Текст книги "Красный лёд"

– Слава богу, все обошлось! – выдохнул молодой альпинист в значительном облегчении. – Ромка сказал, что ты жутко разозлился, когда узнал, что случилось.

Проводник отозвался не сразу.

– Я очень испугался. Думал, что в конце очереди, за тобой, ей безопаснее.

– За мной? Ей уже раз досталось от меня, – Володя провел черту под глазом, изображая красноватый шрам, нечаянно оставленный под веком Серафимы.

– Поэтому я и поставил вас рядом. Рассчитывал, что ты будешь внимательнее к ней, чем другие.

Володя опешил. Оказывается, даже после учиненных им неприятностей, на него все еще возлагали определенные надежды, которые, впрочем, он не оправдал.

– Я тебя подвел! Снова, – молодой человек опустил засовестившееся лицо. – Извини, Глеб! Это все моя вина!

– Ничего подобного! Ты здесь совсем не при чем! Или ты решил присвоить себе заслуги Божьего созидания? Стоит ли винить себя в том, что снежный пласт подтаял на солнце? Ты проскочил опасный участок, а она не успела, – он скосил глаза на девушку. – Однако я рад, что все мы легко отделались! Через полчаса она проснется, и мы продолжим траверс до седловины Брельского, – объяснил он спокойно.

– Ты что?! А Наташа?!

Серафима нервно заглотнула воздух, разбуженная вопросом. Вырванная из сновидения, она потешно зачавкала губами и попыталась теснее прижаться к мужчине, охранявшему ее сон.

– Не ори! – нахмурился Глеб и резко повел подбородком, как бы прогоняя шумного паренька.

Володя понуро поплелся к отряду.

Мужчины уже одевались после купания в «душе»: обтирали снегом руки, шеи, грудь и спины, пропотевшие насквозь от тяжелой работы. На многих открытых участках алыми фонарями горели кровоподтеки – на каждом подъем оставил свой памятный след. Но, несмотря на все тяготы и переживания, лица альпинистов светились воодушевлением – они приближались к заветной цели.

– Чего морда кислая? – спросил первый помощник, заметив, как Ромка мнется спросить о чем-то важном, но, должно быть, весьма личном для него.

– Да так.

– Подлей-ка мне чайку! – попросил Андрей, отвлекая его в сторону для приватного разговора.

– Глеб часто бывает таким… строгим?

– О! – протянул он. – От главного отхватил, значит? За то, что с перилами напортачил, или еще чего успел натворить?

– Володе тоже попало, что разбудил девчонку.

– Ха!

– Она, вообще, ему кто? – в гордом спортсмене взыграла праведная обида. – Не отходит от нее, как сучка от помета, щерится на всех, кто мимо пройдет, будто ее здесь кто-то укусить собирается. Он же нормальный мужик, а с ней…

– Ты говори, да не заговаривайся! – остановил его Андрей, предостерегая. – Володя девчонке на голову вагон снега уронил. Не удивительно, что Глеб сердится, когда тот мешает ей отдыхать! Скажи «спасибо», что он тебе шею, как следует, не намылил, а стоило бы! – налетел на парня помощник.

– Да… но… – Ромка отступил.

Его праведный жар как-то сразу поугас, и в тоне зазвучали нотки раскаяния.

– А как же быть с Натальей? – Ромка с сожалением глянул в сторону медсестры. – У нее вся нога перебинтована.

– Володя уже предлагал вернуться.

– Что?! Вернуться? – Ромка был поражен таким заявлением. Он схватился за глаз, потому что веко нервно задергалось. – Вот, предатель! Он что, тоже ударился головой!? И вы с Глебом согласны с ним?!

Андрей ухмыльнулся.

– На самом деле, с ногой все не так страшно. Больше красок понагустили! Глеб собирается продолжить траверс. Кроме того, Наташа сама рассчитывает дойти до вершины.

– Но мне показалось… она потеряла много крови, – пропел Ромка вкрадчивым голосом.

– От этой дурехи не убудет! Запаниковала, сиганула с укрепленной точки, забыла сгруппироваться, размахалась ручищами, чуть не убила Игоря ледорубом. В конце концов, зацепила кончиком лезвия ногу, распорола штаны – хорошие, между прочим – перепугала всех до икоты, а сама отделалась сильным испугом. Так верещала – я чуть не поседел, а там всего лишь царапина! Вот они, бабы! – Андрей засмеялся в голос.

