Текст книги "Красный лёд"

Довольно! Теперь новая жизнь! В ней не останется место ужасу. Вера в завтрашний день и любовь!

Серафима выдвинулась вбок из шеренги. Захотелось рассмотреть широкую спину супруга и попробовать разгадать, как же он воспринял собственное решение. Не то, чтобы это повлияло на ее мнение, но все-таки интересно: мучается или дышит свободно?

Остановился. Сверился с картой. Подобрал шнурок с электронной коробочкой GPS. Вновь тронулся в путь.

Отбросить прежний страх, обиды и ненависть, взглянуть на него еще раз незапятнанным взглядом.

Рослый, плечистый, уверенный. Ничего не боится. Идет впереди, не оглядываясь. Гордый зверь. Он задает темп – остальные за ним поспевают. Главарь. Не поспоришь. Все, как прежде. Но он не видит никого подле себя: ни супругу, ни друга, ни постороннего. Цель его там, высоко. Он не способен остановиться. Вершина – ему мать, жена. Его светоч. А ей, женщине из плоти и крови, нет места рядом с таким. В ней тоже есть гордость. Она тоже хочет мечтать, хочет оставаться любимой и не бояться, провожая супруга в заснеженные объятия смертоносной любовницы. Изо дня в день, из года в год. Нет больше сил, родник иссох. Но вскоре она вновь окажется свободной!

– Стоп! – крикнул прямо на ухо первый помощник.

От неожиданности Серафима споткнулась и нелепо замахала руками, стремясь избежать падения. Обескураженная, она вопросительно уставилась на Андрея, желая понять, зачем тот ее напугал.

– Выбрось! Фу! – мужчина слегка ударил ее по пальцам левой руки. В мох упала горошина алого цвета, похожая на ягоду красной смородины.

– Ай! – прижала девушка руку к себе. – Ты чего?

– Что там у вас? – донесся голос главного проводника, учуявшего заминку в стройной линии шедших.

– Все нормально! – ответил Андрей громко и прибавил уже тише, – Умереть хочешь? Это Волчье лыко! Крайне ядовитая!

– Я… я… не… знала, – растерянно заморгала глазами девчонка.

– Это растение даже трогать не следует! Вызывает ожоги кожи. Представь, что с тобой будет, если проглотишь такую!

– Ох!

– Это тебе не дачный сад! Нельзя вести себя так легкомысленно! Смотри, куда идешь и к чему прикасаешься! – строго наказал ей мужчина.

– Д-да, кон-кон-нечно! – и не подумала пререкаться Серафима. – Спасибо! – она виновато склонила голову.

– Ладно, идем! – немного оттаял Андрей.

Теперь он шел за ней. Она чувствовала: он следит. Сима старалась обходить кусты с ягодами, опасливо глядя на каждый из них, чем смешила мужчину.

Глеб объявил десятиминутный «перекур».

– На, держи! – протянул ладонь первый помощник, в той лежало несколько маленьких ягодок, незнакомых на вид.

– Они не ядовиты? – недоверчиво спросила Серафима.

– Нет, – улыбнулся Андрей. – Это лесная земляника. Ее можно есть.

Действительно, ягоды оказались ароматными и очень сладкими. Она слышала о землянике, но никогда не встречала.

– Говорят, есть особенные сорта, и можно вырастить ягоды размером с клубнику.

– Интересно, где такую купить? Съела бы целое ведро, – ее лицо стало мечтательным.

– В городе, наверное, все можно достать, но стоит она дорого.

– Да уж. Скоро мне будет не до того, – задумчиво произнесла девушка, заставляя гадать Андрея, что значили ее слова.

Серафима заглянула в небольшую, но глубокую лужу, дно которой было выложено прошлогодними листочками разных деревьев. Казалось, в луже вовсе не было воды, до того она была прозрачная. Каждая коричневая прожилка рассматривалась под упругими пучками света. Причудливо изогнутые застывшие в воде пластины листьев напоминали природную инсталляцию, украшавшую естественный антураж.

Сима без конца оглядывалась и притормаживала, стараясь тщательнее разглядеть необычные произведения искусства, расставленные вдоль пути. Она чувствовала, будто шла по музею, и шедевры неизвестных авторов поражали ее оригинальностью своих идей. Замысловатые букеты из фиолетовых, белых и желтоватых цветков блазнились встать на пути неискушенных глаз девушки, однако Сима помнила запрет Андрея и не приближалась к растениям слишком близко.

