Текст книги "Красный лёд"

***

Мое тело подхватывают упругие волны музыки, и я сливаюсь с ней в едином распаляющем танце. Мне прежде не случалось танцевать вне стен балетной школы. Но сегодня необычный вечер. Мой прежний мир вот-вот иссякнет. Все навсегда изменится для меня.

Ко мне стекаются чужие взоры. Вокруг нас много незнакомых людей, хотя они не в силах нам помешать. Мы не здесь, мы очень далеко от них в эту минуту. Мы абсолютно одни.

Вижу его взгляд. Я продолжаю танцевать. Для него.

Раскованная, смелая, возбужденная, я сметаю предрассудки юности, чтобы раскрыться навстречу ему. От него тянет сталью. Его не прогнуть. Все в мире сломается, но не он. Его закалили ветра, грозы и самые высокие горы.

Говорили, он закончил спортивную карьеру. Продолжительный скандал, разбирательства… Абсурд! Я не верю, что он поставил жирную точку. Пусть болтают! В нем больше решимости, чем во всех присутствующих в этом баре.

Древнегреческий Арес, исполосованный шрамами. Он глядит на меня сверху вниз, и сладкая дрожь прожигает до костей мое тело. Ему стоит лишь протянуть ко мне руку, и я сгорю.

Ощущаю, как электризуются распущенные волосы. Я фантазирую, как он расчесывает их, и почти стону от наслаждения.

Сбивает с толку его привычка не мигать. Его белесый глаз пугает… и завораживает. Он видит меня насквозь – я кожей чувствую. Не объяснить даже себе.

Мелодия выбрасывает меня навстречу. Ему.

Биение сердца ускоряет музыкальный темп. Знаю, он слышит мой пульс так же ясно, как я ощущаю ритм мелодии.

Бедра раскачиваются восьмеркой – поворот из права влево, сводя с ума его змеиной красотой. Ладонью слегка поглаживаю шею и разгоряченное лицо. Он для меня – магнит. Я подхожу вплотную. Слегка касаюсь его тела и чуть не задыхаюсь от волнения. Пьяная истома бросает меня в дрожь. Как спичка, загораюсь. Грудь вскакивает на дыбы. Голова кружится.

Мне не понять, кто кем играет. Я силюсь выиграть.

Во влажном взгляде улавливаю голод. Его желание раскалилось добела.

Едва дышу. Мне жарко или холодно? Не понимаю.

На зрячий глаз ложится тень, но мне не страшно. Передо мною – древний бог. Я не боюсь ни грозной силы, ни уродства. Я вижу таинство.

Он наклоняется ко мне. Его дыхание… Я чую запах воли.

О, Господи! Вот-вот случится… чудо. Он прикасается и замирает.

«Что?! Что происходит?!» – разочарование подкатывает к горлу.

Мой бог, мой Арес резко отстраняется… и смотрит куда-то. Я следую за взглядом и вижу… женщину.

Статная, красивая, она обдает меня высокомерным взором, словно водой из проруби. Затем по-хозяйски глядит на моего Атланта.

Он напрягается, но не от робости. Взгляд черствеет.

Незнакомка застала нас врасплох.

Сестра? Подруга? Бывшая жена? Почему он смотрит на нее? Так… смотрит!

– Кто она? – спрашиваю осторожно.

Он не отвечает. Молчит. Будто меня не существует. Та женщина украла его мысли и исчезла. Теперь он очень далеко отсюда. Пытаюсь угадать, о чем он думал.

Хочу задать вопрос, но голос мне не подчиняется. Я рыбой открываю рот и глотаю воздух – привкус горечи схватил язык.

Волшебная мелодия, сплетавшая нас с богом, отзвучала. Чувственные звуки растворились, но я еще надеялась…

– Ты должна уйти! Сейчас же! – раздается над головой.

«Что… происходит?! Он прогоняет меня? После всего?»

– Поверь: ты должна уйти отсюда как можно быстрее! – он требует.

Я лихорадочно вцепляюсь в его широкую ладонь.

На меня накатывает слабость. Ни с места сдвинуться, ни возразить. А сердце мечется, как загнанная мышь по ребрам клетки.

– Мне придется кое с кем встретиться, – прочесывает зал в поисках той женщины. – А ты бери такси и уезжай!