– Ясно, – выдохнул Ромка.

Значит, ничего еще не потеряно!

Альпинист обернулся к главному проводнику – тот стоял между солнцем и Серафимой, не позволяя коварному ультрафиолету прикасаться к неприкрытым участкам ее кожи. Девчонка хлебала уже поостывший чай. Оба молчали.

«О чем же они молчат?» – поджал губы Ромка.

– Самое ценное не пачкают в словесном поносе, – шепнуло нечто на ухо нерусским акцентом.

– Ой! Ты меня напугал, Соят! – екнул на месте молодой человек. – Откуда ты узнал про…?

«Блин! Я это… что ли… вслух сам с собой разговаривал?»

– Что значит «самое ценное»? – поспешил уйти от неловкости Ромка.

– Его заворачивают в тишину, как в самый мягкий войлок, и берегут вот здесь, – кочевник приложил руку к груди, – под самым сердцем.

– О чем ты вообще? Если есть что сказать, то говори!

– Рот нужен, чтобы пережевывать, а нос – чтобы знать, что жуешь. А ты все перепутал: языком болтаешь, а нос, куда не надо, суешь! – оголил калмык желтые зубы.

– Да ну тебя! – обиделся Ромка и отошел.

Володя не смог заставить себя улыбаться шуточкам. Ему было не по себе: ощущение обреченности подтачивало решимость.

«Не надо нам туда», – хотелось кричать ему.

Однако промолчал. Не поймут. Не поверят.

Бесконечный лабиринт чернеющих трещин заводил путников в самую сердцевину алтайского Крита, где, казалось, их подстерегал ледяной минотавр. Руководитель отряда предупредил, что опасны даже не эти глубокие червоточины, легко угадываемые в снегу. Под тончайшей коркой наледи их поджидали ловушки невидимых расселин, запорошённые рисовой крупой.

Главный проводник шел первым.

Он крался. Его ступня укладывалась кошачьей лапой. Как хищник – шел на запах. Отыскивал тропу – как будто чуял, где мог ожидать подвох.

«Шаг в шаг!» – звучал приказ.

Глеб не позволял Симе отставать. Девушка старалась шагать, как муж, помягче, но в железных кошках ноги с трудом ей подчинялись.

– Ну, давай! Ты же настоящая балерина! Прыгай! – кричал муж.

Их разделяла трещина в два метра.

«Я тебе верю», – выбросила она себя вперед через пропасть.

Конечно, он поймал ее. Он нашел ее руку.

Она запнулась и кошкой наступила ему на ботинок.

– Извини, пожалуйста!

Мужчина поморщился, но не отпустил. Сжимал ладонь, пока не убедился, что она вне опасности. Сжимал, пока мог себе позволить сжимать.

Он обращался к ней, как посторонний – ничего не значащими выражениями. Лицо застилали широкие солнцезащитные очки, сверху – специальная каска; шарф укутал шею и подбородок – среди всей этой экипировки не отыщешь улыбку или подбадривающий взгляд.

Но руки не лгали.

Наталья все никак не могла собраться, когда подошла ее очередь прыгать через широкий разлом. Она кудахтала и пищала, как девчонка, пока Андрей уже не прикрикнул на жену. Медсестра плюхнулась в объятия Глеба, раскрасневшись от усилий, бормоча что-то о своей нерасторопности.

Альпинисты захлопали глухими шлепками перчаток, аплодируя хромавшей женщине – она справилась. В глубине души они чувствовали себя виноватыми за то, что так охотно поддержали Наталью в ее бравом решении не сворачивать экспедицию.

Любое движение коленом изводило женщину болью. Ей требовались краткие внеплановые передышки, что задерживало команду. Они отставали от графика больше, чем на полтора часа, однако, их путь все-таки продолжался, и, несмотря на все тяготы, они не теряли веру в успех.

Отблески солнечного ореола еще золотились между лезвиями вершин.

Благословенные лучи объяли путников. Глеб вел их прямиком на закат.

Серафиме мерещилось, что ее уже не существует. Туловище, голова, пальцы ног – она вся растворилась в божественном сиянии.