– Ты так тщательно выбираешь место, куда наступить. Боишься затоптать цветочки? Думаешь, если красиво, значит, доброе по натуре? Тот уродливый гриб, который ты только что раздавила, был лечебным. А эти цветы… – он выдержал паузу, – …стреляют ядом!

Девушка резко отшатнулась, чуть не сбив с ног впереди идущего альпиниста. Вокруг нее растянулась целая поляна смертоносных бутонов. Она страшно побледнела от ужаса, приготовившись стать жертвой растения.

– Эй-эй! Я пошутил! – поспешил успокоить мужчина, уловив дикую панику в янтарных глазах.

– Ты… да ты… Знаешь, кто ты?! – Сима чуть не заплакала от досады.

– Знаю… Извини! – шутник начал сгибаться от хохота.

Серафима обиженно надула губы, а потом истерически рассмеялась, заразившись неподдельным весельем первого помощника.

Плотный обед в два часа по полудню так разморил спину и ноги, что весть о предстоящих семи километрах вверх по острым камням заставила Серафиму издать тихий стон отчаяния.

– Я не ем мяса! – в двадцатый раз повторяла девушка.

– Ну, сколько можно повторять: мы не можем сейчас развьючивать лошадей, чтобы достать тебе банку фасоли, – в двадцатый раз отвечала Наталья.

– Тогда я не буду обедать!

– Ты должна поесть! Нам идти еще полдня. А что мы будем делать, если ты упадешь в обморок от истощения? Вызывать вертолет?

– Я не ем мясное, тем более какую-то тушенку! А еще этот ужасный шлифованный рис! В нем куча крахмала! Он портит фигуру! – Сима провела глазами по складкам на талии женщины.

– Отступи на пару недель от своих вегетарианских принципов! Здесь не ресторан, где ты заказываешь еду на свой вкус. Здесь едят сообща из одного котелка. Нельзя всегда быть такой эгоцентричной!

– Да уж! Отказываться жевать эту… отраву – просто верх эгоистичности! – от негодования Серафима уже не выбирала выражения.

Андрей ушел с одним из местных поить лошадей. Сима все время оглядывалась в надежде, что мужчина появится. Ей очень не хватало его поддержки. Она была уверена, что он-то не поленился бы достать ей, изрядно проголодавшейся, банку заветной фасоли. Ну не хочет она есть все подряд! Что в этом плохого?

Медсестра уловила презрительный блеск во взгляде упрямой девушки. Она как-то смешно куснула воздух и отвернулась.

Сима уже думала, что победила, и уже ликовала про себя. Однако женщина вернулась с Глебом. Тот молча всунул ей миску с холодной кашей и уселся рядом с девушкой, внимательно сопровождая взглядом ложку, которую она раз за разом с отвращением подносила ко рту.

«Наябедничала, стерва!» – злилась Серафима, то и дело поглядывая на медсестру со снедающей желчью. Лицо Натальи покраснело и даже показалось Симе заплаканным.

«Да ну, не может быть!» – сразу отмела она несуразную мысль.

Глеб не двинулся с места, пока тарелка не опустела. Пришлось доесть мерзкую кашу, чтобы не нарушить утренний договор: она подчиняется общим правилам на время похода, не саботирует его авторитет, а он подает на развод, когда они возвратятся.

– О! Я смотрю, ты уже пообедала, – наконец вернулся Андрей. – И все съела? Здорово!

– Где мне взять средство для мытья посуды?

– В супермаркете. В походе нет места всякой ерунде.

– Но как вымыть жирную тарелку? – Сима опять пребывала в растерянности.

– Старым дедовским способом: оближи как следует, и готово! – он снова над ней издевался. – Ладно, ладно! Пошли к ручью!

«Самое лучшее – это песочком…» – фотограф с досадой глядел вслед удаляющейся Серафиме, а с ней рядом шел…

Что она нашла в этом лешем? Или просто дразнит его? Хочет, чтоб ревновал?

Вот, оба возвращаются с берега. Тогда почему она светится от улыбок? Рассказал очередной анекдот? Она смеется. От души.