С каждым следующим морганием мой новый мир тускнеет.

Воздух комом застревает в горле. Воспалённо. Мучительно.

– Встретиться с ней? – кое-как выговариваю я.

Боюсь его ответа, и в то же время знаю его.

– Ты слышала меня? Проваливай отсюда!

Меня точно ударили по лицу. Губы мерзко запрыгали от обиды.

Как я могла так ошибиться? Как я разрешила себе поверить, что он – тот, для кого я была рождена? Любовь с первого взгляда, ощущение душевного родства, связь между нами – все это нужно оставить для книг! Зря я так много читала в детстве!

Краснею от этих нелепейших мыслей.

– Пошла вон! – грозно рычит он. – Живо!

Его верхняя губа поднимается. Мерещится: я вижу звериную челюсть. Он в ярости. Не осталось ничего знакомого в этом чудовищном лице.

С трудом помню, как выбралась наружу.

Глаза заливают горькие ручьи. Пальцы трясутся от внутренней стужи. На улице плюс два, но мне очень холодно.

Не попадаю по кнопкам телефона. Набираю с четвертого раза.

– Алле, здравствуйте! Вы позвонили в такси «Люкс-парк»…

Я позвонила в «Люкс-парк»? Элитные машины, водители в галстуках…

Мы с подружками однажды заказали машину – решили шикануть под конец Дня Рождения. Вчетвером на Лексусе с гордым «через центр города!» и понимающим «слушаюсь, мадмуазель!» обошлось нам в кругленькую сумму.

И это единственный номер такси, который я вспомнила?

Будь что будет! Уже все равно! Отдам всю скопленную стипендию! Главное, чтобы меня увезли подальше от проклятого бара!

– Куда за вами подъехать? – спрашивает доброжелательный голос.

Открываю рот, и голос срывается. Сиплю что-то в трубку.

– Я вас не понимаю, девушка! – заявляют мне.

Мне так одиноко, что я готова сознаться, что это мое первое свидание, и меня бросили ради высокой блондинки, очень уверенной в себе. Я влюбилась сразу, как увидела его, однако, во мне, наверное, нет чего-то, что было в той женщине, и он прогнал меня, как дворняжку.

«Мне очень больно! Помогите!» – хочу я закричать девушке-оператору на том конце провода, но продолжаю рыдать прямо в трубку.

Выходной день. За полночь. Наверное, в это время в такси обращаются много клиентов. Слышу, как на том конце вешают трубку.

Я осталась одна.

Ночь. Незнакомый район. Стою у черного входа рядом с парковкой. В кошельке четыре тысячи. Никак не наберусь сил повторить звонок. Снова разревусь.

Кажется, что мне уже не выбраться отсюда.

Почему так больно?!

***

Глеб круто повернулся, когда раздался жалобный писк.

Встретившись с остекленевшим взглядом Андрея, он понял, что ему не послышалось.

– Сима, – он рванул под горку матерью-волчицей, чуя нутром, что случилось неладное.

Первый помощник тоже не стал медлить и бросился за командиром.

Наталья беспомощно наблюдала, как ее муж скрылся за хвойными кронами. Ее охватила какая-то нерешительность. Жалкий стон и нечеловеческая реакция Глеба напугали ее. Она заставила себя потихоньку спуститься.

Перед ее глазами открылась картина нелепейшей пантомимы.

На земле, извалянная в свежей грязи, полулежала ссутуленная Серафима. Ладони ее накрепко прилипли к щекам, точно сдерживали маску кожи. Желая спрятать некую загадку на лице, она отворачивалась от окруживших ее мужчин, подпустив исключительно калмыка. Тот поддерживал девчонку за плечо и вынимал волосы из-под сжатых пальцев.

Андрей все норовил взглянуть на Симу и хищником расхаживал туда-сюда, как будто все не мог решить, с кого начать обед. Перед ним затравленно маячили два бледных приведения: Сергей с Володей. В глазах обоих дребезжало ожидание казни.

Глеб остановился в двух шагах от девочки, походя на суровый каменный идол. В отличие от остальных, он не пытался разгадать ее секрет. Он ждал, пока она сама расскажет.

Володя что-то блеял про случайность. Сергей молчал.

Проводник и не взглянул на них.