Совсем скоро небесный диск заслонят массивные плечи каменных богатырей, и распустит гриву чистокровный скакун вечерних сумерек, топча копытами остатки солнечных искр. Умоется из звездного родника Млечного пути красавица-ночь и распустит косу лунной дорожкой по снегу. И под этой чудесной круговертью расстелется гордый Алтай, чью седую голову украшал венец священной Белухи.

Девушка спряталась за спину мужа. Даже затемненные очки не избавляли от слепоты. В его спасительной тени она нашла желаемое отдохновение. В глазах бледнели пятна, выжженные ядовитым излучением. Постепенно утихала резь.

Когда она вновь смогла различать людей вокруг себя и орнамент на рукавицах, из-за плеча супруга ей показалось, что цвет неба, на самом деле, синий… не голубой, как болтают все, а чистейший синий! Нет, пронзительней синего! Не передать на словах.

Серафима погрустнела.

Как же всю эту необъятную красоту ей засунуть в рамки слов?

Она совсем забыла… Она здесь как журналист – по поручению редактора.

«О чем прикажете писать, шеф? О синем небе?» – мысленно вопрошала она.

«В чем сущность альпинизма? В людях: их тщеславии и зависти к великому? Или в горах, в свободе и в красоте? Человек вершину покоряет или она – его?»

Ее глаза уткнулись в проводника:

«Что вообще для человека горы? Почему они уводят Глеба?»

Серафима огляделась вокруг себя.

Пятеро спортсменов-альпинистов, хромающая медсестра, два помощника. Она сама, ее любовник, муж.

Какой бывает каверзной судьба! Они в единой связке, и каждый – звено одной цепи. Споткнуться здесь, сейчас – это рискнуть сыграть на жизни в кегли!

Об этом ей написать в статье?

– Наташа, передохни! – распорядился первый помощник. – Я попрошу Соята пока сменить повязку тому клоуну на пальчике. Ты слышала, что он болтал о заражении крови?

Наталья вымученно улыбнулась.

– Знаю, ты устала, – Андрей осмотрел рану. – Не загноилась. Это хорошо! Мы почти пересекли ледник Менсу. Ты скоро отдохнешь, – утешал Андрей. Он не мог не заметить, как играл испариной ее лоб и что побелели от напряжения плотно сжатые губы. – Как чувствуешь себя? Встать можешь? Мы, наверное, идем слишком быстро. Извини, родная!

Главный проводник неодобрительно взглянул на товарища. Он все слышал.

«Возьми себя в руки!» – читалось в его глазах. – «Мы не можем идти медленнее! И ты это знаешь!»

«Ей больно!» – словно бы отвечал первый помощник.

– Через час будем на месте.

– Да, было бы неплохо, – мечтательно выговорила женщина.

Андрей понял, что Глеб не изменит своего решения.

Сима не слышала, как подвывал Сергей, пока его перевязывал Ромка. Кочевник пригрозил, что обидится, если его снова попросят тратить ценные снадобья на «кого попало».

Девушка всматривалась вдаль невидящими глазами.

– Замерзла? – обратился Глеб негромко с вопросом.

– Нет! С чего ты взял? – Серафима невольно обрадовалась и смутилась.

– Ты все время потираешь ладони.

Вечерняя заря лениво таяла за горизонтом. Нагретая солнцем земля еще не успела закутаться в ночной морозец. Несмотря на это, руки Симы были очень холодными.

– Не думай о плохом! – угадал ее мысли мужчина.

– Ты сможешь простить меня когда-нибудь? – шепнула она еле слышно.

– Наверное.

Сима попыталась скрыть от мужа приступ отчаяния, вызванный его ответом.

– Я обещал заботиться о тебе. Ты не должна беспокоиться о моем прощении.

Она не нашлась, что ответить.

– У тебя расхлябалась кошка. Позволь, я подтяну шурупы! – он упал на одно колено прямо к ее ногам.

Наталья ахнула, фотограф вскочил с места, а Соят расплылся в желтозубой улыбке, наблюдая за картиной, неожиданно открывшейся на глазах у всех.

– Вон, че творится! – зашушукались альпинисты.

– Ланселот на коленях перед королевой!

– Перед принцессой!

– Ага! Точно! – хихикнул кто-то из них.