Быть не может, что они всерьез! В двух шагах – ее муж! Он обязан прекратить это! Неужели он настолько слеп, что не замечает откровенного флирта? Пол лица изуродовано, но одним глазом еще видит.

Нет, муж спокоен. Осел, идиот, глупый олень!!! Этому импотенту все равно, с кем путается его жена. Сима права: дрочит только на свои горы!

Отряд двинулся с места.

Глеб, точно крейсер, ринулся вперед. «Влюбленная» парочка отставала.

«Не наступай на самое ребро камня! Сработает принцип рычага, и ты обязательно клюнешь носом!» – донеслось до фотографа сзади.

Он что, учит ее, как по лесу идти? Черт бы побрал этого Андрея!

Она мило щебечет всякие глупости.

«Маленькая стерва!» – Сергей с яростью воткнул трекинговую палку в землю, та застряла между камнями.

Время к ужину, ноги еле держали, но в желудке до сих пор болталась холодная каша, не желая, наконец, заставить позабыть про себя и то унизительное положение, в котором Сима вынуждена находиться до возвращения.

Жара сходила на убыль вместе с клонившимся солнечным диском. Несмотря на легкость поклажи, спина неприятно взмокла, хлопковую футболку, присосавшуюся к телу, следовало выжать и просушить. Дополуденные радужные мысли растеряли былую яркость, почти не осталось сил на раздумья. Сознание онемело, только следы предыдущего имели значение. Ноги думали сами и, как заколдованные, шли точно вслед за Андреем, опасаясь не найти контуры оттиска стопы на траве.

Дорога вилась между крупнеющими валунами. Прибитая зеленая поросль, расстрелянная картечью дождя, сплеталась в замысловатые линии, рождая целые полотна цветастых ковров. Пьянящий коктейль из запахов нагретой смолы и горечи трав одурманивали сознание.

Ноги постанывали, спины мечтали прилечь на норковый мох.

– У тебя красивые волосы.

Серафима испуганно заморгала. Конечно, ей хотелось нравиться мужчине, единственному, кто отнесся к ней по-человечески, и не отвернулся, когда ей понадобилась помощь. Она чувствовала благодарность за советы и разговоры, за протянутую руку через ручей. Но «волосы»… Уже интимность.

Сима позволила себе предположить, что именно она почувствует, когда его рука потянется к груди, а рот – к губам. Он прижмет ее к себе и примется ласкать. Спиной пригвоздит ее к сосне, и… штаны, футболка, нижнее белье – все пойдет в расход.

– Ты чего? Что с тобой? Кого ты ищешь? – Андрей не понял, что произошло.

Лицо девчонки вытянулось и позеленело.

«Успела проглотить чего-нибудь токсичное? Ручонки потянулись… момент… и не заметила, как положила на язык».

– Ты срывала ягоды? Ты… – начал он, бледнея.

– Где Глеб? Куда он делся? – глаза шальные, точно заметила кабана.

Проводник и лошади исчезли. Команду вел Соят.

– Где мой… – она запнулась, – …руководитель? – она остановилась.

Серафима беспомощно моргала.

– Ты как поганка. Тошнит?

– Нет! – она еле удержалась, чтоб не закричать. – Где…

– Глеб ушел вперед. Стоянка в паре километров. Мы идем небыстро. Он застолбит место для палаток. Они развьючат лошадей.

– Понятно, – кто-то внутри выдохнул с испугу.

– Ты думала, они нас бросят? – улыбнулся Андрей.

Кажется, ей лучше.

– Не… нет, конечно, – смущенно ответила она.

Действительно, с чего ей волноваться за Глеба? Они давно чужие друг для друга. Однако вот он будто бы исчез, и сделалось так страшно.

Ей совсем не нравился Андрей. Ей не нужны его ухаживания. Зачем она флиртует? Хотелось чувствовать себя кому-то интересной. Может, еще немного подразнить супруга, но это мелочь. Главное: им было весело. Она всего лишь поощряла улыбкой, но не больше. А он подумал, что она его… зовет?

Доигралась, глупая!

– Я… не… имела ввиду… Наше общение… Я не думала ни о чем таком… Ну ты понимаешь, – она решила, что правильнее будет сразу все объяснить.

– Нет, если честно.