Медсестра подпрыгнула на месте, когда Андрей позвал ее:

– Наташа! – оглушая неожиданностью, гаркнул он. – Нам нужен йод и вата! Помоги Сояту!

Женщина немедля подошла к кочевнику и наклонилась.

– Чего там? Давай я посмотрю, – она бережно дотронулась до горячих пальцев.

Девушку точно обожгли. Она нервозно завертела головой, сильнее пряча лицо.

– Глеб, на ее руках кровь, – обернулась медсестра. – Что произошло?

– Один дурак отвлек принцессу, второй – забыл, что ветка может крепко вдарить! – разбрызгивал слюну взбесившийся Андрей. – Забыли, что не в парке?!

– Соят, куда попала ветка? – озабоченно спросила женщина.

– Глаза задело? – безжизненно осведомился Глеб.

Калмык поднялся.

– Она мне не открылась, – ответил тот, коверкая слова.

– Простите меня! Я ее не видел! – скулил Володя.

– Уймись уже! – прикрикнул Игорь. – Не до твоей вины!

Второй помощник кивнул проводнику.

– Я сам, – Глеб осторожно подошел к супруге.

Сима никак не могла прийти в себя. В голове все перемешалось: где она, куда она идет, кто рядом с ней.

Под руками пульсировала боль. Лицо пылало, словно о щеку тушили сигареты. Липкая субстанция, запачкавшая кожу, холодила пальцы. Было страшно открыть глаза.

Неожиданное прикосновенье согрело руки. Скоблящая боль немного приутихла. Кто-то хотел забрать ее страдания себе?

Девушка ощутила, как ласковые руки неустрашимо обнимают ее пальцы. Мягкие ладони погладили виски и основание подбородка. Неотступающий кошмар не позволял разобрать, чья нежность пожертвовала собой ради нее, такой никчемной.

Серафима зажмурилась от мерцания дневного света.

Колдовство богини ночи отступило. Ее спасли божественные руки – спугнули паучье забытье. Теперь она свободна.

Веки расступились. Лицо теснилось в объятьях мужа.

Невероятно! Те нежные прикосновения… его?

Глеб аккуратно приподнял кисть руки, и большим пальцем едва заметно очертил кровавый полукруг под ссадиной. Он тщательно осматривал косой порез и покраснение, но под занавесом нахмуренных бровей она разглядела голодный жаркий проблеск.

Ах!

Взгляд из прошлого… Они одни здесь, и больше никого…

Ее прошибло потом… как в первый раз… как в тот далекий вечер под музыку необъяснимой страсти.

Он не сказал ни слова. Как всегда. Он редко говорит. Красивые слова и комплименты – ничто в сравнении этим взором.

– Наташа, йод! – в конце концов, позвал мужчина.

Глеб увидел, что кровь вокруг пореза запекалась. Пора дезинфицировать.

– Ой! Сейчас-сейчас! – затараторила женщина. Она долго путалась в застежках аптечного рюкзака. – Давай я помогу!

– Не стоит. Я справлюсь сам, – он уже промочил кусочек ваты в бордовой жидкости. – Смочи платок водой и подай мне.

– О, боже! Сколько крови! – не удержалась медсестра. – Смотри: не плачет! Она совсем не плачет!

– Я вижу!

– Это шок! Найду успокоительное!

– Она в порядке! Просто смочи водой платок! – настойчиво повторил главный проводник. – Не надо паники! Ты – медработник!

Женщина отошла к рюкзакам.

– Главное, зрачки остались целы! – сказал Андрей. – Остальное заживет.

Глеб не удостоил внимания реплику.

Серафима не дернулась, когда он приложил тампон с йодом к рассечённой коже.

– Соят, что скажешь?

– Рубец останется, – заключил калмык.

– Что ж, будет и ей, и мне уроком! – Глеб поднялся с колен. – Пора идти.

Андрей поморщился:

– Что будем делать с ними?

Глеб обернулся:

– Володю – предпоследним, Соят за ним. А этого – возьми себе. Толку от него ничуть, зато проблем – не оберешься!

– Иди за мной, – брюзгливо последовал приказ от Андрея. – Как доберемся до ночевки, там решим, что с вами делать.

Глеб подошел к жене.