Серафиме оставалось только молча покориться чужой воле, не поднимая стыдливых глаз на команду, с интересом поглядывавшую на них.

«Большинство друзей стали моими недоброжелателями… Я поклялся… Ты превратилась в одну из этих лощеных штучек… Волнуешься, как тебя оценят… Мне нечего терять… Трахнуть эту сраную реальность… Отца я похоронил, Варяг попал под колеса… Ты сядешь в тюрьму за похищение человека… – Мы связаны. – Знаю… Наверное, каждому человеку предназначен собственный ангел…»

– Спасибо, что привез меня сюда.

Ни лжи, ни капли иронии. Ее глаза светились любовью.

«Маленькая моя!» – он улыбнулся.

Вихляющая тропа подняла отряд к котловану Брельского седла уже затемно.

Перед ними открылась широкая снежная площадка, слегка вогнутая ковшом. Прямо за ней начиналась каменная стена, укутанная льдами – тот самый перевал, ведущий к заветной Белухе. «Седло» служило базовым лагерем для альпинистов, как последняя ступень перед финальным броском. Здесь оставляли тяжелые рюкзаки и уже налегке взмывали под облака.

На первый взгляд в лагере располагались два десятка разноцветных палаточных шатров, выстроившихся змеиным хороводом вдоль многоугольного края. Сверху плато напоминало елочную гирлянду, загоревшуюся под Рождество. К обычным налобным фонарикам присоединялся свет мощных электрических факелов, подпитываемых портативными генераторами. Местами зажигались газовые баллоны, кипятя ароматную сублимированную лапшу. Тенты подсвечивались изнутри кемпинговыми софитами, делая из палатки один красочный абажур. Десятки налобных светлячков мотали головами альпинистов, подыгрывая новогоднему мотиву.

И будто наперекор всем этим многоцветным искрам, купол неба заполонила тьма. Россыпь жемчуга из звезд исчезла в пучинах траурного бархата. Ни единый луч не мог коснуться пустоты безлунья. Вселенную затопила… нефть чернее нефти.

Андрей присвистнул:

– Народу собралось, как на митинг!

– Мы будем пятыми, – добавил Глеб.

Женщина позади шумно вздохнула, предвкушая желанный отдых.

Добрались. Спустя век бесконечного странствования по раскалённо-замороженной пустыне, Глеб вывел заблудших к тайному оазису у священной горы.

Проходя рядом с лагерем, Серафима с интересом поглядывала по сторонам. Собранный из четырех частей небольшой палаточный городок напоминал индейское поселение со своими модернизированными вигвамами и сборищами вокруг газовых «костров». Люди здесь говорили на незнакомых языках, но объединяющим, конечно, был английский.

Новый отряд ловил разные приветствия, точно букеты. Несколько человек вышли, чтобы пожать руку главному проводнику.

Сима продолжала идти вслед за мужем и не могла скрыть удивления, когда осознала, что многие в лагере были не просто знакомыми Глеба, они вели себя с ним, как друзья. Он, в свою очередь, каждого похлопывал по плечу, не скупясь на улыбки и поздравления.

Из всего бурного потока английских слов девушка едва могла уловить для себя предмет высказываний. Некоторые привносили в слова чудаковатый акцент, ломая и без того ее хрупкую связь с иностранным контекстом. Однако встречались люди и с более внятным произношением, приоткрывающим завесу сути мудреных фраз. Эти говорили точь-в-точь, как ее учительница в старшей школе. И Сима благодарила их про себя за милосердие, проявленное к ней ни за что.

Кое-кому удавалось разглядеть молоденькую девчонку за широкой спиной проводника, после чего запускал в нее ядовитые копья вопросов. Словно загнанный кролик, она беспомощно хлопала вылупившимися гляделками, чувствуя палёный запах собственного хвоста. Когда глухонемую жертву уже выкуривали из норы, ее никчёмный пушистый зад спасал не кто иной, как супруг, закрывая ее щитом встречных вопросов.

Речь Глеба журчала так скоро и мелодично, что Серафиме не оставалось ничего, как только краснеть со стыда и проклинать себя за леность, отбросившую ее по разные стороны языковой пропасти с мужем.

