Текст книги "Глаза Ангела"

"Боже мой, – думала Тори, глядя на сидевшего напротив нее Рассела, – я же абсолютно не знаю этого человека! Он всю жизнь был моим заклятым врагом, соперником, но теперь я просто теряюсь в догадках, кто он на самом деле. Мы вечно, как глупые наивные дети, ссорились из-за Бернарда, воспитавшего нас, заменившего нам отца, спорили, кого из нас он любит больше, каждый старался доказать перед ним свое превосходство, отталкивал другого, крича: «Выбери меня! Я лучше! Я!»

Тори и Рассел сидели на втором этаже кофейни в районе Роппондзи, и Рассел уже допивал вторую чашку кофе, а Тори все не могла оторвать глаз от сидящего напротив нее человека, все не могла решить, как же она теперь к нему относится: по-прежнему ненавидит или уже нет? Да, она ненавидела его, особенно после того, как он уволил ее из Центра, а сейчас чувствовала, что ненависть ее куда-то улетучилась... Так и не разобравшись в своих чувствах, девушка благоразумно обратилась в мыслях к другому предмету, вспомнила дом, Сад Дианы. Больше всего она любила бывать там в вечернее время, когда сад наполняли темно-сливового цвета тени, когда он был такой молчаливый и спокойный. Поплавав полтора часа в бассейне, Тори нравилось отдыхать у бортика, смотреть на деревья, на воду, на небо. Вспомнился ей один из таких вечеров, проведенный вместе с Грегом, – он приехал домой на пасхальные праздники (сама она училась тогда в высшей школе). Тори сидела у бортика бассейна в саду и глядела вверх, в закатное небо, вся разгоряченная, словно нагретая солнцем; брат был рядом, и девушка с удовольствием ощущала идущую от его тела прохладу, ей всегда было приятно общество Грега; она смотрела в сине-зеленые глаза брата и видела в них отражение точно таких же глаз, своих. В тот день она была необычно возбуждена, и даже длительное купание не смогло ее успокоить. Она расплакалась. Грег сочувственно спросил:

– Что такое, Тор?

– Ничего.

– Но не можешь же ты плакать просто так? – недоверчиво хмыкнул брат, – что с тобой, глупышка?

– Я не глупышка.

– Знаю, знаю.

Тори застенчиво подняла на него взгляд:

– Я замучилась с русским. Непонятный, ужасный язык. Не могу его выучить.

– Ладно тебе. Постарайся уж как-нибудь, ты же знаешь, для отца очень важно, чтобы мы выучили русский.

– Угу.

Ее удивляло желание отца сохранить свои русские корни, ведь он так мечтал стать настоящим американцем, ничем не отличаться от своих сограждан. Разве не было здесь явного противоречия? Тем не менее именно он, и никто другой, настоял на том, чтобы она учила русский вместо французского, хотя большинство ее друзей занимались французским. Тори раздражали ее толстые и прыщавые соученики, она ненавидела их не меньше, чем сам язык, трудный, непостижимый для нее, нелогичный, лучше бы уж она учила марсианский!

– У тебя сегодня был экзамен, что ли? – высказал догадку Грег.

– Да. Стоило мне увидеть задание, как у меня сразу же разболелась голова. Даже до конца не дописала текст, так что скорее всего экзамен я завалила.

– Да сделай ты над собой усилие, постарайся, – сказал Грег. Он потянулся и подставил лицо последним лучам заходящего солнца. – Если постараешься, все обязательно получится.

– Это тебе все дается легко, а мне нет.

– И тебе будет легко, вот увидишь. Мы с тобой не такие разные, как ты думаешь.

– Но я ничегошеньки не понимаю! Не пропускаю ни одного занятия, записываю объяснения, делаю все, что надо, но все равно ничего не понимаю.

– Слушай, тогда у тебя, наверное, преподаватель плохой. Кто у вас? – Грег шесть лет назад закончил ту же школу, в которой училась сейчас Тори, и знал практически всех учителей.

– Брокер.