Бактерицидный пластырь скрыл порез под левым глазом. Щека слегка припухла, но взгляд живой, не отстраненный.

– Пойдешь со мной! – спокойно объяснил мужчина. – Не отставай!

Ни жалости, ни злости. Только факт.

Он быстро двигался, задавая темп другим.

Стволы деревьев, булыжники, кусты – он будто с ними танцевал. Партнеры, стройные, вращались друг перед другом: еловая красавица направо, он – влево; бревно склонилось, он – через него. Пара-тройка неуклюжих скал не собирались уступать дорогу, грубияны, но он взял хитростью и обогнул их с тыла. Прогалину с брусникой обошел и остальных предупредил, чтоб не топтали. Отряд насилу поспевал за вальсом, а он без трекинговых палок летел через ручьи. Легко, танцуя. Словно тропа ему родная.

«Тут ветка», «здесь колючки», «не наступи», «будь осторожней», – сыпались указания при каждом шаге.

Серафима поклялась себе не проронить ни жалобы, ни вздоха недовольства. В боку кололи осы, на лбу выстраивались ореолом капли пота, но Сима все переносила кротко, замалчивала боль из гордости. Ее беспременно вынуждали то прыгать, то месить ногами топь. Если муж желает испытать ее характер, она не сдастся так просто. Оставалось лишь соперничать с одышкой.

Команда кланялась и приседала, идя сквозь просеку высохших колючих елей, и, наконец, вывалилась на открытую поляну.

– Какая красота! Она цветет! Смотрите! – умилялась женщина. – Но как? Сейчас уже июль!

Шеи повернулись на голос медсестры.

На краю поляны зацвел кустарник. Огромные шары белоснежных соцветий гнули изящные серые ветви к земле. Играющие на ветру сочные листья радушно помахивали группе путешественников, здороваясь с каждым. На фоне потоптанных штормом панихидных можжевельников нетронутая чистота пышного новобрачного одеяния выглядела чудом.

Высотой метра в три, куст распушил фату лунных сфер от самих ноготков веточек и до корневища. Свадебная белизна излучала собственное мерцание, и негасимый свет дерева казался священным. Даже природное буйство не посмело обидеть невесту, обходя сторонами.

– Высоковато для кустарника.

– Странно, что оно зацвело сейчас.

– Интересный сорт!

– Дикий!

Люди осматривали необычное дерево, точно редкий памятник древности. Удивление светилось на их лицах.

– А что это за растение? – подала слабый голос Серафима.

Никто не ответил. Ее снова не существовало для них.

– Это калина, – пожалел ее Игорь.

– Я думала, калина – красная.

– Ты хоть раз из города выезжала? – засмеялся он. – Красными бывают ягоды, а цветы… вот они какие!

Глеб слышал их диалог и улыбнулся.

Его жена действительно не разбиралась во множестве вещей, если это не касалось ее работы и светской жизни так называемых интеллектуалов: театралов, актеров драмы, дирижёров, меценатов академической сцены и других интеллигентов-буржуа. Образованная и, в то же время, донельзя ограниченная кругом ханжеских идей! Грезит о высоком! Но, как и всякая богема, не смыслит в жизни.

«Великосветская простушка», – он отвернулся, чтобы не смутить жену нечаянной усмешкой.

Сима подошла к кусту. Протянув руку, она бережно пощупала цветы. Девственно-хрупкие стебельки любовно опустились на бледную ладонь. Бархатное прикосновение священных лепестков гладило исцарапанную кожу.

Ее будто подбодрили.

Серафима прижала соцветье к носу и …чихнула.

– Ну что, вблизи не так приятны, как издалека? – поддразнивал Андрей.

– Пахнет, как в аптеке! – удивилась девушка.

– Лекарственное дерево.

– Вон как вымахало! Для этих мест довольно непривычно. И зацвело не вовремя.

Соят вмешался:

– В природе все вовремя происходит.

– Чудеса!

– Позднее цветение, – добавил Глеб. – Слева пень торчит. Видимо, еще весной сосну переломило. Тень ушла, и калина вытянулась.

– Вот тебе и «чудеса»! Наука, товарищи, все объясняет! – воскликнул Ромка.

– Не все, – шепнул калмык и бросил испытующий взгляд на девчонку.

Через некоторое время отряд спустился к берегу клокочущей реки.