К счастью, инквизиция над Симой, не говорящей на тарабарском, была прервана с появлением невысокого крепкого человека со смуглым лицом.

– Приветствую вас снова, друзья мои! – выкрикнул человек, и Серафима узнала в нем того самого кавказца, который исполнил для них лезгинку в ресторанчике Тюнгура четыре дня назад…

«…в другой жизни»

– Кого я вижу! – обалдело сказал первый помощник.

– Услышал русскую речь, захотелось посмотреть, кто такие, – объяснил тот, пожимая руки вновь прибывшим. – Обе красавицы с вами! – и тут он обратился к девчонке, – Станцуешь, красивая, еще что-нибудь нам?

Мужчины рассмеялись нескладным голосистым оркестром. Девушка в ответ промямлила что-то невнятное. Про нее тут же забыли.

Глеб приказал расчистить пространство ближе к горе – там было достаточно места для всей команды. Вскоре на снегу расцвели новые палаточные бутоны, заработали собственные генераторы, зашипел кипяток. Наталья массировала больное колено. Утомленные путники расселись по кругу у котелка и радостно зачерпывали ложками ужин – завтра исполнится их мечта.

Девушка решила устроиться в стороне от шумного круга спортсменов. Ей хотелось немного отдохнуть в тишине, поразмышлять о том, чего ждать от будущего, попытаться вернуть доверие мужа, вновь зажечь семейный очаг.

К ней протянулась рука с горячим бульоном. Серафима с благодарностью приняла жестяную миску.

– Какая непроглядная чернота! Не видно ни одной звезды!

Глеб разглядел надежду на сильно исхудавшем лице. В этой надежде витал оттенок грусти.

– Это из-за яркого освещения. Чуть позже появится луна. Фонари погаснут, и мы увидим звезды, – он не стал присаживаться.

Она с неохотой поглядывала в тарелку с супом. Он постоял немного, потом двинулся вперед.

Сима с тревогой обернулась на супруга.

– Я вернусь. Нужно решить проблему кое с чем. Пожалуйста, обещай мне, что все съешь, – он указал на миску.

– Хорошо.

Он снова улыбнулся.

Сергей огляделся по сторонам – главный проводник не объявлялся.

Он должен поговорить. С ней. Сейчас же. Не может быть, что она его не любит!

Что происходит между ней и Глебом? Улыбается ему. В глазах одно смирение. Она так изменилась за эти пару дней. Куда пропала дерзость? Почему в ней больше нет той, прежней страсти?

– Сима, помоги мне! Видишь, сам я не могу перевязать! – фотограф протянул бинты. – Испугалась? Нет его! Он нас не видит!

Она молчала. Его внезапное появление действительно напугало ее. Как призрак из прошлого. Ее передернуло от воспоминаний о грязных делишках, которые они проделывали в ее доме… в ЕГО доме.

Этот дом принадлежит ему.

– На, держи! – он всучил ей свернутую марлю. – Чего глаза прячешь? Все еще боишься его?

Пальцы не слушались. Она в четвертый раз пыталась завязать проклятый узел, но бинт выпадал из трясущихся рук при каждой новой попытке. Закипевшая паника брызнула каплями пота. Она заставляла себя успокоиться и снова поддевала конец марли. Страх быть замеченной с бывшим любовником вгонял ее в исступление.

«Прости меня! Глеб!» – безмолвно взывала она к мужу.

– Ты слишком суетишься! – фотограф обнял ее запястье. – Любимая, ты дрожишь?

Серафима едва удержалась, чтобы не закричать. Но криком она только привлечет внимание. Что подумает Глеб, если увидит их вместе?

– Ты его любишь? – спросил прямо Сергей.

Она по-прежнему не могла извлечь из горла ни единого звука.

– Значит, да, – произнес он упавшим тоном.

Не в силах и дальше выносить эту близость, она отступила.

– Хочешь сбежать? Значит, наигралась со мной? – он смотрел на нее с укоризной.

«Играешь с ним, как кошка с поганой крысой. Ты никогда его не любила!»

– Я… я… не могу. Мы больше не… не… можем… – через силу выдохнула она.

Главный проводник вывернул из-за угла двух палаток, теревшихся боками между собой.

Высота четыре с половиной тысячи. На подъем и обратно уйдет около пятнадцати часов. В базовом лагере больше сорока человек. Времени на промедление нет. Второго шанса не будет.