– Ну, я хотела сказать…

Его ехидная улыбка вконец смутила девушку. Она замолкла, не в силах разжать онемевшую челюсть.

– Пришли! Во-о-он там, слева – «твой» руководитель. Так что ты хотела мне сказать?

– Ничего, – она мотнула головой.

Высокий Глеб в цветном спортивном костюме казался маяком для дрейфующих путников.

– Я решил изменить распределение в палатках. Для общего комфорта и безопасности каждого из участников экспедиции, – провозгласил Глеб.

Кроме них здесь остановилась группа туристов-любителей, желавших попытать счастье и подойти как можно ближе к горе. Четверо молодых парней из Санкт-Петербурга, увлекающихся фотографией. С ними не было проводника, но это их нисколько не беспокоило. Белуха их не обидит – они приехали не покорять.

– Вы остаетесь на своих местах, как и договаривались, – Глеб кивнул пятерым альпинистам. – Соят, делишь место с фотографом, Наталья – с Симой. Я беру к себе в палатку Андрея.

Он сказал это просто, без размышлений и колебаний, словно не было никакого подтекста в его решении.

Медсестра устало вздохнула. Андрей похлопал по плечу Сергея, раскрасневшегося от немой злости. Только низкорослый второй помощник остался стоять неподвижно. Немигающий бдительный взгляд китайца вездесущей тенью плыл вслед за Серафимой.

«Одноглазый черт!» – прошипела девушка еле слышно.

Хотя умом она понимала, что в данных обстоятельствах это наилучший выход для нее – с кем ей еще делить тесную двухместную палатку, если не с женщиной – все равно мысленно проклинала его за упрямство и глупость. Он мог бы поступить иначе: положить ее рядом с собой. Он не сделал этого, стремясь избежать ее общества, и это оскорбило ее гордость, хотя она и отказывалась себе в этом признаться.

Багряная густая гуашь затопила остывающий небосклон, но совсем скоро краски поблекнут, уступая натиску приближающейся черноты.

Девушка растянулась на толстом свежеповаленном бревне, срубленном в угоду комфорту ягодиц неизвестного, предпочитающего не сидеть на голой земле. Совсем близко углился след старого кострища. Каменистый берег широкой реки как нельзя лучше подходил для отдыха бренного тела. Впервые за день у нее появилась возможность спокойно поразмыслить и позволить глазам свободно блуждать, внимая пышным краскам заката. Безветрие не нарушало размеренный танец слабых речных волн и придавало голосу плеска царственную безмятежность.

Опрокинув голову назад, разглядывая «вверхтормашечный» мир, она думала, точнее, не думала. Обо всем, хотя вернее сказать, ни о чем. Разморенные дорогой теснившиеся думы с радостью окунались в водную гладь, стремясь очиститься от кислой накипи зноя. Ей никак не удавалось отцепить взгляд от завораживающего отражения сухой высокой травы, качающегося под музыку волн. Русыми волосами молодой безневестной девицы расплетались по воде отблески сухих колосков. Выбелевшие на солнце хрупкие кисточки словно кланялись на длинных ножках. Ветра не было, но они продолжали сыпать поклонами, желая проститься со светилом до завтрашнего утра.

Невероятная палитра – от зеленого до фиолетового – раскрасила небеса смелыми мазками. Сочный пурпур заката вскоре исчерпает себя – с юга прожорливой тенью надвигалась ночь, слизывая чудесные краски. Постепенно густели холодные оттенки сумерек. Новый узор чудесного калейдоскопа бередил завороженное сознание.

Невероятно! Даже жесткая твердь гниющего дерева под лопатками не могла заставить ее поверить, что все это – явь.

– Эй, мечтательница, замечталась совсем! – с ехидцей забренчал чей-то низкий голос.

Реальность неприятно окатила ее перебродившими нечистотами. Сладость беседы с вечностью в блаженном забытьи… Действительность смыла обрывки блекнувших грез. Мир снова был повернут с ног на голову.

Серафима кисло скривилась в лице.

– Неужели заснула? – голос был пропитан знакомым сарказмом.

Ей пришлось привстать, чтобы разглядеть человека.

– Что? Нет! – сердито отозвалась она.

– Опять в «хорошем» настроении? – перед ней стоял босоногий Андрей. Рукой он поддерживал за горлышко пустую трехлитровую колбу. – Хватит спать, лежебока! Мы с Наташей расставили вашу палатку. Ужин давно готов. Сейчас поставим и чай.