Ливневый паводок переполнил воды горной реки. Каменистые берега с трудом противостояли натиску бешеных струй, утягивающих с собой значительные куски треснутой породы. Кипящие волны лупили друг друга, насмерть разбивая соперников об острые валуны. Река вскачь неслась по крутым порогам, цепляясь за все, что могло неосмотрительно встать на ее пути. Темная от глины и сора, вода поднималась на дыбы седогривым конем на кряжистых поворотах и призывала склониться перед неуемной силой дочери стихий.

Яростная туча, не утолившая охоту разрушений, грянула о землю и разлилась, воинственная, рекой. Всесокрушающая, она несла смертельную угрозу, предупреждая, что не ведает пощады.

Главный проводник подал знак остановиться.

– Нам предстоит рискованный переход вдоль реки Аккем. Мы пройдем около трех километров по левому склону берега до висячего моста, затем переберемся на противоположную сторону.

Ему приходилось напрягать связки, чтобы перекричать оглушающий рев воды. Он чуть понизил голос:

– В любой другой день это могло быть легким путешествием, но не сегодня. Будем держаться верхней кромки берега, примыкающей к утесу. Лошади отправятся первыми. Мы разделимся по парам. Каждый несет ответственность за партнера.

Альпинисты принялись жарко спорить между собой, но Серафима не могла расслышать ни слова из того, о чем они говорили.

– Я расформирую команду по двое, – прервал их дискуссию Глеб. – Слабый идет в связке с сильным. Учитывается комплекция и уровень подготовки.

Все притихли.

– Андрей берет Наталью. Причина моего выбора очевидна. Кроме того, Наташа не профессиональный спортсмен. Андрею хватит мотивации и воли, чтобы вытащить ее в случае ошибки, – объяснил проводник. – Наташ, будем надеяться, что накануне ты не пилила своего мужа ржавой пилой, иначе мой расчёт окажется неверным, – он хитро подмигнул ей.

Медсестра улыбнулась и приобняла супруга.

– Ромка, на тебе Володя! Все по тому же принципу: За плечами Ромки – Чагори! Коварная гора! – сказал Глеб. – Володя, это твоя четвертая вылазка! Все впереди!

Оба кивнули.

– Вы – пойдете друг с другом, – распорядился Глеб еще двумя спортсменами. – Игорь, ты пойдешь с Сергеем!

– Что? Почему?! – скривился альпинист. – Давай-ка лучше я возьму себе нашу малышку! Она легкая, как пушинка! Со мной точно не пропадет!

– Поверь, она может доставить тебе больше неприятностей, чем кто-либо! – заверил его главный. – А Сергей – кандидат в мастера спорта по плаванию, имеет юношеский разряд по легкой атлетике; регулярно посещает спортклубы. Даже с твоей подготовкой он не станет обузой!

Серафима нервно сглотнула.

Ее муж собрал досье на любовника.

С одной стороны, в этом нет ничего удивительного: он как организатор предприятия обязан знать все о спортивных достижениях членов команды. Однако в ходе своего расследования он ненароком мог выяснить и кое-что еще. А что, если Глеб оказался в опасной близости от правды? Подозревает ли он?

Сима осторожно заглянула в лицо супруга.

Мужчина выглядел сосредоточенным на деле. Ни тени ревности. На фотографа он даже не посмотрел.

Все четыре месяца, пока она водила к себе любовника, ее муж был дьявольски слеп. Их жизнь окончательно сошла на нет, когда Сима попросту устала клеить на лицо маску влюбленности и продемонстрировала истинное отношение к их семейному укладу.

Очень может быть, что Глеб и не догадывается о многочисленных грязных изменах, и продолжает наказывать благоверную исключительно за неожиданный шаг развестись с нелюбимым супругом.

«Нет, он спокоен, уравновешен, как всегда! Обманутые мужья не стоят в стороне, если предполагают измену. Он ни о чем не догадывается!» – успокоила себя девушка. – «Нам повезло!»

– У тебя большой опыт и знания, как вести себя в экстренных ситуациях! Кому, как не тебе я могу доверить новичка! – заметил Глеб. – А эту малышку я возьму на себя. Мы пойдем первыми. Хотя балерина умеет прыгать и тянуть носок, сейчас она не в танцклассе, и велика вероятность оступиться! Полагаю, Игорь, ты, как опытный спортсмен, поймешь лучше всех остальных, почему я сделал такой выбор.