– Брокер дрянной педагог. Завтра же поговорю с директором школы Бобом Хейесом и попрошу его, чтобы тебя перевели в класс к Питеру Борачеву. Хейес-то знает, чего стоит этот твой Брокер. А Борачев – самый лучший преподаватель русского, можешь мне поверить. Пойдешь к нему, поняла?

– Я русский ненавижу.

– Не дури, Тор. Язык красивый, ты еще его полюбишь.

– Вряд ли.

– Точно тебе говорю.

– Да? Ну и ладно, проехали.

У Тори словно гора с плеч свалилась; стоило ей поговорить с братом, как проблема, которая казалась неразрешимой, начала проясняться. Плохое настроение и напряжение улетучились, и Тори почувствовала себя легко и свободно. Погода была прекрасная, все было хорошо. Грег начал поддразнивать ее, они устроили веселую возню и в конце концов оба свалились в бассейн. Тори ушла под воду и, когда захотела вынырнуть, не могла этого сделать, потому что брат с силой надавил на ее голову. Она понимала, что Грег шутит, понарошку топит ее, но девушка уже довольно долго находилась под водой и начала задыхаться, ее внезапно охватил животный страх. Она отчаянно забилась, двигая изо всех сил руками и ногами, пока наконец не почувствовала, что никто больше не удерживает ее под водой. Тори вынырнула и набросилась на брата:

– Никогда не смей так больше делать! – кричала она, плача и задыхаясь. Но вдруг заметив, что брат как-то странно на нее смотрит, спросила, вытирая слезы.

– Что ты так на меня уставился?

– У тебя лицо изменилось.

– Что значит изменилось? На негра, что ли, стала похожа?

– Не могу тебе объяснить, лучше покажу. – Грег взял руку сестры и положил себе на голову. – Я нырну, а ты не давай мне всплыть, договорились?

– Вот еще, глупости. Придумал тоже! Зачем это надо?

– Делай как я говорю! – заорал на нее Грег, и она подчинилась. Надавила с силой на макушку брата, и он скрылся под водой. Чтобы не дать ему всплыть, ей пришлось упереться в его голову обеими руками. Лицо Тори почти касалось поверхности воды. Последний солнечный луч весело блеснул на водной глади, и через секунду золотой диск скрылся за верхушками пальм. Стало сразу довольно темно. Кристально чистая вода бассейна успокоилась, в ней не было никакого движения. Тори вгляделась в погруженного в воду Грега. Наверное, он решил устроить себе проверку на выносливость? Или тренирует дыхание? Ей очень хотелось участвовать во всех тренировках Грега, постоянно находиться рядом с ним, противостоять с его помощью давлению родителей. Сейчас они были одни в Саду Дианы, в бассейне, никто не мешал им заниматься тем, что могло взбрести им в голову, как, например, сейчас, когда они придумали этот странный эксперимент. Тори казалось, что она принимает участие в чем-то важном, что доступно обычно только взрослым, а не девочкам-подросткам, и все потому, что рядом с ней – ее замечательный брат. Ради такого стоило потерпеть и какие-нибудь ужасы, вроде того, что она пережила несколько минут назад.

Время шло. Маленькие пузырьки всплывали на поверхность воды. Тори почувствовала, что Грег пытается высвободиться, и сильнее нажала на его голову, да еще забила ногами по воде. Неожиданно откуда-то прилетела синица и пронеслась над бассейном низко-низко, будто стараясь заглянуть под воду: кто это там? И Тори подумала: «Что это я, с ума сошла? Держу брата под водой, а сколько он может выдержать без воздуха?» Она испугалась и, перестав давить на голову Грега, нырнула, вытащила его на поверхность. Лицо брата было неестественно бледным, а глаза – необыкновенно темными. Он стал каким-то другим, непохожим на себя. Неужели он был близко к смерти, и ее ледяное дыхание так сильно изменило его? Тори похолодела от ужаса.

– Видела? – спросил Грег и, взяв Тори за плечи, повернул ее к себе лицом. – Теперь понимаешь? Понимаешь, о чем я говорил? Объяснить это невозможно, но я тебе это показал, не так ли?