Пять команд. Один день. Если не рассчитать часы выхода каждой команды, в результате на переходах и в узких «коридорах» начнут собираться гигантские очереди – они не успеют спуститься с вершины до темноты.

Нужно убедить всех работать сообща.

Глеб сумел договориться с тремя проводниками-руководителями. Однако последний, незнакомый никому, новичок, отказался от предложенного расписания.

Глеб полагал, что небольшим отрядом в четыре человека тот управится быстрее остальных. Им не потребуются большие перила и частые крепления. Они сумеют благополучно вернуться, даже если выйдут последними из всех. Незнакомец не хотел даже слышать о том, что их команда наиболее мобильна, и не собирался ждать рассвета, чтобы покинуть лагерь крайним в очереди…

– …на радость тем, кто уже оседлает Белуху прежде нас! Не стану я плясать под твою дудку! Я тебя знать не знаю! Пришел сюда последним – не тебе время выбирать! – поставил жирную точку руководитель маленького отряда.

Ему сразу не понравился этот сосредоточенный взгляд ослепшего на один глаз высокого альпиниста. И этот повелительный тон, будто он здесь всеми распоряжается…

Возвращаясь к своим, Глеб старался просчитать оставшиеся варианты.

«Выходить на рассвете придется нам», – заключил он про себя, недовольный. – «Рискованно! Одиннадцать человек… Можем не успеть».

Он все еще прокручивал эту мысль, когда его внезапно окрикнул первый помощник:

– Глеб, можно тебя на минутку?

Андрей сливался с тенью, отбрасываемой высокой брезентовой крышей. Он явно стремился оказаться незамеченным.

«К чему конспирация?»

Проводник свернул к палаткам, гадая, что стряслось у товарища.

– Хочу поговорить с тобой, пока Наташа не слышит, – сообщил он таинственным голосом. – У меня есть просьба: разреши перебраться в палатку к жене.

Представленная идея заставила нахмуриться главного проводника.

– Сам понимаешь: ее колено мучает. Она жаловалась, что девчонка спит очень беспокойно, – помощник спешил объясниться.

– А как быть с Серафимой? – напомнил другой.

– Передаю тебе эту почетную обязанность, – глаза Андрея загадочно сверкнули. Он только что озвучил предложение, от которого товарищ наверняка не сможет отказаться.

– Твоя супруга это не одобрит, – осторожно заметил проводник.

– Она и не узнает! Скажу ей, что принцесса отправится к Сояту. Ромео – с тобой.

– Будешь врать Наташе? – удивился Глеб.

– Хочу, чтоб она отдохнула.

Проводник недоверчиво сощурился в ответ на упомянутую причину – самую невинную из всех причин.

Помощник сдался:

– И поцеловать хочу! Ну, соскучился я по жене! Что здесь такого? – раскинул он ручищами.

– Только без глупостей! – предупредил мужчина. – К утру ты должен быть свеженьким, как огурчик!

– Ты тоже с девчонкой поаккуратнее! Не выдайте нас всех! – помощник подмигнул товарищу.

– Замолчи! – изобразил суровость главный проводник. – А то я передумаю!

– Да ладно тебе! Совсем шутки разучился понимать, – потрепал Андрей друга за локоть.

– Команда уже отдыхает? – ушел от неудобной темы Глеб. – В лагере, как будто, никого.

– Нет. Наш старый знакомый Абдулхамам…

– Абдулхалим!

– Короче, Абдула вместе с его подопечными, итальянцами, пригласили наших к себе. Парни с Наташенькой сейчас там. Фотографа я не видел. Он вроде по-английски недурно шпрэхает. Наверное, шатается где-то здесь по округе… Эй, ты чего завелся? – преградил он дорогу товарищу.

– Сима с ним?! – голос мужчины соскользнул до пугающе-низких нот.

– Успокойся! «Несмеяна» осталась в лагере, – опередил его гнев Андрей. – Должно быть, ей нравится сторожить снег в округе, – он заметил, с каким напором вышел воздух из Глеба. – Не теряй головы из-за пустяков!

– Спасибо, брат! – они пожали друг другу руки.