Игорь застыл на несколько секунд, но затем кивнул.

– Согласен, – произнес он, хлопнув себя по груди.

– Спасибо, друг! – склонил лоб проводник.

Они пожали друг другу руки.

– Соят, я тебя знаю, ты справишься и один! – крикнул Глеб.

Кочевник согласно закивал, точно был статуэткой «китайский болванчик».

– Глеб, может нам достать веревки и обвязаться? – донесся голос одного из альпинистов.

За проводника ответил первый помощник:

– Это слишком опасно! Если один упадет, второго неизбежно понесет за ним! Утонут оба!

На миг в лице Глеба Сима уловила призрак сожаления и угрызений. Но он быстро справился с собой. Он не мог позволить себе слабину. Пока главный держится уверенно, команда верит в удачный исход, не сомневается в цели, подчиняется указам, сохраняет жесткую дисциплину, выживает.

Серафима догадалась, что супруга гложет совесть. Ведь именно он назначил день выхода и построил маршрут; он завел их сюда и приказывал идти на смертельные риски. Он отвечает за жизнь этих людей. Если кто-то сорвется, он снова окажется в центре скандала. Его подвергнут гонениям. Он потеряет все, что построил за эти годы. Если кто-то погибнет, он потеряет себя! И ее уже не будет рядом…

У Симы защемило сердце.

Впервые за многие месяцы она ощущала жертвой мучительных обстоятельств не себя.

«Он не мог знать! Он не пророк, не гадалка! Глеб не виноват, что все мы оказались вынужденными встать на этот путь! Мы здесь, потому что у нас нет выбора!»

Сима даже не подумала, что упустила шанс позлорадствовать над мимолетной слабостью мужа.

Как ни странно, она вовсе не переживала за свою жизнь. Наоборот, ей во что бы то ни стало хотелось доказать всем, что Глеб прав, он единственный знает, как выбраться из западни и добраться до места стоянки.

Сима забыла, что злится, и незаметно для себя испытала благодарность за то, что муж еще рядом.

– Любой из вас должен быть начеку. Рассчитывайте каждый шаг! Одно необдуманное действие, и вы окажетесь в воде! – слова главного проводника звучали, как приговор. – Помните: вы – в связке и отвечаете не только за свои действия, но и за действия товарища! Взаимопомощь и доверие помогут нам преодолеть трудный участок! Удачи всем!

– Господь с нами! – крикнула Наташа.

Отряд из путешественников выстроился в шеренгу. На мокрых булыжниках нельзя было разглядеть тропинки как таковой. Все придерживались отвесной шершавой стены утеса по левую руку. Справа кипел Аккем.

Река была живой – никто уже не сомневался: то разевала пасть, то цокала клыками и отползала вглубь для следующего броска. Безудержные волны ревели, как стадо полоумных буйволов. В яростных попытках дотянуться мутная вода вычерпывала камушки из-под ступней, змеиным языком облизывая горные ботинки. Истекая алчущей слюной от ненасытности, она роняла желчь из склизкой тины под ноги и копыта. Глаза почти не разбирали, куда нога ступает – взор застилала проклятая вода. Носки, белье, спортивные штаны – все насквозь промокло под натиском выстреливавших брызг.

Река хлестала по щекам ремнями ветра, сковывала пальцы колючим холодом, делала подножки при каждом шаге, выжимала слезы из утомленных глаз.

Однако никто из них не сдался в плен терзающей реке. Каждый из последних сил держался, но не забывал: он в связке.

Не торопясь, отряд сумел преодолеть две трети от пути.

– Ногу сюда! Да! Будь внимательнее! Не отключайся! – орал Глеб прямо в ухо. – Нет, не сюда! Не смей!

У Симы сводило зубы от негодования – ею беспрестанно помыкали. Каждый ее шаг подвергался критике. Глеб будто специально подначивал ее. Своими бесконечными упреками и замечаниями он буквально доводил ее до сумасшествия. Серафима давно бы пнула его в воду, если бы он от нее проворно не ускользал. Тогда девушка сосредотачивалась и продолжала идти, куда укажут, в надежде доказать, что не такая уж неумеха, какой муж считает ее.