«...Почему мне вспомнился сейчас именно этот эпизод?» – недоумевала Тори. Может быть, мысли о Расселе и ее чувствах к нему так сильно беспокоили Тори, что она подсознательно переключилась на еще более беспокойные и тревожные воспоминания. Не созрело ли у нее тогда давно, в тот памятный вечер, желание вступить на полный опасностей путь, который она избрала? Поняла ли она уже тогда, глядя в странно изменившееся лицо Грега, что не успокоится, пока сама не посмотрит в глаза смерти? Тори попробовала дальше развить эту мысль, но присутствие Рассела мешало ей, сбивало ее с толку. Она никак не могла забыть, как он стоял безоружный перед огромным быком и практически ничего не мог сделать, как он едва не погиб... Ей также не удавалось выбросить из головы сцену в самолете, когда, вместо того чтобы воспользоваться слабостью Тори, Рассел проявил нежность и сочувствие...

Сегодняшний Токио... Тори помнила этот город только таким, каким он был десять лет назад, помнила себя соответственно на десять лет моложе, смелую, самоуверенную и одновременно уязвимую, хотя мысль о поражении, а тем более о смерти, в то время попросту не приходила ей в голову. Такая вещь, как смерть, была невероятной, немыслимой. Как могла она умереть, будучи сильной, умной, ловкой, храброй?

Грег, несмотря на свою всегдашнюю занятость, нашел время и прилетел в Токио повидаться с сестрой. Оба теперь жили в разных странах; мир, который их окружал, люди, с которыми они общались, были очень непохожи, однако в образе жизни брата и сестры было много общего: они усиленно тренировались и благодаря этому находились в отличной физической форме; они прилежно учились, как губки, впитывая в себя все новое, и старались поскорее применить знания на практике. В определенном смысле их можно было отнести к разряду сверхлюдей, обладавших наряду с высоким уровнем развития интеллекта еще и превосходными физическими данными. И они стремились извлечь из этого как можно больше пользы.

Из-за того, что брат и сестра виделись теперь крайне редко, их душевная близость не стала меньше, они по-прежнему были сильно привязаны друг к другу. Возможно, свою роль сыграло здесь отношение к родителям, и взаимное желание Тори и Грега противостоять постоянному давлению со стороны отца и матери привело к возникновению крепкой дружбы.

В Токио они проводили время довольно весело, даже вместе напивались, если у них возникало такое желание, а возникало оно, по правде говоря, очень часто, хотя ни у одного из них не было никакой склонности к пьянству. Просто им хотелось расслабиться, отвлечься от своей буквально рассчитанной по минутам жизни (особенно это касалось Грега), отдохнуть от жесткого ритма тренировок, вырваться из крепких уз дисциплины и порядка. Кроме того, Тори считала, подобно большинству японцев, что человек способен выразить до конца свои чувства, мысли, намерения, отношение к окружающим только будучи в состоянии опьянения. Если уж кто-то напился, то ему разрешено все: не зазорно быть глупым, слабым, сентиментальным... Так брат с сестрой и развлекались: шатались по городу, поочередно заглядывая в разные питейные заведения, обходя за вечер огромное число баров, пока они не оказывались в таких местах, где собирался всякий сброд, в том числе и преступники. Опасное общение с обитателями токийского дна ничуть не пугало отчаянную парочку, лишь раззадоривало ее, толкая на дальнейшие поиски приключений. Тори не давала покоя одна вещь, понять которую ей удалось спустя несколько лет; лишь повзрослев и набравшись опыта, она разобралась, что к чему. А удивляло ее стремление брата продемонстрировать свое мужское превосходство, утвердиться в лидирующей роли. Сначала она думала, что подобная агрессивность явилась результатом образа жизни брата, что таким образом воспитывают всех американских астронавтов, но только позже девушка сообразила, что так вести себя Грега толкала она сама, своим поведением разжигала его мужское самолюбие.