Главный проводник отправился на поиски девушки. Он ругал себя за то, что оскорбил жену поспешными выводами и чуть не выдал их, поддавшись горячему мальчишескому порыву.

Переносные генераторы были предусмотрительно отключены – Андрей решил не тратить зазря энергию на освещение.

Серафиму укутывал полумрак.

Тщательно прочесывая детали пространства, зрачок не сразу отыскал понурое личико в темноте. Девушка побитой псиной глядела куда-то в ноги. Виноватая, брошенная, одинокая. Что заставило Симу разбить об землю ласковый взор?

«Стыд… Кислотный запах стыда», – учуял мужчина агонию совести. – «Она говорила… с любовником! Это был он, никто другой!»

Ярчайший отблеск гадких воспоминаний на мгновение поразил его скальпельной болью. Память вскрыла корку загноившейся раны. Он никогда не забудет ту самую ночь.

Глеб смотрел, как она сжигает себя заживо в пламени срама.

Ее страдания – ответ за страшную боль… когда застал ее голой в объятиях другого мужчины.

Настал час расплаты. Вот он!

Однако…

Неужели она здесь ради жажды отмщения?

Горечь… та, что обгладывала душу его самого… Вина, что растягивала каждую ночь до тысячелетия… Жизнь на паперти хлыстающего стыда…

Этого ли он желал ей все эти месяцы?

Не-е-е-ет!

Эта боль раздавит ее. Тогда ему уже никогда не увидеть ее лучезарных глаз.

После всех несчастий, что они пережили, после всех отвратительных слов, что они произнесли, все-таки он желал, чтобы она ему улыбнулась.

Может быть, Андрей прав: он действительно потерял голову?

Открыть Серафиме новые грани жизни – вот, о чем он мечтал!

Эта затея познакомить жену с его миром, где царит свобода и красота, где люди поступают смело и честно, где нет места коварству и лицемерию, а дружба ценнее всех денег на свете.

Он всегда стремился идти по пути, достойному настоящего человека, мужчины. Как учил его жить отец: не лгать самому себе, не разменивать душу, быть ответственным за каждый поступок. Горы воспевают добросердечие – человечность греет душу стылым вершинам. За криводушие здесь наказывают отрицанием, предательство оборачивается против лжеца. Порой, друг – единственная ниточка к свету. Кодекс выживания крайне прост – исходит из взаимовыручки.

Все это он мечтал теперь показать жене, мечтал, чтобы она снова жила искренней жизнью.

Так стоит ли заставлять ее приносить себя в жертву на заклание сожалению?

– Серафима, – не желая пугать девушку, Глеб мягко произнес ее имя.

Сима медленно приподняла подбородок, но неподъемный взгляд приморозило к снежному насту. Игла раскаяния заштопала искусанные губы.

– Эта ночь станет нашей. Ты и я.

Он увидел в полутьме, как глаза ее распахнулись, и по ее щекам хлынул дождь из тяжелых слез.

– Плачь, если нужно поплакать. Но я хочу, чтобы ты снова начала улыбаться, – он протянул супруге ладонь.

С его помощью Серафима устояла на затекших ногах.

– Мы пойдем к остальным в лагерь Абдулхалима. Тебя необходимо быстро согреть. Там есть горячий чай.

Сима молча шагала за ним.

Они вышли на свет к палаткам итальянцев. Девушка поспешила смахнуть с лица остатки соленой влаги – нельзя, чтобы они провоцировали любопытство других членов команды.

– О, смотрите, кто к нам хочет присоединиться! – заорал кавказец во все горло. – Bella-bella ballerina!

Мужчины зааплодировали русской танцовщице, покорившей их сердца в прошлый раз.

Сверкала веселой музыкой прихваченная гитарка, и бывалые альпинистские ноги сами просились танцевать. Легкий итальянский мотив пел для всех о красавицах, урожае вина и деревенских плясках после заката. Голоса и ладони подбадривали музыканта хлопками и улюлюканьем, но для счастья спортсменам не хватало партнерши, с кем они разделили бы жизнерадостный танец.

– Сеньорита, вы появились как раз вовремя!

Сима беспомощно прижалась к супругу – их окружили несколько желающих с ней станцевать. Она испуганно мотала головой, не в силах припомнить ни единого английского слова, которое бы заставило их отступить.

