Нет. – Звезд-адмирал рубанул воздух рукой. – Ты поступил правильно, адъютант, убрав последнюю взятку Стогггула.

От Кургана не ускользнуло, что звезд-адмирал не произнес полное имя регента, что в его голосе звучала не только ненависть, но и презрение.

Кинннию Морке хотелось, чтобы Далма посмотрела на него, но невидящие глаза смотрели в небо. Под ногами хрустел беломраморный гравий, темный от ее крови. Казалось, будто тело уже погрузилось в землю, став частью аккуратной дорожки, потревоженной жестокостью последних мгновений ее жизни.

Весь парк был окружен кхагггунами из личного крыла звезд-адмирала. Воины с ионными пистолетами наготове стояли спиной к трагедии.

– Что за злая судьба обрушилась на меня, раз я должен был полюбить такую? – Он глубоко, резко вздохнул. – Я виню за это Стогггула. Не только за ее смерть, но и за ее порочность.

– Я – ваша правая рука. Я был бессилен, когда люди регента помешали выполнению вашего приказа арестовать Олннна Рэдддлина. Это бессилие унизительно. Что мне делать, звезд-адмирал?

– Делать? – Киннний Морка посмотрел на Кургана налитыми кровью глазами. Он сам и его кхагггуны были в полном боевом снаряжении. – Ничего. Ты не издашь ни звука, не предпримешь никаких действий. Похоже, глупость регента начинает проявляться. Он насилует и убивает Далму. Отменяет мой приказ посадить Олннна Рэдддлина под замок. Рэдддлин безумен, можешь не сомневаться; но он очень хитер, как часто бывает с безумцами, и убедил Стогггула защитить его. Похоже, я недооценивал перв-капитана... – В глазах звезд-адмирала сверкнул гнев. – Либо так, либо проклятая колдунья, которая всегда рядом с регентом, взяла его под свое мерзкое крыло. – Он сжал кулаки. – Я не прощу этого ядовитой счеттте! Она и вправду отравила разум Веннна Стогггула.

Киннний Морка опустился на колени, коснулся окровавленного темени Далмы.

– Ты не знала, как я люблю тебя... Я никогда не говорил тебе; никогда не показывал тебе. Как я мог? Я кхагггун. Но я любил тебя. Ты оживила что-то во мне. Теперь оно холодно и мертво... как ты, бедняжка. – Он провел кончиками пальцев по ее лбу, по щеке. – Спи же и ни о чем не тревожься. Твои страдания закончились, однако жизнью клянусь, что страдания твоего убийцы только начинаются.

Киннний Морка встал и отвернулся. Сделав перв-капитану Йулллу знак приблизиться, он отдал приказ о погребении Далмы. Йуллл кивнул и быстро ушел. Наступило затишье – время для размышления.

Курган наблюдал за происходящим с отстраненностью, которой научился у Старого В'орнна. Он не испытывал никаких чувств к двум союзникам, ставших врагами, – ни сочувствия, ни верности, ни даже сладости иронии из-за собственной роли в обострении их вражды. Не будучи отстраненным, нельзя быть объективным, говорил Старый В'орнн. А не будучи объективным, нельзя увидеть полную картину. Для такого честолюбца, как Курган, увидеть полную картину было главным.

Когда наконец звезд-адмирал посмотрел на Кургана, он снова стал самим собой.

– Нет, мы позволим регенту и вероломному крыл-генералу Нефффу делать поспешные и необдуманные ходы, пока сами – внутри нашей касты – будем укреплять силы, готовиться к сражению. Если регент хочет войны, то, клянусь вонючей Н'Лууурой, он получит войну!

– Прости меня, отец, – сказал Нит Сахор, – ибо я согрешил.

– Нет греха в том, чтобы следовать своим убеждениям, – ответил тэй с ярким оперением. – Так я учил тебя жить.

– Хорошо это или плохо. – Нит Сахор улыбнулся и протянул руку. Птица спорхнула с насеста и сжала полупрозрачными желтыми когтями облеченное перчаткой запястье, выковывая связь, устанавливая контакт.

– Ты сделал для меня замечательную корковую сеть, – сказал тэй, чистя клювом перья. – Цвета доставляют мне наслаждение!

Нит Сахор улыбнулся.

– В свое время ты был настоящим художником, отец. У тебя замечательное чувство цвета.