Главный проводник действительно поддразнивал супругу.

Не каждый способен улавливать в критике значительную пользу. А что касалось его жены, он знал, как сильно могут на нее влиять предубеждения. Нелепейшие пререкания будили ее упрямство и тягу к борьбе. Чем больше Серафима раздражалась, тем реже думала о боли, холоде и смерти. Ведь стоит испугаться, их утащит. Сопротивляясь, она и не заметит, как выбралась из переделки живой.

Живой.

– Ты не устала?

– Пошел к черту!

– Не стоит так ругаться! Я всего лишь хочу помочь! – он улыбался ей, потому что это злило Симу, потому что ее гнев смешил его; потому что лучше улыбаться в лицо смерти.

Она не стала отвечать. Заканчивались силы, и даже колкости почти не задевали. Плевать, что думают! Плевать, что говорят! Все это где-то… там…

– Эй-эй! Ты как? – он легко встряхнул ее. – Ты меня слышишь?

Остекленевшими глазами Серафима очерчивала круг перед собой.

Мгновение. Зрачки уперлись в нечто и остановились.

Глеб обернулся.

Одна из лошадей угодила копытом в расщелину между валунами, рискуя переломать и кости задних ног. Стремянной, один из сыновей владельца лошади, палкой колотил животное. Волны накатывали одна за другой, и конюх торопил побоями подняться неуклюжую скотину.

Очередной столб воды грузной лапой опустился сверху на конюха и лошадь, окатив обоих с ног до головы.

Удары все чаще сыпались на жеребца. Алтаец не на шутку испугался за туристическое снаряжение, лежащее мертвым грузом на спине увязнувшего коня. Штраф за утерю поклажи намного превышал стоимость четырех парнокопытных.

Удар. Еще удар. Еще. Еще.

До ушей не доносился звук свиста плети, однако по иступленным попыткам выдрать ногу легко было догадаться, что животное засекут до полусмерти.

Зверь истошно ржал в потугах вытащить копыто. Вгоняя в слабоумное помешательство, варварские затрещины неустанно преследовали его.

Как взбеленилась Серафима, когда сквозь толчею брызг разглядела молодого скакуна, проседающего под ударами трусливого конюха!

Лицо, и без того бледное, чудовищно посерело. Рот открылся в беззвучном крике негодования. Веки распахнулись неестественно широко, в глазах заиграла мелодия ужаса. Тело застыло в попытке броситься на помощь коню.

Глеб перехватил ее под ребра поперек туловища. Руки сомкнулись в нерушимый замок, и девушка бессильно повисла в кольце объятий супруга.

Она завизжала, точно с нее вот-вот заживо снимут кожу.

– Успокойся! Ты погибнешь! Ты утонешь там! – Глеб с силой выдыхал скомкавшийся воздух.

Сима не слышала его. Она вообще позабыла все: поток воды, сбивающий с ног, холод, въедающийся в кости, неприкаянную усталость, проклятие одиночества, железную хватку Глеба, реку, жаждущую забрать ее душу, смерть. Она видела только, как прогибается тело коня под безжалостной пыткой. Единственный друг, кто способен был понять ее страхи, кто не мерил ее по себе, кто не осудил, что она такая – этот озорной коняга, которого она еще пару часов назад кормила сладкой морковью, должен был погибнуть у нее на глазах.

Он был лучше каждого из людей, застрявших здесь по собственной неуемной воле. Открытый, чистый, живой – он более всех остальных был достоин оказаться на противоположном берегу и… жить, жить, жить!

Серафима металась, как дикая кошка. Неукротимая, праведная, мятежная, она боролась со своим тюремщиком подобно взбесившейся гарпии.

В ход пошло все, что взбредало в ее буйную голову: зубы, когти, яростные пинки, тычки локтями – колотила вслепую, туда, докуда могла дотянуться. Девушка вырывалась, но мужчина ловил ее, навешивая ярмо железных рук ей на плечи. Она извивалась скользким змеенышем и сбрасывала якорь чужого тела. Глеб едва уворачивался от болезненных выпадов, ненароком угадывающих слабые места.