– Мне не хочется есть, – уже мягче ответила Сима.

– Сегодня мы прошли почти двадцать километров, завтра предстоит пройти еще столько же. Ты должна питаться, чтобы набраться сил. Дорога пойдет вверх, температура опустится до нуля. Тебе надо пересилить себя и поужинать! – беззлобно наставлял он ее.

– Я знаю. Просто… мне не хочется… идти в лагерь, – смущенно призналась девушка.

– Почему? – лицо мужчины вытянулось от удивления.

– Я не… хочу. Все меня… ненавидят! – сокрушенно произнесла она.

И тут Андрей взорвался в хохоте неудержимого смеха. Он громко и искренне гоготал над неосторожным признанием.

От обиды и жалости к себе у Серафимы навернулись горькие слезы. Андрей не мог заметить их в сумерках, но расслышал глухое сопение. Он ждал колкостей в ответ, но не думал расстраивать девушку.

– Ты что, плачешь? Да ла-а-адно тебе, – растянул он с ноткой раскаянья. – Не надо плакать! Из-за ерунды-то… – голос быстро терял самоуверенный тон. – Я… я не хотел… Извини!

Сима уловила звуки тихих шлепающих всплесков воды. Водная гладь подернулась легкой рябью. Мужчина вошел в реку.

– Вот, держи! – он вложил ей в ладошку маленькую, едва распустившуюся остролистую кувшинку. – Я тебя не ненавижу!

Сима шумно выдохнула.

– Это мне?! – в глазах застыла щенячья надежда.

– Все? Больше не будет слез? – с надеждой спросил Андрей.

Девушка хлюпнула носом.

– Спасибо! – она еще раз взглянула на белоснежный бутон. В темноте он казался светящейся звездочкой, сдунутой с мрачного небосклона.

– Ей богу, как ребенок!

– Почему «как ребенок»? – она заморгала уже высыхающими глазами.

– Потому что судишь неверно! Тебе с себя нужно начинать! Никто из них не относится к тебе враждебно, скорее это ты открыто выражаешь свою неприязнь.

– Нет, я не выражаю… – не сдержалась Сима.

– В горах самолюбие и гордость опасны. Попытайся стать частью команды. Не капризничай и проявляй дружелюбие…

– Я и так стараюсь… – перебила она его.

– И научись слушать! – твердо закончил Андрей.

– Ой, да, прости! – смиренно опустила глаза Серафима.

– Тогда и к тебе обязательно потянутся! Твоему дружочку тоже бы не помешало сделать лицо «попрос-т-че», – ирония снова возвращалась к нему.

Девушка на миг окаменела.

– Моему…«дружочку»?

– Фотографу! Вы же из одной редакции! Он с тебя глаз не сводит!

– Это не значит… – волна гнева прокатилась в ней от затылка до пят.

– Ладно-ладно! – задрал он руки в притворном испуге. – Не «дружочек»! Кол-л-лега! – нарочито твердо протянул он звук «л». – Пойдем к костру! Ребята хотят чаю! – Андрей подал ладонь, предлагая ей помочь встать с бревна.

Дразнящий запах мясного бульона вскружил уставшую голову. Рот наполнился густой слюной. Холодный ком полуденного риса ухнул в черную дыру, и в желудке что-то отчаянно заскулило.

– Где ты была?! – шепот Сергея переполнился раздражением.

Он застал ее в десяти шагах от костра. Говорить в открытую мужчина не решился.

– У реки, – не поняла Серафима причину досады фотографа.

– С ним? – он перекинул краткий убийственный взгляд в сторону первого помощника.

– Что?! Он ходил за водой! Мы просто немного поговорили! – судорожно прошептала она, не зная толком, сердиться или оправдываться.

Фотограф больше ничего не сказал. На лице его читалось негодование. Усевшись рядом с коренастой Натальей, Сергей потянулся за алеющей бутылкой красного вина. Он боролся с собой, силясь принять скучающий вид, но уголки рта сами собой опускались, являя скользящую тень недовольства.

Сима проводила любовника умоляющим взглядом, но тут же спохватилась и испуганно оглянулась. Щуплый Соят протыкал палкой бестелесный огонь. Девушка не сомневалась: он знает. Но пока не сболтнул.