– И я произвел на свет ученого! Кто бы мог подумать!

– Когда-то в Товариществе было много художников, но это в прошлом. Ты последний, отец. Теперь мы – гэргоны – одинаковы: все техномаги.

– Нет, сын мой, ты не похож на остальных.

– Иногда я боюсь, что слишком похож. Мне хотелось бы больше походить на тебя.

– Что ж, возможно, и к лучшему, что ты не пошел по моим стопам. Дети должны жить своей жизнью, а не взваливать на себя жизнь, прожитую отцами.

– Допуская, что останется хоть какая-то жизнь, – заметил Нит Сахор.

Тэй посмотрел по сторонам.

– Мы не в твоей башне.

– И вообще не в Храме Мнемоники. Мне пришлось на время усыпить тебя. Моя лаборатория в осаде.

– Нит Батокссс? Нит Сахор кивнул.

– Он разгневался, что я покинул Товарищество. Тэй поднял четыре крыла.

– Насколько плохо?

– Достаточно плохо, – признал Нит Сахор. – Товарищество в разброде. Из-за Нита Батокссса их внимание с чистой науки перешло на политическое маневрирование. Нит Батокссс громче всех кричал от ярости из-за троих, убитых кундалианским колдовством.

– Кольцо Пяти Драконов! Как бы мне хотелось написать о нем! Какие рассказы я бы сочинил!

– Если тебе так хочется писать, разоблачи Нита Батокссса и его ядовитый язык.

– Я предупреждал тебя, что он – дурное семя, еще несколько веков назад.

– Боюсь, я был слишком занят опытами, чтобы слушать тебя, отец. Полностью моя вина. – Нит Сахор прошел по голому полу к пыльному окну. – Но, вероятно, настоящую ошибку я совершил, порвав с Товариществом.

– Нет, если оно хотя бы наполовину так порочно, как ты говоришь. – Тэй повернул голову, золотые глаза метали молнии. – Ты выбрал бесцветное, гнетуще скучное место.

– Склад не очень красив, зато подходит моим целям. Смотри! – Нит Сахор активировал сетчатую перчатку. Голубой огонь пробежал по стенам голой комнаты, так что та замерцала, заколебалась. Когда ее формы обрели четкость, все углы и щели ломились от оборудования, аккуратно расставленного на полках.

– Это копия твоей лаборатории в башне! – воскликнул тэй.

– Одной из нескольких.

– У тебя слишком много секретов от меня, сын мой!

– Я ищу способы развлекать тебя, отец. – Он погладил перья тэя. – Создать биокорковую сеть для электромагнитной матрицы было довольно трудно... Я не смог предоставить тебе средства выразить художественную сторону твоей натуры.

– Успокойся, сын мой. Подумай о том, чего ты достиг! Я снова жив, и за одно это я благодарен. Ты стал великим ученым – техномагом на века! – Тэй вгляделся в окно. – Я вижу войска, множество кхагггунов в боевом снаряжении.

– У регента и звезд-адмирала возникли разногласия. По-моему, они намерены убить друг друга.

– Неудивительно, – резко сказал тэй. – Я всегда твердо верил, что нельзя смешивать Великие и Малые касты. Неравным присуще недоверие. Да и как иначе? Недоверие у них врожденное.

– Все гораздо серьезнее. – Нит Сахор унес тэя от окна. – Я уверен, что здесь действует еще одна сила – мощная, незаметная, с какой мы никогда прежде не сталкивались. Связанная с самой Кундалой.

– Да, ты с самой высадки считал, что эта планета особенная.

– Я не убедил никого и разгневал многих. Теперь я вижу, что был прав, отец. Кундала будет для нас либо великим успехом, либо смертным приговором.

– Приговором? Почему приговором?

Нит Сахор сел на табурет перед одним из таинственных пультов. Банки голографических рун – красных, синих, желтых – разлились по корковой поверхности, как дождь, исчезая и появляясь снова таким сложным узором, что у тэя заболела голова.

– Порой наша миссия кажется бесконечной, отец. Мы ищем Единое Великое Уравнение, Объединяющую Теорию, которая объяснит Космос. Но Космос вечно меняется. Как можно осмыслить Хаос?

– Именно это и пытается делать искусство, сын мой. Таков основной принцип Товарищества. И смотри, что произошло: они опустились в котел политики! Теперь все, на что они способны, – это сотворить хаос из порядка.