Тори ни в чем не хотела отставать от брата, неважно, касалось это занятий спортом, учебы, участия в соревнованиях или работы. Этого постоянно добивался от нее отец, руководствуясь тем принципом, что его дочь должна не бояться встретить на своем пути самые разнообразные трудности и уметь справиться с любыми проблемами и неприятностями, которые готовила ей судьба. Отец не уставал повторять: «Если ты не способна конкурировать со своим собственным братом, ты никогда ничего не добьешься. Не хнычь и не увиливай от работы и учти, что тебе повезло. Мой отец не мог дать мне того, что даю тебе я».

Тем не менее, несмотря на все свои старания, Тори никак не удавалось угнаться за Грегом – тот всегда был на голову впереди, чем бы ни занимался. Не то чтобы она не старалась, вовсе нет, – она добивалась очень хороших результатов, но получалось так, что брат во всем ее превосходил. Он с готовностью и упоением выполнял малейшее требование или пожелание отца, и Тори это немного злило. Все кончилось тем, что она «сбежала» на край света – покинула отчий дом и улетела в далекую и загадочную Японию, которая давно занимала ее мысли и волновала воображение. Внезапный отъезд строптивой дочери супругов Нан за сотни тысяч километров от родной и милой сердцу Америки был не только протестом, девушка давно мечтала увидеть удивительную Страну восходящего солнца. Япония необъяснимым образом притягивала Тори, и она стремилась туда всем сердцем.

Приехав в Токио, Тори поступила в школу боевых искусств и первую неделю учебы буквально плакала от счастья, потому что строжайший аскетизм, которого требовали от учащихся преподаватели школы, явился от уставшей от домашней роскоши Тори своеобразной отдушиной. Ведь день проходил в интенсивных физических и умственных занятиях, и уставшая до изнеможения девушка, приходя вечером к себе в комнату, буквально падала на простенькую жесткую кровать и долго потом не могла заснуть, она смотрела в окно на луну и звезды, и на душе у нее было мирно и радостно. Здесь она наконец-то обрела покой, который, думала, не найдет никогда и нигде.

Нравился Тори и ее учитель – сенсей, маленький, подвижный человек. Несмотря на свой небольшой рост и некоторую суетливость, он имел солидный и внушительный вид. Во время занятий – тренировочных боев, проводимых между сенсеем и учениками, было трудно предугадать его тактику – он небрежно и ловко использовал то один прием, то другой, а «военных хитростей» у него имелось в запасе предостаточно.

– Вам, как представительнице европейской расы, гораздо труднее, чем моим соотечественникам, осознать все предстоящие трудности на выбранном вами пути, – сказал Тори ее учитель, когда она прошла четыре ступени обучения из необходимых шести. – Не подумайте, что я говорю о превосходстве японцев над европейцами, но правда и то, что немногие европейцы добиваются успеха. Видите ли, наша нация питает отвращение во всему случайному, непредсказуемому. Природа естественная, не измененная людьми, полна неожиданностей и потому пугает нас, а мы, чтобы еще усилить свой страх, придумываем себе таких богов, как, например, лисица.

– Но я не понимаю, учитель, – ответила Тори и показала рукой на разбитый невдалеке сад, – природа окружает нас повсюду.

Сенсей понимающе улыбнулся.

– Я попрошу вас еще раз взглянуть на тот сад, который вы только что мне показали и которому я посвящаю много времени и забот. Разве он является частью дикой природы? Когда вы будете гулять где-нибудь в сельской местности или подниметесь в горы на севере, вы увидите природу в первозданном виде. А этот сад? Он не что иное, как продукт моей фантазии. Каждое деревце в нем выращено, создано моими собственными руками или руками моих учеников, причем так, в таком виде, как хотелось этого мне. Совершенный сад – как я это понимаю, должен быть частью девственной природы, выходить из нее, сливаться с ней. Но совершенных садов не бывает и быть не может. С природой следует обращаться как можно осторожнее, ибо по неведению мы можем нанести ей непоправимый вред, а этого делать никак нельзя. Обособленность, замкнутость – два основных принципа создания японских садов, являющихся выражением нашей культуры.