Что он хочет? Играет с ними в какую-то игру? Или попросту не хочет вмешиваться?

– Чего застыла? – насмешливо обратился к Симе Андрей, вешая наполненный котелок над кострищем. – Опять задремала?

Глеб неласково дернул головой, приказывая сесть рядом.

«Он все видел, но догадывается ли?»

Ситуация выходила из-под контроля. Под непрестанным бдением китайца она чувствовала себя вором, раз за разом уличающим себя. Мысли, жесты, обрывки стеганных фраз – все вываливалось из нее, как из старого грузовика на крутых поворотах. Она не справлялась с эмоциями.

Ей протянули тарелку дымящегося мясного бульона. Кажется, кто-то из отряда делился историями. Девушка едва слушала их.

– …ну, думает батька: утонул! Трясина насмерть к телу присосалась, уже и пупка не видать! А потом смотрит – корневище – дикий куст совсем рядом поднимается…

За звуками леса Сима уловила конское фырканье.

Четыре смиренно-уставшие коняги мирно похрапывали в темноте. Шершавые языки лениво слизывали жухлые пучки нагорной поросли. Самый шустрый из них еще пугливо ворочал резвыми ушами-локаторами, но и его молодая голова скоро свесится в елейной дреме.

Губы девушки тронула легкая улыбка. Она представила, как чешет за этим пушистым ухом, мечтала, как успокаивает коня. Ей хотелось думать, что они могли бы подружиться с норовистым животным.

– …вот так и заявился домой: как есть, без штанов и портков. Срам едва рубашкой прикрывался! Мать – в слезы: муж по бабам ходничает! Он ей: «Дура, баба! Портки в болоте остались! Скажи „спасибо“, что живой остался!» Мать опять в слезы, давай расцеловывать батю! Сестренки ревом ревут – батя жив – счастье-то какое…

Глеб ухватился за жену краем глаза.

Не упрямилась: взяла тарелку и молча ест. Андрей уговорил? Иначе опять заставлял бы. К палатке и не притронулась! Все бросила, никому не сказала – ушла к реке. Наташа теперь волком смотрит: какую обузу в горы поволок, да еще и на ее плечи скинул. Ладно, Андрей, если надо, поможет ей.

Притихла что-то. Грустна, но спокойна. А этот метался, не мог дождаться… У воды не догадался посмотреть… Хочет поговорить.

Куда она смотрит? Там лошади… На лошадей?

Язык зачесался спросить… Наверняка в детстве каталась! Что за глупый вопрос? А глядит так ласково… как на детей.

Устала. Плечи выгнулись, правая ладонь покраснела – трекинговая палка натерла. Взгляд затуманенный.

Ох, сейчас разольет весь суп, разиня!

О чем она думала там внизу? О ком?

Глеб машинально перевел взор на фотографа и поймал его взгляд на жене… выжидающий, пристальный взгляд. Что ему нужно? Наглость – вот так сидеть и разглядывать женщину. Бесцеремонно, у всех на виду…

Отвел глаза. Ха! Два стакана вина, и вот он весь на ладони.

Трусость. Развязность. Бесстыдство.

Гниль.

– …нога за тину запнулась. Чувствую: сводит пальцы…

– Эй, фотограф! Ты не в баре! Хватит подливать Наташеньке! Напоить ее хочешь? – резкий требовательный голос перебил неспешный рассказ.

От неожиданного оклика Сергей чуть не выронил бутылку из рук.

Его подмывало бросить грубую фразу Андрею – слишком надменным, слишком унизительным тоном он позволяет себе разглагольствовать, однако решил не давать повода для драки. Не здесь и не сейчас, но он еще сумеет улучить подходящий момент.

Полногрудая медсестра – не самый лучший повод для потасовки, а вот Сима…

Откуда у нее этот болотный цветок в волосах? Вряд ли муж подарил. Полуслепой, его ничего кроме гор не волнует. Омерзительно чешет по нервам своим заплывшим зрачком, а очевидного не замечает. Первый помощник «клеит» его жену… Это Андрей срезал ей лилию, это его цветок в волосах!

Мерзавка! Значит, хочет подразнить? Вздумала играть мужиком?