– Ты один из немногих, отец. Ты художник. Ты понимаешь неуверенность. Но Товарищество в целом не выносит неуверенности. Она пугает их. Вот почему им так тревожно здесь, на Кундале, вот почему они выведены из равновесия. Здесь слишком много тайн, которые не удается разгадать. Чем усерднее они стараются, тем больше отдаляется разгадка.

– Возможно, в данном случае разгадки нет.

– Нет, для каждой загадки, заданной Кундалой, есть отгадка. Я знаю.

– А если разгадка тебе не понравится?

– Тем не менее мы сможем лучше представить себе наше место в Космосе, верно?

– Ты унаследовал от меня не только кровь, но и характер. Ты не боишься неуверенности.

– Напротив, меня тянет к ней.

– Тогда разрыв с Товариществом был неизбежен.

– Они постараются уничтожить меня.

– Ты не позволишь им.

– Нит Батокссс хитер и добился власти в Товариществе. Раньше им никогда не были нужны вожди. А он, похоже, рожден вождем.

– Как и ты, сын мой. Просто ты еще не распознал в себе это качество. – Тэй вздохнул – совсем как вздыхал отец Нита Сахора, когда был жив. – Когда-то мы все были одним. Такова, в конце концов, природа Товарищества. Причина его создания.

– А пришли мы к трагедии.

– Я знаю, когда это началось, – сказал тэй. – В тот миг, когда мы в первый раз связались с центофеннни. С того времени все в Товариществе изменилось. Это единственное деяние, пятнающее нас; учение Энлиля называет это Первородным Грехом. Мы и его отвергли как сомнительное.

– Вероятно, ты прав. – Нит Сахор смотрел на вихрь рун на поверхности. – Но в данный момент у нас есть более неотложная проблема. Нит Батокссс и его клика нашли меня.

Он вскочил, взвилось длинное – до полу – одеяние. Одна стена склада начинала вздуваться наружу.

– Мне это не нравится, – сказал тэй.

Нит Сахор взмахнул рукой у него над головой, и тэй превратился в поток портретных позитронов, слившийся с голографическим вихрем рун на поверхности пульта.

– Спи, отец. – Нит Сахор повернулся, приводя в действие ионную экзоматрицу.

Стены склада побледнели, стали полупрозрачными, потом прозрачными, когда техномагия врагов Нита Сахора подействовала на установленные им охранные устройства. Зеленый ионный огонь сорвался с его пальцев, укрепляя стены, но он понимал, что это в лучшем случае отсрочка. Он чувствовал их, чувствовал их враждебность, их нарастающую силу. Их было слишком много, чтобы он мог сразиться с ними здесь и сейчас. Надо...

Что-то завизжало, когда рубиново-красный ионный луч пронзил стену и ударил его в голову. Нит Сахор пошатнулся, стиснул зубы. Нанес ответный удар... бесполезно. Снова и снова рубиново-красные лучи разрезали остатки его укреплений. Он приготовился и почти закончил, когда увидел Нита Батокссса, парящего в воздухе прямо перед складом. Нит Батокссс оскалил желтые зубы, взмахнул руками, и еще один ионный луч прорезал стену. Стена разлетелась вдребезги, и луч охватил Нита Сахора целиком. Оглушенный, он упал на колени, и Нит Батокссс устремился вперед, чтобы нанести последний удар.

– Что-то не в порядке. – Реккк схватился за окумммон, который Нит Сахор имплантировал ему в левое предплечье.

– В чем дело? – спросила Элеана.

– Эта штука пульсирует. – Он стиснул зубы. – Больно!

Реккк упал на колени в комнате на втором этаже, которую они сняли в захудалой придорожной гостинице недалеко от Серёдки. Элеана обняла его, вытирая выступивший на его лице пот рукавом.

Низкий закопченный потолок. Маленькие, как глаза, окна. Старая потертая мебель. На улице сгущались сумерки, подползая к ним, как нищий на коленях. На замусоренном дворе было пусто, если не считать фургона, который тащили два жалкого вида чтавра. Бродячий точильщик вечером установил станок и теперь вовсю трудился. Среди аммоновых деревьев верещали цикады.

– Рука, – простонал Реккк. – Рука словно в огне.

– Только держись, – шептала Элеана. – Держись, Реккк.

