Текст книги "Красный лёд"

Глава девятнадцатая

Серафима открыла глаза.

Крыша палатки мужа. Солнце храбро вторгалось через пластмассовое окно. Рваные воспоминания о прошлой ночи казались попросту частью кошмара. Она не помнила, как вернулась назад.

Смутное ощущение чего-то очень важного прогнало остатки сна.

Она с трудом застегнула ветровку непослушными красными пальцами. Нарастающий трепет подгонял ее. Ноги неохотно втиснулись в мокрые ботинки. Правый был особенно разбухшим от талой воды. В ушах барабанило сумасшедшее сердце – торопилось вырваться на яркий свет.

Полдень. Чистейшее небо линзой развернулось над головой. Режущие, как бритва, лучи белого солнца выжигали незащищенную глазную зеницу. Отражаясь в снегу, чудовищный блеск перемножался снова и снова. Слепящее мерцание зеркальных сугробов то здесь, то там вспыхивали бьющим светом.

Вершина сверкала свадебным одеянием. Спустя трое суток дикой вакханалии бури Белуха вновь притворилась девственно-кроткой, но в ее лукаво-безропотной красоте таилось зловещее предупреждение.

Серафима зажмурилась от света ауры царицы Алтая. Слезы брызнули из обожженных глаз.

Нечаянно солнце заслонила великая тень.

Девушка подняла глаза к небу. Окруженная ореолом платинового круга, на землю спускалась огромная черная птица. Сквозь разводы слез и игру мигающих зайчиков Серафима разглядела, как изящно та погружалась. Казалось, она летела сюда от самых звезд, из далекого измерения, где время остыло, и ничто не менялось с течением сотен тысяч лет. Древняя птица-бог, она парила над этим миром, знаменуя собой приближение новой эпохи.

На снегу растекалась бурая лужа тени. Сима застыла прямо в центре ее.

Минута, вторая. Еще тридцать секунд. Поднимался шквалистый ветер. Но девчонка не двигалась с места. Поглощенная упоительными фантазиями о посланнице нового мира, она не замечала горланящих ей спасателей.

Кто-то из толпы бросился за ней.

Серое туловище огромной птицы завило над площадкой – вертолет постепенно усаживался в гнездо Брельского Седла. Расчищенную площадку оглушил рокот крыльев железной стрекозы.

Девушка не сразу сообразила, что вновь осталась одна. Спасатели и врачи – все ожидали посадки винтокрылой машины.

Под закольцованные шквалы ветра первой бросилась женщина. Из открывающегося люка навстречу медсестре выскочил первый помощник. Он активно жестикулировал.

К Серафиме вернулось размытое тревожное чувство. Она ощущала, что знает о чем-то важном, но не могла припомнить. Словно кто-то перерезал артерии памяти, словно кто-то заставил ее позабыть. Но о чем?

Андрей просигналил кому-то, и толпа вскинутых рук потянулась за ним, как за избранным, предсказавшим им Второе Пришествие.

Из окна вертолета по ручью из десятков человеческих рук медленно проплывало каноэ санитарных носилок. В них покоилось неподвижное тело мужчины.

«Это он», – почувствовала она.

Ноги несли ее, как будто спасались от смерти. Уворачиваясь и ныряя в океане людей, она упрямо прорывалась вперед, туда, где его уже осматривали врачи и спасатели.

«Он жив», – знала она наперед, но продолжала яростно расталкивать обступающих.

Ее пробкой вышибло из горлышка давки.

– Пульс едва прослеживается. Систолическое давление падает. Вводите ему ампулу адреналина, – вещал размеренный голос.

Серафима приближалась к группе спасателей, с трудом осознавая происходящее.

– Четыре по шкале Глазго. Возможно, он уже мертв, – сообщил другой незнакомый голос.

«Он жив», – настойчиво повторяла она раз за разом.

– Вы не можете утверждать такое на основании внешних признаков! – взволнованный голос Натальи сорвался на крик.

– Множественные переломы костей. Пострадало большинство внутренних органов. Поврежден позвоночник. Наблюдается сильный ушиб мозга.

– В любом случае, его нужно отправить в реанимацию. Но вы должны понимать, что он в критическом состоянии и может не дотянуть до больницы, – заключил кто-то жестокосердный.