«Я не твой муж, и не слеп, как курица! Я-то вижу, в какую игру ты играешь! Стерва!» – пригрозил Сергей.

Отстраненная, кроткая, обманчиво покорная. На лице – свежий румянец от жара костра, пряди спутавшихся волос порыжели в отсвете пламени. Глаза утопила в тарелке. Словно и нет никого. Святая невинность…

О, нет! Заперла на замок сумасшедший огонь, скрыла под вуалью недосягаемости, но внутри все та же чертовка. Взор ее далеко, но щеки горят. Похотью и стыдом.

О чем она думает сейчас? Может, о нем? О помощнике? Или о муже?!

– Серебристые облака, – негромко объяснил девушке Андрей.

– Что? – нелепо дернулась Серафима, точно ее разбудили.

– Ты ведь туда смотришь? – он протянул руку вверх, указывая направление. – Это явление называется «серебристые облака» или «ночные светящиеся облака».

– Точно! Они вроде как… Они действительно мерцают! – глаза ее округлились от радостного удивления. Она вдруг стала похожа на ребенка, которому показали интересный фокус. – Волшебство!

– Да, редкий феномен. На самом деле, это облачность рассеяна на очень большой высоте, гораздо выше обычных «земных» осадков. Солнце зашло, но лучи еще достигают верхних слоев атмосферы и подсвечивают скопления влаги.

– Невероятно! Какая красота! – едва слышно выговорила она, завороженная. – Ты столько всего знаешь!

– Я полжизни без крыши над головой. Альпинисты знают толк в облаках.

Андрей опустил голову. Он уже открыл рот, чтобы продолжить, и нечаянно заглянул в лицо Глеба, сидящего позади Симы.

Что-то происходит. Его друг был не слишком словоохотлив, но с начала трека маска суровости намертво присохла к нему. Возможно, дело не в обстоятельствах. Девчонка… он так глядит на нее. Не любовно – это уж точно. Угрюмый, пристальный взгляд…

«…не желал бы испытывать такой на себе».

Она порой раздражает. Капризная, но с ней можно договориться.

Чего Глеб так завелся?

– Давай, энергичнее наяривай ложкой! Скоро твой суп пленкой затянет, пока уток считаешь! – подначивал Серафиму раздобревший после вина Игорь, один из альпинистов.

– Да, «русскому балету» силенки-то понадобятся! – поддержал его другой.

Серафима открыла было рот, чтобы ответить…

– Так, ребят, заканчивайте. Пусть ест в своем темпе! Вам-то что? – неожиданно вступился за девушку первый помощник. – Не все могут глотать куски непережёванными! Вы уже свое умяли!

– Вот еще, нянька нашелся! – буркнул обиженно Игорь.

– Цыц! – подчеркнуто грозно пригрозил пальцем Андрей и курьезно подбоченился. – Нашу принцессу не тронь!

Воздух застыл. На мгновение Симе почудилось, что мужчины вот-вот сцепятся. В неосознанном порыве девушка встрепенулась и не своим голосом завопила:

– Я доем! Через минуточку! Клянусь! Вот сейчас! – и принялась набивать рот.

Секунда, и вся компания прыснула со смеху, в том числе Игорь, сперва казавшийся уязвленным.

– Что я такого сказала? – Серафима недоуменно наблюдала за происходящим. Смысл шутки она не уловила. По всей видимости, смеялись над ней, но, как она снова оказалась в центре комичной ситуации, так и не поняла.

Даже Глеб, широко растянув губы в улыбке, тешился шуточкой.

Почему-то обиднее всего ей казались его усмешки. Серафима сверлила его глазами, одновременно терзаясь вопросом, почему нечаянная радость бывшего мужа так ее задевает. В последние месяцы она не видела его беспечным. Он утопил их небольшой общий дом в угрюмом молчании, отравляя ее жизнь еще больше.

…тюрьма… оглушающая пытка безмолвием… сводила ее с ума…

Сима вздрогнула.

Глеб по-прежнему смеялся вместе со всеми. Непринужденно, искренне, во всю душу. Глубокий чистый смех. Трещины черных морщин разгладились над переносицей, лицо просветлело. Пелена уродства и слепоты растворилась в светлой легкости забытья.

«Ему стоит почаще смеяться», – безотчетно подметила для себя Серафима.