Эти слова учителя вспомнились однажды Тори, когда они с Грегом отправились в очередной раз на поиски приключений в ночном Токио. Сакэ приносило ей изрядное облегчение, ибо она порядком устала от своей пуританской жизни. Им обоим была необходима эмоциональная встряска, так как их жизнь состояла из сплошных ограничений и требовала жесткой самодисциплины, правда, у каждого на свой лад: Тори подчинялась требованиям, выработанным много лет назад самурайским кодексом чести, а Грег – правилам и дисциплине, которые были необходимы ему в его будущей профессии астронавта.

После скитаний по разным столичным барам они заглянули в одно сомнительное заведение в районе Синдзюку – в акачочин под названием «Лемон Краш» – крутое местечко для еще более крутых посетителей. Каждый уже выпил не менее двух литров японской рисовой водки, и настроение брата и сестры было боевое.

– Ух ты, не бар, а конфетка! – восторженно вскричал Грег, спускаясь вместе с Тори на нижний этаж акачочина, – да чтоб я когда-нибудь отсюда ушел – ни за что! Клянусь!

От матери Грег унаследовал некоторую тягу к театральности и позерству, и сейчас, несомненно, работал на публику, пытаясь привлечь к себе внимание.

Их усадили за столик, находившийся на балконе, окружавшем нижний этаж. Все вокруг сияло синим и желтым неоновым светом – пол, столы, лестницы, а под потолком были укреплены оригами, – сложенные из бумаги фигурки, которые постоянно раскрывались и закрывались, напоминая чем-то большие экзотические цветы.

В соответствии со сложившейся традицией брат и сестра подналегли на сакэ, вливая в себя порции спиртного под оглушительные звуки музыки. Неожиданно Тори почувствовала, что внимание брата что-то отвлекло, и она повернула голову в ту сторону, куда смотрел Грег. А смотрел он на красивую, высокую японку, такую же экзотическую, как оригами. Не успела Тори и глазом моргнуть, как Грег уже направился к девушке. Ему поздно было что-либо объяснять, да и вряд ли в состоянии возбуждения и опьянения он бы понял, что Япония не Америка, и что в этой стране действуют совершенно другие законы И правила.

– Грег, черт тебя побери, – крикнула Тори, пытаясь все-таки остановить брата, но тщетно, Грег ее не слышал, В смятении она подумала о том, что будет дальше, потому что самыми невинными завсегдатаями этого бара были наркоманы и сексуальные извращенцы. Кроме того, он считался излюбленным местом разборок якудза – японских мафиози. Тори еще ни разу не встречалась лицом к лицу с представителями мафиозного клана, но понимала, несмотря на хмель в голове, что данный вечер – не лучшее время для подобных встреч. Одно дело – повыпендриваться, а совсем другое – иметь дело с профессиональными убийцами. А поговорить с Грегом о якудза и их принципах у нее как-то не нашлось времени.

Грег уже подошел к девушке и заговорил с ней, в ответ на его слова она улыбнулась. Брат Тори имел незаурядную внешность, и красота вкупе с другими его качествами обеспечивала ему постоянный успех у женщин. Когда Грег еще учился в высшей школе, от девушек у него не было отбоя, а позднее ему приходилось скрываться от своих многочисленных поклонниц словно какой-нибудь кинозвезде. Тори охотно помогала ему в этом, играя роль телохранителя, заботясь о том, чтобы брат не оказался застигнутым одной из своих поклонниц в то время, когда он ухаживал за другой.

Тори смотрела на довольного Грега, на смеющуюся японку, она боялась за его жизнь и злилась на брата из-за того, что он оставил ее одну, бросил из-за какой-то неизвестной аборигенки. Она редко виделась с Грегом, и поступать так с его стороны было нечестно! Лишь позднее Тори поняла, что в тот момент в ней говорили не столько ревность и обида, сколько желание постоянно быть вместе с братом и доказать ему и отцу, что она тоже кое-что значит, что умеет делать все не хуже Грега, а, может быть, даже и лучше.