«Он будет жить», – она уже разглядела из-за спины пугающий веер дочерна отмороженных пальцев, – «Я должна увидеть его!»

Неожиданно в плечо клещом вцепилась варварская рука. Ее свирепо отдернули и швырнули об землю.

– Отойди от него, ты, блядь!

Злой ненавидящий взгляд Андрея размозжил ее презрением, как стекляшку. Помощник больше не собирался предупреждать. Он знал, кто был во всем виноват.

– Кто из вас полетит с ним? – раздалось на задворках.

Сима вздрогнула, услышав грозное «Я!» из уст лучшего друга мужа.

Она не сказала ни слова.

Грянула новая эра – эра горьких молитв и незыблемой веры.

«Он будет жить!»

Эпилог

 
♫♫ Yamazaki Masayoshi – One More Time, One More Chance
 

«Зачем я вообще согласился на это?» – сминаю в руках карточку приглашенного спикера.

Дискуссия об альпинизме… Да уж! Все скатилось к допросу. Снова.

«Вы считаете вескими основания совершить подобное преступление?»

«Вы чувствуете ответственность за случившееся?»

«Признайтесь, у вас была личная неприязнь?»

Минуло полтора года с той ночи…

Кошмары сменяются ночными звонками. Письма с угрозами заполонили почтовый ящик. Моя фамилия – первая в списке газетчиков «желтой прессы». Отвратительные заголовки и грязные слухи шлейфом волокутся за мной. Новое заявление в прокуратуру, и все заканчивается коротенькой справкой в конце следующего номера с извинениями за «использование непроверенного материала».

Отчего-то я надеялся, что сегодня будет иначе.

Московский государственный университет. Конференция, посвященная развитию молодежи. Секция «Перспективы внутреннего туризма». Вокруг активисты, лидеры, интересующиеся. Молодые светлые головы. Мне хотелось забыться – пускай ненадолго – раствориться в обычной толпе.

«Как бы вы поступили, если бы это был ваш отец?» – загоняет в угол бесцеремонный вопрос.

Девчонка. В очках, с мышиным хвостиком на затылке. Первый курс журфака. Мама, папа есть. Жизни еще не видела. Улыбается мне и спрашивает такое, отчего меня всего выворачивает наизнанку.

Нет! Все – мечты! Я – изгой. Вечный обвиняемый. Я – убийца.

Едва сдерживаюсь. Пот бежит по спине. Затыкаю рот бутылкой воды. Чтобы не закричать… и не напугать эту милую девочку… полосующую меня у всех на глазах.

Будущая журналистка. Получила право задавать неудобные вопросы «в рамках тематики», и теперь упивается своей властью надо мной.

«Сука!»

– Я бы поступил также.

Аудитория грохнула взволнованными разговорами.

«Собственного отца?!», «Как жестоко!», «Вот это признание!».

Администраторы и кураторы секции пытаются утихомирить разгоряченную толпу, но даже не потрудились стереть удовольствие с лиц – неожиданный аншлаг, без сомнения, оказался им на руку.

Пристально рассматриваю щуплую мордочку той самой первокурсницы.

«Молодец! Далеко пойдешь, будущая медиашлюха!»

Я спускаюсь со сцены огромной аудитории, переполнившейся злопыхателями и ротозеями.

С меня хватит! Назад! В офис! К бумагам! Утоплю себя в море работы!

– Поблагодарим нашего гостя за интересный доклад! – объявляют мне в спину.

Раздраженно накидываю на плечи зимнее пальто. Сдираю с переносицы очки с темными стеклами – ни к чему им было разглядывать мое уродливое лицо. Хочу скорее почувствовать свежий морозный воздух. Ухожу, не попрощавшись с организаторами – ни минуты больше не собираюсь задерживаться здесь.

«Сам виноват! На своих двоих приперся сюда!» – говорю себе, но злость не уходит.

Самонадеянным было являться и полагать, что меня не узнают, не вспомнят, что все присутствующие давно забыли о сообщениях в новостях.

Чушь! Мне не простят. Сколько бы еще времени не утекло, я останусь тем, кем другие меня считают… кем я вижу себя.

Топчусь рядом с кабинкой охраны – перепроверяют мой скомканный пропуск.