Сима вконец потеряла рассудок, когда молодой конь неловко осел на задние ноги. Обреченность и грусть наклонили дугой его крепкую шею. Наглотавшись грязной воды, он покорно терпел непрекращающиеся побои, ожидая конец своего первого неудачного путешествия.

Левая ступня угодила с размаху в коленную чашечку. Правый локоть добрался до переносицы.

Проводник инстинктивно согнулся и прижал руки к лицу. Из носа обильной струей брызнула кровь. Он попытался еще раз поймать выскользнувшую жену, но мгновение было упущено.

Сима летела к коню, чудом удерживая равновесие на мокрых ребрах булыжников, и насилу выстояла, когда на запястье легли чьи-то сильные пальцы и попытались выволочь из-под накатывающей волны. Река опрокинулась гигантским помойным ведром. В сумятице девушка запнулась и повалилась на камни. Ее схватили за капюшон болоньевой куртки, пригвождая к земле.

– Ты что, покончить собой решила?! – ее удерживал первый помощник. – Ему не помочь!

Две секунды понадобилось Серафиме, чтобы прийти в себя. Сорвавшиеся с губ Андрея слова жуткого приговора заставили всю ее сущность взбунтоваться против окаянных палачей.

Она ударила его по щеке, разодрав скулу ногтями.

– Не смей прикасаться ко мне! – прошипела она и выдрала куртку из рук ошарашенного помощника.

Сима застигла конюха с тростью в замахе. Она обрушилась на мужчину с громким криком яростной фурии. Отобранная палка теперь раз за разом опускалась на спину несчастного стремянного. Она не щадила ни лица, ни головы завывающего от боли.

Даже кровожадная река не пожелала вмешиваться в правосудие, укоротив рукава пенистых волн, пока длилась расправа.

– Глеб! – Андрей уставился на окровавленное лицо друга. – Что нам делать?

Над ним с ватными тампонами жужжала медсестра.

– Попробуй ей сейчас помешать! – несмотря на задранный вверх подбородок, он старался не отпускать девушку из виду. – Я точно не стал бы!

Помощник выругался.

Конюх уже валялся в ногах, закрываясь руками от кусачих ударов, когда Серафима удовлетворила свой неистовый гнев.

Лошадь теряла силы. Необходимо было вытаскивать ее из западни.

Мужчины наблюдали, как девчонка невыразительного телосложения бросилась на камень ревнивой тигрицей в попытке отбить у него копыто жеребца.

– Она чокнутая! – выговорил, наконец, Андрей. – Ты посмотри, что творит!

– «Чокнутая» – не то слово! – согласился Глеб, улыбнувшись.

Сообразив, что в одиночку ей не сдвинуть булыжник, Сима бросилась к поколоченному алтайцу. Однако не успела она приблизиться, конюх заново упал в ноги, приготовившись к новым побоям, и никакие уговоры не могли его в этом разубедить.

Тяжелая волна опять подступала к ним. Девушка неслась со всех ног обратно к отряду.

Шрам под пластырем снова обильно кровоточил. Алые капли смешивались с бурыми кляксами грязи и вместе скользили вниз по лицу. Медовый шелк волос превратился в рыжее птичье гнездо. Глаза – огромные, сумасшедшие. Она дрожала в ознобе и нетерпении. Ее охватывал безумный ужас, что ей не успеть.

– Сима, посмотри на себя! Водяной черт, а не девушка! – затараторила Наталья.

Та будто и не слышала медсестру.

– Ты действительно на себя не похожа! – проводник беспокойно схватил ее за руку и потянул на себя.

Серафима вцепилась в теплую ладонь мужа, как в единственное спасение.

– Там камень… я не могу его сдвинуть! Прошу тебя, помоги мне! – шальные слезы хрустальной шторой закрывали янтарные глаза.

– И тебе не стыдно просить его о чем-то? – возмутилась женщина, менявшая перепачканную кровью затычку.

– Глеб, он умрет! – на сером, вымазанном тиной лице мотыльком забилась невыраженная мольба.

Этот взгляд безрассудного чаяния, одержимой надежды, взгляд, наполненный верой и неверием одновременно, упоительный, преданный и околдовывающий. Чистый, смеренный взгляд уверовавшей в него, точно в бога. Благоговеющий и заклинающий…

Глеб уже видел его когда-то давно… в тот страшный день, когда он чуть не потерял ее…