«Неужели я ревную к этой японке? Наверное, Да», – с тревогой подумала Тори, вставая и направляясь к брату! Не успела она дойти до него, как заметила впереди высокого, широкоплечего парня, явно направлявшегося туда же, куда и она. Парень был местный. Его стройную фигуру облегал красивый модный костюм, волосы были пострижены еще короче, чем у Грега, как носят в армии. Еще до того как она подошла совсем близко к парню, она почувствовала в его взгляде силу ва – внутреннюю энергию, и это ее обеспокоило, потому что девушка с первого взгляда определила в нем по-настоящему опасного врага. Парень, уставившись на Грега, приближался к нему, и Тори видела, что он рассекает толпу, словно горячий нож сливочное масло. Он не расталкивал публику, не продирался сквозь толпу – люди сами расступались перед ним, не говоря ни слова, никак не проявляя свое недовольство, если таковое вообще имелось. Внезапно, резким движением, он вытянул руку вперед и схватил Грега за плечо. Рукав пиджака парня поднялся вверх, обнажив татуировку на руке – огнедышащего дракона. У Тори все сжалось внутри. «Боже мой, – подумала она, – Грег разговаривает с подружкой якудзы!» И крикнула: «Грег, сматываемся отсюда!», но брат уже скинул со своего плеча руку противника и принял боевую стойку. На молодого якудзу это не произвело ни малейшего впечатления. Грегу надо было бы вытащить пистолет и пристрелить японца, так как справиться в рукопашной борьбе с якудзой было очень трудно.

– Эй, я не хочу ссориться, – оскалив зубы в недоброй улыбке и внезапно выпрямившись, сказал Грег японцу. – Разве есть закон, запрещающий разговаривать с красивыми девушками?

– Эта девушка принадлежит мне, – ответил якудза. Он стоял совершенно неподвижно, держа одну руку около отворота пиджака; другая его рука висела вдоль тела.

– Ты ошибаешься, приятель. Рабство отменили почти сто лет назад.

– Америке весь мир пока не принадлежит.

– Да? Но и Японии тоже.

– Это пока.

Тори подошла к брату.

– Прекрати, Грег! Нечего обсуждать здесь разницу в обычаях двух стран.

– Женщина, отойди! Это тебя не касается, – прорычал якудза, отталкивая Тори от Грега.

– Пошел к дьяволу! – крикнула Тори, моментально забыв все, чему ее учили. – Раз ты угрожаешь моему брату, значит, будешь иметь дело со мной.

Якудза медленно повернулся к ней лицом.

– Ишь ты, какая умная, а это ты видела? – он показал Тори пистолет. – Так что двигай отсюда...

Не дав парню договорить, Тори ударила его кулаком в солнечное сплетение. Глаза якудзы широко раскрылись от удивления, ударом его отбросило назад. Грег потянулся за пистолетом якудза, но в этот момент левая рука японца вцепилась ему в предплечье. Словно в замедленной съемке Тори видела, как якудза целится в Грега... и схватила японца за правую руку, державшую оружие. Помогая себе левой рукой, отклонила кисть противника в сторону, и в этот момент щелкнул взведенный курок. Якудза с силой ударил Тори в живот. Взвыв от боли, она снова бросилась на него, и тут раздался выстрел.

По лицу японца разлилась внезапная бледность; он пробормотал что-то непонятное – среди шума голосов и грохота музыки слов разобрать было нельзя, – и упал на пол; из раны ручьем потекла кровь, она расплывалась по полу темно-красным цветком – цветком смерти.

Тори наклонилась к японцу и потрогала его шею. Затем схватила Грега за руку и стала проталкиваться с ним сквозь толпу, дальше и дальше от лежащего неподвижно тела; вокруг нее мелькали сине-желтые огни, причудливо изменяя тени на стенах, а под потолком, словно живые, колыхались разноцветные оригами, и злые, враждебные лица смотрели им вслед...

Наконец брат и сестра выбрались из бара на улицу, на свежий ночной воздух, но Тори продолжала торопить Грега: «Идем скорее!»

Грег медлил и колебался.

– Подожди, может быть, тот парень ранен... А вдруг он умрет? Я думаю, нам не следует так спешить.

– Грег, он уже мертв. Я проверила – у него не было пульса. Если мы задержимся тут, нас убьют. Тот парень был из могущественного преступного клана якудзы, понимаешь? Якудза очень опасные люди.