Из общего зала внизу шум поднимался, как дым. В темноте горела одинокая лампа; пламя дрожало и танцевало, отбрасывая на стены горбатые тени.

Его пальцы подергивались, сжимались и изгибались словно сами по себе.

– Что-то... что-то случилось с Нитом Сахором. Элеана склонилась над Реккком.

– О чем ты?

Ах если бы Джийан была здесь! Почему ее так долго нет? Она уже давно должна была найти Дар Сала-ата. Что, если она нарвалась на неприятности... хозяин гостиницы предупреждал их о безумных кхагггунах в Серёдке. Элеана закусила губу, вне себя от беспокойства. Теперь она жалела, что они с Реккком не настояли на том, чтобы сопровождать колдунью. Но та была непреклонна в желании идти одной. Даже Реккк знал, что иногда спорить с ней бесполезно.

– На него напали! – ухитрился произнести Реккк прежде, чем его снова скрутил приступ боли. – Ах, Н'Лууура их побери!.. Он ранен. Тяжело ранен.

Неожиданно окумммон издал оглушительный звук, раздулся и вспыхнул ярко-голубым светом.

Из прорези окумммона появилась птица в ярком оперении.

– Тэй!.. – хрипло выдавил Реккк, глядя, как четверокрылая птица мечется под потолком.

Разноцветное оперение тэя начало линять, распадаться на части, разваливаться. И еще через мгновение на месте птицы возникла совершенно другая фигура.

– Нит Сахор! – Реккк взял себя в руки, стряхнув боль, как животное стряхивает капли дождя.

Гэргон, принявший свое истинное обличье, упал на одно колено. Когда Элеана бросилась к нему, он поднял руку в перчатке. Взвился фонтан искр, и комнату наполнил едкий запах горящих компонентов. Ионная экзоматрица треснула в нескольких местах. Некоторые терциевые и германиевые цепи зловеще светились, тогда как другие казались почерневшими, расплавленными.

Элеана повернулась к Реккку:

– Он весь в крови!

С трудом поднявшись на ноги, Реккк подошел к гэргону.

– Прости, что причинил тебе такую боль, Реккк, – сказал Нит Сахор. Его голос звучал странно, приглушенно, словно шел из другого измерения. – Однако за такой короткий срок ничего лучше не смог придумать.

– Не беспокойся, – сказал Реккк, опускаясь перед гэргоном на колени. – Что случилось?

Нит Сахор поднял голову и посмотрел Реккку в глаза. Янтарного цвета кожа головы была покрыта нездоровыми пятнами, впалые щеки – в пятнах крови.

– Потребовалось весьма усердно защищаться от врагов. – На его губах мелькнула грустная улыбка. – Давненько мне не приходилось заниматься этим. Боюсь, я утратил форму. Пришлось прибегнуть к стратегическому отступлению.

– Насколько тяжело ты ранен?

– Цел и невредим, уверяю тебя.

Но мрачные интонации его голоса, какая-то бледность в поразительных звездно-сапфировых глазах сказали Реккку, что гэргон лжет.

Гэргон повернулся к Элеане, медленно выпрямляясь во весь рост.

– Так это и есть юная предводительница кундалианского Сопротивления?

– Ты знаешь обо мне? – с опаской сказала девушка.

– Конечно. Реккк время от времени посылал мне сообщения о ваших успехах.

– Тогда ты знаешь, что я оставила Сопротивление, чтобы помочь Джийан и Реккку отыскать Дар Сала-ата. Ваши кхагггуны слишком хорошо поработали над опустошением наших рядов и уничтожением нашего идеализма.

– Необходимый, хотя и прискорбный поворот колеса. Прими мое сочувствие.

– И что мне с ним делать?

– Прошу прощения. – Гэргон моргнул. – Это юмор?

– Не знаю, – сказала она. – Если юмор, то черный. Я впервые встречаю гэргона, хотя не помню уж, сколько раз мечтала об этом. Я мечтала расправиться с таким, как ты, – голыми руками, если придется. Вы убили стольких кундалиан – так жестоко, бессмысленно, с особенным удовольствием. – На ее ресницах задрожали слезы. – Столько кундалиан погибло, будто река плоти и костей вылилась в море Крови, заново заслужившее свое название.

– Какой пыл! – одобрительно сказал Нит Сахор. – Я высоко ценю твою страсть. Поверь, в грядущие дни и месяцы она окажется бесценной.