«Выпустите уже меня отсюда!» – нетерпеливо притоптываю ногой, пока охранник подозрительно щурится.

Наконец, преодолеваю турникет. Раздраженно толкаю громоздкие двери, и в проеме я вижу ее глаза…

Она… смотрит на меня…

Впервые я не смущаю своим уродством. Странно, я сам позабыл о нем…

Этот взгляд…

В шубке, поверх головы – русский платок. Простая, юная, милая, как все девочки, в восемнадцать-тире-двадцать лет.

Но я не могу отвести взгляд…

Я перестал куда-то спешить. Не вспомню, от чего убегал, и зачем был мне так необходим свежий воздух.

Меня толкают чужие незнакомые локти. Я не замечаю, что загораживаю проход.

На меня смотрела она… внимающими солнечными глазами.

«Он», – сразу подумала я.

Как дура застыла в дверях. Нас толкают.

Наверное, позже я буду краснеть, перебирая в мыслях случившееся. Но, как бы там, ни было…

«Я нашла его!»

Проспала конференцию. Опаздывала, куда-то бежала. А потом вдруг…

В одну минуту, в этот час, день недели, за целую жизнь… все стало совершенно неважным по сравнению с… ним.

Кто он? От него веет горечью. Мрачный пристальный взгляд.

Высокий, широкие плечи. Настоящий мужчина! Тот, с кем разминуться в жизни было бы страшнее всего.

Он такой… Не могу себе объяснить…

Я хочу прижаться к нему! Да, прижаться! Смягчить его боль. Может, тогда он мне улыбнется?

«Нет! Что за нелепость: мечтать обнять незнакомца?» – бубнит мне глупая гордость.

На его лице страшные шрамы. Не видела мужественнее лица!

Левый зрачок… В нем есть что-то потустороннее. Он так внимательно разглядывает меня. Незнакомая дрожь разбегается по спине.

Кто он? Мне бы вдохнуть пепел его сражений!

Не отвожу глаз. Не хочу, не могу, не имею права! Думается, если на секундочку закрою глаза, я больше не увижу его. Он исчезнет, и мое существование мне самой покажется никчемным. Мне останется прожигать год за годом, дорожа только этой коротенькой встречей… с ним…

Нет, я не смогу! Я умру! Это выше моих сил – жить, заставляя себя любить кого-то другого, разговаривать, улыбаться, а душе желать иного, беспрестанно оглядываясь в толпе, искать… Его… каждый день… каждый… и не находить…

«Я нашла тебя!»

– Вы преподаете здесь? – отчаянно срывается с губ.

Он совсем рядом. Я так счастлива, что мне становится жутко.

– Меня зовут Серафима! – продолжаю, не дав ответить ему.

Он размыкает напряженные губы, и я слышу, как он повторят за мной:

– Серафима.

Его голос. Сдавленный, хриплый. Никогда не забуду его.

– Да, – глупо киваю ему.

А как его имя? Мне так страшно спросить, что зачем-то говорю о себе:

– Я учусь на журфаке.

И тут он морщится, точно я ляпнула непристойность. Взгляд черствеет. Он с укором всматривается в меня. Чувствую, как все внутри похолодело.

Не верю! Не верю, что все закончится… так…

Протягиваю за ним руки. Хочу остановить. Наверное, я выгляжу жалкой.

– Извините, – делает шаг к дверям и смотрит прямо, уже не замечая меня.

Угрюмый, замкнутый, одинокий… выжженный до нутра, выкованный из стали. Он уходит. Не позволяя вдохнуть гарь его черной планеты и зажечь новое солнце.

«Кто ты? Скажи, как мне тебя найти?»

***

– Доктор, взгляните на мозговые волны!

– Вы правы, активизировались.

– Это значит, что у него есть шанс?

– В этом мире, деточка, вероятность есть у всего. Не говорите его жене.

– Но почему?

– Не нужно, чтобы она тешила себя призрачной надеждой. Ей нужно больше думать о дочери. Необычная девочка, не так ли?

Конец

Странный вы народ, женщины. Вас так легко охмурить сладкими, заумными речами. Вы качаетесь под них, как змея под дудку, забывая, что мужчина – это, прежде всего, молчание и дело.

(Дмитрий Герасимов, «Если небо молчит»)