Грег выглядел смущенным.

– Но мы попытаемся объяснить... Они должны понять, – возразил он.

– Они ничего не должны. Родственники парня понимают только одно – гири, священный долг. И их священный долг заключается теперь в том, чтобы уничтожить нас. Пошли, ради Бога! – Тори изо всех сил тянула брата от бара. – Если мы даже сейчас побежим, я не уверена, что нам удастся уйти от погони! Ну давай же! Скорее!

...Кто застрелил молодого якудзу? Тори? Грег? Или он сам случайно выстрелил в себя? Теперь этого никто никогда не узнает. Налицо один простой факт: смерть наступила в результате огнестрельной раны...

Спустя какое-то время Тори и Грег сидели в грязной забегаловке, каких разбросано по всему Токио великое множество.

– Надо же! Подумать только! Вот это да! – не переставая восклицал Грег. – Чтобы ты защищала меня, Тор! Обычно случалось наоборот!

– Дурацкая ситуация. Нам немного не повезло, – кисло возразила Тори. – Такое не должно было произойти.

– Но тем не менее это произошло. Непредсказуемость судьбы! Такая уж наша жизнь, наверное. Надо было мне приехать в эту страну, где я ни разу не был, о которой ничего не знаю, с культурой которой совершенно не знаком, и вляпаться в историю. Видимо, это моя судьба. Или карма, правильно?

– Не должно было этого случиться, – упрямо повторила Тори. – Если бы ты не...

– Нет, нет. Дело не в этом. Я увидел кое-что. То, что должен был увидеть.

– Да ну тебя. Ни черта не понимаю, о чем ты сейчас говоришь, – возмутилась Тори. Она все еще злилась на брата и не могла опомниться от всего того, что произошло. Девушка и раньше терпеть не могла оружия, а теперь и вовсе возненавидела его. Тори посмотрела в глаза Грега, сидящего напротив нее за столом, и увидела в этих ангельских сине-зеленых глазах то же самое выражение, что и несколько лет назад, после того, как чуть не утопила брата по его же собственной просьбе.

Тори почему-то показалось, что стычка с якудзой, опасная ситуация с выстрелами, смертью возбудила Грега, понравилась ему. Может быть, даже не столько понравилась, сколько вызвала у него чувство гордости. «Неужели это правда? – спрашивала себя Тори. – Разве могут быть у моего брата такие примитивные эмоции? Нет, нет, не верю! Блестящий, замечательный, всегда положительный Грег, американский астронавт, и вдруг такое? Исключено». И все-таки Тори никак не удавалось убедить себя в обратном, потому что в глазах Грега она видела подтверждение своих мыслей.

– А что тут непонятного? – продолжал рассуждать Грег. – Ты-то как раз должна понимать. Ты у нас самая загадочная личность в семье. Поэтому ты и отправилась сюда учиться, а? Я, наоборот, чистой воды прагматик. Математик, пилот, скоро полечу на Луну, надеюсь, что скоро. Но перед полетом я приехал в Японию, чтобы повидаться с тобой, Тор. – Он посмотрел на сестру. – А ты говоришь, что ничего не понимаешь.

– Так оно и есть. Грег кивнул.

– Ладно. Я думаю, что после того, как ты смело защищала меня сегодня, ты заслужила награду. Я расскажу тебе одну вещь, хорошо? Кроме того, мы прилично надрались сегодня, так что все равно. – Грег глубоко вздохнул. – Насколько я понимаю, ты всегда считала, что я обожаю плавать, нырять и другие водные упражнения.

– Да, конечно, – ответила Тори, озадаченная словами брата. – У тебя это отлично получается.