– …от одного местного слышал, что на вершине Белухи обитает дух загадочного старца. Вроде как охотник, но встретить его большая удача: с кем он заведет разговор – тот непременно поднимется на вершину…

– Тот старец – не дух. Он охотник. Из плоти и крови.

Все вмиг обернулись. Соят молчал целый день. Никто и не надеялся, что он присоединится к общему разговору.

– Соят прав: Чоя – охотник, пусть больше похож на отшельника, – подтвердил его слова Глеб. – Он родился и жил у подножья Белухи. Он как никто другой знает ее нрав. Встретить его – действительно хорошая примета. Чоя определяет погоду лучше, чем самые современные метеопередатчики, и может предупредить о лавинной опасности. Я всегда доверял его чутью.

– Ты знаком с ним? – выпалил с жаром кто-то.

– Да, мы встречались несколько раз.

– Охотник слушает ветер, – многозначительно добавил Соят.

На несколько секунд воцарилось безмолвие. Каждый попытался расслышать собственный ветер.

– Соят, расскажи нам о преданиях своего народа, – обратился ко второму помощнику Володя, молодой альпинист. – Наверняка у вас сохранились легенды, которые интересно послушать.

– Да!

– Просим!

– Что вы хотите послушать? – уточнил тот с улыбкой. – Сказки?

– Нет!

– Давай про себя что-нибудь.

– Историю какую-нибудь…

– Приключения.

– Чтоб вот так «ух!»…

– Да! Чтоб кровь застывала в жилах!

– А девочкам – про любовь! – выкрикнула Наталья.

Мужчины перебивали друг друга, требуя от рассказа все новых и новых захватывающих подробностей. Все оживились.

Серафима молчала. Ей тоже захотелось послушать. Всеобщее настроение прогнало усталость. Любопытство вдруг одолело ее.

– А какие приключения могут быть в китайской глуши? – вдруг вмешался Сергей.

Соят не ответил. Могло показаться, что он не расслышал язвительного вопроса. Тогда Наталья вступилась за помощника:

– Наш Соят – калмык. Потомственный кочевник. Своими ногами истоптал всю Среднюю Азию.

Сергей недоуменно уставился на медсестру.

– Что? Ты шутишь? – фотограф неуклюже захихикал.

– Он никак не мог быть китайцем. Они совсем… другие. Это же очевидно! – теперь Наталья изумленно глядела на него.

Бессознательно Сергей повернул голову в сторону Симы, ища поддержки в ее лице. Девушка выглядела растерянной. Она тоже считала, что низкорослый проводник чтил узкоглазых богов.

Несуразную сцену прервал высокий голос с угловатым свистящим акцентом:

– Припоминаю одну интересную штуку, – загадочно улыбнулся калмык. – Эту историю мне рассказала моя бабка много лет назад. Она была очень стара и мудра, а я был совсем еще ребенком. Ее повесть тогда показалась мне басней, пугающей небылицей, но я все равно дослушал ее до конца. И запомнил.

Горе поселилось в юрте ее родителей, когда мой прадед ушел пасти овец выше в горы и не вернулся. Бабка говорила, что ее мать призвала братьев на поиски мужа. Несколько недель братья и старшие сыновья пытались выйти на след овечьего стада, но пастух словно и не мял эту землю. Вернулись они ни с чем. Низким был их поклон матери и сестре, обещали подсобить ее вдовьему хозяйству – пригнать десяток баранов, двух коней и поделиться уловом, каким нынче дух воды наградил. Но мать отказывалась умолять богов сопроводить душу отца семейства к Чистым Водопадам, отказалась одевать вдовий траурный пояс…

И тут неторопливый неуклюжий говор Соята прервался. Глаза всех сидящих у ночного огня кинулись к рассказчику. В сумраке похрустывавшего кострища все заметили, как маленькие раскосые глаза под свисающими веками прочно уперлись в лицо ничего не подозревающей Серафимы.

– И заперлась она в юрте, все окна и щели затыкала – ни один луч не проник в юрту за три дня, ни звука не вырвалось наружу.

Бабка-подросточек в слезах ходила кругами вокруг дома, но зайти не дерзнула.

Тогда же другое горе случилось: собака-пастух – кормилица, помощница, хранительница кочевничьей благодати – прочь ушла, убежала.