– Make way! You scared her! – раздвинул напиравших мужчин смуглолицый кавказец.

Девушка благодарно кивнула, вынырнув из-за широкой спины мужа.

– Учтите: я буду первым, кому она подарит свой танец! – твердо заявил он при всех и удивился, заметив, как сотрясается от хохота высокий мужчина.

Глеб смеялся от души. Развеселенный бытовой суетой, он, наконец, почувствовал облегчение.

Две команды расселись полукругом. Справа с перевязанным коленом расположилась Наталья. Сбоку ее подпирал Андрей. Соят и пятеро альпинистов держали горячие кружки. Кое-кто перебрасывался фразами по-английски, где-то просто улыбались подпевающим и музыканту.

На удачу, фотограф не казал носа.

Отзвучала еще одна мелодия, а потом еще. Каждый раз Серафима вздрагивала, когда рядом оказывалась заискивающая рука очередного, кто желал пригласить ее. В глазах ее отражался ужас ребенка. Она молчаливо отказывала и пряталась за приподнятым воротом куртки, словно, как маленькая, верила, что ее не разглядеть, если она никого не видит.

Мужчины грустно вздыхали, явно разочарованные тем, что девушка не в настроении. Итальянец, исполнявший народные композиции, заметно приуныл и, вскоре, передал инструмент следующему.

Андрей передал гитару жене.

Ее пальцы коснулись струн, и грациозный корпус гитары запел нежной арией под женской рукой. Вскоре к ней присоединился бархатный голос Натальи, образуя волшебный дуэт.

Светлая грусть обнимала слушающих. Незнакомая итальянцам русская речь нисколько их не смущала – музыка разноязычна, а женщина пела душой. Люди обратились к приятным воспоминаниям. У всех было свое, к чему хотелось вернуться и пережить еще раз, пусть в мечтах, пусть ненадолго. Однако эта память была дорога каждому – читалось на просветленных лицах, в глазах, блуждающих далеко за пределами горизонта.

Глеб поднялся и с улыбкой обратился к супруге.

– Подари мне танец, пожалуйста!

В единый миг все глаза вернулись из дальних странствий и устремились к девушке в трепетном ожидании.

Серафима изумленно воззрилась на Глеба.

– Я разучил в жизни только один танец, – произнес он едва слышно. – Помнишь его?

– Прямо здесь? – ее взгляд запрыгал по сторонам. – Другие смотрят!

– Плевать мне на всех! – он не сводил с нее заколдованных глаз.

«Только я и ты», – угадывалось в их блеске.

Она смело вложила в его теплые ладони свои.

Наталья вопросительно оглянулась на мужа, но тот знаком велел ей продолжать играть.

Никогда прежде Андрей не видел, чтобы друг танцевал. Он даже не мог предположить, что Глеб вообще что-то умеет. Ему до чертиков хотелось посмотреть на это.

«Что творится с нормальными мужиками? Стоит появиться хорошенькой бабе, считай, пропал человек!» – вздохнул про себя первый помощник. – «Пой, Наташенька! Ты так красиво поешь! Пусть эти двое танцуют, а мы вами полюбуемся».

Мужчина вывел девушку в центр утоптанной площадки.

Рука к руке. Движения слились в едином порыве. Словно оба читали мысли друг друга. Он вправо – она за ним. Он выбрасывал ее вперед – она закручивалась в бальном вихре.

Шаг, поворот. Шаг, шаг… Это вальс. Необычный, двудольный. И, возможно, поэтому такой непосредственный, очаровывающий.

Отточено-твердая поступь мужчины привносила в танец стойкости. Как утес, вросший в земную кору, он удерживал их на поверхности. Его партнерша мотылем порхала над ним. Иногда мерещилось, что она не касалась земли. Однако, позволяя ей ненадолго взлетать, мужчина тут же призывал ее к себе, рукой зачерпывая талию девушки.

Она улыбалась, пока он кружил ее.

И снова шаг. Поворот.

Мягкая, как пластилин, она так послушна в его объятиях.

Единое целое… Танец, как жизнь… как проявление самой жизни! Они будто появились на свет для этого вальса. Она вверяла себя ему, он мягко дирижировал ею. Рядом с ними не было людей или Белухи. Их унесло далеко, гораздо выше земного…