– Не всегда так было, – ответил Грег. – Мальчишкой я, к примеру, боялся нырять. Отец страшно стыдил меня за мою трусость. Я боялся даже подойти к вышке, не то что прыгнуть с нее в воду, И однажды вечером он пошел со мной в Олимпийский плавательный комплекс. Эллис и его фирма оборудовали систему освещения в комплексе, оформили экстерьер и так далее, ну, ты понимаешь, поэтому он мог в любое время прийти туда. Он взял меня за шиворот и поволок на вышку. Я уже к тому времени догадался, что он собирался со мной сделать, и ревел во весь голос. Мне даже сейчас стыдно вспоминать об этом. Я так боялся, что описался от страха. Отец дотащил меня до самого края вышки, наклонил мне голову и я посмотрел вниз. В воде отражались дуги огней, и она была ужасно далеко внизу! Мне стало так страшно, что у меня застучали зубы, я еле держался на ногах, так что отцу пришлось поддерживать меня, чтобы я не упал.

– Вперед! – кричал он мне. – Единственный способ научиться нырять – это нырнуть! Прыгай!

– Не хочу, не буду! – ревел я.

– Мал еще, чтобы знать, чего ты хочешь! Делай, как я говорю!

И с этими словами он спихнул меня с вышки. Грег содрогнулся.

– Боже, как же долго я летел, пока не упал наконец в воду! Я и сейчас помню, как свистел ветер у меня в ушах, как стремительно проносились мимо окружающие бассейн строения... Мне кажется, один раз я увидел отца: он стоял на самом краю вышки, смотрел на меня и улыбался. Хотя, вполне вероятно, мне лишь показалось, что я его видел, не знаю. Дно бассейна, расчерченное линиями, было видно очень хорошо, словно воды в бассейне совсем не было, и это дно стремительно приближалось. Наконец мое тело ударилось о воду и быстро ушло вниз, дыхание перехватило... Затем отец подошел к краю бассейна, до которого я кое-как доплыл, и вытащил меня на бортик. Я был вялый, мягкий, как мешок с мукой, но отец только и сделал что хлопнул меня пару раз по спине, чтобы убедиться, что в легких не осталось воды. И мы снова поднялись на вышку. На этот раз я не плакал и, сцепив зубы, чтобы не стучали, сам прыгнул в воду. К четвертому прыжку у меня ломило от боли все тело, но я уже с интересом выслушал инструкции отца, как следует нырять.

Грег мрачно взглянул на сестру.

– Таким вот образом я научился прыжкам в воду, а потом даже полюбил плавать и нырять.

– Но это ужасно! Как ты мог полюбить все это после того эксперимента, который отец поставил над тобой?

– На этот вопрос я до сих пор пытаюсь найти ответ.

...Откуда-то донесся голос Рассела Слейда:

– Тори! О чем ты задумалась?

И Тори вернулась из прошлого в настоящее, в кофейню, где она сидела вместе с Расселом.

– Я... – Тори сделала видимое усилие, чтобы окончательно стряхнуть с себя воспоминания о прошлом. – Я размышляла о том, что рассказал нам Деке про гафний.

«И зачем я вру ему?» – подумала она.

– О том, какие возможности откроются для определенного сорта людей, сколько зла будет сделано благодаря этому металлу.

– Да уж, только нечего забивать голову ночными кошмарами, я так скажу. Лучше постараемся сделать так, чтобы кошмары никогда не стали реальностью. Кто стоит за всей этой историей с гафнием – вот что необходимо поскорее выяснить. Поможет ли нам Хитазура?

– У него мы и спросим, Расс, – ответила Тори, поднимаясь из-за стола.

Добиться аудиенции у Хитазуры оказалось практически так же трудно, как найти сокровища в пирамиде Хеопса. Хизатура был крайне осторожным человеком – враги даже считали, что осторожность у него приняла форму паранойи, но так говорили его враги, явно завидуя ему, и их зависть лишь говорила в пользу последнего. Никому еще не удалось совершить покушение на жизнь Хитазуры, следовательно, его система самозащиты и охраны была необыкновенно эффективной. С другой стороны, такая неуязвимость вовсе не означала, что Хитазура сидел без дела. Помимо всего прочего он был еще и могущественным оябуном, хотя обычно этого поста достигали люди гораздо более зрелого возраста. Не желая делить свою власть с подчиненными, Хитазура успел в течение трех лет уволить двух из них, обнаружив, что подчиненные преданы иенам гораздо больше, чем ему самому.