Элеана справилась с гневом, крепко сжав кулаки.

– Я убила бы тебя сейчас, если бы Реккк позволил.

– Понимаю. Я не могу сказать ничего, что компенсировало бы пролитую кровь, причиненные нами боль и страдания. Лишь одно поддерживает меня при мысли о грядущих мрачных временах. Надеюсь, что однажды ты увидишь меня таким, каков я на самом деле.

Элеана повернулась к нему спиной, не ответив даже на ласковое прикосновение Реккка.

Нит Сахор обвел комнату взглядом.

– Кстати о госпоже Джийан. Где она?

– Пошла за Дар Сала-атом, – ответил Реккк. Лицо гэргона на мгновение омрачилось.

– Одна? Реккк, по-моему, я ясно выразился.

– Да. Просто у Джийан есть своя воля.

– И она умеет эту волю проявлять. – Нит Сахор нехотя кивнул. – Понимаю. – Он медленно и, как заподозрил Реккк, борясь с болью, подошел к окну, выходящему на двор и дорогу в Серёдку. – Давно здесь этот точильщик?

Реккк пожал плечами.

– Точно не знаю. Появился где-то во второй половине дня.

– Может, он и точильщик, – заметил Нит Сахор, – но если так, он точит собственный ударный меч.

– Что? – Реккк подскочил к окну, чтобы взглянуть самому. – Это кхагггун?

– Да, Реккк. – Нит Сахор провел по окну облаченной в перчатку рукой. На мгновение возникла дуга из голубых ионов, и гэргон опустил веки; глаза быстро двигались под веками туда-сюда, словно во сне. – На нем метка хааар-кэутов регента. Можно биться об заклад, что он ожидает подкреплений.

– Как он узнал, что мы здесь?

– Хороший вопрос, Реккк. Само собой разумеется, ему не хватило бы ума найти вас самому. Наверное, кто-то направил его сюда.

Реккк щелкнул пальцами.

– Малистра! Один раз она уже нашла нас благодаря колдовскому маяку. Но Джийан клялась, что блокировала его.

– Я бы не держал пари против колдовства госпожи Джийан. – Нит Сахор отвернулся от окна. – Значит, Малистра, наверное, нашла другой способ выследить вас. – Он посмотрел на их скудные пожитки. – Скажи-ка, Реккк, есть среди ваших вещей что-то, чего она могла коснуться? Что-то, что было потеряно и снова найдено, что-то пропадавшее хотя бы на несколько мгновений?

– Нет, не помню ничего такого.

– Я помню. – Элеана повернулась к ним. У нее на ладони лежало в'орннское оружие.

– Паучок, – сказал Нит Сахор.

– Малистра заколдовала его, чтобы защитить Олннна Рэдддлина от колдовства Джийан.

– Положи его, – сказал Нит Сахор. – Быстро.

Элеана выполнила приказ и отступила, придвинувшись поближе к Реккку. Реккк обнял ее за плечи.

– Теперь перед нами очаровательная головоломка. – Сжав руки за спиной, Нит Сахор медленно и задумчиво расхаживал возле оружия. Время от времени он останавливался, и снова Реккк спрашивал себя, насколько тяжело гэргон ранен. – Что сделала с ним Малистра?

– Джийан пыталась это выяснить, – сказал Реккк. Нит Сахор помедлил.

– Она дотрагивалась до него?

– Несколько раз.

– Как все просто. Одна колдунья творит заклятие, чтобы впитать ауру другой колдуньи. – Нит Сахор кивнул. – Хорошо. Мы определили наш поисковик. – Он присел на корточки, вытянул руки перед лицом. – И что нам с ним сделать? Уничтожить? – Он поднял голову, поглядел на Элеану. – Что скажешь, Сопротивление?

Девушка на мгновение задумалась.

– Если бы это зависело от меня, я бы не трогала его. Когда мы уйдем отсюда, точильщик не пойдет с нами. Он останется здесь, где жучок.

– Еще лучше отправить жучка куда-нибудь в другое место. – Нит Сахор встал в ливне голубых искр. Сверхвозбужденные ионы окружили жучка, и тот исчез по мановению руки гэргона. – Полагаю, теперь мы можем действовать незамеченными. – Но улыбка, появившаяся у него на лице, уже превращалась в гримасу боли.